Папки
Avtor Adsens
Индексация сайта
Последний визит: 2023-03-05 16:55:12
Сейчас не в сети
Сейчас не в сети
Ты запомнишь меня
Для нас с Дэном в наш воистину жаркий Ноябрь-2018...
Мы уже несколько часов играем в нашу игру. Постоянно одно и то же — мы смотрим, любуемся друг другом, а от его взгляда у меня перехватывает дыхание. Поэтому я выхожу на улицу, чтобы привести свои мысли в порядок, но он следует за мной, и теперь стоит рядом, прислонившись к стене, что весьма мучительно для меня. Полагаю, не так уж хорошо мы можем держаться на расстоянии друг от друга.
Валерка носит джинсы. Чёрные, очень плотные, вероятно, дорогие, но всё же джинсы. На нём так же белая рубашка, распахнутая на груди и демонстрирующая вены на руках, которые чётко синеют под кожей. Из-под рукава рубашки выглядывает зеленоватая татуировка. Он никогда не скрывает следы своей Тёмной метки. Я нахожу это чрезвычайно смелым поступком. Даже дерзким. Она яркая, находится на внутренней стороне его левой руки, и я хочу протянуть руку, чтобы провести по ней кончиками пальцев. Я слишком поздно понимаю, что уже долго смотрю на неё. А Валера наблюдает за каждым моим движением.
— Ты же не собираешься меня обмануть, не так ли?
Я смеюсь над его тоном. Он звучит странно, потерянный между уверенностью и сомнением.
Я застыл. Буквально всё моё тело реагирует на Валеру.
— Не мог бы ты находиться подальше от моих мыслей.
Это единственное, что я могу сказать в тот момент, правда. Очень сложно оторвать взгляд от этих губ, когда они сжимают фильтр. Валерка вдыхает дым, и я вдыхаю вместе с ним, чувствуя легкое головокружение. Всё это заставляет меня задавать себе вопросы. Правильно это или нет. Хорошо или плохо. Линии размыты, и мне всё равно.
Он поворачивается ко мне, держа сигарету рядом с моим ртом. Я беру её, и мои губы смыкаются вокруг фильтра, медленно вдыхаю, чувствуя его пальцы на своих губах. Я закрываю глаза, моё тело расслабляется возле стены, даже не зная, виноват в этом никотин или Валера.
Когда я вновь открываю глаза, он наблюдает за мной. Если бы я слегка наклонился, то коснулся бы его всем своим телом. И мне это нравится.
— Что у тебя на уме? — спрашивает он.
Своими вопросами Валерке всегда удавалось выбить меня из колеи, дезориентируя. Единственное, что я понимаю, что он находится рядом. Рядом с моими губами.
— Не могу сказать, — говорю я. Мой голос очень низок, и Валера слышит меня только потому, что находится так близко. И хуже всего то, что я хочу ещё. Ещё ближе.
Теперь его глаза загорелись, будто серебро в них начало плавиться.
Он одаривает меня ухмылкой, которая всегда раздражала. Теперь он раскрывает во мне что-то, что-то живое. Я мог бы обвинить его в том, что он подлил мне огненный виски, но понимаю это ложь.
Истина такова: он — единственное, что было у меня на уме с момента окончания школы.
Валера пускает мне в лицо струю дыма, и я не делаю ничего, чтобы его остановить.
Я немного отталкиваюсь от стены и прижимаюсь к нему. Мне и так тяжело. Я хочу показать ему, насколько его хочу.
Инстинктивно я ещё теснее прижимаюсь к нему, всего лишь на маленький дюйм, но вполне достаточный для того, чтобы мои бёдра соприкоснулись с его.
Он не отстраняется.
Валера тоже хочет, чтобы я нарушил его личное пространство.
— Мы всё ещё живы, — говорит он, глядя на меня. Я не совсем понимаю, о чём он. Я запоминал каждое его слово, каждое действие, то, какими яркими и встревоженными выглядят его глаза, и то, как кончик сигареты горит маленьким пламенем в темноте между нами.
Его бёдра тянутся к моим. Он делает это намеренно, я знаю.
— Ты убедился, что я жив. И теперь я хочу жить. Я хочу всего тебя.
Его слова доходят до меня, но я не могу полностью понять их смысл. Он такой чертовски живой, и я хочу его.
Он вновь затягивается сигаретой, и я наклоняюсь к нему, моё сердце бешено стучит где-то в районе горла, его глаза такие серые, губы раздвинуты, и он обдаёт меня своим дыханием.
— Ты настоящий мужчина, — шепчет Валерка хриплым голосом. А затем прижимается своими губами к моим, выдыхая остатки дыма. Я буквально пьянею от этого, приходя в восторг от мятного запаха. Нет. Это вкус Валеры. И от этого я чувствую, что весь пылаю.
Мой мозг давно перестал думать, а тело начало действовать.
Моя рука скользит по рубашке Валеры, дёргая на себя за её края. Он целуется жёстко, но это не отменяет того факта, что я хочу его всего. Он то посасывает, то покусывает мой язык, а его руки скользят по внутренней стороне моих бёдер. Нет границ в том, что они могут сотворить. Его руки знают, чего хотят, поднимаются выше, не сомневаясь в том, куда в конечном итоге придут.
Дыхание перехватывает, когда он сжимает меня через джинсы, и я хочу его так, как не хотел никого в этой грёбаной жизни. Он сильнее поглаживает меня там, отчего я не могу ни о чём думать. Его ловкие пальцы расстёгивают ширинку, а рука проникает под брюки, сжимая мой член в своей ладони. Я задыхаюсь, когда он вынимает его, длинные пальцы Валеры так естественно обхватывают член, будто бы они были созданы только для этого. Он позволяет сигарете упасть на пол, ещё крепче сжимая меня, отчего в глазах темнеет и я не вижу ничего, кроме его серых глаз. Я уже буквально гол под ним, а внутри такое чувство, что я уже потрахался.
Моя ладонь накрывает его, медленно таща руку Валеры вместе со своей по всей длине члена. Вверх-вниз.
Его пальцы длинные и опытные, мягкие и дразнящие, я люблю их.
Валера Русик прислоняет меня к стене, его прикосновения уносят меня далеко. Я с трудом приподнимаю свою руку, размещая её на его заднице, нажимая со всех сил, которые ещё остались во мне, и он прижимается ближе.
Я люблю чувствовать его прерывистое дыхание у своего горла, люблю чувствовать его потребность во мне, такую жёсткую и настойчивую.
— Пойдём, — говорю я ему, когда мне удается немного сдвинуться и дотронуться до внушительной выпуклости на его штанах. Должно быть, ему больно.
Мысли вертятся вокруг его члена.
Он тёплый.
Он живой.
Я хочу его.
Я хочу его в рот.
— Я хочу взять твой член в рот, — говорю я Валере, и на этот раз мой голос не дрожит.
Его глаза расширяются в удивлении, и я понимаю, что теперь застал его врасплох. Он пытается нормально дышать, и у него такой взгляд… Этот взгляд заставляет меня убедиться, что я всё, чего он хочет сейчас.
— Думал, ты никогда не захочешь, — почти неслышно говорит он.
Я приникаю к его рту, съедая вместе с остатками дыма и стонами — в тишине они громко бьют по моим ушам. Он кусает мои губы с сокрушительной яростью, а я взвываю, ведь укусы — это прекрасно.
Я крепко сжимаю запястье Валеры, ему немного больно, ведь он задыхается, но я-то знаю, что он это любит. А потом моя рука скользит по его бедру, сжимая член.
В свою очередь я получаю вызывающий взгляд, жёсткий, горящий. Да, это огонь, но от него я не горю.
Мне удаётся застегнуть свои штаны, мой член чрезмерно болит от неудовлетворения, и я тяну Валерку за собой.
Я забираю его туда, где мы сможем побыть одни.
Валера Русик — это всё, что мне нужно.
Он заставляет меня чувствовать себя живым.
Кончик моего карандаша касается бумаги. Я сижу в спальне. Длинные, потные пряди волос свисают на лоб. Вентилятору в дальнем углу комнаты не удаётся ничего охладить. Спиной я сижу к открытой двери. Слышу шаги, которые, я знаю, принадлежат Дэну. Он подходит ко мне в ровном темпе. Его худощавые руки обвиваются вокруг моего торса. Солнечный свет падает на бетонный пол.
— Как я вижу, новый рисунок? — говорит он своим сочным, как мёд, голосом, таким же мягким и сладким.
В ответ киваю. — Хочешь стать его частью? Я люблю рисовать тебя.
Чувствую его нежные бледные губы на своих, и на лице появляется ухмылка. — Хочу, — шепчет он, прижимаясь своей щекой.
Он сидит на подоконнике напротив меня, а я рисую его улыбающееся лицо и соблазнительное тело. Дэн — мой уже семь лет любимый муж. Я не смогу провести остаток своих дней ни с кем, кроме него.
Я часто размышляю о всех тех вещах, которые ты мне показал. Я переполнен мыслями, которые едва ли смогу постичь, и, тем не менее, я жажду большего. Ты сказал, удовольствие не имеет границ. Эта фраза крутится в моей голове, когда я вхожу в твой дом. Я приношу тебе вино, пожалуй, более для того, чтобы успокоить моё собственное волнение, чем для того, чтобы удовлетворить твой изысканный вкус, но, тем не менее, ты принимаешь подарок благосклонно. Я знаю, ты способен учуять моё желание. Мою жажду. Мне стоит придержать язык пока что. Озарённый всезнающей улыбкой, ты достаёшь для нас два бокала и ведёшь меня в гостиную.
Да, Дэн. Любые ограничения существуют только внутри твоего сознания, и с твоей стороны было бы правильным полностью их устранить. Нам следует присесть и побеседовать об удовольствиях, которые тебе только предстоит исследовать. О способах раскрыться, стать передо мной настолько уязвимым, как ты даже не смел вообразить прежде, до того как мы стали близки. Любое твоё желание для меня — это страсть, которую я жажду разделить. Смотреть, как вожделение разрывает тебя на части… быть каждой частичкой пространства в то мгновение, когда ты поддашься ему.
Слушая твои слова, я чувствую себя воодушевлённым, наполненным до краёв энергией возбуждения и надежды. Я хочу разрушить собственные ограничения. Уничтожить их. Я отдамся тебе с удовольствием. Когда ты утверждаешь, что нам следует поговорить об исследовании удовольствий, я соглашаюсь, пожалуй, слишком торопливо. Поспешно допиваю свой бокал, нетерпеливо требую твои красные от вина губы. Затем я снова отстраняюсь, рассматривая тебя со стороны. Вся жизнь до момента нашей встречи кажется потраченной впустую, безвкусной, лишённой страсти. Что будет с нами дальше? Какие откровения покажешь ты мне?
Ты так прекрасен в собственном желании. Я касаюсь твоего лица, пальцы скользят по подбородку, и я вовлекаю тебя в ещё один медлительный поцелуй. Он полон тёмных обещаний. Пройдём в тишину моей спальни, Дэн. Буду надеяться, что к сегодняшнему дню у тебя достаточно приятных ассоциаций, чтобы ты мог здесь расслабиться. Подальше от ответственности, которая постоянно сопутствует твоему дару. И, раз уж я привёл тебя сюда, приготовься отдаться мне полностью. Я раскрою тебя, но иначе, чем делал это прежде.
Я дрожу, когда ты касаешься меня, подушечки твоих пальцев на моей коже — обещание грядущего наслаждения. Я слишком счастлив следовать за тобой. Странная радость охватывает меня, когда я оказываюсь в твоей спальне — это место, где мне не нужно думать ни о чём. Я существую в форме чистых ощущений, и твои прикосновения — это контур, очерчивающий мою реальность. Место, в котором я чувствую себя защищённым. Когда мы поднимаемся наверх, я останавливаюсь и изучаю тебя взглядом. Свет приглушён, и я более чем благодарен тебе за тишину и умиротворённость. Беру тебя за руку, привлекая ближе.
Я прочёл бы тебя, даже если бы ты не взял мою руку. Ты так близко, и я чувствую, как ты слабеешь в моих руках, как твои губы раскрываются под моими. Здесь, в моих объятиях, ты свободен от тяготеющих над тобой мыслей. Отступаю назад, и твои руки, направляемые моими, расстёгивают пуговицы на рубашке, затем я стягиваю её с твоих плеч. Целуя твою разгорячённую кожу, едва погружаясь пальцами в твои волосы, я держу тебя крепко-крепко, чтобы ты перестал дрожать. В конце концов, ты расслабляешься. Мои пальцы открывают застёжку на твоих джинсах, и в конечном итоге ты оказываешься обнажён передо мной, чтобы я мог по достоинству тебя оценить. Я буду смаковать каждую часть тебя, Дэн. Я желаю, чтобы ты продемонстрировал мне себя, ляг на живот и полностью поддайся своим ощущениям; я присоединюсь к тебе через минуту.
Я вытягиваюсь на кровати, следуя твоим указаниям. И простыни, и одеяло кажутся холодными по сравнению с моей лихорадочно горящей кожей. Я слышу, как ты ненадолго отступаешь, и укладываюсь головой поверх сложенных рук. Тем не менее, любопытство побеждает, и я оборачиваюсь, чтобы взглянуть на тебя. Разумеется, наши взгляды пересекаются, и затем я падаю головой в подушку, заливаясь беззвучным смехом. Стоит мне расслабиться, и в голове эхом звучат твои слова: «Я распробую каждую часть тебя, Дэн». Я жажду этого. Я мечтаю об этом. Я буду умолять об этом. Я желаю, чтобы ты вылизал меня.
