Папки
Avtor Adsens
Индексация сайта
Последний визит: 2023-03-05 16:55:12
Сейчас не в сети
Сейчас не в сети
Ты прячешься всё время в темноту. Двадцать третья часть
8 ноября
От Коула Дэну
Ладно! Признаю: мы помирились! Теперь ты счастлив? Джонатан осознал свои ошибки и на коленях умолял меня о прощении. И даже если всё было не совсем так, то тебя это никоим образом не касается, верно? А теперь, Бога ради, прекрати злорадствовать. Я всегда считал чувство такта одним из главных твоих достоинств, так что незачем портить о себе впечатление.
Ну вот, поздравляю. Теперь я думаю о прочих твоих достоинствах. Не стану расписывать, о каких, на случай, если твой большой плохой бойфренд заглядывает тебе за плечо. Не хватало ещё, чтобы по моей милости его хватила кондрашка.
***
Следующие несколько дней мы провели в блаженном подобии медового месяца, что было немного нелепо, но и весело тоже. Хотя была одна вещь, из-за которой я переживал.
Приближалось двенадцатое ноября – день моего рождения. У меня был запланирован ужин с отцом, но я так боялся задеть чувства Коула, не пригласив его, и вместе с тем боялся его приглашать, что дотянул до девятого или десятого, прежде чем поднять эту тему.
– Если хочешь, идём с нами, – виновато сказал я, но он только улыбнулся.
– Не хочу, чтобы ты волновался в свой день рождения.
Правильно или нет, но я испытал облегчение. Вряд ли его новая встреча с отцом завершилась бы так же плохо, как предыдущая, но было приятно знать, что проверять это мне не придётся. Он провёл со мной ночь с одиннадцатого на двенадцатое, а утром приготовил мне завтрак. К сожалению я опаздывал, поэтому знал, что времени хватит только на то, чтобы быстро перекусить.
– Почему ты так долго? – спросил он, когда я, наконец, появился из спальни в костюме.
– У меня заканчиваются рубашки, – ответил я, усаживаясь за стол. – Терпеть не могу ходить по магазинам. – Я ненавидел шоппинг до такой степени, что, находя приглянувшуюся мне вещь, покупал не одну её, а сразу штук десять, чтобы как можно дольше потом не выходить в магазин. Проблема заключалась в том, что изнашивались они тоже одновременно. – Ты точно не против, чтобы я поужинал с отцом? – спросил я раз в четвёртый, наверное, за последних два дня.
– Точно.
– Мы увидимся вечером?
– Не знаю, солнце. Я могу быть занят.
– Хорошо, – ответил я, улыбаясь. Я знал, что он будет ждать меня, когда я вернусь.
День в офисе сложился долгим и нудным, и забежать домой перед встречей с отцом я не успел. По традиции вместо подарка отец угощал меня ужином, поэтому я удивился, когда он принёс в ресторан коробку – зелёную жестяную коробку в цветочек и безо всякой обёртки, которая почему-то показалась мне смутно знакомой.
Без предисловий он поставил коробку на стол.
– Это мне? – спросил я.
– Это твоему другу.
– Моему другу? – удивлённо повторил я.
– Она принадлежала твоей матери. Стояла все эти годы на кухне. – Он пожал плечами. – Я не знал, что с ней делать. Выбрасывать не поднималась рука, но я не умею готовить, и ты тоже. – Тут я понял, почему коробка кажется мне знакомой. Всё моё детство она простояла на кухонной стойке в доме моих родителей. В этой коробке моя мама хранила свои рецепты. – Я подумал, вдруг оно пригодится твоему пирожку.
– Его зовут Коул, – сказал я строго, на что он снова пожал плечами, словно это было несущественно. Однако желание подарить Коулу нечто, принадлежавшее моей матери, означало, что отец уважает моё решение быть с ним – по крайней мере, в какой-то степени. – Ты хочешь, чтобы я отдал коробку ему?
– Я вроде так и сказал, нет? – Вопрос прозвучал так похоже на Коула, что я чуть не рассмеялся.
– Боюсь, мамина сырная запеканка не совсем в его стиле, – проговорил я и немедленно пожалел о своих словах. В тот же миг отца опять окружили его призраки, и он уставился перед собой в стол.
– Джон, – произнёс он тихо. – Я не могу вечно цепляться за эти вещи. Из всех, кого я знаю, он – единственный человек, кому это может пригодиться.
У меня было подозрение, что Коул поднимет подарок на смех, но отцу знать об этом было не обязательно.
– Хорошо, пап, – сказал я. – Я ему передам.
В итоге мы хорошо посидели. Отцу хотелось сводить меня на какой-нибудь спорт, поэтому он весь ужин приставал ко мне то с «Санс», то с «Кардиналс» и, когда я в конце концов выбрал «Кардиналс», спросил, покупать ли ему три билета. Мне было сложно представить Коула на футболе, и потому я сказал нет.
Домой я вернулся около восьми и – как я и ожидал – застал Коула читающим на диване.
– Как прошёл ужин? – спросил он, отложив книгу.
– Хорошо.
– Что отец подарил тебе? – Он потянулся к коробке в моих руках.
– Это не для меня, – сказал я, – а для тебя. Отец просил передать тебе.
– Мне? – переспросил он, и его глаза широко распахнулись от изумления.
– Я понимаю, что это глупо, – добавил я, когда он открыл коробку, – но он почему-то захотел, чтобы она была у тебя.
Вытащив одну из карточек, он уставился на неё. И застыл без движения.
– Чьё это было раньше?
– Мамино.
– Правда? – Он повернулся ко мне, и его глаза вспыхнули прекрасным и одновременно каким-то мучительным светом. Я рассмотрел в его взгляде что-то похожее на надежду. Мне даже показалось, что он близок к слезам. Его реакция поразила меня.
Он не только не счёл отцовский подарок глупым, но и был, похоже, глубоко тронут. Почему эта маленькая коробка произвела на него такое сильное впечатление?
– Сомневаюсь, что тебя хоть что-то оттуда заинтересует, – скептически произнёс я.
Он поставил коробку на стол и подошёл ко мне. Взял моё лицо в ладони и чуть-чуть привстал на носках, чтобы заглянуть мне в глаза.
– Иногда ты такая бестолочь, – промолвил он. Но лёгким тоном. И поцеловал меня в щёку. – Спасибо тебе.
– Это от отца, – сказал я, по-прежнему не понимая, почему это возымело такое значение.
– Я обязательно поблагодарю и его тоже, – сказал он, отпуская меня.
Он проследовал за мной в спальню – мне не терпелось избавиться от костюма, – где на кровати я с удивлением обнаружил два больших магазинных пакета.
– Что это? – спросил я, вешая в шкаф пиджак.
– Ты сказал, тебе не хватает рубашек.
– Да, но не к тому, чтобы ты отправился их покупать!
– Ты ненавидишь шоппинг. Я нет. У меня есть время. У тебя нет. По-моему, решение лежало на поверхности. Солнце, в этом нет ничего такого.
Я заглянул в пакеты. Там лежала по меньшей мере дюжина рубашек, и только три из них были того цвета, что я обычно носил, – то есть, белого. Ещё я увидел пять галстуков смелых расцветок, которые лежали далеко за пределами моей зоны комфорта.
– Не уверен, что смогу их носить.
– Ох, прелесть, ты можешь хоть раз расслабиться? Попробовать что-то новое? Немного пожить?
Дюжина рубашек, пять галстуков… и всё из очень дорогого магазина.
– Это слишком много для подарка на день рождения.
– Это не на день рождения, а просто так. – Он достал из кармана чек. – Вот. Я знал, что ты устроишь бучу, поэтому можешь возместить мне расходы.
Сумма на чеке была солидной, но не запредельной с учётом того, сколько всего он купил. Плюс я был избавлен от необходимости таскаться по магазинам лично.
– Спасибо, – сказал я. – И за рубашки, и за то, что не стал спорить со мной насчёт денег.
– Не за что, солнце. – Он взял с комода ещё один конверт и вручил его мне. – Вот твой настоящий подарок. Но не вздумай даже заикаться о том, чтобы вернуть деньги и за него тоже.
– Не буду, – пообещал я, надеясь только, что он не зашёл чересчур далеко.
Открыв конверт, я достал оттуда открытку. И подарочный сертификат.
– Скайдайвинг? – оторопело спросил я.
– Да, – ответил он, улыбаясь. – Подумал, что тебе может понравиться.
Одна только мысль о прыжке с парашютом была настолько пугающей, что мой желудок совершил кувырок.
– Ты шутишь?
– Нисколько, – сказал он, посмеиваясь.
– И ты сделаешь это вместе со мной?
Он театрально содрогнулся.
– Прелесть, я тебя умоляю! Чтобы я добровольно выпрыгнул из совершенно исправного самолёта? – Качая головой, он начал расстёгивать пуговицы моей рубашки. – Иногда мне кажется, что ты совершенно меня не знаешь, – поддразнил меня он.
Я мог бы сказать ему то же самое.
– Почему ты думаешь, что я захочу выпрыгнуть из совершенно исправного самолёта?
Он замер, словно задумавшись. И когда поднял взгляд на меня, его глаза больше не смеялись.
– Солнце, ты всё время такой серьёзный. Ты самый приземленный человек из всех, что я знаю. – Он пожал плечами. – Я подумал, вдруг ты мечтаешь научиться летать.
4 декабря
От Коула Дэну
До конца праздников я буду в Париже. И нечего удивляться. Знаю, ты воображаешь, будто теперь я живу одним Джонатаном, но уверяю тебя, это не так. Даже забавно, в какого романтика ты превратился после того, как в твоей жизни появился один большой вредный коп. Впрочем, я нахожу это очаровательным.
Я привык встречать Рождество в Париже, но, признаться, в этом году здесь смертельно скучно. Компания старых друзей мне приелась, а искать кого-то нового я не в настроении. Полагаю, отчасти тому виной моя дорогая матушка, поскольку предполагалось, что на праздниках я с ней встречусь, однако в последнюю минуту она предсказуемо придумала отговорку. Ничего другого я от неё и не ждал, хотя, должен сказать, это задело меня сильнее, чем хотелось бы. Одно хорошо: теперь можно не чувствовать себя виноватым за то, что я вложил не слишком много души, когда выбирал для неё подарок.
Кстати о подарках. Я не имею ни малейшего представления о том, что дарить Джонатану. К тому же мне Бог знает почему запрещено тратить на него много денег. С этим мужчиной не жизнь, а одна борьба.
***
Заявление Коула о том, что после Дня благодарения он на все праздники улетает, стало для меня полной неожиданностью.
Когда мы только начинали встречаться, он проводил дома и в путешествиях равное количество времени, и при моих собственных частых разъездах мы виделись крайне нерегулярно. Теперь я вдруг понял, что в последние несколько месяцев он почти никуда не уезжал. Когда я был в Финиксе, мы почти каждую ночь проводили вместе.
Я не ожидал, насколько сильно буду скучать по нему, но, так или иначе, первые три недели декабря я провёл в командировках – сначала в Вегасе, потом в Лос-Анджелесе. В Финикс я вернулся только двадцать второго, и на работе меня обрадовали новостями, что по меньшей мере месяц поездок у меня не предвидится. И я испустил мысленный вздох облегчения.
