Последний визит: 2023-03-05 16:55:12
Сейчас не в сети

Улица плохих парней

Денис:

​Проснувшись этим утром, я уже знаю — сегодня всё станет другим. Я чувствую это, как многие чувствуют приближение холодов, или как насекомое, которое не замечаешь до тех пор, пока оно не укусит.

Что-то произойдёт, обязательно, неизбежно, и я точно знаю: как только я выйду за порог своей квартиры, всё станет другим.

Я подъезжаю к автозаправке в нескольких кварталах от своего колледжа и содрогаюсь от цен на бензин. Я опоздаю на занятия, если не потороплюсь, я нервничаю и представляю, как все будут пялиться на меня, когда я зайду в аудиторию.

Я хмурюсь, выбираясь из машины, и вижу тусклую вывеску, приглашающую меня зайти внутрь.

Вздохнув, я иду через замызганную заправку, толкаю дверь и чувствую, как тёплый воздух ударяет мне в лицо.

Обычно я заправляюсь рядом со своим домом. Там чисто и аккуратно, в отличие от этого магазинчика — одного из звеньев большой цепи с зарифмованным названием.

Но вкусные, леденящие артерии «слурпи» оправдывают поездку сюда.

Я рассматриваю таблички на автомате, горящие яркими цветами и подписанные смешными названиями. Я игнорирую кассира, настороженно следящего за мной, вероятно, потому, что я мешаю ему смотреть маленький грязный телевизор, спрятанный под стопкой старых газет.

Я пытаюсь вспомнить, какой из этих напитков мне нравился в детстве, когда раздается громкий звон колокольчиков на двери, сигнализирующий о новом покупателе.

Находясь в обществе, я обычно сосредоточен на себе, поскольку социальная тревожность не позволяет мне комфортно общаться с другими людьми. Я не смотрю по сторонам и начинаю говорить только тогда, когда ко мне обращаются.

Вот почему мне кажется крайне странным то, что я оборачиваюсь, когда открывается дверь. Я спохватываюсь, прежде чем встретиться с незнакомцем глазами, и перевожу взгляд на его грязные ботинки, ступающие по плитке в мою сторону.

Мужчина, а это мужчина, судя по дырам на его джинсах и кривым ногам, подходит ко мне.

— Какой твой любимый вкус? — спрашивает он, и его глубокий грубый голос пугает меня. Я вздрагиваю и с любопытством бросаю на него взгляд, он кажется слишком серьёзным для того, кто просто зашёл в магазин за сладким.

— Вишнёвый, я думаю, — тут же отвечаю я, и прикусываю щёку. Это странно, очень странно, потому что в этот момент я должен быть занят сам собой и игнорировать этого человека.

— Не-а, — говорит мужчина и протягивает руку за стаканчиком. — Кола лучше, — продолжает он, дёргая ручку автомата, и ледяная газировка громко выплёскивается в его стакан.

— Не думаю, что пробовал колу. — Я сдвигаю брови, но, должен признать, мне вполне комфортно разговаривать с этим человеком.

Мужчина не заморачивается с пластиковой крышкой, и просто делает несколько громких глотков, прежде чем протянуть стакан мне.

У меня мизофобия. Я не пробую напитки. Особенно у незнакомцев.

Прежде чем я осознаю, что происходит, я беру стакан из его рук и осторожно отпиваю. Наши глаза, наконец, встречаются над кромкой стакана, когда я опускаю его.

— Вкусно, — соглашаюсь я, передавая ему стакан.

Наши пальцы соприкасаются, и я замечаю, что не испытываю потребности бежать к своему автомобилю и протирать руки дезинфицирующими салфетками.

Почему меня не волнует, сколько различной заразы может переносить на себе этот человек? Почему у меня нет панической атаки? Почему я в порядке? Прежде чем я додумываю эту мысль, незнакомец одаривает меня ослепительно-белой улыбкой, и мой разум отключается.

— Я же говорил, — усмехается он и облизывает свои пухлые губы, которые на фоне его мужественного подбородка и щетины кажутся совершенно неуместными.

— Теперь я не уверен, какой мне взять.

Я прочищаю горло. И возвращаю свой взгляд к ярким маленьким значкам над дозаторами.

Я ни с кем не разговаривал так легко с тех пор, как дядя навещал меня в колледже. Это было несколько месяцев назад. Сейчас я чувствую себя нездоровым, скорее, от растерянности и шока, чем из-за любого из своих расстройств.

— Проблема решена.

Незнакомец протягивает мне стакан, в котором смешаны и вишня, и кола. Они плавно закручиваются в стакане. Но, подавленный более тёмным цветом, ярко-красный напиток растворяется в коричневом.

И когда мужчина подмигивает мне, я изумлённо смотрю на него в ответ.

***

Видимо, всё происходящее следом я заслужил тем, что так беззастенчиво им увлёкся.

— Бросайте оружие и выходите с поднятыми руками! — раздаётся из мегафона голос стоящего на парковке офицера. Я вижу другого полицейского, присевшего на корточки за моей машиной, его пистолет направлен в сторону здания.

И пока до меня доходит суть сложившейся ситуации, кассир хлопает металлической решёткой и выбегает через чёрный ход, оставив меня один на один с незнакомцем.

Из окна я вижу, как офицер полиции отводит кассира подальше от потенциально опасного места.

Посреди которого стою я.

— Вот дерьмо. — Незнакомец заставляет меня вздрогнуть. Я почти забыл о нём, пребывая в недоумении. — Они нашли меня. — Он делает глоток своего напитка. И его голос вовсе не кажется обеспокоенным.

— Ты преступник? — спрашиваю я требовательно, и горло пересыхает.

Лёгкое чувство спокойствия, которое этот человек внушил мне, начинает угасать, в груди болит, я вцепляюсь в собственную рубашку.

— Ага, — отвечает он смущённо, словно я только что отвесил ему комплимент. Я настолько впечатлён его самообладанием, что боль отступает.

Теперь, когда я оглядываю его целиком, мне начинает казаться, что я его где-то видел.

— Разве тебе не следует им сдаться? — спрашиваю я раздражённым тоном.

Должно быть, мне страшно. Я уже давно ничего не боялся. Я чувствовал отвращение, раздражение, панику, но не страх. Я не знаю, как вести себя сейчас, я видел «копов» лишь однажды и почти этого не помню.

Преступник громко ругается, и я испуганно отскакиваю от него. Ручка слурпи-автомата больно впивается мне в спину, царапая кожу. Моё сердце начинает ускоряться, и я чувствую, как из-за приближения приступа тревожности у меня начинает покалывать кожу.

— Блядь! — повторяет незнакомец, взглянув на меня глазами цвета свежей травы. Он вздрагивает и чешет затылок, ероша свои волосы. — Мозги замёрзли, — делится он, неуклюже показывая на свою голову.

Я готов рассмеяться, ведь это абсурд, что незнакомца больше волнует «заморозка мозга», чем полдюжины человек с огнестрельным оружием, собравшихся вокруг магазина по его душу.

С улицы слышится звук вертолёта, и лицо мужчины искажается раздражением.

— Наконец-то, — ворчит он, перекатываясь из прохода, в котором мы стояли до этого, к стойке с кассовом аппаратом.

Пули пробивают пол в нескольких дюймах от его ног, и маленькие струйки дыма поднимаются в воздух от отверстий, оставленных в полу.

Незнакомец мгновенно вскрывает замок и перескакивает за стойку кассира. Он щёлкает по каналам телевизора, пока не находит выпуск новостей.

— «…серийный убийца Вэл Русик находится на заправочной станции в Орхид-Таун, Небраска. В ближайшее время власти собираются…» — Вэл строит гримасу, убавляет громкость и делает ещё один глоток своего «слурпи».

— Слыхал? — спрашивает он, и некоторое время я не могу сообразить, что он разговаривает со мной. Я киваю, когда он оборачивается ко мне. — Они поставили только двух офицеров у задней двери. Идиоты, — бормочет Вэл себе под нос. — Наш лучший выход — через чёрный ход, — решает он, наблюдая за прямой трансляцией с вертолёта, кружащего в небе.

