Папки
Avtor Adsens
Индексация сайта
Последний визит: 2023-03-05 16:55:12
Сейчас не в сети
Сейчас не в сети
О тебе мне рассказал дождь. Последняя часть
Мне кажется, кока-кола отравлена. Она отвратительна на вкус. Когда мы купили её на автозаправке, я не заметил сбоку небольшой прокол. Уверен, это от шприца, через который в напиток влили яд. Так что теперь я потягиваю отраву, держа банку липкими руками.
И что ещё хуже – Дэн меня полностью игнорирует.
Он не должен злиться на меня. Я не сделал ничего такого, что бы могло вызвать у него подобную реакцию. Если это только не из-за того, что я вытащил на поверхность болезненные воспоминания его детства – но если он винит в этом меня, то я тоже буду злиться на него, потому что он настолько виноват в этом сам, что это даже не смешно.
- Эй, - говорю я, чуть отводя банку с кока-колой от губ, чтобы можно было говорить. Не могу оторваться от этого яда. - Куда мы идём?
- На рынок, - отрывисто отвечает он, и я радуюсь маленькой победе. По крайней мере, это лучше, чем ничего.
Затем я вспоминаю, что мне сказал его засранец брат: «Почему бы тебе не пройтись двумя кварталами ниже к рынку и не продать себя какому-нибудь другому пидорасу?» А потом в голову приходит мысль, что возможно Дэн меня тащит к этому рынку, чтобы продать в сексуальное рабство. Следом приходит мысль, что может быть именно Дэн отравил мою кока-колу.
Теперь мне есть о чём подумать. И наконец-то есть на что посетовать. Планктон не достаточно хорош даже для того, чтобы акула его съела.
Я с опаской оглядываюсь, рассматривая здания с отбитой от стен штукатуркой, колючую пустынную растительность, грязные дороги, потрескавшиеся вывески с выгоревшей от солнца краской, крохотные лачуги, в которых, видимо, живут… Это такое жалкое, убогое место, что удивительно, что сюда вообще кто-то приезжает. Но все надписи на вывесках на английском, так что должно быть тут привыкли к американским туристам.
«Ресторан», - с трудом можно прочитать на одной вывеске. «Фейерверк» - написано на другой. «Ломбард», - гласит третья.
Моё внимание привлекает лёгкое движение рядом с ломбардом. Я останавливаюсь, как вкопанный, ощущая какой-то своеобразный, парализующий страх, когда вижу, как из рядом стоящего здания выходит никто иной, как Тони – придурошный брат Дэна. Он тоже останавливается и смотрит на меня со зловещей усмешкой. К нему присоединяется ещё один парень. Ухмыляясь, он играется ножом, пропуская его между пальцев.
Во мне поднимается волна страха, и я напряжённо протягиваю руку и дёргаю Дэна, разворачивая его к себе. Он удивлённо смотрит на меня, и я показываю ему на ломбард… но тех двоих уже возле него нет. Дэн осматривается и, снова повернувшись ко мне, смотрит, как на идиота.
- Что? - спрашивает он.
Я не отвечаю ему. Вместо этого бросаю взгляд поверх его плеча на ломбард, почти ожидая, что пока Дэн не глядит в ту сторону, они появятся снова. Так и стою, вцепившись в отравленную колу, словно она может как-то меня защитить.
Я знаю, что мне это не почудилось. Не может этого быть. Мне не приглючиваются незнакомцы или люди, которых я ненавижу…
Ведь правда?..
- Что? - снова спрашивает Дэн раздражённым тоном, который не очень-то ему идёт.
- Я видел… - начинаю я и снова бросаю взгляд на ломбард. - Могу поклясться, я видел там Тони. С ещё одним парнем с ножом…
Дэн молчит и задумчиво смотрит через плечо в ту же сторону, потом разворачивается и вяло пожимает плечами.
- Забудь, - мрачно говорит он и продолжает свой путь к рынку.
Я провожаю взглядом его удаляющуюся спину с чувством какого-то сокрушительного поражения и делаю глоток отравленной колы. Хоть бы уж яд поскорее подействовал.
У нас с Дэном не ладится, и в первые в этом нет моей вины. Мне это не нравится. Я даже не понимаю, что происходит, и от этого мне ничуть не легче.
ღ
Я останавливаюсь у повозки с плетёными коврами. Ослеплённый ярко красным, розовым, оранжевым и жёлтым цветами, я перевожу взгляд на девушку-продавца. Она улыбается мне, а я в ответ просто разглядываю её.
Клянусь, это одна из самых красивейших девчонок, которых я когда-либо видел. Ей лет семнадцать. У неё чистая золотистая кожа, огромные карие глаза, обрамлённые натуральными густыми ресницами, совершенно не тронутыми макияжем, круглое личико, идеальные зубы и пухлые, влажные губы. Цветной платок в замысловатых рисунках сдерживает её прямые густые чёрные волосы и подходит к яркому платью.
- Здравствуй, красавчик, - говорит она с сильным акцентом. - Ищешь ковёр для дома?
Не думаю, что у меня есть дом. Но я ей этого не говорю. Вместо этого я отвечаю:
- Думаю, эти ковры слишком огромны для моей квартиры.
- Тогда ты можешь украсить ими стены, - говорит она, всё ещё улыбаясь.
- А от этого не будет слишком жарко? - спрашиваю я.
- Это стоит того, - она заливается лёгким румянцем. - Яркие цвета сделают тебя счастливым.
Я не могу сдержать улыбки.
- Ты сама сплела их? - спрашиваю я, и она застенчиво кивает.
- Да, вместе с мамой, - скромно отвечает она.
- Должно быть, у тебя красивая мама, - задумчиво протягиваю я, и девушка озадаченно смотрит на меня.
- Почему ты так думаешь?
- Потому что эти ковры очень красивые, а только красивые люди обладают чувством прекрасного. Так что твоя мама должна быть очень красивой, чтобы так замечательно плести, - объясняю я. - Если, конечно, дело не в твоей собственной необыкновенной красоте. Меня бы это не удивило.
- Ты такой добрый, - почти шепчет она. - Мне впервые говорят такие слова.
А я-то тут просто флиртую. Бедняжка.
- Дело не в доброте, - отвечаю я. - Я просто говорю правду.
Она ещё сильнее краснеет и отводит взгляд.
- Красивый и добрый… Когда-нибудь ты сделаешь кого-то счастливым.
Я молча смотрю на неё, её щёки покрыты румянцем, и от смущения она не хочет встречаться со мной взглядом. Теперь мне становится стыдно, и я не могу объяснить, почему. Я отступаю от неё, делая шаг назад, в толпу, и меня чуть не сбивает с ног спешащий прохожий.
- Может быть, как-нибудь увидимся ещё, - бормочу я неловко, потому что не хочу уходить, оборвав разговор, но и оставаться тоже не хочу. Развернувшись на пятках, даже не подождав её ответа, я вливаюсь в людской поток, текущий мимо различных палаток и ларьков, надеясь, что смогу в нём затеряться. Ещё я надеюсь найти Дэна – может, он уже успокоился и перестанет себя вести так бездушно. Я не видел его больше часа – не стремился идти за ним по пятам, поэтому к тому времени, как добрался до рынка, потерял его из вида. И с того момента шатаюсь тут, как неприкаянный.
Видимо, мне остаётся бродить по рынку, пока я его не найду.
Из чистого интереса я останавливаюсь у прилавка с тряпичными куклами. Куклы всегда пугали меня. Думаю, дело в их глазах – особенно похожих на настоящие. Чем более реалистично сделаны куклы, тем больше они наводит на меня жуть. Их глазки-бусинки слепо таращатся на мир, бездушные. Меня от них дрожь аж до костей пробирает.
Я смотрю на эти куклы и чувствую то же самое. Вздрогнув, я засовываю руки в карманы и натыкаюсь на что-то ничуть не менее жуткое: холодный метал пистолета Дэна. Я холодею, и по телу проходит неприятная дрожь. Я снова слышу слова отца, непрошенные, застрявшие в голове: «Тронешь пистолет, и ты труп!» А за этим следуют образы Реда и Дэна, сидящего в исковерканной машине, с текущей по лицу кровью.
Я словно обжёгшись (хотя как раз наоборот) выдёргиваю руки из куртки и засовываю их в карманы джинсов.
Совсем забыл, что пистолет остался в куртке. Но теперь, когда мне напомнили о его существовании, его тяжесть будто насмехается надо мной. Как я мог его не заметить? Как мог забыть о нём? Теперь такое ощущение, словно пистолет тянет меня к земле, настолько он тяжёлый.
В меня вдруг кто-то врезается, и я чуть не падаю. Когда мне удаётся восстановить равновесие, я оборачиваюсь, чтобы испепелить взглядом виновника, и мои глаза останавливаются на странной женщине, извиняюще склонившей голову. Она шепчет что-то на испанском, затем разворачивается и уносится, растворяясь в толпе, словно призрак. Людская толпа будто волной смывает её след, и я смотрю на неё в каком-то печальном молчании, заворожённый полнейшей сплочённостью прохожих.
Я бездумно смотрю на эту толпу, и у меня появляется такое чувство, словно чего-то не хватает. Среди всех эти спешащих людей кого-то не хватает…
- Эй!
