Папки
Avtor Adsens
Индексация сайта
Последний визит: 2023-03-05 16:55:12
Сейчас не в сети
Сейчас не в сети
Тени наших тел
Я пялюсь в стену, слушая, как сердце отбивает секунды, пытаясь дышать медленно и ровно. Мне уже не двенадцать. Мне двадцать шесть. Я вполне состоявшийся бухгалтер. Меня не должно так клинить.
Я снова зажмуриваюсь. Делаю несколько глубоких вдохов и открываю глаза.
Передо мной свежеокрашенная стена. Натёртая пластиковая плитка на полу. Это всё ширма, стерильная и гигиеничная пластиковая ширма, скрывающая за собой болезнь и боль, запах гниения и смерти. Если улыбаться, пока на тебе небесно-голубая больничная рубашка, то можно притвориться, что ты вовсе не умираешь.
Я осознаю, что трясусь. Ненавижу больницы.
Я прикрываю рукой глаза. Смотрю на часы. Переступаю с ноги на ногу. Силой воли уговариваю дверь открыться. Снова сосредотачиваюсь на дыхании. Не падать в обморок. Никакой гипервентиляции. Не надо.
— Ваше имя значилось в списке родных, — сказал голос по телефону.
— Моё? — повторил я. Интересно, человек на том конце провода может слышать мою истерику? — Но откуда у вас мой номер? Я не видел его семь лет.
Семь лет. Прошло семь лет.
Дверь открывается.
— Мистер... — сестра сверяется с больничной картой. — Русик?
Я вскакиваю на ноги, пожалуй, чересчур быстро:
— Да.
— Его состояние стабилизировалось. Можете войти.
Я вбегаю в дверь, прежде чем она заканчивает говорить, натыкаюсь на другую медсестру в светло-розовой униформе, и направляюсь к фигуре на постели. Его прямо опутывают провода, тянущиеся к машинам, он похож марионетку на трубках физраствора вместо верёвочек. Я останавливаюсь, беспомощно вглядываясь в забинтованное лицо. Я знаю черты под бинтами.
Длинный нос, карие глаза, широкий рот, каштановые волосы, их не видно, но я знаю каждую деталь. Я каждый день вижу это лицо в зеркале.
Опустившись на стул, я слежу, как изломанная фигура на постели ровно дышит. Дыхание и стук сердца под стать моим. Я смотрю. Вижу, как дрожат ресницы, вижу растерянно нахмуренный лоб, поджатые губы. Я невольно дышу так же медленно. Вижу, как он уставляется в потолок, пытается пошевелиться и морщится от боли. Он разжимает кулак, а потом поднимает руку, считая на ней пальцы. Его вторая рука не поднимается — она сломана. Он скашивает глаза и смотрит прямо мне в лицо:
— Привет. — Я чувствую, как краснею. Ответ застревает в горле. — Ты пришёл.
Я не в силах отвернуться.
— Я не знал, придёт ли кто-то ещё.
— Я рад, что ты здесь.
Я больше не выдерживаю его взгляда и вместо этого изучаю трещины в линолеуме на полу.
— Почему в твоей карточке уведомления при ЧС моё имя?
— Потому что... — Брат смеётся, морщится, вздыхает. — Я подумал, может, если я буду умирать, ты придёшь повидать меня последний раз.
— Ты не умираешь, — отзываюсь я. — Спи.
— Валерка.
Я вздыхаю:
— Эрик.
Уголки его губ ползут вверх.
— Скучал по мне?
Я не привык врать, но всё равно это делаю:
— Нет.
Я смотрю, как меркнет его улыбка.
— Ты плохой лжец, Валера, — говорит Эрик.
— Спи.
Я понимаю, что задремал, только когда меня будят голоса снаружи. Встав на ноги, я оглядываюсь на лежащего в постели брата. Эрик вздрагивает во сне. Я замечаю выпуклость под простынями, обернувшимися вокруг его талии, и закатываю глаза. Щёки начинают гореть.
Я толкаю дверь, моргаю от яркости стационара и, щурясь, смотрю на сестринский пост — там что-то происходит. Здоровенный мужик, метра под два, спорит с одной из сестёр.
— Простите, сэр, — говорит та, — но часы посещения закончились. Пожалуйста, приходите завтра.
— Пять минут, — рычит он. — Просто дайте мне его увидеть.
— Простите, я не могу, правила клиники...
— К чёрту правила!
Он отталкивается от стойки, почти два метра тёмной кожи и мышц, и я едва не теряю сознание, когда его взгляд падает на меня.
— Какого хрена! — восклицает он.
Может, если не двигаться, он пройдёт мимо и отвлечется на кого-нибудь другого? Не срабатывает.
— Ты его брат, да?
Интересно, чёрные чуют страх? Сердце никак не желает униматься, так гораздо труднее слышать свои мысли. Я вдруг ловлю себя на том, что киваю:
— Меня зовут Валера.
— Не знал, что у него есть брат. Я его парень.
У меня пересыхает во рту, я неловко сглатываю.
— Не знал, что у него есть парень.
— Где он?
Я киваю на дверь, из которой вышел:
— Спит.
Он врывается в палату, прежде чем я успеваю закончить слово. Я вхожу за ним, замирая в проёме, смотрю, как он останавливается у кровати, гладит Эрика по щеке и целует его в лоб. Интересно, это жалящее чувство внутри — ревность?
— Лукас. — Незнакомец протягивает мне руку.
Я с сомнением её пожимаю.
— Валера.
— Ты уже говорил. Я куплю тебе кофе. Дадим ему отдохнуть.
Мои губы двигаются, несмотря на все усилия молчать:
— Конечно.
* * *
Я заглядываюсь на его руки. Очень большие, но не неуклюжие. Пальцы длинные и изящные. Художники любят рисовать такие. Я когда-то тоже рисовал.
Он протягивает мне стаканчик с кофе. В его руке он кажется совсем крохотным. Я смотрю на струйку пара, поднимающуюся от стаканчика. Руки словно притягивают мой взгляд. Как неловко.
Я беру стаканчик. Он садится, складывает руки на столе. Интересно, как он их использует?. Сильные. Мозолистые. Я представляю, как эти ладони скользят по бледной коже моего брата. Его тело похоже на моё. Я обжигаю язык кофе и давлюсь.
— Значит, у Эрика есть брат, — говорит он. — Почему мы никогда не встречались?
Я делаю ещё один глоток, на этот раз осторожнее. Больничный кофе. На вкус как пенопласт, немного отдающий кофе.
— Мы семь лет не виделись.
— Чёрт. Семь лет?
— Моё имя было в его карточке. Не знаю почему.
— Я даже не подозревал о твоём существовании.
Я вздыхаю. Мне не нравится этот разговор.
— А что ты знал?
— Он рассказывал, что его мать умерла от рака, когда ему было одиннадцать. Что он никогда не видел своего отца.
Я согласно киваю:
— До семнадцати он болтался по приёмным семьям. А после перебивался разными работёнками то тут, то там. Сейчас он развозит пиццу в «Пицца-Хат».
— Вот как? Оу. — Я опускаю взгляд на собственные руки. Пальцы кажутся хрупкими и нескладными. — Я не знал. Кажется, тут говорили, что его сбила какая-то пьяная домохозяйка на минивэне.
— А что ещё тут говорили?
— Много всякой медицинской хрени. Сломанные рука, рёбра, обе ноги. Потеря крови. Он будет в порядке.
— А какая у тебя история? Он курьер, а на тебе шикарный костюм.
— Я получил стипендию. Поступил в колледж. Видел его один раз, три года назад. Не считая этого случая, нас разделили в пятнадцать.
Я вижу, как стаканчик дрожит в моих руках. Они трясутся.
— Вас разделили? — спрашивает он. — Кто? Зачем?
Я слышу гнев в его голосе. Он зол, что кто-то посмел разлучить Эрика с единственным членом семьи. Он защищает брата и, может быть, немного ревнует. Может, я тоже должен злиться?
— Психолог из социальной службы решила, что у нас нездоровые отношения.
— Чушь собачья.
Я пожимаю плечами и встаю, стараясь не смотреть на него.
— Я возвращаюсь. Не хочу, чтобы он проснулся один. Он боится больниц.
— Вы оба боитесь, — заметил Лукас.
Я киваю.
Мы поднимаемся наверх. Эрик не спит. Он копается в моём бумажнике. Не знаю, как он достал его из кармана пальто, он ведь не мог встать с постели. Должно быть, попросил сестру убрать пальто со стула, где я его оставил, чтобы порыться в карманах. Очень похоже на Эрика.
— Привет. — Он смущённо нам улыбается.
— Ты же вроде должен спать, — говорит Лукас. В его голосе слышен смех.
Эрик целует его.
— Похоже, ты наконец познакомился с любовью всей моей жизни.
— Со мной? — усмехается Лукас, качая головой. — Ты, наверное, ударился головой сильнее, чем все думают.
— Неа. Я имел в виду Валеру.
По интонации понятно, что он шутит. Говоря это, он ловит мой взгляд. Он совсем не изменился. Чокнутый, импульсивный, безответственный Эрик.