Сочельник я, как обычно, провёл с отцом. Мы обменялись подарками и вышли поужинать, после чего сходили на полуночную мессу. Я относился к тем людям, которые переступают церковный порог не чаще одного раза в год, и то делал это лишь потому, что в канун Рождества отца никак нельзя было оставлять в одиночестве. В Рождество призраки моей матери и сестры преследовали его сильнее всего, и с каждым годом оно становилось всё хуже. Я понимал, что ему одиноко, но не представлял, как помочь. После того, как он попрощался со мной глухим от сдерживаемых слёз голосом, я уехал домой и в подавленном настроении лег спать.
В шесть часов рождественского утра у меня зазвонил телефон. Вытаскивая себя из кровати, я мысленно проклинал звонившего, кем бы он ни был – пока не взглянул на экран. Я увидел там имя Коула и обнаружил, что улыбаюсь.
– Да?
– Прелесть, я в курсе, что у вас страшно рано, но здесь уже четыре часа дня, и я устал ждать.
Невероятно, сколько радости мне доставило просто услышать его голос.
– Думаю, я прощу тебя.
– Я ничуть по тебе не скучаю.
– Я по тебе тоже. Пожалуйста, скажи, что ты прилетаешь домой.
– Ещё десять дней. Хорошо провёл Сочельник?
– Нормально, – солгал я, потому что не хотел говорить ему, как на самом деле всё было уныло. – А ты?
– Сходил на базар на Елисейских Полях. Потратил кучу времени, выбирая тебе идеальный подарок, и позорно ушёл ни с чем.
– Ничего мне не покупай, – взмолился я. – Просто вернись домой и приготовь мне ужин.
– Ах вот как? – спросил он шутливо. – По мне, значит, ты не скучаешь, а по моим ужинам – да?
– Я почти каждый день питаюсь замороженной пиццей.
– Прелесть, я не знаю, как ты раньше выживал без меня, – сказал он, и я рассмеялся.
– Я тоже.
Мы проговорили около часа, и в конце для меня стало неожиданностью то, насколько тяжело мне далось попрощаться с ним и повесить трубку. Я обвинил во всём Рождество и своё полное одиночество. И практически в это поверил.
***
Я не получал от него вестей до первого четверга января. Было больше десяти вечера. Я собирался ложиться спать.
– Привет, прелесть. Я только что прилетел.
– Давно пора, – сказал я, улыбаясь.
– Скучал по мне?
– Нисколько, – ответил я. – Ни самой маленькой чуточки. И совершенно точно не каждый день.
– Ну, раз никто ни по кому не соскучился, то, полагаю, нет смысла приглашать тебя провести со мной выходные.
– Я буду у тебя к ужину.
– Это самое раннее?
Осознание того, что он хочет увидеться со мной так же сильно, как я с ним, вызвало у меня улыбку.
– Попробую улизнуть на пару часов пораньше.
– Только если ты хочешь сам, – сказал он, но по голосу чувствовалось, что ему приятно.
Совсем рано уйти мне не удалось, однако около пяти я уже был у его дома. Постучав, я не стал дожидаться ответа и зашёл внутрь. Оставил сумку у порога, а приготовленный для него подарок забрал с собой. Я не видел его почти полтора месяца. И теперь на удивление сильно нервничал. Предположив, что он занят ужином, я заглянул на кухню, однако там никого не было. Более того, ничего не было ни в духовке, ни на плите, а в воздухе не витали соблазнительные ароматы.
Я обнаружил его в гостиной. Он спал в уголке дивана, закутавшись в покрывало. С тех пор, как мы виделись в последний раз, он успел подстричься, и я подумал о бабочке у него на шее и о том, что доступ к ней стал теперь полностью открыт. Мне не терпелось скорее коснуться её губами. Бесшумно я подошёл к нему. Он разрешал мне интимные нежности только во время секса, но я надеялся, что сегодня он слишком устал, чтобы оттолкнуть меня.
Близко склонившись к его волосам, я вдохнул его сладкий запах. Отвернул покрывало, обнажая шею, и едва приложился губами к коже…
Как в тот же миг получил макушкой по носу, когда он от неожиданности дёрнулся, просыпаясь, и отпихнул меня прочь.
– Ай! – вскрикнул я, хватаясь за нос.
– Господи Боже, Джонни! У меня чуть разрыв сердца не случился!
На глазах у меня выступили слёзы, и всё же мне было приятно, что он назвал меня хоть какой-то формой моего имени – пусть и от шока.
– Я не хотел испугать тебя, – проговорил я из-под руки, – но ты не представляешь, как я рад, что ты дома.
– Несмотря на то, что ты совсем по мне не соскучился? – поддел меня он.
– Да.
Он протянул мне салфетку из пачки, которая лежала на столике рядом.
– Я сделал тебе больно?
– Немного, – признался я, вытирая глаза. – Что ж, буду знать теперь, как к тебе подкрадываться.
– Вот-вот. Поделом тебе, – сказал он.
Я нащупал за спиной подарок и вручил ему. Это была бутылка вина, обёрнутая серебристой фольгой.
– Счастливого Рождества.
– Но я ничего для тебя не приготовил, – произнёс он, начиная её разворачивать.
– Ну и что.
Когда он увидел этикетку, его щёки стали ярко-алыми, но он улыбнулся. Это была бутылка ежевичного мерло.
– Ты ещё долго будешь припоминать мне это, да?
– Даже не сомневайся, – поддразнил его я. – Надеюсь, оно подойдёт к ужину.
Внезапно улыбка слетела с его лица.
– Ужин! Который сейчас час?
– Почти пять, – ответил я, пытаясь притянуть его поближе и ещё раз поцеловать в шею.
– Мне надо заняться ужином! – Он попробовал было вывернуться, но мне удалось зажать его руки между нашими телами, и опираться ему стало не на что.
– Нет, не надо.
– И зачем я только заснул. – Он продолжал извиваться в моих руках – пусть и не так активно, как раньше, но мне пришлось немного с ним побороться, чтобы поцеловать его в шею. – Просто я так устал. Обычно я трачу день или два на то, чтобы привыкнуть ко времени, но мне так сильно хотелось тебя увидеть… – Подобные признания были абсолютно не в его характере, и от неожиданности я на миг перестал с ним сражаться.
– Правда? – спросил я. Он не ответил. Оттолкнул меня и к моему разочарованию встал. – Куда ты?
– Прелесть, ты меня вообще слушаешь? Мне надо начинать готовить…
– Нет, не надо. – Поднявшись, я взял его за руку. – Просто посиди со мной ещё немного.
– Нет времени…
Я попытался притянуть его к себе, но он не дался.
– Несколько минут погоды не сделают. – Он состроил скептическое лицо, и я, не выдержав, закатил глаза. – Иди сюда, – сказал я полудразнящим-полурасстроенным тоном, всё пытаясь привлечь его ближе.
– Если не начать готовить прямо сейчас, то мы сядем за стол возмутительно поздно.
– Мне всё равно, – сказал я, и он, оставив попытки вырваться, удивлённо на меня оглянулся.
– Ты не хочешь, чтобы я готовил? – В его голосе прозвучала обида.
– Очень хочу, – заверил его я. – Но кое-что другое хочу намного сильнее.
Обиженное выражение на его лице сменилась дразнящей усмешкой.
– И ты не в состоянии ждать?
– Нет, – ответил я, чувствуя, что он уступает. – И ты, кстати, задолжал мне подарок на Рождество.
– Хм-м-м… – протянул он, подходя ко мне. – Мне нравится твоя нетерпеливость, лапа. – Его пальцы легли на пуговицы моих джинсов, но расстёгивать их не стали. – Как тебе хочется? – спросил он, игриво поглядывая на меня из-под чёлки.
Я убрал его руки со своего паха.
– Я просто хочу поцеловать тебя. – Его реакция была далека от той, на которую я надеялся. С некоторым смятением на лице он отступил назад, но я успел обнять его и притянуть к себе. – Всего один поцелуй. И я отпущу тебя заниматься ужином.
И он, стоя в моих объятьях, пусть неохотно, но всё же расслабился.
– Как пожелаешь, прелесть.
Я взял в руки его лицо. Мои ладони легли на его скулы, а пальцы погрузились в шелковистые волосы. Запрокинул ему голову и нашёл его рот, невесомо касаясь его закрытыми губами, поскольку давно выяснил, что он не любит, когда я проникаю языком ему в рот. Он не сопротивлялся, но и особенного энтузиазма тоже не проявлял. Его губы едва приоткрылись.
Меня это не смутило. Я умел быть терпеливым.
Не то, чтобы мы никогда раньше не целовались, однако обычно это происходило во время секса, и даже тогда я чувствовал, что он скорее терпит, чем получает удовольствие. Он никогда не позволял целовать себя, как сейчас, когда поцелуй сам по себе являлся чувственным актом, и для меня это стало невероятно возбуждающим опытом, не похожим на всё, что было у нас раньше.
Я хотел только целовать, только трогать его – и ничего больше. Дело было не в отсутствии желания заняться сексом – разумеется, оно было. Оно вибрировало в каждой клетке моего тела. И все же, несмотря на почти шесть недель разлуки, мысль о сексе почему-то ушла на второй план. По-настоящему мне сейчас хотелось просто почувствовать его и ещё больше – сделать ему приятно. Нечто похожее у меня бывало с моими предыдущими любовниками, но недолго и очень редко.
Наконец, я ощутил, что он немного расслабился. Продолжая касаться его медленно, нежно, я приоткрыл рот и легко провёл по его губе языком. У него перехватило дыхание. Он напрягся, но несильно и лишь на миг, а после прильнул ко мне, и я ощутил у себя на талии его руки. Он разомкнул губы ещё пошире, и тогда я, целуя его, начал ласкать языком его верхнюю губу. Новое ощущение заставило его коротко всхлипнуть. А мне, когда я услышал свой ответный стон, пришлось сдержать себя, чтобы не заступить дальше.
Я остановился только затем, чтобы снять наши рубашки и бросить их на пол. Я хотел ощутить телом его гладкую кожу, но он воспринял перерыв как сигнал к действию и начал расстёгивать мои джинсы. Тратить время на предварительные ласки было не в его правилах. Он всегда чётко знал, что ему хочется, и всегда без промедлений переходил к делу. Однако я был ещё не готов отпустить этот момент.
Я поймал его тонкие запястья, и он поднял на меня удивлённый взгляд.
– Не сейчас, – прошептал я.
Я снова начал легко ласкать его губы. Лизнул кончиком языка верхнюю, и он содрогнулся, а потом, не обращая внимания, что я держу его за запястья, вновь потянулся к моему паху. Его упрямство расстраивало меня. Я не хотел спешить. Я хотел вволю им насладиться, и меня раздражало это нежелание хотя бы раз пойти мне навстречу. Когда его пальцы опять начали возиться с моими пуговицами, я на секунду позволил злости выплеснуться наружу. С силой убрав его руки, я резким движением завёл их ему за спину и крепко сжал – грубее, чем собирался, но его реакция была моментальной и безошибочной. Его глаза закрылись, из горла выплеснулся тихий всхлип, и он обмяк в моих объятьях, словно у него отказали колени. От удивления я чуть-чуть отстранился, чтобы видеть его лицо. Стиснул его запястья туже и крепко прижал к себе. И он с тихим стоном, отправившимся прямиком ко мне в пах, практически растаял в ловушке моих объятий.
Мне никогда не приходило в голову применить против него силу, и внезапно я увидел море открывшихся передо мной возможностей. То был идеальный способ целовать и трогать его, сколько мне хочется, и вместе с тем доставлять ему удовольствие. Дух захватывало от того, насколько простым и непередаваемо эротичным оказалось это решение.
