Пишем на стене мы Ночь

Царапаю ногтем пластинку неба
И слушаю, как дождь поёт хрипато
О будущих рассветных птицах небыль.
Они вчера исчезли все куда-то.
Наверное, я не проснулся ночью
От шелеста огромной птичьей стаи,
Когда пунктиры тёмных многоточий
Скрывать Луну и звёзды мраком стали…
А утром тишина покрыла город
Платком вдовы, сидящей у могилы.
А утром на дороги вышел холод,
Затёк в водопроводы, мысли, жилы,
Повсюду ржавый свой аркан поставил.
Я отдаюсь ему в порыве скуки.
Пусть лучше в теле шип калёной стали,
Чем эти дни в бескрылье и разлуке.

Царапаю ногтем винил пластинки,
Уставившись в глазницы жёлтых окон.
Висит на неудобной жёсткой спинке
Костюм огромной птицы одиноко.
И поутру меня не добудиться,
Наверное, я потеряю память,
Ведь на ветру, как рваная тряпица
Моя душа осталась тихо таять.
Прошли снега, прошли вослед метели,
Морозящие в поцелуях губы.
С весной о птицах плакали капели.
И вот – они вернулись ниоткуда…
И вот, воспрянул улей из бетона,
Как прежде, освещённый блеском улиц.
Как жаль, моя тоска была бездонна
И к стаям не могла душа вернуться.

Моя мечта покрылась мягкой пылью.
Белеет у виска волнистый локон.
Висит на спинке кресельной бессильно
Костюм огромной птицы одиноко…

- Ты уверен, что хочешь это испытать? Знаешь, в этом же нет необходимости. Мы можем просто забыть об этом, - убеждал меня Дэн, нервно стуча пальцами по столу. Он выглядел взволнованным и нерешительным.

- Уверен. Мы уже обсуждали это, Денис. - Я нарочно назвал его полным именем, чтобы дать понять, что абсолютно серьёзен. - И, насколько я помню, довольно долго.

- Я знаю, просто…

- Просто, что?..

- Это может быть сложно, Валера. Пугающе. С твоей клаустрофобией, я боюсь, что…

- Я скажу тебе, если мне будет тяжело. Мне надо испытать это, Дэн. Если я собираюсь писать про человека, потерявшего зрение, то должен знать, что он ощущает, как воспринимает мир, какую роль начинают играть другие чувства.

- Ты мог бы просто спросить об этом у меня. Я расскажу всё, что тебе необходимо знать, - сказал Дэн, смотря своими светло-серыми глазами куда-то поверх моего правого плеча. У него самые красивые глаза, какие я когда-либо видел, хотя ему я об этом никогда не говорил. Дымчато-серые, с тонкими тёмными ободками вокруг радужки, обрамлённые густыми чёрными ресницами – потрясающие и пленительные.

В первый раз я встретился с Денисом, когда он читал лекцию по Древней Греции. Помню, как проходил мимо его класса по дороге в свой. Он сидел на краю стола, обращаясь к учащимся настолько страстным, обжигающим голосом, что мог бы расплавить им железо. Голос был низкий и хрипловатый – такой, что не просто слышишь, а словно ощущаешь всем своим телом, – и он обволок меня теплым, бархатным коконом и потянул за собой к двери.

Помню, Дениска замолчал на полуслове и склонил голову на бок, словно услышал что-то недоступное другим, потом улыбнулся и продолжил говорить. Я мог бы стоять там целый день, слушая его голос, если бы у меня не было своих учеников.

Позже этим днём я наткнулся на него в комнате для отдыха.

Он вошёл плавной изящной походкой, постукивая по полу тонкой белой тростью. Только тогда я понял, что он слепой.

Он остановился, снова склонил голову на бок, будто прислушиваясь к музыке, что слышна лишь ему одному, и подошёл прямо ко мне.

- Вам понравилась моя лекция по ранней греческой цивилизации? - улыбаясь, спросил он своим хриплым грудным голосом.