— Очень смешно, Эрик. Верни мой бумажник.
Он протягивает его мне.
— Мне надо идти. Не хочу быть третьим лишним.
— Пожалуйста, останься, Валера, — просит Эрик.
Я не смотрю на него.
— Я скучал, — добавляет он.
Я надеваю пальто и иду к двери.
— Валера, — зовёт он.
Я медлю.
— Спасибо, что пришёл.
Я выхожу за дверь и притворяюсь, что ничего не случилось. Я возвращаюсь к привычной монотонности собственной жизни.
* * *
Я не могу нормально спать. Мне снится Эрик.
Я решаюсь рассказать своему психоаналитику правду. Об Эрике. О нас.
— Я видел Эрика, — начинаю я.
— О? — Она смотрит на меня поверх очков в проволочной оправе. — Вашего брата.
— Его сбила машина. А моё имя было в списке контактов.
— Вы смогли поговорить?
Я качаю головой.
— Не так чтобы.
Она поджимает губы, следит за мной с подозрением.
— Вас что-то тревожит.
— Я же говорил... — Я замолкаю. Не хочу ей рассказывать. Делаю глубокий вдох. — В официальном отчёте, когда нас разделили, говорилось, что мы были слишком близки и это мешало нашей способности взаимодействовать с внешним миром.
— Да, — кивает она.
— Это неправда. По крайней мере, Эрик всегда с лёгкостью заводил друзей. Он всегда был популярен. Дружелюбен и общителен. Он всем нравится. Это я, робкий тихоня, так и не свыкся со смертью мамы, но Эрик кругом таскал меня за собой. Он пользовался популярностью, и я тоже.
— Так зачем же вас разделили?
— Потому что узнали. — Я закрыл глаза. Пальцы сжались в кулаки, но всё равно дрожат. — Мы были близки. В интимном плане. — Последнее слово заставляет меня поперхнуться: — Сексуальном.
— Понимаю, — говорит она. Ничего она не понимает.
* * *
Неделю спустя он мне звонит.
— Алло?
— Валера.
Сердце пропускает удар. Я облизываю губы, мне внезапно трудно говорить:
— Эрик.
— Мне завтра снимают гипс. Лукас ведёт меня в ресторан отметить. Я хочу, чтобы ты тоже пришёл.
— Нет, — не раздумывая, отвечаю я.
— Боже, Валерка, прошло семь лет. Ты моя единственная семья. Мы больше не подростки. Я повзрослел, клянусь. И достаточно зрел, чтобы держать руки от тебя подальше. Пожалуйста, приходи. Мне тебя чертовски не хватает.
Я начинаю нерешительно жевать губу.
— Мы можем наверстать упущенное, — продолжает он. — Ты же мой брат. Приходи.
— Хорошо. — Я, наконец, выдыхаю.
— Завтра. В «Пицца-Луна» на Четырнадцатой. В семь.
Я вешаю трубку.
* * *
Я заглядываю в окно «Пицца-Луна», на удивление неплохой ресторанчик. Вижу внутри его и Лукаса. Эрик практически прыгает на месте, гипнотизируя дверь. Он болтает с Лукасом, над чем-то смеётся. Я с удивлением понимаю, что мне нравится видеть их вместе. Улыбки, которые Эрик шлет Лукасу, полны обожания. Они оба влюблены.
Я вижу, как оживает лицо Эрика, стоит мне войти в двери. Он подзывает меня рукой и встаёт, обнимая, как только я оказываюсь ближе.
Его руки крепко обвиваются вокруг моей талии. Я слабо и неловко обнимаю его в ответ. Его шампунь пахнет ванилью. Я чувствую каждый контур его тела, он тесно прижимается ко мне. Я знаю, что сейчас красный, как помидор.
— Боже, посмотри на себя, — смеётся Эрик. — Ты носишь что-нибудь, кроме костюмов?
На Эрике облегающая красная рубашка и чёрные кожаные брюки. Его волосы стоят короткими перьями, и с нашей встречи в больнице он успел перекрасить их в красный цвет. Ярко-красный. Ему не место в ресторане, ему бы скорее подошёл какой-нибудь клуб, где он мог бы получить любого, все парни пускали бы слюни на его стройную фигуру и то, как низко на бёдрах сидят брюки, дразня полоской обнажённой кожи.
Я вскидываю голову, и, когда наши взгляды встречаются, моё лицо уже пылает. Эрик заметил, что я на него пялился.
Я сажусь, уже жалея о том, что решил прийти. Вместо этого я перевожу взгляд на Лукаса. Так безопаснее.
— Привет, Валера, — говорит тот.
Мы болтаем ни о чём. Лукас работает в фирме по укладке паркета, так что денег хватает на неплохую квартирку. Эрик только что устроился куда-то барменом. Он выходит в туалет, пока мы ждём наш заказ.
Я медленно крошу свою булочку.
— Можно кое о чём спросить? — выпаливаю я.
Лукас удивлённо смотрит на меня:
— Мм? Конечно.
— Что тебе в нём нравится?
Он смеётся.
— Легче перечислить, что мне в нём не нравится. Иначе ночи не хватит. Он весёлый и энергичный, отличная пара для клуба, он игривый и в чем-то кокетливый, но при этом верный и любящий. Он безответственный и незрелый, да, но это низкая цена за заботливого, интересного парня, который к тому же хорош в постели.
— Рад это слышать, — отвечаю я. — В смысле — что он весёлый. Когда мы виделись в прошлый раз — до больницы — у него был готический период. Ему совсем не шло.
— Говорите обо мне, — не столько спрашивает, сколько заявляет Эрик, плюхаясь на свой стул.
* * *
Он отыскал меня в колледже.
Я не видел его четыре года, когда он вдруг появился на пороге моей комнаты в общаге. Поначалу я его не узнал, моего жизнерадостного, оптимистичного брата — под слоем тёмных теней и такой же тёмной одежды, — но он узнал меня сразу и повалил на пол. Кажется, я вскрикнул от неожиданности.
— Валера.
Я вытаращился на него.
— Эрик?
Он дал мне подняться. Я закрыл дверь и принёс ему газировки.
— Я искал тебя. Мне так тебя не хватало. С того самого дня, как эти уроды нас разделили.
— Это к лучшему, — слабо пробормотал я.
Он уставился на меня:
— Ты правда в это веришь?
Я упрямо уставился в ответ:
— То, чем мы занимались, было неправильно.
— Это было естественно, — возразил он. — Я люблю тебя.
— Как брата.
— Как близнеца. Как любовника. Как свою вторую половинку.
— Это извращение.
Он сердито отвернулся.
— Они промыли тебе мозги.
— Тебе не стоило приезжать.
— Валерка! Ты мой брат. — Он пересёк комнату и схватил меня за руку. — Посмотри на меня.
Я покачал головой.
— Посмотри на меня.
Я посмотрел. Я видел это лицо каждый день, но это совсем не то что смотреться в зеркало. Когда он смотрит на меня, я вижу в его глазах странные вещи. Такие, которых я никогда там не видел, если он смотрел на кого-то еще. Даже на Лукаса. С Лукасом он другой.
— Скажи, что не мечтаешь обо мне. Скажи, что не хочешь меня. Что тебе всё равно.
— Не могу.
Он толкнул меня на кровать и навалился сверху. А потом поцеловал, как мы часто целовались. Защекотав, пока я не запросил пощады, он снова принялся меня целовать, врываясь в мой рот, будто он был его собственностью. Он стащил с меня джинсы, а его губы... Эрик никогда не затыкается, если, конечно, рот не занят, но даже тогда от него много шума.
Это навсегда останется самым ярким моим воспоминанием. Мы, растянувшиеся на кровати, сбитые простыни, в которые я вцепился, хриплые стоны, когда он прикасался ко мне. Мы делали это и раньше много раз, садились друг на другу на колени, глотали стоны, члены и сперму, ублажая друг друга ладонями, губами и телами. Он улыбнулся и замычал — мне стало интересно, где он этому научился.
А когда он вытащил из кармана джинсов флакон смазки, помню, как задался вопросом, для чего она. Помню, как закричал, выгнулся и кончил ему в рот, когда он протолкнул в меня два пальца и провернул их. Глотая, он так и не вытащил пальцы и теперь гордо улыбался.
Тяжело дыша, я неловко поёрзал.
— Эрик, что ты делаешь?
Он удержал меня у себя коленях, не дав вывернуться.
— Я хочу заняться сексом по-настоящему, — сказал он.
Я вылупился на него.
— Ты имеешь в виду... в меня... там?
— Давай сделаем это вместе. Мы должны лишиться девственности друг с другом. Здесь. Сейчас.
Он лёг на меня, пытаясь устроиться так, чтобы найти удобное положение. Я охнул и зажмурился от боли.
— Эрик, — пожаловался я. — Ты уверен?
— Доверься мне, — сказал он.
Я верил ему.
Мы были ужасно неловкими. Он слишком резко подался назад и выскользнул из меня, а потом, ругаясь, пытался войти снова, я хватал ртом воздух и всхлипывал, а потом вдруг закричал, выгнувшись всем телом.
