Папки
Avtor Adsens
Индексация сайта
Последний визит: 2023-03-05 16:55:12
Сейчас не в сети
Сейчас не в сети
Голубой оттенок любви. Десятая часть
Денис:
Глава Тридцать Семь
Увидев на кухне записку от Фёргала, я рассмеялся. «Полный капец!», - значилось там, и добавить было нечего.
Рубашка вся измялась, но я всё равно застегнулся на все пуговицы и заправил её в брюки, надел и зашнуровал ботинки.
Валера вышел из ванной в одном полотенце, не до конца стерев капли воды после душа.
Я включил телефон и пытался разобраться в голосовой почте.
- Тебе надо позвонить доктору Андерсону в колледж, договориться с ним о новом месте, - передал я Валерке, когда он наливал себе кофе.
- Да, мне тоже об этом сообщили, - кивнул он и уселся на диван рядом со мной. – Я сейчас в универ, а ты?
- Нужно заехать в больницу за машиной, забрать вещи из кабинета, хотя там наберётся только коробка книг. – Я посмотрел на Валеру – такого красивого и желанного, - всё ещё не до конца осознавая, что произошло. – И надо встретиться с Кендрой.
- Это твоя бывшая жена, да? Мать Генри?
- Да. Ты свободен после обеда? Хотел познакомить тебя с сыном.
- Абсолютно. А вдруг я ему не понравлюсь?
- Если не станешь запрещать ему компьютерные игры, он будет тебя обожать.
- Ну, это не про меня. Зачем ещё придумали летние каникулы? – усмехнулся Валерка.
* * *
Я сидел на заднем ряду в репетиционном зале, слушая как вновь и вновь прогоняют партию струнных. Что-то из Стравинского – точнее я не мог определить, несмотря на то, что несколько лет прожил со скрипачкой. Хотя навряд ли Кендра тоже стала много понимать в медицине за эти годы.
Я с самого утра находился в состоянии эйфории и сейчас был рад немного успокоиться и посидеть в ожидании Кендры. О работе совершенно не думалось, я даже немного расстроился, когда дирижёр объявил перерыв, и Кендра направилась в мою сторону, вытирая руки о джинсы.
- Привет, милый, - поздоровалась она и поцеловала меня в щёку. – Умру, если не покурю прямо сейчас. И даже слышать ничего от тебя не хочу по этому поводу.
Мы спустились во внутренний двор, обставленный по периметру урнами, и я встал так, чтобы на меня не попадал табачный дым.
- Видели тебя вчера по телевизору. Генри был такой возбуждённый, он просто каким-то ярым социалистом становится. Что у тебя стряслось? С чего это ты вдруг не на работе? Сказался больным?
- Нет. Меня вчера уволили, так что я теперь безработный. – Кендра скривилась и сделала глубокую затяжку. – Вообще я не за этим пришёл. Генри ведь доложил тебе, что я кое с кем встречаюсь?
- Естественно, - кивнула она. – Кажется, он сказал, с каким-то молодым парнем.
- Угу, и вроде бы всё… довольно серьёзно. Я хотел тебя заранее предупредить, что Валера может заглянуть к нам, когда Генри будет у меня на выходных.
Кендра улыбнулась мне с сияющими глазами.
- Я рада за тебя. Даже если ты и встречался с кем-то без ведома Генри, всё равно ты уже слишком долго был один.
- Да уж, слишком долго, - согласился я. – Тогда я заберу Генри после обеда, познакомлю их с Валерой. Ты не против?
- Нет, конечно. Спасибо, что предупредил. У тебя счастливый вид. Давно не видела тебя таким.
- Давно себя таким и не чувствовал, - улыбнулся я ей.
Она затушила сигарету.
- Мне пора. Если не прогоним этот отрывок за сегодня, скрипке найдётся нестандартное применение, так что от тебя может потребоваться экспертиза.
- А я пойду обновлю своё резюме.
Кендра хмыкнула и скрылась в зале.
* * *
Я заглянул в кабинет Джеки, и в который раз восхитился, какие у него дружелюбные и старательные секретари. Когда-нибудь мне повезёт, и я тоже буду работать в таком милом коллективе.
- Доктор Мэйнард, - поприветствовала меня Ида. – Доктор Джексон оставил вам письмо, он предупредил, что вы зайдёте.
- Спасибо, Ида. – Я забрал протянутый конверт.
- Не за что. Я смотрела новости вчера, вы сделали великое дело.
- К сожалению, из-за этого я теперь безработный.
Ида загадочно улыбнулась.
- Доктор Джексон делает всё возможное. Думаю, вам приятно будет об этом узнать.
- Я действительно благодарен. Надеюсь, скоро снова с вами увидимся. Передайте Джеки от меня спасибо.
* * *
Генри влетел в мои объятья с криком «Папочка!», стоило только открыть дверь их с Кендрой квартиры. Я приподнял его и тут же опустил назад – он был слишком тяжёлый, чтобы долго таскать его на руках.
- Почему ты не на работе? – начал допрос Генри, за руку втягивая меня в комнату. – Ничего не случилось? Здорово, ты раньше никогда не брал отгулы.
Мы уселись на диван, не отпуская друг друга.
- Меня вчера уволили, так что сейчас я временно безработный.
На лице Генри отразилась мировая скорбь.
- Это несправедливо! Всё ведь из-за забастовки?
- Да. – Я провёл пальцем по лбу Генри, разглаживая морщинки. – Не стоит так переживать. Я уже подал заявление на другое более выгодное место.
- Я видел вчера тебя и Фёргала по телевизору. – Сын снова прижался ко мне, было так приятно осознавать, что он гордится мной.
- Слушай, я заехал спросить, не хочешь ли ты прогуляться и познакомиться с Валерой? Мы могли бы посидеть в кафе. Посмотришь на него заранее, до выходных.
- Ну ладно, - с лёгким сомнением согласился он.
Я ободряюще похлопал его по плечу.
- Он совсем не такой, как Тим. Он ест мясо, ни разу не был замечен мной за выполнением зарядки, и свой вклад в улучшение жизни на планете он выполняет за счёт медицинской практики, а не чтения лекций детям о вреде интернета.
Мои слова явно подбодрили Генри, он радостно затараторил:
- Так куда пойдём? Тут недалеко открыли классную…
Он резко замолчал, глядя на меня.
- Молодец, ты всё-таки не забыл, что ты с отцом. Так что никакой жареной картошки и никакого мороженого. Ты же помнишь – со мной ни одной бесполезной калории.
Он вскочил с дивана, бросив на ходу: «Пойду переодену форму», и убежал в свою комнату, откуда послышалось: «Я не толстый, просто упитанный».
- Мне снова рассказать тебе о детском ожирении? - крикнул я и в ответ услышал, как хлопнула дверь.
Конечно, я не был таким помешанным на здоровой еде и спорте, как Тим, и я не контролировал, как Кендра воспитывает нашего сына в моё отсутствие, но я отказывался кормить его всякой дрянью. Я призывал всю свою хитрость и изворотливость, чтобы усилить его физическую активность. К счастью, в Лондоне есть много интересных мест, где можно погулять, и Генри пристрастился к конной езде. Так что мне оставалось только следить за его артериальным давлением.