Я потянул его на пол, и он покорно мне подчинился. Уложив его на спину, я расстегнул его брюки. Я по-прежнему не стремился переходить к сексу, но мне хотелось иметь возможность чувствовать и эту часть его тела тоже. Он молча наблюдал за мной. В его глазах была страсть – и что-то ещё. Что-то, чуть-чуть напоминающее страх, но с большой долей предвкушения. Я снял с него брюки, но сам раздеваться не стал.
Любуясь им, я ненадолго замер. Меня всегда привлекали более крупные, более мужественные мужчины, но с ним я перестал понимать, почему. Его тело казалось мне совершенным. Он был таким худым. Повстречайся мы лет десять назад, я бы, наверное, смог пересчитать его рёбра. Сейчас нам обоим было уже за тридцать, но в местах, где прочим мужчинам возраст добавил лишний объём, он стал лишь немного мягче. Его живот остался по-прежнему плоским, талия – тонкой, а ноги стройными. Его пах был выбрит идеально чисто, и кожа там была мягкой и гладкой. Мне казался прекрасным даже его член – стройный и с ярко выраженным загибом к животу, когда он стоял, как сейчас.
Я провёл ладонями вверх по его ногам, затем по бёдрам, не задевая эрекцию, и услышал, как его дыхание участилось. Медленно я лёг на него сверху. Его глаза были широко открыты, он смотрел на меня с опаской, и в то же время в его взгляде безошибочно считывалось влечение. А его губы…
Боже, как я любил его губы. Идеально вылепленные, мягкие, чувственные. Раньше я и не подозревал, насколько притягательным может быть чей-то рот. Я наклонился, чтобы ещё раз поцеловать его. Желая как следует распробовать его рот, я начал с самого уголка, затем, поглаживая языком и мягко посасывая его верхнюю губу, двинулся к центру. Он опять застонал, а его руки потянулись к моему паху.
– Нет, – выдохнул я.
Поймав его за запястья, я завёл ему руки за голову. Он отреагировал ещё более бурно, чем раньше. Застонал и выгнулся подо мной, втираясь в меня эрекцией. Он не пытался высвободиться, но, похоже, хотел добиться максимально возможного контакта с моим телом. Он опять всхлипнул, а я продолжал удерживать его своим весом до тех пор, пока он не перестал сопротивляться и не расслабился на полу. Сжимая его запястья, я вернулся к его губам и, закончив с верхней, принялся дразнить нижнюю. Она была мягкой и полной, естественно выпяченной, как от обиды, и когда я всосал её в рот, нежно покусывая, он снова всхлипнул и попробовал вырваться – на сей раз по-настоящему, – но я был сильнее. Было легко удерживать его пригвождённым к полу.
Переместив оба его запястья в одну руку, я освободил вторую и провёл ею по его плечам. Подразнил большим пальцем сосок, и он застонал, но не сделал попытки вырваться. Моя рука соскользнула ниже, прошлась по бёдрам и проникла под его тело.
Накрыв одну мягкую ягодицу ладонью, я теснее притиснул его к себе. Оторвался от его губ и увидел, что они покраснели и немного припухли. И от этого зрелища возбудился ещё сильнее.
Я покрыл поцелуями его веки, потом скулы, потом нашёл языком и обвёл по краю мягкую раковину его уха. С тихим всхлипом он вновь дёрнулся подо мной – но совсем слабо. Вряд ли он всерьёз испытывал желание вырваться. Скорее он просто хотел убедиться, что я по-прежнему удерживаю его в плену, обновить ощущение, что он пойман. Когда он, тяжело дыша, расслабился, я прихватил губами мочку его уха, а после поцеловал в подбородок.
Я переместил руку на его бедро и, хотя телом прижимал его к полу, почувствовал, как он толкается, ищет мою ладонь, изнывая от желания настоящего контакта. Вернувшись к его губам, я стал нежно посасывать их, пока кончики моих пальцев подбирались всё ближе и ближе к его эрекции, щекоча мягкую обнажённую кожу там, где должен был быть островок волос.
Он всхлипывал, стонал, задыхался. Я легко задел основание его члена, а затем, дразня его, пробежался пальцами по всей длине. Его реакция была такой, что я чуть не кончил. Он выгнулся подо мной, его запястья напряглись в моей хватке. Я убрал пальцы от его паха, и он, прерывисто дыша, снова обмяк.
– О Боже, – выдохнул он. – Если ты сделаешь так ещё раз, то всё закончится.
– О? – тихо спросил я. – Так мне сделать ещё раз или остановиться?
Он издал тихий звук, похожий на смешок.
– Ещё раз! – прошипел он, и я улыбнулся.
Вернувшись к его совершенным губам, я мягко потянул за нижнюю, а потом поцеловал его – впервые по-настоящему, – и на сей раз он наконец-таки откликнулся. Разомкнул губы и, когда наши языки соприкоснулись, горловым стоном застонал мне в рот. Но я не стал заходить слишком далеко. Не желая, чтобы он пожалел о том, что уступил мне, я целовал его одними губами, пока не почувствовал, как кончиком языка он нерешительно толкнулся мне в рот. Когда я впустил его, он застонал и попытался освободить запястья – уже решительнее, так что мне понадобилась сила обеих рук, чтобы удержать его, отчего он, ахнув, выгнул подо мной спину.
– Пожалуйста, – всхлипнул он. Я не ответил. Все мои силы были направлены на то, чтобы удержать моё собственное возбуждение под контролем. Я подождал, пока он расслабится и прекратит сопротивляться, чтобы можно было снова взять его только одной рукой, затем высвободил из брюк свою эрекцию. Подался ему навстречу, так что оба наших ствола стали тереться друг о друга. Он снова издал короткий возглас и дёрнулся, но, впрочем, несильно.
Я целовал его, наслаждаясь его вкусом, пока он искал мой язык своим и, повторяя за мной, поглаживал мои губы. Я обернул оба наших члена ладонью. Когда мой кулак сжался, он застонал, и я начал ласкать нас – медленно, но далеко не нежно, хотя целовать его продолжал максимально мягко.
– О Боже, – простонал он мне в губы, и по его тону мне стало ясно, что он скоро кончит.
Стоило мне зажать обе наши головки в кулаке и начать их тереть друг о друга, как он надрывно вскрикнул от облегчения, выгнулся, и я почувствовал, как он пульсирует, изливаясь в мою ладонь. Его хриплые крики, тонкое тело, сражающееся со мной, мой кулак, скользкий от его семени – всего этого неожиданно стало слишком много, и я наконец перестал сдерживаться. Я спрятал лицо в его волосах и, вдохнув запах клубники, позволил оргазму омыть моё тело, пока он дрожал подо мной. В какой-то момент я, наверное, отпустил его, потому что смутно почувствовал, как одной рукой он обхватил мою шею, а второй, скользнув между нашими телами, накрыл мою руку, пока я ласкал себя. Когда всё закончилось, я обнял его. И на какое-то неопределённое время – на секунду или, быть может, на год – мы замерли на полу, с дрожью прижимаясь друг другу.
Зарывшись лицом в его волосы, я прижался губами к его виску.
– Вот видишь, – прошептал я. – Поцелуи – это совсем не страшно. – Он громко рассмеялся, и его смех был для меня самым прекрасным звуком на свете.
– Подумать только, сколько времени я потратил, бегая по Парижу в поисках подарка для тебя.
– В следующий раз будешь знать, что делать.
Когда наше дыхание улеглось, я сел. Нашёл рядом свою рубашку и вытер сначала себя, а потом его. Он молча наблюдал за моими действиями. Поднявшись, я протянул ему руку и помог встать, а он подобрал с пола свою рубашку и брюки и, не глядя на меня, стал одеваться. Он был так тих, что я заволновался, не обидел ли его чем-нибудь, но когда он оделся, то подошёл ко мне и заглянул мне в глаза. Его губы по-прежнему были покрасневшими и припухшими, и я никак не мог отвести от них взгляд.
– Знаешь, раньше мне не особенно нравилось целоваться, – проговорил он тихо. – Но раньше никто не целовал меня так, как ты.
– Я рад, что ты пересмотрел своё мнение, – сказал я, обводя большим пальцем его рот, – потому что таких красивых губ, как у тебя, я больше не видел. Кажется, я в них влюбляюсь. – Закрыв глаза, он улыбнулся. На его скулах проступил румянец, и в кои-то веки он не стал скрывать его от меня. – Хочешь, я отведу тебя поужинать? – спросил я.
Его глаза открылись, и он кивнул.
– Да, – сказал он. – Я буду готовить завтра.
– Хорошо.
– Но сначала… – Приподнявшись на цыпочках, он обнял меня за шею. – Поцелуй меня ещё раз.
И я с радостью ему подчинился.
***
Мы поужинали в итальянском ресторане неподалёку от его дома. Было вкусно, но Коул готовил намного лучше. Я всякий раз сообщал ему об этом, а он всякий раз смеялся. Но я не обманывал. Ещё мы больше не спорили о том, кто будет платить по чеку.
Теперь он всегда уступал это мне. Я знал, он не понимает меня и находит моё упорство забавным, но поскольку он всегда сам покупал продукты, когда готовил дома, я считал себя обязанным расплачиваться хотя бы в тех редких случаях, когда мы выбирались поужинать в ресторан.
Той ночью мы легли в постель, как обычно: он на свою половину, я на свою. В комнате было темно. С ним, не более, чем тенью на расстоянии, кровать казалась невозможно большой. Мне нестерпимо хотелось дотронуться до него, но, прислушавшись к его дыханию, я понял, что он не спит. Я уже проваливался в сон, когда он внезапно сказал:
– Я всё вспоминаю о колледже.
То было странное заявление, и я пожалел, что в комнате не хватает света, чтобы увидеть его лицо. Я ждал продолжения, но заговорил он только после того, как я спросил:
– Что?
– Ты понимаешь, что мы были там в одно и то же время? Практически через дорогу друг от друга. Ты с Заком в CU. Мы с Дэном в CSU (CU – Университет Колорадо, CSU – Государственный университет Колорадо – прим. авт.). – Он замолчал. Я не знал, что ответить. Я никогда раньше не задумывался об этом. – Расскажи мне о Заке.
– Что именно?
– Каким он был?
– Он был… таким непринуждённо-весёлым. Беспечным. Ни к чему не относился всерьёз. Как и ты, он любил готовить, хотя получалось у него далеко не так здорово. – То была не лесть, а чистая правда. – Но наслаждался процессом он не меньше тебя.
– И что случилось?
Мне пришлось ненадолго задуматься какими словами объяснить, что же пошло не так. Все годы после нашего расставания прошлое вспоминалось мне в самых радужных тонах. Я не мешал себе верить, что нам было замечательно вместе. Что наш разрыв был следствием трагического недопонимания. Хотя после нашего столкновения в Вегасе, я стал с собой немного честнее.
– Понимаешь, я всегда думал, что Зака нужно всего лишь чуть-чуть подтолкнуть. Он будто плыл по течению с закрытыми глазами. Казалось, если направить его на верный путь, то ему будет от этого только лучше. – Теперь я, конечно, видел, насколько это было неправильно – любить его и одновременно пытаться вылепить из него кого-то другого. – Я всё давил и давил на него. Настаивал, чтобы он не проживал свою жизнь зря. Я считал, что помогаю ему, тогда как на самом деле его отталкивал. – Ответом мне было молчание, и тогда я спросил: – Ну, а ты?
