Сага о Эрике

Над фьордом тонкий лунный серп
Пролил свой тусклы свет на скалы.
Об них, ярясь, крушились валы,
И находили свою смерть.

Ночною, дикою тропой
Брёл воин медленно, понуро,
С лицом измученным и хмурым;
Он шёл, чтоб встретиться с зарёй.

Изгой, чудовище, берсерк,
Боец, обрученный со смертью…
И злые слёзы редкой сетью
Плелись из-под забрала век.

Его изгнал и проклял хирд
За гнев в его душе живущий,
За то, что вечно крови ждущий
Он не умел прощать обид.

Безумно яростный в боях
Он зверя выпускал на волю;
Вокруг витали смерть и горе,
Вокруг царили боль и страх.

И павшим не было числа,
Вкусившим смертоносной стали:
В его руках мечи сверкали –
Венец убийства ремесла.

Ложились скошенной травой
Бойцы свои, бойцы чужие;
Все те, что рядом с Волком были
Прощались с буйной головой.

И вот итог: не брат, но враг,
Угроза для всего народа.
Но такова его природа,
И сам он этому не рад.

Но вот и берег. Лунный серп
Растаял в предрассветной дымке.
Кричали чайки-невидимки
О том, что близится рассвет.

Угрюмых полон дум стоял
Берсерк, вдыхая соль прибоя
Шумевшего, как сердце боя…
Что делать? Он того не знал.

- Скажи мне, Один, - он кричал,
- За что меня постигла кара?!
Где мне найти свой путь в Вальхаллу?!
Ответь мне, Один! – Бог молчал.

Глаз солнца вынырнув из вод
Налился алой мутью крови.
Рождался день грядущий, новый,
Багрянцем крася небосвод.

И Эрик, голову склонив,
(так звали нашего героя)
Уставши слушать шум прибоя
Побрёл, угрюм и молчалив.

И вдруг, за серою скалой,
Знаменьем Одинова дара,
Обводы датского драккара,
Щиты над скошенной кормой.

Датчане! Дьявол их принёс,
Врагов извечных и жестоких!
На зеркалах секир широких
Всегда поток кровавых слёз.

Как незаметно подошли!
Открыто не желают биться.
Решили скопом навалиться:
Не воевать, а бить пришли!

- Что делать?! – Эрик помрачнел.
Дорога в хирд ему закрыта.
Сказали: - Быть тебе убитым.
Заметим – встретим градом стрел.

Но всё же есть последний шанс
Спасти родных и снять заклятье:
Берсерк, послав врагам проклятье,
Сказал: - Ну, что же! Всё для вас!

Рогатый шлем, дубовый щит,
Топор-приятель, лук и стрелы.
Ах, вы не этого хотели?!
И всё ж, собаки, вам не жить! –

И вот, в свою победу веря,
Ускорив жизни своей бег,
На битву вышел человек
В себе не победивший зверя.

А датский хирд ущельем шёл.
И, предвкушая запах крови,
Их вёл вперёд огромный воин.
И кровь, действительно, нашёл.

Стрела, легко пронзая глаз,
Убитым украшает берег;
Отсчёт кровавый начал Эрик
- Один датчанин умер, раз! –

- Пожалуй, я бы долго мог
Играть с захватчиками в прятки!
Но их всего-то шесть десятков!
Вперёд, берсерк! С тобою бог! –

Безумный Эрик встал скалой
На встречу вражескому хирду.
Да, он не мог выиграть битву,
Но нет ему пути домой.

- Да он один! – раздался крик,
- Дай я порву его, собаку! –
И датский воин в раскоряку
Пошёл вперёд. И был убит.

И покатилась голова.
Слизнув рубиновые брызги
С губы, бесстрашен и немыслим,
Промолвил Эрик: - Это два! -

И грянул бой! Неравный бой!
Датчане озверев от злости
Рвались вперёд, как псы на кости,
Как волны на берег морской.

Пока что жив, пока что цел,
Пока топор и щит надёжны.
А остальное всё несложно:
Растёт гора кровавых тел!