Генри появился через пару минут, в джинсах и свитере, и выглядел по своим стандартам несказанно чисто и опрятно. Кажется, он даже причесался.
- Итак, ты любишь Валеру, да? – спросил он, спускаясь по лестнице вперёд меня.
- Похоже на то, - ответил я, перескакивая через ступени, чтобы догнать его.
Глава Тридцать Восемь
Валера:
Доктор Андерсон посмотрела на меня поверх очков и спросила:
- Что ж, проблем с доктором Мэйнардом не было? Кроме той, что он не смог обеспечить ваше прохождение практики?
Я покачал головой.
- Нет. Он прекрасный учитель, я от него многое узнал. Все мы.
- Его общественная деятельность не вредила обучению?
- Нисколько. Мне кажется, полезно увидеть, что администрация не всегда преследует те же цели, что и медицинский персонал, и узнать, что иногда приходится бороться за своих пациентов.
- Ну хорошо. Мы переведём вашу группу в больницу Святого Георгия к новому куратору. К сожалению, вам придётся отработать два пропущенных дня после экзаменов, так что не планируйте поездку в Амстердам сразу после сдачи.
- Спасибо, доктор Андерсон, - сказал я, вставая.
Она тоже поднялась.
- Думаю, вам интересно будет узнать, что доктор Мэйнард передал рецензию на ту часть практики, которую вы прошли у него, оценки все отличные. Он крайне положительно отзывался о вашей вовлеченности в процесс ухода за пациентами.
Я почувствовал, что покраснел, и, быстро попрощавшись, вышел из кабинета.
Черт, теперь я начал понимать, почему Денис так беспокоился, чтобы никто не узнал о наших отношениях.
* * *
Дома я активно позанимался часа четыре, надеясь, что хоть как-то продвинулся в подготовке к тестам. Полным кошмаром была патогистология - я до сих пор не мог отличить по картинкам один вид заболевания от другого, так что единственным спасением могли стать лишь выходные, проведённые в университетской лаборатории.
Телефонный звонок оторвал меня от кардиомиопатии. Денис пригласил пообедать с ним и Генри. Сказать честно, я занервничал: это выглядело как новый и более тонкий вариант знакомства с родителями. И подозреваю, более важный вариант. Если у нас все шло к серьезным отношениям, - а я до сих пор впадал в эйфорию, только лишь вспоминая его слова прошлой ночью – то Генри будет частью моей жизни, по крайней мере, время от времени.
Я отложил учебник, растянулся на матрасе и закрыл глаза. Кожу буквально покалывало от ощущения тихого счастья. От одной только мысли, что я сегодня увижу Дениса, на лице расплывалась улыбка. А ведь всего пару недель назад он был для меня ворчливым куратором, чьего внимания я пытался всячески избежать.
А сейчас… он самый прекрасный мужчина в моей жизни, потрясающий в постели, добрый и нежный во всём остальном. Боже, я размышлял, как последний романтик.
Я поднялся и снова взялся за книгу. Итак, кардиомиопатия…
* * *
Я забрался на заднее сиденье Моррис, с огромным трудом оторвал взгляд от Дениса и улыбнулся мальчишке на пассажирском месте.
- Привет, я Валера.
- Генри, - ответил он. – Приятно познакомиться.
Генри был небольшого роста и довольно упитанным, и, казалось, совершенно не походил на отца, но когда он улыбнулся мне в ответ, я заметил сходство. Он выглядел лет на десять – одиннадцать – совершенно непривлекательный возраст. Уже достаточно взрослый, чтобы списать всё на детскую психику, при этом недостаточно поумневший, чтобы понять, как вести себя, чтоб брать от жизни по максимуму. В свои одиннадцать я был ужасен, до сих пор иногда прошу за это прощения у мамы.
Денис улыбнулся мне, и мы перекинулись взглядами, в которых читалось: «Не могу оторвать от тебя глаз».
Денис завёл мотор и спросил:
- Есть хотите?
- Да! – радостно ответил Генри, и я присоединился к нему:
- Просто умираю с голоду. Куда поедем?
Мы остановились у кафе на Юстон роуд, и я не сразу понял, почему выбор пал на это невзрачное маленькое заведение. Но потом я увидел, что там подают – это была настоящая домашняя еда, натуральная, полноценная и сытная. Меня опять собирались отлично накормить. Генри прервал свои размышления вслух на тему игровой политики, чтобы вступить с отцом в переговоры о том, что и в каком количестве нужно заказать.
Где-то в середине дискуссии по поводу ценности спагетти болоньез я понял, почему Денис так терпеливо относится к студентам. Генри вёл себя точь-в-точь, как Нэвис.
Я уже смаковал свою карбонару, когда Генри обратился напрямую ко мне.
- Валера, а ты не слишком молод для моего отца?
- Генри! – воскликнул Денис, а я лишь обезоруживающе улыбнулся негоднику.
- Уверяю тебя, мне давно перевалило за возраст согласия. А не слишком ли ты юн, для того чтобы доставать взрослых?
- Нет, - ответил он весело. – Я родился, чтобы всех доставать. Это мой жизненный принцип.
- А ну-ка успокойся, - вмешался в наш разговор Денис. – Сейчас ты откроешь Валере все худшие свои стороны, он испугается и сбежит, и мне придётся убедить Кендру, что тебе необходима самая низкокалорийная диета. Ясно?
Кажется, Генри испугался.
- К тому же, вопрос о твоём времяпровождении без присмотра после школы всё ещё актуален. Пожалуй, тебе стоит приезжать ко мне в больницу, куда уж там я устроюсь, и ждать в моём кабинете до окончания смены.
- Прости, Валера, - покаянно пробормотал Генри. – Я вовсе не монстр. Просто я всегда себя так веду, когда пытаюсь кому-то понравиться.
– Надеюсь, вы не ведёте двойной жизни, прикидываясь беспутным, когда вы на самом деле добродетельны. Это было бы лицемерием, - процитировал я.
Денис откинулся на спинку стула и расхохотался, а Генри непонимающе смотрел на меня, явно напрягая свои несчастные детские мозги.
- Оскард Уайлд, - пояснил ему Денис. – Ты тоже можешь окончить британскую школу с готовым набором остроумных замечаний.
Генри кивнул.
- Они заставляют меня учить Шекспира, представляешь? А ещё алгебру, геометрию, и всякое другое.
- Какой кошмар! Что же они ещё придумают? – притворно возмутился Денис. – Основательное образование? Подожди, все радости тригонометрии у тебя ещё впереди. Сразу после математического анализа.
- Ты ещё Реформацию вспомни, - проговорил я с набитым ртом.
- Что вспомнить? – переспросил Генри.
- Реформацию Генриха Восьмого, - ответил за меня Денис. – Ещё один невоспитанный Генри. По-моему, Валера только что тебя подколол.
- Мы проходим Американскую Войну за Независимость. Кажется, там всё было из-за налогов и всего такого. Никто мне раньше об этом не рассказывал, но почему-то все считают, что я должен это знать, даже учительница. Что я знаю о конституционных возможностях правительства в вопросе увеличения федеральных налогов в Штатах?
- Что ещё от тебя требовали? – спросил Денис, а я поймал себя на том, что теряю мысль разговора, когда его нога прижимается к моей.