– Что я?
– Ты говорил, что твой образ жизни не сочетается с серьёзными отношениями.
– Приятно слышать, что иногда ты уделяешь моим словам внимание.
– Но ты пробовал? Хотя бы раз?
– А смысл? – спросил он. – Меня устраивает всё, как есть. – Я знал, что он пытается увести разговор в сторону, но не собирался идти у него на поводу.
– Ну, а с Дэном?
– Нет. Ничего подобного между нами никогда не было. Мы дружили, и только. При случае спали друг с другом. И оба знали, что дальше этого дело не продвинется.
По непонятной причине мне было грустно об этом услышать, и я сказал:
– Жаль.
– Солнце, о чём ты? У нас с Дэном были самые идеальные отношения, какие только можно себе представить. Абсолютно никаких сложностей. Никаких недоразумений или разочарований. Я бы ничего не стал в них менять, и, уверен, он сказал бы тебе то же самое.
– Значит, ничего серьёзного у тебя ни с кем не было?
Он не ответил, и я опять пожалел, что из-за темноты нельзя увидеть выражение его лица. С другой стороны, если бы в спальне было светло, он бы никогда не завёл разговора на такую тему. Темнота давала ему прикрытие. Дотянувшись до него через кровать, я коснулся его предплечья в надежде, что он позволит мне хотя бы такую крошечную интимность. Увы. Он отодвинулся и лёг на бок, а мне оставалось лишь постараться подавить разочарование.
– Спокойной ночи, солнце, – сказал он.
И на этом разговор был закончен.
***
Утром я встал рано и сходил на пробежку. Когда я вернулся, он выходил из душа – с мокрыми волосами и обёрнутым вокруг талии полотенцем.
– Я сейчас приготовлю завтрак, – сказал он.
– Только если ты хочешь сам. – Я до сих пор ощущал потребность напоминать ему об этом, хотя знал, что вопреки своим желаниям он не пошевелит и пальцем. Если он знал, что я чего-то жду от него, то из чистого упрямства мог отказаться. – Если хочешь, можно выйти позавтракать в город. Или я могу сбегать за пончиками.
Последнее предложение было шуткой. Будучи единственным человеком из всех моих знакомых, кто не любил эту сладкую, пропитанную маслом выпечку, он конечно же закатил глаза.
– Ни в коем случае.
Собираясь в душ, я сбросил одежду, но не успел сделать в сторону ванной и шага, как он окликнул меня.
– Подожди!
– Что? – Я обернулся. Он сидел на кровати – по-прежнему в одном полотенце. И поднимающийся под ним бугор красноречиво сообщал о том, зачем он остановил меня. Как и распутная усмешка у него на лице.
– Не спеши, солнце, – сказал он. – Почему бы тебе ненадолго не подойти ко мне?
– Я только что пробежал четыре мили, – предупредил я, но всё же встал напротив него, сидящего на кровати. – Ты точно не хочешь, чтобы сначала я принял душ?
Он поцеловал меня в живот, и его мягкие пальцы сомкнулись вокруг моего твердеющего члена.
– Точно, – ответил он, глядя на меня снизу вверх с жаром во взгляде, от которого у меня слабели колени.
Я толкнул его на постель. Раскрыл полотенце, обнажая его эрекцию, чтобы тоже иметь возможность ласкать его, и поцеловал его в шею.
Его волосы были ещё влажными после душа.
– Но ты такой чистый, – промолвил я, начиная о него тереться. – Не боишься испачкаться?
Он рассмеялся и обхватил мои бёдра ногами.
– Говоря по правде, мне даже не терпится. – Он оттолкнул мою руку от своей эрекции, и я почувствовал, как его член скользит с моим рядом. Обернув нас обоих своей тонкой ладонью, он начал ласкать нас. – Поцелуй меня снова, – попросил он тихо, обвивая второй рукой мою шею.
Меня не нужно было упрашивать. Я нежно прикусил его нижнюю губу, и в ответ он застонал. Мне нравились его стоны – поначалу тихие, они становились всё громче, всё настойчивее к концу и всегда меня возбуждали. Слушать его прерывистые вскрики было одним из моих любимейших занятий во время секса. Его мягкая рука по-прежнему двигалась между нами, и пока я раздумывал, чего мне хочется сильнее – остановить его, чтобы взять смазку и презерватив, или позволить ему закончить все таким способом, – зазвонил телефон.
– Чёрт! – выругался я, и его рука остановилась.
– Ты ведь не собираешься отвечать, правда?
– Придётся. – Я попытался высвободиться, но не смог. По-прежнему крепко сжимая мои бёдра ногами, он, по-видимому, не был склонен меня отпускать. – Это или клиент, или мой босс.
– Окей, солнце. – Он порочно мне ухмыльнулся. Но не отпустил меня. Пытаясь встать, я добился только того, что немного протащил его по кровати, а он, по-прежнему ухмыляясь, завёл руки назад и, ухватившись за спинку, вынудил меня остановиться.
Телефон зазвонил снова.
– Ты должен отпустить меня, – сказал я, хотя невозможно было не улыбнуться тому, как насмешливо смотрели на меня его глаза.
– Дорогой, ты обязан научить себя расслабляться. Ну что ужасного случится, если включится автоответчик? Перезвонишь через пару минут…
– Это займёт дольше «пары минут», и ты это знаешь, – пошутил я, и он рассмеялся. Тем не менее его ноги разжались, и я наконец-то смог встать. Забрав телефон, я ушёл в гостиную, чтобы не отвлекаться, глядя, как он лежит и ждёт меня, обнажённый, в постели.
– Джонатан.
– Джонатан, это Маркус.
Внутри у меня всё сжалось от дурного предчувствия. Маркус никогда не звонил с хорошими новостями. Однако я сделал над собой усилие и лёгким тоном поздоровался с ним.
– Доброе утро, Маркус.
– Сегодня ночью у Нгуена скончалась тёща.
– Печально слышать, – сказал я, хотя едва знал его. Пускай это было эгоистично, но я не понимал, какое отношение смерть матери жены Нгуена имеет ко мне.
– В понедельник он должен был уезжать в Сан-Диего, но теперь им с женой придётся лететь в Майами. Нужно, чтобы ты прикрыл его.
Чёрт. Я закрыл глаза. Сосчитал до пяти. Начал считать ещё раз.
– Джон? – прервал меня Маркус. – Ты там?
– Да, сэр. Дело в том, что перед Рождеством вы обещали, что до конца месяца у меня не будет командировок, и я очень рассчитывал на это время, чтобы…
– Джонатан, мне жаль, если для тебя это неудобно, но я действительно хочу, чтобы ты взял его дела на себя. Все подробности я сброшу тебе на почту. Вылет в понедельник.
– Меня некому заменить?
– Я хочу, чтобы это был ты.
Я испустил вздох, уже не заботясь о том, что он меня слышит.
– На сколько? – спросил я.
– Максимум на две недели. Возможно, меньше.
Две недели. Я не видел Коула со Дня благодарения. Полтора месяца врозь, ещё одна ночь вместе – и я снова уеду. Но что я мог сделать?
– Хорошо, сэр. Я со всем разберусь.
– Спасибо, Джонатан. Хороших выходных.
С тяжёлым сердцем я положил трубку. Я не хотел никуда ехать. Сильнее, чем когда бы то ни было, мне хотелось остаться дома. С Коулом. Теперь, когда я знал, что завтра нам вновь предстоит расстаться, моя радость от выходных потускнела.
– Ну? – спросил он насмешливо, когда я вернулся в спальню. – Надеюсь, оно того стоило.
– Определённо нет. У одного из моих коллег умерла родственница, – ответил я, ложась рядом с ним на спину. – Мне придётся на неделю прикрыть его.
– И что это значит, солнце?
– Это значит, что в понедельник я уезжаю в Сан-Диего.
– Прелесть, я же только-только вернулся!
– Я знаю, – проговорил я. – Прости. – Он должен был слышать, насколько искренне я сожалею.
Он помолчал немного, а потом вдруг сел. Устроился верхом у меня на бёдрах и сверху вниз заглянул мне в лицо.
– Почему именно ты, солнце? Неужели всех ваших старших менеджеров по связям с клиентами, – упоминая мою должность, он всегда использовал насмешливый тон, – вот так по щелчку отправляют из города?
– И да, и нет. Время от времени такое бывает со всеми, хотя со мной, наверное, чаще всех.
– И почему же?
– Потому что большинство остальных ребят женаты, и у них есть семьи.
– То есть, твоё личное время менее ценно единственно из-за твоего образа жизни?
– Ну… – Я даже не знал, что ответить, поскольку никогда не рассматривал ситуацию под таким углом.
– И эта поездка… солнце, он ведь даже не твой клиент, верно?
– Верно.
– Что будет, если ты откажешься?
– Ты просишь меня отказаться?
– Разумеется, нет. Просто интересно. Тебя уволят?
– Нет.
– Тебе каким-то образом выгодно соглашаться? Тебе больше заплатят?
– Я на окладе. Возможно, это примут в расчёт при начислении бонусов, но в остальном – нет.
Глядя на меня, он покачал головой.
– Уверен, что никогда не пойму тебя. – Тонкими пальцами он провёл по волосам на моей груди и дальше – по тонкой тропке, которая, заворачиваясь вокруг пупка, уходила вниз. – Знаешь, я не думаю, что должен делить тебя с твоими клиентами, – произнёс он.
Тут я схватил его в охапку и, перевернув, опрокинул на спину, а сам опустился сверху и заглянул в его смеющиеся глаза.
– Я тоже не думаю, что должен тобой делиться. – Вот только я имел в виду не работу. А прочих его любовников.
Он улыбнулся мне.
– Только когда меня не бывает в городе. В Финиксе я целиком твой.
– Правда? – удивлённо спросил я.
– Правда. А теперь… – Обхватив мои бёдра ногами, он призывно толкнулся ко мне. – На чём мы остановились?
Проникновенный шёпот леса колдовского,
Зелёно-мшистый повелитель мрачной тайны,
Днём превращается Он в денди городского,
А ночью демоном порочно-властным станет.
Немного отстранённый поначалу,
Интимный – стань поближе, Он расскажет
О сладкой боли и изысканной печали,
И если нужно, то с размаху резко вмажет.
В руках полынь охапкой, свежим срезом,
Теплом по коже растекается и воском.
Он требующий, Он жесток и резок,
И не лишён пьянящей дозы лоска.
Он грех твой, что хранишь за амнезией,
По коридорам подсознания, за гранью.
Он горд, порою невообразимый,
Как хриплый стон полузадушенной гортанью.
Особый сорт, особый взгляд, особый ракурс
Вибрацией, дрожанием по коже
Он проведёт обряды древних таинств,
Он может воскресить и уничтожить.
Он отвергает здравый смысл и укрощает,
Он вызов над обыденным пространством.
Он творческий эстет, всё понимает,
С Ним ни на йоту не проходит шарлатанство.
Свободомыслие граничит с безрассудством,
Да так, что разом подгибаются колени.
С Ним нет табу, Он проповедует распутство,
Укутав в бархат томной неги. Вечный пленник
Его ты станешь, собственностью, вещью.
Он силы даст и невозможное откроет,
Осыплет ласками, плетьми всего исхлещет,
И измождённого, плащом своим укроет.
Как зелье колдуна дурманит, кружит
Дымящий ладан, что горит в костре полыни.