- Как вы узнали, что я там был? И как узнали меня здесь? - Вопросы сорвались с языка прежде, чем я успел их осмыслить, и мне захотелось дать себе хорошего пинка. - О чёрт, простите. Это было бестактно, да? - В этот раз я не спрашивал, я констатировал факт, и был очень рад тому, что он не видит, как пылают мои щёки.

- Ничего подобного. Это естественный вопрос. Я чувствую запах вашего одеколона. «Дольче Габбана», так ведь? - улыбнулся Дэн. - Денис Садов. - Он протянул мне руку.

- Валера Русик, - пожал я её, - и это было очень впечатляюще, Денис.

- Совсем нет. Я просто шёл на запах, - засмеялся он. - Присоединитесь ко мне за ланчем?

Это было началом нашей чудесной дружбы. Как оказалось, мы сходились не только во вкусах на парфюм, но и во многом другом. Мы оба разделяли любовь к итальянской кухне, оба учились в США, не имели своих семей, и до фанатизма обожали нуар.

Ещё мы оба были геями. Не буду врать – Дэн меня привлекал с самого начала, его голос с хрипотцой так подействовал на меня, что на следующем занятии мне было очень неудобно сидеть. Но дальше этого у нас так и не зашло. Я намекал на большее, но Дэн не захотел этого, и несмотря на то что, мягко говоря, я был разочарован, ради дружбы отказался от всех своих романтических стремлений.

Я его просто не интересовал в этом смысле. Ну, что поделать. В конце концов, секс я везде мог найти, а вот настоящую дружбу обрести гораздо труднее.

В любом случае, скорее всего это было к лучшему. Он заставлял меня нервничать, хоть и не намеренно. Когда мы были вместе, я чувствовал, что постоянно должен быть бдительным, смотреть, чтобы он не оступился, чтобы когда мы переходим дорогу, она была пуста, чтобы двери перед ним были открыты, убирать с его пути всё, что может ему помешать. Это выматывало.

Кроме того, моя жизнь и без серьёзных отношений была довольно сложна. Я только что начал преподавать в «Sacred Heart Academy», после того как оставил работу в другом колледже из-за разбитого сердца – моего, а не его. Он был эгоистичным ублюдком и, как я понял позже, у него не было сердца, которое можно было бы разбить. К тому же он был деканом, поэтому-то я и оказался на бирже труда после пяти лет работы в колледже. Помимо преподавания, я только что начал карьеру писателя. Я продал несколько работ маленькому журналу, и сюжет следующей уже крутился в моей голове с того самого момента, как я познакомился с Дэном.

Я находил Дэна удивительным и обворожительным мужчиной. Он обладал чудесным чувством юмора, был блестящим преподавателем, искренним, добрым, сострадательным и благородным, и он знал наизусть слова почти ко всем мелодиям из телепередач. Вы знали, что у мелодии к телевизионному шоу «Bonanza» есть слова? Дэн знал, и когда он пел их мне своим глубоким голосом с хрипотцой, звучало это так же красиво, как музыка Вагнера.

Когда мы настолько сдружились, что я мог спокойно говорить с Дэном о его слепоте, я рассказал ему о том, что в своей следующей книге собираюсь писать о человеке, лишившемся зрения. Герой, которого я представлял в своей голове, потерял зрение неожиданно, уже будучи взрослым. В какой-то мере, я хотел списать его с Дэна и попытался объяснить ему, что мне необходимо получить небольшой опыт, чтобы я смог его лучше понять. Пришлось долго просить и умолять его согласиться помочь мне в этом.

- Слышать об этом не одно и то же, что переживать это. Мне нужно знание из первых рук, если я хочу, чтобы мой герой получился живым, Дэн.

- Я именно об этом и говорю. Ты не понимаешь, что это такое, Валерка. Ты будешь полностью зависеть от меня во всём. Нужно время на то, чтобы научиться заботиться о себе, когда ты лишаешься зрения. Ты понятия не имеешь, как это сложно. Или как это приводит в отчаяние.