Чья-то рука грубо вцепляется в моё плечо и резко выдёргивает из транса. Меня разворачивают, и я вижу улыбающееся лицо Дэна. Как только первоначальный шок проходит, меня охватывает неимоверное облегчение оттого, что он снова со мной, особенно когда у него такое знакомое добродушное выражение лица.
- Дэн…
- Боже, у тебя такое лицо, словно ты увидел приведение, - замечает Дэн и его улыбка становится странно нежной. - Идём, давай выбираться отсюда.
И он тут же тащит меня в сторону, между двух прилавков, и тычет мне в лицо разноцветной палкой.
- Попробуй, - говорит он. - Вкусно.
- Что это? - спрашиваю я, настороженно разглядывая эту штуку.
- Конфета, придурок, - насмешливо отвечает он и пихает её мне в руку, так что я не могу её не взять. Я медленно разворачиваю обёртку и неохотно засовываю конфету в рот. На вкус она очень напоминает обычный чупа-чупс. - В Америке тоже такие есть, кретин.
- Эй, я не очень-то люблю, когда меня обзывают, - передразниваю его я, притворно нахмурившись и наполовину вытащив леденец изо рта. Затем я снова засовываю его в рот, и собравшийся на языке сахар начинает таять.
Дэн улыбается, но улыбка быстро сходит с его лица.
- Эм… - начинает он неловко и отводит взгляд, - прости за то, что вёл себя так. Я был… немного расстроен.
Я одариваю его улыбкой, удивляясь, насколько легко мне это даётся.
- Что ж, тебе повезло, что ты так быстро вернулся, потому что я только что встретил очень красивую девчонку и мог бы выбрать её, если бы ты и дальше вёл себя, как засранец.
- Ты бы всё равно выбрал меня, - спокойно отвечает он, словно для сомнений нет места.
Я приподнимаю бровь.
- Да?
- Ага. Потому что у меня есть кое-что, чего нет у неё.
- И это?..
Он смотрит на меня, как на идиота, словно я должен и так знать ответ, а потом качает головой, будто я совсем запущенный случай.
- Член, конечно, - отвечает он.
Я закатываю глаза, а Дэн вдруг становится серьёзным.
- Я думал, ты злишься на меня, - говорю я, и он опускает взгляд на свои ботинки.
- Нет, я злился не на тебя, - отвечает он. - Я злился на… другое…
- Дэн. - Я кладу руку ему на плечо.
Он вскидывает на меня взгляд, и я отстраняюсь, передумав делать то, что собирался.
Дэн несколько секунд молча смотрит на меня, а потом слабо улыбается.
- Идём домой. Кассандра, наверное, уже вернулась.
ღ
Дэн решает приготовить ужин – его семья (за исключением Тони, которого нет дома) от этого в полном восторге. Они по-видимому, считают его каким-то супер-поваром, готовящим самые вкусные блюда на свете. А я этого даже и не заметил.
Кажется, он вступает в сговор с Кассандрой. Когда Дэн выкидывает меня из кухни, заявляя, что приготовление еды - это форма художественного выражения, для которого ему нужно уединение (хотя он никогда не возражал против моего присутствия на кухне во время готовки в моей квартире), Кассандра уже ждёт в коридоре, чтобы без промедления загнать меня в угол.
- Знаешь, - говорит она, озорно улыбаясь и снова сильно смахивая на Дэна, - я думаю, что из всех парней Дэна, ты нравишься мне больше всего.
- Как мило, - бормочу я, не зная, что ещё на это ответить и отодвигаясь от неё, чтобы пройти к лестнице.
Её улыбка остаётся на лице, как приклеенная.
- Но это хорошо, - продолжает Кассандра, - потому что, мне кажется, Дэн хочет с тобой серьёзных отношений. Ты ему, видимо, очень сильно нравишься, как бойфренд.
- Очень, очень мило, - саркастично отвечаю я, пытаясь отодвинуть её с дороги. - Если не считать того, что я не его бойфренд.
Кассандра моргает, и её улыбка, наконец, гаснет.
- Вчера ты говорил другое.
- Я никогда не говорил, что я его бойфренд.
- Но я думала, это и так понятно.
- Значит, ты не так поняла, - пожимаю я плечами. - Я же сказал, что ты предполагальщик.
- Кажется, Дэн считает тебя своим бойфрендом, - говорит Кассандра.
В этот момент со скрипом открывается дверь спальни на первом этаже и в коридор, шаркая, выходит древняя бабулька Дэна. Беззубо улыбаясь, она плетётся мимо нас. Мы должны бы были показаться ей странными – я, загнанный в угол, и загораживающая мне путь девчонка, вполовину меньше меня самого, - но на её лице не промелькнуло на капли удивления.
Я молчу, настороженно наблюдая за тем, как она совершает свой мучительно долгий вояж в гостиную. Кассандра шумно вздыхает.
- Она не говорит по-английски, - сообщает мне она. - Ни слова не знает, так что расслабься.
- Это странно, - отвечаю я, внимательно смотря на девочку, - говорить о таких вещах при посторонних.
- Это странно для тебя, потому что ты сам странный.
- Может быть, но это ничего не меняет.
Кассандра раздражённо фыркает, и тут же, улыбаясь, разворачивается. Она кричит что-то бабульке на испанском, и та ей шамкает что-то в ответ всё ещё с улыбкой на лице. Потом она продолжает своё путешествие.
Спустя довольно много времени она, наконец, исчезает в гостиной, и Кассандра снова поворачивается ко мне.
- Как я уже говорила, - начинает она, с надменным выражением лица, склонив голову на бок и полуприкрыв веки – Дэн тоже так делает, - Дэн считает тебя своим бойфрендом.
- Что ж, в таком случае он ошибается, - отвечаю я с какой-то горечью.
Кассандра не меняет позы.
- Знаешь что? Ты прав. У тебя сложные с ним отношения, - говорит она, и я не знаю, улыбнуться ли мне победно. Я решаю, что не надо, и слава Богу, что этого не сделал. - Но это только потому, что ты сам их усложняешь. Ты, и правда, совсем запутался.
- Ну спасибо… - с издёвкой отвечаю я.
- Я не имела в виду ничего плохого, - поспешно продолжает она. - Я это к тому, что тебе нужно о многом подумать. Я не пред-по-ла-галь-щик. Просто ясно, что именно ты всё усложняешь и портишь.
Я хмурюсь на неё и на её короткую речь – её слова говорят о том, как мало Кассандра знает … Она хоть понимает, насколько Дэн, мать его, непостоянен?
- Как хорошо ты на самом деле знаешь Дэна? - спрашиваю я.
- Он для меня, как брат, - не задумываясь, отвечает она.
- Это понятно. Но как хорошо ты его знаешь? Как часто ты его видишь? Раз в год?
Теперь и Кассандра хмурится.
- Нет, чаще. Я вижу его каждые День Благодарения и Рождество, и летом он часто нас навещает, когда у него заканчивается учёба.
- Этого недостаточно. Ты ничего о нём не знаешь. Ты видишь его только в кругу семьи. Когда он вдали от вас, сам по себе или со своими друзьями, он ведёт себя совсем по-другому. И ты знаешь лишь тех его друзей, которых он притаскивает сюда с собой, потому что не хочет, чтобы ему тут было одиноко.
- Ты ошибаешься.
- И не кажется ли тебе странным, что он привозит сюда так много парней? И каждый раз нового? Ты серьёзно думаешь, что в том, что бойфренды так часто меняются, виноваты только сами эти парни? Дэн же идеален, да?
- Да, он идеален, - настаивает она, и я недоверчиво смотрю на неё.
- Он не идеален. Никто не идеален. Тебе никто этого не говорил? - я вздыхаю и провожу пальцами по волосам. - Ты говоришь, что я всё порчу, но это не так.
Я замолкаю под сердитым взглядом Кассандры и погружаюсь в свои мысли. Я ничего не порчу. Как я могу что-то испортить, если дело вообще не во мне? Это Дэн с Сэмом виноваты во всём этом бардаке, а не я. Я же тут абсолютно бессилен.
- Ты хочешь сказать, что в ваших сложных отношениях виноват Дэн? - спрашивает Кассандра.
- Да.
- Ты такой глупый! - кричит она, и я удивлённо делаю шаг назад, смачно ударяясь головой о стену. Я проверяю рукой ушибленное место, пока она с жаром продолжает возмущаться. - Мне плевать на твои слова! Дэн хороший человек. И если в отношениях есть проблемы, то в них не может быть виновата только одна сторона, разве не так говорят? Ты тоже в этом виноват!
- Ты даже не знаешь, в чём дело! - отвечаю я, даже не задумываясь о её словах. - Я всё это время сопротивляюсь Дэну только потому, что не хочу быть втянутым в игру, которую он ведёт, какая бы она там не была! Я предпочту быть невинным свидетелем, поэтому и буду бороться с ним изо всех сил!
Я не уверен, что она поняла хоть что-нибудь из сказанного мной, но суть она явно уловила. Её глаза горят от злости.
- Так перестань же! Перестань бороться и увидишь, что получится!
