Ты прячешься всё время в темноту. Двадцать первая часть

28 июня
​
От Коула Дэну
​
Приветик, сладость. Я так и знал, что мое последнее письмо тебя заинтригует.
​
Что ж, на то и был расчёт. Но, откровенно говоря, мне просто захотелось тебя подразнить. Ничего особенного не было. Джонатан был в Вегасе по работе, а я просто заскочил к нему – или на него, если тебе, лапа, нужен сексуальный подтекст.
​
***
​
Он провёл со мной в Вегасе ещё две ночи, после чего уехал. Через несколько дней, вернувшись, я позвонил ему.
​
– Алло? – ответил он таким голосом, словно я его разбудил.
​
– Это Джонатан. Хотел сказать, что я в Финиксе.
​
– Фантастика, дорогой. А я – нет.
​
– А где ты?
​
– В Токио.
​
– В Токио? – ошарашенно переспросил я. – Бога ради, что ты делаешь в Токио?
​
– Сплю, – отрезал он и повесил трубку.
​
Я немного переживал, не всерьёз ли он разозлился, но двумя неделями позже, придя с работы, обнаружил его за приготовлением ужина у себя на кухне.
​
В последующие несколько месяцев между нами установились лёгкие, хоть и совершенно непредсказуемые отношения. Мы оба так часто куда-нибудь уезжали, что выкраивать время друг для друга было непросто, а строить планы заранее он не любил. Ещё я успел выяснить, что лучше не звонить ему ради того, чтобы сообщить о своем возвращении в город. Предложение встретиться чаще всего заканчивалось разочарованием. Он мог сочинить какую-нибудь отговорку. Он мог сказать «нет», а потом внезапно появиться у меня дома. Он никогда не делал ничего, что не было бы его личной идеей. И тогда я стал просто ждать. И рано или поздно он обязательно мне звонил.
​
Наше общение вне постели стало менее неуклюжим. Я дал ему ключи от своего дома – не потому, что у нас всё стало серьёзно, а ради удобства. Он терпеть не мог дожидаться меня, чтобы начать готовить, а постоянно рассчитывать на Джулию было смешно.
​
​Нередко, когда мы оба были в Финиксе, он звонил только затем, чтобы сообщить, как он занят. Но потом я приходил домой и меня встречал божественный запах и он, стоящий босиком у меня на кухне. В итоге я забросил попытки предугадать его действия, но всегда был рад его видеть.

​Я так и не привык до конца к нашей связи. Для меня – в отличие от него – подобные отношения были в новинку. Раньше у меня случались как длительные романы, так и встречи на одну ночь, но с таким странным вариантом чего-то посередине я столкнулся впервые. Исходя из своего предыдущего опыта, я считал, что отношения должны либо развиваться – если ты долго встречаешься с человеком, значит, стремишься к чему-то серьёзному, – либо заканчиваться. Но Коул предельно ясно дал мне понять, что излишнее сближение не представляет для него интереса. Да, мы занимались сексом. И часто. Однако все мои попытки прикоснуться к нему за пределами спальни или поцеловать он пресекал – игриво, но твёрдо. То были странные отношения – нас нельзя было назвать ни любовниками, ни друзьями, – и я не всегда понимал, как с ними справляться.
​
…Было пятнадцатое сентября. Моя четырёхдневная командировка в Лос-Анджелес подходила к концу. В десять вечера я приземлился в Финиксе и, добравшись до дома, позвонил Коулу.
​
– Надеюсь, это что-то срочное, – сказал он сонно и даже не поздоровавшись.
​
– Это я.
​
– Солнце, я в курсе. У меня есть определитель номера. Я так понимаю, ты уже дома?
​
– Да. А что? Ты скучал по мне?
​
– Нисколько, – ответил он.
​
– Хорошо. Я тоже по тебе не скучал.
​
– Спасибо, что разбудил, чтобы сообщить эту новость, – сказал он. Связь прервалась, и я невольно рассмеялся, поскольку уже привык к его темпераменту и знал, что обижаться не стоит.
​
Я не удивился, когда на следующее утро, по пути в офис, мой телефон зазвонил. Увидев на экране имя Коула, я улыбнулся.
