Последний визит: 2023-03-05 16:55:12
Сейчас не в сети

Голубой полумрак постели

Вещие сны. Голубой полумрак постели.
Бабочки - светлые души умерших людей
К нам на зажжённую лампу в окошко слетелись,
Словно танцует над люстрой цветная метель.

Поздняя ночь. Но обоим влюблённым не спится!..
Подогревает вино сумасшедшую страсть...
И отставляя бокал недопитого виски,
Страстно целуемся мы с тобой, как в первый раз.

Смята небрежно постель поцелуями ветра,
Словно спутником раздетым тебя он желает ласкать...
Глядя друг другу в глаза мы не выключим света,
Пусть потолок каруселью кружит и под нами кровать!

Вижу я праздничный бал - ты на нём королевич!
Нас пожирающий вместе, ничем не затушишь огонь!..
Кажется сердце стучится и справа и слева,
Как инструменты в оркестре - играют сердца в унисон!

Хочется слиться с тобою не только на ложе любовном,
Хочется полностью стать с тобой целым одним!
И мотыльками, не чувствуя крыл опалённых,
Падаем вниз, чтоб из пламени встал Андрогин.

​В окружении красивых людей любой, кого нельзя отнести к их числу, становится частью декораций. Это боги, которым лучше не переходить дорогу, а все остальные – глупые, скучные и раздражающие смертные. Через несколько месяцев, когда я привык к тому, что до моего увлечения, как и до меня самого, никому нет дела, красота стала такой же частью декораций. Они абсолютно одинаковые, эти красивые модели, все как один, глупые, скучные эгоисты.

Кроме Валеры. Я был одержим им.

Его красота выделяла его из толпы топ-моделей. Он был тихим, сдержанным и говорил, только когда к нему обращались, а обращались к нему только при крайней необходимости. Если он участвовал в съёмке, работа шла глаже. Люди меньше болтали, быстрее двигались, и даже другие модели не жаловались. Если Валера соглашался сниматься, а кто-то возмущался, недовольному тут же находили замену. Валера стал самой продаваемой моделью всего за несколько недель, и казалось, до сих пор не осознавал собственной власти. Я считал его богом.

А ещё он заставлял меня сомневаться в собственной ориентации.

Едва ли ему понравилось бы, если бы я бросился ему на шею, умоляя взять меня, но эта мысль становилась всё более и более заманчивой. Впрочем, вряд ли он вообще отреагировал бы, даже если бы я держал при этом неоновую вывеску с надписью «Секс-раб Валеры навеки!».

Валера в принципе игнорировал людей. Он держался так, словно он единственный человек на этом свете. Ни на кого не смотрел, ничего не говорил. Не то что другие модели, которые любовались своим отражением часами. Валера уделял зеркалам не больше внимания, чем людям, будто ни те, ни другие этого не стоили. Никто не знал, что о нём думать. Единственное, о чём просил Валера – это журналы.

В перерывах между съёмками он растягивался на диване и листал глянцевые страницы. Он делал это постоянно.

От стажёров никто многого не ждал, поэтому, не считая тех редких моментов, когда мне давали в руки камеру, я был просто мальчиком на побегушках. В том числе и приносил Валере журналы. Те, что у нас имелись, он прочитал в первые несколько дней, иногда он приносил их с собой, но порой они заканчивались.

По-моему, ему просто нравились картинки. Он читал «Космо» с таким же вниманием, что и «В мире науки». В первую неделю здесь он как-то попросил у меня ещё журнал, и я дал ему один из своих комиксов, потому что ничего другого под рукой не оказалось. Он ничего не сказал, просто взял книжку и стал листать. В конце дня я обнаружил её рядом со своим рюкзаком. После этого я постоянно таскал с собой мангу и комиксы – просто на всякий случай. Валера никогда не говорил мне «спасибо», даже не смотрел на меня. Сомневаюсь, что он знал хотя бы моё имя. Но, когда он заканчивал, книжки каким-то образом находили дорогу к моей сумке.