Эрик застыл, испугавшись, что всерьёз сделал мне больно.
— Валерка?
Я застонал, меня накрыло волной головокружения, бёдра сами собой толкнулись ему навстречу, чтобы он ещё раз дотронулся до того места, которое едва задел.
— Здесь. Ещё раз. Эрик!
Он осторожно повторил движение, входя в меня, головка члена прошлась по тому самому месту, и я растворился, шепча его имя и умоляя не останавливаться. Я видел, как его лицо расплывается в счастливой улыбке. Мы кончили вместе, моя сперма запачкала нам животы. Он вышел, переплетясь со мной руками и ногами, мы оба запыхались.
— Эрик, — пробормотал я.
Мы перекатились на другой бок.
— Твоя очередь, — сказал он, поцеловав меня. — Хочу тебя в себе.
И мы начали по новой.
* * *
Не знаю почему, но несколько дней спустя я обнаруживаю себя в их квартире — свернувшись с Эриком и Лукасом на диване, я смотрю фильм. Эрик любит боевики.
Он держит обещание не распускать руки — по крайней мере в сексуальном плане. Эрик не может без прикосновений, так что он постоянно с кем-то обнимается, щекочется и на кого-то напрыгивает. Лукас не ревнует, потому что знает, какой он. Как большой щенок.
Ещё немного, и я ловлю себя на том, что провожу у них больше времени, чем дома. У Эрика ненормированный график, а Лукаса часто срывают на работу по выходным, так что нередко я оказываюсь наедине то с одним, то с другим. С Лукасом мы обсуждаем книги, политику, философию. С Эриком играем в видеоигры и смотрим порно. А когда мы все вместе, то просто болтаем, смеёмся, готовим или играем в «Монополию». Когда я встречаю с ними Рождество, Эрик смеётся над тем, как у нас всё «по-семейному». Они дают мне запасной ключ от квартиры.
Единственная проблема между нами — секс. Эрик помешан на сексе, так что я знаю, что они должны заниматься им очень много, раз или два я случайно застаю их за этим делом. Эрику нравится игривая борьба, и иногда его руки во время возни со мной оказываются там, где им не место. Мы оба замираем, и он, извиняясь, шарахается от меня. Ещё хуже, когда он не отскакивает, а мы напряжённо пялимся друг на друга. Он знает, как я хочу его, но не осмеливается издать ни звука. Он в ужасе, что потеряет меня снова.
Когда я возвращаюсь вечером домой, то закрываю глаза и думаю, что мы почти счастливы вместе. Интересно, надолго ли. Счастье никогда не длится долго.
Мы с Лукасом тащим Эрика в оперу, которую он послушно высиживает, а потом по дороге домой потешается над сюжетом. Идёт снег, толстый слой присыпал лед на асфальте, и я поскальзываюсь. Лукас успевает меня поймать.
Он ненадолго придерживает меня, а потом ставит на ноги и убирает руки. Я слушаю своё дыхание, участившийся стук сердца и ловлю взгляд Эрика.
Он знает. Я по уши влюблён в его парня, и он знает.
Я делаю шаг и снова с криком поскальзываюсь. Лукас со смехом подхватывает меня:
— Ты в порядке?
— В полном, — отвечаю я, уверенно делая шаг.
На этот раз я заваливаюсь вперёд, и меня ловит уже Эрик, оба хохочут.
— Так понимаю, кататься на коньках лучше не предлагать, — дразнит Лукас.
— Прости, — смущённо бормочу я.
— У Валеры никогда не было чувства равновесия, — замечает Эрик. — Лучше понеси его, Люк. Иначе мы всю ночь будем поднимать его задницу с асфальта.
Он толкает меня к Лукасу и сам поскальзывается, смеётся. Лукас подхватывает меня, прежде чем я снова упаду.
— Может, мне вас обоих понести?
— Я в порядке, — ухмыляется Эрик. — Валера просто заражает своей неуклюжестью.
Лукас садится на корточки.
— Забирайся.
Мои щёки заливаются краской:
— Нет.
— Ну же, Валера. — Эрик самодовольно усмехается. — У меня сейчас задница отмёрзнет. — Он кидает в меня снежком. Я пригибаюсь и опять поскальзываюсь на льду.
Лукас поднимает меня за руку.
— Забирайся, пока я сам не закинул тебя на плечо.
Он несёт меня до дома на спине.
На месте Эрик начинает рыться в морозилке.
— Я хочу фруктовый лёд.
Лукас закрывает за нами дверь и смеётся:
— На улице дикий холод, а ты хочешь фруктового льда?
— Ага, — отзывается тот, бросая одну упаковку Лукасу, а вторую — мне. Лукас свою ловит. Но Эрик должен знать, что я свою не поймаю. Она падает, и я, закатывая глаза, поднимаю её с пола и разворачиваю мороженое.
— Эй, Лукас? — говорит вдруг Эрик. Я смотрю на него, и моё лицо снова вспыхивает. Он пошло облизывает фруктовую палочку, губы неприлично покраснели от сока.
— Да?
— Валера влюблён в тебя.
Я откусываю кусок льда и давлюсь. Лукас почти тут же замечает это и совершенно невозмутимо подходит ко мне. Он использует приём Геймлиха, и кусок фруктового льда с брызгами слюны летит по полу.
— Ты в порядке? — спрашивает он.
Я киваю, закашливаюсь и сердито смотрю на Эрика. А потом иду за тряпкой, чтобы вытереть липкую лужицу с пола.
Лукас бросает на Эрика выразительный взгляд:
— Это не смешно.
Эрик хмурится:
— Я серьёзно. Я видел, как вы друг на друга смотрите.
— Эрик, — скулю, глазами умоляя его молчать.
— Он от тебя без ума, — повторяет Эрик.
Лукас хмурит брови.
— И на что ты намекаешь?
Я пячусь к двери. Эрик подходит и, заперев, прислоняется к ней, не давая мне выйти.
— Я намекаю, что не против поделиться.
Лукас моргает.
— Что?
Я теряю дар речи, несмотря на все усилия что-нибудь родить.
— Ты ведь слышал, — говорит Эрик. — Он нравится тебе, ты — ему, так в чём же проблема?
— Ты готов поделиться, — растерянно повторяет Лукас.
— Только с Валеркой. Ты и так уже практически встречаешься с нами обоими. Ты с ним проводишь столько же времени, сколько и со мной, за исключением секса. Валере нужно трахнуться.
У меня кружится голова. Я сажусь на диван.
Лукас задумчиво глядит на него.
— Может, дашь нам поговорить с глазу на глаз?
Решив, что он имеет в виду меня, я встаю, чтобы уйти, но Эрик кивает и выходит в холл. Я опускаюсь обратно.
Лукас подходит и садится рядом:
— Это правда?
Я не могу смотреть на него, но всё-таки киваю.
— Он не должен был это говорить.
Лукас задумывается.
— Не уверен, что согласен. Ты бы сам никогда мне не сказал, если бы не он.
Я вылупляюсь на него:
— Конечно, не сказал бы! Ты же встречаешься с моим братом!
— Твоим братом, который заявил, что готов поделиться.
— Он наверняка несерьёзно. Да и ты тоже.
— А ты бы поделился?
Я чувствую, что краснею, но никак не могу отвести глаза:
— По-моему, это неправильно.
Я замечаю, как дёргается уголок его губ — он веселится:
— По-твоему, это неправильно.
— Нельзя встречаться с двоими сразу. Это измена.
— Нет, если оба хотят этого. — Он, улыбаясь, придвигается ближе. Его ладони упираются в спинку дивана по обе стороны от моей головы. — Вот ты хочешь?
Его рот накрывает мой, не дожидаясь ответа. Я никогда не целовался ни с кем, кроме Эрика, губы Лукаса тёплые и мягкие, и я отвечаю на поцелуй, позволяя ему затянуться, не сопротивляясь.
Он меняет положение, садится верхом мне на колени, целует глубже, его ладони осторожно-терпеливо забираются под мою рубашку, не желая торопить события. Чтобы соблазнить меня, всегда хватало одного хорошего поцелуя — спросите Эрика, — и я начинаю приглашающе вскидывать бёдра, потираясь пахом о его ширинку. Он разрывает поцелуй и ухмыляется:
— Что, вдруг не терпится? — Одной рукой он настойчиво гладит меня сквозь брюки, прекрасно чувствуя мою эрекцию.
— Подожди, — останавливаю я его. Он послушно ждёт. Я лихорадочно изучаю его лицо. — Ты ведь не хочешь этого. Я знаю, что похож на Эрика, но я не он. Я не в твоём вкусе. Вот он — да.
Лукас смеётся, целуя меня снова.
— Я бы никогда вас не перепутал. Вы абсолютно разные, и я люблю вас обоих. Он наполняет комнату весельем, а ты — теплом. Он забавный и энергичный, а ты терпеливый и спокойный. Вы оба милые, любящие и верные. Я могу ходить с ним по клубам, а в оперу — с тобой. Но гораздо больше мне по душе, когда мы втроём. Вы оба в моём вкусе, Валера. — Он целует меня ещё раз и хмыкает: — Только не говори, что на самом деле вы тройняшки. Не уверен, что справлюсь сразу с тремя.