​
– Да?
​
– Привет, прелесть. Я решил простить тебя за то, что вчера ты меня разбудил.
​
– Я так и знал.
​
– Что у тебя с выходными? – Так он спрашивал, буду ли я свободен, или мне без перерыва будут звонить клиенты.
​
– Пока всё тихо, – ответил я. – Я весь твой, если ты меня хочешь.
​
Он помолчал немного, а когда снова заговорил, я расслышал в его тоне улыбку.
​
– Пожалуй, хочу. Почему бы тебе не провести выходные со мной?
​
– Где?
​
– У меня дома.
​
Он ещё ни разу не приглашал меня в гости, и мне было любопытно увидеть, как он живёт.
​
– Где ты живёшь?
​
– В Парадайз-Вэлли. – Ну конечно. Можно было и догадаться. Парадайз-Вэлли был самым престижным районом Финикса. – Я знаю, на неделе для тебя это неудобно, – сказал он, – но на своей собственной кухне готовить намного проще.
​
– Отлично, – ответил я. – У тебя есть бассейн?
​
– Конечно, есть. И ещё джакузи. Но в любом случае, прелесть, – его тон стал игривым, – купальные трусы с собой не бери.
​
После работы я заскочил домой собрать сумку на выходные, и, когда доехал-таки до него, было почти семь. Он жил в закрытом квартале, пусть и в одном из самых маленьких тамошних особняков. Его дом был построен в испанском стиле: белые стены, красная крыша, всё на одном уровне.
​
– Привет, прелесть, – сказал он, отворив дверь. – Снимай ботинки. – И, не дожидаясь меня, развернулся и скрылся в глубине дома.
​
Я знал, что он занят готовкой, и потому, закинув сумку в гостиную, воспользовался возможностью, чтобы осмотреться. Все комнаты были просторными, с высокими потолками. На светло-кремовых стенах висело несколько картин, но в целом дом казался каким-то полуголым. Спален было всего две: его собственная и гостевая, которая чем-то напоминала склеп. Гостиная была обставлена невероятно формально и явно почти не использовалась, а вот ещё одна большая комната оказалась более обжитой – с большим уютным диваном и несколькими наброшенными на него пушистыми покрывалами. Я вспомнил Вегас, как он сидел с книжкой, закутавшись в плед, и представил, как точно так же он коротал вечера у себя дома.
​
Самым благоустроенным помещением в доме ожидаемо оказалась кухня – огромная, со столешницами из чёрного мрамора, двумя раковинами, гигантским холодильником и плитой, которой позавидовал бы не один ресторан. Я хоть и не был экспертом, но подозревал, что в её обустройство вложена огромная сумма.
​
Босой, он стоял у плиты и, конечно, что-то помешивал. Его волосы отросли немного длиннее, чем он обычно носил, и теперь наполовину закрывали пятно в форме бабочки у него на шее. Я поймал себя на том, что отчаянно хочу прикоснуться к нему и приложиться к этому местечку губами, но знал, что это будет нарушением протокола.
​
– Красивый дом, – сказал я.
​
– Спасибо, – ответил он, не глядя на меня. – Из всех моих домов это единственный, который купил я сам.
​
– Остальные купил твой отец?
​
– Или его мать. Или моя мать. Или одна из её предшественниц.
​
– Что заставило тебя выбрать Финикс?
​
– Так вышло, что я люблю жару.
​
– Ты что, ненормальный? – изумился я.
​
Он пожал плечами.
​
– Почему-то, поджариваясь в пустыне, я ощущаю себя одновременно бунтарем и обычным человеком. – Я не совсем понимал, как оно было связано с обливанием потом на сорокаградусной жаре, но вполне мог представить, чем его – избалованного, но брошенного сына миллионеров – привлекало ощущение бунтарства и вместе с тем обычности. – Выпьешь чего-нибудь? – спросил он, отворачиваясь к плите. – Не стесняйся.
​
Я открыл огромный, забитый до отказа холодильник.
​
– Я бы, наверное, выпил вина, – сказал я, обозревая полки.
​
– Прелесть, сегодня мы не пьём красное. Так что в холодильнике его нет.
