Последний визит: 2023-03-05 16:55:12
Сейчас не в сети

Чем пахнешь ты? Держу тебя

Я наблюдал за его лёгкими движениями и улыбками во сне, прежде чем улёгся рядом с ним.

Никак. Это не ощущалось иначе, но и не принесло мне радости. Наверное, в этом есть смысл, только когда сам понимаешь, что абсолютно искренен и когда другой человек действительно слышит, как ты произносишь это.

Тем не менее, я расслабился, благодаря непонятному спокойствию, которое окутало меня, стоило лишь мне примоститься рядом с ним спящим. Раньше сон был для меня просто способом, при помощи которого отдыхало тело. Чаще всего я засыпал, только когда был полностью обессилен. Мой разум отключался, а я был настолько утомлён, что даже не помнил свои сны, если они у меня, конечно, были.

Ощущение спокойствия и комфорта, которое Дэн доставлял мне, являлось ещё одним ярким напоминанием о том, что я только беру, но ничего не даю ему взамен. И эта мнимая «услуга», которую я ему предоставляю, вообще противоречила здравому смыслу. Заниматься с ним сексом без обязательств – услуга для него? Если бы у меня была хоть капля совести или порядочности, я бы не согласился на такое.

Пусть я и любил его, но не заслуживал никакой взаимности.

​На работе я ловил себя на том, что был постоянно раздражителен и вспыльчив. И когда появлялась такая роскошь, чтобы побаловать себя свободным временем и подумать о моём настроении, единственное, на чём я мог сосредоточиться, – то, что я не виделся с Дэном. Я совершенно не мог осознать, откуда это взялось. И чем сильнее я пытался разобраться в этом, тем навязчивее становилась мысль, что я просто должен увидеться или поговорить с ним. Дни проходили, и это нерациональное наваждение становилось всё хуже и хуже. К четвергу я думал, что схожу с ума. Мне нужно было поговорить с Дэном – увидеть, прикоснуться, услышать его голос… хоть что-нибудь.

Странная вещь, но у меня не было ни одной проклятой идеи – почему так? Ведь не существовало действительно ни одного рационального повода для того, чтобы увидеть его или поговорить с ним. Абсолютно никакого.

Что ещё хуже – я читал каждую ночь его твиты, и ни в одном Дэн не упоминал обо мне. Из-за этого миллионы мыслей разрывали мою голову.

Разве он не думает обо мне, так как я о нём? И ПОЧЕМУ?

Если какой-то тощий студент университета, ничтожный поэт-нытик, отвлекает его, крадёт его внимание – я выпотрошу его голыми руками.

В пятницу, проходя мимо его двери, я решил постучать, но Дэна не было. К счастью, к тому времени, как я закончил свою смену и тащился вверх по лестнице, он оказался дома.

– Привет, Валера, – улыбнулся Дэн, пропуская меня в квартиру. Я едва сдержался, увидев его с великолепно растрёпанными волосами, собранными в пучок, который почти распался, и в этой симпатичной, обтягивающей синей рубашке с маленькими пуговичками, умоляющей меня расстегнуть их и сорвать её, и джинсах, так обнявших его дерзкую попку, что заставили меня ревновать. К ткани. Даже его босые ножки и пальчики притягивали мой взгляд. В тот миг, как только захлопнулась дверь, я схватил его и крепко обнял.

– О-о-о, ок, – засмеялся Дэн, когда я ослабил свою хватку для того, чтобы поцеловать его в щёчку и затем обнять ещё сильнее.
​Готов поспорить, я бы смог остановиться рано или поздно. Просто я ещё не был готов.

– Валера! – захихикал он. – Что, чёрт возьми, на тебя нашло? Неужели у тебя на работе намечается какая-то вечеринка на выходных, и ты пытаешься меня умаслить? Ты же знаешь, я бы ответил «Да» и без перелома моих рёбер.