Чужой клинок пронзил бедро,
Ушёл, окрашен алой влагой…
- Пустяк! Была б цела отвага!
А крови я отдам ведро! –

Ещё один без головы,
Вот шлем ещё один прорублен,
И кто-то надвое разрублен –
А Эрик всё ещё стоит.

По шлему грохнул чей-то щит.
Мир рухнул, Эрик пошатнулся,
Шагнул назад, но разогнулся:
- Врёшь! Я пока что не убит! –

Мотнул разбитой головой
Густую муть гоня из взора
И, хоть ещё качались горы,
Он снова окунулся в бой.

Вот окровавленной рукой
Зажав распоротое брюхо
Датчанин, завывая глухо,
Навеки свой обрёл покой.

Секиры леденящий звук
И влажный поцелуй в запястье:
Датчанам улыбнулось счастье –
Безумный Эрик однорук!

Взревев от ярости и боли,
Клыки в оскале обнажив,
Рубился Эрик. Эрик жив!
- Давайте же! Деритесь, что ли! –

Удар обрубком по лицу,
Топор напился чьей-то жизни.
- На погребальной моей тризне
Тебе вина не поднесут! –

Дыханье в алых пузырях,
В груди обломок датской стали.
- Ну, наконец, меня достали
Вы, бабы в краденых штанах! –

О, Один! Как манит земля!
Какой огонь сжигает тело!
А сталь звенела и звенела,
Кольчуги яростно скобля.

Топор в слабеющей руке
Ещё живёт азартом боя,
И, развалив врага надвое,
Дрожит кровавом кулаке.

Увы! Приходит смертный час!
Ведь, как бы ни были умелы,
Сильны, удачливы и смелы –
Герои покидают нас!

Темно в глазах, и кровь рекой,
Из ран глубоких и жестоких.
И Эрик, воин одинокий,
Последний принимает бой.

Вошёл меж рёбрами кинжал;
Упал топор, звеня о камни,
И тот, кто был смертельно ранен
В бессильной злобе закричал.

Засуетилось между скал
Давно непуганое эхо.
Начав старинную потеху
Между камнями крик летал.

Рванувшись из последних сил
И разметав датчан как мусор,
Круша им кости с жутким хрустом
К скале наш Эрик отступил.

И вдруг в ущелье, словно шквал,
Ворвалась, сталью потрясая,
Изгнавшая берсерка стая,
Тот хирд, что Эрик защищал.

Его могучей глотки рёв
В родном селенье был услышан.
Пронёсся клич, летя всё выше:
- Берсерк в бою, и льётся кровь! -

Увидев воинов своих
Взревел берсерк безумный: - О-о-один!
Я жив ещё! Ещё способен
Зубами рвать врагов своих! -

И наклонив рогатый шлем,
Гоня истерзанное тело,
Рванул вперёд. Так, как хотел бы
Убийца-волк – его тотем.

И два копья, пронзив кольчугу,
Вошли в живот. Предсмертный хрип
Сорвался с губ. – Берсерк убит! -,
Кричали воины друг другу.

Ещё не мёртв. Уже не жив.
Стоит, согнувшийся, качаясь.
Вот распрямился, и прощаясь
Шепнул: - Я умер так, как жил! –

Вцепились скрюченные пальцы
Его единственной руки
В лопату датской бороды;
Он умирал в смертельном танце…

Уже не видя ничего
Вперёд отправил шлем рогатый
И тот, что с бородой-лопатой,
Последней жертвой стал его.

Эпилог.

Послушай, ты, молокосос,
Как добывали свою славу
Те, кто уже ушёл в Вальхаллу,
Кто славу сквозь бои пронёс.

Был Эрик – воин и берсерк.
Один рубился с датским хирдом.
И тридцать воинов в той битве
Из рук его приняли смерть.

Он смыл проклятие своё
Багряной влагой датской крови.
Да! Эрик был великий воин!
Безумный Бог любых боёв.

Не по своей вине он Волк:
Настигла Одинова кара…
И погребального драккара
Ему не дать никто не мог.

О битве тех суровых дней
Сказания сложили скальды,
Об этой битве помнят скалы,
И песнь прибой поёт о ней.