Своеобразная дегустация, если честно. Но ты должен знать, что я не смогу отказать тебе — никогда и ни в чём. Если бы ты только мог смотреть на нас со стороны… пусть даже это решительно невозможно. Опусти голову, Дэн, и представь, будто бы ты и вправду наблюдаешь за нами. Думай только о согревающих, нежных прикосновениях, позволь себе расслабиться, а своим мыслям — безмолвствовать. Я начинаю массировать тебя с лодыжек и, постепенно двигаясь руками вверх, непринуждённо раздвигаю твои ноги в стороны. Понемногу твоя напряжённость отступает. Мне любопытно… какие картины проносятся перед твоими закрытыми глазами, когда мой язык начинает скользить по твоей разгорячённой плоти?
Как ты никогда не сможешь отказать мне, так и я не способен сопротивляться тебе. Я делаю так, как ты говоришь. Опускаю голову и закрываю глаза, полностью концентрируясь на твоих прикосновениях. Напряжённость вытекает из меня. Освобождает мои конечности. Поначалу в голове сплошная тьма. Тишина. Безмолвие. Твои руки ласково дразнят меня. Далее следует цвет. Никаких чётких очертаний. Пока что. Поверхность меняет свой окрас одновременно с тем, как ты рисуешь пальцами узоры на моей коже. Цвет особенно яркий, когда ты бережно сжимаешь мои бёдра и разводишь их в стороны.
Это совершенно… ты — совершенен. Хорошо, если ты сможешь расслабиться и вверить себя мне. Когда губами я прокладываю дорожку по твоей разгорячённой плоти, это сродни… поглощению. Я хотел бы познать все оттенки твоего вкуса, но сегодняшнее действо не для меня, а для тебя. Я смакую тебя и чувствую твою отдачу; ощущаю, как напряжение покидает твоё тело. Руками я разглаживаю твои мышцы, охватываю пальцами, я запоминаю каждое их сокращение, каждый твой импульс. Я никогда не смогу забыть это. Когда мой рот достигает самых чувствительных мест, ты громко втягиваешь воздух, а затем тихо постанываешь, и мне не хватит слов, чтобы описать, как же это красиво. Ты открываешься для меня настолько красиво, Дэн. Как всегда.
Меня трясёт от ощущений, когда ты ласкаешь, смакуешь меня в местах, не привыкших к подобным ласкам. И только когда чувств становится слишком много, и мы на полной скорости несёмся к вершине, ты отступаешь. Моё сердцебиение на время выравнивается, но очень скоро я жажду продолжения. Я пытаюсь остановить подёргивание моих бёдер, стремление податься навстречу твоему языку. Ты разыскиваешь скрытые точки внутри меня. Я стараюсь приглушить своё ускоренное дыхание и прячу лицо в подушку, выстанывая твоё имя.
Не подавляй дрожь. Это истинная реакция твоего тела, и её не стоит отрицать. Всё это для меня: то, какой ты гладкий и как сладко сжимаешься вокруг моего языка, когда он входит в тебя снова и снова. Я удерживаю тебя, но не настолько крепко, чтобы ты не мог двигаться, если тебе понадобится. Ты уже чувствуешь, как растёт возбуждение, сопровождаемое ненасытной жаждой насаживаться на что угодно, даже всё равно на что? Да. Я вижу это. Боюсь, мне придётся ограничивать твои движения. Нежелательно, чтобы всё окончилось так быстро. Это не мой метод. Постарайся сконцентрироваться на самóм ощущении жажды, Дэн. Позволь себе сознательно сосредоточиться на самóм желании. Дыши своим желанием, им одним.
Наслаждение накатывает волнами. Я срываюсь с якоря и нахожусь во власти этих волн, тело пульсирует и подрагивает в непривычном ритме, и в этот момент ты останавливаешься. Я сопротивляюсь этому, но чувствую, как ты отстраняешься. Я хочу так сильно. Мне нужно так глубоко. Твой язык проталкивается внутрь, горячий и извивающийся, я не выдерживаю и вскрикиваю. Зрение отключается, в нём нет сейчас надобности. Мне хватает чистых ощущений, чтобы картинки в голове раскрашивались в яркие цвета. Мои руки скользят по простыням, крепко сжимают их дрожащими пальцами, как будто бы это поможет мне не растечься лужицей прямо здесь и сейчас.
Ты должен отпустить этот страх, Дэн. Поверь, что ты не потеряешь себя, но обретёшь даже больше, если ослабишь контроль. Тем более, разве он у тебя ещё остался? Я привёл тебя сюда, и я не собираюсь останавливаться на полдороге. Я постепенно ослабляю хватку на твоих бёдрах, и мы следуем далее. Мой горячий и скользкий язык внутри тебя, и я знаю, что новые ощущения ошеломляют; скажу более, я даже знаю, что происходит в твоей голове. Хотел бы я видеть образы, вторгающиеся в твои мысли. Ты жаждешь быть разобранным на кусочки, желаешь, чтобы тебя вынудили забыть самого себя, и на мгновение… ты хочешь обезуметь, но ничего не можешь с этим поделать. Острые грани твоих желаний настолько же восхитительны, как и ты сам.
Больше не страшно. Я уплываю, но ты следуешь за мной. Я предаю себя тебе — моё тело, мой разум. Я потерян. Обращён в сплошную чувственность. В удовольствие. И ещё в одно странное чувство, сжимающее мою грудь, сто́ит мне только подумать о нём. Смутно, со стороны, я слышу собственные всхлипывания. Я умоляю о большем. Бездонны глубины моего желания к тебе. Я вновь скрываю своё лицо — потому что моё возбуждение звучит как твоё имя.
Я желаю знать, то ли это чувство, которое ты стремишься описать и которое не было знакомо тебе прежде, — отпустить себя и получать наслаждение, не задумываясь о том, что ты обязан дать взамен. Именно это и должно происходить, я надеялся, что так и случится. Не пытайся удержать звуки собственной страсти. Если твоё возбуждение неуправляемо, не старайся контролировать его. Очень просто, Дэн. Я желаю слышать тебя, вот в чём состоит моя награда. Слышать своё имя на твоих губах — это преимущество, описать которое не хватит слов. Погружать тебя дальше в подобное состояние, погружать мой язык всё глубже внутрь тебя, безжалостно, до тех пор пока у тебя не останется иного выбора, кроме как сдаться. Ты умоляешь о большем, и я дам тебе более, чем ты думал, что когда-либо сможешь вынести.
Я не привык, что наслаждение даётся так легко и безвозмездно, пока не оказался в твоей постели. На этой мысли я поворачиваю голову набок, затаив дыхание. Наполненный болезненным желанием. Моё возбуждение никак не затихает, и тем более никак не могу затихнуть я сам. Я больше не слежу за тем, какие слова вырываются из моего рта, — мои мысли бессвязны. Я прошу. Я умоляю. Я стараюсь сдерживать неистовые толчки собственных бёдер. Завожу руку назад, насколько это возможно, и стараюсь коснуться тебя.
Нет причин сдерживаться, позволь себе прочувствовать всё настолько глубоко, насколько ты способен. Ты приподнимаешься, выпрямляясь на коленях, и в конечном итоге я уступаю, оставляя последнее поглаживание языком поверх твоей сверхчувствительной кожи. Подаренное наслаждение — полученное наслаждение, Дэн. Не смей забывать о нашей договорённости. Сейчас есть только одна вещь, которую я желаю получить от тебя. Как думаешь, ты сможешь побаловать меня? Касаюсь твоей протянутой руки, и, несмотря на то, что ты не способен говорить, я вижу, что ты готов попробовать исполнить моё желание. Наклонись вперёд совсем немного… вот так. Крохотное пространство между твоими бёдрами и поверхностью кровати — это как раз то, что мне нужно.
Слишком сложно произносить вслух, но в своей голове я отвечаю, что согласен. Сразу так много всего — дрожь в моих бёдрах, тепло, растекающееся по руке от твоего прикосновения, боль в моих лёгких, тяжесть в моём члене. Дыхание затрудняется, и я могу слышать собственный отчаянный вздох. Несмотря на то, что слова подводят меня, тебя я понимаю полностью. Я выполняю твоё указание и склоняюсь вперёд, опираясь на плечи и приподняв бёдра, не будучи полностью уверенным, что последует далее.
Отлично, Дэн. Мне нужно, чтобы ты расслабился и вместо собственных мыслей полностью сконцентрировался на своём теле. Я ласкаю тебя, такого скользкого и податливого после всего того, что я делал с тобой, и протягиваю твой член между твоих распростёртых бёдер. Ты настолько терпелив и настолько открыт новым ощущениям. Твоё состояние подобно лёгкому сну перед самым пробуждением, когда соединяются реальный ты и та внутренняя часть тебя, которая полностью раскрыла все свои возможности. Даже если ты не желаешь ничего более, чем просто толкаться в мою руку, ты колеблешься и медлишь. Возможно, ты не хочешь кончать так быстро, но я не могу вообразить, как ты можешь терпеть хотя бы ещё немного. Твоя жажда — такая утончённая…
Слишком легко позволить моим мыслям испариться. Моим телом овладевает осознание того, насколько сильно я желаю твоего прикосновения, как болезненно я хочу кончить. Я замираю в неуверенности, когда твоя рука соскальзывает с моего члена. Я выгибаю спину в стремлении восстановить утраченный контакт. Разочарованный звук моего желания прерывается только стуком моего сердца. Громко. Неумолимо. Я всхлипываю, вымаливая больше.
Моё касание призвано подбодрить тебя, когда я похлопываю ладонью по твоей спине… сначала легко, затем сильнее, когда ты начинаешь понимать, чего я от тебя хочу. Очень хорошо… просто очаровательно наблюдать, как ты теряешь себя полностью, толкаясь членом в простыни. Как редко я вижу тебя таким — отринувшим все предубеждения, препятствующие мне наслаждаться тобой так, как я делаю это прямо сейчас. Ты заслужил свой оргазм. Мне бы хотелось, чтобы ты кончал громко, и я мог слышать все последствия пребывания моего горячего и настойчивого языка внутри тебя. Кончи для меня, Дэн. Покажи мне всё, на что ты способен.
Я концентрируюсь на тёплой тяжести твоего прикосновения и почти невыносимом скольжении моего члена — тяжёлого, наполненного — поверх твоих простыней. Слова окончились, осталось только неистовое наслаждение. Я слышу звук твоего одобрения, чувствую, как твои руки соскальзывают вниз, к внутренней стороне моих бёдер. Раскрывают их. Мягко. Я могу думать только о том, насколько же я обнажён, раскрыт, выставлен напоказ перед тобой. Сбивается ритм, сжимается тело, и глубоко внутри меня выпрямляется сжатая до предела пружина. Я выкрикиваю твоё имя, когда кончаю. Я кончаю только для тебя.
Когда ты предаёшься экстазу, моё имя на твоих губах звучит сладчайшим звуком, который я когда-либо надеялся услышать. Ты раскрыт передо мной, но твоя обнажённость — больше, чем просто телесная. Ты и сам знаешь это. Все запреты и недовольства остались позади; твой бурный, неконтролируемый оргазм — настоящий подарок для меня. Я успокаиваю тебя, поглаживая волосы, пока последние конвульсии проходят по твоим конечностям. Твоё удовольствие — словно отголоски затихающей грозы. Ты подобен стихийным раскатам грома. Никогда не смей впадать в отчаяние, поскольку мы единое целое, Дэн. Могу ли я когда-нибудь отказать тебе?
***
Проснувшись, я чувствую запах Дэна, наполнивший комнату, и что-то едкое. Этот незнакомый запах вертится около моего носа. Морщусь. Дэн теперь лежит не в моих руках, а на краю кровати. Он не свернулся, как раньше, а разлёгся на простыне. Могу сфокусироваться только на его лице, которое больше не сияет. Теперь оно голубоватого цвета, как и сжатые губы. Мягкость ушла, а её место заняли сухая и разодранная кожа. Хоть он и не выглядит живым, ярким и счастливым, он всё так же прекрасен, как и всегда, но сейчас он кажется мёртвым, безжизненным, тягостным. Закусив губу, я сужаю глаза от этой картины.
— Дэн. — Прикоснувшись рукой к его плечу, я начинаю трясти его, но лишь нахожу красную жидкость на его белом рукаве. — Какого чёрта? — шепчу я, отводя взгляд в сторону его тела. Сухая кровь застыла в ранах на груди и животе.
Внутри схватывает, я кидаюсь вперёд, прислонив руку ко рту, так как к горлу подступает рвота. Падаю на кровать, по щекам обильными ручьями текут слёзы. — Дэн, пожалуйста, скажи, что это всего лишь дурацкая шутка, — голос надламывается, — Дэн.
Я вскрикиваю и глазами нахожу зеркало в комнате. От увиденного мозг разрывается. В моей руке нож. Кровь с него капает на пол. На моём торсе тоже кровь Дэна. Я не могу поверить своим глазам.
— Это просто сон! — кричу я, хватаю кресло, на которым обычно сидел, пока рисовал своего прекрасного мужа, и бросаю в зеркало, осколки которого разлетаются по полу. Падаю на колени. Знаю, я должен встретиться с правдой лицом к лицу, несмотря на то, как сильно я хочу её отрицать; как сильно я хочу сказать, что это плохой сон, что вскоре я проснусь.
Я, Валерий Иванович Русик-Савельев, убил то, что значило для меня очень много.
Дэна Садова.
— Я так сильно тебя люблю. — Щипаю грязную щёку улыбающегося Дэна. Его загорелая кожа светится под тёплым солнцем. Его тело, окружённое лиловыми цветами, выглядит великолепно на бледной траве. Я щекочу его татуированную кожу, чернильные символы нас, которые сочетаются с моими тату.