- А ты знал, что, оказывается, Америка никогда бы не выиграла Войну за Независимость без помощи Франции? И что Франция и Британия воевали, ну, почти постоянно?
Так, об этом я кое-что знаю.
- Мы перестали сражаться с французами не так давно, - вставил я. – Последний раз, когда Франция долго и упорно планировала вторжение, был 1900 год.
Генри удивлённо уставился на меня:
- Ты в курсе этой ерунды?
Я кивнул.
- Ну же, расскажи нам, что дальше, - ухмыльнулся Денис.
Я всё ещё чувствовал тепло его ноги на своей лодыжке, словно напоминание, зачем я всё это делаю. Я должен подружиться с его сыном.
- Однако, - продолжил я, - дипломатическая разрядка между Францией и Британией не способствовала укреплению их отношений с остальным миром. Двадцать лет назад секретными службами Франции был осуществлён террористический акт в Новой Зеландии и взорвано судно Гринписа. Но в целом они, кажется, научились не лезть в другие страны, так что со времен той заварушки во Вьетнаме в 1954 году, откуда французы быстро убежали, они никуда не вторгались и никого не трогали, если, конечно, не считать пары бомбёжек по островам в Тихом океане.
Денис не отрывал от меня глаз, одобрительно улыбаясь, а Генри простонал:
- Теперь я понял, почему ты нравишься папе. Ты такой же, как он.
Глава Тридцать Девять
Денис:
Генри едва ли отошёл после убийственно-познавательного разговора, когда мы подъехали к дому Кендры, так что я спокойно оставил его строить планы на то, как они с Валерой в выходные будут резаться в стрелялку по домашней сети.
Валера обещал позвонить мне, как только его мозги закипят от зубрёжки, так что у меня оставалось время на дела по хозяйству – меня ждала стирка и не распакованные коробки с работы. Ещё нужно было обновить резюме и добавить туда рекомендацию от Джекки – Фёргал сказал, чтобы я утром привёз документы в Лондон.
Но прежде всего я должен был кое-что сделать…
Я сел на кровать и разорвал тёмно-коричневую упаковочную бумагу. Запах пастели сразу вызвал приступ ностальгии. Я купил пачку хлопковой бумаги ручной работы от Фабриано Рома с идеальной текстурой. Мелки были классические, толстые, произведенные в Нортумбрии и идеально ложились в руку. Уголь и фиксатор я тоже не забыл.
Все мои художественные принадлежности остались в Америке, тщательно упакованные и убранные со времен семейной жизни.
Когда я переезжал сюда следом за Кендрой и Генри, то был уверен, что с рисованием покончено навсегда, как и с подгузниками, грудным вскармливанием, хлопающими дверьми и неоправдавшимися ожиданиями от брака. Но вот я снова расцвечивал бумагу фиолетовым, сиреневым, лиловым, растушевывал цвета, водил пальцами по краске, покрывал всё новыми слоями, смешивал, творил.
Я словно занимался любовью с холстом, невозможно было это объяснить. Мне хотелось пропитать дом красками, покрыть ими стены, накормить Валеру этими цветами вместе с жасминовым рисом, бельгийским шоколадом и лучшим кофе со склонов Килиманджаро.
Я весь перепачкался: следы от пастели были на моих джинсах, на руках, даже на смятых простынях, но я всё равно собирался менять постельное бельё. Когда первый лист оказался раскрашен, я отложил его в сторону и посмотрел на рисунок, висевший в спальне.
Переезжая, я взял картины с собой. Каждая из них напоминала о тех уроках, что мне давала жизнь. Эту я написал, когда мы с Кендрой уже балансировали на грани разрыва. Она сочиняла музыку, проводила бесконечные дни, строча что-то в нотной тетради, беспрестанно наигрывая фрагменты снова и снова, а мы с Генри ошеломлённо смотрели на это, боясь даже подойти к ней.
В конце концов она вернулась к нам, уставшая и раздражённая, а я забрал все исписанные ею листы из мусорной корзины, пока никто не видит, и нарисовал на них картину.
Я не знаю, почему так сильно цеплялся за этот рисунок, почему мне так нужно было помнить, что одержимость губительна для отношений. Возможно, это служило мне напоминанием, из-за чего разрушился наш брак.
Посмотрев на новую картину, я улыбнулся буйству красок. Я вышел во внутренний двор, залитый солнечным светом, поставил полотно, распылил по нему фиксатор и сел рядом на крыльцо: приходилось периодически отпугивать любопытных улиток, которые, очевидно, были уверены, что нортумбрианский уголь чрезвычайно вкусен, а уж лак и вовсе деликатес.
Навряд ли посыл шёл от моего подсознания, но я без сомнений снял жёлто-зелёный рисунок и убрал его в кладовую за кабинетом, а вместо него повесил новую пастель. Я чувствовал себя слишком счастливым, чтобы и дальше думать о Кендре.
Когда позвонил Валера, машинка уже достирывала простыни, которые мы извозили в воскресенье.
Валера ждал меня на крыльце. Забросив рюкзак, ноутбук и рубашки на заднее сиденье, он устроился впереди.
Никто из нас не проронил ни слова, в этом не возникло необходимости, потом Валера наклонился и легко поцеловал меня, а я погладил его по щеке.
- Отвези меня к себе, - сказал он и, выпрямившись, пристегнул ремень.
* * *
В душе Валера развернул меня лицом к стене, заставил прижаться к прохладной плитке, так что я не смог сдержаться и застонал.
Он гладил мою спину, оставляя обжигающие следы на мыльной коже, а потом обнял меня и вжался всем телом так, что я боялся открыть рот – всё, что я смог бы выдавить из себя, это мольбы трахнуть меня в ту же секунду.
Мы словно застыли во времени и пространстве, я слышал только тяжёлое дыхание Валеры и чувствовал, как шарики пирсинга упираются мне между ягодиц.
- Денис? – едва проговорил Валерка.
В ответ я смог только вопросительно промычать сквозь стиснутые зубы.
- Думаю, нам пора в кровать. – Он оторвался от меня. – Убедись, что ты тщательно вымылся.
Валерка вышел, а я лихорадочно вцепился в душевую стойку, надеясь, что она выдержит меня, если ноги окончательно подогнутся.
Глава Сорок
Валера:
Я обернул полотенце вокруг бёдер и вышел в спальню. Кое-как дойдя до кровати в темноте, включил светильник, достал из тумбочки смазку, перчатки и презервативы, бросил всё это на одеяло и только тогда поднял глаза.
Картины на нотных листах не было, на её место Денис повесил новую, что-то абстрактное в бордовых и синих тонах, только рисунок убегал далеко за пределы холста, взлетал черничными всплесками к карнизу, стекал сиреневыми разводами почти до пола. Стена пестрела и ярко-зелёным, и огненно-красным. Цвета были такими насыщенными, что, казалось, я мог почувствовать их вкус.
Это одурманивало и возбуждало. Я сел на край кровати и уставился на картину. В разъяснениях не было надобности: я уже видел такое буйство эмоций на лице Дениса, когда он трахал меня утром – самое яркое выражение удовольствия, которое мне довелось наблюдать. Я забыл, как дышать.
И тот факт, что краски были нанесены прямо на стену, только усиливало эффект. Её не унести к кому-то в гостиную, не выставить в галерее… Это волшебство принадлежит этому месту, этой спальне и только тому, кого хозяин захочет сюда пустить. Оно принадлежит нам.