— Тебе и с двумя не обязательно, — шепчу я.
— Не разбивай мне сердце, Валера Русик, — говорит он, вставая на колени. — Я не отпущу ни одного из вас. — Он посылает мне свою ослепительную улыбку, расстегивает молнию и стягивает брюки с моих бёдер. Я приподнимаюсь, помогая ему раздевать меня, зачарованно разглядывая его лицо, когда он берёт мой хуй в рот и начинает двигать головой. Там, где Эрик брал энтузиазмом, Лукас берёт техникой, и я чувствую, как таю, когда он проводит кончиком горячего, влажного языка под головкой, очерчивая каждую венку медленными, осторожными движениями. Он с лёгкостью вбирает меня до самого основания — Эрику никогда не хватало на это терпения. В отличие от меня.
Вряд ли для кого-то тайна, что у меня совсем нет опыта, и я едва успеваю в панике предупредить его, когда меня накрывает оргазм и я кончаю ему в рот.
Я смотрю, как двигается его кадык, пока он глотает. Он улыбается мне в ответ. Вздёргивая на ноги, ещё раз меня целует и ведёт в спальню.
— Ты актив или пассив? — спрашивает он.
Я тупо пялюсь на него.
— Что?
— Ты не против побыть боттомом?
Я продолжаю непонимающе смотреть на него.
Его губы насмешливо подрагивают, когда он прижимает меня к постели и пробует по-другому:
— Ты хочешь заняться анальным сексом?
— О. — Мои щёки горят. — Ладно.
Он смеётся и целует меня, сверкая глазами:
— Ты ведь не девственник?
— Нет, — отвечаю я. — Ну, то есть Эрик... — Я, кажется, краснею ещё сильнее. — Эмм... Я. Нет. Не девственник.
— Что насчёт защиты? Мы с Эриком оба здоровы, поэтому обычно обходимся без неё.
— Эмм... — Я вспоминаю лекцию о безопасном сексе в девятом классе. — Ты о презервативах?
— Это вроде как обязательный вопрос, да. — Он с трудом удерживается от смеха.
— Я не против. — На этот раз поцелуй начинаю я сам, довольный, когда он становится глубже. Лукас спешно скидывает с себя оставшуюся одежду, я приподнимаюсь на локтях и жадно рассматриваю его. Он абсолютно шикарен — это без вопросов — и огромен. Чертовски огромен. Его возбуждённый член в два раза больше Эрикова или моего и изогнут вверх. У меня открывается рот, я вспоминаю, как было больно, когда Эрик засунул в меня свой. — Он не поместится, — говорю я, бесстыже пялясь.
— В Эрика помещается, — возражает он. — Но не волнуйся. Мы можем действовать постепенно. — Он успокаивающе целует меня и улыбается. — Ты когда-нибудь пользовался игрушками?
Я моргаю:
— Игрушками?
— Секс-игрушками.
— Что?
Он фыркает:
— Просто расслабься. Я всё покажу. — Встав с кровати, он роется в ящике комода, вытаскивает флакон смазки и маленькую фиолетовую пластиковую штуковину с зауженным концом и расширяющимся основанием. Формой похоже на бутон тюльпана, я озадаченно его разглядываю.
— Для чего это?
Он целует меня:
— Доверься мне. Встань на четвереньки.
Я ему доверяю, но слежу за ним через плечо, чувствуя, как мой член твердеет, когда он засовывает в меня скользкий палец. Я стону.
— Нравится? — Он улыбается, растирая смазку по пластиковой штуковине, а потом медленно вставляет её в меня, давая мне время привыкнуть. Она меньше члена Эрика, но мне всё равно не по себе, и я ёрзаю, а потом вдруг охаю и виляю бёдрами. Кончик её прижимается прямо к тому самому месту, что нашёл внутри меня Эрик.
Я вздрагиваю:
— Эта точка...
— Простата, — поправляет Лукас.
Я снова пялюсь:
— У неё есть название?
— Конечно, а игрушка внутри тебя называется анальной пробкой.
Мои щёки прямо полыхают. Он садится на кровать и, подозвав меня ближе, устраивает на своих коленях, не разрывая зрительного контакта, пока обхватывает рукой наши члены и терпеливо дрочит. Хватая ртом воздух, я вожу бёдрами в такт его движениям, усиливая трение члена о член. Он снова целует меня, на этот раз совсем не торопится, продолжая водить рукой.
Когда он останавливается, я всхлипываю, жадно смотрю, как он опять роется в ящике, вытаскивает пробку побольше и показывает мне. Я нервно сглатываю, но киваю:
— Хорошо.
— На четвереньки, — приказывает он, вытаскивая из меня первую игрушку и осторожно вставляя ту, что побольше. Желая ему угодить, когда он снова садится, я ложусь грудью Лукасу на колени и сосу головку его члена, усердно лаская жадными движениями языка. От его стонов по моему телу пробегает дрожь, хотя я знаю, что слишком слюняв и неопытен, все равно беру его в рот как можно глубже, расслабляя горло. Он тянется вниз, обхватывает мой член обеими руками, длинными пальцами, которые я так хочу уже несколько месяцев, мозоли на ладонях слегка царапают кожу. Пробка внутри сводит с ума, неприятно растягивая, пусть и постоянно раздражая простату, я кончаю с его именем на губах, его руки притягивают меня для очередного поцелуя. Он обнимает меня, пока я содрогаюсь в оргазме.
Он ещё твёрдый, и я начинаю чувствовать себя виноватым и немного беспокоиться. Мы с Эриком почти всегда кончали вместе, а сейчас я кончил уже дважды, а он ещё возбуждён.
Я нахмурился, но тут заметил, что он смотрит куда-то мне за спину.
Я оборачиваюсь. Эрик стоит в дверях, разглядывая нас, и краска на его щеках наверняка под стать моей.
— Привет, Эрик, — говорит Лукас.
Тот ухмыляется:
— Это было здорово. — Он закрывает дверь спальни и прислоняется к ней.
Я смотрю на него, остро ощущая затычку внутри себя, тело всё ещё очень чувствительное после оргазма.
— Ммм, — тянет Эрик, с улыбкой кивая на здоровенный член Лукаса. — Хочешь, я этим займусь?
Лукас смотрит на меня.
Я краснею и начинаю вставать:
— Я пойду.
— Нет, — перебивает Эрик. — Не уходи.
— Мы хотим, чтобы ты остался, Валерка, — шепчет Лукас, притягивая меня снова. — Согласен?
— Нет, — бормочу я, почти скулю, слегка ёрзая на его коленях. — Мы не должны... это неправильно. Противоестественно.
Лукас тепло улыбается и опять меня целует.
— Любовь всегда естественна.
Эрик прижимается к нам, крепко обнимая меня за талию.
— Скажи, — шепчет он, — ты когда-нибудь чувствовал себя естественнее, чем здесь и сейчас, с нами?
Я закрываю глаза, целуя его, и обнимаю так, словно никогда больше не отпущу.
— Лукас, — говорит Эрик между поцелуями. — Давай.
Стараясь не мешать нам целоваться, тот снова тянется за смазкой. Я открываю глаза, чтобы видеть, зачарованный звуками, которые издаёт Эрик, когда Лукас проталкивает в него два пальца. Мы отрываемся на несколько секунд, и я с удивлением осознаю, что у меня снова стоит, меня неимоверно возбуждает вид толстого чёрного члена, исчезающего в теле Эрика.
— Всё хорошо? — спрашивает Лукас, когда Эрик полностью садится к нему на колени, содрогаясь от удовольствия. Он улыбается, целует меня, и, когда Лукас начинает двигаться вверх-вниз, наши руки одновременно обхватывает члены друг друга, и мы стонем друг другу в рот.
Зажатый между нами, Эрик лепечет то имя Лукаса, то моё, и когда мы с ним кончаем, заляпывая липкой спермой животы, Лукас следует за нами почти мгновенно.
Мы сворачиваемся на кровати, Эрик нащупывает покрывало и натягивает на нас. Его руки прижимают меня теснее, гладя и обнимая. Я засыпаю, зная, что моё место именно здесь.
Кружевница ночная, сплети мне тумана,
Чтоб в синем тонуть молоке,
Он, как сизая кровь потревоженной раны,
Бежит вниз по тихой реке.
Я найду рукава и проникну ладонью
В пушистую бледную плоть.
Пальцы в дымном пуху незаметно утонут,
Ухватят начавшийся дождь.
Я всю ночь напролёт буду в костюме мужа
Бродить по дремучему мху,
А под утро, в лучах, как рассветная Веста,
Усну, улегшись под ольху.
Кружевница дневная, открой мои очи,
Что накрепко связаны сном.
Я брожу по лесам в облачении ночи,
Никак не увижусь с теплом!
А ведь холодно мне и никак не согреться,
Живя средь волков и лисиц.
Я забыл давно, как должно биться сердце,
Как выглядит мир без темниц.
Смыкаются ветки и гул нарастает –
То зов из лесов и болот.
Я таю в закате, я призраком таю,
Уныло гляжу в небосвод.