Он квинтэссенция, и с Ним никто не нужен,
Едва вдохнув, принадлежишь Ему отныне.
От Коула Дэну
Ладно! Признаю: мы помирились! Теперь ты счастлив? Джонатан осознал свои ошибки и на коленях умолял меня о прощении. И даже если всё было не совсем так, то тебя это никоим образом не касается, верно? А теперь, Бога ради, прекрати злорадствовать. Я всегда считал чувство такта одним из главных твоих достоинств, так что незачем портить о себе впечатление.
Ну вот, поздравляю. Теперь я думаю о прочих твоих достоинствах. Не стану расписывать, о каких, на случай, если твой большой плохой бойфренд заглядывает тебе за плечо. Не хватало ещё, чтобы по моей милости его хватила кондрашка.
***
Следующие несколько дней мы провели в блаженном подобии медового месяца, что было немного нелепо, но и весело тоже. Хотя была одна вещь, из-за которой я переживал.
Приближалось двенадцатое ноября – день моего рождения. У меня был запланирован ужин с отцом, но я так боялся задеть чувства Коула, не пригласив его, и вместе с тем боялся его приглашать, что дотянул до девятого или десятого, прежде чем поднять эту тему.
– Если хочешь, идём с нами, – виновато сказал я, но он только улыбнулся.
– Не хочу, чтобы ты волновался в свой день рождения.
Правильно или нет, но я испытал облегчение. Вряд ли его новая встреча с отцом завершилась бы так же плохо, как предыдущая, но было приятно знать, что проверять это мне не придётся. Он провёл со мной ночь с одиннадцатого на двенадцатое, а утром приготовил мне завтрак. К сожалению я опаздывал, поэтому знал, что времени хватит только на то, чтобы быстро перекусить.
– Почему ты так долго? – спросил он, когда я, наконец, появился из спальни в костюме.
– У меня заканчиваются рубашки, – ответил я, усаживаясь за стол. – Терпеть не могу ходить по магазинам. – Я ненавидел шоппинг до такой степени, что, находя приглянувшуюся мне вещь, покупал не одну её, а сразу штук десять, чтобы как можно дольше потом не выходить в магазин. Проблема заключалась в том, что изнашивались они тоже одновременно. – Ты точно не против, чтобы я поужинал с отцом? – спросил я раз в четвёртый, наверное, за последних два дня.
– Точно.
– Мы увидимся вечером?
– Не знаю, солнце. Я могу быть занят.
– Хорошо, – ответил я, улыбаясь. Я знал, что он будет ждать меня, когда я вернусь.
День в офисе сложился долгим и нудным, и забежать домой перед встречей с отцом я не успел. По традиции вместо подарка отец угощал меня ужином, поэтому я удивился, когда он принёс в ресторан коробку – зелёную жестяную коробку в цветочек и безо всякой обёртки, которая почему-то показалась мне смутно знакомой.
Без предисловий он поставил коробку на стол.
– Это мне? – спросил я.
– Это твоему другу.
– Моему другу? – удивлённо повторил я.
– Она принадлежала твоей матери. Стояла все эти годы на кухне. – Он пожал плечами. – Я не знал, что с ней делать. Выбрасывать не поднималась рука, но я не умею готовить, и ты тоже. – Тут я понял, почему коробка кажется мне знакомой. Всё моё детство она простояла на кухонной стойке в доме моих родителей. В этой коробке моя мама хранила свои рецепты. – Я подумал, вдруг оно пригодится твоему пирожку.
– Его зовут Коул, – сказал я строго, на что он снова пожал плечами, словно это было несущественно. Однако желание подарить Коулу нечто, принадлежавшее моей матери, означало, что отец уважает моё решение быть с ним – по крайней мере, в какой-то степени. – Ты хочешь, чтобы я отдал коробку ему?
– Я вроде так и сказал, нет? – Вопрос прозвучал так похоже на Коула, что я чуть не рассмеялся.
– Боюсь, мамина сырная запеканка не совсем в его стиле, – проговорил я и немедленно пожалел о своих словах. В тот же миг отца опять окружили его призраки, и он уставился перед собой в стол.
– Джон, – произнёс он тихо. – Я не могу вечно цепляться за эти вещи. Из всех, кого я знаю, он – единственный человек, кому это может пригодиться.
У меня было подозрение, что Коул поднимет подарок на смех, но отцу знать об этом было не обязательно.
– Хорошо, пап, – сказал я. – Я ему передам.
В итоге мы хорошо посидели. Отцу хотелось сводить меня на какой-нибудь спорт, поэтому он весь ужин приставал ко мне то с «Санс», то с «Кардиналс» и, когда я в конце концов выбрал «Кардиналс», спросил, покупать ли ему три билета. Мне было сложно представить Коула на футболе, и потому я сказал нет.
Домой я вернулся около восьми и – как я и ожидал – застал Коула читающим на диване.
– Как прошёл ужин? – спросил он, отложив книгу.
– Хорошо.
– Что отец подарил тебе? – Он потянулся к коробке в моих руках.
– Это не для меня, – сказал я, – а для тебя. Отец просил передать тебе.
– Мне? – переспросил он, и его глаза широко распахнулись от изумления.
– Я понимаю, что это глупо, – добавил я, когда он открыл коробку, – но он почему-то захотел, чтобы она была у тебя.
Вытащив одну из карточек, он уставился на неё. И застыл без движения.
– Чьё это было раньше?
– Мамино.
– Правда? – Он повернулся ко мне, и его глаза вспыхнули прекрасным и одновременно каким-то мучительным светом. Я рассмотрел в его взгляде что-то похожее на надежду. Мне даже показалось, что он близок к слезам. Его реакция поразила меня.
Он не только не счёл отцовский подарок глупым, но и был, похоже, глубоко тронут. Почему эта маленькая коробка произвела на него такое сильное впечатление?
– Сомневаюсь, что тебя хоть что-то оттуда заинтересует, – скептически произнёс я.
Он поставил коробку на стол и подошёл ко мне. Взял моё лицо в ладони и чуть-чуть привстал на носках, чтобы заглянуть мне в глаза.
– Иногда ты такая бестолочь, – промолвил он. Но лёгким тоном. И поцеловал меня в щёку. – Спасибо тебе.
– Это от отца, – сказал я, по-прежнему не понимая, почему это возымело такое значение.
– Я обязательно поблагодарю и его тоже, – сказал он, отпуская меня.
Он проследовал за мной в спальню – мне не терпелось избавиться от костюма, – где на кровати я с удивлением обнаружил два больших магазинных пакета.
– Что это? – спросил я, вешая в шкаф пиджак.
– Ты сказал, тебе не хватает рубашек.
– Да, но не к тому, чтобы ты отправился их покупать!
– Ты ненавидишь шоппинг. Я нет. У меня есть время. У тебя нет. По-моему, решение лежало на поверхности. Солнце, в этом нет ничего такого.
Я заглянул в пакеты. Там лежала по меньшей мере дюжина рубашек, и только три из них были того цвета, что я обычно носил, – то есть, белого. Ещё я увидел пять галстуков смелых расцветок, которые лежали далеко за пределами моей зоны комфорта.
– Не уверен, что смогу их носить.
– Ох, прелесть, ты можешь хоть раз расслабиться? Попробовать что-то новое? Немного пожить?
Дюжина рубашек, пять галстуков… и всё из очень дорогого магазина.
– Это слишком много для подарка на день рождения.
– Это не на день рождения, а просто так. – Он достал из кармана чек. – Вот. Я знал, что ты устроишь бучу, поэтому можешь возместить мне расходы.
Сумма на чеке была солидной, но не запредельной с учётом того, сколько всего он купил. Плюс я был избавлен от необходимости таскаться по магазинам лично.
– Спасибо, – сказал я. – И за рубашки, и за то, что не стал спорить со мной насчёт денег.
– Не за что, солнце. – Он взял с комода ещё один конверт и вручил его мне. – Вот твой настоящий подарок. Но не вздумай даже заикаться о том, чтобы вернуть деньги и за него тоже.
– Не буду, – пообещал я, надеясь только, что он не зашёл чересчур далеко.
Открыв конверт, я достал оттуда открытку. И подарочный сертификат.
– Скайдайвинг? – оторопело спросил я.
– Да, – ответил он, улыбаясь. – Подумал, что тебе может понравиться.
Одна только мысль о прыжке с парашютом была настолько пугающей, что мой желудок совершил кувырок.
– Ты шутишь?
– Нисколько, – сказал он, посмеиваясь.
– И ты сделаешь это вместе со мной?
Он театрально содрогнулся.
– Прелесть, я тебя умоляю! Чтобы я добровольно выпрыгнул из совершенно исправного самолёта? – Качая головой, он начал расстёгивать пуговицы моей рубашки. – Иногда мне кажется, что ты совершенно меня не знаешь, – поддразнил меня он.
Я мог бы сказать ему то же самое.
– Почему ты думаешь, что я захочу выпрыгнуть из совершенно исправного самолёта?
Он замер, словно задумавшись. И когда поднял взгляд на меня, его глаза больше не смеялись.
– Солнце, ты всё время такой серьёзный. Ты самый приземленный человек из всех, что я знаю. – Он пожал плечами. – Я подумал, вдруг ты мечтаешь научиться летать.
4 декабря
От Коула Дэну
До конца праздников я буду в Париже. И нечего удивляться. Знаю, ты воображаешь, будто теперь я живу одним Джонатаном, но уверяю тебя, это не так. Даже забавно, в какого романтика ты превратился после того, как в твоей жизни появился один большой вредный коп. Впрочем, я нахожу это очаровательным.
Я привык встречать Рождество в Париже, но, признаться, в этом году здесь смертельно скучно. Компания старых друзей мне приелась, а искать кого-то нового я не в настроении. Полагаю, отчасти тому виной моя дорогая матушка, поскольку предполагалось, что на праздниках я с ней встречусь, однако в последнюю минуту она предсказуемо придумала отговорку. Ничего другого я от неё и не ждал, хотя, должен сказать, это задело меня сильнее, чем хотелось бы. Одно хорошо: теперь можно не чувствовать себя виноватым за то, что я вложил не слишком много души, когда выбирал для неё подарок.
Кстати о подарках. Я не имею ни малейшего представления о том, что дарить Джонатану. К тому же мне Бог знает почему запрещено тратить на него много денег. С этим мужчиной не жизнь, а одна борьба.
***
Заявление Коула о том, что после Дня благодарения он на все праздники улетает, стало для меня полной неожиданностью.
Когда мы только начинали встречаться, он проводил дома и в путешествиях равное количество времени, и при моих собственных частых разъездах мы виделись крайне нерегулярно. Теперь я вдруг понял, что в последние несколько месяцев он почти никуда не уезжал. Когда я был в Финиксе, мы почти каждую ночь проводили вместе.
Я не ожидал, насколько сильно буду скучать по нему, но, так или иначе, первые три недели декабря я провёл в командировках – сначала в Вегасе, потом в Лос-Анджелесе. В Финикс я вернулся только двадцать второго, и на работе меня обрадовали новостями, что по меньшей мере месяц поездок у меня не предвидится. И я испустил мысленный вздох облегчения.
Сочельник я, как обычно, провёл с отцом. Мы обменялись подарками и вышли поужинать, после чего сходили на полуночную мессу. Я относился к тем людям, которые переступают церковный порог не чаще одного раза в год, и то делал это лишь потому, что в канун Рождества отца никак нельзя было оставлять в одиночестве. В Рождество призраки моей матери и сестры преследовали его сильнее всего, и с каждым годом оно становилось всё хуже. Я понимал, что ему одиноко, но не представлял, как помочь. После того, как он попрощался со мной глухим от сдерживаемых слёз голосом, я уехал домой и в подавленном настроении лег спать.