​
Но я уже приметил бутылку, в которой по моему предположению было вино, и достал её. При ближайшем рассмотрении оказалось, что вместо пробки у неё – завинчивающаяся крышечка.
​
– А это тогда что? – Я повернул бутылку и, как только прочёл надпись на этикетке, громко прыснул от смеха. – Фруктовое пино-гри «Арбор Мист»?
​
Подняв голову, я увидел, что глядит на меня с беспредельным ужасом на лице и пылающими щеками.
​
– Я забыл, что оно там.
​
– И ты это пьёшь? – удивлённо спросил его я.
​
– Нет.
​
– Тогда что оно делает у тебя в холодильнике?
​
– Должно быть, Роза оставила.
​
– Твоя экономка? Ей лет шестнадцать, что ли?
​
– Нет. А что?
​
– А то, что такие напитки пьют только подростки.
​
– Нет только, – воинственно заявил он.
​
– Значит, оно всё же твоё? – Я чуть не расхохотался от того, каким пристыженным стало его лицо.
​
Он покраснел ещё сильнее – я бы не поверил, что такое возможно, если бы не увидел своими глазами.
​
– Ну…
​
– Да-да? – Тут уже я не смог спрятать улыбку.
​
– Я…
​
– Я жду, – с сарказмом подстегнул его я.
​
– Прекрасно! – Он схватил со стола прихватку и швырнул ею в меня. – Оно моё. И я его пью. Доволен? – Он отвернулся к плите, но я успел увидеть, что он улыбается. – Теперь ты знаешь мою маленькую грязную тайну. У меня пристрастие к дешёвым фруктовым винам.
​
– Ты ругал меня, за то, что я пью кьянти с рыбой…
​
– Естественно, дорогой. Жуткий выбор.
​
– …а у самого в заначке припрятано «Арбор Мист». Скажи, Коул, а с чем именно сочетается это твое фруктовое пино-гри?
​
На мгновение он замолк, а потом с явным весельем ответил:
​
– Полагаю, особенно ни с чем. Но, прелесть, за их ежевичное мерло и умереть не жалко. Вот оно подходит решительно ко всему.
​
Я рассмеялся и уступил желанию сократить разделяющую нас дистанцию. Подошёл к нему, со спины обнял за талию и поцеловал в затылок. Он заметно напрягся, но отстраняться не стал.
​
– Мне нравится, что ты пьёшь пятидолларовое вино, – проговорил я.
​
– Только, ради всего святого, никому не рассказывай. Мне, знаешь ли, нужно поддерживать свою репутацию.
​
– О, неужели? – спросил я, смеясь.
​
– Ну, не совсем. – Он игриво оттолкнул меня. – Но по крайней мере не лишай меня роскоши заниматься самообманом, ладно?
​
– Постараюсь, – пообещал я. Открыв бутылку, я понюхал её содержимое. Пахло растворимым соком. – Это его мы будем пить сегодня за ужином?
​
– Ни в коем случае. Вообще я купил тебе хорошее кьянти. – Он выставил на меня лопаточку. – Только ни слова о бобах, иначе гарантирую, что ты будешь спать на крыльце. (отсылка к триллеру «Молчание ягнят», где в одной из сцен Ганнибал Лектор говорит: «Однажды меня попытался опросить агент по переписи населения. Я съел его печень с бобами и хорошим кьянти» – прим. авт.)

​– Я не против, – сказал я ему, – если ты ляжешь там вместе со мной.
​
Он повернулся ко мне спиной, но не раньше, чем я увидел, что ему приятно.

​16 сентября
​
От Коула Дэну
​
Должен сказать, сладость, твои назойливые расспросы начинают меня утомлять. Я ничего не рассказываю, потому что рассказывать особенно нечего. Да, ты прав. Мы и впрямь стали проводить много времени вместе, но твоё предположение о том, что наша связь переросла в нечто серьёзное, как нельзя более далеко от реальности.
​
Это обычное соглашение – и ничего больше, – очень похожее на то, чем столько лет наслаждались мы с тобой. Я привык к его смехотворной зажатости, а Джонатан, смею допустить, привык к моей… к тому, какой я есть. Через месяц-другой я уезжаю в Париж и не исключено, что, вернувшись, застану его в интимной компании с каким-нибудь большим и сердитым копом. Стоп. И почему эта история кажется мне настолько знакомой?
