Папки
Avtor Adsens
Индексация сайта
Последний визит: 2023-03-05 16:55:12
Сейчас не в сети
Сейчас не в сети
Мы рисуем нелюбовь. Вторая часть
— Объясняйте, — прорычал Док.
Я не открывал глаз и пытался не слушать.
— На самом деле я не знаю, сэр. — Голос Раштона звучал напряжённо. — Это резервная система. Этого не должно было произойти.
— Почему Вэл?
— Потому что он до меня дотронулся.
Твою мать. Я всё ещё дотрагивался до него, всё ещё тесно прижимался и жалел, что проснулся. И теперь лежал, притворяясь спящим, когда Раштону прекрасно известно, что я не сплю, а Док наверняка догадывается.
Если бы я не держал его за руку, пока он валялся в отключке, он, скорее всего, был бы сейчас мёртв. Может, мне даже этого хотелось. Это не остановило бы Безликих, но по крайней мере я бы об этом не знал.
Грёбаные Безликие. Раз уж они не поленились научить Раштона своему языку, то можно было бы хотя бы приделать на капсулу табличку: «НЕ РАЗРЕЗАТЬ» или «ДЛЯ НАЧАЛА СПУСКА ЖИДКОСТИ НАЖАТЬ СЮДА». Мы же вскрыли эту штуковину, как ребёнок разрывает подарочную упаковку, разрушив капсулу и чуть не уничтожив Раштона.
— Это как-нибудь сказывается на нём? — спросил Док.
— Не знаю. — Раштон говорил едва слышно. — Не думаю.
После того как ушли офицеры, я действительно заснул. И мне снились странные сны, в которых вспыхивали какие-то огни, слышалось странное шипение, словно пар под давлением. Несколько раз я пытался вырваться из сна, но всё время проигрывал.
Чем больше я спал, тем дольше Раштон бодрствовал. В какой-то момент я даже испугался, что, чем сильнее станет он, тем больше ослабею я сам — неужели этот процесс высосет из меня все силы? — но к концу дня всё пришло в норму. Теперь я просто чувствовал себя чуть более усталым, чем обычно, и словно в похмелье, хотя Раштон казался гораздо сильнее.
При мысли о похмелье мне захотелось выпить. Интересно, как там Хупер со своим новым перегонным аппаратом, который он прятал в кладовке у Трубы-7. Мы, конечно, не должны были пить, но, твою мать, много ли других развлечений на Защитнике-3?
Играть мы тоже не должны были, но нам это не мешало. Хупер всё ещё торчал мне пачку курева за проигрыш в покер.
Причём ставки мы делали не только в карты. Мы ставили на то, в каком порядке будут прибывать говнолёты. Спорили, кто быстрее взберётся на альпинистскую стену. Спорили, будет ли новенький в первую ночь распускать нюни. Спорили, нагнут ли его в душе и расскажет ли он об этом.
Мне повезло. Со мной это случилось только раз, и инстинкт подсказал мне держать язык за зубами. Если по каждому поводу плакаться своему куратору, уважения от других не дождёшься, а вот когда ты отвязываешь у парня страховку, пока тот карабкается на стену, и он падает… в общем, он понимает, что сделал, чтобы это заслужить, и тоже молчит. Я всё ещё помню выражение лица Уэйда, когда он увидел, что я сижу на стене прямо у крепления его страховки. Я дал ему забраться повыше, так что, когда он потерял точку опоры и сорвался, то пролетел тридцать футов, прежде чем плюхнуться на маты.
«Мелкий засранец!» — орал мне Уэйд, когда его уносили в медотсек. Несколько его дружков после меня за это хорошенько отделали, но оно всё равно того стоило. Не я ведь теперь хромаю.
Я подумал об этом, и Раштон сжал мои пальцы.
— Всё хорошо, — услышал я в своей голове.
Мои глаза распахнулись.
Чёрт. Раштон это слышал? То есть эта фигня действует в обе стороны? Или это просто эхо того, о чём он успел подумать, прежде чем я уснул, или Раштон и сейчас у меня в голове, больной извращенец, копается в том, что ублюдок Уэйд сделал со мной тогда в душевой? Потому что я больше не сопливый подросток, и мне не хотелось, чтобы он меня таковым считал. Это было три года назад, и я с тех пор изменился. И отомстил.
Я отодвинулся от него насколько возможно, пока не наткнулся на поручни койки. Впрочем, она была слишком узкой, так что мы всё ещё соприкасались.
— Я принесу поесть, — сказал Док, его лицо за стеклом шлема казалось размытым.
— Да, Док! Да здравствует медпаёк! — Я попытался изобразить привычный энтузиазм, но ничего не вышло.
Как и у Дока со смешком.
Еда на Защитнике-3 была дерьмовая, правда в медотсеке чуточку лучше, чем в казармах. Овощи здесь были тушёные, а не консервированные, а мясо не разваливалось, как мокрая губка, когда ты протыкал его вилкой. Еда была одной из причин, по которой я так часто торчал в медотсеке. Порой мне доставалось то, что не доели пациенты.
Раштон скосил на меня глаза. Я что, выдал в себе помойщика? Именно так мы дома называли ибисов, которые рылись в мусорных ямах: помойщики. Иногда подобные мысли вызывали у меня улыбку. Не сегодня. Сегодня мысль о доме меня не успокаивала. Сегодня она засасывала, словно чёрная дыра.
Несколько минут спустя вернулся Док с двумя подносами. Он подтащил поближе стул и стал смотреть, как мы едим.