- Это самая глупая вещь, которую я когда-либо слышал! - рычу я и, оттолкнув её, сердито поднимаюсь по лестнице и ухожу в спальню. Мягко закрываю за собой дверь и прислоняюсь к ней спиной. Я чувствую досаду и раздражение.
Не хочу тут больше находиться. Хочу вернуться в свою маленькую квартиру, ходить на невозможно скучные университетские лекции, трахать Синди и кутить всю ночь напролёт с Марком и его пивными приятелями. Серьёзные отношения, которые я когда-либо имел, всегда были утомительны и никогда не приносили ничего хорошего. И неминуемо рушились.
Перестать бороться с Дэном… Она ничего не знает. Она не знает о Сэме, да и вообще обо всём этом дерьме. Я не собираюсь следовать совету какой-то нахальной и заносчивой тринадцатилетней девчонки, в каком бы отчаянии сейчас не находился. Я прав.
Я знаю, что делаю, потому что и раньше так поступал. Я могу отличить влюблённость от любви и любовь от страсти, и я знаю, что чувства Дэна к Сэму не идут ни в какое сравнение с его чувствами ко мне.
Помню, как однажды в школе я пригласил трёх одноклассников к себе домой – они даже не были моими друзьями, просто несколько ребят, с которыми я должен был вместе работать над проектом. Я помню одного из них – Кевина. Он был самым большим засранцем в классе, супер-популярным и всеми обожаемым (кроме меня). Ну, вы знаете таких – типичный качок.
Когда я привёл ребят к себе домой, мой отец был пьян и начал меня оскорблять. Он обращался к ним, а не ко мне, используя их в качестве оскорблений. Он сказал, что я такой женственный, что ему даже не верится, что у меня есть друзья мужского пола.
Сказал, что готов побиться об заклад, что они согласились прийти к нам и терпеть моё общество только потому, что хотели узнать, нет ли у меня сестрёнки – то есть, если уж я так похож на девчонку, то какая же тогда у меня может быть сестра.
А потом он заговорил с ними. Он рассказал им, что мама хотела назвать меня Джейми и что лучше бы он против этого не возражал и не требовал, чтобы мальчика назвали Вэлом, потому что тогда бы не было проблем с именами – он бы просто отрезал мне член, и у него бы появилась дочь.
Я начал плакать – из всех самых худших моментов, вызывавших у меня слёзы, я выбрал именно этот, чтобы расплакаться. Поэтому я убежал и заперся в своей комнате. Позже, когда отец попытался вытащить меня на ужин, я накричал на него за то, что он распугал всех моих друзей. Он мне сказал на это: «Настоящим мужчинам суждено быть одинокими. А те, кто не одинок, достойны презрения. Слюнтяи. Тебе не нужны друзья».
Три недели спустя мне пришлось сменить школу – иначе бы меня исключили за то, что я в драке сломал Кевину нос и руку.
Настоящие мужчины… Вот так вот.
Всё никак не устоишь на подкошенных,
Рук не сложишь на груди замороженных,
И прикусываешь крылья слов-бабочек...
Ну же, брось в меня, не дрейфь, тапочек!
Сколько можно быть таким осторожным?
Недосказанностью фраз сложных
Убиваешь меня.
Сколько можно?!
Но главное, что можно...
Расплываюсь в упрёках, как тесто на дрожжах.
Ладно, всё, давай забудем прения.
Да-да-да, пересмотрю точку зрения,
Лишь бы впредь не видеть глаз слёзности
И фальшивой до мольбы серьёзности,
Не взывай ни к жалости, ни к презрению!
Такой специфический вирус подкожный?
Никак не пойму, глядя в ванной на рожу -
Небритую,
Что же тебя удержать рядом может?
Может, слова позабытые?..
Вернусь через час, будто кем-то избитый,
Нервно листну тетрадь на пюпитре,
И буду кусать крылья слов бесполезных,
Бушуя в горячке,
Не пьяный, - болезный,
Ища свой оттенок в размытой палитре...
Я всё вижу, и всё ясно, кажется...
И мои начнут внезапно подкашиваться,
Подойду, обниму, не спрашивая,
Шепну: "Любимый..."
Меня будит звонок мобильного. Я даже несколько ошарашен – не тем, что мой мобильный звонит, а тем что он звонит впервые с тех пор, как я сюда приехал. Марк хоть раз в день да объявится со звонком или смс-кой. И до меня вдруг доходит, что мне вообще никто не звонил.
Но я не успеваю поразмышлять над этим. Чтобы не пропустить звонок, я распахиваю мобильный, даже не взглянув на дисплей.
- Алло?
- Вэл. - Голос кажется знакомым, но я всё равно не могу определить, кто говорит.
- Кто это?
- Фредди.
Мой дядя. Он, как и мои родители, никогда мне не звонит. Это меня ещё сильнее поражает.
- Мне нужно тебе кое-что сказать.
- А это не может подождать? - раздражаюсь я. - За звонки на далёкие расстояния мне придётся больше платить.
- Ты далеко? - спрашивает он.
- Да, я… - я замолкаю, внезапно задумавшись, стоит ли ему говорить, где я, но решаю не скрывать: - Я сейчас в Мексике.
- В Мексике? - переспрашивает он.
- Угу. - Моё терпение уже на исходе. - Слушай, звонки дорогие, так что мы потом поговорим.
- Нет, мне нужно поговорить с тобой сейчас, - твёрдо заявляет он, не оставляя места для пререканий.
Но я всё равно возражаю:
- Фредди, я не могу себе позволить…
- Вэл, ты сам теряешь время, - прерывает меня Фредди таким же раздражённым тоном, как и у меня. Может, даже и больше. - Я оплачу счёт, если ты так ч… беден.
Похоже, он только что хотел чертыхнуться. Уверен, у него чуть не вырвалось «Если ты такой чертовски беден». Не помню, чтобы он когда-либо позволял себе грубо выражаться. Должно быть, это что-то важное. Я сдаюсь.
- Прости, - покорно говорю я и слышу, как он вздыхает в трубку.
- Послушай, мне только что звонила твоя мама, - запинаясь, говорит он с явной неохотой.
Я навостряю уши, смутно предчувствуя, что за этим последует.
- Она была этим утром в больнице…
- Он умер, да? - прерываю его я, откидываясь на подушки. - Мой отец умер.
Я почти вижу, как он кивает.
- У него рано утром был ещё один сердечный приступ. Он не пережил его.
- Дааа, - мрачно протягиваю я – сам не знаю, почему. Я думал, что обрадуюсь его смерти, думал, буду плясать от счастья и праздновать, позову всех своих друзей и устрою вечеринку. Хотя и горечи я не чувствую. Только… какую-то странную пустоту внутри. Такое же чувство я испытывал, когда заканчивал с кем-то отношения. Я ощущал радость, облегчение от того, что всё кончено, но в то же время знал, что буду по этому скучать. В борьбе между собой все эти эмоции умирали, и я оставался ни с чем.
Он умер. Он умер. Умер, умер, умер.
- Это было болезненно? - спрашиваю я. - Он умирал болезненно? - Я не уверен, что хочу услышать – «да» или «нет».
- Я не знаю, - говорит он.
Ни «да» ни «нет». Наверное, это к лучшему. Думаю, мне не нужно этого знать. Я больше никогда об этом не спрошу.
- Прости, Вэл.
Я некоторое время молчу, уставившись на дешёвый плакат, висящий на противоположной стене. Это репродукция картины женщины в цветастом платье, с улыбкой танцующей сальсу. Почему-то она напоминает мне о девушке, продающей ковры на рынке, с которой я вчера повстречался.
- Я вернусь домой завтра, - говорю я и опять замолкаю. - Спасибо… что сказал мне.
В этот раз молчит Фредди. Когда он снова заговаривает, в его голосе слышно замешательство:
- Конечно.
ღ
Натянув куртку и выйдя на свежий ноябрьский воздух, я нахожу Дэна почти в таком же положении, как и вчера – склонившимся над двигателем моего пикапа, без рубашки, с банданой на голове. Я сжимаю кулаки и сверлю его взглядом со своего места на крыльце.
- Ублюдок! Я же сказал тебе прекратить лазить в мою машину! - кричу я, спускаясь со ступеней и широкими шагами направляясь к нему.
Дэн, выпрямившись, улыбается мне.
- А я сказал, что сделаю её быстрее, - отвечает он, и улыбка вдруг сходит с его лица. - Что случилось?
Я моргаю. Как у него это получается? Я же веду себя, как обычно, разве нет?
- О чём ты?
Он ничего не говорит, просто делает шаг ко мне, сочувственно глядя в глаза. Затем, без предупреждения, быстро сокращает оставшееся между нами расстояние и так внезапно и так страстно целует меня, что я вынужден отстраниться, чтобы сделать вдох.
Но он не отодвигается и несколько секунд почти касается моего лица своим, а потом наклоняется и целует меня снова – в этот раз нежнее. Я дышу через нос, отвечая на его поцелуй, покусываю его губы и обхватываю ладонью его скулу. Раньше я мог бы перебирать его волосы подушечками пальцев, но сейчас касаюсь только ёжика на голове и ткани банданы. Мне очень не хватает его волос.