Гримасничая, он закусывает губу, хватает меня за лицо и накрывает мои губы своими. — Я люблю тебя. Не бросай меня никогда, ладно?
— Ладно, — усмехаюсь я, прижимаясь к нему носом, — если ты не бросишь меня.
— Никогда. — Он целует мои розовые губы, и во рту появляется его мятный вкус, идеально. — Ты слишком много для меня значишь.
***
Меня преследуют, я знаю. Я совершил безумно красивое преступление, которое преследует меня часами, и я ничего не могу сделать. Лишь раскачиваюсь взад и вперёд в углу комнаты, где не видно трупа, и думаю, что это моя вина, что его больше нет. Я должен что-то сделать. Его не могут найти. Они не могут узнать. Я не позволю. Но они знают. Все знают. Каждый знает. Каждый.
Я беру Дэна в свои слабые объятия. Его гниющие руки безвольно свисают. Слёзы текут по моему лицу и падают на кровавый торс. Даже если это самая настоящая реальность, я всё ещё верю, что это ужасный сон, вскоре я проснусь в руках Дэна и поцелую его влажные губы, а не такие безжизненные и потрескавшиеся.
Хватаюсь за ручку двери, ведущую в холодный подвал. Сажаю Дэна на маленький диван. Я роняю голову к его животу, слёзы продолжают течь. — Дэн, — рыдаю я. Вскоре приходит ярость. Не к кому-нибудь, а к себе.
Как я мог убить человека, которого любил?
Наконец поднявшись, я стараюсь не целовать эти холодные губы, без которых мне вскоре придётся привыкать жить. Но уже сложно. Пытка — жить без мятного, но в то же время сладкого вкуса Дэна, который наполнял меня радостью.
Неожиданно, спустя несчитанное количество минут, как я глазел на своего любимого, я ухожу и оставляю его одного в холодном пустом подвале, который раньше использовался только для смеха и бесконечного счастья. Твою мать, он был лучшим, а я сотворил это.
Но всё же я поднимаюсь по лестнице и надеюсь увидеть семью, друзей, Дэна, смеющихся над этим розыгрышем и кричащих "разыграли!"; и потом он будет посыпать меня поцелуями, и наступит счастье. Этого не произошло, как я и думал, как и сказал мой разум. Не вижу Дэна. Не вижу брата, сестры, лучшего друга. Никого. Ни отца, ни мамы.
Я вижу лишь слишком пустую комнату с кровавой кроватью, которая возвращает тот момент, когда дом заполнился криками и слезами.
— Упс! — воскликнул небольшой парень после того, как его лицо так мягко врезалось в мою грудь.
Я видел лишь его пушистые волосы и ошарашенное лицо. Сгримасничав, я помахал рукою. — Привет, — сказал я, — я Валера.
***
Точно не знаю, как долго я бегу, но я вижу перед собой незнакомые здания, машины, не спешащих, в отличие от меня, людей. Даже не могу представить, зачем я убежал так далеко, но это необходимо: я жаждал покинуть дом, наполненный запахом Дэна. И не то ужасное зловоние, которое заменило сладкий запах, а прекрасная клубника, которой пахли его грязные и взъерошенные волосы. Слёзы продолжали течь по покрасневшему лицу, а от дождя я мок ещё сильнее.
Я просто до сих пор не понимаю. Нет никакого смысла. Нет кусочков несобранного паззла. Я не могу понять, что держал нож, которым убил своего любимого. Я не могу представить, как поднимаю руку вверх-вниз, как нож вонзается в его живот снова и снова до самого последнего вздоха. Это не откладывается у меня в голове. Я лишь вижу целующегося Дэна и как он засыпает на моих руках, пока я внюхиваюсь в резкий, но сладкий запах, от которого по спине бегут мурашки.
Всё, что я слышу, — его голос, шёпот, ударяющий по барабанным перепонкам. Всё, что я вижу, — отражение его лица в окне вместе с магазинами и машинами. Почему? Всё, о чём я могу думать. Просто почему? И как? Как мой замечательный Котёнок может быть мёртв? Наконец я осознаю, что больше никогда не смогу обнять его. Вижу его преследующую картинку, слышу его голос. Но не чувствую его. Не могу прикоснуться. Не могу обнять. И особенно
не могу любить его.
Сахарный голос, который я когда-то знал, теперь мёртв, безжизнен, скучен. Словно это вообще не Дэн. Кто-то забрал его грацию и жизнь. Хочу это остановить. Хочу, чтобы меня оставили в покое. Он сводит меня с ума. Так больше не может продолжаться. Это псих, которого я не знаю. Это не я. Как его не стало, я полностью изменился, хотя даже сутки не прошли.
И на этот раз приходит осознание. Воспоминания тех моментов, когда он меня любил, бессмысленны. Должен ли я признаться? Сказать правду, которая вызовет только больше боли? Сказать не только ему, но и себе самую честную правду?
Вот она.
Это твоя вина, Денис Садов. Ты — причина, по которой ты мёртв. Ты сделал меня таким, я не мог держать это в себе. Видишь, что ты наделал? Одиночество, грусть, боль, царапающая череп. Видишь, что произошло из-за тебя? Я схожу с ума, понимаешь?
Оставь меня, блять, в покое.
Доволен?
— Дениска, — говорю я, садясь на колено. Из его глаз текут слёзы по загорелым щекам, которые он смахивает ладонью. — Станешь ли ты моим? Навсегда?
Пустую комнату наполняют всхлипывания, когда я достаю маленькую вельветовую коробочку с бриллиантовым кольцом внутри. Он закрывает глаза и кивает. — Да. Определённо.
Когда на его пальце оказывается сапфировое кольцо, я понимаю, что он станет моим навсегда.
***
Понятия не имею, как я оказался в конечном итоге здесь, но подошвы моих ботинок привели меня в незнакомый город с крошечными домами и магазинами. До ушей не доносится ни звука, кроме проливного дождя, который намочил мою белую рубашку и татуировки на груди — птицы с нашей первой годовщины женитьбы. Сложно отпустить, когда внутри комом нарастает гнев. Через долю секунды я слышу игривый смех, звенящие бутылки и мелодию пианино, и впервые за эти часы на лице появляется улыбка. Это чувство мучило меня всё время, пока я бежал. Злость и в то же время грусть.
Потными руками я открываю дверь, и в пабе становится не так тихо, когда я сажусь на дешёвый деревянный стул. Заказываю виски, но не пью. Вожу пальцами по стакану. Взглядом обвожу комнату, на меня никто не смотрит, поэтому я спокойно считаю количество людей. Семь.
Мысль о том, что семь — счастливое число, частенько появлялась у меня в голове, как и та мысль, почему это счастливое число. И от этого я чуть не засмеялся громче, чем могут позволить человеческие голосовые связки. Всё-таки эти семеро не такие уж везунчики.
Только через пять минут я встаю и думаю о приближении к первой жертве. Интересно, зачем этот новый человек с мыслями психопата зашёл в двери невинного паба? Бессмысленно, но это меня не останавливает. И перед тем, как мужчина с красными глазами (цвета Дэна, злость становится сильнее) успевает спросить, зачем я прерываю его отличное времяпровождение, я вытаскиваю припрятанное в кармане лезвие, вонзаю ему в горло и наблюдаю, как жизнь исчезает из его глаз. От меня доносится только смех, а вот от остальных — крики.
После этого ужасающего поступка я решаю присесть и выпить виски от усталости. Проблеск отражения в ближайшем зеркале пугает меня. Парень в кровавой рубашке, но не простой парень. Тот, кого я не могу видеть. Тот, кто сделал меня таким.
И если бы не последний глоток, я бы не увидел незнакомую фигуру, наблюдающую за происшествием, а потом убегающую.
Не открываю глаза, пока не чувствую его губы рядом с моим ухом, которые формируются в улыбку. — Доброе утро,любимый, — говорит он.
У меня не получается не улыбнуться в ответ. — Привет, — отвечаю я, когда наконец вижу его. Его пальцы гладят меня по коже, перемещаясь вверх-вниз по рукам и бёдрам.
Он покрывает поцелуями мою щёку, двигается к губам, почти поймав меня врасплох. Вскоре я целую его в ответ, глажу запутанные после сна волосы и смеюсь над тем, как он бьёт меня по руке. Когда мы даём наконец друг другу дышать, он целует меня в нос и говорит: — Я люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя, милый.
***
Понятия не имею, кого я увидел в пабе, но, если честно, мне плевать. Я даже не думал об этом до нынешнего момента. Причина в том, что мысли о Дэне до сих пор в моей голове, у меня даже началась мигрень. То, что он застрял во мне, высасывая кровь, заставляет задуматься, насколько живым я себя чувствую. Это чувство поглощает меня. Уверен, что убийство Дэна и тех жалких семерых душ было лучшим, что я когда-либо делал. Резко ударив стакан об деревянную стойку, я снова взглядываю в зеркало, как тогда, и вижу быстрый проблеск человека, пугающе и завораживающе похожего на Дэна. Ноги касаются пола, следует громкий стук, и теперь я вижу лишь своё отвратительное отражение в поту и крови.
Вдохнув большое количество кислорода, я чувствую подступающий к горлу комок. Обыскиваю глазами комнату. Распластанные безжизненные тела и мужчина в чистой куртке. Добавлю, мёртвый мужчина. Я снимаю с него футболку и куртку и надеваю на себя, пытаясь скрыть малиновые пятна, которые всегда останутся со мной в памяти. Не торопясь, я смотрю кошельки этих семерых и забираю деньги. Они же им не нужны. Они уже мертвы.
Я открываю двери паба и выхожу на улицу. Высокий темноволосый парень машет мне и улыбается. Думаю, он и не подозревает, что улыбается хладнокровному убийце. Но я машу в ответ, натянув улыбку, потому что сейчас это всё, чего я хочу, — улыбаться. Я чувствую себя таким счастливым, живым, обновлённым. Это начало чего-то нового.
Продолжив идти, я врезаюсь в Сержа, и мои глаза расширяются. — Привет, Валерка.
Он не знает. Действительно не знает, он не может знать. Сердце бьётся чаще, чем когда я был в пабе, но сейчас я полон несчастья. Один из моих лучших друзей таращится на меня, словно я невинный, каким был когда-то. Смертоносное чувство возвращается. Вот он я. Серж мне как брат, но всё же я хочу вытащить из кармана лезвие и вонзить в его живот, чтобы он истекал кровью даже здесь, на людях, где все могут увидеть. Но я держу себя в руках, зная, что не могу это сделать. Что со мной не так? Чем я стал?
— Валер, всё хорошо? — посмеивается он, наклонив голову и помахав руками перед моим лицом.
В тот момент я понимаю, что пялился на него, и киваю, откашлявшись. — Хорошо. Да. Эм, мне пора.
И я продолжаю идти, оставляя сконфуженного Сержа позади. После этого я понимаю, что никто не имеет ни малейшего понятия, что я натворил. Никто. Стыдно ли мне? Чувствую ли себя виновным? Грустно ли мне из-за отнятых жизней? Ни капельки. Вообще-то, я горжусь тем, что сделал. Я заслуживаю награду, трофей.
У меня подкашиваются ноги, когда в окнах здания я вижу ужасающее изображение, которое меня останавливает. Это возможно? Может, это всё-таки сон? Это на самом деле мой Дэн? Хоть мои мысли и против него, он всё ещё нужен. мне.
Кажется, без тебя я схожу с ума, Дэн.
Без тебя я схожу с ума.
Иногда мне хочется уметь оставлять позади воспоминания, к которым я чувствую отвращение. Например, когда я бросил Дэна умирать и разлагаться внизу, в собственном подвале. Да, знаю. Сложно признаться, но это полная правда. Я вижу его везде и хочу, чтобы это закончилось. С вещами, которые сейчас происходят, я не могу справляться.
Он везде. Я слышу его голос, который уже почти не его. Этот голос не принадлежит ему. Он такой мёртвый, несчастный. Хочу, чтобы он вернулся. Я вижу его везде, будь то магазины, торговые центры, даже тот паб, который теперь окружён жёлтой лентой. Я пришёл к новому осознанию себя.
Я скучаю по Дэну. Я так сильно по нему скучаю и понимаю только теперь, что ничто из этого не его вина, а моя, только моя. Я люблю его и хочу, чтобы он вернулся. Хочу обнять его, чтобы он шептал мне милые вещи на ухо, как раньше, иногда целуя в щёку. Я не убийца, и я ненавижу того, кем стал. Просто хочу, чтобы он проснулся рядом со мной, а не с той стеной, которая холодна, как его тело. Сердце болит, как и глаза, не способные остановить слёзы. Больно. Для других это покажется кошмаром, но мне бы было лучше, если бы он умер на моих руках. Так я бы смог прикоснуться к нему перед его уходом, а вместо этого я прикасаюсь к лезвию, из-за которого его не стало.
Сжимаю грязные простыни в гостинице, где я пытаюсь отдохнуть, но это невозможно, пока голос Дэна в моей голове вводит в более глубокое состояние беспорядка, разочарования и злости.
Ох, прости меня, любимый. Я не могу жить дальше, зная, что я — причина всех этих вещей. Хочу лишь твоего прощения. Молю. Знаю, я жалок. Знаю, я безумен. Знаю все свои ошибки. Я — псих, который убивает то, что любит.
Надеюсь, моя жизнь не будет продолжаться, потому что это невозможно без его поддержки. Я не могу. Он — мой дом, приют. Я физически не могу жить без него.
Этого не может быть.