​
Будь здоров, сладость, и передавай своему большому сердитому копу привет. Скажешь потом, повалил ли у него в этот момент из ушей пар.
​
***
​
Ночи на воскресенье и понедельник он провёл со мной у меня дома. Утром во вторник он лежал в постели и, наблюдая за тем, как я одеваюсь, без остановки болтал. О том, что ему надо подстричься, о том, что можно попробовать приготовить на ужин, о том, что со времён колледжа он не бывал в Масатлане (курорт в Мексике – прим. авт), чему я не придал значения, но вечером, когда я вернулся с работы, он позвонил мне с пляжа и сказал, что пробудет в Мексике по меньшей мере неделю. Можно было только дивиться тому, с какой лёгкостью он перемещался в ту сторону, куда нёс его ветер. Всё время, пока его не было, я не слышал от него ни слова, но через две пятницы, придя домой, застал его у себя на кухне.
​
На следующее утро я встал и, как обычно, сходил на пробежку, после чего принял душ. Когда я вышел из ванной, он ещё спал – отвернувшись в сторону и накрывшись до пояса покрывалом, так что мне были видны только волосы цвета корицы, обнажённая спина и узкие плечи. Его карамельная кожа казалась смуглее обычного на контрасте с чистыми белыми простынями.
​
Удивительно. Шло время, но моё влечение к нему только росло.
​
С другими партнерами свежесть ощущений быстро терялась. Но с ним – нет. Ни в малейшей степени. Я сбросил полотенце и, голым забравшись в кровать, лёг за его спиной. Прижался к нему. Как всегда, его волосы пахли клубникой. Поцеловав его в шею, я спустился ладонью к его мягкому животу.
​
– М-м-м… – пробормотал он. – Если ещё нет шести, я никогда тебя не прощу.
​
– Уже почти семь.
​
Он потянулся, откинувшись на меня.
​
– М-м-м… – пробормотал он снова, но уже не сонно, а скорее возбуждённо. – Ну, в таком случае…
​
Отбросив покрывало, я вжался в него своей растущей эрекцией, а он застонал и, позволив перевернуть себя на живот, раскинул ноги, чтобы я мог между ними вклиниться. Мне нравилось чувствовать его, когда он лежал вот так, распростёртый плашмя подо мной.
​
Его тело казалось изящным и тонким, но я по опыту знал, что, когда дело доходило до секса, Коула меньше всего можно было назвать хрупким или несмелым. Поцеловав его в шею, я пощекотал кончиком языка пятнышко в виде бабочки, которое постоянно так и манило меня к себе.
​
– Мне так нравится, как пахнут твои волосы, – шепнул я ему, и он прерывисто рассмеялся.
​
Я скользнул ладонью к его эрекции. Он выгнулся, прижимаясь ко мне бёдрами. Я всего-то и собирался, что немного его подразнить, но теперь, из-за давления в паху, внезапно захотел большего – и как можно скорей. Обернув ладонью его член, я начал ласкать его.
​
– Ещё, – прошептал он.
​
– Скажи мне, чего ты хочешь, – произнёс я, двигая рукой плавно и медленно.
​
– Того же, что и всегда. – Он опять толкнулся в меня бёдрами, и от предвкушения я на миг перестал дышать. – Быстрее.
​
Было приятно узнать, что не я один сгораю от нетерпения. Я потянулся через кровать к тумбочке, где лежали презервативы и смазка, и тут…
​
Раздался звонок в дверь.
​
– Да вы издеваетесь, – проговорил Коул со столь очевидным разочарованием, что я рассмеялся. – Кто может трезвонить к тебе в такую рань?
​
– Не знаю, – признался я. – Разве что Джулия.
​
– Какая жалость, – простонал он. – А она-то мне нравилась.
​
Я хотел было не открывать, но он резко сбросил меня с себя, отчего я свалился с кровати и неуклюже приземлился на пол. Он даже не оглянулся.
​
– Компенсируешь мне после завтрака, – сказал он, удаляясь в ванную.