— Наш? — мой голос обрывается, и Вэл оглядывается на меня через плечо, прислоняясь к прилавку. Его ослепительно-белая улыбка внезапно становится похожа на улыбку маньяка.

— Да, ты мой заложник, — заявляет он.

***

Хотя я ненавижу того человека, который держит меня в заложниках и заставляет ползти по грязному полу, чтобы полиция случайно не подстрелила меня, я не могу не восхищаться его находчивостью.

Он быстро находит на полках магазина ингредиенты, необходимые для нашего побега. Немного сахара, алюминиевая фольга и пуля из его пистолета. Ножом он отковыривает донышко патрона и высыпает порох в остальную смесь.

Он засовывает руки в большие карманы своей кожаной куртки, и с щелчком открывает металлическую Zippo, расплавляя что-то.

— Что это? — спрашиваю я медленно и нервно. Я громко сглатываю и вытираю потные руки о свои джинсы.

— Дымовая шашка. Впечатляет, да? — хвастается Вэл, засовывая пистолет за пояс джинсов. Он смотрит на меня, и что-то мелькает на его лице, от чего он усмехается. — Надень это, ага? — он бросает мне что-то, и я неуклюже пытаюсь поймать. Я рассматриваю наручники, прежде чем поднять на него глаза.

— Ты хочешь, чтобы я сам себя обездвижил? — с сомнением спрашиваю я.

— Конечно. — Вэл усмехается, поигрывая бровями, и я не понимаю этого. — Это не слишком сложно, просто… — он вскрикивает, когда пуля попадает в то место, где только что была его нога. Он отбегает вперёд и кидает на меня взгляды, полные излишнего веселья.

— Это действительно пули, — с сарказмом напоминаю я ему, и он пожимает плечами.

Вэл абсолютно нелеп со своим отсутствующим чувством самосохранения. Он совершенно безумен и хочет, чтобы я стал его заложником. И как-то запоздало я понимаю, что, скорее всего, умру.

Не нужно было мне выходить из своей квартиры.

— Делов-то. В меня и раньше стреляли, — комментирует Вэл, склонившись над своей дымовой шашкой. Он посматривает на меня каждые пять секунд из-под своих ресниц, словно проверяя, тут ли я ещё.

— В тебя стреляли? — у меня сбивается дыхание.

Самое серьёзное повреждение, с которым я сталкивался, был вывих лодыжки, когда младший брат толкнул меня в детстве.

— А в тебя нет? — спрашивает Вэл искренне удивляясь, словно отсутствие подобного опыта в моей жизни кажется ему странным. Я собираюсь ответить ему, когда полиция снова использует мегафон:

— Вэл Русик, выходите с поднятыми…

— О, заткнись, — прерывает его Вэл, выбрасывая дымовую шашку прямо в парадную магазина.

Комната быстро наполняется дымом. Я кашляю и тянусь прикрыть рот, когда две сильные руки хватают меня за запястья. Вэл притягивает меня к себе, и я резко вдыхаю воздух. Я кашляю, и Вэл защёлкивает на моих запястьях металлические кольца. Я пытаюсь сопротивляться, но он крепко удерживает меня, аккуратно завязывая тканью мой рот.

— Не вырывайся, — говорит он мне прямо в ухо тихим и интимным голосом.

Я извиваюсь, я практически сижу на его коленях. Я чувствую себя некомфортно, когда нахожусь так близко к чужим людям. Но ощущение тёплого сильного тела, которое, стараясь защитить, прижимается ко мне, непривычно и приятно.

Мои глаза жжёт, и я снова кашляю.

Вэл хватает меня за затылок, прижимает моё лицо к своей груди, чтобы заглушить кашель, и в этот момент полиция штурмует магазин. Они пробегают мимо нас, пока мы прячемся, сидя на корточках у чёрного хода.

Дым очень густой, и Вэл пользуется этим для того, чтобы незаметно выскользнуть из магазина. Его рука плотно обхватила меня за талию, я стараюсь вырваться, но он держит меня слишком крепко.

Я ненавижу, когда до меня дотрагиваются.

— Чисто! — кричит офицер.

— Он свалил через чёрный ход, — сокрушается другой, но уже слишком поздно.

Вэл уже затолкал меня в старый автомобиль и умчался, оставляя позади нас облака дыма. Видимо, он зажёг ещё одну дымовую шашку. Я слышу, как офицеры перекрикиваются о том, что необходимо помочь мне, но уже слишком поздно. К этому времени я вполне мог оказаться мёртвым.

***

Автомобиль громкий. Его грохот отдаётся вибрацией в моих костях. Как глубокий массаж после того хаоса, что творился на автозаправочной станции.

Мои руки по-прежнему скованы за спиной, но повязку со рта Вэл снял сразу же, как только мы выехали на автостраду. С тех пор я молчал.

Вэл подпевает классическому року, допивая то, что осталось от его «слурпи». Меня одинаково раздражает и впечатляет это: несмотря на суматоху, он умудрился забрать его с собой.

— Ты убьёшь меня? — спрашиваю я тихо, настолько тихо, что он мог и не расслышать мой вопрос.

Я уже знаю ответ. Вэл прекращает напевать и поворачивается ко мне. Его дыхание пахнет искусственным сахаром.

— Я этого не планировал, — отвечает он, монотонно постукивая пальцами по рулю.

Я делаю медленный глухой вдох.

— Ты — серийный убийца, — напоминаю я ему и зажмуриваюсь, словно это слово повергнет его в приступ бешенства. Но Вэл не реагирует.

Я делаю ещё несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, и, кажется, чувствую, как приступ начинается у меня самого.

— Я не собираюсь делать тебе больно, — аккуратно говорит Вэл. Кажется, я слышу южный акцент в его речи, и почему-то это успокаивает меня. — Если ты не вынудишь меня, — добавляет он, озадаченно хмурясь и поджимая губы.

— Я видел твой фоторобот в новостях… Они говорили, ты убил больше пятидесяти человек, — выпаливаю я, сжимая пальцы вокруг наручников, которые всё ещё скрепляют мои запястья. Мои глаза прикованы к Вэлу, словно в ту же секунду, как я отвернусь, он на меня нападёт.

Изучение человеческих лиц помогает мне успокоиться, поэтому сейчас я считаю веснушки Вэла, чтобы не впасть в безумие.

— Чушь собачья! — рычит Вэл.

Я чувствую, как во мне оживает надежда: возможно, всё это недоразумение, Вэл был просто невинным свидетелем.

— Ты меня не узнал! — Вэл наклоняется, шарит рукой в бардачке и вытаскивает оттуда помятую копию фоторобота. — Художник — отстой! В жизни я выгляжу намного лучше, чем здесь.

Вэл трясёт бумажкой прямо перед моим носом, чтобы я убедился в этом. Я смотрю на рисунок, на Вэла, и снова на рисунок.

— Они преувеличили количество твоих веснушек, — соглашаюсь я.

Вэл очень привлекателен, более чем привлекателен, возможно, даже красив. У него длинные ресницы, золотистые веснушки и военная стрижка, которая поразительно контрастирует с его жизнерадостностью.

— Ты чертовски прав. И нос у меня не такой большой, — ворчит Вэл, засовывая лист обратно в бардачок. Что тоже верно: нос у Вэла прямой, с небольшой горбинкой — возможно, когда-то ранее он был поломан. На рисунке горбинка больше и нос скошен на бок.

Долгое время мы сидим в тишине. С каждой секундой Вэл раздражается всё сильнее.

— И как тебя зовут? — неловко спрашивает он, его глаза избегают встречи с моими, и он отводит их в сторону.

— Денис, — ровно отвечаю я, пытаясь пошевелить затёкшими плечами.

— Де-что? — фыркает Вэл, метнув в меня взгляд.

— Де-ни-с, — проговариваю я чётче, Вэл шевелит губами, и я наблюдаю, как он беззвучно повторяет моё имя, прежде чем мотнуть головой.