Что не час, то мольба, то проклятье обмана!
В холодной сжимаю руке
Клочок рукава – пух дождя и тумана,
Плывущего вниз по реке.
Я снова зажмуриваюсь. Делаю несколько глубоких вдохов и открываю глаза.
Передо мной свежеокрашенная стена. Натёртая пластиковая плитка на полу. Это всё ширма, стерильная и гигиеничная пластиковая ширма, скрывающая за собой болезнь и боль, запах гниения и смерти. Если улыбаться, пока на тебе небесно-голубая больничная рубашка, то можно притвориться, что ты вовсе не умираешь.
Я осознаю, что трясусь. Ненавижу больницы.
Я прикрываю рукой глаза. Смотрю на часы. Переступаю с ноги на ногу. Силой воли уговариваю дверь открыться. Снова сосредотачиваюсь на дыхании. Не падать в обморок. Никакой гипервентиляции. Не надо.
— Ваше имя значилось в списке родных, — сказал голос по телефону.
— Моё? — повторил я. Интересно, человек на том конце провода может слышать мою истерику? — Но откуда у вас мой номер? Я не видел его семь лет.
Семь лет. Прошло семь лет.
Дверь открывается.
— Мистер... — сестра сверяется с больничной картой. — Русик?
Я вскакиваю на ноги, пожалуй, чересчур быстро:
— Да.
— Его состояние стабилизировалось. Можете войти.
Я вбегаю в дверь, прежде чем она заканчивает говорить, натыкаюсь на другую медсестру в светло-розовой униформе, и направляюсь к фигуре на постели. Его прямо опутывают провода, тянущиеся к машинам, он похож марионетку на трубках физраствора вместо верёвочек. Я останавливаюсь, беспомощно вглядываясь в забинтованное лицо. Я знаю черты под бинтами.
Длинный нос, карие глаза, широкий рот, каштановые волосы, их не видно, но я знаю каждую деталь. Я каждый день вижу это лицо в зеркале.
Опустившись на стул, я слежу, как изломанная фигура на постели ровно дышит. Дыхание и стук сердца под стать моим. Я смотрю. Вижу, как дрожат ресницы, вижу растерянно нахмуренный лоб, поджатые губы. Я невольно дышу так же медленно. Вижу, как он уставляется в потолок, пытается пошевелиться и морщится от боли. Он разжимает кулак, а потом поднимает руку, считая на ней пальцы. Его вторая рука не поднимается — она сломана. Он скашивает глаза и смотрит прямо мне в лицо:
— Привет. — Я чувствую, как краснею. Ответ застревает в горле. — Ты пришёл.
Я не в силах отвернуться.
— Я не знал, придёт ли кто-то ещё.
— Я рад, что ты здесь.
Я больше не выдерживаю его взгляда и вместо этого изучаю трещины в линолеуме на полу.
— Почему в твоей карточке уведомления при ЧС моё имя?
— Потому что... — Брат смеётся, морщится, вздыхает. — Я подумал, может, если я буду умирать, ты придёшь повидать меня последний раз.
— Ты не умираешь, — отзываюсь я. — Спи.
— Валерка.
Я вздыхаю:
— Эрик.
Уголки его губ ползут вверх.
— Скучал по мне?
Я не привык врать, но всё равно это делаю:
— Нет.
Я смотрю, как меркнет его улыбка.
— Ты плохой лжец, Валера, — говорит Эрик.
— Спи.
Я понимаю, что задремал, только когда меня будят голоса снаружи. Встав на ноги, я оглядываюсь на лежащего в постели брата. Эрик вздрагивает во сне. Я замечаю выпуклость под простынями, обернувшимися вокруг его талии, и закатываю глаза. Щёки начинают гореть.
Я толкаю дверь, моргаю от яркости стационара и, щурясь, смотрю на сестринский пост — там что-то происходит. Здоровенный мужик, метра под два, спорит с одной из сестёр.
— Простите, сэр, — говорит та, — но часы посещения закончились. Пожалуйста, приходите завтра.
— Пять минут, — рычит он. — Просто дайте мне его увидеть.
— Простите, я не могу, правила клиники...
— К чёрту правила!
Он отталкивается от стойки, почти два метра тёмной кожи и мышц, и я едва не теряю сознание, когда его взгляд падает на меня.
— Какого хрена! — восклицает он.
Может, если не двигаться, он пройдёт мимо и отвлечется на кого-нибудь другого? Не срабатывает.
— Ты его брат, да?
Интересно, чёрные чуют страх? Сердце никак не желает униматься, так гораздо труднее слышать свои мысли. Я вдруг ловлю себя на том, что киваю:
— Меня зовут Валера.
— Не знал, что у него есть брат. Я его парень.
У меня пересыхает во рту, я неловко сглатываю.
— Не знал, что у него есть парень.
— Где он?
Я киваю на дверь, из которой вышел:
— Спит.
Он врывается в палату, прежде чем я успеваю закончить слово. Я вхожу за ним, замирая в проёме, смотрю, как он останавливается у кровати, гладит Эрика по щеке и целует его в лоб. Интересно, это жалящее чувство внутри — ревность?
— Лукас. — Незнакомец протягивает мне руку.
Я с сомнением её пожимаю.
— Валера.
— Ты уже говорил. Я куплю тебе кофе. Дадим ему отдохнуть.
Мои губы двигаются, несмотря на все усилия молчать:
— Конечно.
* * *
Я заглядываюсь на его руки. Очень большие, но не неуклюжие. Пальцы длинные и изящные. Художники любят рисовать такие. Я когда-то тоже рисовал.
Он протягивает мне стаканчик с кофе. В его руке он кажется совсем крохотным. Я смотрю на струйку пара, поднимающуюся от стаканчика. Руки словно притягивают мой взгляд. Как неловко.
Я беру стаканчик. Он садится, складывает руки на столе. Интересно, как он их использует?. Сильные. Мозолистые. Я представляю, как эти ладони скользят по бледной коже моего брата. Его тело похоже на моё. Я обжигаю язык кофе и давлюсь.
— Значит, у Эрика есть брат, — говорит он. — Почему мы никогда не встречались?
Я делаю ещё один глоток, на этот раз осторожнее. Больничный кофе. На вкус как пенопласт, немного отдающий кофе.
— Мы семь лет не виделись.
— Чёрт. Семь лет?
— Моё имя было в его карточке. Не знаю почему.
— Я даже не подозревал о твоём существовании.
Я вздыхаю. Мне не нравится этот разговор.
— А что ты знал?
— Он рассказывал, что его мать умерла от рака, когда ему было одиннадцать. Что он никогда не видел своего отца.
Я согласно киваю:
— До семнадцати он болтался по приёмным семьям. А после перебивался разными работёнками то тут, то там. Сейчас он развозит пиццу в «Пицца-Хат».
— Вот как? Оу. — Я опускаю взгляд на собственные руки. Пальцы кажутся хрупкими и нескладными. — Я не знал. Кажется, тут говорили, что его сбила какая-то пьяная домохозяйка на минивэне.
— А что ещё тут говорили?
— Много всякой медицинской хрени. Сломанные рука, рёбра, обе ноги. Потеря крови. Он будет в порядке.
— А какая у тебя история? Он курьер, а на тебе шикарный костюм.
— Я получил стипендию. Поступил в колледж. Видел его один раз, три года назад. Не считая этого случая, нас разделили в пятнадцать.
Я вижу, как стаканчик дрожит в моих руках. Они трясутся.
— Вас разделили? — спрашивает он. — Кто? Зачем?
Я слышу гнев в его голосе. Он зол, что кто-то посмел разлучить Эрика с единственным членом семьи. Он защищает брата и, может быть, немного ревнует. Может, я тоже должен злиться?
— Психолог из социальной службы решила, что у нас нездоровые отношения.
— Чушь собачья.
Я пожимаю плечами и встаю, стараясь не смотреть на него.
— Я возвращаюсь. Не хочу, чтобы он проснулся один. Он боится больниц.
— Вы оба боитесь, — заметил Лукас.
Я киваю.
Мы поднимаемся наверх. Эрик не спит. Он копается в моём бумажнике. Не знаю, как он достал его из кармана пальто, он ведь не мог встать с постели. Должно быть, попросил сестру убрать пальто со стула, где я его оставил, чтобы порыться в карманах. Очень похоже на Эрика.
— Привет. — Он смущённо нам улыбается.
— Ты же вроде должен спать, — говорит Лукас. В его голосе слышен смех.
Эрик целует его.
— Похоже, ты наконец познакомился с любовью всей моей жизни.
— Со мной? — усмехается Лукас, качая головой. — Ты, наверное, ударился головой сильнее, чем все думают.
— Неа. Я имел в виду Валеру.
По интонации понятно, что он шутит. Говоря это, он ловит мой взгляд. Он совсем не изменился. Чокнутый, импульсивный, безответственный Эрик.
— Очень смешно, Эрик. Верни мой бумажник.
Он протягивает его мне.
— Мне надо идти. Не хочу быть третьим лишним.
— Пожалуйста, останься, Валера, — просит Эрик.
Я не смотрю на него.
— Я скучал, — добавляет он.