- Точно, поэтому-то я и хочу испытать это на себе, Дэн. Потому что я и понятия об этом не имею. - Я похлопал его по колену, затем наклеил поверх век толстые марлевые прокладки и надел солнцезащитные очки, лишившие меня возможности видеть даже тот слабый свет, который ещё пробивался сквозь марлю. - Окей. Я готов, Дэн.

- Ты совершенно ничего не видишь? - спросил он.

Я почувствовал его руку на своей, успокаивающую, тёплую.

- Да. Вообще ничего.

- Ты в порядке?

- Прошло всего полминуты, Дэн. Со мной всё нормально.

- Ладно тогда. С чего ты хочешь начать?

- Ну, мне нужно позвонить своему редактору, чтобы уточнить крайний срок сдачи работы, - сказал я, подумав, что это достаточно легко сделать. Я каждый день пользовался телефоном по многу раз. Я с этим запросто справлюсь.

Как же.

Похлопав по своим штанам, я понял, что забыл мобильный в рюкзаке, который оставил в спальне. Я встал и повернулся в ту сторону, где как я знал, находилась дверь в гостиную Дэна, сделал два шага и чуть не грохнулся лицом об пол, споткнувшись о кофейный столик. От потери парочки зубов меня спас подхвативший под руку Дэн.

- Урок Номер Один: запомни, где что находится и оставляй все вещи на своих местах, - сказал он. - Кофейный столик стоит в двух шагах от дивана. Дверь находится в шести шагах от столика. В двух шагах справа от тебя телевизор, а в двух шагах слева - кресло.

Я попытался нарисовать в голове карту комнаты, но всё равно это оказалось сложно. Идти вперёд, не видя, куда идёшь, особенно после того, как ты чуть не распластался на полу, споткнувшись о столик, было легче сказать, чем сделать. Я автоматически вытянул перед собой руки, растопырив пальцы и пытаясь нащупать препятствия.

- Опусти руки, Валера. Ты похож на мумию из второсортного ужастика пятьдесятых годов. Вот, лучше возьми мою трость. - Дэн сунул мне её в руку.

Я попытался подражать его лёгкому постукиванию, перемещая трость по полу перед собой и закончил тем, что ткнул ей в его собаку, Бастера. Внезапный лай напугал меня до чёртиков. Я вдруг понял, что «слеп» всего лишь минуты три, а уже был напряжён, как монашка на встрече порнозвёзд.

- Сделай глубокий вдох и попробуй ещё раз, - прошептал Дэн в моё ухо.

Чёрт, от него так хорошо пахло. Это был мой любимый одеколон от «Дольче Габбана», «Light Blue». Когда он стал пользоваться им? Прежде я не чувствовал от него этого запаха.

Медленно, ощущая себя так, словно двигаюсь в воде, я сделал несколько шагов вперёд.

- Вот так. У тебя неплохо получается, - Дэн придерживал меня ладонью за локоть. - Идти с тростью почти как танцевать. Твоё тело двигается, а трость создаёт ритм, под который ты танцуешь. - Тёплая рука Дэна накрыла мою, показывая, как перемещать трость по полу перед собой – полудугой чуть шире моих плеч. - Шаг влево, трость справа. Шаг вправо, трость слева.

Трость стукнула о стену, и я продолжал двигаться вдоль неё, пока не нашёл открытую дверь. То что я добрался до спальни без каких-либо приключений ощущалось огромнейшим успехом, и я был очень горд собой.

- Чёрт, - сказал я, прикусив губу. По привычке я помотал головой из стороны в сторону, хотя ни черта не видел. - Я забыл, куда положил рюкзак. Думаю, что оставил его на кровати, но точно не помню.

- Я отсылаю тебя к Правилу Номер Один, - засмеялся Дэн. - У любой вещи есть своё место, и если ты не возвращаешь её на это место, то когда-нибудь закончишь тем, что почистишь зубы эпоксидкой.