— В твоей крови всё ещё ничего нет, Вэлли, — сообщил он мне. — Если к утру ничто не изменится, ты свободен. Ну, насколько можно быть свободным в данных обстоятельствах.
Меня накрыло облегчение. В смысле нас. Иисусе, да я из-за этого чуть не опрокинул свой обед.
— Док, я не понимаю, что происходит. Это так странно.
Я боялся, что он сочтёт меня психом. Ради Бога, я же слышал голос Раштона в своей голове!
Что ещё он может подумать?
Док положил руку в перчатке на моё плечо.
— Что именно?
Я посмотрел на Раштона. Он снова выглядел усталым. Я видел это в тенях под зелёными глазами и ощущал сам.
Я наколол фасолину. Она была какая-то скользкая.
— Док, я чувствую то же, что и он. Я слышу его в своей голове.
Я попытался сдержать дрожь в голосе, но не смог.
Глаза Дока за пластиковым стеклом расширились.
Только не пугайтесь, Док. Если вы испугаетесь, то и я тоже, и где мы оба тогда окажемся?
Раштон подвинулся, и меня будто защекотало током, когда тыльная сторона его ладони задела моё запястье.
— Это временно, — сказал он. — Это двусторонняя связь. Моя система жизнедеятельности опирается на его. Плохо то, что это вызывает ответную реакцию в виде электрических импульсов и биохимии.
Я вскинул брови. Только и всего? Электроимпульсы и биохимия меня не волновали. Только грёбаная телепатия.
Раштон поглядел на меня. Уголки его губ приподнялись в лукавой улыбке.
Я нахмурился. Ничего. Утешительного.
— Вэл нужен вам, чтобы жить, — подвёл итог Док. — Так ведь?
Раштон кивнул:
— Да, сэр.
— И это временно? — спросил тот, прищурив глаза.
— Полагаю, сэр.
— Отлично, — кивнул Док, стиснув моё плечо, словно я был пациентом. — Потому что этот парень будет моим лучшим медиком, так ведь, Вэл?
— Да, Док, — заверил я.
Нет, Док. Безликие всех нас прикончат.
— Вот и хорошо, — сказал тот. Если бы у меня оставались хоть какие-то волосы, он бы их растрепал. А так — просто несколько раз провёл ладонью в перчатке по короткому ёжику. Дети Дока давно выросли, но это не мешало ему обращаться со мной как с ними. А мне — втайне наслаждаться этим.
Но не сегодня.
Раштон посмотрел на меня.
— Я не смогу всё это съесть. Хочешь?
Может, эта его улыбка должна была меня успокоить?
Может, он всё-таки не ещё один офицер-мудак?
Жаль только, что грёбаный предатель.
Улыбка дрогнула и потускнела, а потом пропала вовсе, будто её и не было.
А я так и не смог понять, кому из нас принадлежало чувство вины, поселившееся у меня внутри.
Чтобы переселить нас, они дождались середины ночи. Хотя ночь здесь — понятие условное. В космосе всегда ночь, но у нас все циферблаты имели двадцать четыре деления, поэтому в неделе оставалось всё так же семь дней. И формально, когда за нами пришли, было три часа утра вторника, хотя на Третьем это время ничем не отличалось от любого другого.
Камерону Раштону отдали чужую форму с именем Коулман на кармане. Она ему не шла. Может, из-за волос, которые курчавились у воротника? Он слишком отличался от всех на Защитнике-3, с этими длинными волосами и лёгким загаром. Хотя вряд ли в это время у нас был шанс с кем-нибудь столкнуться.
Большинство парней дрыхли в казармах. После сигнала к отбою свет автоматически приглушался и становился ярче только в шесть, когда мигающие трубки ламп пытались обмануть наши организмы, заставив их считать, что настало утро, что мы всё ещё дневные создания и что всё это проведённое в темноте время не высасывало постепенно из всех нас жизнь. Мы миллионы лет жили на планете, где были солнце, и луна, и сменяющиеся сезоны, и наша биология не слишком хорошо справлялась с безжизненной стерильностью сделанных нами же станций.
«Жёлтое солнышко помогает жить», — пела Люси, но, подозреваю, что военные никогда не слышали эту песню. Раз в месяц нам приказывали раздеться до белья, надеть защитные очки и пройтись под лампами в зале ультрафиолета, но это было совсем не то, что ощущать на своей коже настоящие солнечные лучи.
Посреди так называемой ночи сводчатые серые коридоры Защитника-3 были почти пусты. Да, кое-где всё ещё работали бригады рабочих, но либо в ядре, либо на внешнем поясе, где всегда была работа. Внутренний же пояс превращался в город-призрак.
По пути к моей казарме мы с Доком, Раштоном и двумя вооружёнными охранниками встретили всего двоих. Мне нужно было собрать вещи, поэтому Раштону пришлось идти со мной. Док хотел проследить, что с нами всё будет в порядке, а вооружённый эскорт был идеей коммандера Леонски.
— Поспеши, Вэл, — бросил Док, когда мы добрались до казарм.
— Да, майор.
Я проскользнул внутрь, размышляя, почувствую ли, если сердце Раштона остановится. Насколько можно растянуть связывающую нас странную биохимическую резинку, прежде чем она лопнет? Сейчас не время проверять.