Я всё ещё сидел и разглядывал холст, когда в комнату вошёл Денис – его стояк не скрывала даже толстая ткань полотенца – и уселся позади меня, ничего не спросив про рисунок.
- Они не смываются? – выдал я, наконец.
- В принципе нет. Я нанёс закрепитель, но это смываемый лак. Так что смываются – да, стираются – нет. А что?
- Просто безумно хочу тебя трахнуть у этой стены. Но если краски пачкаются и всё такое, ничего не выйдет.
- Это пастель, не краски. – Денис взял меня за руку. – И я буду рад, если ты исполнишь своё желание.
Я поднёс его руку к себе и прижался губами к костяшкам, заметив, что в кожу впитался мел. Через секунду мы катались по полу и целовались так, что сталкивались зубами, рычали и переворачивали друг друга до тех пор, пока у меня не застряла нога под кроватью.
До душа я был уверен, что не смогу настолько возбудиться после непередаваемого секса, случившегося за последние сутки. Но я быстро понял, что ошибался: меня накрыло так, словно я месяц не кончал.
Денис без сомнений ощущал себя так же. Я с надеждой посмотрел в сторону, ожидая, что среди хлама под кроватью чудесным образом окажутся флакон смазки и перчатки, но там даже пыли не было. Поэтому, когда Денис на секунду оторвался от моего рта, пытаясь отдышаться, я скомандовал:
- На кровать, лицом вниз на полотенце.
Денис был прекрасен. Он лежал на животе, сминая пальцами покрывало, с закрытыми глазами, на его лице застыло выражение покоя. Мне даже не хотелось ему мешать. Но потом я скользнул взглядом по его заднице, по доверчиво разведённым бёдрам, и это желание прошло. Я сел на постель и погладил Дениса по спине.
Его поясницу и ягодицы покрывали тонкие светлые волоски, я провёл по ним ладонью, чувствуя, как под рукой выступают капельки пота там, где я касался Дениса. Когда-нибудь я уберу этот пух воском, чтобы насладиться ощущением гладкой кожи.
Я уже стал привыкать к тому, как легко Денис отдаётся мне – стоит лишь прикоснуться, и напряжение покидает его тело, сопровождаясь глубоким вздохом. Я поцеловал его в плечо, стиснул задницу и устроился позади, встав на колени.
- Дождись меня.
Я никогда раньше не делал римминг без резинки, так что пришлось силой выключить ту часть мозга, что помнила о микробиологии. Если уж Денис смог это сделать, то сумею и я.
Он пах мылом и чистой кожей, так что я смело наклонился и провёл языком между ягодиц, и тут же почувствовал, как его тряхануло, и услышал: «Твою мать…»
Без презерватива всё было по-другому: я мог толкнуться языком внутрь, отчего Денис выгибался и стонал, или всосать его, что, видимо, тоже оказалось приятным, если судить по громкости криков. Отзывчивый партнёр – это чудо. Я развёл в стороны его ягодицы…
И получил ощутимый пинок. К слову сказать, это действеннее любых стоп-слов. Подняв голову, я увидел, что Денис вцепился в покрывало так, что побелели костяшки пальцев.
- Чёрт, Валерка, если ты продолжишь в том же духе, у меня не будет никаких шансов дождаться тебя.
Я лёг рядом с ним и погладил по руке.
- Раньше ты был таким вежливым, - ухмыльнулся я.
- Всегда считал, что следовать твоим указаниям важнее, чем сказать «пожалуйста», - улыбнулся он в ответ.
- Ты как всегда прав, - прошептал я и поцеловал его медленно и глубоко, так, чтобы он смог почувствовать свой вкус у меня во рту.
Денис всхлипнул и задрожал, и до меня не сразу дошло, что он кончает, хотя никто из нас даже не дотронулся до его члена.
Когда я отстранился, Денис не поднимал на меня глаз, так что пришлось приподнять его за подбородок, чтобы поймать взгляд.
- Ещё никто не кончал только от моего поцелуя. Это было удивительно.
- Прости, - пробормотал он, и в этот момент я пожалел, что доминант. Такая практика с выставлением запретов для партнёра предполагала выполнимые условия, а я не оценил, насколько Денис был возбуждён.
- Не извиняйся, - перебил я, и это прозвучало, как приказ. В глазах Дениса промелькнуло веселье, что придало мне уверенности.
– Я тебя всё равно трахну.
- Да…пожалуйста…я больше… - задыхаясь, шептал он. – Хочу…
- И ты это получишь, - прорычал я ему в шею.
Он снова задрожал, я провел рукой по его животу и обхватил его ладонь, сжимающую член. Денис застонал, и я понял, что вновь просчитался - он был слишком близко к оргазму.
- Сейчас, - прошептал я, и услышал облегчённый вздох. Никто из нас не хотел снова облажаться.
Я натянул резинку, быстро смазал себя, вздёрнул Дениса на ноги и встал позади него.
Было чертовски удачно, что мы оказались одного роста, мне всего лишь пришлось слегка согнуть колени. Верхний шарик прошёл легко, а вот нижний пришлось протолкнуть с нажимом – Денис выгнулся и закричал, сладко и громко, и я скользнул в него до конца.
Стоя, я проникал внутрь под другим углом, совершенно не контролируя движения, и это было прекрасно. Я вбивался в Дениса, без хитростей и изящества, проникая в него так глубоко, как только он мог меня впустить.
Мы вскоре нашли удобный ритм, и я навалился Денису на спину. Мы бы не смогли продержаться долго, было слишком, сказочно хорошо.
Я закрыл глаза, цвета на стене словно отпечатались на внутренней поверхности век.
Не отдавая себе отчёта, я укусил Дениса в плечо и кончил, ощутив во рту металлический привкус.
Денис осел в моих объятьях, и я поспешно вышел из него, пытаясь не дать упасть.
Он оказался тяжёлым. Мы отступили к кровати и облегчённо повалились на одеяло. Денис был абсолютно вымотанным. Я посмотрел на стену и увидел, как его сперма стекает по рисунку.
Я укрыл Дениса, с трудом вытянув из-под него одеяло. Он уже дремал, а я собрал раскиданные полотенца, выкинул презерватив, выключил свет внизу и проверил охранную систему. Стену трогать не стал, побоявшись смазать картину.
Тебе что-то снилось в простынях тяжёлых белых,
Рука невольно снова сжала ночь в кулак,
Дрожали веки, чуть испуганно, несмело,
А я всё ждал, когда исчезнет душный мрак.
А я смотрел, как тяжело под одеялом
Твоё дыхание стремилось из груди.
Не мог уснуть, как будто душу отнял дьявол
И не давал от ложа сонного уйти,
Как будто мучился я сам твоим кошмаром,
Проникшим в светлый разум в самый тихий час.
Как мне хотелось обладать волшебным даром
И видеть то, что видят веки твоих глаз.
Я бы вошёл в твой сон негаданно-нежданно,
Я б отогнал ветра и тени от зари.
В том царстве влажного рассвета и тумана
Я зажигал бы незаметно фонари.