Дельное замечание. Я провёл по поверхности кровати тростью и почувствовал, что она на что-то наткнулась.

- Аха! - улыбнулся я. - Я действительно оставил его на кровати!

Я сел на край матраса и обшарил рюкзак. Найти мобильный было нетрудно, а вот набрать номер было уже совершенно другой историей. Кнопки были такими крошечными и плоскими, что я едва чувствовал, где заканчивается одна и начинается другая, к тому же мне было сложно вспомнить их последовательность. В моём телефоне было достаточно много дополнительных кнопок.
Какая из них какая? Я нахмурился, представляя в уме свой мобильный. Через несколько минут Дэн забрал его у меня из рук.

- Попробуй на моём, - сказал он, вкладывая в мою руку гладкий предмет.

- Это телефон? - спросил я, проводя пальцами по бугоркам на нём. Я чувствовал каждую кнопку и на всех них были небольшие выпуклые точки, являвшиеся, видимо, шрифтом Брайля. - Такое ощущение, что это пульт от телевизора. Где экран?

- А мне он нужен?..

- Ох, правда. - Моё лицо вспыхнуло, и я был рад, что Дэн не видел, как я покраснел. Мои щёки, должно быть, были пунцовыми.
Конечно же ему не нужен телевизор.

- Этот телефон сделан для слепых, Валера. Тут есть шрифт Брайля, голосовой набор, голосовой определитель номера, мощности сигнала и зарядки батареи, телефонные книги… каждая функция озвучивается.

- Классно! - ответил я, впечатлённый. - Но я не знаю системы чтения для слепых.

Дэн на минуту взял у меня телефон, а потом отдал обратно.

- Произноси цифры медленно и отчётливо, - сказал он.

Я сделал, как он сказал, и услышал набор номера. Несколько следующих минут я разговаривал со своим редактором. Закончив с этим, я вернул телефон Дэну.

- Голоден? - спросил он.

Я почувствовал, что он встал с кровати. Я хотел есть, но больше я хотел другого.

- Вообще-то, мне надо… эм…

- А, тебе надо в уборную? Окей, идём.

Вот это будет неловко. Пользуясь тростью, как меня научил Дэн, я дошёл до ванной.

- Хорошо, снимай штаны и садись, - сказал он, когда трость звякнула о кафель.

Его губы изгибались в улыбке, я просто знал это. Я слышал улыбку в его голосе.

- Садиться? Я собираюсь всего лишь пописать.

- Не имеет значения. Самый лёгкий способ для этого, когда ты ничего не видишь – сесть. Иначе описаешь всё вокруг.

Боже. Я об этом даже не подумал. Я не писал сидя с того времени, как перестал пользоваться горшком.

- Полагаю, с этим ты справишься сам, - посмеиваясь, сказал Дэн. - Я буду на кухне, когда ты закончишь.

Я услышал, как он ушёл, закрыв за собой дверь, потом быстро справил нужду, помыл руки, и сделал это без всяких спотыканий, падений и раззможжений черепа о ванну. Открывая дверь, я улыбался от уха до уха, словно трёхлетний ребёнок овладевший искусством посещения туалета.

- Дэн?

- Я в кухне! - крикнул он, его голос эхом отдался в коридоре.

Идя на запах и осторожно постукивая перед собой тростью, я вошёл в кухню и сел за стол. От вкусных ароматов, доносящихся со стороны плиты, в животе заурчало.

Несколько мгновений спустя я почувствовал сильный запах жареных яиц и бекона, когда услышал, как Дэн поставил передо мной тарелку. Он взял мои руки и положил их на салфетку и холодные металлические столовые приборы.

- Вот твоя вилка, - сказал он, давая почувствовать моим пальцам её зубцы. - Представь часы. Стакан апельсинового сока стоит на единице. Омлет у тебя на тарелке – на шести и бекон – на двенадцати.