Моя койка была третьей справа во втором ряду. Я мог бы отыскать её с закрытыми глазами. Нужно было просто идти на храп О'Ши. В казармах было темно и пахло потом и грязными носками, как и всегда. Я пробрался к своей койке и как можно тише открыл бокс. Вытащив свой рюкзак, я запихнул в него какую-то одежду. Темнота мешала что-либо разобрать, но не то чтобы у меня имелось много вещей. У меня было только то, что выдали мне в первый день, и книга, которую сунул мне отец. Я читал её уже тысячу раз, но всё равно спрятал в рюкзак. А то ещё какой-нибудь урод стащит её, пока меня нет.
Я думал, что все спят, но, когда пробирался к двери, чья-то рука дотронулась до моей ноги.
— Вэл? — Мур выпрямился на кровати. — Я думал, тебя в космос высосало. Что случилось в медотсеке?
— Это засекреченная информация.
Видимо, Мур слишком устал, чтобы отреагировать на мои слова, но позже наверняка разозлится.
— Ты куда?
— Это засекреченная информация, — повторил я и вывернулся из его руки.
— Козёл, — услышал я его шёпот.
Как же всё-таки приятно позлить Мура. Особенно приятно, потому что, несмотря на напускную браваду, я был до смерти напуган, и мне страшно хотелось отвлечься. Проблема не столько в том, что в обозримом будущем Раштон прилипнет ко мне, как приклеенный, сколько в том, что это «обозримое будущее» будет чертовски коротким. Ведь идут Безликие. И я не верил, что им нужен мир. Никто в это не верил. Они хотят того, чего всегда хотели: стереть нас с лица вселенной.
Именно поэтому женщин перестали брать на станции. Какой лучший способ уничтожить врага? Разорвать цикл воспроизведения. Враг не может размножаться без женщин. Ну, люди не могут. Кто знает, как дела обстоят где-нибудь ещё? Теперь Землю окружала паутина станций, движущихся по ночному небу, защищая наш самый ценный ресурс — наших женщин.
Моя девушка Кайли называла меня дураком. Ну, она была моей девушкой, ещё до того как я попал сюда.
— Почему у девушек нет права работать на станциях? Дайте мне пистолет, и я научусь им пользоваться! — заявляла она. Но она родилась в той же дыре, что и я. Может, девушки из более приличных районов не такие боевые? Чёрт, наверное, почти всем девушкам с Копы война с Безликими казалась куда лучшей перспективой. По крайней мере лучше работы на заводах.
— Дело не в том, что они убьют тебя, — возражал я ей, притворяясь знатоком. — Дело в том, что они сделают это со смаком. Все это знают.
А на спину последней надежде мишени не вешают.
Когда я слышал о ней последний раз, Кайли выходила замуж за Марка Диметто — его родители заведовали универмагом. Помню, мне ещё стало интересно, расскажет ли Кайли ему, что была одной из тех, кто тогда вломился в их магазин — Марк долго гнался за нами, но так и не поймал. Я всё ещё помнил, как от бега горели лёгкие. Я думал, моё сердце вырвется из груди. А стащить нам удалось всего одну паршивую бутылку водки. Это был прощальный подарок мне от Кайли. Это и дрочка под железнодорожным мостом.
Я выскользнул из казармы в коридор и почувствовал это. Словно шагнул в туман.
Меня накрыла волна усталости. Я так устал, хотя... вовсе не уставал. Это он устал, понял я; я просто ощутил эхо. Дорога от медотсека вымотала его, и наше короткое расставание тоже не прошло даром. Его сердце больше не билось в такт с моим. Оно колотилось быстрее. И у этого тоже было эхо, эхо, которое я чувствовал, даже не прикасаясь к нему.
Странно. И, пожалуй, жутко, но сейчас не время об этом задумываться. Сейчас я нужен ему.
Он стоял, прислонившись к стене и уставившись в пол. Волосы упали на лицо, скрывая черты.
— Эй! — Я потянулся к нему.
Раштон даже не посмотрел на меня. Он просто поднял ладонь туда, где, он знал, окажется моя рука, и мы дотронулись друг до друга. Я расставил пальцы, и он сплёл свои с моими.
На лицах эскорта промелькнуло выражение брезгливости. Мне не нужна была телепатия, чтобы прочесть их мысли: «Пидоры».
Дерьмо, если бы.
— Если бы? — пробормотал Раштон. Он поднял глаза и вскинул брови. Его губы сложились в слабую насмешливую улыбку.
Я поморщился:
— Я имел в виду, что это было бы менее странно.
По пальцам пробежал ток.
Его улыбка стала шире.
— Угу.
Док нахмурил брови и пристально посмотрел на нас.
— Всё в порядке?
Я кивнул:
— Всё отлично.
Иисусе, на кого мы, наверное, были похожи, идя по коридору, держась за руки. Док предложил понести мой рюкзак, но я отказался. Тогда бы я точно почувствовал себя девчонкой. Парней в коридорах в этот час почти не было, но и те немногие вовсю на нас пялились. Оттого ли, что Раштон был знаменитостью, или оттого, что мы держались за руки?
Мы забились в лифт в конце коридора. Когда двери разъехались, мы оказались на третьем уровне Внутреннего Пояса: в офицерском отсеке. Здесь было тихо. Коридоры казались уже, и, как я догадался ещё до того, как двери в нашу комнату открылись, шириной коридоров пожертвовали, чтобы сделать больше спальни.
Мать честная. Я три года провёл в тесной казарме, где со мной жили ещё сорок с лишним парней. И это был лишь один зал в целом коридоре таких же. Здесь же обнаружилась широкая, просторная комната с окном. Мы находились так высоко на внутреннем поясе, что в окно был виден изгиб внешнего, уходящий далеко в черноту. У меня закружилась голова.