​
И всё из-за какого-то звонка.
​
Быстро одевшись, я поспешил к двери, надеясь, что Джулия не заметит предательскую выпуклость у меня в штанах, не вполне прикрытую краем рубашки. Но на пороге стояла не Джулия. Там стоял мой отец.
​
Одно хорошо: при виде него моя эрекция мигом пропала.
​
– Папа! – в смятении воскликнул я. – Что ты здесь делаешь?
​
Он приподнял бумажный пакет из местной кондитерской.
​
– Был неподалёку и решил заглянуть на завтрак.
​
– О, – глупо вымолвил я, потому что не знал, что ещё на это ответить, и прикинул, есть ли шанс выпроводить его до того, как Коул выйдет из спальни, или убедить Коула посидеть там до ухода отца. Не то, чтобы отец не знал, что я гей, но ему всегда становилось неловко в те редкие случаи, когда он сталкивался с этим фактом лицом к лицу.
​
– Я что, тебя разбудил? – спросил он. – Ты обычно рано встаёшь.
​
– Нет, я не спал.
​
– Хорошо. – Мы постояли с минуту в неловком молчании, глядя друг на друга, пока он, наконец, не сказал: – Джон, так ты разрешишь мне войти?
​
Чёрт! Что у меня с мозгами? Как перемкнуло.
​
– Конечно, – сказал я и отошёл в сторону.
​
Он подозрительно оглядел меня, заходя, и направился к столу в гостиной.
​
– У тебя есть кофе?
​
– Как раз собирался сделать.
​
– Джон, что-то не так? – спросил он. – Я невовремя?
​
Пока я мялся, не зная, признаваться или нет, что в постели у меня голый мужчина, из спальни появился Коул, тем самым избавив меня от мук выбора. На нём были брюки, хоть и незастёгнутые, и он как раз натягивал через голову рубашку. У отца отвисла челюсть, и я почувствовал, как мои щёки становятся пунцового цвета.
​
– О, чёрт, – сказал я.
​
– О, Боже, – сказал мой отец.
​
– О, приветик! – сказал Коул, надвигаясь на него с самой что ни на есть благодушной улыбкой, пока отец стоял, как истукан, и онемело смотрел на него с разинутым ртом. – Я Коул. – Остановившись напротив отца, он протянул ему руку.
​
– Коул, это Джордж, мой отец.
​
– Привет, Джордж, – сказал Коул. – Приятно познакомиться.
​
Он по-прежнему стоял с протянутой рукой, а отец глазел на его ладонь, словно понятия не имел, что с ней делать. Я увидел, как из глаз Коула уходит выражение его обычного насмешливого веселья, постепенно сменяясь чем-то другим, более настороженным. Он медленно опустил руку. Положил её на бедро, а второе выпятил вперёд. Потом откинул с лица чёлку. Я прямо-таки видел, как он жест за жестом надевает на себя манерность, точно какой-то костюм.
​
– Солнце, – обратился он ко мне, хотя смотрел по-прежнему на отца, – ты бы хоть намекнул, что ещё в чулане.
​
– Уже давно нет, – сказал я. Схватив первое, что попалось под руку – этим предметом оказалась сложенная утренняя газета, – я через стол запустил ею в отца. – Папа!
​
Газета попала ему по затылку, и он подскочил на полметра. Но свою задачу она выполнила.
​
– Прошу прощения, – выпалил он и запоздало протянул руку. – Джордж Кечтер.
​
Коул смерил его подозрительным взглядом, но на рукопожатие всё же ответил.
​
– Приятно познакомиться, Джордж, – повторил он. С явным отвращением покосился на пакет с пончиками на столе, после чего повернулся ко мне. – Я собирался приготовить завтрак, однако, думаю, сейчас мне лучше уйти.

​– Коул, извини… – заговорил было я, но он улыбнулся.
​
– Никаких проблем, солнце. Дай мне минуту.
​
Мы с отцом, не глядя друг на друга, сели по разные стороны стола. Отец упорно изучал столешницу, я же смотрел на Коула – как он уходит в спальню, потом выходит, обувается и забирает свои ключи. Думать я мог только о том, как бы мне хотелось, чтобы отец подождал минут десять-пятнадцать, прежде чем позвонить в дверь. Учитывая степень нашего с Коулом нетерпения, я был более чем уверен, что этого времени нам бы хватило.