Поедание пищи, когда ты её не видишь – тот ещё опыт. Полдюжины раз я совал в рот пустую вилку. Я разлил сок и перевернул солонку и перечнецу.

В конце концов, мне удалось накормить себя. Но я даже не представлял, как можно в таком состоянии что-нибудь приготовить. Скорее всего, я просто поджёг бы себя, о чём и поделился с Дэном.

Он рассмеялся.

- Ты ничего не видишь всего лишь один день, Валерка. Дети, рождённые слепыми или потерявшие зрение в детстве, учатся всему этому как и любой другой ребёнок, но требуется много времени и сил, чтобы научиться заботиться о себе и быть независимым, когда ты слепнешь в зрелом возрасте.

Он убрал всё со стола и взял меня за руку.

- Идём, я хочу тебе кое-что показать, - сказал он, поднимая меня.

Дэн снова привёл меня в спальню.

- Подожди тут минутку, - сказал он.

Я слышал шорох одежды, ощущал лёгкий ветерок, когда он ходил мимо меня по комнате. Наконец, его ладонь легла на мою руку.

- Ты доверяешь мне, Валера?

- Конечно, доверяю, - ни секунды не колеблясь, ответил я. - А что?

- Потому что я хочу показать тебе, на что это похоже.

- На что похоже что?

Он не ответил мне. Вместо этого я почувствовал его губы на своих – тёплые и нежные, словно лепестки розы.

Меня вдруг обволок тонкий аромат его одеколона, и я уловил в нем нотки апельсина и шоколада, которых раньше никогда не замечал, хоть сам им пользуюсь. Я ощущал щекой щетину на его скулах, я почти слышал, как она трется о мою кожу. Застонав, я ответил на поцелуй, встречая его язык – прохладный и сладкий от выпитого ранее апельсинового сока он тут же согрелся, проскользнув в мой рот.

Меня заворожило ощущение его языка, его вкус. Это было так, словно я никогда до этого не целовался. Весь мой мир сейчас заключался в бархате его языка, в тёплом дыхании, в сладком вкусе. В звуках его дыхания и тихих, страстных стонах, вибрирующих в его горле, когда он меня целовал. Касаясь его, проводя руками по его предплечьям, я ощущал обнаженную, гладкую кожу. Обняв ладонями его колючие щёки, я попытался представить себе его. Я отлично знал его лицо, знал изгиб скул и форму носа. Мысленно я видел его чувственные губы, ямку на подбородке и красоту его глаз.

Дэн расстегнул мою рубашку и снял её с моих плеч. От прохладного воздуха волоски на руках встали дыбом, и по спине побежали мурашки. Длинные изящные пальцы, слегка касаясь, скользнули по моей груди и остановились, чтобы подразнить соски. Лёгкие и неторопливые прикосновения вызывали дрожь, а затем я перестал их ощущать, потому что Дэн начал расстёгивать ремень и молнию на моих штанах.

- Ляг на кровать, - прошептал он.

Он наступал на меня, а я пятился, пока не наткнулся на матрас позади себя. Я сел, и Дэн снял с меня ботинки и носки, сначала с одной ноги, а потом с другой.

Что-то тёплое и влажное скользнуло по подошве левый стопы, и я только через секунду понял, что это язык Дэна. Забавно, но я никогда не знал, насколько чувствительны стопы, не знал, пока его губы не обхватили поочередно каждый палец, вбирая их один за другим в тёплый и влажный рот. Его зубы прикусывали нежную кожу на лодыжке, пальцы массировали подъём. К тому времени, когда он занялся моей правой ногой, я цеплялся руками за простыни, и всё моё тело горело.

Он просунул руки под мои бёдра и стянул сразу и штаны и плавки. Я вспыхнул, осознавая, что лежу теперь на его кровати совершенно обнажённый. Чёрт его знает почему – я давно уже не девственник, и Дэн не мог меня видеть. Может быть, дело было в том, что он видел меня своими руками, губами, и почему-то это было намного интимнее, чем когда-либо. Я не мог ничего скрыть от его ласковых, изучающих пальцев и языка.