Раштон стиснул мои пальцы.
— Всё в порядке, Вэл.
Окно оказалось не единственной роскошью, которую я видел впервые за очень долгое время. Здесь было ещё кое-что — индивидуальная ванная комната. Ну, не совсем индивидуальная, но я никогда ещё не делил ванную меньше, чем с двумя другими людьми — папой и Люси, — так что для меня это был просто пятизвёздочный отель. Лучше всего, что мне доводилось видеть с прибытия на Защитник-3, где я вынужден был мыться все с теми же четырьмя десятками парней, с которыми спал в одной казарме. Тут не пришлось бы прятать все вещи в шкафчик. Тут не нужно было беспокоиться, что какой-нибудь урод стащит мою бритву, если я оставлю её на раковине.
Я бросил рюкзак на пол.
Кровать в комнате наблюдалась всего одна — и я задумчиво уставился на неё. Однако не по той причине, которая заставила наш эскорт сдерживать смешки. Настоящая кровать. Двойная, с хорошим матрасом. О такой не натрёшь кожу, если материал слишком новый, и не порвешь — если слишком старый. И тебе уж точно не грозит проснуться от треска и оттого, что О'Ши плюхнулся тебе на голову.
«Какого хрена? Какого хрена?» — хватал он ртом воздух, а я не мог выдавить ни слова, потому что у меня от удара перехватило дыхание. Все смеялись над нами ещё несколько недель, но не им же было ходить с треснувшими рёбрами.
Мудилы.
— Дай знать, если что понадобится, — сказал Док. — Если хоть что-то будет нужно, просто пошли одного из солдат, пусть вызовут меня по внутренней связи.
— Да, Док, — кивнул я, и он вышел из комнаты.
Двери сомкнулись, я услышал, как защёлкнулся замок.
Значит, вот так я проведу остаток жизни: запертым в комнате наедине с Камероном Раштоном. Чёрт, ну, у меня хотя бы будет настоящая кровать, да? Не придётся бегать круги или карабкаться на стенку. Могло быть и хуже. Правда мне очень бы хотелось увидеть папу и Люси. Это желание внутри меня росло, болезненно тянуло в груди.
Раштон нахмурился.
— Это не конец. Он хочет мира.
— Как скажешь, — отозвался я. Мне не хотелось говорить о Безликих и военном регенте Кай-Рене или как там оно себя называло. Мне не нужно было знать название твари, которая собиралась убить меня. Я отпустил его руку. — Мне надо отлить.
По моей спине пробежала дрожь — моё тело словно считало его страх остаться одному. Живот свело, и я охнул. Это нечестно.
— Я быстро, — пробормотал я.
Когда я вернулся из ванной, он лежал на кровати. Я сглотнул. Наверное, это будет чертовски неловко. Я вспомнил ту дразнящую улыбку, что он послал мне у казармы, и моё сердце забилось быстрее. Я был почти уверен, что он гей. Я просто не понимал, почему эта мысль не приводит меня в панику.
— Какие-то предпочтения? — спросил Раштон.
— Что, прости? — Вежливая версия «Какого хрена?» в моём исполнении.
Он фыркнул, будто знал, о чём я думаю. Он и знал, так ведь?
— Какую сторону кровати хочешь, Вэл?
— Ох. — Я почувствовал, как краска заливает щёки. — Всё равно.
Он подвинулся. Я вытащил из рюкзака книжку и устроился рядом. Наши пальцы сплелись, и через мгновение сердцебиение синхронизировалось. Боже, если тридцатисекундный поход в туалет так на нём сказывался, будет чертовски неловко, когда мне понадобится сходить по-большому.
— Я становлюсь сильнее с каждой секундой, — сказал он мне. — Завтра будет ещё лучше, думаю.
— Но не знаешь наверняка? — спросил я.
— Нет, не знаю. — Он помолчал немного, а потом добавил: — Ты тёплый.
— Что?
— У тебя ладони тёплые, — тихо пояснил он. — Не холодные. Это приятно, ну, знаешь, после…
Не говори мне. Я не хочу знать. Твою мать. Пожалуйста.
Он отвёл глаза:
— Прости.
Моё сердце зачастило — его тоже — попытавшись сглотнуть страх, я хмуро посмотрел на свою книжку, а он уставился в черноту за окном.
Читая, я чувствовал слабые отголоски восхищения, и это не имело отношения к книге. Я читал её тысячу раз. Мне понадобилась секунда, чтобы сообразить, что это чувство исходит от Раштона.
— Я не видел эти звёзды очень долго, — вздохнул он. — Это как вновь вернуться на Восьмой.
— На Восьмом так же херово, как и на Третьем? — пробурчал я, отказываясь поворачиваться и смотреть в окно.
Он улыбнулся:
— Наверное. Тебе не нравится вид?
— Что мне не нравится, — начал я, — так это знать, что от грёбаного вакуума меня отделяет лишь тонкое стекло.
И ещё ощущать, как эта чернота подбирается ко мне всё ближе, как сейчас.
Его улыбка стала шире.
— Это не стекло, Вэл.
— Не суть важно, — пробормотал я. — Мне просто не нравится, понятно?
— Хорошо. — Его взгляд снова скользнул к окну. Я видел отражение звёзд в зелёных глазах. — Я был пилотом. Я просто люблю космос. Всегда любил.
— Даже после всего? — удивлённо спросил я. Его улыбка поблёкла. — Прости. — Молодец, Вэл.
Он сменил тему:
— Что ты читаешь?