И хоть мне надо отдохнуть, я спасаюсь, выбегаю из гостиницы под дождь, обжигающий унынием кожу. Крикам из горла не удаётся отдаваться эхом по городу. Вырывается лишь жалкий хрип. Я не должен этого делать, но прихожу на задний двор нашего дома и падаю на колени.
Но что-то не так, если не учесть мёртвое тело в стенах здания. Мельком вижу тот же самый силуэт из бара и узнаю его по насмешливому смеху.
Он смеётся над тем, как я плачу. Почему? Я что-то с ним сделал? Он знает?
Подняв взгляд, я понимаю, что самые худшие опасения сбываются. Я вижу тот самый нож, которым убил своего возлюбленного, в его руках.
Я жил в полной лжи больше, чем думал?
Ох, скажи, что простил меня, что всегда будешь моим. Скажи, что всё кончено.
Скажи, что со мной всё хорошо.
Это он, убийца. Я знал, что я не монстр, как я думал в самом начале. Я знал, что не мог убить своего прекрасного Дэна. Посмотрите, что из-за него произошло. Ужасный человек без мыслей, со злобой. Это у него шутки такие? Этого он хотел? Но зачем? Зачем?! От этого слёзы обильнее текут по холодным щекам, хотя мне они кажутся горячими. Мною овладевает слабое чувство. Он убил Дэна. Моего Дэна. Моего! Это вызывает ещё большую ненависть к людям. Без него ничто не имеет значения. Абсолютно. И теперь я понимаю, что такое депрессия. Что такое грусть. Гнев, ужас, месть. Надо ли достигнуть мести, которую я так глубоко жажду? Разум говорит: да. Но что произойдёт, кроме его исчезновения? Оно не воскресит Дэна, а сломает ещё одну безжизненную душу, а я не такой человек. Нет.
Я обязан присоединиться к своему любимому. У меня нет другого выбора. Только так я буду счастлив. Но простит ли меня Дэн за то, что я сделал? За несколько дней я обезумел, хотя это время без него кажется месяцами.
Но это не останавливает меня от очередного побега из города после того, как я вырываю нож из крепкой хватки этого Трагика. Он даже не устроил драку. Так вот, чего он хочет. Моей смерти. Это был его план? Он знал, что всё так случится?
Всего через полчаса я добираюсь до леса и падаю на колени. По пути меня преследует отвращение ко всем улыбающимся и смеющимся лицам. Во мне чуть ли не просыпается снова тот человек, которого я презираю. Тот, который убивает и приносит тоску. Сложно, но я останавливаю эти опечаленные мысли и продолжаю бежать.
Упав на колени, я приставляю нож к горлу, от которого умер Дэн, и вижу его, стоящего передо мной. Ни в окнах, ни в зеркалах. Его кровь. Его тело. И его красивое лицо.
Дэн, любимый, почему сейчас ты решил спасти меня?
Пребывая во внезапном шоке, я замечаю, что парень передо мной не Дэн, а самозванец. Парень, укравший его красоту. После этого я помню, как просыпаюсь в незнакомой кровати в незнакомой комнате и вижу записку, на которой написано спуститься вниз, чтобы поесть.
Спускаясь, я глубоко надеюсь увидеть Дэна, хотя и понимаю, что увижу не его, а парня с его лицом.
Голова болит от спутанных мыслей, а сердце бьётся в грудную клетку, чуть ли не разбивая кости, которые держат её на месте и дают мне жить и дышать.
Завернув за угол, я вижу точную копию Дэна. Даже если бы я смотрел на него часами, я не нашёл бы ни одного отличия от лица любимого мужа. Но всё-таки сердце и разум знают ужасную правду.
Он сажает меня в столовой и даёт поесть то, что приготовил для меня, и тут я понимаю, что не ел уже несколько дней. Мы не говорим до тех пор, пока не заканчиваем, и после он сажает меня на диван.
В ту самую минуту, когда он заговорил, я слышал только радость Дэна, будто это он украл её. Он - причины, по которой шёпот настоящего Дэна такой мёртвый.
Но он также помог мне. Исцелил меня. Убедил рассказать, почему он увидел меня с ножом у горла, словно я собирался покончить с собой, а именно это я и хотел сделать. И я искренне рассказал, как он и просил. Но он не осудил. Это было как послание о прощении от тела Дэна, его мёртвой души.
Он слушал всю мою депрессивную речь и даже извинялся за мои ошибки.
Также он спросил, верю ли я в любовь с первого взгляда, на что я ответил простым "да". Но это было не просто "да". Что-то большее.
Я знал, что, когда увидел Дэна, это был знак чего-то, будь то настоящая любовь или дружба, но знак.
Это абсолютно точно любовь с первого взгляда.
Весь разговор я пытался не поцеловать этого парня, хотя так жаждал. Но если бы я это сделал, я бы не почувствовал пышные губы Дэна. А я хочу только Дэна, а не человека с похожими внешностью и характером.
Я хочу настоящего его.
Я всегда хотел настоящего его.
Я всегда хотел его.
Пока я брёл обратно домой, честно сказать, я понял, что не хочу заходить, так как продолжаю видеть Дэна в окнах, со страстью смотрящего на меня. Я прошёл мимо огромного количества магазинов, парикмахерских и снова его увидел, на этот раз с застенчивой улыбкой на фарфоров лице.
Он помахал мне, откинул голову, и, как только появился Трагик, его горло было разрезано, пока тот смеялся над упавшим телом. Я бежал и бежал, снова надеясь увидеть его образ. Пялился в окна, как ненормальный, в глаза каждого, но не было ничего. Никакого знака.
Всё окончательно испортилось. Знакомые лица с отвращением смотрели на меня, пока я шёл мимо. Слишком знакомые лица. Возможно ли, что невинные люди, которых я убил, вернулись и воссоединились со своими любимыми? Нет. Почему тогда мой Дэн не вернулся ко мне?
Он не простил меня?
И по мере того, как воспоминания об убийствах проскальзывали в моей голове, в поле зрения показался тот самый паб. Та ужасная сцена, которой не должно было быть вообще. Как я мог это допустить? Как?
А может быть так, что об убийствах никто и не знает?
Не хочу быть в памяти.
Однако каким-то образом мои ноги сами привели меня в паб, где произошел ужасный инцидент. В этот раз я слышал смех, видел улыбающиеся лица, кто-то играл на пианино, люди запивали свои печали и прекрасно проводили время. Никаких признаков моего отвратительного шедевра. Совсем.
Я захожу и заказываю другой виски, который выпиваю залпом. Вожу указательным пальцем по стеклу, думая о тех прошедших вещах, которые я недавно совершил. О которых я жалею, определённо.
А больше всего об этом. Достаточно ли я любил Дэна? Он-то меня любил слишком сильно, это очевидно. Я не совру, если скажу, что он сводил меня с ума до полного безумия благодаря этому, но в хорошем смысле, конечно же. Не до такой степени, чтобы мои убийства стали его виной. Потому что это не из-за него. Это всё мощь Трагика над моими эмоциями. Он это сделал. Это его вина.
Покидаю паб, но неожиданно всё замирает. Снова в окне я вижу Дэна, на его лице видны печаль и беспокойство, в его глазах слёз больше, чем в моих за последние несколько дней, его губы искусаны. Сорванным голосом он произносит пять слов, которые я никогда не хотел услышать. — Ты позволил ему убить меня.
А затем он исчез.
Я правда недостаточно его любил.
Ведь так?
Всё становится очевидным. Паззл собирается до конца. Я больше не смогу жить спокойно. Всё, о чем я могу думать — почему это произошло. За что? Насколько далёк я от исцеления? Сколько это должно ещё продлиться? Жизнь в пытке без моего мужа. Когда я смогу вдохнуть свежий глоток воздуха? А жить? Любить? Куда это всё приведёт?
И как Трагик смог изменить мои мысли, внушить, что я настолько сумасшедший, что смог убить собственного мужа, которого я по-настоящему любил? Без которого я не могу прожить. В конце концов, я спятил. Это потому что Дэна не было рядом со мной. Это точно.
В конечном счёте я подхожу к дому, который пахнет и выглядит так знакомо. Выглядит и звучит так пусто. Звучит так разбито. Избавившись от куртки того мертвого мужчины, я надеваю свою. Ставлю перед собой новую цель перед тем, как присоединиться к милому мишке Дениске:
Убить человека, который убил Дэна.
Мрачная темнота окутывает моё поле зрения, ботинки стучат по гравию. Не знаю, могу ли я бежать ещё быстрее. Всего несколько секунд, и я замечаю деревья, окутавшие меня своими ветками, бьющими по бокам.
Ни единого признака самого Трагика, но звуки выдают, что он скрывается где-то рядом. Чувствую, что он близко. Он мог бы держать меня за руку, а я этого не почувствовал бы.
Но по мере того, как на тёмный лес надвигалась ночь и луна преследовала меня, я увидел знакомую тень, отражающуюся от небольшого фонаря. И лезвие, которое следит за мной, как луна.
Это был он, я знал.
Трагик.
Однако не успел я дойти до того места, где он находился, оказалось, что моё воображение думало, что он был всё ещё здесь, потому что я почувствовал едкий запах меди, который я опознал, как запах крови. И тут же острая боль в спине начала глушить меня, в глазах появился туман, а ноги подкосились.
Я пытался, правда. Но была какая-то до невозможности мощная невидимая сила, которая валила меня с ног на землю. Вдруг от ужасной боли меня что-то избавило.
Сладкий язычок Дэна лез в мои перепонки, смягчая боль, как холод и тепло одновременно. — Милый? Любимый? — прошептал он. — Обернись. Это я. Всё будет хорошо, любовь моя. Всё будет хорошо. Всё уже кончено.
Открываю глаза. Я не лежу на земле. Я стою. В спальне, в нашей спальне. Отражение себя, убившего свою единственную любовь, словно насмехалось надо мной. Смотрю на свой силуэт в треснувшем зеркале. Единственным отличием было то, что Дэн не мёртв, нет. Стоит сзади меня с милой улыбкой, хотя его торс всё ещё в крови. То лезвие, которым, как я думал, я его убил, было в его руках, когда он вонзал его в меня.
Я пообещал ему весь мир и всё равно подвёл. Тьма возвращается, и я больше не увижу света.
Меня зовут Дэн, и я здесь, чтобы рассказать историю о том дне, когда я убил безумца.
Нет ничего более пугающего, чем смотреть, как человек, которого ты любишь, пытается убить себя. Исключение — смотреть, как человек, которого ты когда-то любил, превращается в абсолютного сумасшедшего.
Его эскизы всегда были странными. Порой мне было тяжело понять, как человек, который казался таким милым и заботливым, мог рисовать такие картинки в той проклятой книжке.
Время от времени я находил его, сидящим в одиночестве в углу с карандашом и книжкой в руке и разговаривающим сам с собой. Нет, это не было похоже на что-то мотивирующее или задумчивое. Казалось, что он действительно вёл беседу. Мне было страшно прерывать его. Когда я говорил ему об этом случае, он отмахивался и говорил, что мне показалось.
Я видел, как его взгляд на реальность постепенно ускользал.
Не было больше человека, которого я любил. Я больше не чувствовал его любви, когда-то находившейся в его сердце для меня. И когда мы общались, он был словно незнакомец.
Он бормотал какую-то чушь о семерых людях из бара, о прекрасном ангеле, спасшем его и о каком-то мужчине Трагике, который всё рушил. Чем дальше он отдалялся, тем больше я стал обращать внимание на его рисунки. Они становились жестокими.
Вечером 16 апреля после того, как он заснул, я взял его скетчбук и решил поискать любые признаки того, почему его поведение стало таким необычным.
То, что я обнаружил, парализовало меня.
Я не убивал своего любимого. Человека, которого я любил, с кем я делил свою жизнь, с кем я смеялся и плакал, давно не было. Нет, я не убивал его. Он сам себя убил. Он убил себя тогда, когда позволил психу в своей голове взять контроль.
Годами я смотрел в тишине, как его болезнь выплёскивалась на страницы чёртовой книги.
Это моя вина? Мог ли я сделать что-нибудь, чтобы предотвратить его умопомешательство? В конце концов, я должен винить его или себя? Он когда-нибудь думал, что эти рисунки одержат верх? А я?
Нет, человек передо мной, стоящий и глядящий в зеркало — не моя любовь. Я попрощался с ним около года назад. Сукин сын убил моего любимого и забрал всё, что было дорого мне. Он — больной ублюдок, который нашёл приют в мыслях художника и сбежал на страницы.
Нож, которым это создание думало, что убило меня, упал.
Тот самый нож, который был у меня в руках.
Ты врёшь мне. Я вижу, ты врёшь, не умея сокрыть
Червивую мякоть под золотом нежных шелков.
Мне хочется плакать от боли, мне хочется выть,
Когда ты не можешь собрать воедино двух слов.
Давай, говори!.. (Я спалил бы весь этот цирк,
Когда б не жил в нём сам.) Задыхаешься? Что ж,
На каждую мрачную глушь свой отыщется крик,
На всякую плоть человека найдётся свой нож...
А ты выбираешь из мусора блажи звезду, -
Последнюю ясную нежность, и тянешь ко мне,
Но чувствую я, что стою на горящем мосту.
(Сегодняшней ночи ночей не бывает длинней...)
Ты врёшь мне. Я знаю, ты врёшь, не умея понять,
Что близок рассвет, и пожар усмирится к утру.
Мне хочется броситься к окнам и небо обнять,
Надеяться тщетно, что лживые фразы умрут,
Рассеются где-то в предвечности света, но ты
Хватаешься нервно губами за пальцы, и вот,
Я вижу стыдливую маску, костюм-лоскуты,
В которых ты шествуешь медленно на эшафот.