Что-то мягкое и шелковое скользнуло по моему животу к груди, вызвав мурашки. Я увидел слабый свет сквозь марлевые прокладки, закрывающие глаза, когда Дэн снял с меня солнцезащитные очки, затем он накрыл их шёлком, и темнота вернулась.

Он поднял мою голову и завязал шарф сзади. Я ощущал каждый изгиб прохладного, шёлкового материала, чувствовал запах одеколона в его нитях. Я ощущал себя очень уязвимым, и по моему телу прошла дрожь. Ничего удивительного в том, что Дэн спросил меня, доверяю ли я ему – я не мог представить себе, как можно делать это с кем-то, кого знаешь не очень хорошо.

Незнание того, где он в следующий раз коснётся меня, – нервировало, невозможность видеть выражение его лица – пугала.

Наслаждается ли он происходящим? Нравится ли ему то, как я реагирую? Или ему всё это неприятно, и он делает это чисто машинально? Меня охватила внезапная, парализующая неуверенность.

- Дэн? - прошептал я, ища руками его лицо. - Я… Ты?.. - В груди стало тесно, её словно обхватило тисками. Знакомое ощущение.
Я всегда страдал клаустрофобией, мне становилось так плохо в лифтах, что я избегал их любой ценой. Маленькие пространства вызывали такую же реакцию – моё сердце начинало бешено колотиться, на лбу выступала испарина, и меня охватывала паника.

Сейчас, впервые с того момента, как я добровольно лишил себя возможности видеть, я почувствовал приступ паники. И хотя я находился в большой, свободной спальне, темнота давила на меня, вжимая в кровать.

- Тшшш… дыши, Валерка, - прошептал Дэн.

Он вытянулся рядом со мной, обвивая меня руками и ногами. Странно, но его близость успокоила меня. Благодарный за его терпение, за понимание, я нашёл рукой его щёку и, притянув к себе, уткнулся лбом в его лоб.

- Просто ляг и отдайся ощущениям, Валера. Дай мне показать тебе, - сказал он, целуя мою ладонь.

Его нежный поцелуй ещё больше успокоил меня. Я откинулся на спину и сделал глубокий вдох. Но мне всё равно было трудно.

Мои глаза всего лишь закрывали марля и шёлк, но я не мог избавиться от чувства, что темнота поглощает меня. К тому же – и это самое главное – мне хотелось видеть Дэна, хотелось смотреть на то, как он касается меня, хотелось смотреть в его глаза и видеть, получает ли он от этого удовольствие. Мне пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы не сдёрнуть закрывающие глаза шёлк и марлю.

Дэн лёг рядом. Моя кожа стала слишком чувствительной, и мне казалось, что я могу осязать каждый волосок, каждую пору и каждый едва различимый изъян на его коже. Я остро ощущал каждую клеточку его тела, соприкасавшегося с моим – его бедро на моей ноге, его грудь у моего предплечья, его пальцы на моём соске.

Прикосновения Дэна были невесомыми, и его пальцы, словно шёпот, блуждали по моему телу. Я застонал, желая большего. Он сводил меня с ума своими едва ощутимыми прикосновениями и поцелуями, порхающими по коже, словно крылья бабочки.

Возбуждённый, до боли жаждущий его всего вместо даримых им дразнящих ласк, я протянул руки, чтобы самому коснуться его, чтобы поторопить. Он прикусил нежную кожу под моим подбородком, и я услышал его тихий смех.

- Не терпится, да? - прошептал Дэн мне в ухо. Его язык вслед за словами прошёлся по контурам уха, зубы прикусили мочку.

Зарычав, я поймал ласкающую сосок руку. Обхватив пальцами его запястье, я потянул его ладонь вниз, к той части тела, которую он так упорно игнорировал.