— Я буду звать тебя Дэн, — решает он, почёсывая сзади свою шею. Его жест внезапно заставляет мою шею зачесаться тоже, и я неловко выгибаюсь.

— Не мог бы ты снять наручники? — умоляюще спрашиваю я.

— Зачем? — Вэл взглядывает на меня взволнованно. — Тебе больно?

— Я не думаю, что их создавали с намерением сделать удобными, — невозмутимо отвечаю я. Это заставляет Вэла улыбнуться, и я замечаю, что копирую его жест.

Вэл сворачивает на обочину дороги.

— Не пытайся что-нибудь выкинуть, ясно? У меня есть пушка, — Вэл встречается со мной взглядом, когда наклоняется освободить мои руки.

Я смотрю на него, и он замирает. Его взгляд падает на мои губы, он быстро расщёлкивает наручники и садится обратно на своё место.

Я растираю покрасневшие запястья, мы возвращаемся на дорогу.

— Ты не боишься меня. — Вэл произносит это как утверждение, но в глубине таится вопрос.

— Я думаю, ты снизил мою восприимчивость. У меня множество расстройств, и я думаю, что мое тело было неспособно справиться со стрессом, и я закрылся. По крайней мере, такова моя теория, — бормочу я, разглядывая Вэла из своего угла.

Он ухмыляется.

Между нами снова воцаряется тишина. Я тереблю край своего свитера, рассматривая Вэла в его кожаной куртке и изношенных джинсах. Должно быть, мы забавно смотримся вместе. Я в опрятной одежде, мои волосы расчёсаны и уложены. А у Вэла под курткой мятая рубашка и потёртые заляпанные ботинки.

— Сколько тебе лет? — спрашивает Вэл, потянувшись вперёд и выключая радио, хотя его и так почти не было слышно.

— Двадцать, — отвечаю я, и Вэл издаёт короткий, почти горький смешок.

— Столько же, сколько и моему брату. — Он потирает лоб. Смотрит на меня и поворачивается обратно к дороге. — Он учится на адвоката.

— Он в курсе, чем ты занимаешься? — мой тон не оставляет сомнений в том, что я не одобряю его действий.

Вэл пожимает плечами и снова улыбается.

— О да, иногда он даже помогает мне.

— Помогает тебе убивать людей, — проясняю я и съёживаюсь, как только произношу это слово. Запоздало понимаю, что выражать презрение к известному убийце — не лучший способ сохранить себе жизнь. Я должен научиться держать свой язык за зубами, но мне никогда не приходилось тренировать этот навык.

— Не людей, Дэн. Тварей. Это, своего рода, семейное дело, — беззаботно говорит Вэл, отмахиваясь от меня. То, что Вэл — идейный убийца, должно было напугать меня ещё больше, а он даже не потрудился сделать вид, что это не так.

Я всё ещё не знаю, что мне сделать — выпрыгнуть из машины или умолять его отпустить меня.

Я стараюсь вспомнить больше о Русиках. Их постоянно показывали по новостям.

Ещё до того, как там появился Вэл, его отца обвиняли в нескольких непредумышленных убийствах. Но Вэл… Вэл просто ужасен в своих деяниях, он подвергал пыткам большинство своих жертв.

— Люди — не твари, — отвечаю я, уверенно глядя на него. Меня растили в крайне религиозной семье. В колледже я разубедился в большинстве тех суждений, которым учила Церковь. Но я всё равно оставался человеком веры.

— Ты не знаешь, чем я занимаюсь. Тебе так не кажется, Дэн? — спрашивает Вэл и снова встречается со мной взглядом, снисходительно улыбаясь. Это заставляет меня раздражённо ощетиниться.

— Ты убиваешь… людей, — повторяю я хрипло.

Я запинаюсь, и этого хватает для того, чтобы глаза Вэла загорелись. Я вижу его хищный взгляд, тот самый, который видят его жертвы перед смертью. Он смотрит на меня, как волк на ягнёнка.

Мне нужно было бежать от этого человека, а не обсуждать с ним ценность человеческой жизни.

Не пытаться спасти его.

Мои мысли путаются.

— Я не убиваю людей. Я убиваю убийц, — и сногсшибательная улыбка Вэла совершенно расходится с тем, что он только что сказал.

​Оглядываясь назад, можно легко понять, что сделало Вэла Русика таким необычным. Он окутан тайной, его семья предана друг другу, а их история трагична. Когда Вэл был ещё ребёнком, его мать стала жертвой серийного убийцы, которого полиция отпустила за «отсутствием доказательств». Иван Русик взял закон в свои руки, выследил маньяка и расправился с ним. Это положило начало их «семейному делу». С тех пор они ездили из города в город, выискивали серийных убийц, случаи странных смертей, всё в таком роде. В общей сложности Иван успел совершить тридцать убийств, прежде чем его посадили.

На счету Вэла убийств было больше шестидесяти.

Но, честно говоря, своей популярностью Вэл обязан не истории злодея с трагичной судьбой и не имиджу «плохого мальчика». Всё дело в его красоте. Я никогда не симпатизировал людям из-за их внешности, но Вэл — слишком красивый. Он похож на актёра из 50-х, с дерзкой улыбкой и взъерошенными волосами. А его незабываемые зелёные глаза — потрясающе прекрасны.

Если бы только он мог закрыть свой рот.

— Чувак! Я люблю эту песню! — сообщает Вэл, перекрикивая радио.

Он орёт, а из колонок грохочет рок-н-ролл. Меня уже проинформировали, что всё выпущенное после восьмидесятых, «сосёт».

— Жить проще! Жить свободней! Сезонный билет в один конец! — ревёт Вэл, кивая головой в такт тяжёлым басам.

Я тяжело вздыхаю и отворачиваюсь к окну. Мне всегда казалось, что серийный убийца должен быть опасным, обольстительным. А не идиотом, слушающим AC/DC и поедающим чизбургеры.

Когда песня заканчивается, Вэл сбавляет громкость — ровно настолько, чтобы она не вызывала головную боль.

— Когда я смогу вернуться домой? — спрашиваю я.

Прошло почти три дня с тех пор, как он взял меня в плен. Девяносто процентов времени мы находились в дороге. Вэл останавливался только для того, чтобы достать нам еды, и перед выходом он каждый раз надевал солнечные очки и бейсболку. Когда его глаз не видно, сложно его узнать.

— Не знаю, мне, вроде как, не хватало компании. Хотя ты и не очень разговорчив, — обаятельно улыбается он, и я хмурюсь в ответ.

— У меня учёба, жизнь. Я здесь не для того, чтобы развлекать тебя, — медленно говорю я, всё ещё ожидая, что он взорвётся. Что Ганнибал Лектер вылезет наружу, и озорная улыбка превратится в гримасу маньяка.

— Считай, что у тебя ранние весенние каникулы.

Вэл снова делает музыку громче, и наш разговор на этом заканчивается.

***

Вэл подъезжает к мотелю. Последние три ночи мы спали в машине, Вэл сворачивался на переднем сиденье на пару часов, а потом снова брался за руль. Мне жизненно необходим душ, а Вэлу — хотя бы переодеться и почистить зубы.

Мы приближаемся к маленькому скрюченному отелю, фары гаснут, и машина глохнет. Я передаю Вэлу его кепку, он натягивает её на голову.

— Номер на двоих, — улыбается Вэл парню за стойкой.

На вид тому всего на несколько лет больше, чем мне, может быть, двадцать с чем-то. Он одет в панковском стиле, волосы торчат дыбом, а глаза подведены снизу.

— Общий или раздельный? — спрашивает он, не проявляя к нам особого интереса.

Я отвожу взгляд в сторону. Не знаю, почему я до сих пор не попытался сбежать. У меня было много возможностей; мимо нас проезжали машины, которым я мог бы подать знак. Я мог бы поймать попутку, когда Вэл засыпал. Вчера в закусочной Вэл оставил меня за столиком одного, пока ходил в уборную. Он даже не удосужился мне пригрозить.