Я надеваю пальто и иду к двери.
— Валера, — зовёт он.
Я медлю.
— Спасибо, что пришёл.
Я выхожу за дверь и притворяюсь, что ничего не случилось. Я возвращаюсь к привычной монотонности собственной жизни.
* * *
Я не могу нормально спать. Мне снится Эрик.
Я решаюсь рассказать своему психоаналитику правду. Об Эрике. О нас.
— Я видел Эрика, — начинаю я.
— О? — Она смотрит на меня поверх очков в проволочной оправе. — Вашего брата.
— Его сбила машина. А моё имя было в списке контактов.
— Вы смогли поговорить?
Я качаю головой.
— Не так чтобы.
Она поджимает губы, следит за мной с подозрением.
— Вас что-то тревожит.
— Я же говорил... — Я замолкаю. Не хочу ей рассказывать. Делаю глубокий вдох. — В официальном отчёте, когда нас разделили, говорилось, что мы были слишком близки и это мешало нашей способности взаимодействовать с внешним миром.
— Да, — кивает она.
— Это неправда. По крайней мере, Эрик всегда с лёгкостью заводил друзей. Он всегда был популярен. Дружелюбен и общителен. Он всем нравится. Это я, робкий тихоня, так и не свыкся со смертью мамы, но Эрик кругом таскал меня за собой. Он пользовался популярностью, и я тоже.
— Так зачем же вас разделили?
— Потому что узнали. — Я закрыл глаза. Пальцы сжались в кулаки, но всё равно дрожат. — Мы были близки. В интимном плане. — Последнее слово заставляет меня поперхнуться: — Сексуальном.
— Понимаю, — говорит она. Ничего она не понимает.
* * *
Неделю спустя он мне звонит.
— Алло?
— Валера.
Сердце пропускает удар. Я облизываю губы, мне внезапно трудно говорить:
— Эрик.
— Мне завтра снимают гипс. Лукас ведёт меня в ресторан отметить. Я хочу, чтобы ты тоже пришёл.
— Нет, — не раздумывая, отвечаю я.
— Боже, Валерка, прошло семь лет. Ты моя единственная семья. Мы больше не подростки. Я повзрослел, клянусь. И достаточно зрел, чтобы держать руки от тебя подальше. Пожалуйста, приходи. Мне тебя чертовски не хватает.
Я начинаю нерешительно жевать губу.
— Мы можем наверстать упущенное, — продолжает он. — Ты же мой брат. Приходи.
— Хорошо. — Я, наконец, выдыхаю.
— Завтра. В «Пицца-Луна» на Четырнадцатой. В семь.
Я вешаю трубку.
* * *
Я заглядываю в окно «Пицца-Луна», на удивление неплохой ресторанчик. Вижу внутри его и Лукаса. Эрик практически прыгает на месте, гипнотизируя дверь. Он болтает с Лукасом, над чем-то смеётся. Я с удивлением понимаю, что мне нравится видеть их вместе. Улыбки, которые Эрик шлет Лукасу, полны обожания. Они оба влюблены.
Я вижу, как оживает лицо Эрика, стоит мне войти в двери. Он подзывает меня рукой и встаёт, обнимая, как только я оказываюсь ближе.
Его руки крепко обвиваются вокруг моей талии. Я слабо и неловко обнимаю его в ответ. Его шампунь пахнет ванилью. Я чувствую каждый контур его тела, он тесно прижимается ко мне. Я знаю, что сейчас красный, как помидор.
— Боже, посмотри на себя, — смеётся Эрик. — Ты носишь что-нибудь, кроме костюмов?
На Эрике облегающая красная рубашка и чёрные кожаные брюки. Его волосы стоят короткими перьями, и с нашей встречи в больнице он успел перекрасить их в красный цвет. Ярко-красный. Ему не место в ресторане, ему бы скорее подошёл какой-нибудь клуб, где он мог бы получить любого, все парни пускали бы слюни на его стройную фигуру и то, как низко на бёдрах сидят брюки, дразня полоской обнажённой кожи.
Я вскидываю голову, и, когда наши взгляды встречаются, моё лицо уже пылает. Эрик заметил, что я на него пялился.
Я сажусь, уже жалея о том, что решил прийти. Вместо этого я перевожу взгляд на Лукаса. Так безопаснее.
— Привет, Валера, — говорит тот.
Мы болтаем ни о чём. Лукас работает в фирме по укладке паркета, так что денег хватает на неплохую квартирку. Эрик только что устроился куда-то барменом. Он выходит в туалет, пока мы ждём наш заказ.
Я медленно крошу свою булочку.
— Можно кое о чём спросить? — выпаливаю я.
Лукас удивлённо смотрит на меня:
— Мм? Конечно.
— Что тебе в нём нравится?
Он смеётся.
— Легче перечислить, что мне в нём не нравится. Иначе ночи не хватит. Он весёлый и энергичный, отличная пара для клуба, он игривый и в чем-то кокетливый, но при этом верный и любящий. Он безответственный и незрелый, да, но это низкая цена за заботливого, интересного парня, который к тому же хорош в постели.
— Рад это слышать, — отвечаю я. — В смысле — что он весёлый. Когда мы виделись в прошлый раз — до больницы — у него был готический период. Ему совсем не шло.
— Говорите обо мне, — не столько спрашивает, сколько заявляет Эрик, плюхаясь на свой стул.
* * *
Он отыскал меня в колледже.
Я не видел его четыре года, когда он вдруг появился на пороге моей комнаты в общаге. Поначалу я его не узнал, моего жизнерадостного, оптимистичного брата — под слоем тёмных теней и такой же тёмной одежды, — но он узнал меня сразу и повалил на пол. Кажется, я вскрикнул от неожиданности.
— Валера.
Я вытаращился на него.
— Эрик?
Он дал мне подняться. Я закрыл дверь и принёс ему газировки.
— Я искал тебя. Мне так тебя не хватало. С того самого дня, как эти уроды нас разделили.
— Это к лучшему, — слабо пробормотал я.
Он уставился на меня:
— Ты правда в это веришь?
Я упрямо уставился в ответ:
— То, чем мы занимались, было неправильно.
— Это было естественно, — возразил он. — Я люблю тебя.
— Как брата.
— Как близнеца. Как любовника. Как свою вторую половинку.
— Это извращение.
Он сердито отвернулся.
— Они промыли тебе мозги.
— Тебе не стоило приезжать.
— Валерка! Ты мой брат. — Он пересёк комнату и схватил меня за руку. — Посмотри на меня.
Я покачал головой.
— Посмотри на меня.
Я посмотрел. Я видел это лицо каждый день, но это совсем не то что смотреться в зеркало. Когда он смотрит на меня, я вижу в его глазах странные вещи. Такие, которых я никогда там не видел, если он смотрел на кого-то еще. Даже на Лукаса. С Лукасом он другой.
— Скажи, что не мечтаешь обо мне. Скажи, что не хочешь меня. Что тебе всё равно.
— Не могу.
Он толкнул меня на кровать и навалился сверху. А потом поцеловал, как мы часто целовались. Защекотав, пока я не запросил пощады, он снова принялся меня целовать, врываясь в мой рот, будто он был его собственностью. Он стащил с меня джинсы, а его губы... Эрик никогда не затыкается, если, конечно, рот не занят, но даже тогда от него много шума.
Это навсегда останется самым ярким моим воспоминанием. Мы, растянувшиеся на кровати, сбитые простыни, в которые я вцепился, хриплые стоны, когда он прикасался ко мне. Мы делали это и раньше много раз, садились друг на другу на колени, глотали стоны, члены и сперму, ублажая друг друга ладонями, губами и телами. Он улыбнулся и замычал — мне стало интересно, где он этому научился.
А когда он вытащил из кармана джинсов флакон смазки, помню, как задался вопросом, для чего она. Помню, как закричал, выгнулся и кончил ему в рот, когда он протолкнул в меня два пальца и провернул их. Глотая, он так и не вытащил пальцы и теперь гордо улыбался.
Тяжело дыша, я неловко поёрзал.
— Эрик, что ты делаешь?
Он удержал меня у себя коленях, не дав вывернуться.
— Я хочу заняться сексом по-настоящему, — сказал он.
Я вылупился на него.
— Ты имеешь в виду... в меня... там?
— Давай сделаем это вместе. Мы должны лишиться девственности друг с другом. Здесь. Сейчас.
Он лёг на меня, пытаясь устроиться так, чтобы найти удобное положение. Я охнул и зажмурился от боли.
— Эрик, — пожаловался я. — Ты уверен?
— Доверься мне, — сказал он.
Я верил ему.
Мы были ужасно неловкими. Он слишком резко подался назад и выскользнул из меня, а потом, ругаясь, пытался войти снова, я хватал ртом воздух и всхлипывал, а потом вдруг закричал, выгнувшись всем телом.
Эрик застыл, испугавшись, что всерьёз сделал мне больно.
— Валерка?
Я застонал, меня накрыло волной головокружения, бёдра сами собой толкнулись ему навстречу, чтобы он ещё раз дотронулся до того места, которое едва задел.
— Здесь. Ещё раз. Эрик!