Я покраснел:
— Сказки.
— Правда? — Он придвинулся б
Я не открывал глаз и пытался не слушать.
— На самом деле я не знаю, сэр. — Голос Раштона звучал напряжённо. — Это резервная система. Этого не должно было произойти.
— Почему Вэл?
— Потому что он до меня дотронулся.
Твою мать. Я всё ещё дотрагивался до него, всё ещё тесно прижимался и жалел, что проснулся. И теперь лежал, притворяясь спящим, когда Раштону прекрасно известно, что я не сплю, а Док наверняка догадывается.
Если бы я не держал его за руку, пока он валялся в отключке, он, скорее всего, был бы сейчас мёртв. Может, мне даже этого хотелось. Это не остановило бы Безликих, но по крайней мере я бы об этом не знал.
Грёбаные Безликие. Раз уж они не поленились научить Раштона своему языку, то можно было бы хотя бы приделать на капсулу табличку: «НЕ РАЗРЕЗАТЬ» или «ДЛЯ НАЧАЛА СПУСКА ЖИДКОСТИ НАЖАТЬ СЮДА». Мы же вскрыли эту штуковину, как ребёнок разрывает подарочную упаковку, разрушив капсулу и чуть не уничтожив Раштона.
— Это как-нибудь сказывается на нём? — спросил Док.
— Не знаю. — Раштон говорил едва слышно. — Не думаю.
После того как ушли офицеры, я действительно заснул. И мне снились странные сны, в которых вспыхивали какие-то огни, слышалось странное шипение, словно пар под давлением. Несколько раз я пытался вырваться из сна, но всё время проигрывал.
Чем больше я спал, тем дольше Раштон бодрствовал. В какой-то момент я даже испугался, что, чем сильнее станет он, тем больше ослабею я сам — неужели этот процесс высосет из меня все силы? — но к концу дня всё пришло в норму. Теперь я просто чувствовал себя чуть более усталым, чем обычно, и словно в похмелье, хотя Раштон казался гораздо сильнее.
При мысли о похмелье мне захотелось выпить. Интересно, как там Хупер со своим новым перегонным аппаратом, который он прятал в кладовке у Трубы-7. Мы, конечно, не должны были пить, но, твою мать, много ли других развлечений на Защитнике-3?
Играть мы тоже не должны были, но нам это не мешало. Хупер всё ещё торчал мне пачку курева за проигрыш в покер.
Причём ставки мы делали не только в карты. Мы ставили на то, в каком порядке будут прибывать говнолёты. Спорили, кто быстрее взберётся на альпинистскую стену. Спорили, будет ли новенький в первую ночь распускать нюни. Спорили, нагнут ли его в душе и расскажет ли он об этом.
Мне повезло. Со мной это случилось только раз, и инстинкт подсказал мне держать язык за зубами. Если по каждому поводу плакаться своему куратору, уважения от других не дождёшься, а вот когда ты отвязываешь у парня страховку, пока тот карабкается на стену, и он падает… в общем, он понимает, что сделал, чтобы это заслужить, и тоже молчит. Я всё ещё помню выражение лица Уэйда, когда он увидел, что я сижу на стене прямо у крепления его страховки. Я дал ему забраться повыше, так что, когда он потерял точку опоры и сорвался, то пролетел тридцать футов, прежде чем плюхнуться на маты.
«Мелкий засранец!» — орал мне Уэйд, когда его уносили в медотсек. Несколько его дружков после меня за это хорошенько отделали, но оно всё равно того стоило. Не я ведь теперь хромаю.
Я подумал об этом, и Раштон сжал мои пальцы.
— Всё хорошо, — услышал я в своей голове.
Мои глаза распахнулись.
Чёрт. Раштон это слышал? То есть эта фигня действует в обе стороны? Или это просто эхо того, о чём он успел подумать, прежде чем я уснул, или Раштон и сейчас у меня в голове, больной извращенец, копается в том, что ублюдок Уэйд сделал со мной тогда в душевой? Потому что я больше не сопливый подросток, и мне не хотелось, чтобы он меня таковым считал. Это было три года назад, и я с тех пор изменился. И отомстил.
Я отодвинулся от него насколько возможно, пока не наткнулся на поручни койки. Впрочем, она была слишком узкой, так что мы всё ещё соприкасались.
— Я принесу поесть, — сказал Док, его лицо за стеклом шлема казалось размытым.
— Да, Док! Да здравствует медпаёк! — Я попытался изобразить привычный энтузиазм, но ничего не вышло.
Как и у Дока со смешком.
Еда на Защитнике-3 была дерьмовая, правда в медотсеке чуточку лучше, чем в казармах. Овощи здесь были тушёные, а не консервированные, а мясо не разваливалось, как мокрая губка, когда ты протыкал его вилкой. Еда была одной из причин, по которой я так часто торчал в медотсеке. Порой мне доставалось то, что не доели пациенты.
Раштон скосил на меня глаза. Я что, выдал в себе помойщика? Именно так мы дома называли ибисов, которые рылись в мусорных ямах: помойщики. Иногда подобные мысли вызывали у меня улыбку. Не сегодня. Сегодня мысль о доме меня не успокаивала. Сегодня она засасывала, словно чёрная дыра.
Несколько минут спустя вернулся Док с двумя подносами. Он подтащил поближе стул и стал смотреть, как мы едим.
— В твоей крови всё ещё ничего нет, Вэлли, — сообщил он мне. — Если к утру ничто не изменится, ты свободен. Ну, насколько можно быть свободным в данных обстоятельствах.