Мы уже несколько часов играем в нашу игру. Постоянно одно и то же — мы смотрим, любуемся друг другом, а от его взгляда у меня перехватывает дыхание. Поэтому я выхожу на улицу, чтобы привести свои мысли в порядок, но он следует за мной, и теперь стоит рядом, прислонившись к стене, что весьма мучительно для меня. Полагаю, не так уж хорошо мы можем держаться на расстоянии друг от друга.
Валерка носит джинсы. Чёрные, очень плотные, вероятно, дорогие, но всё же джинсы. На нём так же белая рубашка, распахнутая на груди и демонстрирующая вены на руках, которые чётко синеют под кожей. Из-под рукава рубашки выглядывает зеленоватая татуировка. Он никогда не скрывает следы своей Тёмной метки. Я нахожу это чрезвычайно смелым поступком. Даже дерзким. Она яркая, находится на внутренней стороне его левой руки, и я хочу протянуть руку, чтобы провести по ней кончиками пальцев. Я слишком поздно понимаю, что уже долго смотрю на неё. А Валера наблюдает за каждым моим движением.
— Ты же не собираешься меня обмануть, не так ли?
Я смеюсь над его тоном. Он звучит странно, потерянный между уверенностью и сомнением.
Я застыл. Буквально всё моё тело реагирует на Валеру.
— Не мог бы ты находиться подальше от моих мыслей.
Это единственное, что я могу сказать в тот момент, правда. Очень сложно оторвать взгляд от этих губ, когда они сжимают фильтр. Валерка вдыхает дым, и я вдыхаю вместе с ним, чувствуя легкое головокружение. Всё это заставляет меня задавать себе вопросы. Правильно это или нет. Хорошо или плохо. Линии размыты, и мне всё равно.
Он поворачивается ко мне, держа сигарету рядом с моим ртом. Я беру её, и мои губы смыкаются вокруг фильтра, медленно вдыхаю, чувствуя его пальцы на своих губах. Я закрываю глаза, моё тело расслабляется возле стены, даже не зная, виноват в этом никотин или Валера.
Когда я вновь открываю глаза, он наблюдает за мной. Если бы я слегка наклонился, то коснулся бы его всем своим телом. И мне это нравится.
— Что у тебя на уме? — спрашивает он.
Своими вопросами Валерке всегда удавалось выбить меня из колеи, дезориентируя. Единственное, что я понимаю, что он находится рядом. Рядом с моими губами.
— Не могу сказать, — говорю я. Мой голос очень низок, и Валера слышит меня только потому, что находится так близко. И хуже всего то, что я хочу ещё. Ещё ближе.
Теперь его глаза загорелись, будто серебро в них начало плавиться.
Он одаривает меня ухмылкой, которая всегда раздражала. Теперь он раскрывает во мне что-то, что-то живое. Я мог бы обвинить его в том, что он подлил мне огненный виски, но понимаю это ложь.
Истина такова: он — единственное, что было у меня на уме с момента окончания школы.
Валера пускает мне в лицо струю дыма, и я не делаю ничего, чтобы его остановить.
Я немного отталкиваюсь от стены и прижимаюсь к нему. Мне и так тяжело. Я хочу показать ему, насколько его хочу.
Инстинктивно я ещё теснее прижимаюсь к нему, всего лишь на маленький дюйм, но вполне достаточный для того, чтобы мои бёдра соприкоснулись с его.
Он не отстраняется.
Валера тоже хочет, чтобы я нарушил его личное пространство.
— Мы всё ещё живы, — говорит он, глядя на меня. Я не совсем понимаю, о чём он. Я запоминал каждое его слово, каждое действие, то, какими яркими и встревоженными выглядят его глаза, и то, как кончик сигареты горит маленьким пламенем в темноте между нами.
Его бёдра тянутся к моим. Он делает это намеренно, я знаю.
— Ты убедился, что я жив. И теперь я хочу жить. Я хочу всего тебя.
Его слова доходят до меня, но я не могу полностью понять их смысл. Он такой чертовски живой, и я хочу его.
Он вновь затягивается сигаретой, и я наклоняюсь к нему, моё сердце бешено стучит где-то в районе горла, его глаза такие серые, губы раздвинуты, и он обдаёт меня своим дыханием.
— Ты настоящий мужчина, — шепчет Валерка хриплым голосом. А затем прижимается своими губами к моим, выдыхая остатки дыма. Я буквально пьянею от этого, приходя в восторг от мятного запаха. Нет. Это вкус Валеры. И от этого я чувствую, что весь пылаю.
Мой мозг давно перестал думать, а тело начало действовать.
Моя рука скользит по рубашке Валеры, дёргая на себя за её края. Он целуется жёстко, но это не отменяет того факта, что я хочу его всего. Он то посасывает, то покусывает мой язык, а его руки скользят по внутренней стороне моих бёдер. Нет границ в том, что они могут сотворить. Его руки знают, чего хотят, поднимаются выше, не сомневаясь в том, куда в конечном итоге придут.
Дыхание перехватывает, когда он сжимает меня через джинсы, и я хочу его так, как не хотел никого в этой грёбаной жизни. Он сильнее поглаживает меня там, отчего я не могу ни о чём думать. Его ловкие пальцы расстёгивают ширинку, а рука проникает под брюки, сжимая мой член в своей ладони. Я задыхаюсь, когда он вынимает его, длинные пальцы Валеры так естественно обхватывают член, будто бы они были созданы только для этого. Он позволяет сигарете упасть на пол, ещё крепче сжимая меня, отчего в глазах темнеет и я не вижу ничего, кроме его серых глаз. Я уже буквально гол под ним, а внутри такое чувство, что я уже потрахался.
Моя ладонь накрывает его, медленно таща руку Валеры вместе со своей по всей длине члена. Вверх-вниз.
Его пальцы длинные и опытные, мягкие и дразнящие, я люблю их.
Валера Русик прислоняет меня к стене, его прикосновения уносят меня далеко. Я с трудом приподнимаю свою руку, размещая её на его заднице, нажимая со всех сил, которые ещё остались во мне, и он прижимается ближе.
Я люблю чувствовать его прерывистое дыхание у своего горла, люблю чувствовать его потребность во мне, такую жёсткую и настойчивую.
— Пойдём, — говорю я ему, когда мне удается немного сдвинуться и дотронуться до внушительной выпуклости на его штанах. Должно быть, ему больно.
Мысли вертятся вокруг его члена.
Он тёплый.
Он живой.
Я хочу его.
Я хочу его в рот.
— Я хочу взять твой член в рот, — говорю я Валере, и на этот раз мой голос не дрожит.
Его глаза расширяются в удивлении, и я понимаю, что теперь застал его врасплох. Он пытается нормально дышать, и у него такой взгляд… Этот взгляд заставляет меня убедиться, что я всё, чего он хочет сейчас.
— Думал, ты никогда не захочешь, — почти неслышно говорит он.
Я приникаю к его рту, съедая вместе с остатками дыма и стонами — в тишине они громко бьют по моим ушам. Он кусает мои губы с сокрушительной яростью, а я взвываю, ведь укусы — это прекрасно.
Я крепко сжимаю запястье Валеры, ему немного больно, ведь он задыхается, но я-то знаю, что он это любит. А потом моя рука скользит по его бедру, сжимая член.
В свою очередь я получаю вызывающий взгляд, жёсткий, горящий. Да, это огонь, но от него я не горю.
Мне удаётся застегнуть свои штаны, мой член чрезмерно болит от неудовлетворения, и я тяну Валерку за собой.
Я забираю его туда, где мы сможем побыть одни.
Валера Русик — это всё, что мне нужно.
Он заставляет меня чувствовать себя живым.
Кончик моего карандаша касается бумаги. Я сижу в спальне. Длинные, потные пряди волос свисают на лоб. Вентилятору в дальнем углу комнаты не удаётся ничего охладить. Спиной я сижу к открытой двери. Слышу шаги, которые, я знаю, принадлежат Дэну. Он подходит ко мне в ровном темпе. Его худощавые руки обвиваются вокруг моего торса. Солнечный свет падает на бетонный пол.
— Как я вижу, новый рисунок? — говорит он своим сочным, как мёд, голосом, таким же мягким и сладким.
В ответ киваю. — Хочешь стать его частью? Я люблю рисовать тебя.
Чувствую его нежные бледные губы на своих, и на лице появляется ухмылка. — Хочу, — шепчет он, прижимаясь своей щекой.
Он сидит на подоконнике напротив меня, а я рисую его улыбающееся лицо и соблазнительное тело. Дэн — мой уже семь лет любимый муж. Я не смогу провести остаток своих дней ни с кем, кроме него.
Я часто размышляю о всех тех вещах, которые ты мне показал. Я переполнен мыслями, которые едва ли смогу постичь, и, тем не менее, я жажду большего. Ты сказал, удовольствие не имеет границ. Эта фраза крутится в моей голове, когда я вхожу в твой дом. Я приношу тебе вино, пожалуй, более для того, чтобы успокоить моё собственное волнение, чем для того, чтобы удовлетворить твой изысканный вкус, но, тем не менее, ты принимаешь подарок благосклонно. Я знаю, ты способен учуять моё желание. Мою жажду. Мне стоит придержать язык пока что. Озарённый всезнающей улыбкой, ты достаёшь для нас два бокала и ведёшь меня в гостиную.
Да, Дэн. Любые ограничения существуют только внутри твоего сознания, и с твоей стороны было бы правильным полностью их устранить. Нам следует присесть и побеседовать об удовольствиях, которые тебе только предстоит исследовать. О способах раскрыться, стать передо мной настолько уязвимым, как ты даже не смел вообразить прежде, до того как мы стали близки. Любое твоё желание для меня — это страсть, которую я жажду разделить. Смотреть, как вожделение разрывает тебя на части… быть каждой частичкой пространства в то мгновение, когда ты поддашься ему.
Слушая твои слова, я чувствую себя воодушевлённым, наполненным до краёв энергией возбуждения и надежды. Я хочу разрушить собственные ограничения. Уничтожить их. Я отдамся тебе с удовольствием. Когда ты утверждаешь, что нам следует поговорить об исследовании удовольствий, я соглашаюсь, пожалуй, слишком торопливо. Поспешно допиваю свой бокал, нетерпеливо требую твои красные от вина губы. Затем я снова отстраняюсь, рассматривая тебя со стороны. Вся жизнь до момента нашей встречи кажется потраченной впустую, безвкусной, лишённой страсти. Что будет с нами дальше? Какие откровения покажешь ты мне?
Ты так прекрасен в собственном желании. Я касаюсь твоего лица, пальцы скользят по подбородку, и я вовлекаю тебя в ещё один медлительный поцелуй. Он полон тёмных обещаний. Пройдём в тишину моей спальни, Дэн. Буду надеяться, что к сегодняшнему дню у тебя достаточно приятных ассоциаций, чтобы ты мог здесь расслабиться. Подальше от ответственности, которая постоянно сопутствует твоему дару. И, раз уж я привёл тебя сюда, приготовься отдаться мне полностью. Я раскрою тебя, но иначе, чем делал это прежде.
Я дрожу, когда ты касаешься меня, подушечки твоих пальцев на моей коже — обещание грядущего наслаждения. Я слишком счастлив следовать за тобой. Странная радость охватывает меня, когда я оказываюсь в твоей спальне — это место, где мне не нужно думать ни о чём. Я существую в форме чистых ощущений, и твои прикосновения — это контур, очерчивающий мою реальность. Место, в котором я чувствую себя защищённым. Когда мы поднимаемся наверх, я останавливаюсь и изучаю тебя взглядом. Свет приглушён, и я более чем благодарен тебе за тишину и умиротворённость. Беру тебя за руку, привлекая ближе.
Я прочёл бы тебя, даже если бы ты не взял мою руку. Ты так близко, и я чувствую, как ты слабеешь в моих руках, как твои губы раскрываются под моими. Здесь, в моих объятиях, ты свободен от тяготеющих над тобой мыслей. Отступаю назад, и твои руки, направляемые моими, расстёгивают пуговицы на рубашке, затем я стягиваю её с твоих плеч. Целуя твою разгорячённую кожу, едва погружаясь пальцами в твои волосы, я держу тебя крепко-крепко, чтобы ты перестал дрожать. В конце концов, ты расслабляешься. Мои пальцы открывают застёжку на твоих джинсах, и в конечном итоге ты оказываешься обнажён передо мной, чтобы я мог по достоинству тебя оценить. Я буду смаковать каждую часть тебя, Дэн. Я желаю, чтобы ты продемонстрировал мне себя, ляг на живот и полностью поддайся своим ощущениям; я присоединюсь к тебе через минуту.
Я вытягиваюсь на кровати, следуя твоим указаниям. И простыни, и одеяло кажутся холодными по сравнению с моей лихорадочно горящей кожей. Я слышу, как ты ненадолго отступаешь, и укладываюсь головой поверх сложенных рук. Тем не менее, любопытство побеждает, и я оборачиваюсь, чтобы взглянуть на тебя. Разумеется, наши взгляды пересекаются, и затем я падаю головой в подушку, заливаясь беззвучным смехом. Стоит мне расслабиться, и в голове эхом звучат твои слова: «Я распробую каждую часть тебя, Дэн». Я жажду этого. Я мечтаю об этом. Я буду умолять об этом. Я желаю, чтобы ты вылизал меня.