— Раздельный, — говорит Вэл, выуживая из своего кармана бумажник, бросает помятую купюру на стойку и хватает ключ.

Я следую за ним в комнату. В ней так же грязно, как и снаружи. Воздух застоялся, а от стен отслаиваются обои.

— Дом, милый дом, — ухмыляется Вэл, кидая свою большую армейскую сумку на кровать у двери. — Хочешь пойти в душ первым? — спрашивает он меня и захлопывает ногой дверь, когда врывается холодный ветер. Я не могу с уверенностью сказать, в каком штате мы сейчас, но с каждым днём становится всё холоднее.

— Могу я одолжить у тебя одежду? — нерешительно спрашиваю я и хмурюсь.

Не знаю, почему я должен чувствовать себя неловко, ведь у меня с собой ничего нет только потому, что этот идиот начал со мной разговаривать о дурацких слурпи.

— Конечно, а завтра мы cможем достать тебе что-нибудь.

Он бросает мне рубашку, джинсы и чистые белые трусы. Я шарахаюсь в сторону, и вещи падают на кровать, я начинаю их собирать.

— Я… Я не могу надеть это, — заикаюсь я.

— Почему? Размером велики? Может быть, у меня завалялось в багажнике что-то, что мне стало мало…

— Я не могу спать на этих кроватях, — у меня приступ.

Мир сужается до размеров кровати и одежды, и это невыносимо. На кровати пятна, я не могу спать на ней, она мерзкая и грязная, я не могу. Я пячусь, и комод царапает стену, когда я врезаюсь в него. Я роняю одежду на пол, потому что она касается моей кожи.

— Что случилось?

Голос Вэла спокойный, он якорь, удерживающий меня, пока мой разум подсчитывает количество микробов в отелях. Болезни, вирусы, они подкрадываются ко мне. Маленькие проворные бактерии скользят по моим рукам. Я задыхаюсь.

— Эй-эй, успокойся.

Вэл не паникует, что даже в нынешнем состоянии я нахожу удивительным. Большинство людей попадают под влияние моих припадков, они слушают мой бред и позволяют ему воздействовать на них. Но Вэл спокоен, его лицо сосредоточено, большие мозолистые руки держат меня за предплечья. Я вцепляюсь в него, потому что приступ пожирает меня. Я задеваю его бровь ногтем. Вэл даже не вздрагивает, просто сильнее удерживает меня и опускает мои руки.

— Поговори со мной, — уговаривает он меня, и, к своему удивлению, я подчиняюсь.

— Я не могу спать на гостиничных кроватях, они грязные.

Я задыхаюсь, Вэл серьёзно кивает. Ни капли жалости, которую я привык видеть в глазах других.

— Я принесу тебе простыни, ладно? Я принесу какие-нибудь чистые трусики, хочешь, чтобы я постирал одежду, пока ты будешь в душе? — его голос беспечный и дразнящий, и я киваю ему.

Мои зубы перестают стучать и сведенные мышцы расслабляются, Вэл держит меня за плечи. Он смотрит на меня с любопытством, там, куда я ударил его, идёт кровь.

— Пожалуйста.

Он отводит меня в ванную комнату, и я оборачиваю полотенце вокруг талии, прежде чем отдать Вэлу свою грязную одежду. Он принимает её.

— Я скоро вернусь, ладно? — он улыбается, взгляд пробегает по моей голой груди.

Я скрываюсь за дверью и киваю. Я могу уйти, могу дождаться, когда хлопнет дверь, броситься к панку у стойки регистрации и попросить его вызвать 911.

Когда хлопает дверь, я захожу под тёплые струи душа.

***

Сидя на новых простынях, с чистым одеялом, которое Вэл достал из багажника и выстирал в прачечной, я не могу избавиться от мысли, что тот, кого я посчитал распоследним дебилом, оказался самым надёжным человеком, с которым я когда-либо сталкивался во время припадков. Вэл даже не упоминал о произошедшем, он лежит развалясь на своей кровати, а его внимание приковано к старому вестерну, найденному на одном из каналов.

— Я очень признателен тебе за помощь, — медленно говорю я, когда начинаются титры.

Вэл засовывает в рот кусок вяленой говядины. Он ест прямо в гостиничной постели. Он не сменил свои простыни, и мой желудок скручивается от отвращения.

— Нет проблем.

Вэл разминает шею, щёлкая по каналам. Он не смотрит на меня. В комнате пахнет мылом из душа, которое, к счастью, было запечатано. Одежда Вэла висит на моём, более худощавом, теле, а трусы то и дело соскальзывают с бёдер на мой зад.

— Тебе не интересно, что со мной не так? — я прижимаю к груди новую подушку, она пахнет чистым хлопком. Я морщусь, когда мой мозг начинает перебирать всевозможные антисанитарные условия, в которых эта подушка могла изготавливаться. Я сосредотачиваюсь на Вэле.

— У каждого свои демоны. — Вэл пожимает плечами и чешет нос.

Я вижу царапины на его щеках и лбу. Это я их сделал.

— Мои — микроскопические и повсюду, — бормочу я.

Голова Вэла отрывается от подушки, он долго смотрит на меня, а затем взрывается хохотом. Я не могу не улыбнуться в ответ.

***

Я просыпаюсь от ощущения на себе чьего-то взгляда. Паника заполняет мою грудь. Я лежу в тёмной комнате, и на мгновение мне кажется, что я дома, в своей чистенькой квартире. Но зелёные глаза, глядящие на меня через всю комнату, отражающие, как кошачьи, уличный фонарь, тускло сияющий за окном — определённо не из моей привычной среды. Я неуклюже усаживаюсь, я спал на животе. Моя футболка задралась до лопаток, а пижамные штаны сползли, оголив верх задницы.

— Что случилось? — спрашиваю я хриплым ото сна голосом.

Вэл не говорит ни слова. Он встаёт с постели и выходит из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. Я проваливаюсь обратно в сон.

Когда я просыпаюсь снова, солнце ярко светит сквозь шторы. Я тянусь за аккуратно сложенными на столе джинсами, они тоже принадлежат Вэлу. Я залезаю в его сумку в поисках ремня, потому что джинсы сползают с моих узких бёдер. Поношенная фланелевая рубашка странно ощущается по сравнению с опрятными свитерами, которые я привык носить, но она чистая и пахнет мужским запахом, так что я не жалуюсь.

Я выхожу из номера, раздумывая, куда пропал Вэл. Пересекаю парковку и отправляюсь к стойке регистрации. Вэл выходит из чьего-то номера. Он наклоняется к панку и что-то шепчет ему. Парень смеётся и коротко ухмыляется ему, прежде чем развернуться и закрыть за ним дверь. Гордой походкой Вэл идёт обратно к нашему номеру, но тут замечает меня и застывает на месте.

— Привет, — неловко здоровается он, засовывая руки в джинсы.

Я озадаченно моргаю.

— Здравствуй.

Глаза Вэла смотрят куда угодно, но только не на меня. Это раздражает. Он — известный серийный убийца, он не должен стесняться. В этом нет смысла. Мне не нравится, когда что-то не имеет смысла.

— Ты говорил, что сегодня мы сможем купить мне одежду, мне кажется, твоя для меня слишком велика.

Я показываю на широкий воротник его рубашки. Он намного больше, чем нужно.

— А, да, конечно. У меня не так много денег, но мы можем купить тебе какие-нибудь джинсы и бельё, — пожимает он плечами и показывает мне следовать за ним в машину.

Вэл привозит меня в небольшой торговый центр. В торговых центрах есть видеокамеры и охрана. Вэл — безрассудный. Мне это совершенно не нравится.

— Не могу поверить, что тебе так долго удавалось скрываться от полиции, — лениво жалуюсь я, пока он рассматривает джинсы и кривится от цен.