Так продолжалось несколько месяцев.

- Денис. Денис! Эй! Денис?

Я поднимаю глаза.

- Ой, прости, что?

Это Марта, тоже стажёр, пожалуй, я могу назвать её другом. Она протягивает мне телефон.

Я прикладываю его к уху, но через несколько секунд он выпадает из моих пальцев.

- Дерьмо.

- Что? – Марта выглядит обеспокоенной.

Меня охватывает какое-то оцепенение.

- Моя квартира. В здании произошёл пожар.

- Тебе есть где остановиться?

Я качаю головой.

Она хмурится.

- Я бы предложила тебе пожить у меня, но у меня кошки, а у тебя аллергия.

- Не парься, - отмахиваюсь я. – Найду какую-нибудь дешёвую гостиницу или что-нибудь ещё. Не знаю.

- Оставайся у меня.

Мне требуется несколько секунд, чтобы узнать этот голос. Я даже не подозревал, что он здесь. Валеру легко не заметить, когда он не в кадре. Я тупо пялюсь на него.

- Что?

- Можешь остановиться у меня, - повторяет он.

Он впервые смотрит прямо на меня, и я не могу отвести взгляд. Я впервые слышу, чтобы он повторял сказанное. Никто не заставляет Валеру повторять свои слова дважды. Марта пинает меня в ногу. Я вспоминаю о хороших манерах и, запинаясь, рассыпаюсь в благодарностях. Он возвращается к чтению журнала.

А я снова превращаюсь в невидимку.

У него фиолетовые глаза. Я видел их раньше на снимках, когда он направлял пугающий взгляд в камеру, но даже на фото от него у меня подгибались колени. Есть у него один снимок, который я могу рассматривать часами.

Однажды главный фотограф пошутил, что хочет запечатлеть Валеру в его естественной «среде обитания», поэтому он сунул тому журнал и заставил лечь на диван. На снимке Валера смотрит прямо в камеру, словно зритель по ту сторону объектива сказал что-то действительно достойное его внимания, и вы ощущаете его невероятную красоту в полную силу. Его тёмные волосы, длиннее, чем у многих женщин, падают через плечо и словно текут по ковру. Они чёрные, по-настоящему чёрные, эбонитовые, и блестят. Он снимается в рекламе шампуней, ни у одной другой модели они не продаются лучше. Когда он только появился, его пытались заставить подстричься. Он отказался, и как стало ясно позже, правильно сделал. Это добавляло его облику экзотики. Ну ещё бы. Будто фиолетовых глаз мало.

Никто не спрашивал, откуда у него такие глаза. Все знали одно – они такие от природы. На фото на нём только чёрные брюки, так что слегка загорелая грудь обнажена, и любой может полюбоваться разворотом плеч.

Если бы мне предложили загадать желание, я бы попросил, чтобы он посмотрел на меня так, как смотрит в камеру на этом снимке. Тогда я мог бы умереть счастливым.

Закончив с работой на сегодня, я иду искать Валеру. Найти его нетрудно. Устроившись на любимом диване, он читает мангу, которую я ему одолжил. Я останавливаюсь перед ним, не зная, что сказать. Он вскидывает на мгновение глаза, а потом снова ведёт себя так, словно меня не существует.

Я чувствую, как щёки заливает румянец. Не знаю, было ли мне когда-нибудь так неловко. Он полностью меня игнорирует.

Несколько бесконечно долгих минут спустя он закрывает книжку, встаёт и засовывает её за пояс моих джинсов. У меня отваливается челюсть, но я слишком изумлён, чтобы словами отреагировать на такой метод возвращения книги.

- Пойдём! – бросает он, надевая пальто.

Он не смотрит на меня, даже мангу за пояс засунул не глядя.

Он почти как слепой – его глаза всегда неподвижны. Я впервые понимаю, почему он так делает, почему прячет их под ресницами, словно всё время хочет спать - он не смотрит на людей, потому что так надо. Чтобы вы не увидели его глаза. Потрясающие, чарующие фиолетовые глаза.