Когда мы, наконец, разрываем поцелуй, я поднимаю руку к его макушке и запускаю пальцы в «ирокез». Я печально смотрю на волосы Дэна, и глаза начинают жечь слёзы – когда я опускаю взгляд и вижу, что внимание его больших тёмных глаз полностью сосредоточено на мне, слёзы соскальзывают с ресниц, и я поспешно зарываюсь лицом ему в шею.
Ненавижу плакать. Ненавижу. Но… когда Дэн так меня обнимает… я чувствую, что это стоит того.
- Шшш, - утешает он меня, гладя по волосам левой рукой – видимо из-за гипса ему неудобно обнимать меня ею, а он хочет успокоить меня, как только может.
Я ничего ему не говорю, но безумно благодарен за это.
- Дэн, - начинаю я, но у меня перехватывает дыхание, и слёзы текут ещё быстрее. - Я… так сильно н…ненавидел его. Я хотел, чтобы он у…умер, - я заикаюсь между всхлипами, ещё крепче обнимая Дэна. Уверен, он понятия не имеет, о чём я говорю, но это и к лучшему сейчас.
- Это ничего, - шепчет он. - Это ничего.
Должно быть, его раздражает то, что я плачу, уткнувшись ему в обнажённое плечо. Мне нужно остановиться и проплакаться где-нибудь в одиночестве. Но я не могу. Слишком приятно думать – даже если всего лишь на секунду – что Дэн со мной только ради меня, и будет рядом всегда.
Как только я перестаю лить слёзы, Дэн опускает левую руку, оставляя правую на моей талии, и ведёт меня к кузову пикапа. Он открывает дверцу и сажает меня на настил, ни на секунду не отстраняясь. Когда он устраивается рядом со мной, я снова набрасываюсь на него, утыкаюсь лицом в его кожу и опрокидываю нас спинами на пол пикапа.
Я больше не плачу, но не хочу, чтобы он выпускал меня из рук, поэтому притворяюсь, что слёзы ещё текут. Мне вспоминается, как он сказал: «Всё что угодно, только попроси». Уверен, он говорил это серьёзно. Так что я знаю, он продолжит меня обнимать, даже если я перестану плакать, но… я не хочу рисковать. Слишком мне сейчас хорошо.
- Скажи мне, что случилось, - шепчет Дэн мне в волосы, от его дыхания пряди шевелятся. Он просит, а не требует.
Чтобы рассказать ему об этом, мне нужно сперва кое-что объяснить. Подробно рассказать о наших с отцом отношениях.
Рассказать гораздо о большем, чем в тот раз, в том дурацком китайском ресторане, рассказать, как встретился с отцом в больнице, как последние мои слова были о том, что он неудачник. Рассказать обо всём, что отец когда-либо говорил мне и не говорил, делал и не делал. Только тогда я смогу объяснить ему, почему его смерть так расстраивает меня, когда я хотел только одного – чтобы он умер. Но я не могу рассказать ему всего этого. Не только потому, что не хочу, но и потому, что это невозможно.
Дэн не поймёт. Но когда я говорю ему, что сказал мне дядя, он меня понимает.
ღ
Созерцание звёзд намного приятнее созерцания облаков. В пустыне нет воды, нет и облаков. Но сейчас утро, и нет ни того ни другого.
Есть только лёгкое жалкое облачно у горизонта, и мы с Дэном придумываем миллион разных вещей, на которые оно может походить. Я всё ещё пытаюсь разглядеть пиратский корабль, предложенный Дэном. Мне это облако по-прежнему напоминает всего лишь расплывчатый белый сгусток.
- Я не вижу его, Дэн, - говорю я, прищуриваясь и слегка наклоняя голову. Облако уже становится довольно трудно разглядеть.
- Видишь у него наверху треугольную штуку? - спрашивает Дэн, поднимая руку, чтобы мне её показать. Мне это нисколько не помогает, потому что с моего угла зрения он вообще тычет не в облако. - Это флаг.
- Я думал, флаги прямоугольной формы, - задумчиво говорю я.
- Не этот, - отвечает он.
- Ты хватаешься за солом…
- Что вы, педики, там делаете? - прерывает нас раздражённый и печально знакомый голос.
Дэн подскакивает, садясь, и я вяло следую за ним.
Тони стоит у кузова моего пикапа, прожигая нас злобным взглядом. В такой близи он кажется более высоким и долговязым, чем я предполагал.
- Дэн, надень рубашку, - шипит он. - Никто не хочет видеть твоё никчёмное тело.
Я смотрю на Дэна, удивлённый тем, что он не отвечает. Он глядит в сторону с досадой и вместе с тем каким-то подавленным выражением. Во мне поднимается злость.
- Эй, - говорю я, снова поворачиваясь к Тони. - Почему бы тебе просто не пойти потрахаться, а? Глядишь, более терпимым станешь.
- Заткнись, педик, - огрызается он, повторяясь в своих оскорблениях. - Не все любят трахаться с другими мужиками, как ты.
- А я ничего и не говорил про мужиков, - отвечаю я, подавляя злость и заставляя себя говорить бесстрастно. По-моему, у меня неплохо получается. - Но если ты думаешь именно об этом, то кто я такой, чтобы тебя судить?
- Ты намекаешь на то, что я тоже гей? - ощеривается он.
Я усмехаюсь.
- Да нет, но сейчас, когда ты сам сказал об этом…
- Заткнись!
- Эй, я просто сомневаюсь, что уважающая себя женщина, да и мужчина, если уж на то пошло, будет с тобой спать. Но, кажется, ты довольно неплохо знаешь людей, тусующихся на рынке. - Я чувствую, как моя злость переходит в сарказм. - Ты ведь сказал мне, что такие как я продают себя там? Уверен, ты сможешь найти себе одинокого мальчика…
- Дэн, заткни свою сучку, - рычит Тони, бросая на него взгляд.
- Не можешь придумать, что ответить? - лениво вставляю я.
Он лишь на секунду переводит на меня гневный взгляд, и снова возвращает его к брату. Никогда ещё не видел, чтобы Дэн выглядел таким безропотным.
- Никто не хотел, чтобы ты родился, - безжалостно бросает Тони ему, Дэн лишь вздрагивает в ответ. - Никто не хочет, чтобы ты продолжал жить. Приезжаешь сюда, выставляя на показ своих грязных педиков, заставляя краснеть за себя всех, кто тебя знает, и даже тех, кто не знает. Мир станет лучше, если тебя в нём не будет. Даже Бог ненавидит тебя и таких, как ты.
Во мне снова вспыхивает ярость, я встаю и спрыгиваю с кузова на землю перед Тони. Он намного выше меня, и кажется выше Дэна.
- Не вмешивай в это Бога, ублюдок! - хрипло кричу я. - Откуда, чёрт возьми, такому как тебе знать, что думает Бог?
- Я хожу в церковь, - надменно говорит Тони. - И я уверен, что ты этого не делаешь. Я прав? Ты ведь даже не христианин?
Я сужаю глаза, но не только потому, что он прав.
- О, так ты ходишь в церковь, а? И это делает тебя умудрённым проповедником?
- Конечно, нет. Но я уж точно знаю больше…
- Так не хуя мне говорить, что Бог думает о нас, когда ты сам ни хрена не знаешь! - рычу я.
Тони выглядит раздражённым. Он явно устал от меня и считает меня недоумком. Его взгляд возвращается к Дэну.
- Скажи своей сучке заткнуть рот, - рявкает он. - В последний раз тебя предупреждаю.
- И что же ты сделаешь, если я не заткнусь? - вызывающе спрашиваю я, злобно смотря в его глаза, когда он переводит на меня взгляд.
- Мне не придётся ничего делать. Об этом позаботится Бог.
- О, а что же так? Боишься, что тебе надерет задницу педик?
- Боже, - нарочито медленно говорит Тони, почёсывая свой испещрённый угрями подбородок. - Да я одним ударом выбью из тебя всю дурь.
- Докажи. - Я напрягаю мускулы, надеясь, что он поднимет руку для удара и готовясь сразу же отреагировать, но он лишь фыркает.
- Зачем мне это делать? Я и так знаю, что я лучше тебя. Во всём.
- Ты ни хрена не знаешь, - рычу я и, бросившись на него, угрожающе хватаю за воротник рубашки.
Он отступает, и его глаза испугано расширяются, он явно удивлён моими действиями.
- Блять! Парни, сюда! - кричит он, и я отстраняюсь, сбитый с толку его воплем.
Однако вскоре причина крика становится болезненно ясной – шесть парней, мексиканцев, судя по внешности, почти идентичных Тони, выбегают из-за угла дома. Я слышу, как Дэн охает и перекатывается в кузове пикапа, но прежде чем я успеваю даже подумать о том, чтобы обернуться и посмотреть на него, парни оказываются прямо передо мной.
Я делаю шаг назад, чтобы не дать себя окружить, но Тони хватает меня за запястья, и к тому моменту как мне удаётся освободиться, четверо мужчин уже обступают меня со всех сторон.
- Чтоб тебя! Не можешь сам справиться со мной, а? - кричу я, полуприсев в защитной стойке.
Тони только усмехается. Прищурившись, он с нахальной миной на лице наклоняется к одному из своих приятелей и что-то говорит ему по-испански. Тот повторяет его слова и мужчины расступаются, пропуская в круг двух парней, волочащих Дэна. Они толкают его, и он смиренно падает на колени. И так и остаётся униженно сидеть, уставившись в землю.