В шесть часов рождественского утра у меня зазвонил телефон. Вытаскивая себя из кровати, я мысленно проклинал звонившего, кем бы он ни был – пока не взглянул на экран. Я увидел там имя Коула и обнаружил, что улыбаюсь.
– Да?
– Прелесть, я в курсе, что у вас страшно рано, но здесь уже четыре часа дня, и я устал ждать.
Невероятно, сколько радости мне доставило просто услышать его голос.
– Думаю, я прощу тебя.
– Я ничуть по тебе не скучаю.
– Я по тебе тоже. Пожалуйста, скажи, что ты прилетаешь домой.
– Ещё десять дней. Хорошо провёл Сочельник?
– Нормально, – солгал я, потому что не хотел говорить ему, как на самом деле всё было уныло. – А ты?
– Сходил на базар на Елисейских Полях. Потратил кучу времени, выбирая тебе идеальный подарок, и позорно ушёл ни с чем.
– Ничего мне не покупай, – взмолился я. – Просто вернись домой и приготовь мне ужин.
– Ах вот как? – спросил он шутливо. – По мне, значит, ты не скучаешь, а по моим ужинам – да?
– Я почти каждый день питаюсь замороженной пиццей.
– Прелесть, я не знаю, как ты раньше выживал без меня, – сказал он, и я рассмеялся.
– Я тоже.
Мы проговорили около часа, и в конце для меня стало неожиданностью то, насколько тяжело мне далось попрощаться с ним и повесить трубку. Я обвинил во всём Рождество и своё полное одиночество. И практически в это поверил.
***
Я не получал от него вестей до первого четверга января. Было больше десяти вечера. Я собирался ложиться спать.
– Привет, прелесть. Я только что прилетел.
– Давно пора, – сказал я, улыбаясь.
– Скучал по мне?
– Нисколько, – ответил я. – Ни самой маленькой чуточки. И совершенно точно не каждый день.
– Ну, раз никто ни по кому не соскучился, то, полагаю, нет смысла приглашать тебя провести со мной выходные.
– Я буду у тебя к ужину.
– Это самое раннее?
Осознание того, что он хочет увидеться со мной так же сильно, как я с ним, вызвало у меня улыбку.
– Попробую улизнуть на пару часов пораньше.
– Только если ты хочешь сам, – сказал он, но по голосу чувствовалось, что ему приятно.
Совсем рано уйти мне не удалось, однако около пяти я уже был у его дома. Постучав, я не стал дожидаться ответа и зашёл внутрь. Оставил сумку у порога, а приготовленный для него подарок забрал с собой. Я не видел его почти полтора месяца. И теперь на удивление сильно нервничал. Предположив, что он занят ужином, я заглянул на кухню, однако там никого не было. Более того, ничего не было ни в духовке, ни на плите, а в воздухе не витали соблазнительные ароматы.
Я обнаружил его в гостиной. Он спал в уголке дивана, закутавшись в покрывало. С тех пор, как мы виделись в последний раз, он успел подстричься, и я подумал о бабочке у него на шее и о том, что доступ к ней стал теперь полностью открыт. Мне не терпелось скорее коснуться её губами. Бесшумно я подошёл к нему. Он разрешал мне интимные нежности только во время секса, но я надеялся, что сегодня он слишком устал, чтобы оттолкнуть меня.
Близко склонившись к его волосам, я вдохнул его сладкий запах. Отвернул покрывало, обнажая шею, и едва приложился губами к коже…
Как в тот же миг получил макушкой по носу, когда он от неожиданности дёрнулся, просыпаясь, и отпихнул меня прочь.
– Ай! – вскрикнул я, хватаясь за нос.
– Господи Боже, Джонни! У меня чуть разрыв сердца не случился!
На глазах у меня выступили слёзы, и всё же мне было приятно, что он назвал меня хоть какой-то формой моего имени – пусть и от шока.
– Я не хотел испугать тебя, – проговорил я из-под руки, – но ты не представляешь, как я рад, что ты дома.
– Несмотря на то, что ты совсем по мне не соскучился? – поддел меня он.
– Да.
Он протянул мне салфетку из пачки, которая лежала на столике рядом.
– Я сделал тебе больно?
– Немного, – признался я, вытирая глаза. – Что ж, буду знать теперь, как к тебе подкрадываться.
– Вот-вот. Поделом тебе, – сказал он.
Я нащупал за спиной подарок и вручил ему. Это была бутылка вина, обёрнутая серебристой фольгой.
– Счастливого Рождества.
– Но я ничего для тебя не приготовил, – произнёс он, начиная её разворачивать.
– Ну и что.
Когда он увидел этикетку, его щёки стали ярко-алыми, но он улыбнулся. Это была бутылка ежевичного мерло.
– Ты ещё долго будешь припоминать мне это, да?
– Даже не сомневайся, – поддразнил его я. – Надеюсь, оно подойдёт к ужину.
Внезапно улыбка слетела с его лица.
– Ужин! Который сейчас час?
– Почти пять, – ответил я, пытаясь притянуть его поближе и ещё раз поцеловать в шею.
– Мне надо заняться ужином! – Он попробовал было вывернуться, но мне удалось зажать его руки между нашими телами, и опираться ему стало не на что.
– Нет, не надо.
– И зачем я только заснул. – Он продолжал извиваться в моих руках – пусть и не так активно, как раньше, но мне пришлось немного с ним побороться, чтобы поцеловать его в шею. – Просто я так устал. Обычно я трачу день или два на то, чтобы привыкнуть ко времени, но мне так сильно хотелось тебя увидеть… – Подобные признания были абсолютно не в его характере, и от неожиданности я на миг перестал с ним сражаться.
– Правда? – спросил я. Он не ответил. Оттолкнул меня и к моему разочарованию встал. – Куда ты?
– Прелесть, ты меня вообще слушаешь? Мне надо начинать готовить…
– Нет, не надо. – Поднявшись, я взял его за руку. – Просто посиди со мной ещё немного.
– Нет времени…
Я попытался притянуть его к себе, но он не дался.
– Несколько минут погоды не сделают. – Он состроил скептическое лицо, и я, не выдержав, закатил глаза. – Иди сюда, – сказал я полудразнящим-полурасстроенным тоном, всё пытаясь привлечь его ближе.
– Если не начать готовить прямо сейчас, то мы сядем за стол возмутительно поздно.
– Мне всё равно, – сказал я, и он, оставив попытки вырваться, удивлённо на меня оглянулся.
– Ты не хочешь, чтобы я готовил? – В его голосе прозвучала обида.
– Очень хочу, – заверил его я. – Но кое-что другое хочу намного сильнее.
Обиженное выражение на его лице сменилась дразнящей усмешкой.
– И ты не в состоянии ждать?
– Нет, – ответил я, чувствуя, что он уступает. – И ты, кстати, задолжал мне подарок на Рождество.
– Хм-м-м… – протянул он, подходя ко мне. – Мне нравится твоя нетерпеливость, лапа. – Его пальцы легли на пуговицы моих джинсов, но расстёгивать их не стали. – Как тебе хочется? – спросил он, игриво поглядывая на меня из-под чёлки.
Я убрал его руки со своего паха.
– Я просто хочу поцеловать тебя. – Его реакция была далека от той, на которую я надеялся. С некоторым смятением на лице он отступил назад, но я успел обнять его и притянуть к себе. – Всего один поцелуй. И я отпущу тебя заниматься ужином.
И он, стоя в моих объятьях, пусть неохотно, но всё же расслабился.
– Как пожелаешь, прелесть.
Я взял в руки его лицо. Мои ладони легли на его скулы, а пальцы погрузились в шелковистые волосы. Запрокинул ему голову и нашёл его рот, невесомо касаясь его закрытыми губами, поскольку давно выяснил, что он не любит, когда я проникаю языком ему в рот. Он не сопротивлялся, но и особенного энтузиазма тоже не проявлял. Его губы едва приоткрылись.
Меня это не смутило. Я умел быть терпеливым.
Не то, чтобы мы никогда раньше не целовались, однако обычно это происходило во время секса, и даже тогда я чувствовал, что он скорее терпит, чем получает удовольствие. Он никогда не позволял целовать себя, как сейчас, когда поцелуй сам по себе являлся чувственным актом, и для меня это стало невероятно возбуждающим опытом, не похожим на всё, что было у нас раньше.
Я хотел только целовать, только трогать его – и ничего больше. Дело было не в отсутствии желания заняться сексом – разумеется, оно было. Оно вибрировало в каждой клетке моего тела. И все же, несмотря на почти шесть недель разлуки, мысль о сексе почему-то ушла на второй план. По-настоящему мне сейчас хотелось просто почувствовать его и ещё больше – сделать ему приятно. Нечто похожее у меня бывало с моими предыдущими любовниками, но недолго и очень редко.
Наконец, я ощутил, что он немного расслабился. Продолжая касаться его медленно, нежно, я приоткрыл рот и легко провёл по его губе языком. У него перехватило дыхание. Он напрягся, но несильно и лишь на миг, а после прильнул ко мне, и я ощутил у себя на талии его руки. Он разомкнул губы ещё пошире, и тогда я, целуя его, начал ласкать языком его верхнюю губу. Новое ощущение заставило его коротко всхлипнуть. А мне, когда я услышал свой ответный стон, пришлось сдержать себя, чтобы не заступить дальше.
Я остановился только затем, чтобы снять наши рубашки и бросить их на пол. Я хотел ощутить телом его гладкую кожу, но он воспринял перерыв как сигнал к действию и начал расстёгивать мои джинсы. Тратить время на предварительные ласки было не в его правилах. Он всегда чётко знал, что ему хочется, и всегда без промедлений переходил к делу. Однако я был ещё не готов отпустить этот момент.
Я поймал его тонкие запястья, и он поднял на меня удивлённый взгляд.
– Не сейчас, – прошептал я.
Я снова начал легко ласкать его губы. Лизнул кончиком языка верхнюю, и он содрогнулся, а потом, не обращая внимания, что я держу его за запястья, вновь потянулся к моему паху. Его упрямство расстраивало меня. Я не хотел спешить. Я хотел вволю им насладиться, и меня раздражало это нежелание хотя бы раз пойти мне навстречу. Когда его пальцы опять начали возиться с моими пуговицами, я на секунду позволил злости выплеснуться наружу. С силой убрав его руки, я резким движением завёл их ему за спину и крепко сжал – грубее, чем собирался, но его реакция была моментальной и безошибочной. Его глаза закрылись, из горла выплеснулся тихий всхлип, и он обмяк в моих объятьях, словно у него отказали колени. От удивления я чуть-чуть отстранился, чтобы видеть его лицо. Стиснул его запястья туже и крепко прижал к себе. И он с тихим стоном, отправившимся прямиком ко мне в пах, практически растаял в ловушке моих объятий.
Мне никогда не приходило в голову применить против него силу, и внезапно я увидел море открывшихся передо мной возможностей. То был идеальный способ целовать и трогать его, сколько мне хочется, и вместе с тем доставлять ему удовольствие. Дух захватывало от того, насколько простым и непередаваемо эротичным оказалось это решение.