— Ну, не все считают меня преступником. — Вэл вытаскивает пару джинсов и прикладывает их к своим кривым ногам. Его губы выражают высшую степень одобрения, пока он не замечает цену и не издаёт стон. — Чувак, я ненавижу торговые центры. Здесь дорого, — выпаливает Вэл, откладывая джинсы обратно на полку, и засовывает руки в карманы, надувшись. Он бы предпочёл отправиться в какой-нибудь комиссионный магазин или на барахолку. Я отказываюсь даже близко подходить к одной из этих помоек.

— Что ты имеешь в виду? — любопытствую я, выглядывая из-за стойки с уценёнными футболками.

— Я не любитель покупать шмотки. Мои такие старые и изношенные, что я думать забыл, как дорого это дерьмо сто…

— Нет, в смысле… Ты сказал, что не все считают тебя преступником, — уточняю я. Вэл отрывается от разглядывания вульгарных золотых часов.

— Сам подумай, Дэн, — это прозвище ново для меня, но уместно. «Денис» звучит слишком сложно и длинно для незатыкающегося рта Вэла. — Никто не хочет пачкать руки, понимаешь? Каждому хочется быть героем. Кроме меня, приятель. Я знаю свою цель, и если мне нужно будет убрать педофилов и насильников с улиц, я это сделаю, — пожимает плечами Вэл.

Он передвигает вешалки, пока ему это не наскучивает, и облокачивается о стену. Его взгляд следует за симпатичной блондинкой, прогуливающейся мимо вешалок.

— Ты серийный убийца, Вэл.

Я не знаю, зачем я это говорю. Это глупо, я не должен вести этот разговор, он может вывести его из себя. В ответ Вэл ухмыляется.

— Меня называли и хуже. Я просто делаю свою работу. Она отстой, уж поверь мне. Но я ложусь спать в здравом уме.

— И с кровью на руках, — добавляю я, хмуро глядя на него.

Я могу закричать, торговый центр полон людей, мне помогут. Я могу сбежать и вернуться домой, к безопасности, чистоте и спокойствию. Но мне интересно, что движет этим человеком. Что заставляет его думать так необычно. Как он может вести себя легко и простодушно, если он в самом деле пытал людей. В этом нет смысла. Я должен получить ответы.

— И это тоже, — усмехается он, следуя за мной к кассе, когда я выбираю себе несколько вещей.

Я должен решить головоломку под названием Вэл Русик.

​Вэл бросает сумку в багажник машины и громко захлопывает крышку. Вэл даже простые вещи не может сделать, не создавая при этом шума.

— Готов? — спрашивает он, разминая плечи.

Я касаюсь карманов моих новых джинсов и киваю. Я чувствую себя здоровым. Вэл бегло оглядывает меня и садится на водительское место. Мне снова приходит в голову, что, наверное, мне следует сбежать или хотя бы попытаться. Но я усаживаюсь рядом. Я разворачиваюсь к Вэлу и поджимаю губы.

— Куда мы едем? — спрашиваю я его негромко. Он пожимает плечами, глядя в зеркало дальнего вида, и выезжает с парковки на дорогу.

— Не знаю. А у тебя есть пожелания? — он поворачивается и одаривает меня широкой улыбкой. Я в ответ хмурюсь.

— У тебя разве нет на примете людей, которых нужно наказать?

Сарказм в моём голосе бьёт через край, но Вэл не обращает на него никакого внимания. Он только закатывает глаза и пожимает плечами.

— Мне придётся залечь на дно на пару дней.

Он вдавливает педаль газа, и я стараюсь не думать о том, с какой скоростью мы сейчас едем.

***

Несмотря на то, что мы с Вэлом абсолютные противоположности друг друга, есть кое-что, в чём у нас полное взаимопонимание: чизбургеры. Я впиваюсь зубами в булку, мясной сок наполняет мой рот, оттеняя острый вкус сыра. Я мычу от удовольствия, и Вэл смеётся.

— Хороши, да?

Он улыбается с набитым ртом, и я морщусь. Я нарочито громко проглатываю и вытираю подбородок салфеткой, показывая ему, что такое хорошие манеры, и только затем начинаю говорить.

— Очень вкусно, — соглашаюсь я, и его улыбка становится ещё шире.

Мы сняли комнату в отеле неподалёку от бара, в который Вэл насильно меня затащил. Перед этим мы провели в дороге два дня. Вэл положил свежие простыни и чистое одеяло на одну из кроватей, пока я принимал долгий горячий душ.

— Нам нужно сыграть в бильярд после того, как поедим, у меня заканчиваются деньги, — говорит Вэл, кивая в сторону стола, вокруг которого толпятся здоровенные мужчины в кепках.

От одной мысли о том, сколько рук касались бильярдного кия, мой желудок снова скручивается. Вэл выглядит безмерно счастливым.

— Я не могу, — шепчу я, глядя на свой бургер.

Вэл поникает немного, но его улыбка остаётся на месте.

— Это круто, сможешь посмотреть, как работает профи, — подмигивает мне Вэл, запихивая ещё один большой кусок бургера в рот.

Я закатываю глаза, но во мне появляется чувство вины. Это смешно. Я не должен чувствовать себя виноватым из-за того, что не могу поиграть с известным серийным убийцей.

Вэл специально выбрал бар, в котором из-за густого сигаретного дыма и приглушённого света сложно разглядеть черты его лица. К счастью, он прислушался к моим лекциям о незаметности.

— Идём, — машет мне рукой Вэл.

Я послушно следую за ним, наблюдая, как Вэл вразвалку подходит к бильярду. Он достаёт четвертак из кармана и кладёт его на стол.

— Сыграем? — кивает он мужчинам, которые разворачиваются к нему с оценивающими взглядами.

— Пффф, — фыркает один из них, ростом с Вэла, но в два раза толще. — Почему бы тебе не забрать свою подружку и не свалить отсюда, куколка?

Я чувствую, как у меня начинает гореть от унижения лицо, зелёные глаза Вэла расширяются.

— В чём твоя проблема, чувак? — Вэл подходит к нему ближе, поравнявшись с ним глазами.

Мужчина удивлён не меньше моего. Вэл бесстрашен. Этот кабан может согнуть Вэла пополам, словно ложку, но Вэл ни капли не притворяется, он действительно раздражён и готов решить вопрос кулаками. Мужчина мгновенно отступает.

— Дождись своей очереди, поганец, — ворчит он, возвращаясь к столу.

Вэл хмуро провожает его взглядом и направляется к старому, покрытому пылью музыкальному автомату, из которого гремит рок-музыка.

— Что ты слушаешь, Дэн? — спрашивает Вэл, нажимая кнопку, с помощью которой выбирают исполнителя.

— Рахманинова, — произношу я еле слышно.

— Они метал играют, да? — спрашивает Вэл, переключая на раздел под буквой «Р».

— Он композитор, — вздыхаю я за его спиной.

Вэл поднимает на меня взгляд, его брови сдвигаются.

— Что? Типа Моцарта?

Он смеётся, и я собираюсь провести ему поучающую лекцию, но он нажимает на кнопку, и громкий вой заполняет бар. Несколько человек салютуют, а одна из женщин поднимается со своего места и пускается в пьяный танец.

— Никогда не стоит недооценивать силу Zeppelin, чувак, — ухмыляется Вэл.

Медленная мелодия очаровывает. Бёдра Вэла становятся развязней, он начинает покачиваться в такт музыке, и я замечаю, что мне хочется делать то же самое.

— Кто это поёт? — спрашиваю я.

Голос солиста заставляет меня покрыться мурашками, этот медленный, пробирающий душу хриплый стон кажется неземным. Я люблю этот голос.

— Роберт Плант, — Вэл выглядит раздражённым, но, кажется, он готов намного больше рассказать о своём кумире.

— Это так… — я не успеваю закончить свою мысль, потому что Вэл обходит меня и возвращается к бильярдному столу.

Вэл играет больше часа, и я постоянно пристаю к нему, чтобы взять ещё четвертаков для музыкального автомата. Людей начинает раздражать неумолкающий волшебный голос Планта, но меня это ничуть не волнует. Я хмурюсь, когда монетки заканчиваются и бегом возвращаюсь к Вэлу.