На меня вдруг накатывает волна страха и тревоги, и я бросаюсь к нему. Двое мужчин за моей спиной тут же хватают меня за руки и дёргают назад. Теперь я могу только беспомощно смотреть, как Тони подходит к стоящему на коленях Дэну.
- Ты так любишь трахать мужиков и сосать члены, - шипит Тони, наклоняясь и глядя на сгорбившегося брата. - И понятия, блять, не имеешь, как стыдно и позорно осознавать, что в наших венах течёт одна и та же кровь, даже если только наполовину.
- Тогда просто считай, что эту кровь передал мне мой отец, и оставь меня в покое, - отвечает Дэн так тихо, что я еле слышу его.
И снова во мне закипает злость, но я сжимаю челюсти, пытаясь сдержаться.
- Но ты-то всё ещё здесь! - раздражённо восклицает Тони. - Ты всё ещё ошиваешься в округе, марая мир своим мерзким, заразным пороком. Я должен как-то вправить тебе мозги!
- Заткни пасть! Дэн, вставай и дерись! - внезапно кричу я, умудряясь прыгнуть вперёд, но парни, стоящие позади, снова удерживают меня, хотя один при этом отпускает мой локоть и вцепляется в бицепс. Как только локоть оказывается свободен, моя рука – словно её направляю не я, а кто-то другой – под странным углом падает вниз и больно ударяется обо что-то твёрдое в кармане куртки. Я цепенею, позволяя мужчинам отволочь меня на несколько шагов назад.
Тони лишь бросает на меня короткий взгляд, а потом возвращает своё внимание к Дэну и начинает говорить на испанском. Я могу только сказать: чтоб меня! Чёрт меня по дери за то, что я наплевательски относился к чужим словам и пропускал в школе занятия по испанскому языку. Мне говорили, что я об этом пожалею, а я им не верил.
Но, наверное, это не так уж и важно, потому что вряд ли бы я слушал Тони, даже если бы он говорил на английском. Вместо этого я сосредотачиваю внимание на стоящих позади меня мужчинах – напряжённо ожидая любого знака к действию – особенно на том, что справа от меня, вцепившемся в мой бицепс, и незаметно (я надеюсь на это) опускаю руку в карман куртки и обхватываю пальцами холодный метал, прикосновение к которому для меня раньше было подобно смерти.
Тронешь пистолет, и ты труп. Какая ирония. Сейчас эти слова вызывают у меня усмешку.
Я молча, словно зритель в кино, смотрю на разворачивающуюся передо мной сцену, и жду. На каждую фразу Тони Дэн даёт лишь тихий, покорный ответ, и такое ощущение будто он всё глубже и глубже погружается в пыльную мексиканскую землю.
В пистолете нет пуль. Надеюсь, я ничем этого не выдам.
Мексиканцы разражаются приглушённым и каким-то натянутым смехом на какую-то из фраз Тони, и Дэн поворачивает ко мне лицо.
Он смотрит на меня несчастными, жалостными глазами, но поймав мой взгляд, вздрагивает и снова вперивает свой взгляд в землю.
Интересно, как я выгляжу сейчас? Может быть, у меня более холодный вид, чем обычно?
- Дэн, - зову я его, и он поднимает глаза.
Он выглядит уже не таким жалким, как раньше. И опять мои губы изгибаются в усмешке. Должно быть, это довольно странно, потому что на лице Дэна отражается страх.
- Эй, ты! - кричит Тони, резко разворачиваясь ко мне с пылающим злобой взглядом. Он несколько секунд просто смотрит на меня, и от него исходит почти ощутимая ярость. Затем рычит и широкими шагами идёт ко мне. - Ты – не помню, как там тебя зовут – всего лишь ещё одна грязная шлюшка. Ты позволил злу овладеть собой, так же как и Дэн, а теперь как и он распространяешь повсюду порок и грех, - поучительно заявляет он.
- А ты кто такой? Южный Баптист, мать твою? - спокойно спрашиваю я, на что Тони отвечает мне злобный взглядом.
- Заткнись! - кричит он и переводит взгляд с одного держащего меня мужчины на другого. Они тут же, словно услышав мысленный приказ, отпускают мои руки, позволяя мне уже нормально обхватить рукоятку пистолета и почти вытащить его из кармана. Тони ничего не замечает, продолжая свою тираду: - Ты хоть понимаешь, как порочен? Ты испорчен и прогнил изнутри, и Дэн пользуется тобой…
- Как же меня… блять… достало, что мне все это говорят! - ору я, давая выход своей ярости. Пальцы так крепко сжимают пистолет, что если бы металл был более мягким, клянусь, я бы его разломал. Тони похоже чувствует, что что-то сейчас будет – его глаза расширяются от страха, и с лица сходит властное выражение, когда я выдёргиваю пистолет из глубины кармана и резко поднимаю его, направляя прямо Тони в лоб.
Кто-то испуганно охает, и за этим следует напряжённое, нервное молчание. Я снова ухмыляюсь.
- Слушай, - тихо – осторожно – говорит Тони. - Мы не собирались ничего делать.
- Не собирались? - повторяю я, прищуриваясь. - Ты собрал шесть парней, чтобы «ничего не делать»?
- Мы бы не сделали ничего плохого, клянусь, - умоляюще продолжает Тони. - Пожалуйста, не глупи…
- Ты считаешь меня дураком? - спрашиваю я, просто так, вжимая дуло ему в лоб.
- Нет! Я хотел сказать, чтобы ты не делал ничего плохого… нам… пожалуйста, - поспешно говорит он, голос у него от страха хриплый и натянутый.
- На колени, - шиплю я, и он тут же подчиняется.
Должны быть, я садист, раз получаю такое большое удовольствие от того, что он чуть ли не обмочился от страха в штаны. Моя ухмылка становится самодовольной.
- Скажи приятелем, чтобы катились домой, - требую я. - Сейчас же!
Тони нервно кивает и что-то кричит парням. Его друзья колеблются и нерешительно переглядываются, но потом все уходят, осторожничая и искоса наблюдая за мной. Дэн встаёт с земли, отряхивает пыль со штанов и молча застывает. Я возвращаю своё внимание к Тони.
- А теперь ты извинишься перед Дэном за всё, что ему сказал, - говорю я, но когда Тони открывает рот, я угрожающе дёргаю пистолетом, затыкая его. - Подожди! Нет, ты извинишься перед ним за всё, что когда-либо делал ему. Скажешь, что никогда больше не будешь доставать его своими садистскими поучениями или «вправлять ему мозги», или что ты там, блять, хотел с ним сделать ещё. Понял? Теперь говори.
Тони некоторое время молчит, чтобы убедиться, что в этот раз я его не прерву, потом косит глазами в сторону, не смея повернуть головы, и зовёт:
- Дэн! Прости меня. Прости за всё, что я делал и говорил тебе. Клянусь, я больше не буду тебя трогать. Богом клянусь… пожалуйста… - и он снова смотрит на меня.
- Что-то я не уверен, что это было сказано искренне, - задумчиво протягиваю я, и Тони чуть ли не скулит.
- Это было искренне. Правда. Искреннее некуда. Богом клянусь. Больше мне нечем поклясться, - спешит он заверить меня, глотая слова. Его глаза наполняются слезами.
- Ну не знаю…
- Боже! Прости меня, Дэн. Клянусь, я очень сожалею обо всём! И ты, - говорит он, многозначительно глядя на меня и умоляя глазами, - прости меня за всё, что я сделал и сказал тебе. Я вас больше не трону. Я оставлю вас в покое.
Я задумчиво закусываю губу, смеривая его холодным взглядом. Не могу решить, помучить его ещё или хватит. Я хочу, чтобы он оставил Дэна в покое раз и навсегда, но сколько я могу продолжать это? Всё-таки пистолет не заряжен.
- Хорошо, - говорю я, убирая пистолет от его лица.
Тони облегчённо вздыхает, но тут мне в голову приходит мысль, и я снова упираю ему дуло в лоб, отчего он весь деревенеет.
- Но, клянусь, если ты когда-нибудь хоть как-нибудь побеспокоишь Дэна, я тебя поймаю и отстрелю башку. Понял меня?
Тони усердно кивает, и я отвожу дуло в сторону. Кажется, парень держал себя в руках только благодаря пистолету – как только я его убираю, Тони валится в грязь, поднимая облако пыли. Я пинаю его в плечо.
- Вали давай отсюда, - грубо говорю я, наводя на него дуло, и он вскакивает на ноги и несётся вниз по улице. Я провожаю его нацеленным в спину пистолетом, пока он не заворачивает за угол, скрываясь из вида. Затем я поворачиваюсь к Дэну.
Он смотрит на меня, и его лицо абсолютно ничего не выражает – мой взгляд встречается с холодными, пустыми, бездушными, как у куклы глазами. Это немного нервирует.
- Это ты должен был меня защищать, - говорю я.
Он стоит неподвижный, словно статуя, не шевелясь, даже не моргая. И я вдруг ощущаю себя так, словно не нужен здесь, разворачиваюсь и ухожу в дом, чтобы не видеть Дэна.