​
У двери Коул приостановился и, выставив большой палец и мизинец, показал мне жестом: «позвони». Или, скорее – зная его – «я позвоню». Я кивнул, и он ушёл.
​
Как только за ним захлопнулась дверь, отец наконец-таки поднял глаза на меня. Его щёки были красными от смущения.
​
– Что он здесь делал?
​
Волей-неволей я усмехнулся.
​
– Пап, тебе правда необходимы детали?
​
Покраснев ещё сильнее, он отвернулся.
​
– Нет!
​
– Прости, если из-за нас тебе стало неловко.
​
– Я не ожидал, что ты не один.
​
– А я не ожидал, что ты без предупреждения появишься у меня на пороге – в выходной да ещё в семь утра.
​
Минуту он молчал, теребя пакет с пончиками. Зная, что он хочет что-то сказать, я ждал. Наконец, он вздохнул.
​
– Он ведь не совсем в твоём вкусе, да, Джон?
​
– Что ты имеешь в виду? – вызывающе спросил я.
​
Конечно, я прекрасно знал, что он имеет в виду, но не собирался облегчать ему задачу.
​
– Ну, – заговорил отец оборонительным тоном, – он немного… – И замолчал.
​
– Ну? – подстегнул его я. – Немного какой?
​
– Немного… слащавый.
​
Внутренне я весь ощетинился, но ничего не сказал.
​
– Он твой бойфренд?
​
Я поразмыслил над ответом.
​
– Не совсем.
​
– Значит, это была связь на одну ночь? – спросил он, и в его тоне нельзя было не различить отвращения.
​
– Пап, что оскорбит тебя меньше? – спросил я, пытаясь удержать в узде своё раздражение. – Узнать, что я подцепил его на один раз, или узнать, что у меня с ним роман?
​
Он опять уставился в стол, и я разглядел на его лице стыд. Однако стыдно ему было не из-за меня, а из-за себя. Он очень старался понять и принять мою гомосексуальность. Иногда у него получалось.
​
– Не знаю, – сознался он и снова посмотрел на меня. – Может, просто скажешь мне правду?
​
– Правда, – ответил я, – где-то посередине.
​
Он вздохнул.
​
– Полагаю, так оно всегда и бывает. – Сказать ему, кажется, было больше нечего, поэтому я ушёл на кухню и поставил вариться кофе, после чего вернулся к нему с салфетками. Он достал пончик и подвинул пакет ко мне. – Ты ещё с кем-то встречаешься? – спросил он, снова избегая встречаться со мной глазами.
​
– Нет. В данный момент только с ним.
​
– Джон, я знаю, что ты уже взрослый…
​
– Приятно, что ты заметил.
​
– …и что всё это не моё дело…
​
– В самую точку.
​
– …я лишь надеюсь, что ты будешь осторожен.
​
Таких слов я не ожидал. Они быстро остудили мой гнев, и я не сразу сообразил, что ответить.
​
– Не волнуйся, пап, – в конце концов произнёс я, и он улыбнулся.
​
– Ладно, – сказал он с видимым облегчением. – Так как насчёт кофе?
​
***
​
В следующую пятницу, когда я был в офисе, меня вызвал Маркус. Когда я вошёл к нему в кабинет, он доедал жирный гамбургер с картошкой-фри.
​
– Маркус, вы хотели меня видеть?
​
– Да! Заходи, Джон. Закрой дверь. – Я сел напротив него и подождал, пока он выбросит остатки своего ланча в корзину. В воздухе остался висеть запах фаст-фуда. – Джон, – наконец, сказал он. – Я хотел поговорить с тобой о реструктуризации.
​
– О реструктуризации? – как дурак повторил я. Конечно я помнил майский разговор о том, что наш СЕО замыслил что-то такое, но после пяти месяцев тишины сделал вывод, что ничего не будет. И теперь, когда оно всплыло вновь, я вдруг понял, что эта идея меня пугает.