— Мне нужны ещё четвертаки, — говорю я ему, заставляя его подпрыгнуть.

Удар приходится по касательной, шар откатывается в сторону и задевает другой. Я нетерпеливо оборачиваюсь в сторону автомата, в надежде, что его никто не успел занять. Вэл с укором смотрит на меня, вытаскивая из кармана побольше монет.

— Держи, и не подкрадывайся ко мне так, — приказывает он.

Остаток ночи я провожу, слоняясь между Вэлом, музыкальным автоматом и баром, откуда я приношу Вэлу новую выпивку. Утро на подходе, я почти засыпаю на стуле позади Вэла, когда рука ложится на моё плечо.

— Давай-ка валить отсюда, — говорит Вэл, стаскивая меня.

— Куда ты, чёрт тебя подери, собрался?! — кричит здоровый мужик, с которым Вэл разговаривал до этого. Вэл делает вид, что не слышит его.

— А ну вернись, вор! — мужчина хватает меня за плечо, потому что я ближе.

Вэл молниеносно оказывается рядом и ударяет кулаком ему в нос. Густая кровь сочится между пальцев, мужчина ревёт.

— Ублюдок!

Его друзья тут же окружают нас. Двое верзил приближаются ко мне и Вэлу. Вэл грубо толкает меня, и я падаю на липкий деревянный пол. Мои руки прижимаются к доскам, и я захлёбываюсь воздухом.

Микробы. Их здесь триллионы.

Я с трудом подавляю подступающую к горлу желчь и поднимаюсь на ноги. Я убегаю в туалетную комнату, меня бьёт озноб, я засовываю руку под воду. Я выворачиваю кран до тех пор, пока вода не становится обжигающе-горячей, а мои пальцы — ярко-красными. Я закручиваю кран локтями и иду обратно к бару.

— Скотина, — хнычет один из упавших мужчин, морщась и потирая свои рёбра.

Я выскальзываю через заднюю дверь и направляюсь к отелю, в котором мы остановились. Вэл поднимает голову, когда я открываю дверь. Он разевает рот от удивления. Мы смотрим друг на друга несколько мгновений, прежде чем Вэл опускает глаза.

— Я думал, ты слинял, — небрежно бросает он. К своему носу он прижимает пачку туалетной бумаги, которая уже вся пропитана красным.

— Ты толкнул меня на пол, кишащий микроорганизмами, которые наверняка были заразными.

Я вытаскиваю и надеваю свои резиновые перчатки, забираю у Вэла использованные салфетки и протягиваю ему взамен аккуратно сложенный платок, который он сразу же прижимает к своему носу.

— Не хотел, чтобы ты мешался, — говорит Вэл, откидываясь назад и закрывая глаза.

Он издаёт медленный вздох, полный облегчения. Я присматриваю за ним какое-то время, дожидаясь, когда остановится кровотечение. Он ворчит, но я знаю, что ему приятно моё внимание.

— Снов, приятель, — громко зевает Вэл, и поморщившись, снова отворачивается в подушку.

— Спокойной ночи, Вэл.

***

— Дэн, передай мне пистолет. — Вэл указывает на оружие, лежащее на кровати.

Я медлю, прежде чем подойти и аккуратно поднять его. Я поражаюсь его весу. Я осторожно беру пистолет в руки, изучая чёрный блеск его металла.

— Никогда не держал раньше? — спрашивает Вэл, пристально разглядывая меня.

— Не было случая.

Я прикасаюсь к стволу. И чем-то пачкаю свои пальцы.

— …Оружейное масло… — мягко поясняет Вэл, будто читая мои мысли.

Я киваю. И провожу пальцем до самого дула. Меня завораживает, что такие маленькие куски железа способны лишить человека жизни. Я передаю оружие Вэлу, и он начинает разбирать его своими ловкими пальцами. Он быстро прочищает его, как и весь прочий арсенал, разложенный на кровати.

— Ты когда-нибудь пользовался этим пистолетом, чтобы убить человека? — спрашиваю я, наблюдая, как замедляются быстрые и лёгкие движения Вэла. У него, несомненно, много опыта, кажется, что он делал это уже тысячу раз. Он напоминает мне солдата.

— Больше, чем однажды, — его голос жёсткий. Он не хочет говорить об этом.

— Сколько? — я давлю на него.

Я вижу, как напрягаются челюсти Вэла. Он сосредотачивается на пистолете в руках, а его глаза становятся пустыми, пока он думает.

— Возможно, тринадцать, — наконец, сухо отвечает он, встречаясь со мной взглядом.

Мы долго молчим. Я слышу только его тихое лёгкое дыхание рядом со мной, и звуки машин, доносящиеся снаружи.

— Ты помнишь каждого, кого убил?

Мне действительно интересно. Вэл вздрагивает, его взгляд блуждает по комнате, прежде чем он кивает.

— Да.

Он опускает взгляд на свои ботинки и плотно сжимает губы.

***

— Дэн, подними трубку.

Вэл зевает, его рука ложится мне на плечи и легонько толкает. Я нехотя просыпаюсь. Мы были в дороге шестнадцать часов. Я открываю бардачок, копаюсь в груде телефонов, и, наконец, вытаскиваю старенькую обшарпанную «раскладушку».

— Алло? — бормочу я, потирая глаза.

— Кто это? — требовательно спрашивает голос после короткой паузы. Вэл рядом со мной хихикает.

— Меня зовут Денис Садов, — коротко сообщаю я.

Голос звонящего человека звучит грубо. Вэл разражается смехом и выхватывает телефон из моих рук. Он просовывает его между ухом и плечом.

— Привет, Исми. — Вэл замолкает и снова заливается смехом. — Он мой заложник, — объясняет он.

Я закатываю глаза, потому что и я, и Вэл уже давно отказались от этого объяснения. Мне просто любопытна его жизнь, а ему одиноко. Вэл отодвигает от себя телефон на расстояние вытянутой руки, потому что голос Исмаэля становится слишком громким.

— Он немного сучонок, — делится со мной Вэл, радостно улыбаясь. Голос Исмаэля звучит ещё пронзительнее:

— Я слышу тебя, придурок!

Вэл улыбается и прикладывает трубку к уху. Что-то появляется в нём безмятежное, когда он разговаривает со своим младшим братом. Его напряжённые плечи немного расслабляются, разглаживаются морщинки вокруг глаз. Определённо, он очень любит Исмаэля.

— Мы как раз туда направляемся. — Вэл крутит головой, постукивая пальцами по рулю, выслушивая. — Да, мы будем там через неделю или около того. Я позвоню тебе, когда мы въедем в город. — Вэл отключается, не прощаясь, и бросает телефон обратно в бардачок.

— Мы едем к твоему брату? — с любопытством спрашиваю я, ковыряя дырку в джинсах Вэла, которые он мне одолжил. Они мне велики на несколько размеров и падают с меня.

— Исмаэль нашёл для меня работу, — будничным тоном говорит Вэл.

Я поворачиваю голову так резко, что едва не сворачиваю себе шею.

— Работу? — хриплю я.

Вэл кивает, его взгляд сталкивается с моим, и он отворачивается.

— Ага. Несколько ребят из колледжа пропали без вести. Он хочет, чтобы я проверил это, — пожимает плечами Вэл, пытаясь успокоить меня своим неестественным хладнокровием. И у него это получается, что просто выводит меня из себя.

— Я не понимаю. Разве этим не должна заниматься полиция? — спрашиваю я.

Вэл в самом деле едет в новый город, чтобы найти убийцу и прикончить его?

— Конечно, они будут его искать. Но, когда найдут, что ему грозит в худшем случае? Получит трёхразовое питание и найдёт себе нового дружка по камере? Я думаю, что пора брать дело в свои руки. Решить проблему по-Русиковски.

Улыбка Вэла кажется немного непривычной, и я, наконец-то, вижу. Наконец-то я вижу какие-то доказательства того, что он и правда безумен. Меня начинает трясти на кожаных сиденьях машины.