ღ
Я никогда не был в отношениях сильной стороной. Никогда не был лидером, героем, тем, на кого можно положиться. Когда девчонки хотели, чтобы я был настоящим мужчиной, защищал их и заботился о них, я начинал их избегать. Ничего не объяснял. Просто оставлял.
Не знаю, боялся ли я ответственности потому что вообще страшился серьёзных отношений… Или может этот страх был результатом чего-то другого. Но я никогда не делал подобного раньше. Никогда не ввязывался в драку ради кого-то. Дрался, если только дело касалось лично меня. Каждый сам за себя. Я делал это только ради себя и никого другого.
Сейчас же всё по-другому, потому что дело касается не только меня одного. Я влез во что-то, что не имеет никакого отношения ко мне и теперь вынужден биться за это.
Правда в том, что… мне нужен Дэн.
Я сижу на постели, сжимая и разжимая пальцы правой руки и морщась от боли. Думаю, я сильно повредил эту руку, хотя не знаю, когда. Может, когда ударился ею о пистолет?.. Я перевожу на него взгляд – он лежит на крохотной тумбочке возле постели. Раньше я ненавидел этот пистолет. А сейчас… Если бы его не было сегодня у меня, то я не знаю, чем бы всё закончилось.
Я смотрю на него не отрываясь, когда дверь со скрипом открывается, и кто-то заходит. Я не поднимаю взгляда, пока не слышу щелчка замка. Затем смотрю в напряжённое лицо Дэна. Он же глядит в пол.
- Не нужно было этого делать, - тихо говорит он – почти шепчет. - Ты мог пострадать.
- Я привык драться, - возражаю я и вожу пораненной рукой из стороны в сторону. Холодный воздух приятен, наверное, мне стоит пойти за льдом.
- С оружием?
- Дэн, - резко говорю я, укоряющее глядя на него. Он вскидывает взгляд, встречаясь им с моим. - Этот парень тебе угрожал.
- Я к этому привык.
- А я нет.
- Я не привык к тому, что ты пугаешь людей пистолетом, - говорит он окрепшим голосом.
Мой взгляд тяжелеет.
- А я не привык к тому, что ты позволяешь обливать себя дерьмом.
Он смущённо отворачивается и несколько секунд молчит.
- Значит, ты это сделал ради меня?
- А ради кого ещё?
- Я думал, может ты защищал себя.
Больно. Не знаю, почему мне так больно.
- Дэн, - вздыхаю я и, встав, иду к нему. Я кладу ему руки на плечи, но он всё ещё не поднимает глаз. - Он угрожал тебе, - повторяю я. - Мне плевать, серьёзно он был настроен или на самом деле ничего не собирался делать. Мне всё равно. Это не имеет значения.
Дэн некоторое время никак не реагирует, а потом наклоняется ко мне, обхватывает моё лицо руками и прижимается к моему лбу своим. Его глаза закрыты, и я смотрю на тонкую линию его ресниц, немного расплывчатую в такой близи.
Я обвиваю талию Дэна рукой и притягиваю его к себе. Он отстраняется и прижимается своей щекой к моей. Я целую его и, слегка развернув лицо, нежно чмокаю в губы. Его глаза распахиваются, и он несчастно смотрит на меня.
- Не будь таким, Дэн, - шепчу я, касаясь его носа своим. - Помнишь, всего лишь полчаса назад я плакал у тебя на плече?
Это напоминает мне об утреннем звонке. Всплывает на поверхность мысль об умершем отце, но я пытаюсь её подавить. Губы Дэна изгибаются в слабой улыбке, прогоняя ей мои плохие мысли.
- Ты точно знаешь, как заставить парня забыть обо всём на свете. Ты и твоя грёбаная ненормальная семейка, - тихо говорю я и снова целую его. Я чувствую, как он улыбается мне в губы, но закрываю глаза и углубляю поцелуй.
Я признаю теперь. Я так сильно нуждаюсь в Дэне, что воспользуюсь советом Кассандры. Я уступлю ему. Перестану с ним бороться. Наш разрыв неизбежен, потому что настоящим мужчинам суждено быть одинокими и умереть в одиночестве, и отец слишком сильно на меня повлиял. Но может быть… может быть я смогу насладиться этим, пусть даже только сейчас.
ღ
Я просыпаюсь в объятиях Дэна. Одна рука и нога болезненно затекли, вероятно от того, что Дэн мне их отлежал. Охая, я высвобождаюсь из кольца его рук. Мне удаётся не разбудить его – он лишь стонет и перекатывается, чуть не свалившись с края постели.
Не знаю, который сейчас час. Окна снова зашторены, и у меня возникает желание встать и раздвинуть занавески, но я не делаю этого, так как свет может разбудить Дэна. Вместо этого я одеваюсь и выхожу в коридор, где так же темно и мрачно, как в комнате, и направляюсь в ванную принять душ. Я подхожу к двери ванной в тот момент, когда оттуда выходит Кассандра. Она выглядит как-то необычно, и, увидев меня, улыбается.
- Хей, Валерио, - нараспев говорит она, сдерживая смех.
Я злобно зыркаю на неё.
- Знаешь, я тебе как-то сказал, что ты сильно похожа на Дэна, но это не так.
- Почему? - спрашивает она с улыбкой в голосе.
- Потому что ты обладаешь только теми же дурацкими чертами характера, что и он, но ни единой хорошей, - тихо отвечаю я и сдвигаюсь, чтобы пройти мимо неё в ванную, но Кассандра преграждает мне путь.
- Я пропущу мимо ушей этот комментарий, потому что у меня к тебе важный вопрос, - заявляет она, выжидающе глядя на меня.
- И какой же?
- Значит, так. Хоть ты и гей и, наверное, твой вкус отличается от вкуса настоящих мужчин, - она замолкает, чтобы сделать вдох, - но в физическом смысле ты всё равно другого пола, так что может быть выскажешь более объективное мнение, чем моя мама. А Дэн всегда лжёт, чтобы сделать мне приятное.
- Это мило, но я не услышал вопроса, - тихо говорю я, стараясь проигнорировать тот факт, что она только что заявила мне в лицо, что я полностью лишён мужественности.
- Я до этого ещё не дошла! - восклицает она, глядя на меня с упрёком. - Не перебивай меня. Ладно, вопрос такой: я нормально накрасилась? И отвечай честно. Не бойся обидеть меня.
Кассандра несколько секунд молчит, я открываю рот, чтобы ответить, но она прерывает меня прежде, чем я успеваю хоть что-то сказать:
- Вообще-то, так как это ты, то я беру свои слова обратно. Не обижай меня. Но всё равно будь честен.
Я приподнимаю бровь, мне почему-то хочется улыбнуться. Я бы сказал, что заразился улыбчивостью от неё, но у меня иммунитет на это дерьмо, так что я ни хрена подобного не скажу.
Я решаю дать ей передышку и выполняю просьбу, тщательно разглядывая её макияж. Она накрасила только глаза – тушь, стрелки, тени. Всё черное, но ей идёт. Она выглядит старше и немного мрачнее.
- Ну, - говорю я, отстранившись и покачав головой, - ты не похожа на шлюху.
Её улыбку сменяет кривая усмешка.
- Спасибо, Вэл. Я очень благодарна за твою оценку.
Сказав это, она начинает что-то напевать себе под нос и, погрузившись в свой собственный маленький мирок, вприпрыжку доходит до своей комнаты и захлопывает за собой дверь.
Я некоторое время задумчиво пялюсь на закрытую дверь. Что ж, Кассарндра конечно, странная, но лучше быть странной, чем скучной.
Отбросив эти мысли, я поворачиваюсь и захожу в ванную. Включаю свет и вижу, что раковина завалена кучей косметических причиндалов – они все разбросаны и раскиданы кое-как, в страшной мешанине. Я качаю головой и, подойдя к раковине, пробегаюсь по этому беспорядку глазами. Мой взгляд натыкается на чёрный тюбик, украшенный ярко-розовой надписью: "Sammy's Lashes". И я смеюсь про себя, вспомнив о друге-пидоре Дэна.
Я поворачиваюсь к душевой и опускаю руку на кнопку включения душа, но вдруг застываю, охваченный внезапным порывом.
Развернувшись, я беру тушь и, поколебавшись лишь долю секунды, открываю тюбик и вытаскиваю остроконечную кисточку, покрытую вязкой чёрной тушью.
Вот теперь я уже медлю подольше, глядя на кисточку и раздумывая. Но, в конце концов, оставляю всякую осторожность, перегибаюсь через раковину поближе к зеркалу и подношу кисточку к глазам.
Дэн был прав. Красить ресницы намного труднее, чем кажется. Я продолжаю рефлекторно моргать, и мне приходится оттянуть нижнее веко и сосредоточиться на том, чтобы держать глаза широко распахнутыми. Теперь я знаю, почему девчонки всегда выглядят так глупо, когда наносят макияж.
После, кажется, очень долгого времени, я заканчиваю, наконец, с этим и отодвигаюсь от зеркала. Закрыв тюбик, кидаю его в кучу косметики на раковине. Затем поднимаю взгляд и внимательно рассматриваю себя.
Мрачный, унылый и слабый. В конечном итоге мы все одинаковые. Я такой же, как и все остальные.