Меня накрыло облегчение. В смысле нас. Иисусе, да я из-за этого чуть не опрокинул свой обед.
— Док, я не понимаю, что происходит. Это так странно.
Я боялся, что он сочтёт меня психом. Ради Бога, я же слышал голос Раштона в своей голове!
Что ещё он может подумать?
Док положил руку в перчатке на моё плечо.
— Что именно?
Я посмотрел на Раштона. Он снова выглядел усталым. Я видел это в тенях под зелёными глазами и ощущал сам.
Я наколол фасолину. Она была какая-то скользкая.
— Док, я чувствую то же, что и он. Я слышу его в своей голове.
Я попытался сдержать дрожь в голосе, но не смог.
Глаза Дока за пластиковым стеклом расширились.
Только не пугайтесь, Док. Если вы испугаетесь, то и я тоже, и где мы оба тогда окажемся?
Раштон подвинулся, и меня будто защекотало током, когда тыльная сторона его ладони задела моё запястье.
— Это временно, — сказал он. — Это двусторонняя связь. Моя система жизнедеятельности опирается на его. Плохо то, что это вызывает ответную реакцию в виде электрических импульсов и биохимии.
Я вскинул брови. Только и всего? Электроимпульсы и биохимия меня не волновали. Только грёбаная телепатия.
Раштон поглядел на меня. Уголки его губ приподнялись в лукавой улыбке.
Я нахмурился. Ничего. Утешительного.
— Вэл нужен вам, чтобы жить, — подвёл итог Док. — Так ведь?
Раштон кивнул:
— Да, сэр.
— И это временно? — спросил тот, прищурив глаза.
— Полагаю, сэр.
— Отлично, — кивнул Док, стиснув моё плечо, словно я был пациентом. — Потому что этот парень будет моим лучшим медиком, так ведь, Вэл?
— Да, Док, — заверил я.
Нет, Док. Безликие всех нас прикончат.
— Вот и хорошо, — сказал тот. Если бы у меня оставались хоть какие-то волосы, он бы их растрепал. А так — просто несколько раз провёл ладонью в перчатке по короткому ёжику. Дети Дока давно выросли, но это не мешало ему обращаться со мной как с ними. А мне — втайне наслаждаться этим.
Но не сегодня.
Раштон посмотрел на меня.
— Я не смогу всё это съесть. Хочешь?
Может, эта его улыбка должна была меня успокоить?
Может, он всё-таки не ещё один офицер-мудак?
Жаль только, что грёбаный предатель.
Улыбка дрогнула и потускнела, а потом пропала вовсе, будто её и не было.
А я так и не смог понять, кому из нас принадлежало чувство вины, поселившееся у меня внутри.
Чтобы переселить нас, они дождались середины ночи. Хотя ночь здесь — понятие условное. В космосе всегда ночь, но у нас все циферблаты имели двадцать четыре деления, поэтому в неделе оставалось всё так же семь дней. И формально, когда за нами пришли, было три часа утра вторника, хотя на Третьем это время ничем не отличалось от любого другого.
Камерону Раштону отдали чужую форму с именем Коулман на кармане. Она ему не шла. Может, из-за волос, которые курчавились у воротника? Он слишком отличался от всех на Защитнике-3, с этими длинными волосами и лёгким загаром. Хотя вряд ли в это время у нас был шанс с кем-нибудь столкнуться.
Большинство парней дрыхли в казармах. После сигнала к отбою свет автоматически приглушался и становился ярче только в шесть, когда мигающие трубки ламп пытались обмануть наши организмы, заставив их считать, что настало утро, что мы всё ещё дневные создания и что всё это проведённое в темноте время не высасывало постепенно из всех нас жизнь. Мы миллионы лет жили на планете, где были солнце, и луна, и сменяющиеся сезоны, и наша биология не слишком хорошо справлялась с безжизненной стерильностью сделанных нами же станций.
«Жёлтое солнышко помогает жить», — пела Люси, но, подозреваю, что военные никогда не слышали эту песню. Раз в месяц нам приказывали раздеться до белья, надеть защитные очки и пройтись под лампами в зале ультрафиолета, но это было совсем не то, что ощущать на своей коже настоящие солнечные лучи.
Посреди так называемой ночи сводчатые серые коридоры Защитника-3 были почти пусты. Да, кое-где всё ещё работали бригады рабочих, но либо в ядре, либо на внешнем поясе, где всегда была работа. Внутренний же пояс превращался в город-призрак.
По пути к моей казарме мы с Доком, Раштоном и двумя вооружёнными охранниками встретили всего двоих. Мне нужно было собрать вещи, поэтому Раштону пришлось идти со мной. Док хотел проследить, что с нами всё будет в порядке, а вооружённый эскорт был идеей коммандера Леонски.
— Поспеши, Вэл, — бросил Док, когда мы добрались до казарм.
— Да, майор.
Я проскользнул внутрь, размышляя, почувствую ли, если сердце Раштона остановится. Насколько можно растянуть связывающую нас странную биохимическую резинку, прежде чем она лопнет? Сейчас не время проверять.
Моя койка была третьей справа во втором ряду. Я мог бы отыскать её с закрытыми глазами. Нужно было просто идти на храп О'Ши. В казармах было темно и пахло потом и грязными носками, как и всегда. Я пробрался к своей койке и как можно тише открыл бокс. Вытащив свой рюкзак, я запихнул в него какую-то одежду. Темнота мешала что-либо разобрать, но не то чтобы у меня имелось много вещей. У меня было только то, что выдали мне в первый день, и книга, которую сунул мне отец. Я читал её уже тысячу раз, но всё равно спрятал в рюкзак. А то ещё какой-нибудь урод стащит её, пока меня нет.