— Разве ты не слышал, что пожар нельзя потушить огнём? — шепчу я.

Наверное, мне страшно. Я не могу повысить голоса и закричать, как должен был. Я не думаю, что Вэл навредил бы мне, но я не могу быть в этом уверен.

— Не пожар огнём, Дэн. Этим занимается полиция. Я — огнетушитель. Я могу избавиться от проблемы раз и навсегда.

Вэл ухмыляется, бросая на меня ленивый взгляд. Я вжимаюсь в сиденье, когда он выезжает на шоссе и отправляется в город, в котором он собирается убить человека.

​Я просыпаюсь, когда машина останавливается. Я спал, свернувшись калачиком на переднем сиденье и лбом прижимаясь к бедру Вэла.

— Где мы? — спрашиваю я, всё ещё не проснувшись до конца.

Вэл потягивается и зевает.

— В Грасс Вэли, кажется. Мне нужно поспать пару часов, — бормочет Вэл, облокачиваясь на спинку.

— Я пойду назад, — настаиваю я, чтобы он смог свободно лечь на переднем сиденье.

Снаружи доносится громкое пение сверчков и лягушек. Полная яркая луна отражается в озере. Мы находимся где-то в лесу, позади нас грунтовая дорога. Вэл любит останавливаться в какой-нибудь глухомани, чтобы полиция не нашла наш автомобиль.

— Нет, спи.

Вэл прижимает рукой мою голову, заставляя меня опуститься обратно. Уставившись на него, я моргаю в ответ, но его глаза уже закрыты. Я быстро просчитываю вероятность того, что Вэл меня убьёт. Он может закопать меня в лесу или утопить в озере.

Я изучаю синяки от недосыпания под его глазами. Его губы раскрываются, и машину наполняет тихий храп. Вэл засыпает, зарываясь пальцами в мои волосы. И на мой взгляд, это слишком интимно. Я ненавижу, когда люди ко мне прикасаются, и Вэл знает об этом. Он уже научился обходиться без своих дружеских объятий и похлопываний, которыми любил меня душить.

Я не могу найти в себе сил передвинуть его руку. Я представляю тысячи микробов, живущих на этих руках, особенно под ногтями. Я предвещаю себе ночь агонии, когда его палец смещается и ложится на моё ухо.

А потом я засыпаю.

Вэл:

От меня пахло, как от задницы. Я чувствовал себя одной большой подмышкой. Наверное, Дэн был каким-то нечеловеком — потому что ему удавалось всегда пахнуть тёплыми подушками и кофе, даже когда без душа мы колесили по дороге три дня.

Я пытался содержать себя в чистоте большей частью из-за Дэна, чем из-за себя. Ему не нравились прикосновения, но если от меня ещё и воняло, он вообще старался держаться подальше. И иногда его стремление доходило до того, что он пересаживался на заднее сиденье.

Так что гигиена стала для меня на порядок важнее благодаря этому ребёнку. Дэнс был всего на четыре года младше меня. Но за его глаза трепетной лани, оторванность от мира и гермофобию, ему можно было дать года три. Так странно, сколько всяких вещей были для него в новинку.

Только на прошлой неделе мы на целый день зависли в отеле, чтобы посмотреть всю серию «Звёздных войн». Дэн сидел на полу у своей кровати и, обнимая подушку, впивался глазами в экран.

Я открыл скрипящую дверь машины и вышел на утреннее солнце. Дэн всё ещё спал, свернувшись на кресле, его волосы растрепались, полные губы поджались, словно он на что-то обиделся во сне. Я стянул с себя одежду, сбросил джинсы, ботинки, и прыгнул в озеро.

Хотя я и не понимал страха Дэна перед микробами, я не хотел доставлять ему неудобства. Поэтому, да, чистота была обязательна. Я проплыл несколько кругов по озеру для того, чтобы разогреть мышцы после часов сидения в машине. Я вылез из озера и, наверное, теперь от меня пахло тиной и речными лилиями. Но, по крайней мере, лучше так, чем было до этого.

Когда я вернулся обратно к берегу, где стояла машина, Денис уже сидел на капоте. И пока я выходил из воды, его глаза прослеживали за каждым моим движением.

Я был голый.

Кажется, он ни капли не нервничал, и это потрясло меня. Он пялился, его глаза следовали за мной, словно я был одной из тех книг, которые он постоянно читал.

— Что, нравлюсь? — резко спросил я, окончательно раздражённый и покрасневший, когда он уставился на мой торс.

Шесть кубиков со времён старшей школы медленно начали превращаться в такой же плотный живот, какой был у моего отца.

— Твоя татуировка. Никогда не видел ничего подобного, — тихо пробормотал Дэн.

Я понял, что он смотрел не на мой член, а изучал линии чернил на моей груди.

— О... — я подошёл к багажнику, достал чистые джинсы и встряхнул их. — Это пентаграмма. Вроде как семейная традиция. Отгоняет зло, и мой отец считал, что она может стать хорошим символом, знаешь… Он… Он умер, не успев сделать себе такую. Поэтому мы с Исмаэлем сделали их в память о нём.

Я пожал плечами и захлопнул багажник. Когда я развернулся, Дэн стоял прямо за мной, и смотрел на меня широко распахнутыми глазами.

— Захватывающе, — сказал Дэн, разглядывая меня так внимательно, словно на мне были написаны ответы на все вопросы во вселенной.

Я закатил глаза. Мне хотелось схватить его за руку и затолкать в машину, но вместо этого я сжал кулаки.

— Идём, нам нужно добраться до колледжа, пока это ничтожество ещё кого-нибудь не прикончило.

Исмаэль звонил мне накануне вечером и рассказал, что пропал ещё один мальчик. До сих пор убийца выискивал только слащавых парнишек-геев, обычно подкарауливая их недалеко от бара. Но в последний раз его М.О. внезапно изменился — он схватил парня по дороге к кампусу, когда тот возвращался с вечеринки.

Ублюдок становился всё наглее и опаснее. Слава Богу, в Исмаэле было два метра роста, иначе его девчачьи волосы и чёртовы ямочки на щеках доставили бы ему проблемы.

***

Было ужасно жарко. Я прислонился к раскалённому металлу машины, дожидаясь, пока заправится бензобак. У меня заканчивались деньги, поэтому этой ночью мне с Дэном предстояло немного потесниться в машине. Я заглянул внутрь. Дэн сложился пополам на переднем сиденье и изучал карту, положив колени на приборную панель.

— Каков твой вердикт? — зевнул я, откидываясь назад и переплетая руки.

Рубашка прилипла к груди, и я поморщился. Дэн купил для нас обоих дешёвые очки-авиаторы, настаивая на том, что без них мы «спалим свои сетчатки».

Очки Дэна соскользнули ему на нос, пока он рассматривал карту.

— Путь до нашего места назначения займёт ещё три дня, — сказал Дэн, его голос был спокойным и очень внятным даже в такую жару. Если бы кто-то решил вычислить, кто из нас двоих серийный убийца, то он, вероятно, указал бы на Дэна. Тихий, очень умный, всегда вежливый — такой, какими всегда бывают злодеи.

Я засмеялся и посмотрел на Дэна.

— Хочешь слурпи? На улице офигеть как жарко.

Я посмотрел на него сверху вниз и улыбнулся. Он моргнул, словно взвешивая все плюсы и минусы моего предложения. Я оттолкнулся от машины и отправился за напитками, хотя бы просто для того, чтобы он не перегрелся.

Я смешал нам колу и вишню, так же, как и в день первой встречи.

Кажется, это было так давно. Хотя на самом деле прошло всего около месяца. Я неслабо сблизился с этим маленьким ботаником.
Не знаю, как так получилось. Словно мы с ним подходили друг другу. Мы были разными, но почему-то я оставил его рядом. Может быть, из-за того, что он напоминал мне о том хорошем, что ещё осталось в этом мире.

— Вэл.

Я передал ему слурпи, и он поблагодарил меня.

— Что? — спросил я, проскользнув на сиденье, на котором уже должен был навеки отпечататься след моей задницы.