Тебе что-то снилось, приоткрылись сладко губы,
Из них послышалось едва: «Не уходи…»
И ты бы знал, как той ночью было любо
Сидеть, прислушиваясь к стукам из груди…
Глава Тридцать Семь
Увидев на кухне записку от Фёргала, я рассмеялся. «Полный капец!», - значилось там, и добавить было нечего.
Рубашка вся измялась, но я всё равно застегнулся на все пуговицы и заправил её в брюки, надел и зашнуровал ботинки.
Валера вышел из ванной в одном полотенце, не до конца стерев капли воды после душа.
Я включил телефон и пытался разобраться в голосовой почте.
- Тебе надо позвонить доктору Андерсону в колледж, договориться с ним о новом месте, - передал я Валерке, когда он наливал себе кофе.
- Да, мне тоже об этом сообщили, - кивнул он и уселся на диван рядом со мной. – Я сейчас в универ, а ты?
- Нужно заехать в больницу за машиной, забрать вещи из кабинета, хотя там наберётся только коробка книг. – Я посмотрел на Валеру – такого красивого и желанного, - всё ещё не до конца осознавая, что произошло. – И надо встретиться с Кендрой.
- Это твоя бывшая жена, да? Мать Генри?
- Да. Ты свободен после обеда? Хотел познакомить тебя с сыном.
- Абсолютно. А вдруг я ему не понравлюсь?
- Если не станешь запрещать ему компьютерные игры, он будет тебя обожать.
- Ну, это не про меня. Зачем ещё придумали летние каникулы? – усмехнулся Валерка.
* * *
Я сидел на заднем ряду в репетиционном зале, слушая как вновь и вновь прогоняют партию струнных. Что-то из Стравинского – точнее я не мог определить, несмотря на то, что несколько лет прожил со скрипачкой. Хотя навряд ли Кендра тоже стала много понимать в медицине за эти годы.
Я с самого утра находился в состоянии эйфории и сейчас был рад немного успокоиться и посидеть в ожидании Кендры. О работе совершенно не думалось, я даже немного расстроился, когда дирижёр объявил перерыв, и Кендра направилась в мою сторону, вытирая руки о джинсы.
- Привет, милый, - поздоровалась она и поцеловала меня в щёку. – Умру, если не покурю прямо сейчас. И даже слышать ничего от тебя не хочу по этому поводу.
Мы спустились во внутренний двор, обставленный по периметру урнами, и я встал так, чтобы на меня не попадал табачный дым.
- Видели тебя вчера по телевизору. Генри был такой возбуждённый, он просто каким-то ярым социалистом становится. Что у тебя стряслось? С чего это ты вдруг не на работе? Сказался больным?
- Нет. Меня вчера уволили, так что я теперь безработный. – Кендра скривилась и сделала глубокую затяжку. – Вообще я не за этим пришёл. Генри ведь доложил тебе, что я кое с кем встречаюсь?
- Естественно, - кивнула она. – Кажется, он сказал, с каким-то молодым парнем.
- Угу, и вроде бы всё… довольно серьёзно. Я хотел тебя заранее предупредить, что Валера может заглянуть к нам, когда Генри будет у меня на выходных.
Кендра улыбнулась мне с сияющими глазами.
- Я рада за тебя. Даже если ты и встречался с кем-то без ведома Генри, всё равно ты уже слишком долго был один.
- Да уж, слишком долго, - согласился я. – Тогда я заберу Генри после обеда, познакомлю их с Валерой. Ты не против?
- Нет, конечно. Спасибо, что предупредил. У тебя счастливый вид. Давно не видела тебя таким.
- Давно себя таким и не чувствовал, - улыбнулся я ей.
Она затушила сигарету.
- Мне пора. Если не прогоним этот отрывок за сегодня, скрипке найдётся нестандартное применение, так что от тебя может потребоваться экспертиза.
- А я пойду обновлю своё резюме.
Кендра хмыкнула и скрылась в зале.
* * *
Я заглянул в кабинет Джеки, и в который раз восхитился, какие у него дружелюбные и старательные секретари. Когда-нибудь мне повезёт, и я тоже буду работать в таком милом коллективе.
- Доктор Мэйнард, - поприветствовала меня Ида. – Доктор Джексон оставил вам письмо, он предупредил, что вы зайдёте.
- Спасибо, Ида. – Я забрал протянутый конверт.
- Не за что. Я смотрела новости вчера, вы сделали великое дело.
- К сожалению, из-за этого я теперь безработный.
Ида загадочно улыбнулась.
- Доктор Джексон делает всё возможное. Думаю, вам приятно будет об этом узнать.
- Я действительно благодарен. Надеюсь, скоро снова с вами увидимся. Передайте Джеки от меня спасибо.
* * *
Генри влетел в мои объятья с криком «Папочка!», стоило только открыть дверь их с Кендрой квартиры. Я приподнял его и тут же опустил назад – он был слишком тяжёлый, чтобы долго таскать его на руках.
- Почему ты не на работе? – начал допрос Генри, за руку втягивая меня в комнату. – Ничего не случилось? Здорово, ты раньше никогда не брал отгулы.
Мы уселись на диван, не отпуская друг друга.
- Меня вчера уволили, так что сейчас я временно безработный.
На лице Генри отразилась мировая скорбь.
- Это несправедливо! Всё ведь из-за забастовки?
- Да. – Я провёл пальцем по лбу Генри, разглаживая морщинки. – Не стоит так переживать. Я уже подал заявление на другое более выгодное место.
- Я видел вчера тебя и Фёргала по телевизору. – Сын снова прижался ко мне, было так приятно осознавать, что он гордится мной.
- Слушай, я заехал спросить, не хочешь ли ты прогуляться и познакомиться с Валерой? Мы могли бы посидеть в кафе. Посмотришь на него заранее, до выходных.
- Ну ладно, - с лёгким сомнением согласился он.
Я ободряюще похлопал его по плечу.
- Он совсем не такой, как Тим. Он ест мясо, ни разу не был замечен мной за выполнением зарядки, и свой вклад в улучшение жизни на планете он выполняет за счёт медицинской практики, а не чтения лекций детям о вреде интернета.
Мои слова явно подбодрили Генри, он радостно затараторил:
- Так куда пойдём? Тут недалеко открыли классную…
Он резко замолчал, глядя на меня.
- Молодец, ты всё-таки не забыл, что ты с отцом. Так что никакой жареной картошки и никакого мороженого. Ты же помнишь – со мной ни одной бесполезной калории.
Он вскочил с дивана, бросив на ходу: «Пойду переодену форму», и убежал в свою комнату, откуда послышалось: «Я не толстый, просто упитанный».
- Мне снова рассказать тебе о детском ожирении? - крикнул я и в ответ услышал, как хлопнула дверь.
Конечно, я не был таким помешанным на здоровой еде и спорте, как Тим, и я не контролировал, как Кендра воспитывает нашего сына в моё отсутствие, но я отказывался кормить его всякой дрянью. Я призывал всю свою хитрость и изворотливость, чтобы усилить его физическую активность. К счастью, в Лондоне есть много интересных мест, где можно погулять, и Генри пристрастился к конной езде. Так что мне оставалось только следить за его артериальным давлением.
Генри появился через пару минут, в джинсах и свитере, и выглядел по своим стандартам несказанно чисто и опрятно. Кажется, он даже причесался.
- Итак, ты любишь Валеру, да? – спросил он, спускаясь по лестнице вперёд меня.