Мы слишком хорошо научились нацеплять на себя такие вот маски. Все мы. Но только девчонки и пидоры умеют их снимать. А страдание почему-то очень привлекает людей.
Наверное, всё дело в том, чтобы наложить макияж так, чтобы никто не догадался, что ты вообще накрашен.
- Вэл.
Я подпрыгиваю от приглушённого голоса. Дёргаюсь назад и со страхом смотрю на закрытую дверь.
- Что?
- Можно мне войти?
Это Дэн. Я бросаю взгляд на своё отражение в зеркале, на свои затемнённые глаза и, снова повернувшись к двери, глубоко вздыхаю.
- Конечно, - говорю я, и Дэн тут же входит.
Он моргает, увидев меня, на секунду прищуривается, а потом тихо смеётся.
- Развлекался? - спрашивает он.
- Угу, - напряжённо отвечаю я, отступая и прожигая его взглядом.
- Знаешь, если бы я был тобой, то сейчас бы бросил тебя из-за этого, - тихо говорит он, и на меня накатывает иррациональная волна страха. Но Дэн продолжает: - К счастью, я не такой ненормальный, как ты, да?
Я секунд тридцать тупо смотрю на него, прежде чем мои губы изгибаются в слабой, робкой улыбке.
- Я думал, мы уже это пережили.
- Ага, настолько пережили, что теперь можем даже говорить об этом, - соглашается Дэн, и расплывается в широкой улыбке. Он делает шаг ко мне и протягивает руку, словно хочет прикоснуться к моему лицу, но в миллиметрах от него останавливается. - Ты красивый сейчас.
- Ты хочешь сказать, что обычно я не красивый? - притворно обвинительным тоном спрашиваю я, улыбаясь в ответ на его улыбку.
- Люди, которые с макияжем становятся красивее, чем обычно, по природе своей несовершенны. Так что я хотел сказать только то, что ты один из этих людей.
Моя улыбка гаснет.
- Дурак, ты должен был сказать сейчас что-нибудь хорошее и утешающее.
- Я так и сделал, - отвечает Дэн. - Я только что сказал, что ты не идеален.
- Это не комплимент!
- А что же ещё? - Он коротко смеётся. - Если бы ты был идеален, то не понравился бы мне. - Он вздыхает. - Но ты и правда всегда красивый. Просто сейчас ты ещё красивее.
Я закатываю глаза.
- Спасибо, Дэн.
- Да всегда пожалуйста, приятель.
Я качаю головой.
- Я хочу принять душ, так что выметайся отсюда, - говорю я и включаю горячую воду.
Дэн хватает меня за плечи и разворачивает к себе лицом, но ничего не говорит – только так долго смотрит на меня серьёзным и проницательным взглядом, что мне становится неловко.
- Что-то изменилось, да? - задумчиво спрашивает он, и я в замешательстве моргаю.
Мы молча стоим, и я ужасно нервничаю, пока не набираюсь храбрости и не отворачиваюсь от него.
- Выйди, я хочу принять душ, - повторяю я. - Мне нужно смыть эту хрень с лица.
Взгляд Дэна блуждает по ванной и останавливается на крошечном окне под потолком.
- Надеюсь, пойдёт дождь, - выдыхает он с тоскливым желанием в голосе.
В лёгких копоть – душевный пожар
Погасить смогли только к утру.
И лежу на кровати, дрожа,
Пряча страх в окровавленном рту.
Рыжекудрый и хмурый взирал
Человек, мне неведомый прежде,
В коридоры старинных зеркал,
Словно в очи последней надежды.
Всё менялось вокруг, мельтеша:
Книги, полки, чернильные знаки.
Околдована кем-то душа
И снуют кругом тени-зеваки.
Он беззвучно упал на паркет,
Попытавшись за пол ухватиться.
Был бы вложен в ладонь пистолет,
Появился бы шанс застрелиться.
Вновь и вновь одержимый взывал
О пощаде к неведомым силам,
Но в ответ бесовской карнавал
Приближал его разум к могиле.
Рыжекудрый, казалось, дремал,
Только рот его зло искривило…
В коридорах зелёных зеркал
Его сердце навеки застыло.
В сердце трепет – кошмарами сон
Обернулся и выел глаза.
По подушкам растёкся бутон –
Алым облаком на небесах…
И что ещё хуже – Дэн меня полностью игнорирует.
Он не должен злиться на меня. Я не сделал ничего такого, что бы могло вызвать у него подобную реакцию. Если это только не из-за того, что я вытащил на поверхность болезненные воспоминания его детства – но если он винит в этом меня, то я тоже буду злиться на него, потому что он настолько виноват в этом сам, что это даже не смешно.
- Эй, - говорю я, чуть отводя банку с кока-колой от губ, чтобы можно было говорить. Не могу оторваться от этого яда. - Куда мы идём?
- На рынок, - отрывисто отвечает он, и я радуюсь маленькой победе. По крайней мере, это лучше, чем ничего.
Затем я вспоминаю, что мне сказал его засранец брат: «Почему бы тебе не пройтись двумя кварталами ниже к рынку и не продать себя какому-нибудь другому пидорасу?» А потом в голову приходит мысль, что возможно Дэн меня тащит к этому рынку, чтобы продать в сексуальное рабство. Следом приходит мысль, что может быть именно Дэн отравил мою кока-колу.
Теперь мне есть о чём подумать. И наконец-то есть на что посетовать. Планктон не достаточно хорош даже для того, чтобы акула его съела.
Я с опаской оглядываюсь, рассматривая здания с отбитой от стен штукатуркой, колючую пустынную растительность, грязные дороги, потрескавшиеся вывески с выгоревшей от солнца краской, крохотные лачуги, в которых, видимо, живут… Это такое жалкое, убогое место, что удивительно, что сюда вообще кто-то приезжает. Но все надписи на вывесках на английском, так что должно быть тут привыкли к американским туристам.
«Ресторан», - с трудом можно прочитать на одной вывеске. «Фейерверк» - написано на другой. «Ломбард», - гласит третья.
Моё внимание привлекает лёгкое движение рядом с ломбардом. Я останавливаюсь, как вкопанный, ощущая какой-то своеобразный, парализующий страх, когда вижу, как из рядом стоящего здания выходит никто иной, как Тони – придурошный брат Дэна. Он тоже останавливается и смотрит на меня со зловещей усмешкой. К нему присоединяется ещё один парень. Ухмыляясь, он играется ножом, пропуская его между пальцев.
Во мне поднимается волна страха, и я напряжённо протягиваю руку и дёргаю Дэна, разворачивая его к себе. Он удивлённо смотрит на меня, и я показываю ему на ломбард… но тех двоих уже возле него нет. Дэн осматривается и, снова повернувшись ко мне, смотрит, как на идиота.
- Что? - спрашивает он.
Я не отвечаю ему. Вместо этого бросаю взгляд поверх его плеча на ломбард, почти ожидая, что пока Дэн не глядит в ту сторону, они появятся снова. Так и стою, вцепившись в отравленную колу, словно она может как-то меня защитить.
Я знаю, что мне это не почудилось. Не может этого быть. Мне не приглючиваются незнакомцы или люди, которых я ненавижу…
Ведь правда?..
- Что? - снова спрашивает Дэн раздражённым тоном, который не очень-то ему идёт.
- Я видел… - начинаю я и снова бросаю взгляд на ломбард. - Могу поклясться, я видел там Тони. С ещё одним парнем с ножом…
Дэн молчит и задумчиво смотрит через плечо в ту же сторону, потом разворачивается и вяло пожимает плечами.
- Забудь, - мрачно говорит он и продолжает свой путь к рынку.
Я провожаю взглядом его удаляющуюся спину с чувством какого-то сокрушительного поражения и делаю глоток отравленной колы. Хоть бы уж яд поскорее подействовал.
У нас с Дэном не ладится, и в первые в этом нет моей вины. Мне это не нравится. Я даже не понимаю, что происходит, и от этого мне ничуть не легче.
ღ
Я останавливаюсь у повозки с плетёными коврами. Ослеплённый ярко красным, розовым, оранжевым и жёлтым цветами, я перевожу взгляд на девушку-продавца. Она улыбается мне, а я в ответ просто разглядываю её.
Клянусь, это одна из самых красивейших девчонок, которых я когда-либо видел. Ей лет семнадцать. У неё чистая золотистая кожа, огромные карие глаза, обрамлённые натуральными густыми ресницами, совершенно не тронутыми макияжем, круглое личико, идеальные зубы и пухлые, влажные губы. Цветной платок в замысловатых рисунках сдерживает её прямые густые чёрные волосы и подходит к яркому платью.
- Здравствуй, красавчик, - говорит она с сильным акцентом. - Ищешь ковёр для дома?
Не думаю, что у меня есть дом. Но я ей этого не говорю. Вместо этого я отвечаю:
- Думаю, эти ковры слишком огромны для моей квартиры.
- Тогда ты можешь украсить ими стены, - говорит она, всё ещё улыбаясь.
- А от этого не будет слишком жарко? - спрашиваю я.
- Это стоит того, - она заливается лёгким румянцем. - Яркие цвета сделают тебя счастливым.
Я не могу сдержать улыбки.