Интересно, отчего он такой замкнутый? Сомневаюсь, что его можно назвать робким.

Я провожаю взглядом его удаляющуюся спину, прежде чем до меня доходит смысл его слов, и я бросаюсь следом, чувствуя себя неуклюжим идиотом.

Он привозит меня к себе и показывает на диван. Мы не разговариваем. Я чувствую себя несчастным, ведь даже приютив – из жалости? – он всё ещё не считает меня достойным своего внимания. Да знает ли он хотя бы, как меня зовут? Он уходит в спальню и закрывает дверь.

Два дня спустя я оказываюсь в его постели.

Это неудивительно. Модели всегда ведут себя так, словно весь мир – игрушка для их утех. Принимая его приглашение, я полностью осознавал, что он, скорее всего, не откажется от минета вместо арендной платы.

Когда я прихожу с работы, усталый от бессмысленных чужих поручений, он лежит на диване и читает. Это не журнал, понимаю я, хотя у него огромная коллекция. Большую часть прочитанного он не хранит, но несколько шкафов в его квартире забиты журналами, которые чем-то его заинтересовали. Наверное, в этом присутствовала какая-то система, но я не знал какая. Я удивился, обнаружив, что, поддавшись моему влиянию, он начал собирать комиксы и мангу.

Я сплю на диване, так что, пока там Валера, мне некуда сесть, и я неловко устраиваюсь в кресле. Он бросает на меня взгляд и кивает. Я сбит с толку.

После короткой паузы, когда становится ясно, что я не собираюсь выполнять его команду, какой бы она ни была, он снова поднимает на меня глаза и на этот раз пристально рассматривает. Никогда не замечал, я привык к чувственным взглядам искушённых моделей, но лицо Валеры абсолютно лишено выражения. Его взгляд внимательный, но мысли и чувства не разгадать. Это пугает.

- Иди сюда, - говорит он, не спуская взгляда с моего лица, пока я не подчиняюсь.

Я встаю и подхожу к нему.

Он тянет меня к себе на колени. Я этого не ожидаю, поэтому вскрикиваю, запутываясь в собственных конечностях, и вдруг понимаю, что сижу у него на коленях, откинув голову ему на плечо. Я высокий, но Валера всё равно немного выше, к тому же я вечно недоедающий нищий стажёр, так что вряд ли много вешу. Чувствую себя декоративной собачкой. Его рука крепко обвивает мою талию – и не считая того, что его ладонь забралась мне под рубашку, а пальцы играют с голой кожей, – он снова полностью меня игнорирует.

Становится ясно, что я буду сидеть вот так столько, сколько он пожелает, да мне в сущности и некуда деваться, так что я просто расслабляюсь, вернее пытаюсь. Мне щекотно. А он запускает ладонь под пояс моих джинсов, гладя пальцами мягкие волоски на животе, словно не осознавая, что делает.

Я молча ёрзаю, не желая раздражать его, но это щекотно и возбуждает. Моё лицо красное, как у рака. Я отчаянно надеюсь, что он не чувствует, как у меня стоит. Судя по всему, он всё ещё читает, время от времени перелистывая страницы, и, по-моему, даже не замечает, что его пальцы забрались ещё глубже в мои джинсы, запутываясь в коротких кудряшках внизу живота. Я зажмуриваюсь, пытаясь выровнять дыхание, пока он не услышал. И тут его ладонь обхватывает мой член.

Я задыхаюсь, выгибая спину, и слышу, как журнал падает на пол.

Валера щекочет горячим дыханием мою шею, а его вторая рука спешно расстёгивает мои джинсы и стаскивает их с бёдер. Я приподнимаю зад, чтобы помочь ему снять их, а тёплая ладонь на моём члене равномерно двигается. Наши головы соприкасаются, его губы обжигают поцелуями моё горло. Я чувствую, как его волосы колют щёку.