Он осторожно повторил движение, входя в меня, головка члена прошлась по тому самому месту, и я растворился, шепча его имя и умоляя не останавливаться. Я видел, как его лицо расплывается в счастливой улыбке. Мы кончили вместе, моя сперма запачкала нам животы. Он вышел, переплетясь со мной руками и ногами, мы оба запыхались.
— Эрик, — пробормотал я.
Мы перекатились на другой бок.
— Твоя очередь, — сказал он, поцеловав меня. — Хочу тебя в себе.
И мы начали по новой.
* * *
Не знаю почему, но несколько дней спустя я обнаруживаю себя в их квартире — свернувшись с Эриком и Лукасом на диване, я смотрю фильм. Эрик любит боевики.
Он держит обещание не распускать руки — по крайней мере в сексуальном плане. Эрик не может без прикосновений, так что он постоянно с кем-то обнимается, щекочется и на кого-то напрыгивает. Лукас не ревнует, потому что знает, какой он. Как большой щенок.
Ещё немного, и я ловлю себя на том, что провожу у них больше времени, чем дома. У Эрика ненормированный график, а Лукаса часто срывают на работу по выходным, так что нередко я оказываюсь наедине то с одним, то с другим. С Лукасом мы обсуждаем книги, политику, философию. С Эриком играем в видеоигры и смотрим порно. А когда мы все вместе, то просто болтаем, смеёмся, готовим или играем в «Монополию». Когда я встречаю с ними Рождество, Эрик смеётся над тем, как у нас всё «по-семейному». Они дают мне запасной ключ от квартиры.
Единственная проблема между нами — секс. Эрик помешан на сексе, так что я знаю, что они должны заниматься им очень много, раз или два я случайно застаю их за этим делом. Эрику нравится игривая борьба, и иногда его руки во время возни со мной оказываются там, где им не место. Мы оба замираем, и он, извиняясь, шарахается от меня. Ещё хуже, когда он не отскакивает, а мы напряжённо пялимся друг на друга. Он знает, как я хочу его, но не осмеливается издать ни звука. Он в ужасе, что потеряет меня снова.
Когда я возвращаюсь вечером домой, то закрываю глаза и думаю, что мы почти счастливы вместе. Интересно, надолго ли. Счастье никогда не длится долго.
Мы с Лукасом тащим Эрика в оперу, которую он послушно высиживает, а потом по дороге домой потешается над сюжетом. Идёт снег, толстый слой присыпал лед на асфальте, и я поскальзываюсь. Лукас успевает меня поймать.
Он ненадолго придерживает меня, а потом ставит на ноги и убирает руки. Я слушаю своё дыхание, участившийся стук сердца и ловлю взгляд Эрика.
Он знает. Я по уши влюблён в его парня, и он знает.
Я делаю шаг и снова с криком поскальзываюсь. Лукас со смехом подхватывает меня:
— Ты в порядке?
— В полном, — отвечаю я, уверенно делая шаг.
На этот раз я заваливаюсь вперёд, и меня ловит уже Эрик, оба хохочут.
— Так понимаю, кататься на коньках лучше не предлагать, — дразнит Лукас.
— Прости, — смущённо бормочу я.
— У Валеры никогда не было чувства равновесия, — замечает Эрик. — Лучше понеси его, Люк. Иначе мы всю ночь будем поднимать его задницу с асфальта.
Он толкает меня к Лукасу и сам поскальзывается, смеётся. Лукас подхватывает меня, прежде чем я снова упаду.
— Может, мне вас обоих понести?
— Я в порядке, — ухмыляется Эрик. — Валера просто заражает своей неуклюжестью.
Лукас садится на корточки.
— Забирайся.
Мои щёки заливаются краской:
— Нет.
— Ну же, Валера. — Эрик самодовольно усмехается. — У меня сейчас задница отмёрзнет. — Он кидает в меня снежком. Я пригибаюсь и опять поскальзываюсь на льду.
Лукас поднимает меня за руку.
— Забирайся, пока я сам не закинул тебя на плечо.
Он несёт меня до дома на спине.
На месте Эрик начинает рыться в морозилке.
— Я хочу фруктовый лёд.
Лукас закрывает за нами дверь и смеётся:
— На улице дикий холод, а ты хочешь фруктового льда?
— Ага, — отзывается тот, бросая одну упаковку Лукасу, а вторую — мне. Лукас свою ловит. Но Эрик должен знать, что я свою не поймаю. Она падает, и я, закатывая глаза, поднимаю её с пола и разворачиваю мороженое.
— Эй, Лукас? — говорит вдруг Эрик. Я смотрю на него, и моё лицо снова вспыхивает. Он пошло облизывает фруктовую палочку, губы неприлично покраснели от сока.
— Да?
— Валера влюблён в тебя.
Я откусываю кусок льда и давлюсь. Лукас почти тут же замечает это и совершенно невозмутимо подходит ко мне. Он использует приём Геймлиха, и кусок фруктового льда с брызгами слюны летит по полу.
— Ты в порядке? — спрашивает он.
Я киваю, закашливаюсь и сердито смотрю на Эрика. А потом иду за тряпкой, чтобы вытереть липкую лужицу с пола.
Лукас бросает на Эрика выразительный взгляд:
— Это не смешно.
Эрик хмурится:
— Я серьёзно. Я видел, как вы друг на друга смотрите.
— Эрик, — скулю, глазами умоляя его молчать.
— Он от тебя без ума, — повторяет Эрик.
Лукас хмурит брови.
— И на что ты намекаешь?
Я пячусь к двери. Эрик подходит и, заперев, прислоняется к ней, не давая мне выйти.
— Я намекаю, что не против поделиться.
Лукас моргает.
— Что?
Я теряю дар речи, несмотря на все усилия что-нибудь родить.
— Ты ведь слышал, — говорит Эрик. — Он нравится тебе, ты — ему, так в чём же проблема?
— Ты готов поделиться, — растерянно повторяет Лукас.
— Только с Валеркой. Ты и так уже практически встречаешься с нами обоими. Ты с ним проводишь столько же времени, сколько и со мной, за исключением секса. Валере нужно трахнуться.
У меня кружится голова. Я сажусь на диван.
Лукас задумчиво глядит на него.
— Может, дашь нам поговорить с глазу на глаз?
Решив, что он имеет в виду меня, я встаю, чтобы уйти, но Эрик кивает и выходит в холл. Я опускаюсь обратно.
Лукас подходит и садится рядом:
— Это правда?
Я не могу смотреть на него, но всё-таки киваю.
— Он не должен был это говорить.
Лукас задумывается.
— Не уверен, что согласен. Ты бы сам никогда мне не сказал, если бы не он.
Я вылупляюсь на него:
— Конечно, не сказал бы! Ты же встречаешься с моим братом!
— Твоим братом, который заявил, что готов поделиться.
— Он наверняка несерьёзно. Да и ты тоже.
— А ты бы поделился?
Я чувствую, что краснею, но никак не могу отвести глаза:
— По-моему, это неправильно.
Я замечаю, как дёргается уголок его губ — он веселится:
— По-твоему, это неправильно.
— Нельзя встречаться с двоими сразу. Это измена.
— Нет, если оба хотят этого. — Он, улыбаясь, придвигается ближе. Его ладони упираются в спинку дивана по обе стороны от моей головы. — Вот ты хочешь?
Его рот накрывает мой, не дожидаясь ответа. Я никогда не целовался ни с кем, кроме Эрика, губы Лукаса тёплые и мягкие, и я отвечаю на поцелуй, позволяя ему затянуться, не сопротивляясь.
Он меняет положение, садится верхом мне на колени, целует глубже, его ладони осторожно-терпеливо забираются под мою рубашку, не желая торопить события. Чтобы соблазнить меня, всегда хватало одного хорошего поцелуя — спросите Эрика, — и я начинаю приглашающе вскидывать бёдра, потираясь пахом о его ширинку. Он разрывает поцелуй и ухмыляется:
— Что, вдруг не терпится? — Одной рукой он настойчиво гладит меня сквозь брюки, прекрасно чувствуя мою эрекцию.
— Подожди, — останавливаю я его. Он послушно ждёт. Я лихорадочно изучаю его лицо. — Ты ведь не хочешь этого. Я знаю, что похож на Эрика, но я не он. Я не в твоём вкусе. Вот он — да.
Лукас смеётся, целуя меня снова.
— Я бы никогда вас не перепутал. Вы абсолютно разные, и я люблю вас обоих. Он наполняет комнату весельем, а ты — теплом. Он забавный и энергичный, а ты терпеливый и спокойный. Вы оба милые, любящие и верные. Я могу ходить с ним по клубам, а в оперу — с тобой. Но гораздо больше мне по душе, когда мы втроём. Вы оба в моём вкусе, Валера. — Он целует меня ещё раз и хмыкает: — Только не говори, что на самом деле вы тройняшки. Не уверен, что справлюсь сразу с тремя.
— Тебе и с двумя не обязательно, — шепчу я.