Я потянул его на пол, и он покорно мне подчинился. Уложив его на спину, я расстегнул его брюки. Я по-прежнему не стремился переходить к сексу, но мне хотелось иметь возможность чувствовать и эту часть его тела тоже. Он молча наблюдал за мной. В его глазах была страсть – и что-то ещё. Что-то, чуть-чуть напоминающее страх, но с большой долей предвкушения. Я снял с него брюки, но сам раздеваться не стал.
Любуясь им, я ненадолго замер. Меня всегда привлекали более крупные, более мужественные мужчины, но с ним я перестал понимать, почему. Его тело казалось мне совершенным. Он был таким худым. Повстречайся мы лет десять назад, я бы, наверное, смог пересчитать его рёбра. Сейчас нам обоим было уже за тридцать, но в местах, где прочим мужчинам возраст добавил лишний объём, он стал лишь немного мягче. Его живот остался по-прежнему плоским, талия – тонкой, а ноги стройными. Его пах был выбрит идеально чисто, и кожа там была мягкой и гладкой. Мне казался прекрасным даже его член – стройный и с ярко выраженным загибом к животу, когда он стоял, как сейчас.
Я провёл ладонями вверх по его ногам, затем по бёдрам, не задевая эрекцию, и услышал, как его дыхание участилось. Медленно я лёг на него сверху. Его глаза были широко открыты, он смотрел на меня с опаской, и в то же время в его взгляде безошибочно считывалось влечение. А его губы…
Боже, как я любил его губы. Идеально вылепленные, мягкие, чувственные. Раньше я и не подозревал, насколько притягательным может быть чей-то рот. Я наклонился, чтобы ещё раз поцеловать его. Желая как следует распробовать его рот, я начал с самого уголка, затем, поглаживая языком и мягко посасывая его верхнюю губу, двинулся к центру. Он опять застонал, а его руки потянулись к моему паху.
– Нет, – выдохнул я.
Поймав его за запястья, я завёл ему руки за голову. Он отреагировал ещё более бурно, чем раньше. Застонал и выгнулся подо мной, втираясь в меня эрекцией. Он не пытался высвободиться, но, похоже, хотел добиться максимально возможного контакта с моим телом. Он опять всхлипнул, а я продолжал удерживать его своим весом до тех пор, пока он не перестал сопротивляться и не расслабился на полу. Сжимая его запястья, я вернулся к его губам и, закончив с верхней, принялся дразнить нижнюю. Она была мягкой и полной, естественно выпяченной, как от обиды, и когда я всосал её в рот, нежно покусывая, он снова всхлипнул и попробовал вырваться – на сей раз по-настоящему, – но я был сильнее. Было легко удерживать его пригвождённым к полу.
Переместив оба его запястья в одну руку, я освободил вторую и провёл ею по его плечам. Подразнил большим пальцем сосок, и он застонал, но не сделал попытки вырваться. Моя рука соскользнула ниже, прошлась по бёдрам и проникла под его тело.
Накрыв одну мягкую ягодицу ладонью, я теснее притиснул его к себе. Оторвался от его губ и увидел, что они покраснели и немного припухли. И от этого зрелища возбудился ещё сильнее.
Я покрыл поцелуями его веки, потом скулы, потом нашёл языком и обвёл по краю мягкую раковину его уха. С тихим всхлипом он вновь дёрнулся подо мной – но совсем слабо. Вряд ли он всерьёз испытывал желание вырваться. Скорее он просто хотел убедиться, что я по-прежнему удерживаю его в плену, обновить ощущение, что он пойман. Когда он, тяжело дыша, расслабился, я прихватил губами мочку его уха, а после поцеловал в подбородок.
Я переместил руку на его бедро и, хотя телом прижимал его к полу, почувствовал, как он толкается, ищет мою ладонь, изнывая от желания настоящего контакта. Вернувшись к его губам, я стал нежно посасывать их, пока кончики моих пальцев подбирались всё ближе и ближе к его эрекции, щекоча мягкую обнажённую кожу там, где должен был быть островок волос.
Он всхлипывал, стонал, задыхался. Я легко задел основание его члена, а затем, дразня его, пробежался пальцами по всей длине. Его реакция была такой, что я чуть не кончил. Он выгнулся подо мной, его запястья напряглись в моей хватке. Я убрал пальцы от его паха, и он, прерывисто дыша, снова обмяк.
– О Боже, – выдохнул он. – Если ты сделаешь так ещё раз, то всё закончится.
– О? – тихо спросил я. – Так мне сделать ещё раз или остановиться?
Он издал тихий звук, похожий на смешок.
– Ещё раз! – прошипел он, и я улыбнулся.
Вернувшись к его совершенным губам, я мягко потянул за нижнюю, а потом поцеловал его – впервые по-настоящему, – и на сей раз он наконец-таки откликнулся. Разомкнул губы и, когда наши языки соприкоснулись, горловым стоном застонал мне в рот. Но я не стал заходить слишком далеко. Не желая, чтобы он пожалел о том, что уступил мне, я целовал его одними губами, пока не почувствовал, как кончиком языка он нерешительно толкнулся мне в рот. Когда я впустил его, он застонал и попытался освободить запястья – уже решительнее, так что мне понадобилась сила обеих рук, чтобы удержать его, отчего он, ахнув, выгнул подо мной спину.
– Пожалуйста, – всхлипнул он. Я не ответил. Все мои силы были направлены на то, чтобы удержать моё собственное возбуждение под контролем. Я подождал, пока он расслабится и прекратит сопротивляться, чтобы можно было снова взять его только одной рукой, затем высвободил из брюк свою эрекцию. Подался ему навстречу, так что оба наших ствола стали тереться друг о друга. Он снова издал короткий возглас и дёрнулся, но, впрочем, несильно.
Я целовал его, наслаждаясь его вкусом, пока он искал мой язык своим и, повторяя за мной, поглаживал мои губы. Я обернул оба наших члена ладонью. Когда мой кулак сжался, он застонал, и я начал ласкать нас – медленно, но далеко не нежно, хотя целовать его продолжал максимально мягко.
– О Боже, – простонал он мне в губы, и по его тону мне стало ясно, что он скоро кончит.
Стоило мне зажать обе наши головки в кулаке и начать их тереть друг о друга, как он надрывно вскрикнул от облегчения, выгнулся, и я почувствовал, как он пульсирует, изливаясь в мою ладонь. Его хриплые крики, тонкое тело, сражающееся со мной, мой кулак, скользкий от его семени – всего этого неожиданно стало слишком много, и я наконец перестал сдерживаться. Я спрятал лицо в его волосах и, вдохнув запах клубники, позволил оргазму омыть моё тело, пока он дрожал подо мной. В какой-то момент я, наверное, отпустил его, потому что смутно почувствовал, как одной рукой он обхватил мою шею, а второй, скользнув между нашими телами, накрыл мою руку, пока я ласкал себя. Когда всё закончилось, я обнял его. И на какое-то неопределённое время – на секунду или, быть может, на год – мы замерли на полу, с дрожью прижимаясь друг другу.
Зарывшись лицом в его волосы, я прижался губами к его виску.
– Вот видишь, – прошептал я. – Поцелуи – это совсем не страшно. – Он громко рассмеялся, и его смех был для меня самым прекрасным звуком на свете.
– Подумать только, сколько времени я потратил, бегая по Парижу в поисках подарка для тебя.
– В следующий раз будешь знать, что делать.
Когда наше дыхание улеглось, я сел. Нашёл рядом свою рубашку и вытер сначала себя, а потом его. Он молча наблюдал за моими действиями. Поднявшись, я протянул ему руку и помог встать, а он подобрал с пола свою рубашку и брюки и, не глядя на меня, стал одеваться. Он был так тих, что я заволновался, не обидел ли его чем-нибудь, но когда он оделся, то подошёл ко мне и заглянул мне в глаза. Его губы по-прежнему были покрасневшими и припухшими, и я никак не мог отвести от них взгляд.
– Знаешь, раньше мне не особенно нравилось целоваться, – проговорил он тихо. – Но раньше никто не целовал меня так, как ты.
– Я рад, что ты пересмотрел своё мнение, – сказал я, обводя большим пальцем его рот, – потому что таких красивых губ, как у тебя, я больше не видел. Кажется, я в них влюбляюсь. – Закрыв глаза, он улыбнулся. На его скулах проступил румянец, и в кои-то веки он не стал скрывать его от меня. – Хочешь, я отведу тебя поужинать? – спросил я.
Его глаза открылись, и он кивнул.
– Да, – сказал он. – Я буду готовить завтра.
– Хорошо.
– Но сначала… – Приподнявшись на цыпочках, он обнял меня за шею. – Поцелуй меня ещё раз.
И я с радостью ему подчинился.
***
Мы поужинали в итальянском ресторане неподалёку от его дома. Было вкусно, но Коул готовил намного лучше. Я всякий раз сообщал ему об этом, а он всякий раз смеялся. Но я не обманывал. Ещё мы больше не спорили о том, кто будет платить по чеку.
Теперь он всегда уступал это мне. Я знал, он не понимает меня и находит моё упорство забавным, но поскольку он всегда сам покупал продукты, когда готовил дома, я считал себя обязанным расплачиваться хотя бы в тех редких случаях, когда мы выбирались поужинать в ресторан.
Той ночью мы легли в постель, как обычно: он на свою половину, я на свою. В комнате было темно. С ним, не более, чем тенью на расстоянии, кровать казалась невозможно большой. Мне нестерпимо хотелось дотронуться до него, но, прислушавшись к его дыханию, я понял, что он не спит. Я уже проваливался в сон, когда он внезапно сказал:
– Я всё вспоминаю о колледже.
То было странное заявление, и я пожалел, что в комнате не хватает света, чтобы увидеть его лицо. Я ждал продолжения, но заговорил он только после того, как я спросил:
– Что?
– Ты понимаешь, что мы были там в одно и то же время? Практически через дорогу друг от друга. Ты с Заком в CU. Мы с Дэном в CSU (CU – Университет Колорадо, CSU – Государственный университет Колорадо – прим. авт.). – Он замолчал. Я не знал, что ответить. Я никогда раньше не задумывался об этом. – Расскажи мне о Заке.
– Что именно?
– Каким он был?
– Он был… таким непринуждённо-весёлым. Беспечным. Ни к чему не относился всерьёз. Как и ты, он любил готовить, хотя получалось у него далеко не так здорово. – То была не лесть, а чистая правда. – Но наслаждался процессом он не меньше тебя.
– И что случилось?
Мне пришлось ненадолго задуматься какими словами объяснить, что же пошло не так. Все годы после нашего расставания прошлое вспоминалось мне в самых радужных тонах. Я не мешал себе верить, что нам было замечательно вместе. Что наш разрыв был следствием трагического недопонимания. Хотя после нашего столкновения в Вегасе, я стал с собой немного честнее.
– Понимаешь, я всегда думал, что Зака нужно всего лишь чуть-чуть подтолкнуть. Он будто плыл по течению с закрытыми глазами. Казалось, если направить его на верный путь, то ему будет от этого только лучше. – Теперь я, конечно, видел, насколько это было неправильно – любить его и одновременно пытаться вылепить из него кого-то другого. – Я всё давил и давил на него. Настаивал, чтобы он не проживал свою жизнь зря. Я считал, что помогаю ему, тогда как на самом деле его отталкивал. – Ответом мне было молчание, и тогда я спросил: – Ну, а ты?
– Что я?
– Ты говорил, что твой образ жизни не сочетается с серьёзными отношениями.