– Нет, – мой голос звучал приглушённо, так как лицом я уткнулся в его шею. Подняв голову, я взглянул на него и удерживал его красивое личико в своих ладонях, всё ещё будучи не в силах совладать с собой. – Вообще-то намечается кое-что на завтра в педиатрическом отделении – неофициальное мероприятие, осенний праздник, чтобы развлечь детей. Не столь важный, как благотворительные банкеты, – объяснил я.

– Праздник для детей… которые болеют? – спросил Дэн, понурив голову.

– Да, большинство из них – онкологические больные.

На его лице отразилась боль, стоило ему услышать мой ответ.

– Ты не хочешь идти? Мне бы хотелось познакомиться с ними, может быть, поиграть, – проговорил Дэн, выглядя печальным. – Я хотел сказать, если это неважно, тогда я подумал, это действительно не ма… – не договорил он, пожав плечом.

– Мне жаль, Кареглазик. Мне не стоило упоминать об этом. Я напомнил тебе о твоём папе. Знаешь, что? Я с удовольствием пойду завтра, если ты присоединишься ко мне? – спросил я.

Его глаза снова засветились счастьем, и вернулась улыбка. Кивнув, на этот раз он обнял меня, практически ломая мои рёбра.

– Ай, вот это хватка у тебя, Кареглазик! – пошутил я, погладив его по спине.

– Ты голодный?

– Боже, я умираю с голоду! И я обожаю твою еду.

– Мы должны перестать обниматься, потому что объятья приведут к ощупываниям, а ощупывания запустят потирания, и, прежде чем ты опомнишься, мы оба будем без одежды, – предупредил он, при этом сжав мою задницу и полностью игнорируя свой совет.
​ Я тоже его проигнорировал, запустив руку под его кожу и ловко расправившись с первыми пуговицами рубашки.

– Хмм, не хочется, чтобы это объятие вышло из-под контроля, – согласился я, целуя его шею сверху вниз.

– Валера… Боже… мне так хорошо, – бормотал Дэн, пробравшись руками под мою рубашку и играя с волосками на моей груди.

Меня окутал аромат шоколадного лосьона, когда я расстегнул его рубашку и прикоснулся губами к ключице. А когда Дэн потянул вверх мою рубашку, чтобы снять, я не остановил его – не смог. Так же как и он, я нуждался в ощущении его кожи на своей.

Странную вещь я подметил, находясь рядом с ним, – я становился всё более и более жадным, осознавая, что у меня ненасытный сексуальный аппетит. У меня всегда было здоровое либидо, но за эти годы я узнал многое о самоконтроле и стойкости. Кажется, я потихоньку утрачивал присущие мне навыки, потому что теперь я мог думать только о Дэне, всегда о том, чтобы быть ближе к нему. Всю прошедшую неделю я думал о его теле, о прикосновениях к нему. Дрочил в душе, пытаясь найти облегчение, но этого было недостаточно. Моё тело жаждало его.

– Мы должны остановиться, Кареглазик, – попробовал протестовать я.

– Почему? – с любопытством в глазах спросил он.

– Потому что я… не могу связно мыслить, – попытался объяснить я.

Он в замешательстве склонил голову.

– Я чувствую себя… слишком нетерпеливым, как будто хочу просто наброситься. Я был на взводе всю неделю, и по большей части это движет мною.

– И что плохого в том, чтобы быть «движимым»? – рассмеялся Дэн.

Я вздохнул, стараясь успокоиться.

– Мной движет желание прикасаться к тебе так, как мне не следует. Я чувствую нетерпение. Обычно на меня так влияет плохое настроение. В другое время я бы позвонил какой-нибудь гей-шлюхе, которая желает подобного обращения.

– Ох, вот оно что, – выглядя ошеломлённым, отозвался Дэн, позволив своим рукам покинуть моё тело и упасть по обе стороны его туловища. – Гм… я думал, ты не собирался этого делать, – подавленно добавил он.