Его свободная рука забирается под мою рубашку, слегка задевает сосок, прежде чем начать мучить его шершавой подушечкой большого пальца. Я, содрогнувшись, кончаю, пачкая его руку. Моё лицо просто багровое от неловкости. Он всё ещё тычется носом в мой висок, царапая зубами краешек моего уха, в голове полная каша. Он подносит скользкую от спермы руку к моему лицу, и я сначала удивляюсь, но тут же соображаю, поэтому открываю рот, проводя языком по его ладони. Он сжимает вторую руку на моей талии.

Пусть мне и не по вкусу собственная сперма, зато мне очень нравится, как у него перехватывает дыхание, когда я по одному втягиваю его пальцы в рот, обводя языком костяшки.

- Вставай, - шепчет он, когда я вылизал ладонь дочиста.

Он услужливо спихивает меня с колен, я поднимаюсь и снова теряюсь, потому что он идёт в спальню. Я не знаю, то ли снять штаны до конца, то ли натянуть их обратно, наверное, у меня на лице появляется выражение побитого щенка, потому что Валера останавливается в дверях.

– Сегодня ты спишь со мной.

Это не просьба. Я оставляю джинсы на полу и иду вслед за ним в спальню.

​Я лишь смотрю, как он снимает рубашку и отбрасывает её, брюки следуют за ней. Его волосы достигают ягодиц, и сейчас, когда его тело окутано только волосами, это так красиво, что у меня перехватывает дыхание. Его загорелая кожа кажется бледной на фоне чёрных, как смоль волос. Но больше на его теле нет ни волоска – он модель как-никак.

У меня, наверное, отпала челюсть, но мне нет до этого дела, потому что я любуюсь им. Девять дюймов, необрезанный и неприлично толстый. Я молюсь всем известным богам, чтобы ему не пришло в голову трахнуть меня этой… штукой.

Валера притягивает меня к себе и целует. Он медленный и сдержанный, властный, но податливый, трудно сразу понять, сколько в его поцелуях страсти. Он толкает меня на колени, и на этот раз у меня не возникает вопросов относительно того, чего он хочет. Я округляю губы, обхватывая ими член и улыбаюсь. Валера наблюдает за мной, полуприкрыв глаза, и я втягиваю его как можно глубже, двигая головой вверх-вниз, сжимая рукой то, что не помещается в рот. Его пальцы запутываются в моих волосах, уговаривая заглотить ещё больше. Он кончает без предупреждения, и я, поперхнувшись, закашливаюсь, но каким-то образом умудряюсь проглотить всё до капли.

Он целует меня снова и тащит с собой в кровать. Я засыпаю в его объятиях, возбуждённый, растерянный и жаждущий большего.

Так продолжается примерно неделю. Похоже, для Валеры моя новая роль в его постели была сама собой разумеющейся. Ему не нужно ничего, кроме быстрых минетов и дрочек, и он всегда помогает мне кончить первым. Причём ему всё равно, кто кому отсасывает, и это меня тоже удивляет. Он становится на колени почти так же охотно, как и я сам. Никогда ещё не встречал моделей, готовых сосать чужой член, разве что ради карьеры. Раз или два в день он тащит меня в примерочную, не обращая внимания на мои жалобы относительно работы. Впрочем, я рад, что никогда не видел его с другими стажёрами, так что я успокаиваю себя тем, что, даже если он просто использует то, что под рукой, по крайней мере пока я у него такой один.

Тот день просто не задаётся. У нас съёмка в купальниках, погода стоит отвратительная, у трёх моделей проблемы с волосами, все на всех рычат, а один из фотографов не выходит из-за болезни. Поэтому меня с камерой вместо него загоняют на импровизированные леса над водой. Стуча зубами от холода, я не могу сосредоточиться, потому что мне хочется только одного – забраться с Валеркой куда-нибудь, где сухо и тепло. Даже Валера сегодня явно недоволен, потому что его заставляют позировать почти без одежды, несмотря на условия.