– Приятно слышать, что иногда ты уделяешь моим словам внимание.
– Но ты пробовал? Хотя бы раз?
– А смысл? – спросил он. – Меня устраивает всё, как есть. – Я знал, что он пытается увести разговор в сторону, но не собирался идти у него на поводу.
– Ну, а с Дэном?
– Нет. Ничего подобного между нами никогда не было. Мы дружили, и только. При случае спали друг с другом. И оба знали, что дальше этого дело не продвинется.
По непонятной причине мне было грустно об этом услышать, и я сказал:
– Жаль.
– Солнце, о чём ты? У нас с Дэном были самые идеальные отношения, какие только можно себе представить. Абсолютно никаких сложностей. Никаких недоразумений или разочарований. Я бы ничего не стал в них менять, и, уверен, он сказал бы тебе то же самое.
– Значит, ничего серьёзного у тебя ни с кем не было?
Он не ответил, и я опять пожалел, что из-за темноты нельзя увидеть выражение его лица. С другой стороны, если бы в спальне было светло, он бы никогда не завёл разговора на такую тему. Темнота давала ему прикрытие. Дотянувшись до него через кровать, я коснулся его предплечья в надежде, что он позволит мне хотя бы такую крошечную интимность. Увы. Он отодвинулся и лёг на бок, а мне оставалось лишь постараться подавить разочарование.
– Спокойной ночи, солнце, – сказал он.
И на этом разговор был закончен.
***
Утром я встал рано и сходил на пробежку. Когда я вернулся, он выходил из душа – с мокрыми волосами и обёрнутым вокруг талии полотенцем.
– Я сейчас приготовлю завтрак, – сказал он.
– Только если ты хочешь сам. – Я до сих пор ощущал потребность напоминать ему об этом, хотя знал, что вопреки своим желаниям он не пошевелит и пальцем. Если он знал, что я чего-то жду от него, то из чистого упрямства мог отказаться. – Если хочешь, можно выйти позавтракать в город. Или я могу сбегать за пончиками.
Последнее предложение было шуткой. Будучи единственным человеком из всех моих знакомых, кто не любил эту сладкую, пропитанную маслом выпечку, он конечно же закатил глаза.
– Ни в коем случае.
Собираясь в душ, я сбросил одежду, но не успел сделать в сторону ванной и шага, как он окликнул меня.
– Подожди!
– Что? – Я обернулся. Он сидел на кровати – по-прежнему в одном полотенце. И поднимающийся под ним бугор красноречиво сообщал о том, зачем он остановил меня. Как и распутная усмешка у него на лице.
– Не спеши, солнце, – сказал он. – Почему бы тебе ненадолго не подойти ко мне?
– Я только что пробежал четыре мили, – предупредил я, но всё же встал напротив него, сидящего на кровати. – Ты точно не хочешь, чтобы сначала я принял душ?
Он поцеловал меня в живот, и его мягкие пальцы сомкнулись вокруг моего твердеющего члена.
– Точно, – ответил он, глядя на меня снизу вверх с жаром во взгляде, от которого у меня слабели колени.
Я толкнул его на постель. Раскрыл полотенце, обнажая его эрекцию, чтобы тоже иметь возможность ласкать его, и поцеловал его в шею.
Его волосы были ещё влажными после душа.
– Но ты такой чистый, – промолвил я, начиная о него тереться. – Не боишься испачкаться?
Он рассмеялся и обхватил мои бёдра ногами.
– Говоря по правде, мне даже не терпится. – Он оттолкнул мою руку от своей эрекции, и я почувствовал, как его член скользит с моим рядом. Обернув нас обоих своей тонкой ладонью, он начал ласкать нас. – Поцелуй меня снова, – попросил он тихо, обвивая второй рукой мою шею.
Меня не нужно было упрашивать. Я нежно прикусил его нижнюю губу, и в ответ он застонал. Мне нравились его стоны – поначалу тихие, они становились всё громче, всё настойчивее к концу и всегда меня возбуждали. Слушать его прерывистые вскрики было одним из моих любимейших занятий во время секса. Его мягкая рука по-прежнему двигалась между нами, и пока я раздумывал, чего мне хочется сильнее – остановить его, чтобы взять смазку и презерватив, или позволить ему закончить все таким способом, – зазвонил телефон.
– Чёрт! – выругался я, и его рука остановилась.
– Ты ведь не собираешься отвечать, правда?
– Придётся. – Я попытался высвободиться, но не смог. По-прежнему крепко сжимая мои бёдра ногами, он, по-видимому, не был склонен меня отпускать. – Это или клиент, или мой босс.
– Окей, солнце. – Он порочно мне ухмыльнулся. Но не отпустил меня. Пытаясь встать, я добился только того, что немного протащил его по кровати, а он, по-прежнему ухмыляясь, завёл руки назад и, ухватившись за спинку, вынудил меня остановиться.
Телефон зазвонил снова.
– Ты должен отпустить меня, – сказал я, хотя невозможно было не улыбнуться тому, как насмешливо смотрели на меня его глаза.
– Дорогой, ты обязан научить себя расслабляться. Ну что ужасного случится, если включится автоответчик? Перезвонишь через пару минут…
– Это займёт дольше «пары минут», и ты это знаешь, – пошутил я, и он рассмеялся. Тем не менее его ноги разжались, и я наконец-то смог встать. Забрав телефон, я ушёл в гостиную, чтобы не отвлекаться, глядя, как он лежит и ждёт меня, обнажённый, в постели.
– Джонатан.
– Джонатан, это Маркус.
Внутри у меня всё сжалось от дурного предчувствия. Маркус никогда не звонил с хорошими новостями. Однако я сделал над собой усилие и лёгким тоном поздоровался с ним.
– Доброе утро, Маркус.
– Сегодня ночью у Нгуена скончалась тёща.
– Печально слышать, – сказал я, хотя едва знал его. Пускай это было эгоистично, но я не понимал, какое отношение смерть матери жены Нгуена имеет ко мне.
– В понедельник он должен был уезжать в Сан-Диего, но теперь им с женой придётся лететь в Майами. Нужно, чтобы ты прикрыл его.
Чёрт. Я закрыл глаза. Сосчитал до пяти. Начал считать ещё раз.
– Джон? – прервал меня Маркус. – Ты там?
– Да, сэр. Дело в том, что перед Рождеством вы обещали, что до конца месяца у меня не будет командировок, и я очень рассчитывал на это время, чтобы…
– Джонатан, мне жаль, если для тебя это неудобно, но я действительно хочу, чтобы ты взял его дела на себя. Все подробности я сброшу тебе на почту. Вылет в понедельник.
– Меня некому заменить?
– Я хочу, чтобы это был ты.
Я испустил вздох, уже не заботясь о том, что он меня слышит.
– На сколько? – спросил я.
– Максимум на две недели. Возможно, меньше.
Две недели. Я не видел Коула со Дня благодарения. Полтора месяца врозь, ещё одна ночь вместе – и я снова уеду. Но что я мог сделать?
– Хорошо, сэр. Я со всем разберусь.
– Спасибо, Джонатан. Хороших выходных.
С тяжёлым сердцем я положил трубку. Я не хотел никуда ехать. Сильнее, чем когда бы то ни было, мне хотелось остаться дома. С Коулом. Теперь, когда я знал, что завтра нам вновь предстоит расстаться, моя радость от выходных потускнела.
– Ну? – спросил он насмешливо, когда я вернулся в спальню. – Надеюсь, оно того стоило.
– Определённо нет. У одного из моих коллег умерла родственница, – ответил я, ложась рядом с ним на спину. – Мне придётся на неделю прикрыть его.
– И что это значит, солнце?
– Это значит, что в понедельник я уезжаю в Сан-Диего.
– Прелесть, я же только-только вернулся!
– Я знаю, – проговорил я. – Прости. – Он должен был слышать, насколько искренне я сожалею.
Он помолчал немного, а потом вдруг сел. Устроился верхом у меня на бёдрах и сверху вниз заглянул мне в лицо.
– Почему именно ты, солнце? Неужели всех ваших старших менеджеров по связям с клиентами, – упоминая мою должность, он всегда использовал насмешливый тон, – вот так по щелчку отправляют из города?
– И да, и нет. Время от времени такое бывает со всеми, хотя со мной, наверное, чаще всех.
– И почему же?
– Потому что большинство остальных ребят женаты, и у них есть семьи.
– То есть, твоё личное время менее ценно единственно из-за твоего образа жизни?
– Ну… – Я даже не знал, что ответить, поскольку никогда не рассматривал ситуацию под таким углом.
– И эта поездка… солнце, он ведь даже не твой клиент, верно?
– Верно.
– Что будет, если ты откажешься?
– Ты просишь меня отказаться?
– Разумеется, нет. Просто интересно. Тебя уволят?
– Нет.
– Тебе каким-то образом выгодно соглашаться? Тебе больше заплатят?
– Я на окладе. Возможно, это примут в расчёт при начислении бонусов, но в остальном – нет.
Глядя на меня, он покачал головой.
– Уверен, что никогда не пойму тебя. – Тонкими пальцами он провёл по волосам на моей груди и дальше – по тонкой тропке, которая, заворачиваясь вокруг пупка, уходила вниз. – Знаешь, я не думаю, что должен делить тебя с твоими клиентами, – произнёс он.
Тут я схватил его в охапку и, перевернув, опрокинул на спину, а сам опустился сверху и заглянул в его смеющиеся глаза.
– Я тоже не думаю, что должен тобой делиться. – Вот только я имел в виду не работу. А прочих его любовников.
Он улыбнулся мне.
– Только когда меня не бывает в городе. В Финиксе я целиком твой.
– Правда? – удивлённо спросил я.
– Правда. А теперь… – Обхватив мои бёдра ногами, он призывно толкнулся ко мне. – На чём мы остановились?
Проникновенный шёпот леса колдовского,
Зелёно-мшистый повелитель мрачной тайны,
Днём превращается Он в денди городского,
А ночью демоном порочно-властным станет.
Немного отстранённый поначалу,
Интимный – стань поближе, Он расскажет
О сладкой боли и изысканной печали,
И если нужно, то с размаху резко вмажет.
В руках полынь охапкой, свежим срезом,
Теплом по коже растекается и воском.
Он требующий, Он жесток и резок,
И не лишён пьянящей дозы лоска.
Он грех твой, что хранишь за амнезией,
По коридорам подсознания, за гранью.
Он горд, порою невообразимый,
Как хриплый стон полузадушенной гортанью.
Особый сорт, особый взгляд, особый ракурс
Вибрацией, дрожанием по коже
Он проведёт обряды древних таинств,
Он может воскресить и уничтожить.
Он отвергает здравый смысл и укрощает,
Он вызов над обыденным пространством.
Он творческий эстет, всё понимает,
С Ним ни на йоту не проходит шарлатанство.
Свободомыслие граничит с безрассудством,
Да так, что разом подгибаются колени.
С Ним нет табу, Он проповедует распутство,
Укутав в бархат томной неги. Вечный пленник
Его ты станешь, собственностью, вещью.
Он силы даст и невозможное откроет,
Осыплет ласками, плетьми всего исхлещет,
И измождённого, плащом своим укроет.
Как зелье колдуна дурманит, кружит
Дымящий ладан, что горит в костре полыни.
Он квинтэссенция, и с Ним никто не нужен,
Едва вдохнув, принадлежишь Ему отныне.
Опубликовано: 2017-09-22 18:39:41
Количество просмотров: 204
Количество просмотров: 204