Я думал, что все спят, но, когда пробирался к двери, чья-то рука дотронулась до моей ноги.
— Вэл? — Мур выпрямился на кровати. — Я думал, тебя в космос высосало. Что случилось в медотсеке?
— Это засекреченная информация.
Видимо, Мур слишком устал, чтобы отреагировать на мои слова, но позже наверняка разозлится.
— Ты куда?
— Это засекреченная информация, — повторил я и вывернулся из его руки.
— Козёл, — услышал я его шёпот.
Как же всё-таки приятно позлить Мура. Особенно приятно, потому что, несмотря на напускную браваду, я был до смерти напуган, и мне страшно хотелось отвлечься. Проблема не столько в том, что в обозримом будущем Раштон прилипнет ко мне, как приклеенный, сколько в том, что это «обозримое будущее» будет чертовски коротким. Ведь идут Безликие. И я не верил, что им нужен мир. Никто в это не верил. Они хотят того, чего всегда хотели: стереть нас с лица вселенной.
Именно поэтому женщин перестали брать на станции. Какой лучший способ уничтожить врага? Разорвать цикл воспроизведения. Враг не может размножаться без женщин. Ну, люди не могут. Кто знает, как дела обстоят где-нибудь ещё? Теперь Землю окружала паутина станций, движущихся по ночному небу, защищая наш самый ценный ресурс — наших женщин.
Моя девушка Кайли называла меня дураком. Ну, она была моей девушкой, ещё до того как я попал сюда.
— Почему у девушек нет права работать на станциях? Дайте мне пистолет, и я научусь им пользоваться! — заявляла она. Но она родилась в той же дыре, что и я. Может, девушки из более приличных районов не такие боевые? Чёрт, наверное, почти всем девушкам с Копы война с Безликими казалась куда лучшей перспективой. По крайней мере лучше работы на заводах.
— Дело не в том, что они убьют тебя, — возражал я ей, притворяясь знатоком. — Дело в том, что они сделают это со смаком. Все это знают.
А на спину последней надежде мишени не вешают.
Когда я слышал о ней последний раз, Кайли выходила замуж за Марка Диметто — его родители заведовали универмагом. Помню, мне ещё стало интересно, расскажет ли Кайли ему, что была одной из тех, кто тогда вломился в их магазин — Марк долго гнался за нами, но так и не поймал. Я всё ещё помнил, как от бега горели лёгкие. Я думал, моё сердце вырвется из груди. А стащить нам удалось всего одну паршивую бутылку водки. Это был прощальный подарок мне от Кайли. Это и дрочка под железнодорожным мостом.
Я выскользнул из казармы в коридор и почувствовал это. Словно шагнул в туман.
Меня накрыла волна усталости. Я так устал, хотя... вовсе не уставал. Это он устал, понял я; я просто ощутил эхо. Дорога от медотсека вымотала его, и наше короткое расставание тоже не прошло даром. Его сердце больше не билось в такт с моим. Оно колотилось быстрее. И у этого тоже было эхо, эхо, которое я чувствовал, даже не прикасаясь к нему.
Странно. И, пожалуй, жутко, но сейчас не время об этом задумываться. Сейчас я нужен ему.
Он стоял, прислонившись к стене и уставившись в пол. Волосы упали на лицо, скрывая черты.
— Эй! — Я потянулся к нему.
Раштон даже не посмотрел на меня. Он просто поднял ладонь туда, где, он знал, окажется моя рука, и мы дотронулись друг до друга. Я расставил пальцы, и он сплёл свои с моими.
На лицах эскорта промелькнуло выражение брезгливости. Мне не нужна была телепатия, чтобы прочесть их мысли: «Пидоры».
Дерьмо, если бы.
— Если бы? — пробормотал Раштон. Он поднял глаза и вскинул брови. Его губы сложились в слабую насмешливую улыбку.
Я поморщился:
— Я имел в виду, что это было бы менее странно.
По пальцам пробежал ток.
Его улыбка стала шире.
— Угу.
Док нахмурил брови и пристально посмотрел на нас.
— Всё в порядке?
Я кивнул:
— Всё отлично.
Иисусе, на кого мы, наверное, были похожи, идя по коридору, держась за руки. Док предложил понести мой рюкзак, но я отказался. Тогда бы я точно почувствовал себя девчонкой. Парней в коридорах в этот час почти не было, но и те немногие вовсю на нас пялились. Оттого ли, что Раштон был знаменитостью, или оттого, что мы держались за руки?
Мы забились в лифт в конце коридора. Когда двери разъехались, мы оказались на третьем уровне Внутреннего Пояса: в офицерском отсеке. Здесь было тихо. Коридоры казались уже, и, как я догадался ещё до того, как двери в нашу комнату открылись, шириной коридоров пожертвовали, чтобы сделать больше спальни.
Мать честная. Я три года провёл в тесной казарме, где со мной жили ещё сорок с лишним парней. И это был лишь один зал в целом коридоре таких же. Здесь же обнаружилась широкая, просторная комната с окном. Мы находились так высоко на внутреннем поясе, что в окно был виден изгиб внешнего, уходящий далеко в черноту. У меня закружилась голова.
Раштон стиснул мои пальцы.
— Всё в порядке, Вэл.