- Похоже на то, - ответил я, перескакивая через ступени, чтобы догнать его.
Глава Тридцать Восемь
Валера:
Доктор Андерсон посмотрела на меня поверх очков и спросила:
- Что ж, проблем с доктором Мэйнардом не было? Кроме той, что он не смог обеспечить ваше прохождение практики?
Я покачал головой.
- Нет. Он прекрасный учитель, я от него многое узнал. Все мы.
- Его общественная деятельность не вредила обучению?
- Нисколько. Мне кажется, полезно увидеть, что администрация не всегда преследует те же цели, что и медицинский персонал, и узнать, что иногда приходится бороться за своих пациентов.
- Ну хорошо. Мы переведём вашу группу в больницу Святого Георгия к новому куратору. К сожалению, вам придётся отработать два пропущенных дня после экзаменов, так что не планируйте поездку в Амстердам сразу после сдачи.
- Спасибо, доктор Андерсон, - сказал я, вставая.
Она тоже поднялась.
- Думаю, вам интересно будет узнать, что доктор Мэйнард передал рецензию на ту часть практики, которую вы прошли у него, оценки все отличные. Он крайне положительно отзывался о вашей вовлеченности в процесс ухода за пациентами.
Я почувствовал, что покраснел, и, быстро попрощавшись, вышел из кабинета.
Черт, теперь я начал понимать, почему Денис так беспокоился, чтобы никто не узнал о наших отношениях.
* * *
Дома я активно позанимался часа четыре, надеясь, что хоть как-то продвинулся в подготовке к тестам. Полным кошмаром была патогистология - я до сих пор не мог отличить по картинкам один вид заболевания от другого, так что единственным спасением могли стать лишь выходные, проведённые в университетской лаборатории.
Телефонный звонок оторвал меня от кардиомиопатии. Денис пригласил пообедать с ним и Генри. Сказать честно, я занервничал: это выглядело как новый и более тонкий вариант знакомства с родителями. И подозреваю, более важный вариант. Если у нас все шло к серьезным отношениям, - а я до сих пор впадал в эйфорию, только лишь вспоминая его слова прошлой ночью – то Генри будет частью моей жизни, по крайней мере, время от времени.
Я отложил учебник, растянулся на матрасе и закрыл глаза. Кожу буквально покалывало от ощущения тихого счастья. От одной только мысли, что я сегодня увижу Дениса, на лице расплывалась улыбка. А ведь всего пару недель назад он был для меня ворчливым куратором, чьего внимания я пытался всячески избежать.
А сейчас… он самый прекрасный мужчина в моей жизни, потрясающий в постели, добрый и нежный во всём остальном. Боже, я размышлял, как последний романтик.
Я поднялся и снова взялся за книгу. Итак, кардиомиопатия…
* * *
Я забрался на заднее сиденье Моррис, с огромным трудом оторвал взгляд от Дениса и улыбнулся мальчишке на пассажирском месте.
- Привет, я Валера.
- Генри, - ответил он. – Приятно познакомиться.
Генри был небольшого роста и довольно упитанным, и, казалось, совершенно не походил на отца, но когда он улыбнулся мне в ответ, я заметил сходство. Он выглядел лет на десять – одиннадцать – совершенно непривлекательный возраст. Уже достаточно взрослый, чтобы списать всё на детскую психику, при этом недостаточно поумневший, чтобы понять, как вести себя, чтоб брать от жизни по максимуму. В свои одиннадцать я был ужасен, до сих пор иногда прошу за это прощения у мамы.
Денис улыбнулся мне, и мы перекинулись взглядами, в которых читалось: «Не могу оторвать от тебя глаз».
Денис завёл мотор и спросил:
- Есть хотите?
- Да! – радостно ответил Генри, и я присоединился к нему:
- Просто умираю с голоду. Куда поедем?
Мы остановились у кафе на Юстон роуд, и я не сразу понял, почему выбор пал на это невзрачное маленькое заведение. Но потом я увидел, что там подают – это была настоящая домашняя еда, натуральная, полноценная и сытная. Меня опять собирались отлично накормить. Генри прервал свои размышления вслух на тему игровой политики, чтобы вступить с отцом в переговоры о том, что и в каком количестве нужно заказать.
Где-то в середине дискуссии по поводу ценности спагетти болоньез я понял, почему Денис так терпеливо относится к студентам. Генри вёл себя точь-в-точь, как Нэвис.
Я уже смаковал свою карбонару, когда Генри обратился напрямую ко мне.
- Валера, а ты не слишком молод для моего отца?
- Генри! – воскликнул Денис, а я лишь обезоруживающе улыбнулся негоднику.
- Уверяю тебя, мне давно перевалило за возраст согласия. А не слишком ли ты юн, для того чтобы доставать взрослых?
- Нет, - ответил он весело. – Я родился, чтобы всех доставать. Это мой жизненный принцип.
- А ну-ка успокойся, - вмешался в наш разговор Денис. – Сейчас ты откроешь Валере все худшие свои стороны, он испугается и сбежит, и мне придётся убедить Кендру, что тебе необходима самая низкокалорийная диета. Ясно?
Кажется, Генри испугался.
- К тому же, вопрос о твоём времяпровождении без присмотра после школы всё ещё актуален. Пожалуй, тебе стоит приезжать ко мне в больницу, куда уж там я устроюсь, и ждать в моём кабинете до окончания смены.
- Прости, Валера, - покаянно пробормотал Генри. – Я вовсе не монстр. Просто я всегда себя так веду, когда пытаюсь кому-то понравиться.
– Надеюсь, вы не ведёте двойной жизни, прикидываясь беспутным, когда вы на самом деле добродетельны. Это было бы лицемерием, - процитировал я.
Денис откинулся на спинку стула и расхохотался, а Генри непонимающе смотрел на меня, явно напрягая свои несчастные детские мозги.
- Оскард Уайлд, - пояснил ему Денис. – Ты тоже можешь окончить британскую школу с готовым набором остроумных замечаний.
Генри кивнул.
- Они заставляют меня учить Шекспира, представляешь? А ещё алгебру, геометрию, и всякое другое.
- Какой кошмар! Что же они ещё придумают? – притворно возмутился Денис. – Основательное образование? Подожди, все радости тригонометрии у тебя ещё впереди. Сразу после математического анализа.
- Ты ещё Реформацию вспомни, - проговорил я с набитым ртом.
- Что вспомнить? – переспросил Генри.
- Реформацию Генриха Восьмого, - ответил за меня Денис. – Ещё один невоспитанный Генри. По-моему, Валера только что тебя подколол.
- Мы проходим Американскую Войну за Независимость. Кажется, там всё было из-за налогов и всего такого. Никто мне раньше об этом не рассказывал, но почему-то все считают, что я должен это знать, даже учительница. Что я знаю о конституционных возможностях правительства в вопросе увеличения федеральных налогов в Штатах?
- Что ещё от тебя требовали? – спросил Денис, а я поймал себя на том, что теряю мысль разговора, когда его нога прижимается к моей.
- А ты знал, что, оказывается, Америка никогда бы не выиграла Войну за Независимость без помощи Франции? И что Франция и Британия воевали, ну, почти постоянно?
Так, об этом я кое-что знаю.