Своеобразная дегустация, если честно. Но ты должен знать, что я не смогу отказать тебе — никогда и ни в чём. Если бы ты только мог смотреть на нас со стороны… пусть даже это решительно невозможно. Опусти голову, Дэн, и представь, будто бы ты и вправду наблюдаешь за нами. Думай только о согревающих, нежных прикосновениях, позволь себе расслабиться, а своим мыслям — безмолвствовать. Я начинаю массировать тебя с лодыжек и, постепенно двигаясь руками вверх, непринуждённо раздвигаю твои ноги в стороны. Понемногу твоя напряжённость отступает. Мне любопытно… какие картины проносятся перед твоими закрытыми глазами, когда мой язык начинает скользить по твоей разгорячённой плоти?
Как ты никогда не сможешь отказать мне, так и я не способен сопротивляться тебе. Я делаю так, как ты говоришь. Опускаю голову и закрываю глаза, полностью концентрируясь на твоих прикосновениях. Напряжённость вытекает из меня. Освобождает мои конечности. Поначалу в голове сплошная тьма. Тишина. Безмолвие. Твои руки ласково дразнят меня. Далее следует цвет. Никаких чётких очертаний. Пока что. Поверхность меняет свой окрас одновременно с тем, как ты рисуешь пальцами узоры на моей коже. Цвет особенно яркий, когда ты бережно сжимаешь мои бёдра и разводишь их в стороны.
Это совершенно… ты — совершенен. Хорошо, если ты сможешь расслабиться и вверить себя мне. Когда губами я прокладываю дорожку по твоей разгорячённой плоти, это сродни… поглощению. Я хотел бы познать все оттенки твоего вкуса, но сегодняшнее действо не для меня, а для тебя. Я смакую тебя и чувствую твою отдачу; ощущаю, как напряжение покидает твоё тело. Руками я разглаживаю твои мышцы, охватываю пальцами, я запоминаю каждое их сокращение, каждый твой импульс. Я никогда не смогу забыть это. Когда мой рот достигает самых чувствительных мест, ты громко втягиваешь воздух, а затем тихо постанываешь, и мне не хватит слов, чтобы описать, как же это красиво. Ты открываешься для меня настолько красиво, Дэн. Как всегда.
Меня трясёт от ощущений, когда ты ласкаешь, смакуешь меня в местах, не привыкших к подобным ласкам. И только когда чувств становится слишком много, и мы на полной скорости несёмся к вершине, ты отступаешь. Моё сердцебиение на время выравнивается, но очень скоро я жажду продолжения. Я пытаюсь остановить подёргивание моих бёдер, стремление податься навстречу твоему языку. Ты разыскиваешь скрытые точки внутри меня. Я стараюсь приглушить своё ускоренное дыхание и прячу лицо в подушку, выстанывая твоё имя.
Не подавляй дрожь. Это истинная реакция твоего тела, и её не стоит отрицать. Всё это для меня: то, какой ты гладкий и как сладко сжимаешься вокруг моего языка, когда он входит в тебя снова и снова. Я удерживаю тебя, но не настолько крепко, чтобы ты не мог двигаться, если тебе понадобится. Ты уже чувствуешь, как растёт возбуждение, сопровождаемое ненасытной жаждой насаживаться на что угодно, даже всё равно на что? Да. Я вижу это. Боюсь, мне придётся ограничивать твои движения. Нежелательно, чтобы всё окончилось так быстро. Это не мой метод. Постарайся сконцентрироваться на самóм ощущении жажды, Дэн. Позволь себе сознательно сосредоточиться на самóм желании. Дыши своим желанием, им одним.
Наслаждение накатывает волнами. Я срываюсь с якоря и нахожусь во власти этих волн, тело пульсирует и подрагивает в непривычном ритме, и в этот момент ты останавливаешься. Я сопротивляюсь этому, но чувствую, как ты отстраняешься. Я хочу так сильно. Мне нужно так глубоко. Твой язык проталкивается внутрь, горячий и извивающийся, я не выдерживаю и вскрикиваю. Зрение отключается, в нём нет сейчас надобности. Мне хватает чистых ощущений, чтобы картинки в голове раскрашивались в яркие цвета. Мои руки скользят по простыням, крепко сжимают их дрожащими пальцами, как будто бы это поможет мне не растечься лужицей прямо здесь и сейчас.
Ты должен отпустить этот страх, Дэн. Поверь, что ты не потеряешь себя, но обретёшь даже больше, если ослабишь контроль. Тем более, разве он у тебя ещё остался? Я привёл тебя сюда, и я не собираюсь останавливаться на полдороге. Я постепенно ослабляю хватку на твоих бёдрах, и мы следуем далее. Мой горячий и скользкий язык внутри тебя, и я знаю, что новые ощущения ошеломляют; скажу более, я даже знаю, что происходит в твоей голове. Хотел бы я видеть образы, вторгающиеся в твои мысли. Ты жаждешь быть разобранным на кусочки, желаешь, чтобы тебя вынудили забыть самого себя, и на мгновение… ты хочешь обезуметь, но ничего не можешь с этим поделать. Острые грани твоих желаний настолько же восхитительны, как и ты сам.
Больше не страшно. Я уплываю, но ты следуешь за мной. Я предаю себя тебе — моё тело, мой разум. Я потерян. Обращён в сплошную чувственность. В удовольствие. И ещё в одно странное чувство, сжимающее мою грудь, сто́ит мне только подумать о нём. Смутно, со стороны, я слышу собственные всхлипывания. Я умоляю о большем. Бездонны глубины моего желания к тебе. Я вновь скрываю своё лицо — потому что моё возбуждение звучит как твоё имя.
Я желаю знать, то ли это чувство, которое ты стремишься описать и которое не было знакомо тебе прежде, — отпустить себя и получать наслаждение, не задумываясь о том, что ты обязан дать взамен. Именно это и должно происходить, я надеялся, что так и случится. Не пытайся удержать звуки собственной страсти. Если твоё возбуждение неуправляемо, не старайся контролировать его. Очень просто, Дэн. Я желаю слышать тебя, вот в чём состоит моя награда. Слышать своё имя на твоих губах — это преимущество, описать которое не хватит слов. Погружать тебя дальше в подобное состояние, погружать мой язык всё глубже внутрь тебя, безжалостно, до тех пор пока у тебя не останется иного выбора, кроме как сдаться. Ты умоляешь о большем, и я дам тебе более, чем ты думал, что когда-либо сможешь вынести.
Я не привык, что наслаждение даётся так легко и безвозмездно, пока не оказался в твоей постели. На этой мысли я поворачиваю голову набок, затаив дыхание. Наполненный болезненным желанием. Моё возбуждение никак не затихает, и тем более никак не могу затихнуть я сам. Я больше не слежу за тем, какие слова вырываются из моего рта, — мои мысли бессвязны. Я прошу. Я умоляю. Я стараюсь сдерживать неистовые толчки собственных бёдер. Завожу руку назад, насколько это возможно, и стараюсь коснуться тебя.
Нет причин сдерживаться, позволь себе прочувствовать всё настолько глубоко, насколько ты способен. Ты приподнимаешься, выпрямляясь на коленях, и в конечном итоге я уступаю, оставляя последнее поглаживание языком поверх твоей сверхчувствительной кожи. Подаренное наслаждение — полученное наслаждение, Дэн. Не смей забывать о нашей договорённости. Сейчас есть только одна вещь, которую я желаю получить от тебя. Как думаешь, ты сможешь побаловать меня? Касаюсь твоей протянутой руки, и, несмотря на то, что ты не способен говорить, я вижу, что ты готов попробовать исполнить моё желание. Наклонись вперёд совсем немного… вот так. Крохотное пространство между твоими бёдрами и поверхностью кровати — это как раз то, что мне нужно.
Слишком сложно произносить вслух, но в своей голове я отвечаю, что согласен. Сразу так много всего — дрожь в моих бёдрах, тепло, растекающееся по руке от твоего прикосновения, боль в моих лёгких, тяжесть в моём члене. Дыхание затрудняется, и я могу слышать собственный отчаянный вздох. Несмотря на то, что слова подводят меня, тебя я понимаю полностью. Я выполняю твоё указание и склоняюсь вперёд, опираясь на плечи и приподняв бёдра, не будучи полностью уверенным, что последует далее.
Отлично, Дэн. Мне нужно, чтобы ты расслабился и вместо собственных мыслей полностью сконцентрировался на своём теле. Я ласкаю тебя, такого скользкого и податливого после всего того, что я делал с тобой, и протягиваю твой член между твоих распростёртых бёдер. Ты настолько терпелив и настолько открыт новым ощущениям. Твоё состояние подобно лёгкому сну перед самым пробуждением, когда соединяются реальный ты и та внутренняя часть тебя, которая полностью раскрыла все свои возможности. Даже если ты не желаешь ничего более, чем просто толкаться в мою руку, ты колеблешься и медлишь. Возможно, ты не хочешь кончать так быстро, но я не могу вообразить, как ты можешь терпеть хотя бы ещё немного. Твоя жажда — такая утончённая…
Слишком легко позволить моим мыслям испариться. Моим телом овладевает осознание того, насколько сильно я желаю твоего прикосновения, как болезненно я хочу кончить. Я замираю в неуверенности, когда твоя рука соскальзывает с моего члена. Я выгибаю спину в стремлении восстановить утраченный контакт. Разочарованный звук моего желания прерывается только стуком моего сердца. Громко. Неумолимо. Я всхлипываю, вымаливая больше.
Моё касание призвано подбодрить тебя, когда я похлопываю ладонью по твоей спине… сначала легко, затем сильнее, когда ты начинаешь понимать, чего я от тебя хочу. Очень хорошо… просто очаровательно наблюдать, как ты теряешь себя полностью, толкаясь членом в простыни. Как редко я вижу тебя таким — отринувшим все предубеждения, препятствующие мне наслаждаться тобой так, как я делаю это прямо сейчас. Ты заслужил свой оргазм. Мне бы хотелось, чтобы ты кончал громко, и я мог слышать все последствия пребывания моего горячего и настойчивого языка внутри тебя. Кончи для меня, Дэн. Покажи мне всё, на что ты способен.
Я концентрируюсь на тёплой тяжести твоего прикосновения и почти невыносимом скольжении моего члена — тяжёлого, наполненного — поверх твоих простыней. Слова окончились, осталось только неистовое наслаждение. Я слышу звук твоего одобрения, чувствую, как твои руки соскальзывают вниз, к внутренней стороне моих бёдер. Раскрывают их. Мягко. Я могу думать только о том, насколько же я обнажён, раскрыт, выставлен напоказ перед тобой. Сбивается ритм, сжимается тело, и глубоко внутри меня выпрямляется сжатая до предела пружина. Я выкрикиваю твоё имя, когда кончаю. Я кончаю только для тебя.
Когда ты предаёшься экстазу, моё имя на твоих губах звучит сладчайшим звуком, который я когда-либо надеялся услышать. Ты раскрыт передо мной, но твоя обнажённость — больше, чем просто телесная. Ты и сам знаешь это. Все запреты и недовольства остались позади; твой бурный, неконтролируемый оргазм — настоящий подарок для меня. Я успокаиваю тебя, поглаживая волосы, пока последние конвульсии проходят по твоим конечностям. Твоё удовольствие — словно отголоски затихающей грозы. Ты подобен стихийным раскатам грома. Никогда не смей впадать в отчаяние, поскольку мы единое целое, Дэн. Могу ли я когда-нибудь отказать тебе?
***
Проснувшись, я чувствую запах Дэна, наполнивший комнату, и что-то едкое. Этот незнакомый запах вертится около моего носа. Морщусь. Дэн теперь лежит не в моих руках, а на краю кровати. Он не свернулся, как раньше, а разлёгся на простыне. Могу сфокусироваться только на его лице, которое больше не сияет. Теперь оно голубоватого цвета, как и сжатые губы. Мягкость ушла, а её место заняли сухая и разодранная кожа. Хоть он и не выглядит живым, ярким и счастливым, он всё так же прекрасен, как и всегда, но сейчас он кажется мёртвым, безжизненным, тягостным. Закусив губу, я сужаю глаза от этой картины.
— Дэн. — Прикоснувшись рукой к его плечу, я начинаю трясти его, но лишь нахожу красную жидкость на его белом рукаве. — Какого чёрта? — шепчу я, отводя взгляд в сторону его тела. Сухая кровь застыла в ранах на груди и животе.
Внутри схватывает, я кидаюсь вперёд, прислонив руку ко рту, так как к горлу подступает рвота. Падаю на кровать, по щекам обильными ручьями текут слёзы. — Дэн, пожалуйста, скажи, что это всего лишь дурацкая шутка, — голос надламывается, — Дэн.
Я вскрикиваю и глазами нахожу зеркало в комнате. От увиденного мозг разрывается. В моей руке нож. Кровь с него капает на пол. На моём торсе тоже кровь Дэна. Я не могу поверить своим глазам.
— Это просто сон! — кричу я, хватаю кресло, на которым обычно сидел, пока рисовал своего прекрасного мужа, и бросаю в зеркало, осколки которого разлетаются по полу. Падаю на колени. Знаю, я должен встретиться с правдой лицом к лицу, несмотря на то, как сильно я хочу её отрицать; как сильно я хочу сказать, что это плохой сон, что вскоре я проснусь.
Я, Валерий Иванович Русик-Савельев, убил то, что значило для меня очень много.
Дэна Садова.
— Я так сильно тебя люблю. — Щипаю грязную щёку улыбающегося Дэна. Его загорелая кожа светится под тёплым солнцем. Его тело, окружённое лиловыми цветами, выглядит великолепно на бледной траве. Я щекочу его татуированную кожу, чернильные символы нас, которые сочетаются с моими тату.
Гримасничая, он закусывает губу, хватает меня за лицо и накрывает мои губы своими. — Я люблю тебя. Не бросай меня никогда, ладно?