— Как ты думаешь, мы сможем сегодня снять комнату? Я очень устал. — Дэн прикусил губу.

— Перестань, — резко сказал я, и он оставил свои потрескавшиеся губы в покое.

Я провёл всю свою жизнь в дороге, вёл машину неделями. Но с Дэном гораздо чаще приходилось где-то останавливаться. Не то чтобы я был против. Но это увеличивало брешь в моём бумажнике. Я мог бы устроиться на работу на несколько недель после того, как мы избавимся от убийцы в колледже Исмаэля.

— Да, конечно, — улыбнулся я.

Плечи Дэна расслабились, когда он начал пить из соломинки, и его губы покраснели от сладкого напитка.

***

Я проснулся из-за плача Дэна. И, как всегда, сначала на меня обрушилась паника. Дэн в порядке. Первый раз, когда я проснулся от его давящихся всхлипов, я чуть не раскроил себе череп, выпрыгнув из кровати и запутавшись в одеяле.

Дэн зарылся в книжку, по его щекам градом катились слёзы. Такое случалось уже дважды. Я лежал в кровати и наблюдал за тем, как дрожали его губы и ресницы, пока он отчаянно пытался сдержать слёзы.

— Кто умер? — спросил я.

Дэн рывком сел на кровати, и книга вывалилась из его рук. Он посмотрел на меня полными влаги, грустными глазами.

— П…прости, я разбудил тебя? — его голос был ещё более хриплый, чем обычно, и я ухмыльнулся.

— Рыдания маленьких плачущих девочек обычно будят меня, — поддразнил я его. Дэн не вёлся на такое, в отличие от Исмаэля. Он просто вытер глаза, шмыгнув носом.

— Мне очень жаль. Я был потрясён, — его голос надломился, и он спрятал своё лицо в ладонях, делая глубокий вдох.

У меня защемило в груди. Дэн был охренительно хорошим мальчишкой. Иногда я дразнил его и называл маленьким «ангелочком», но он в самом деле ангел. Его чёртового сострадания хватало абсолютно на всё и всех.

Просто он из-за столького беспокоился.

Он — причина, по которой я делал это. Я знал, что есть другие, такие же, как он — доверчивые, любящие, наивные люди, которых нужно защищать. А я был грязным и сломленным, и если мне придётся пожертвовать своей жизнью, защищая Дэна и таких, как он, значит, так тому и быть. Из-за него я делал то, что делал.

— Не парься. Что случилось?

— Гэтсби и Дейзи никогда не получат той концовки, которую они заслужили, — задыхался он, кусая нижнюю губу и сжимая в руках одеяло.

На нём была моя рубашка. Не знаю, почему у него не было проблем с тем, чтобы носить мою одежду. От меня воняло и я не принимал душ так часто, как следовало бы. Но из-за нашего ограниченного по вместимости комода и бюджета, нам приходилось делиться одеждой.

— Печально.

Я перевернулся на спину и устроился так, чтобы иметь возможность наблюдать за тем, как он пытается взять себя в руки и собрать воедино осколки своей души, оставленной на страницах книги.

— Так смешно… — он с досадой вытер свои глаза тыльной стороной ладони. — Так сильно переживать из-за персонажей глупых историй.

Он нервно рассмеялся и в моей груди снова защемило, словно что-то хотело вырваться из неё наружу. Я проигнорировал это чувство.

— Не знаю, парень. Разве смысл книги не в том, чтобы пленить своего читателя? Ты же из-за этого её и читаешь, верно?

Он, наконец, посмотрел на меня красными от рыданий глазами. Луч света, под которым он читал, ложился на стену за его плечом.

— Я думаю, ты прав. Но погружаться так сильно в книгу… это по-детски. — Дэн поджал губы.

Я хотел бы утешить его, провести по его спине ладонью или сделать ещё что-то подобное, как я часто делал с Исми, когда тот взвинчивался, из-за того, что крови оказывалось слишком много. Я быстро закрылся от этих воспоминаний.

— Ты не ведёшь себя по-детски, Дэн. Просто у тебя слишком большое сердце, — заглянул я в его расстроенное и раскрасневшееся лицо.

— Может быть, в этом моя проблема.

Денис:

Вэл Русик, вероятно, самый раздражающий человек на планете.

— Ты шутишь! — кричит он, уставившись на меня, хотя мы нёсемся по автостраде с бешеной скоростью.

— Вэл, пожалуйста, следи за дорогой…

— Чёрт возьми, ты действительно шутишь! — фыркает он, возвращая взгляд на дорогу и выпрямляя автомобиль, а затем снова поворачивается ко мне. Я тяжело вздыхаю.

— Это просто моё личное мнение, — поясняю я, наблюдая за его очередным приступом драматизма.

— Дэн! Это долбанные «Звёздные войны»! «Звёздные войны»! Ты с ума сошёл?! Как они могут быть лучше! — его лицо искажается, выражая крайнее чувство предательства. Конечно, он задирает меня, потому что хочет, чтобы я разделил его мнение. Что ж, я не поведусь.

— Мне больше нравится «Звёздный путь», я думаю, что сюжетные линии там более продуманы, и научные теории более вероятны…

— Дэн!

Он практически бьётся в истерике, его большие зелёные глаза широко распахнуты. Он выглядит так, словно его гложет одновременно жалость, гнев и досада.

— Дэн, это же «Звёздные войны»!

— Мне больше нравится «Звёздный путь», — пожимаю я плечами, и он шлёпает руками по рулю, отворачиваясь к дороге.

— Ты с ума сошёл! — решительно объявляет он и обижается на меня.

— Это не я всю свою жизнь убиваю людей.

Я редко использую в спорах эту причину. Вэл разводит руками, прежде чем снова крепко ухватиться за руль.

— Ты не можешь каждый раз приводить один и тот же аргумент, — говорит он. Я закатываю глаза.

— Это очень весомый аргумент, Вэл, — раздражаюсь я.

Он с недоверием смотрит на меня, а потом громко фыркает.

— Как тебе угодно, — бурчит он, показывая, что это конец нашего разговора.

Мы проезжаем в тишине всего шесть миль, прежде чем Вэл спрашивает, какой из альбомов Led Zeppelin я бы хотел послушать.

​Сделан надрез в тёмно-серой лоснящейся плоти,
В пазухе - ветер и комья сырых облаков.
По небу чинно, на бархатом сотканном плоте,
Реет Луна, ото всех далеко берегов.
Как бы уснуть в эти ясные - ястребом - ночи,
Как бы укрыться от зова и острых когтей?
Чувствую - сердце болит, значит, Белая хочет,
Чтобы пришёл, чтобы снова томился под ней.
Может, мне сделать надрез на синеющей вене,
Чтобы хлестал из меня замирающий свет?
Может, во мне, в глубине, под пурпурною пеной
Реет Луна, одноглазой провидицы след?..
Нет... Ты зовёшь, ты не снишься, так зорко взирая
С лодки воздушной, плюёшься искринкой-звездой.
Кажется, если упасть, для тебя, умирая,
Крикнуть на выдохе жалобно: "Стой!",
Не повернёшься, не выглянешь в полости тучи…
Все тебе сошки, всё - мелочность, бренный удел.
Тело своё ты в слезах искупала горючих,
Пролитых мною. Я вечность воспел,
Вечность, в которой жестокость граничит с любовью,
Где моя вера встречает гранитный финал.
Тело своё ты омыла прекраснейшей болью
Юноши смертного, он слишком сильно устал…
…………………………………………………….
Вот и уснул навсегда, в клюв попаши добычей,
Вот и уплыл вместе с Белой в туманную даль.
Чьё же Луна ночью этой украла обличье,
Что умирать ради света Её им не жаль?

Им, - странным людям, попавшимся в сети
Чарам высоким, сакральному миру теней.
Ждут полнолуния эти безумные дети,
Тянут ладони и просятся, просятся к Ней…

Опубликовано: 2018-02-26 15:15:57
Количество просмотров: 205

Комментарии