Окно оказалось не единственной роскошью, которую я видел впервые за очень долгое время. Здесь было ещё кое-что — индивидуальная ванная комната. Ну, не совсем индивидуальная, но я никогда ещё не делил ванную меньше, чем с двумя другими людьми — папой и Люси, — так что для меня это был просто пятизвёздочный отель. Лучше всего, что мне доводилось видеть с прибытия на Защитник-3, где я вынужден был мыться все с теми же четырьмя десятками парней, с которыми спал в одной казарме. Тут не пришлось бы прятать все вещи в шкафчик. Тут не нужно было беспокоиться, что какой-нибудь урод стащит мою бритву, если я оставлю её на раковине.
Я бросил рюкзак на пол.
Кровать в комнате наблюдалась всего одна — и я задумчиво уставился на неё. Однако не по той причине, которая заставила наш эскорт сдерживать смешки. Настоящая кровать. Двойная, с хорошим матрасом. О такой не натрёшь кожу, если материал слишком новый, и не порвешь — если слишком старый. И тебе уж точно не грозит проснуться от треска и оттого, что О'Ши плюхнулся тебе на голову.
«Какого хрена? Какого хрена?» — хватал он ртом воздух, а я не мог выдавить ни слова, потому что у меня от удара перехватило дыхание. Все смеялись над нами ещё несколько недель, но не им же было ходить с треснувшими рёбрами.
Мудилы.
— Дай знать, если что понадобится, — сказал Док. — Если хоть что-то будет нужно, просто пошли одного из солдат, пусть вызовут меня по внутренней связи.
— Да, Док, — кивнул я, и он вышел из комнаты.
Двери сомкнулись, я услышал, как защёлкнулся замок.
Значит, вот так я проведу остаток жизни: запертым в комнате наедине с Камероном Раштоном. Чёрт, ну, у меня хотя бы будет настоящая кровать, да? Не придётся бегать круги или карабкаться на стенку. Могло быть и хуже. Правда мне очень бы хотелось увидеть папу и Люси. Это желание внутри меня росло, болезненно тянуло в груди.
Раштон нахмурился.
— Это не конец. Он хочет мира.
— Как скажешь, — отозвался я. Мне не хотелось говорить о Безликих и военном регенте Кай-Рене или как там оно себя называло. Мне не нужно было знать название твари, которая собиралась убить меня. Я отпустил его руку. — Мне надо отлить.
По моей спине пробежала дрожь — моё тело словно считало его страх остаться одному. Живот свело, и я охнул. Это нечестно.
— Я быстро, — пробормотал я.
Когда я вернулся из ванной, он лежал на кровати. Я сглотнул. Наверное, это будет чертовски неловко. Я вспомнил ту дразнящую улыбку, что он послал мне у казармы, и моё сердце забилось быстрее. Я был почти уверен, что он гей. Я просто не понимал, почему эта мысль не приводит меня в панику.
— Какие-то предпочтения? — спросил Раштон.
— Что, прости? — Вежливая версия «Какого хрена?» в моём исполнении.
Он фыркнул, будто знал, о чём я думаю. Он и знал, так ведь?
— Какую сторону кровати хочешь, Вэл?
— Ох. — Я почувствовал, как краска заливает щёки. — Всё равно.
Он подвинулся. Я вытащил из рюкзака книжку и устроился рядом. Наши пальцы сплелись, и через мгновение сердцебиение синхронизировалось. Боже, если тридцатисекундный поход в туалет так на нём сказывался, будет чертовски неловко, когда мне понадобится сходить по-большому.
— Я становлюсь сильнее с каждой секундой, — сказал он мне. — Завтра будет ещё лучше, думаю.
— Но не знаешь наверняка? — спросил я.
— Нет, не знаю. — Он помолчал немного, а потом добавил: — Ты тёплый.
— Что?
— У тебя ладони тёплые, — тихо пояснил он. — Не холодные. Это приятно, ну, знаешь, после…
Не говори мне. Я не хочу знать. Твою мать. Пожалуйста.
Он отвёл глаза:
— Прости.
Моё сердце зачастило — его тоже — попытавшись сглотнуть страх, я хмуро посмотрел на свою книжку, а он уставился в черноту за окном.
Читая, я чувствовал слабые отголоски восхищения, и это не имело отношения к книге. Я читал её тысячу раз. Мне понадобилась секунда, чтобы сообразить, что это чувство исходит от Раштона.
— Я не видел эти звёзды очень долго, — вздохнул он. — Это как вновь вернуться на Восьмой.
— На Восьмом так же херово, как и на Третьем? — пробурчал я, отказываясь поворачиваться и смотреть в окно.
Он улыбнулся:
— Наверное. Тебе не нравится вид?
— Что мне не нравится, — начал я, — так это знать, что от грёбаного вакуума меня отделяет лишь тонкое стекло.
И ещё ощущать, как эта чернота подбирается ко мне всё ближе, как сейчас.
Его улыбка стала шире.
— Это не стекло, Вэл.
— Не суть важно, — пробормотал я. — Мне просто не нравится, понятно?
— Хорошо. — Его взгляд снова скользнул к окну. Я видел отражение звёзд в зелёных глазах. — Я был пилотом. Я просто люблю космос. Всегда любил.
— Даже после всего? — удивлённо спросил я. Его улыбка поблёкла. — Прости. — Молодец, Вэл.
Он сменил тему:
— Что ты читаешь?
Я покраснел:
— Сказки.
— Правда? — Он придвинулся б
Опубликовано: 2017-07-23 15:27:58
Количество просмотров: 210
Количество просмотров: 210