– О, Боже, Дэн, нет! Я не это подразумевал. Я не хочу звонить кому-то и тем более чем-либо с ними заниматься. Я просто пытался объяснить, как я поступал раньше, то есть, что бы я сделал, если бы не было нашего соглашения.

– Валера, – резко проговорил он, выглядя раздражённым. – Ты можешь, пожалуйста, просто объяснить, о чём ты говоришь?

– Хорошо, – неловко откашлявшись, ответил я. – Позволь мне немного уточнить. Иногда, когда я не в духе, раздражён и так далее… Я люблю выпустить пар с…

– С чем?

– Быстрым перепихоном, – выпалил я.

– И всё?

– Этого недостаточно?

– И что в этом плохого? Минуту назад я был не против, пока ты не начал говорить... много...

– Кареглазик... Мне не нравится мысль о таких прикосновениях, чтобы быть… грубым с тобой.

– Ты хочешь меня ударить? Причинить физическую боль?

– Нет, я никогда бы не сделал такого.

– Тогда я всё ещё не понимаю, в чём проблема?

– Кареглазик, речь о тебе. И я бы никогда не прикоснулся к тебе с таким неуважением.

– Даже если я скажу тебе, что это нормально? Если, возможно, это что-то, что я не откажусь попробовать? Должен признать, ты наделал столько шороху, что мне теперь любопытно, – засмеялся Дэн.

– Ты соглашаешься на то, что никогда не испытывал, не похоже, что ты можешь действительно принимать обоснованное решение, – я пытался спорить, несмотря на внутреннее ощущение радости от его энтузиазма.

Эту часть себя я старался держать под контролем.

– Как я смогу узнать, если мы не попробуем? – глядя на меня со стороны и сморщив губы, допытывался Дэн. – К тому же… я говорил тебе раньше. Смысл этого всего был в том, чтобы научить меня заниматься сексом, не так ли? Ты не должен всегда беспокоиться обо мне.

У меня голова пошла кругом, даже несмотря на то, что его замечание было разумным. Предположим – я должен учить его. Но учить его… в угоду другому мужчине? Эта мысль вызывала у меня отвращение. Даже мне он не обязан угождать, ну, а какому-то мудаку, который не достоин его, тем более. Меня не волновали его мотивы. Я хотел, чтобы он научился чувствовать себя красивым, осознал, насколько он чувственный и соблазнительный. Только этому я готов был учить его, потому что это всё, что ему необходимо было знать.

– Валера? Пенни за твои мысли. Ты выглядишь сердитым. Разве я сказал что-то не то?

– Нет, ничего подобного. Просто, как я уже говорил, у меня довольно паршивое настроение.

Обхватив ладонями моё лицо, Дэн улыбнулся, прежде чем глубоко поцеловать меня. Подняв мою руку со своей талии, он переместил её на свою грудь и вздохнул.

– Всё в порядке, я хочу того же, чего хочешь ты. Я остановлю тебя, если мне не понравится, – прошептал он в мои губы. – Ты никогда не причинишь мне боли, Валера.

Я размышлял о последствиях, если бы сейчас отказал ему, пока у меня ещё хватало силы воли. Дэну всегда будет любопытно, и, возможно, он найдёт другого мужчину, чтобы получить этот опыт. Безусловно, он не будет дорожить им и его прикосновения только осквернят моего котёнка. Одно лишь это предположение довело моё раздражение до предела.

– Кареглазик... – проворчал я.

Мой голос был полон нескрываемой похоти и раздражения – не на него, а при мысли, что кто-нибудь, кроме меня, сделает то, что сейчас собирался я.

Я толкнул Дэна на диван сзади него, придерживая за попу, вызывая его небольшой вздох. Мои глаза блуждали от головы до пят по его телу, каждый дюйм которого призывал. Мне нужно... Мне нужно трахнуться.

– Это мешает мне,– прорычал я, разрывая его рубашку, от чего пуговицы невольно разлетелись.