Кто-то толкает меня, я поскальзываюсь и падаю в воду. Везёт, что тут мелко, потому что плаваю я плохо. Тихо ругаясь, я встаю на ноги, хватаю ртом воздух и понимаю, что кто-то орёт:

- Кто дал камеру этому идиоту? Она испорчена! Ты что не знаешь, что их нельзя мочить?

Я стою и молча слушаю эту тираду. Я отличный фотограф и знаю, что моей вины тут нет, но я также знаю, что, что бы я ни сказал, это не будет иметь значения.

- Вон с площадки! Ты уволен!

- Если он уйдёт, я тоже.

Все останавливаются и таращатся на Валеру. Все знают, что он открывает рот, только когда это очень важно. Но защищать какого-то бесполезного стажёра. Да их каждый день увольняют.

- Он мой бойфренд, - говорит Валера. – Если он уходит, я ухожу вместе с ним.

Все ошарашенно смотрят на него – особенно я.

- Закончим съёмку завтра. Я иду домой.

Валера собирает вещи и идёт прочь с площадки. Но поняв, что я всё ещё стою в воде, он останавливается и оглядывается на меня, пока я не двигаюсь с места.

Когда я выйду на следующий день, меня ждёт повышение и увеличение зарплаты.

А сейчас Валера ведёт меня к машине. Зубы выбивают дробь, морская вода течёт с меня потоком.

- Прежде чем садиться, снимай всё, - приказывает он. – Не хочу, чтобы сидения промокли.

Я зло смотрю на него.

- Раздеться на глазах всей команды? На нас же смотрят!

Он скидывает с себя куртку и держит её, как занавеску между мной и зрителями. Это длинная куртка, так что я быстро раздеваюсь и выжимаю одежду, а потом бросаю её на пол машины, не в настроении спорить. Он накидывает куртку мне на плечи, и я, завернувшись в неё, забираюсь внутрь, благодарный за возможность согреться. Валера везёт меня домой.

- Иди в душ, - бросает он. – А я что-нибудь приготовлю.

До этого момента я всегда приходил с работы слишком поздно, чтобы ужинать. У меня такое ощущение, что это изменится, потому что, похоже, моё расписание теперь такое же, как у Валеры.

- Ты что, и готовить умеешь? – спрашиваю я. – Ну да, будто до этого ты не был самим совершенством.

Кажется, на губах его мелькает улыбка, прежде чем он отворачивается. А я иду в душ.

Когда я возвращаюсь, еда уже на столе. Должно быть, он подготовился заранее, если управился так быстро. Это какая-то курица в сливочном соусе с грибами и миндалём. Несправедливо, когда один человек настолько идеален. Интересно, зачем он вообще со мной нянчится?

- Ужинать будем на диване, - бросает он.

По-моему, за сегодня он сказал больше, чем за всю неделю, что я у него живу.

Я ем, не спуская с его глаз. Он, как обычно, не обращает на меня внимания. Но меня это уже задевает не так сильно.

- Ты хотя бы знаешь, как меня зовут? – спрашиваю я. – Раз уж я теперь твой бойфренд.

- Денис, - отвечает он, не поднимая глаз. – Тебе двадцать один. Ты родился в Ленинграде, у тебя две сестры, а родители в разводе. Ты очень любишь пикули, и у тебя аллергия на кошек, а ещё ты без ума от Орландо Блума. Мне продолжать?

Я пялюсь на него, пытаясь найти слова.

- Ты что, следил за мной? – выдавливаю я, наконец.

Он поднимает голову и – готов поклясться – почти улыбается.

- Ненарочно. Ты говорил об этом, когда я был поблизости. Ты просто думал, что я не слушаю.

- Сколько тебе лет? – спрашиваю я. Мне давно хотелось узнать.

- Девятнадцать. – Он соскребает остатки еды в мусорное ведро и ставит тарелки в раковину, а потом возвращается. – У тебя есть резинки?