Его пальцы обняли мою плоть, и я зашипел сквозь зубы, совершенно не готовый к той реакции, которую вызвало его прикосновение. Каждый мускул моего тела мгновенно сжался, и я выгнулся в неистовом спазме, когда Дэн задвигал рукой на моём члене. С подросткового возраста я не был так близок к оргазму от одного единственного прикосновения.

Тело гудело от возбуждения, каждая его частичка была переполнена желанием и страстью, каждый нерв обнажился и кричал, прося об удовлетворении. Каким-то уголком сознания я отметил, что вся моя нервозность и клаустрофобия исчезли, уступив место желанию такому острому и сильному, что оно приносило почти физическую боль.

Дэн покружил большим пальцем по головке члена, размазывая собравшуюся там влагу, и моё тело в ответ задрожало. Мне казалось, я ощущаю почти невидимые линии на подушечках его пальцев, чувствую в его ладони пульс, бьющийся рядом с моей плотью.

Дэн опускался с поцелуями вниз по моему телу, его губы были мягкими и тёплыми, язык горячим – влажный бархат, покруживший по моим соскам и подразнивший пупок. Потом… о, потом он был там, поглаживающими движениями скользящий по головке члена, бросающий всё тело в жар.

Он прошёлся по стволу вниз до самого основания и снова назад, вверх по толстой вене, пульсирующей под нежной кожей. Дэн провёл языком под головкой, а потом заскользил им по ней в одну сторону и в другую. И снова. И снова, пока мне не начало казаться, что я сойду с ума, если не получу большего.

Он, должно быть, почувствовал, что я напрягся, потому что как раз в ту секунду, когда я подумал, что сорвусь, и застонал, моля его больше не дразнить меня, он полностью вобрал мой член в рот.

Я потерял голову.

Не уверен, что вспомнил бы в этот момент своё собственное имя, если бы спросили, как меня зовут. Единственное, что я сейчас осознавал – это что мой член у него во рту, единственное, что чувствовал – сочетание влажного жара и шёлка, окружавшего мою плоть. Это мгновение длилось вечно и всё равно было недостаточно долгим.

- Дениска. - Его имя было мольбой на моих губах, страстной просьбой, предупреждением.

Что-то горячее и влажное брызнуло мне на ногу, в горле Дэна завибрировал стон, и меня накрыло. Я закричал от наслаждения, взорвавшись столь мощным оргазмом, что от нехватки воздуха у меня перехватило горло.

Когда я немного успокоился и лежал, рвано дыша и ощущая, как бешено колотится о грудную клетку моё сердце, то вдруг понял, что марля на моих глазах промокла. Я плакал, сдерживая всхлипы стиснутыми зубами. Всё закончилось, а я этого не хотел. Я хотел, чтобы это продолжалось, жаждал удержать его рядом с собой, ненавидел даже то крошечное пространство, которое нас разделяло. За всю свою жизнь я никогда не чувствовал к кому-либо такую близость, какую чувствовал сейчас к нему.

- Валера? - голос Дэна был мягким, прикосновение – нежным, когда он погладил мою щёку. - Ты в порядке?

Я молча кивнул, не доверяя своему голосу.

- Напряжённо, да?

Я снова кивнул.

- Я чувствовал всё, каждой частичкой своего тела.

- Я знаю, - сказал он. Его губы изогнулись в улыбке, когда он поцеловал меня в плечо. Ещё один лёгкий, словно шёпот, поцелуй лёг на щёку, потом ещё один в губы – сладкий, тёплый, – все они слишком короткие. - Но самое важное то, что всё это ты ощущал не из-за повязки на глазах. А потому что доверился мне, открылся мне. Вот что я хотел тебе показать.

- Я не понимаю.

- Ты когда-нибудь думал о том, почему я не захотел быть с тобой, когда ты явно дал мне понять, что хочешь большего, чем наша дружба? Дело было не в том, что я не хотел тебя – наоборот, я хотел тебя так сильно, что мне было безумно больно отвечать отказом. Дело было в том, что ты не доверял мне.