- Мы перестали сражаться с французами не так давно, - вставил я. – Последний раз, когда Франция долго и упорно планировала вторжение, был 1900 год.
Генри удивлённо уставился на меня:
- Ты в курсе этой ерунды?
Я кивнул.
- Ну же, расскажи нам, что дальше, - ухмыльнулся Денис.
Я всё ещё чувствовал тепло его ноги на своей лодыжке, словно напоминание, зачем я всё это делаю. Я должен подружиться с его сыном.
- Однако, - продолжил я, - дипломатическая разрядка между Францией и Британией не способствовала укреплению их отношений с остальным миром. Двадцать лет назад секретными службами Франции был осуществлён террористический акт в Новой Зеландии и взорвано судно Гринписа. Но в целом они, кажется, научились не лезть в другие страны, так что со времен той заварушки во Вьетнаме в 1954 году, откуда французы быстро убежали, они никуда не вторгались и никого не трогали, если, конечно, не считать пары бомбёжек по островам в Тихом океане.
Денис не отрывал от меня глаз, одобрительно улыбаясь, а Генри простонал:
- Теперь я понял, почему ты нравишься папе. Ты такой же, как он.
Глава Тридцать Девять
Денис:
Генри едва ли отошёл после убийственно-познавательного разговора, когда мы подъехали к дому Кендры, так что я спокойно оставил его строить планы на то, как они с Валерой в выходные будут резаться в стрелялку по домашней сети.
Валера обещал позвонить мне, как только его мозги закипят от зубрёжки, так что у меня оставалось время на дела по хозяйству – меня ждала стирка и не распакованные коробки с работы. Ещё нужно было обновить резюме и добавить туда рекомендацию от Джекки – Фёргал сказал, чтобы я утром привёз документы в Лондон.
Но прежде всего я должен был кое-что сделать…
Я сел на кровать и разорвал тёмно-коричневую упаковочную бумагу. Запах пастели сразу вызвал приступ ностальгии. Я купил пачку хлопковой бумаги ручной работы от Фабриано Рома с идеальной текстурой. Мелки были классические, толстые, произведенные в Нортумбрии и идеально ложились в руку. Уголь и фиксатор я тоже не забыл.
Все мои художественные принадлежности остались в Америке, тщательно упакованные и убранные со времен семейной жизни.
Когда я переезжал сюда следом за Кендрой и Генри, то был уверен, что с рисованием покончено навсегда, как и с подгузниками, грудным вскармливанием, хлопающими дверьми и неоправдавшимися ожиданиями от брака. Но вот я снова расцвечивал бумагу фиолетовым, сиреневым, лиловым, растушевывал цвета, водил пальцами по краске, покрывал всё новыми слоями, смешивал, творил.
Я словно занимался любовью с холстом, невозможно было это объяснить. Мне хотелось пропитать дом красками, покрыть ими стены, накормить Валеру этими цветами вместе с жасминовым рисом, бельгийским шоколадом и лучшим кофе со склонов Килиманджаро.
Я весь перепачкался: следы от пастели были на моих джинсах, на руках, даже на смятых простынях, но я всё равно собирался менять постельное бельё. Когда первый лист оказался раскрашен, я отложил его в сторону и посмотрел на рисунок, висевший в спальне.
Переезжая, я взял картины с собой. Каждая из них напоминала о тех уроках, что мне давала жизнь. Эту я написал, когда мы с Кендрой уже балансировали на грани разрыва. Она сочиняла музыку, проводила бесконечные дни, строча что-то в нотной тетради, беспрестанно наигрывая фрагменты снова и снова, а мы с Генри ошеломлённо смотрели на это, боясь даже подойти к ней.
В конце концов она вернулась к нам, уставшая и раздражённая, а я забрал все исписанные ею листы из мусорной корзины, пока никто не видит, и нарисовал на них картину.
Я не знаю, почему так сильно цеплялся за этот рисунок, почему мне так нужно было помнить, что одержимость губительна для отношений. Возможно, это служило мне напоминанием, из-за чего разрушился наш брак.
Посмотрев на новую картину, я улыбнулся буйству красок. Я вышел во внутренний двор, залитый солнечным светом, поставил полотно, распылил по нему фиксатор и сел рядом на крыльцо: приходилось периодически отпугивать любопытных улиток, которые, очевидно, были уверены, что нортумбрианский уголь чрезвычайно вкусен, а уж лак и вовсе деликатес.
Навряд ли посыл шёл от моего подсознания, но я без сомнений снял жёлто-зелёный рисунок и убрал его в кладовую за кабинетом, а вместо него повесил новую пастель. Я чувствовал себя слишком счастливым, чтобы и дальше думать о Кендре.
Когда позвонил Валера, машинка уже достирывала простыни, которые мы извозили в воскресенье.
Валера ждал меня на крыльце. Забросив рюкзак, ноутбук и рубашки на заднее сиденье, он устроился впереди.
Никто из нас не проронил ни слова, в этом не возникло необходимости, потом Валера наклонился и легко поцеловал меня, а я погладил его по щеке.
- Отвези меня к себе, - сказал он и, выпрямившись, пристегнул ремень.
* * *
В душе Валера развернул меня лицом к стене, заставил прижаться к прохладной плитке, так что я не смог сдержаться и застонал.
Он гладил мою спину, оставляя обжигающие следы на мыльной коже, а потом обнял меня и вжался всем телом так, что я боялся открыть рот – всё, что я смог бы выдавить из себя, это мольбы трахнуть меня в ту же секунду.
Мы словно застыли во времени и пространстве, я слышал только тяжёлое дыхание Валеры и чувствовал, как шарики пирсинга упираются мне между ягодиц.
- Денис? – едва проговорил Валерка.
В ответ я смог только вопросительно промычать сквозь стиснутые зубы.
- Думаю, нам пора в кровать. – Он оторвался от меня. – Убедись, что ты тщательно вымылся.
Валерка вышел, а я лихорадочно вцепился в душевую стойку, надеясь, что она выдержит меня, если ноги окончательно подогнутся.
Глава Сорок
Валера:
Я обернул полотенце вокруг бёдер и вышел в спальню. Кое-как дойдя до кровати в темноте, включил светильник, достал из тумбочки смазку, перчатки и презервативы, бросил всё это на одеяло и только тогда поднял глаза.
Картины на нотных листах не было, на её место Денис повесил новую, что-то абстрактное в бордовых и синих тонах, только рисунок убегал далеко за пределы холста, взлетал черничными всплесками к карнизу, стекал сиреневыми разводами почти до пола. Стена пестрела и ярко-зелёным, и огненно-красным. Цвета были такими насыщенными, что, казалось, я мог почувствовать их вкус.
Это одурманивало и возбуждало. Я сел на край кровати и уставился на картину. В разъяснениях не было надобности: я уже видел такое буйство эмоций на лице Дениса, когда он трахал меня утром – самое яркое выражение удовольствия, которое мне довелось наблюдать. Я забыл, как дышать.
И тот факт, что краски были нанесены прямо на стену, только усиливало эффект. Её не унести к кому-то в гостиную, не выставить в галерее… Это волшебство принадлежит этому месту, этой спальне и только тому, кого хозяин захочет сюда пустить. Оно принадлежит нам.