У меня краснеют щёки.

- Нет.

Он задумывается.

- Ты девственник?

Хотелось бы, чтобы этот разговор поменьше походил на допрос. Щёки уже просто горят.

- Да.

- Тогда обойдёмся без кондомов. – Он выходит из комнаты.

Сомневаюсь, что секс можно считать безопасным только потому, что я девственник.

Он возвращается с бутылочкой смазки и бросает её на диван рядом со мной. Я понятия не имею, что сказать.

Он целует меня, задирая на мне футболку.

- Не уверен, что хочу делать это без презервативов, - сообщаю я, пока он стаскивает её через голову.

- Не парься, - отмахивается он.

Ему легко говорить.

Он расстёгивает на мне штаны и снимает их, потом скидывает свои.

- Валера, - начинаю я, когда он вкладывает смазку в мою руку. – Я не хочу.

- Какая разница? – спрашивает он.

Эта беспечность выводит меня из себя.

- Я не позволю тебе засунуть это в мою задницу без резинки! – взрываюсь я. – Откуда мне знать, что ты здоров?

- Я об этом и не прошу, - отзывается он.

Я растерянно моргаю. Он берёт смазку, выдавливает немного себе на ладонь и, снова целуя меня, растирает её по моему твёрдому члену. Я смотрю на него, наконец, соображая. Он перехватывает мой взгляд, словно спрашивая, нет ли у меня возражений. Никаких.

Он садится на меня верхом, продолжая целовать, и я чувствую тяжесть его тела. Я завожу руку ему за спину и раздвигаю ягодицы. Девственник или нет, но я читал достаточно порнухи, чтобы знать, как это делается. Он опускается на меня, головка с чпокающим звуком проскальзывает внутрь, и Валера медленно выгибает спину.

Насадившись до упора, он заглядывает мне в глаза. Его мышцы туго обхватывают мой член, противясь вторжению. Он снова хрипло дышит.

- Валерка - спрашиваю я, пытаясь поймать его губы своими. – Ты тоже девственник?

Я понимаю ответ по его улыбке. Всё ясно. Да.

Он приподнимается, и я тяну его обратно на себя, крутя бёдрами. Он содрогается, и я вижу, как его холодная бесстрастная маска трескается, на лице проявляются эмоции. Я читаю по нему, когда задеваю простату. И мы оба меняем угол движений, чтобы мои толчки приходились прямо по ней. Он ускоряется, всё ещё молча, но дрожит от желания, и кончает, так и не прикоснувшись к своему члену – лицо его искажается от наслаждения. Никогда не видел его таким красивым. От этого зрелища я срываюсь и кончаю в него, наполняя, делая своим.

Приходя в себя после оргазма, он вскидывает голову и целует меня. Несколько минут мы, довольные, целуемся.

- Я не против смены ролей, - говорю я ему. – Если ты хочешь.

Он широко улыбается.

- Если думаешь, что выдержишь.

Мы перебираемся в спальню, и я не могу сдержать ухмылку.

- Как-нибудь постараюсь.

​Ты скрываешь в грязных окнах грязный свет,
В старый бархат наряжаешь зеркала.
Тонет кто-то в душном смоге сигарет.
Твою душу из темницы извлекла
Муза пьяная, которой Ганимед
Наливал очередной бокал вина.

И визгливый, сатанинский мерзкий смех
Обернёт тебя разбитой головой
В мир уродливых гоморровских утех.
Муза светлая предстанет пред тобой,
Означая первородный смертный грех,
Пустоглазой обезумевшей толпой.

В ливнях хереса и плесневелых вод
Она тянет за рукав плясать с собой.
Ты откроешь в отвращенье узкий рот,
А исторгнется не голос – хриплый вой.
Сердце медленней забьётся и – замрёт,
Ожидая, что придёт за ним конвой…

КОНЕЦ

Опубликовано: 2017-06-23 18:18:19
Количество просмотров: 176

Комментарии