— Ладно, — усмехаюсь я, прижимаясь к нему носом, — если ты не бросишь меня.
— Никогда. — Он целует мои розовые губы, и во рту появляется его мятный вкус, идеально. — Ты слишком много для меня значишь.
***
Меня преследуют, я знаю. Я совершил безумно красивое преступление, которое преследует меня часами, и я ничего не могу сделать. Лишь раскачиваюсь взад и вперёд в углу комнаты, где не видно трупа, и думаю, что это моя вина, что его больше нет. Я должен что-то сделать. Его не могут найти. Они не могут узнать. Я не позволю. Но они знают. Все знают. Каждый знает. Каждый.
Я беру Дэна в свои слабые объятия. Его гниющие руки безвольно свисают. Слёзы текут по моему лицу и падают на кровавый торс. Даже если это самая настоящая реальность, я всё ещё верю, что это ужасный сон, вскоре я проснусь в руках Дэна и поцелую его влажные губы, а не такие безжизненные и потрескавшиеся.
Хватаюсь за ручку двери, ведущую в холодный подвал. Сажаю Дэна на маленький диван. Я роняю голову к его животу, слёзы продолжают течь. — Дэн, — рыдаю я. Вскоре приходит ярость. Не к кому-нибудь, а к себе.
Как я мог убить человека, которого любил?
Наконец поднявшись, я стараюсь не целовать эти холодные губы, без которых мне вскоре придётся привыкать жить. Но уже сложно. Пытка — жить без мятного, но в то же время сладкого вкуса Дэна, который наполнял меня радостью.
Неожиданно, спустя несчитанное количество минут, как я глазел на своего любимого, я ухожу и оставляю его одного в холодном пустом подвале, который раньше использовался только для смеха и бесконечного счастья. Твою мать, он был лучшим, а я сотворил это.
Но всё же я поднимаюсь по лестнице и надеюсь увидеть семью, друзей, Дэна, смеющихся над этим розыгрышем и кричащих "разыграли!"; и потом он будет посыпать меня поцелуями, и наступит счастье. Этого не произошло, как я и думал, как и сказал мой разум. Не вижу Дэна. Не вижу брата, сестры, лучшего друга. Никого. Ни отца, ни мамы.
Я вижу лишь слишком пустую комнату с кровавой кроватью, которая возвращает тот момент, когда дом заполнился криками и слезами.
— Упс! — воскликнул небольшой парень после того, как его лицо так мягко врезалось в мою грудь.
Я видел лишь его пушистые волосы и ошарашенное лицо. Сгримасничав, я помахал рукою. — Привет, — сказал я, — я Валера.
***
Точно не знаю, как долго я бегу, но я вижу перед собой незнакомые здания, машины, не спешащих, в отличие от меня, людей. Даже не могу представить, зачем я убежал так далеко, но это необходимо: я жаждал покинуть дом, наполненный запахом Дэна. И не то ужасное зловоние, которое заменило сладкий запах, а прекрасная клубника, которой пахли его грязные и взъерошенные волосы. Слёзы продолжали течь по покрасневшему лицу, а от дождя я мок ещё сильнее.
Я просто до сих пор не понимаю. Нет никакого смысла. Нет кусочков несобранного паззла. Я не могу понять, что держал нож, которым убил своего любимого. Я не могу представить, как поднимаю руку вверх-вниз, как нож вонзается в его живот снова и снова до самого последнего вздоха. Это не откладывается у меня в голове. Я лишь вижу целующегося Дэна и как он засыпает на моих руках, пока я внюхиваюсь в резкий, но сладкий запах, от которого по спине бегут мурашки.
Всё, что я слышу, — его голос, шёпот, ударяющий по барабанным перепонкам. Всё, что я вижу, — отражение его лица в окне вместе с магазинами и машинами. Почему? Всё, о чём я могу думать. Просто почему? И как? Как мой замечательный Котёнок может быть мёртв? Наконец я осознаю, что больше никогда не смогу обнять его. Вижу его преследующую картинку, слышу его голос. Но не чувствую его. Не могу прикоснуться. Не могу обнять. И особенно
не могу любить его.
Сахарный голос, который я когда-то знал, теперь мёртв, безжизнен, скучен. Словно это вообще не Дэн. Кто-то забрал его грацию и жизнь. Хочу это остановить. Хочу, чтобы меня оставили в покое. Он сводит меня с ума. Так больше не может продолжаться. Это псих, которого я не знаю. Это не я. Как его не стало, я полностью изменился, хотя даже сутки не прошли.
И на этот раз приходит осознание. Воспоминания тех моментов, когда он меня любил, бессмысленны. Должен ли я признаться? Сказать правду, которая вызовет только больше боли? Сказать не только ему, но и себе самую честную правду?
Вот она.
Это твоя вина, Денис Садов. Ты — причина, по которой ты мёртв. Ты сделал меня таким, я не мог держать это в себе. Видишь, что ты наделал? Одиночество, грусть, боль, царапающая череп. Видишь, что произошло из-за тебя? Я схожу с ума, понимаешь?
Оставь меня, блять, в покое.
Доволен?
— Дениска, — говорю я, садясь на колено. Из его глаз текут слёзы по загорелым щекам, которые он смахивает ладонью. — Станешь ли ты моим? Навсегда?
Пустую комнату наполняют всхлипывания, когда я достаю маленькую вельветовую коробочку с бриллиантовым кольцом внутри. Он закрывает глаза и кивает. — Да. Определённо.
Когда на его пальце оказывается сапфировое кольцо, я понимаю, что он станет моим навсегда.
***
Понятия не имею, как я оказался в конечном итоге здесь, но подошвы моих ботинок привели меня в незнакомый город с крошечными домами и магазинами. До ушей не доносится ни звука, кроме проливного дождя, который намочил мою белую рубашку и татуировки на груди — птицы с нашей первой годовщины женитьбы. Сложно отпустить, когда внутри комом нарастает гнев. Через долю секунды я слышу игривый смех, звенящие бутылки и мелодию пианино, и впервые за эти часы на лице появляется улыбка. Это чувство мучило меня всё время, пока я бежал. Злость и в то же время грусть.
Потными руками я открываю дверь, и в пабе становится не так тихо, когда я сажусь на дешёвый деревянный стул. Заказываю виски, но не пью. Вожу пальцами по стакану. Взглядом обвожу комнату, на меня никто не смотрит, поэтому я спокойно считаю количество людей. Семь.
Мысль о том, что семь — счастливое число, частенько появлялась у меня в голове, как и та мысль, почему это счастливое число. И от этого я чуть не засмеялся громче, чем могут позволить человеческие голосовые связки. Всё-таки эти семеро не такие уж везунчики.
Только через пять минут я встаю и думаю о приближении к первой жертве. Интересно, зачем этот новый человек с мыслями психопата зашёл в двери невинного паба? Бессмысленно, но это меня не останавливает. И перед тем, как мужчина с красными глазами (цвета Дэна, злость становится сильнее) успевает спросить, зачем я прерываю его отличное времяпровождение, я вытаскиваю припрятанное в кармане лезвие, вонзаю ему в горло и наблюдаю, как жизнь исчезает из его глаз. От меня доносится только смех, а вот от остальных — крики.
После этого ужасающего поступка я решаю присесть и выпить виски от усталости. Проблеск отражения в ближайшем зеркале пугает меня. Парень в кровавой рубашке, но не простой парень. Тот, кого я не могу видеть. Тот, кто сделал меня таким.
И если бы не последний глоток, я бы не увидел незнакомую фигуру, наблюдающую за происшествием, а потом убегающую.
Не открываю глаза, пока не чувствую его губы рядом с моим ухом, которые формируются в улыбку. — Доброе утро,любимый, — говорит он.
У меня не получается не улыбнуться в ответ. — Привет, — отвечаю я, когда наконец вижу его. Его пальцы гладят меня по коже, перемещаясь вверх-вниз по рукам и бёдрам.
Он покрывает поцелуями мою щёку, двигается к губам, почти поймав меня врасплох. Вскоре я целую его в ответ, глажу запутанные после сна волосы и смеюсь над тем, как он бьёт меня по руке. Когда мы даём наконец друг другу дышать, он целует меня в нос и говорит: — Я люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя, милый.
***
Понятия не имею, кого я увидел в пабе, но, если честно, мне плевать. Я даже не думал об этом до нынешнего момента. Причина в том, что мысли о Дэне до сих пор в моей голове, у меня даже началась мигрень. То, что он застрял во мне, высасывая кровь, заставляет задуматься, насколько живым я себя чувствую. Это чувство поглощает меня. Уверен, что убийство Дэна и тех жалких семерых душ было лучшим, что я когда-либо делал. Резко ударив стакан об деревянную стойку, я снова взглядываю в зеркало, как тогда, и вижу быстрый проблеск человека, пугающе и завораживающе похожего на Дэна. Ноги касаются пола, следует громкий стук, и теперь я вижу лишь своё отвратительное отражение в поту и крови.
Вдохнув большое количество кислорода, я чувствую подступающий к горлу комок. Обыскиваю глазами комнату. Распластанные безжизненные тела и мужчина в чистой куртке. Добавлю, мёртвый мужчина. Я снимаю с него футболку и куртку и надеваю на себя, пытаясь скрыть малиновые пятна, которые всегда останутся со мной в памяти. Не торопясь, я смотрю кошельки этих семерых и забираю деньги. Они же им не нужны. Они уже мертвы.
Я открываю двери паба и выхожу на улицу. Высокий темноволосый парень машет мне и улыбается. Думаю, он и не подозревает, что улыбается хладнокровному убийце. Но я машу в ответ, натянув улыбку, потому что сейчас это всё, чего я хочу, — улыбаться. Я чувствую себя таким счастливым, живым, обновлённым. Это начало чего-то нового.
Продолжив идти, я врезаюсь в Сержа, и мои глаза расширяются. — Привет, Валерка.
Он не знает. Действительно не знает, он не может знать. Сердце бьётся чаще, чем когда я был в пабе, но сейчас я полон несчастья. Один из моих лучших друзей таращится на меня, словно я невинный, каким был когда-то. Смертоносное чувство возвращается. Вот он я. Серж мне как брат, но всё же я хочу вытащить из кармана лезвие и вонзить в его живот, чтобы он истекал кровью даже здесь, на людях, где все могут увидеть. Но я держу себя в руках, зная, что не могу это сделать. Что со мной не так? Чем я стал?
— Валер, всё хорошо? — посмеивается он, наклонив голову и помахав руками перед моим лицом.
В тот момент я понимаю, что пялился на него, и киваю, откашлявшись. — Хорошо. Да. Эм, мне пора.
И я продолжаю идти, оставляя сконфуженного Сержа позади. После этого я понимаю, что никто не имеет ни малейшего понятия, что я натворил. Никто. Стыдно ли мне? Чувствую ли себя виновным? Грустно ли мне из-за отнятых жизней? Ни капельки. Вообще-то, я горжусь тем, что сделал. Я заслуживаю награду, трофей.
У меня подкашиваются ноги, когда в окнах здания я вижу ужасающее изображение, которое меня останавливает. Это возможно? Может, это всё-таки сон? Это на самом деле мой Дэн? Хоть мои мысли и против него, он всё ещё нужен. мне.
Кажется, без тебя я схожу с ума, Дэн.
Без тебя я схожу с ума.
Иногда мне хочется уметь оставлять позади воспоминания, к которым я чувствую отвращение. Например, когда я бросил Дэна умирать и разлагаться внизу, в собственном подвале. Да, знаю. Сложно признаться, но это полная правда. Я вижу его везде и хочу, чтобы это закончилось. С вещами, которые сейчас происходят, я не могу справляться.
Он везде. Я слышу его голос, который уже почти не его. Этот голос не принадлежит ему. Он такой мёртвый, несчастный. Хочу, чтобы он вернулся. Я вижу его везде, будь то магазины, торговые центры, даже тот паб, который теперь окружён жёлтой лентой. Я пришёл к новому осознанию себя.
Я скучаю по Дэну. Я так сильно по нему скучаю и понимаю только теперь, что ничто из этого не его вина, а моя, только моя. Я люблю его и хочу, чтобы он вернулся. Хочу обнять его, чтобы он шептал мне милые вещи на ухо, как раньше, иногда целуя в щёку. Я не убийца, и я ненавижу того, кем стал. Просто хочу, чтобы он проснулся рядом со мной, а не с той стеной, которая холодна, как его тело. Сердце болит, как и глаза, не способные остановить слёзы. Больно. Для других это покажется кошмаром, но мне бы было лучше, если бы он умер на моих руках. Так я бы смог прикоснуться к нему перед его уходом, а вместо этого я прикасаюсь к лезвию, из-за которого его не стало.
Сжимаю грязные простыни в гостинице, где я пытаюсь отдохнуть, но это невозможно, пока голос Дэна в моей голове вводит в более глубокое состояние беспорядка, разочарования и злости.
Ох, прости меня, любимый. Я не могу жить дальше, зная, что я — причина всех этих вещей. Хочу лишь твоего прощения. Молю. Знаю, я жалок. Знаю, я безумен. Знаю все свои ошибки. Я — псих, который убивает то, что любит.
Надеюсь, моя жизнь не будет продолжаться, потому что это невозможно без его поддержки. Я не могу. Он — мой дом, приют. Я физически не могу жить без него.
Этого не может быть.
И хоть мне надо отдохнуть, я спасаюсь, выбегаю из гостиницы под дождь, обжигающий унынием кожу. Крикам из горла не удаётся отдаваться эхом по городу. Вырывается лишь жалкий хрип. Я не должен этого делать, но прихожу на задний двор нашего дома и падаю на колени.