Я всё ещё сидел и разглядывал холст, когда в комнату вошёл Денис – его стояк не скрывала даже толстая ткань полотенца – и уселся позади меня, ничего не спросив про рисунок.
- Они не смываются? – выдал я, наконец.
- В принципе нет. Я нанёс закрепитель, но это смываемый лак. Так что смываются – да, стираются – нет. А что?
- Просто безумно хочу тебя трахнуть у этой стены. Но если краски пачкаются и всё такое, ничего не выйдет.
- Это пастель, не краски. – Денис взял меня за руку. – И я буду рад, если ты исполнишь своё желание.
Я поднёс его руку к себе и прижался губами к костяшкам, заметив, что в кожу впитался мел. Через секунду мы катались по полу и целовались так, что сталкивались зубами, рычали и переворачивали друг друга до тех пор, пока у меня не застряла нога под кроватью.
До душа я был уверен, что не смогу настолько возбудиться после непередаваемого секса, случившегося за последние сутки. Но я быстро понял, что ошибался: меня накрыло так, словно я месяц не кончал.
Денис без сомнений ощущал себя так же. Я с надеждой посмотрел в сторону, ожидая, что среди хлама под кроватью чудесным образом окажутся флакон смазки и перчатки, но там даже пыли не было. Поэтому, когда Денис на секунду оторвался от моего рта, пытаясь отдышаться, я скомандовал:
- На кровать, лицом вниз на полотенце.
Денис был прекрасен. Он лежал на животе, сминая пальцами покрывало, с закрытыми глазами, на его лице застыло выражение покоя. Мне даже не хотелось ему мешать. Но потом я скользнул взглядом по его заднице, по доверчиво разведённым бёдрам, и это желание прошло. Я сел на постель и погладил Дениса по спине.
Его поясницу и ягодицы покрывали тонкие светлые волоски, я провёл по ним ладонью, чувствуя, как под рукой выступают капельки пота там, где я касался Дениса. Когда-нибудь я уберу этот пух воском, чтобы насладиться ощущением гладкой кожи.
Я уже стал привыкать к тому, как легко Денис отдаётся мне – стоит лишь прикоснуться, и напряжение покидает его тело, сопровождаясь глубоким вздохом. Я поцеловал его в плечо, стиснул задницу и устроился позади, встав на колени.
- Дождись меня.
Я никогда раньше не делал римминг без резинки, так что пришлось силой выключить ту часть мозга, что помнила о микробиологии. Если уж Денис смог это сделать, то сумею и я.
Он пах мылом и чистой кожей, так что я смело наклонился и провёл языком между ягодиц, и тут же почувствовал, как его тряхануло, и услышал: «Твою мать…»
Без презерватива всё было по-другому: я мог толкнуться языком внутрь, отчего Денис выгибался и стонал, или всосать его, что, видимо, тоже оказалось приятным, если судить по громкости криков. Отзывчивый партнёр – это чудо. Я развёл в стороны его ягодицы…
И получил ощутимый пинок. К слову сказать, это действеннее любых стоп-слов. Подняв голову, я увидел, что Денис вцепился в покрывало так, что побелели костяшки пальцев.
- Чёрт, Валерка, если ты продолжишь в том же духе, у меня не будет никаких шансов дождаться тебя.
Я лёг рядом с ним и погладил по руке.
- Раньше ты был таким вежливым, - ухмыльнулся я.
- Всегда считал, что следовать твоим указаниям важнее, чем сказать «пожалуйста», - улыбнулся он в ответ.
- Ты как всегда прав, - прошептал я и поцеловал его медленно и глубоко, так, чтобы он смог почувствовать свой вкус у меня во рту.
Денис всхлипнул и задрожал, и до меня не сразу дошло, что он кончает, хотя никто из нас даже не дотронулся до его члена.
Когда я отстранился, Денис не поднимал на меня глаз, так что пришлось приподнять его за подбородок, чтобы поймать взгляд.
- Ещё никто не кончал только от моего поцелуя. Это было удивительно.
- Прости, - пробормотал он, и в этот момент я пожалел, что доминант. Такая практика с выставлением запретов для партнёра предполагала выполнимые условия, а я не оценил, насколько Денис был возбуждён.
- Не извиняйся, - перебил я, и это прозвучало, как приказ. В глазах Дениса промелькнуло веселье, что придало мне уверенности.
– Я тебя всё равно трахну.
- Да…пожалуйста…я больше… - задыхаясь, шептал он. – Хочу…
- И ты это получишь, - прорычал я ему в шею.
Он снова задрожал, я провел рукой по его животу и обхватил его ладонь, сжимающую член. Денис застонал, и я понял, что вновь просчитался - он был слишком близко к оргазму.
- Сейчас, - прошептал я, и услышал облегчённый вздох. Никто из нас не хотел снова облажаться.
Я натянул резинку, быстро смазал себя, вздёрнул Дениса на ноги и встал позади него.
Было чертовски удачно, что мы оказались одного роста, мне всего лишь пришлось слегка согнуть колени. Верхний шарик прошёл легко, а вот нижний пришлось протолкнуть с нажимом – Денис выгнулся и закричал, сладко и громко, и я скользнул в него до конца.
Стоя, я проникал внутрь под другим углом, совершенно не контролируя движения, и это было прекрасно. Я вбивался в Дениса, без хитростей и изящества, проникая в него так глубоко, как только он мог меня впустить.
Мы вскоре нашли удобный ритм, и я навалился Денису на спину. Мы бы не смогли продержаться долго, было слишком, сказочно хорошо.
Я закрыл глаза, цвета на стене словно отпечатались на внутренней поверхности век.
Не отдавая себе отчёта, я укусил Дениса в плечо и кончил, ощутив во рту металлический привкус.
Денис осел в моих объятьях, и я поспешно вышел из него, пытаясь не дать упасть.
Он оказался тяжёлым. Мы отступили к кровати и облегчённо повалились на одеяло. Денис был абсолютно вымотанным. Я посмотрел на стену и увидел, как его сперма стекает по рисунку.
Я укрыл Дениса, с трудом вытянув из-под него одеяло. Он уже дремал, а я собрал раскиданные полотенца, выкинул презерватив, выключил свет внизу и проверил охранную систему. Стену трогать не стал, побоявшись смазать картину.
Тебе что-то снилось в простынях тяжёлых белых,
Рука невольно снова сжала ночь в кулак,
Дрожали веки, чуть испуганно, несмело,
А я всё ждал, когда исчезнет душный мрак.
А я смотрел, как тяжело под одеялом
Твоё дыхание стремилось из груди.
Не мог уснуть, как будто душу отнял дьявол
И не давал от ложа сонного уйти,
Как будто мучился я сам твоим кошмаром,
Проникшим в светлый разум в самый тихий час.
Как мне хотелось обладать волшебным даром
И видеть то, что видят веки твоих глаз.
Я бы вошёл в твой сон негаданно-нежданно,
Я б отогнал ветра и тени от зари.
В том царстве влажного рассвета и тумана
Я зажигал бы незаметно фонари.
Тебе что-то снилось, приоткрылись сладко губы,
Из них послышалось едва: «Не уходи…»
И ты бы знал, как той ночью было любо
Сидеть, прислушиваясь к стукам из груди…
Опубликовано: 2017-08-08 13:58:20
Количество просмотров: 270
Количество просмотров: 270