– Валера, – запротестовал он тихим голосом.

Дэн посмотрел на свою порванную рубашку, потом – на меня и без предупреждения набросился с жадным поцелуем.

Я потянул за рукава его когда-то рубахи, и предмет одежды упал на пол, будучи уже расстёгнутым. Я смотрел на него – раскрытого, обнажённого передо мной... котёнок был таким уязвимым... таким красивым. Я лапал и хватал его грудь, посасывая и кусая.

– Когда я становлюсь таким, Кареглазик... – я положил руку на его грудь и начал оттягивать сосок, наблюдая, как он становится розовым и морщится, – разочарованным, взволнованным... мужчиной... тестостерон во мне только усугубляет ситуацию.

Я зарычал, пытаясь стянуть с него джинсы как можно быстрее. Я встал перед ним на колени, наконец снимая эти проклятые джинсы и швыряя их через всю комнату.

– Но без секса мой уровень тестостерона начинает падать, так что моё либидо возрастает, чтобы убедиться, что этого не произойдёт, – объясняя это, я надавил между его ножек пальцами, накручивая на них слипы. – Агрессия, как ты видишь, вызывает эту потребность... трахаться, – завершил я и сорвал с него трусы с пронзительным звуком рвущейся ткани.

– Валера, трахни меня, – застонал Дэн.

Не теряя времени, я схватил его ногу и, удерживая за бедро, расположил так, как мне нравилось. Мне едва хватило терпения, чтобы развязать шнурок на своей униформе и спешно стянуть боксёры.

– Послушай меня, Дэн,– проговорил я вполголоса, используя каждый грамм своего самообладания, чтобы собрать мысли, которые разбежались при виде его, извивающимся подо мной. – Ты должен мне кое-что пообещать.

– Что угодно,– сказал он.

Он схватил моё лицо и посмотрел на меня, его губы были приоткрытыми, а веки – тяжёлыми.

– Никогда не позволяй другому мужчине прикасаться к себе также. Никогда. Он не будет уважать тебя за это, он не будет достоин.

Дэн просто кивнул.

– Пожалуйста, пообещай мне! – я умолял, и мой голос был настойчив.

– Я обещаю, Валера. Я клянусь, – он ответил, быстро кивая головой. – Только ты. Это только для тебя.

Я испустил сдавленный стон, вонзившись в него на всю длину. Наконец-то я смогу удовлетворить это маниакально-эгоистичное желание трахаться.

Его ногти вонзились в мою кожу – нетерпеливо и требовательно. Но Дэн должен был знать, что это не игра. Он не должен был воспринимать это легко – подчиняться мне, позволяя прикасаться к нему, тискать и дёргать.

Я ослабил хватку между его ножек, и, используя подушечки пальцев, дразнил, подводя к тому великолепному безумию, за которым я так любил наблюдать. Он отреагировал быстро, простонал моё имя и попросил о большем. Его неожиданный энтузиазм пробудил во мне желание быть собственником, эгоистом.

– Правильно, только мне позволено делать с тобой такое. Это вкусное, тёплое, твёрдое местечко у тебя между ног, прямо здесь?– сказал я, нажав на вершину большим пальцем немного сильнее.

– О, Боже, – заскулил он, не отрывая от меня взгляда.

– Это моё, Кареглазик, – я зарычал жадно, глядя на то, как исчезаю в его маленьком теле – так идеально, так всецело.

– Всё, что я имею... твоё, – убеждал он меня, а его дыхание было бешеным. – Но это..., – начал Дэн, проводя кончиками пальцев по моему виску, потом шее, и, наконец, по коже под левой грудью, – обещай, что никогда не позволишь другому мужчине завладеть этим. – Он зашипел, и его ладонь прижалась к моей груди, – тот человек не будет достоин.

– Я не могу. Там ничего...

– Пообещай мне.