— Не разбивай мне сердце, Валера Русик, — говорит он, вставая на колени. — Я не отпущу ни одного из вас. — Он посылает мне свою ослепительную улыбку, расстегивает молнию и стягивает брюки с моих бёдер. Я приподнимаюсь, помогая ему раздевать меня, зачарованно разглядывая его лицо, когда он берёт мой хуй в рот и начинает двигать головой. Там, где Эрик брал энтузиазмом, Лукас берёт техникой, и я чувствую, как таю, когда он проводит кончиком горячего, влажного языка под головкой, очерчивая каждую венку медленными, осторожными движениями. Он с лёгкостью вбирает меня до самого основания — Эрику никогда не хватало на это терпения. В отличие от меня.
Вряд ли для кого-то тайна, что у меня совсем нет опыта, и я едва успеваю в панике предупредить его, когда меня накрывает оргазм и я кончаю ему в рот.
Я смотрю, как двигается его кадык, пока он глотает. Он улыбается мне в ответ. Вздёргивая на ноги, ещё раз меня целует и ведёт в спальню.
— Ты актив или пассив? — спрашивает он.
Я тупо пялюсь на него.
— Что?
— Ты не против побыть боттомом?
Я продолжаю непонимающе смотреть на него.
Его губы насмешливо подрагивают, когда он прижимает меня к постели и пробует по-другому:
— Ты хочешь заняться анальным сексом?
— О. — Мои щёки горят. — Ладно.
Он смеётся и целует меня, сверкая глазами:
— Ты ведь не девственник?
— Нет, — отвечаю я. — Ну, то есть Эрик... — Я, кажется, краснею ещё сильнее. — Эмм... Я. Нет. Не девственник.
— Что насчёт защиты? Мы с Эриком оба здоровы, поэтому обычно обходимся без неё.
— Эмм... — Я вспоминаю лекцию о безопасном сексе в девятом классе. — Ты о презервативах?
— Это вроде как обязательный вопрос, да. — Он с трудом удерживается от смеха.
— Я не против. — На этот раз поцелуй начинаю я сам, довольный, когда он становится глубже. Лукас спешно скидывает с себя оставшуюся одежду, я приподнимаюсь на локтях и жадно рассматриваю его. Он абсолютно шикарен — это без вопросов — и огромен. Чертовски огромен. Его возбуждённый член в два раза больше Эрикова или моего и изогнут вверх. У меня открывается рот, я вспоминаю, как было больно, когда Эрик засунул в меня свой. — Он не поместится, — говорю я, бесстыже пялясь.
— В Эрика помещается, — возражает он. — Но не волнуйся. Мы можем действовать постепенно. — Он успокаивающе целует меня и улыбается. — Ты когда-нибудь пользовался игрушками?
Я моргаю:
— Игрушками?
— Секс-игрушками.
— Что?
Он фыркает:
— Просто расслабься. Я всё покажу. — Встав с кровати, он роется в ящике комода, вытаскивает флакон смазки и маленькую фиолетовую пластиковую штуковину с зауженным концом и расширяющимся основанием. Формой похоже на бутон тюльпана, я озадаченно его разглядываю.
— Для чего это?
Он целует меня:
— Доверься мне. Встань на четвереньки.
Я ему доверяю, но слежу за ним через плечо, чувствуя, как мой член твердеет, когда он засовывает в меня скользкий палец. Я стону.
— Нравится? — Он улыбается, растирая смазку по пластиковой штуковине, а потом медленно вставляет её в меня, давая мне время привыкнуть. Она меньше члена Эрика, но мне всё равно не по себе, и я ёрзаю, а потом вдруг охаю и виляю бёдрами. Кончик её прижимается прямо к тому самому месту, что нашёл внутри меня Эрик.
Я вздрагиваю:
— Эта точка...
— Простата, — поправляет Лукас.
Я снова пялюсь:
— У неё есть название?
— Конечно, а игрушка внутри тебя называется анальной пробкой.
Мои щёки прямо полыхают. Он садится на кровать и, подозвав меня ближе, устраивает на своих коленях, не разрывая зрительного контакта, пока обхватывает рукой наши члены и терпеливо дрочит. Хватая ртом воздух, я вожу бёдрами в такт его движениям, усиливая трение члена о член. Он снова целует меня, на этот раз совсем не торопится, продолжая водить рукой.
Когда он останавливается, я всхлипываю, жадно смотрю, как он опять роется в ящике, вытаскивает пробку побольше и показывает мне. Я нервно сглатываю, но киваю:
— Хорошо.
— На четвереньки, — приказывает он, вытаскивая из меня первую игрушку и осторожно вставляя ту, что побольше. Желая ему угодить, когда он снова садится, я ложусь грудью Лукасу на колени и сосу головку его члена, усердно лаская жадными движениями языка. От его стонов по моему телу пробегает дрожь, хотя я знаю, что слишком слюняв и неопытен, все равно беру его в рот как можно глубже, расслабляя горло. Он тянется вниз, обхватывает мой член обеими руками, длинными пальцами, которые я так хочу уже несколько месяцев, мозоли на ладонях слегка царапают кожу. Пробка внутри сводит с ума, неприятно растягивая, пусть и постоянно раздражая простату, я кончаю с его именем на губах, его руки притягивают меня для очередного поцелуя. Он обнимает меня, пока я содрогаюсь в оргазме.
Он ещё твёрдый, и я начинаю чувствовать себя виноватым и немного беспокоиться. Мы с Эриком почти всегда кончали вместе, а сейчас я кончил уже дважды, а он ещё возбуждён.
Я нахмурился, но тут заметил, что он смотрит куда-то мне за спину.
Я оборачиваюсь. Эрик стоит в дверях, разглядывая нас, и краска на его щеках наверняка под стать моей.
— Привет, Эрик, — говорит Лукас.
Тот ухмыляется:
— Это было здорово. — Он закрывает дверь спальни и прислоняется к ней.
Я смотрю на него, остро ощущая затычку внутри себя, тело всё ещё очень чувствительное после оргазма.
— Ммм, — тянет Эрик, с улыбкой кивая на здоровенный член Лукаса. — Хочешь, я этим займусь?
Лукас смотрит на меня.
Я краснею и начинаю вставать:
— Я пойду.
— Нет, — перебивает Эрик. — Не уходи.
— Мы хотим, чтобы ты остался, Валерка, — шепчет Лукас, притягивая меня снова. — Согласен?
— Нет, — бормочу я, почти скулю, слегка ёрзая на его коленях. — Мы не должны... это неправильно. Противоестественно.
Лукас тепло улыбается и опять меня целует.
— Любовь всегда естественна.
Эрик прижимается к нам, крепко обнимая меня за талию.
— Скажи, — шепчет он, — ты когда-нибудь чувствовал себя естественнее, чем здесь и сейчас, с нами?
Я закрываю глаза, целуя его, и обнимаю так, словно никогда больше не отпущу.
— Лукас, — говорит Эрик между поцелуями. — Давай.
Стараясь не мешать нам целоваться, тот снова тянется за смазкой. Я открываю глаза, чтобы видеть, зачарованный звуками, которые издаёт Эрик, когда Лукас проталкивает в него два пальца. Мы отрываемся на несколько секунд, и я с удивлением осознаю, что у меня снова стоит, меня неимоверно возбуждает вид толстого чёрного члена, исчезающего в теле Эрика.
— Всё хорошо? — спрашивает Лукас, когда Эрик полностью садится к нему на колени, содрогаясь от удовольствия. Он улыбается, целует меня, и, когда Лукас начинает двигаться вверх-вниз, наши руки одновременно обхватывает члены друг друга, и мы стонем друг другу в рот.
Зажатый между нами, Эрик лепечет то имя Лукаса, то моё, и когда мы с ним кончаем, заляпывая липкой спермой животы, Лукас следует за нами почти мгновенно.
Мы сворачиваемся на кровати, Эрик нащупывает покрывало и натягивает на нас. Его руки прижимают меня теснее, гладя и обнимая. Я засыпаю, зная, что моё место именно здесь.
Кружевница ночная, сплети мне тумана,
Чтоб в синем тонуть молоке,
Он, как сизая кровь потревоженной раны,
Бежит вниз по тихой реке.
Я найду рукава и проникну ладонью
В пушистую бледную плоть.
Пальцы в дымном пуху незаметно утонут,
Ухватят начавшийся дождь.
Я всю ночь напролёт буду в костюме мужа
Бродить по дремучему мху,
А под утро, в лучах, как рассветная Веста,
Усну, улегшись под ольху.
Кружевница дневная, открой мои очи,
Что накрепко связаны сном.
Я брожу по лесам в облачении ночи,
Никак не увижусь с теплом!
А ведь холодно мне и никак не согреться,
Живя средь волков и лисиц.
Я забыл давно, как должно биться сердце,
Как выглядит мир без темниц.
Смыкаются ветки и гул нарастает –
То зов из лесов и болот.
Я таю в закате, я призраком таю,
Уныло гляжу в небосвод.
Что не час, то мольба, то проклятье обмана!
В холодной сжимаю руке
Клочок рукава – пух дождя и тумана,
Плывущего вниз по реке.
Опубликовано: 2017-11-06 11:35:10
Количество просмотров: 218
Количество просмотров: 218