​
– Монти хочет начать. Не прямо сейчас, потому что сперва нужно утрясти кое-какие другие вещи, но я хотел, чтобы ты знал: через несколько месяцев эта история точно будет запущена.
​
– То есть, мне придётся переехать?
​
– Возможно. Я пока не знаю, как мы будем решать, кому какую территорию поручить, но я хотел встретиться с каждым из вас и узнать, есть ли у вас предпочтения.
​
– Не напомните ещё раз варианты?
​
– Аризона. Сан-Диего, Лос-Анджелес, Сан-Франциско. Вегас, Колорадо и Юта.
​
– Ну, очевидно, что в первую очередь я бы выбрал Аризону. – Как, впрочем, и мои коллеги.
​
– А что насчёт остального?
​
Что насчёт остального… Меня устраивал любой город в Калифорнии. Я хорошо ориентировался в Вегасе, но не был уверен, что хотел бы там жить. Мысль о Юте меня пугала. А Колорадо… Колорадо было совсем другим делом.
​
Колорадо было местом, куда я уехал учиться в колледж. Колорадо было местом, где я познакомился с Заком и три года любил его. Колорадо было местом, где я оставил его, чтобы весь следующий год ждать, когда он ко мне вернётся. И, наконец, Колорадо было местом, где он жил по сей день – со своим новым партнёром, которого любил больше, чем когда-либо любил меня.
​
Я знал, что это глупо, но сама мысль о том, чтобы вернуться, была непереносима. Да, это был большой штат. Если я туда перееду, то без сомнения буду жить в Денвере. Зак и Анжело жили сейчас в горах, и шансы случайно с ними столкнуться были ничтожны. С другой стороны, с теми же мизерными шансами я встретил их в Вегасе.
​
Факт оставался фактом: логично то было или не очень, но возвращение в Колорадо казалось мне шагом в ошибочном направлении. В моём сознании это место было неразрывно связано с Заком и с жизнью, которую мне никогда не получить назад. Почему-то в другом штате было проще смириться с тем, что он забыл меня. Но там, зная, что он живет всего в часе езды, я вряд буду в состоянии удержаться от мыслей о нём. Или от попытки с ним встретиться. Зак тогда прямо сказал, что больше и знать меня не желает, поэтому всё кончится тем, что Анжело надерёт мне задницу, Вэл добавит от себя сверху, а Дэн просто улыбнётся и спросит о Коуле.
​
Коул…
​
Что ж. Был ещё и Коул. Я, впрочем, знал, что являюсь для него не более, чем удобным интимным знакомым, и потому не мог позволить нашей связи стать фактором, влияющим на моё решение. И ещё, конечно, был мой отец.
​
– Джон? – Голос Маркуса резко выдернул меня из размышлений. – Что скажешь?
​
– Только не Колорадо, – сказал я. – Что угодно, только не Колорадо.
​
Он кивнул.
​
– Как я уже говорил, я пока не знаю, как мы решим, но постараюсь учесть твою просьбу.
​
– Спасибо.
​
– Как только у меня появится новая информация, я дам тебе знать. Но такие дела быстро не делаются, так что, Джон, пока работаем в обычном режиме.

​Так пахнет влажный лес после дождя,
Так пахнет свежий воздух синих гор,
Так пахнут томные желания, стыдясь,
Что кто-то вдруг услышит разговор.

Фиалка фиолетовой звездой,
Весенней хвоей из растаявших снегов,
Солёным морем, что ведёт тебя домой,
И вспышками из тёмно-красных снов.

Немного робкий и застенчиво-живой,
Немного громкий, вот бы кто затормозил,
Задумавшийся странною мечтой,
И ждущий тех, кто его так заворожил.

Расслаблен солнцем ярким в летний зной,
Сок земляники на испачканных губах.
Немного дикий, необъезженный, шальной,
И с искрой в ярких, вниз опущенных, глазах.

Он просит взять его на крепкий поводок,
Он хочет одному принадлежать.
Не Север он, не Юг и не Восток,
Быть может, Запад, если смеет так желать?

Древесно-травяной берёт аккорд
И рассыпается на тысячи зеркал.
Он отдаётся до предела, хоть и горд,
Он тот, кого ты долго так искал.