Его глаза смотрели на меня так жалобно, что тупая боль появилась где-то глубоко внутри живота. Я не смог отказать ему. Я знал, что Дэн хочет чего-то и не может получить, и это вызывало во мне реакцию настолько глубокую и ощутимую, что она практически начинала жить своей собственной жизнью.

– Я обещаю, Кареглазик.

Он кивнул и одарил меня самой сексуальной ухмылкой, так что мне не хотелось больше разговаривать. Я потянул Дэна за волосы так, что его голова наклонилась в сторону, обнажив кремово-белую шею. Я легко прикусил кожу, затем впиваясь в неё. Мои пальцы работали деликатно между его ног, пока всё его тело не напряглось и он не начал выкрикивать моё имя. Я не смог больше терпеть, смотря, как он кончает, и вскоре кончил в него, ещё раз укусив.

– Да, – заскулил он, когда почувствовал, как я его наполняю.

Дэн ворковал, пока я лежал на его плече – запыхавшийся и полностью исчерпанный.

– Прости,– прошептал я.

– За что?

– За многое. По большей части, за то, что не контролировал себя. И...

– Что?

– Это не было уроком.

– Ты ведь шутишь, правда?

– Нет, я вполне серьёзно. Я ничему тебя не научил. Мне жаль. Это было ошибкой.

Дэн выглядел задумчивым. Он посмотрел на меня глазами, полными разочарования и боли. Я тоже был разочарован. Мне следовало поступить правильно, но я этого не сделал.

– Если это то, что ты думаешь, Валера, – просто сказал он.

​Через час мы всё также были в кровати, Дэн сидел у меня на коленях. Я кормил его кусочками курицы в кунжуте, ведь Дэн был безнадёжен с палочками в руках. Он взял с тумбочки книгу Роберта Фроста и, открыв на нужной странице, начал читать:

По истеченье лет десятков многих
Я вспомню, как я выбрал жребий свой:
На перепутье разошлись дороги,
И я пошёл нехоженой тропой.
(I shall be telling this with a sigh
Somewhere ages and ages hence:
Two roads diverged in a wood, and I –
I took the one less traveled by,
And that has made all the difference.
The road not taken)

– Это твоё любимое? – спросил я.

– Да. Я люблю его перечитывать – оно напоминает, что нужно идти своей собственной дорогой.

– Что, если ты потеряешься? – спросил я полуигриво-полусерьёзно.

– Ты не можешь потеряться, если следуешь по своему собственному пути. Кроме того, у каждого есть своего рода карта, свой внутренний GPS.

Дэн, наверняка, смог понять по моему пустому взгляду, что я не имел ни малейшего понятия, о чём он говорил.

– Твоё сердце, Валера, – сказал он, вздохнув. – Оно указывает путь.

– Ах, я даже не понял, о какой дороге идёт речь, поэтому-то я оставляю поэзию тебе, Кареглазик,– сказал я, вытираясь салфеткой. – Кстати, о поэзии, – продолжил я, – как прошёл выпускной экзамен?

– Всё нормально, – ответил Дэн, пожав плечами.

– Что-то не так? Ты выглядишь уставшим.

– Эмм, я просто не уверен больше. Я имею в виду, что, может, мне стоит подумать о моих планах на будущее, прежде чем приступать к их реализации, убедиться, что это именно то, чем я хочу заниматься. По правде говоря, я никогда этого не делал, а стоило бы. Звучит немного нелепо, не правда ли? Не знать, чего ты хочешь, потому что ты никогда об этом не думал.

– Нет, на самом деле нет. Мне кажется, лучше подумать об этом сейчас, чем когда ты начнёшь чем-то заниматься и поймёшь, что это не твоё.

– Это то, что я повторяю себе каждый день. И моя мама не помогает. Она очень легкомысленно относится ко всему этому и предлагает заниматься тем, что делает меня счастливым. Папе лучше удавалось направить меня по верному пути.