- Я всегда доверял тебе!

- Я говорю не о том, о чём ты подумал. Ты не верил в меня, в мои способности. Ты не верил в то, что я могу быть равным тебе партнёром. Ты волновался, когда я выходил на улицу один, особенно ночью. Скажи, ты можешь определить, день сейчас или ночь?

- Нет, - медленно ответил я. - Темнота – она темнота и есть. Полагаю, тебе не более опасно выходить ночью, чем днём.

- Ты постоянно пытался убрать вещи с моего пути. Мне надо было бежать впереди тебя, отодвигая с твоего пути вещи, чтобы ты не споткнулся? Ты понимаешь теперь, насколько такие отношения унижали бы меня, как мужчину?

Я снова кивнул.

- Когда бы мы ни ужинали вместе, готовил всегда ты. А в редких случаях, когда ты подпускал меня к плите, я знаю, что ты проверял, выключил ли я конфорки. Когда бы мы ни выходили на улицу, ты открывал передо мной все двери. Когда бы мы…

- Я понял, понял. Я был совершенно бесчувственным, - простонал я.

- Нет. Ты просто не доверял мне. Ты не понимал этого. Несмотря на то, что я ничего не вижу, я ничем от тебя не отличаюсь. Ты относился ко мне так, словно я хрупкий, беспомощный. Я не мог впустить тебя в своё сердце, потому что знал, что ты разобьёшь его, Валерка, хоть и не хочешь этого.

- Прости меня, - прошептал я. - Пожалуйста, прости. Почему ты не сказал мне, что я веду себя, как скотина?

Дэн засмеялся, затем снова меня поцеловал. Слава Богу, он не злился на меня, не отстранялся от меня. Не думаю, что смог мы выдержать это.

- Я не говорил тебе, потому что боялся. Вот поэтому я и не хотел, чтобы ты получал этот опыт. Что если ты всё равно не поймёшь? Что если ты всё равно не будешь мне доверять? - спросил он, положив голову мне на грудь. - Но когда ты сидел на кухне в перепачканной омлетом рубашке и проливал сок себе в тарелку, мне невыносимо хотелось дотронуться до тебя. Узнать, на что это может быть похоже, если ты откроешься мне, доверишься и дашь о тебе позаботиться.

- О, поверь мне, я доверял тебе. Я бы не пережил эти полдня, если бы не ты. Ты заботился обо мне, Дэн. Ты научил меня, помог мне. А теперь ты…

- Любил тебя? Да. И снова буду любить, если ты всё ещё этого хочешь. Если ты можешь принять меня, как равного себе спутника жизни.

- Мне нравится, как это звучит. Спутник жизни, - я улыбнулся. Партнёр. Возлюбленный. Да, мне точно нравилось, как звучат эти слова. От них становилось тепло на сердце.

Мои пальцы коснулись шёлкового шарфа, который Дэн повязал мне на глаза, и я ощутил марлевые прокладки под ним. Я понял, что мне не нужен был этот опыт, чтобы понять его. Мне нужно было лишь немного слепой веры.

А этот день…из роз и воздуха свободы
Был соткан он в руках немого октября.
С небес отвесная стена бросала воды,
И преломлялся свет кривого фонаря.

Я под деревьями стоял неподвижно,
Смотря на капли. Не открыл чёрный зонт,
И замечал только шлейф осенний пышный,
Накрывший сумерками тонкий горизонт.

Букетик роз, кому-то брошенный под ноги
Теперь ютился у меня под каблуком.
Витали в воздухе сопрелом диалоги
О скором сне, о вьюге, о молчанье злом,

Я не подслушивал их, я понимал,
Что всё уходит, даже гром далёких гроз.
А этот день…я под деревьями вдыхал
Холодный воздух из свободы и из роз.

Для нас с Дэном в наш родной Ноябрь-2017...