Но что-то не так, если не учесть мёртвое тело в стенах здания. Мельком вижу тот же самый силуэт из бара и узнаю его по насмешливому смеху.
Он смеётся над тем, как я плачу. Почему? Я что-то с ним сделал? Он знает?
Подняв взгляд, я понимаю, что самые худшие опасения сбываются. Я вижу тот самый нож, которым убил своего возлюбленного, в его руках.
Я жил в полной лжи больше, чем думал?
Ох, скажи, что простил меня, что всегда будешь моим. Скажи, что всё кончено.
Скажи, что со мной всё хорошо.
Это он, убийца. Я знал, что я не монстр, как я думал в самом начале. Я знал, что не мог убить своего прекрасного Дэна. Посмотрите, что из-за него произошло. Ужасный человек без мыслей, со злобой. Это у него шутки такие? Этого он хотел? Но зачем? Зачем?! От этого слёзы обильнее текут по холодным щекам, хотя мне они кажутся горячими. Мною овладевает слабое чувство. Он убил Дэна. Моего Дэна. Моего! Это вызывает ещё большую ненависть к людям. Без него ничто не имеет значения. Абсолютно. И теперь я понимаю, что такое депрессия. Что такое грусть. Гнев, ужас, месть. Надо ли достигнуть мести, которую я так глубоко жажду? Разум говорит: да. Но что произойдёт, кроме его исчезновения? Оно не воскресит Дэна, а сломает ещё одну безжизненную душу, а я не такой человек. Нет.
Я обязан присоединиться к своему любимому. У меня нет другого выбора. Только так я буду счастлив. Но простит ли меня Дэн за то, что я сделал? За несколько дней я обезумел, хотя это время без него кажется месяцами.
Но это не останавливает меня от очередного побега из города после того, как я вырываю нож из крепкой хватки этого Трагика. Он даже не устроил драку. Так вот, чего он хочет. Моей смерти. Это был его план? Он знал, что всё так случится?
Всего через полчаса я добираюсь до леса и падаю на колени. По пути меня преследует отвращение ко всем улыбающимся и смеющимся лицам. Во мне чуть ли не просыпается снова тот человек, которого я презираю. Тот, который убивает и приносит тоску. Сложно, но я останавливаю эти опечаленные мысли и продолжаю бежать.
Упав на колени, я приставляю нож к горлу, от которого умер Дэн, и вижу его, стоящего передо мной. Ни в окнах, ни в зеркалах. Его кровь. Его тело. И его красивое лицо.
Дэн, любимый, почему сейчас ты решил спасти меня?
Пребывая во внезапном шоке, я замечаю, что парень передо мной не Дэн, а самозванец. Парень, укравший его красоту. После этого я помню, как просыпаюсь в незнакомой кровати в незнакомой комнате и вижу записку, на которой написано спуститься вниз, чтобы поесть.
Спускаясь, я глубоко надеюсь увидеть Дэна, хотя и понимаю, что увижу не его, а парня с его лицом.
Голова болит от спутанных мыслей, а сердце бьётся в грудную клетку, чуть ли не разбивая кости, которые держат её на месте и дают мне жить и дышать.
Завернув за угол, я вижу точную копию Дэна. Даже если бы я смотрел на него часами, я не нашёл бы ни одного отличия от лица любимого мужа. Но всё-таки сердце и разум знают ужасную правду.
Он сажает меня в столовой и даёт поесть то, что приготовил для меня, и тут я понимаю, что не ел уже несколько дней. Мы не говорим до тех пор, пока не заканчиваем, и после он сажает меня на диван.
В ту самую минуту, когда он заговорил, я слышал только радость Дэна, будто это он украл её. Он - причины, по которой шёпот настоящего Дэна такой мёртвый.
Но он также помог мне. Исцелил меня. Убедил рассказать, почему он увидел меня с ножом у горла, словно я собирался покончить с собой, а именно это я и хотел сделать. И я искренне рассказал, как он и просил. Но он не осудил. Это было как послание о прощении от тела Дэна, его мёртвой души.
Он слушал всю мою депрессивную речь и даже извинялся за мои ошибки.
Также он спросил, верю ли я в любовь с первого взгляда, на что я ответил простым "да". Но это было не просто "да". Что-то большее.
Я знал, что, когда увидел Дэна, это был знак чего-то, будь то настоящая любовь или дружба, но знак.
Это абсолютно точно любовь с первого взгляда.
Весь разговор я пытался не поцеловать этого парня, хотя так жаждал. Но если бы я это сделал, я бы не почувствовал пышные губы Дэна. А я хочу только Дэна, а не человека с похожими внешностью и характером.
Я хочу настоящего его.
Я всегда хотел настоящего его.
Я всегда хотел его.
Пока я брёл обратно домой, честно сказать, я понял, что не хочу заходить, так как продолжаю видеть Дэна в окнах, со страстью смотрящего на меня. Я прошёл мимо огромного количества магазинов, парикмахерских и снова его увидел, на этот раз с застенчивой улыбкой на фарфоров лице.
Он помахал мне, откинул голову, и, как только появился Трагик, его горло было разрезано, пока тот смеялся над упавшим телом. Я бежал и бежал, снова надеясь увидеть его образ. Пялился в окна, как ненормальный, в глаза каждого, но не было ничего. Никакого знака.
Всё окончательно испортилось. Знакомые лица с отвращением смотрели на меня, пока я шёл мимо. Слишком знакомые лица. Возможно ли, что невинные люди, которых я убил, вернулись и воссоединились со своими любимыми? Нет. Почему тогда мой Дэн не вернулся ко мне?
Он не простил меня?
И по мере того, как воспоминания об убийствах проскальзывали в моей голове, в поле зрения показался тот самый паб. Та ужасная сцена, которой не должно было быть вообще. Как я мог это допустить? Как?
А может быть так, что об убийствах никто и не знает?
Не хочу быть в памяти.
Однако каким-то образом мои ноги сами привели меня в паб, где произошел ужасный инцидент. В этот раз я слышал смех, видел улыбающиеся лица, кто-то играл на пианино, люди запивали свои печали и прекрасно проводили время. Никаких признаков моего отвратительного шедевра. Совсем.
Я захожу и заказываю другой виски, который выпиваю залпом. Вожу указательным пальцем по стеклу, думая о тех прошедших вещах, которые я недавно совершил. О которых я жалею, определённо.
А больше всего об этом. Достаточно ли я любил Дэна? Он-то меня любил слишком сильно, это очевидно. Я не совру, если скажу, что он сводил меня с ума до полного безумия благодаря этому, но в хорошем смысле, конечно же. Не до такой степени, чтобы мои убийства стали его виной. Потому что это не из-за него. Это всё мощь Трагика над моими эмоциями. Он это сделал. Это его вина.
Покидаю паб, но неожиданно всё замирает. Снова в окне я вижу Дэна, на его лице видны печаль и беспокойство, в его глазах слёз больше, чем в моих за последние несколько дней, его губы искусаны. Сорванным голосом он произносит пять слов, которые я никогда не хотел услышать. — Ты позволил ему убить меня.
А затем он исчез.
Я правда недостаточно его любил.
Ведь так?
Всё становится очевидным. Паззл собирается до конца. Я больше не смогу жить спокойно. Всё, о чем я могу думать — почему это произошло. За что? Насколько далёк я от исцеления? Сколько это должно ещё продлиться? Жизнь в пытке без моего мужа. Когда я смогу вдохнуть свежий глоток воздуха? А жить? Любить? Куда это всё приведёт?
И как Трагик смог изменить мои мысли, внушить, что я настолько сумасшедший, что смог убить собственного мужа, которого я по-настоящему любил? Без которого я не могу прожить. В конце концов, я спятил. Это потому что Дэна не было рядом со мной. Это точно.
В конечном счёте я подхожу к дому, который пахнет и выглядит так знакомо. Выглядит и звучит так пусто. Звучит так разбито. Избавившись от куртки того мертвого мужчины, я надеваю свою. Ставлю перед собой новую цель перед тем, как присоединиться к милому мишке Дениске:
Убить человека, который убил Дэна.
Мрачная темнота окутывает моё поле зрения, ботинки стучат по гравию. Не знаю, могу ли я бежать ещё быстрее. Всего несколько секунд, и я замечаю деревья, окутавшие меня своими ветками, бьющими по бокам.
Ни единого признака самого Трагика, но звуки выдают, что он скрывается где-то рядом. Чувствую, что он близко. Он мог бы держать меня за руку, а я этого не почувствовал бы.
Но по мере того, как на тёмный лес надвигалась ночь и луна преследовала меня, я увидел знакомую тень, отражающуюся от небольшого фонаря. И лезвие, которое следит за мной, как луна.
Это был он, я знал.
Трагик.
Однако не успел я дойти до того места, где он находился, оказалось, что моё воображение думало, что он был всё ещё здесь, потому что я почувствовал едкий запах меди, который я опознал, как запах крови. И тут же острая боль в спине начала глушить меня, в глазах появился туман, а ноги подкосились.
Я пытался, правда. Но была какая-то до невозможности мощная невидимая сила, которая валила меня с ног на землю. Вдруг от ужасной боли меня что-то избавило.
Сладкий язычок Дэна лез в мои перепонки, смягчая боль, как холод и тепло одновременно. — Милый? Любимый? — прошептал он. — Обернись. Это я. Всё будет хорошо, любовь моя. Всё будет хорошо. Всё уже кончено.
Открываю глаза. Я не лежу на земле. Я стою. В спальне, в нашей спальне. Отражение себя, убившего свою единственную любовь, словно насмехалось надо мной. Смотрю на свой силуэт в треснувшем зеркале. Единственным отличием было то, что Дэн не мёртв, нет. Стоит сзади меня с милой улыбкой, хотя его торс всё ещё в крови. То лезвие, которым, как я думал, я его убил, было в его руках, когда он вонзал его в меня.
Я пообещал ему весь мир и всё равно подвёл. Тьма возвращается, и я больше не увижу света.
Меня зовут Дэн, и я здесь, чтобы рассказать историю о том дне, когда я убил безумца.
Нет ничего более пугающего, чем смотреть, как человек, которого ты любишь, пытается убить себя. Исключение — смотреть, как человек, которого ты когда-то любил, превращается в абсолютного сумасшедшего.
Его эскизы всегда были странными. Порой мне было тяжело понять, как человек, который казался таким милым и заботливым, мог рисовать такие картинки в той проклятой книжке.
Время от времени я находил его, сидящим в одиночестве в углу с карандашом и книжкой в руке и разговаривающим сам с собой. Нет, это не было похоже на что-то мотивирующее или задумчивое. Казалось, что он действительно вёл беседу. Мне было страшно прерывать его. Когда я говорил ему об этом случае, он отмахивался и говорил, что мне показалось.
Я видел, как его взгляд на реальность постепенно ускользал.
Не было больше человека, которого я любил. Я больше не чувствовал его любви, когда-то находившейся в его сердце для меня. И когда мы общались, он был словно незнакомец.
Он бормотал какую-то чушь о семерых людях из бара, о прекрасном ангеле, спасшем его и о каком-то мужчине Трагике, который всё рушил. Чем дальше он отдалялся, тем больше я стал обращать внимание на его рисунки. Они становились жестокими.
Вечером 16 апреля после того, как он заснул, я взял его скетчбук и решил поискать любые признаки того, почему его поведение стало таким необычным.
То, что я обнаружил, парализовало меня.
Я не убивал своего любимого. Человека, которого я любил, с кем я делил свою жизнь, с кем я смеялся и плакал, давно не было. Нет, я не убивал его. Он сам себя убил. Он убил себя тогда, когда позволил психу в своей голове взять контроль.
Годами я смотрел в тишине, как его болезнь выплёскивалась на страницы чёртовой книги.
Это моя вина? Мог ли я сделать что-нибудь, чтобы предотвратить его умопомешательство? В конце концов, я должен винить его или себя? Он когда-нибудь думал, что эти рисунки одержат верх? А я?
Нет, человек передо мной, стоящий и глядящий в зеркало — не моя любовь. Я попрощался с ним около года назад. Сукин сын убил моего любимого и забрал всё, что было дорого мне. Он — больной ублюдок, который нашёл приют в мыслях художника и сбежал на страницы.
Нож, которым это создание думало, что убило меня, упал.
Тот самый нож, который был у меня в руках.
Ты врёшь мне. Я вижу, ты врёшь, не умея сокрыть
Червивую мякоть под золотом нежных шелков.
Мне хочется плакать от боли, мне хочется выть,
Когда ты не можешь собрать воедино двух слов.
Давай, говори!.. (Я спалил бы весь этот цирк,
Когда б не жил в нём сам.) Задыхаешься? Что ж,
На каждую мрачную глушь свой отыщется крик,
На всякую плоть человека найдётся свой нож...
А ты выбираешь из мусора блажи звезду, -
Последнюю ясную нежность, и тянешь ко мне,
Но чувствую я, что стою на горящем мосту.
(Сегодняшней ночи ночей не бывает длинней...)
Ты врёшь мне. Я знаю, ты врёшь, не умея понять,
Что близок рассвет, и пожар усмирится к утру.
Мне хочется броситься к окнам и небо обнять,
Надеяться тщетно, что лживые фразы умрут,
Рассеются где-то в предвечности света, но ты
Хватаешься нервно губами за пальцы, и вот,
Я вижу стыдливую маску, костюм-лоскуты,
В которых ты шествуешь медленно на эшафот.
Опубликовано: 2018-11-05 08:07:08
Количество просмотров: 133
Количество просмотров: 133