Мы замолчали, ведь я знал, что Дэну нужно побыть в тишине, когда заходила речь о его отце. Ему очень его не хватало, и, чем больше я о нём узнавал, тем лучше понимал почему.

– Не беспокойся, Кареглазик. Это придёт к тебе. Чем бы тебе ни было суждено заняться, ты обязательно узнаешь об этом.

– Ты ещё более неопределённый, чем моя мама,– сказал он, закатив глаза.

– Хэй, я бы предложил тебе поработать шефом по омлетам, если бы думал, что ты согласишься.

– О да, Валера. Это просто мечта всей моей жизни: готовить тебе яйца по утрам. Я могу подавать тебе завтрак в постель. Я даже могу стряхивать крошки с твоей постели, если ты захочешь, – сказал он, фыркнув, и пошёл в ванную.

Я знал, что он пошутил о «крошках», тем не менее хорошее настроение, которым я наслаждался какое-то время, неожиданно испарилось. Разговоры Дэна о других мужчинах оставили во мне чувство... пустоты.

Пустоты – ха! Я потерял всякую веру в свой член. Он хотел только Дэна и ему было наплевать, что на нём – дурацкая пижама пингвина или самые сексуальные шёлковые стринги. Он мог спать или извиваться подо мной. Он мог сказать просто «передай соль» или же «хорошенький маленький гадёныш». Это не имело ни малейшего значения. Просто это должен был быть он.

Я убрал последствия нашего пикника и накинул рубашку, когда из ванны вышел Дэн, одетый в свою пижаму.

– Ты уходишь?– спросил он, выглядя немного разочарованным. – Я думал, мы могли бы позависать, но если у тебя есть планы...

– Ты ведь не ожидал, что я буду спать на этой крошечной кровати, не так ли? – спросил я с ухмылкой.

Дэн не улыбался, на самом деле выглядел он раненым.

Он подумал, что я уйду без него?

– Амм. Думаю, нет, – сказал он, смотря на свои ноги.

– Ну же, Кареглазик, – сказал я, придержав дверь и, кивнув, показал на выход.

Его лицо просияло и озарилось улыбкой, прежде чем он схватил свой телефон с тумбочки.

– Ты думал, что я оставлю своё жопа-одеяльце здесь? Не похоже, что я смогу дотянуться до него из своей квартиры,– добавил я, шлёпнув его по заднице, когда он проходил мимо. Я быстро пробежал вперёд, чтобы Дэн не смог сделать то же, что так его раздражало.

​Лезвие кровь с языка собирает в минуты,
Долгие струи ночей прорезая насквозь.

Молотом в нежной руке изувеченный, гнутый,
Сердце моё протыкает отравленный гвоздь.

Острый, как слово прощанья в полуночной выси,
Словно секундная стрелка наручных часов,
Словно касание того, что был самым близким,
Но заперся от любви на тяжёлый засов.

Ржавый, как дождь октября, наполняющий лужи
И голубые глаза, утерявшие блеск.

Только для боли моей нескончаемой нужен
Гвоздь роковой, обращающий счастье в болезнь.

Губящий тёмную плоть, изгоняющий душу
В вечную осень и грязь, под колёса машин.

Мне бы извлечь эту мерзость скорее наружу,
Только, я знаю, на этом закончится жизнь...

Проклятый ядом предательства, с яростью дикой
Вбитый по самые дальние чувства. А яд
Душит дыханье, и всюду кругом – твои лики,
Всюду слезами горящий, отчаянный взгляд.

Жалкий осколок металла, заслуженный честно
Лживостью сказанных фраз и безумием дел.
Скоро ему перестанет хватать во мне места,
Всякая боль человека имеет предел...

Лезвие кровь с языка собирает в мгновенья,
Долгие струи ночей прорезая насквозь.

Только для боли моей и моих сожалений
Сердце пронзает тобою отравленный гвоздь.

Опубликовано: 2018-12-02 13:24:29
Количество просмотров: 163

Комментарии