- Ты сама сплела их? - спрашиваю я, и она застенчиво кивает.
- Да, вместе с мамой, - скромно отвечает она.
- Должно быть, у тебя красивая мама, - задумчиво протягиваю я, и девушка озадаченно смотрит на меня.
- Почему ты так думаешь?
- Потому что эти ковры очень красивые, а только красивые люди обладают чувством прекрасного. Так что твоя мама должна быть очень красивой, чтобы так замечательно плести, - объясняю я. - Если, конечно, дело не в твоей собственной необыкновенной красоте. Меня бы это не удивило.
- Ты такой добрый, - почти шепчет она. - Мне впервые говорят такие слова.
А я-то тут просто флиртую. Бедняжка.
- Дело не в доброте, - отвечаю я. - Я просто говорю правду.
Она ещё сильнее краснеет и отводит взгляд.
- Красивый и добрый… Когда-нибудь ты сделаешь кого-то счастливым.
Я молча смотрю на неё, её щёки покрыты румянцем, и от смущения она не хочет встречаться со мной взглядом. Теперь мне становится стыдно, и я не могу объяснить, почему. Я отступаю от неё, делая шаг назад, в толпу, и меня чуть не сбивает с ног спешащий прохожий.
- Может быть, как-нибудь увидимся ещё, - бормочу я неловко, потому что не хочу уходить, оборвав разговор, но и оставаться тоже не хочу. Развернувшись на пятках, даже не подождав её ответа, я вливаюсь в людской поток, текущий мимо различных палаток и ларьков, надеясь, что смогу в нём затеряться. Ещё я надеюсь найти Дэна – может, он уже успокоился и перестанет себя вести так бездушно. Я не видел его больше часа – не стремился идти за ним по пятам, поэтому к тому времени, как добрался до рынка, потерял его из вида. И с того момента шатаюсь тут, как неприкаянный.
Видимо, мне остаётся бродить по рынку, пока я его не найду.
Из чистого интереса я останавливаюсь у прилавка с тряпичными куклами. Куклы всегда пугали меня. Думаю, дело в их глазах – особенно похожих на настоящие. Чем более реалистично сделаны куклы, тем больше они наводит на меня жуть. Их глазки-бусинки слепо таращатся на мир, бездушные. Меня от них дрожь аж до костей пробирает.
Я смотрю на эти куклы и чувствую то же самое. Вздрогнув, я засовываю руки в карманы и натыкаюсь на что-то ничуть не менее жуткое: холодный метал пистолета Дэна. Я холодею, и по телу проходит неприятная дрожь. Я снова слышу слова отца, непрошенные, застрявшие в голове: «Тронешь пистолет, и ты труп!» А за этим следуют образы Реда и Дэна, сидящего в исковерканной машине, с текущей по лицу кровью.
Я словно обжёгшись (хотя как раз наоборот) выдёргиваю руки из куртки и засовываю их в карманы джинсов.
Совсем забыл, что пистолет остался в куртке. Но теперь, когда мне напомнили о его существовании, его тяжесть будто насмехается надо мной. Как я мог его не заметить? Как мог забыть о нём? Теперь такое ощущение, словно пистолет тянет меня к земле, настолько он тяжёлый.
В меня вдруг кто-то врезается, и я чуть не падаю. Когда мне удаётся восстановить равновесие, я оборачиваюсь, чтобы испепелить взглядом виновника, и мои глаза останавливаются на странной женщине, извиняюще склонившей голову. Она шепчет что-то на испанском, затем разворачивается и уносится, растворяясь в толпе, словно призрак. Людская толпа будто волной смывает её след, и я смотрю на неё в каком-то печальном молчании, заворожённый полнейшей сплочённостью прохожих.
Я бездумно смотрю на эту толпу, и у меня появляется такое чувство, словно чего-то не хватает. Среди всех эти спешащих людей кого-то не хватает…
- Эй!
Чья-то рука грубо вцепляется в моё плечо и резко выдёргивает из транса. Меня разворачивают, и я вижу улыбающееся лицо Дэна. Как только первоначальный шок проходит, меня охватывает неимоверное облегчение оттого, что он снова со мной, особенно когда у него такое знакомое добродушное выражение лица.
- Дэн…
- Боже, у тебя такое лицо, словно ты увидел приведение, - замечает Дэн и его улыбка становится странно нежной. - Идём, давай выбираться отсюда.
И он тут же тащит меня в сторону, между двух прилавков, и тычет мне в лицо разноцветной палкой.
- Попробуй, - говорит он. - Вкусно.
- Что это? - спрашиваю я, настороженно разглядывая эту штуку.
- Конфета, придурок, - насмешливо отвечает он и пихает её мне в руку, так что я не могу её не взять. Я медленно разворачиваю обёртку и неохотно засовываю конфету в рот. На вкус она очень напоминает обычный чупа-чупс. - В Америке тоже такие есть, кретин.
- Эй, я не очень-то люблю, когда меня обзывают, - передразниваю его я, притворно нахмурившись и наполовину вытащив леденец изо рта. Затем я снова засовываю его в рот, и собравшийся на языке сахар начинает таять.
Дэн улыбается, но улыбка быстро сходит с его лица.
- Эм… - начинает он неловко и отводит взгляд, - прости за то, что вёл себя так. Я был… немного расстроен.
Я одариваю его улыбкой, удивляясь, насколько легко мне это даётся.
- Что ж, тебе повезло, что ты так быстро вернулся, потому что я только что встретил очень красивую девчонку и мог бы выбрать её, если бы ты и дальше вёл себя, как засранец.
- Ты бы всё равно выбрал меня, - спокойно отвечает он, словно для сомнений нет места.
Я приподнимаю бровь.
- Да?
- Ага. Потому что у меня есть кое-что, чего нет у неё.
- И это?..
Он смотрит на меня, как на идиота, словно я должен и так знать ответ, а потом качает головой, будто я совсем запущенный случай.
- Член, конечно, - отвечает он.
Я закатываю глаза, а Дэн вдруг становится серьёзным.
- Я думал, ты злишься на меня, - говорю я, и он опускает взгляд на свои ботинки.
- Нет, я злился не на тебя, - отвечает он. - Я злился на… другое…
- Дэн. - Я кладу руку ему на плечо.
Он вскидывает на меня взгляд, и я отстраняюсь, передумав делать то, что собирался.
Дэн несколько секунд молча смотрит на меня, а потом слабо улыбается.
- Идём домой. Кассандра, наверное, уже вернулась.
ღ
Дэн решает приготовить ужин – его семья (за исключением Тони, которого нет дома) от этого в полном восторге. Они по-видимому, считают его каким-то супер-поваром, готовящим самые вкусные блюда на свете. А я этого даже и не заметил.
Кажется, он вступает в сговор с Кассандрой. Когда Дэн выкидывает меня из кухни, заявляя, что приготовление еды - это форма художественного выражения, для которого ему нужно уединение (хотя он никогда не возражал против моего присутствия на кухне во время готовки в моей квартире), Кассандра уже ждёт в коридоре, чтобы без промедления загнать меня в угол.
- Знаешь, - говорит она, озорно улыбаясь и снова сильно смахивая на Дэна, - я думаю, что из всех парней Дэна, ты нравишься мне больше всего.
- Как мило, - бормочу я, не зная, что ещё на это ответить и отодвигаясь от неё, чтобы пройти к лестнице.
Её улыбка остаётся на лице, как приклеенная.
- Но это хорошо, - продолжает Кассандра, - потому что, мне кажется, Дэн хочет с тобой серьёзных отношений. Ты ему, видимо, очень сильно нравишься, как бойфренд.
- Очень, очень мило, - саркастично отвечаю я, пытаясь отодвинуть её с дороги. - Если не считать того, что я не его бойфренд.
Кассандра моргает, и её улыбка, наконец, гаснет.
- Вчера ты говорил другое.
- Я никогда не говорил, что я его бойфренд.
- Но я думала, это и так понятно.
- Значит, ты не так поняла, - пожимаю я плечами. - Я же сказал, что ты предполагальщик.
- Кажется, Дэн считает тебя своим бойфрендом, - говорит Кассандра.
В этот момент со скрипом открывается дверь спальни на первом этаже и в коридор, шаркая, выходит древняя бабулька Дэна. Беззубо улыбаясь, она плетётся мимо нас. Мы должны бы были показаться ей странными – я, загнанный в угол, и загораживающая мне путь девчонка, вполовину меньше меня самого, - но на её лице не промелькнуло на капли удивления.
Я молчу, настороженно наблюдая за тем, как она совершает свой мучительно долгий вояж в гостиную. Кассандра шумно вздыхает.
- Она не говорит по-английски, - сообщает мне она. - Ни слова не знает, так что расслабься.
- Это странно, - отвечаю я, внимательно смотря на девочку, - говорить о таких вещах при посторонних.
- Это странно для тебя, потому что ты сам странный.
- Может быть, но это ничего не меняет.
Кассандра раздражённо фыркает, и тут же, улыбаясь, разворачивается. Она кричит что-то бабульке на испанском, и та ей шамкает что-то в ответ всё ещё с улыбкой на лице. Потом она продолжает своё путешествие.
Спустя довольно много времени она, наконец, исчезает в гостиной, и Кассандра снова поворачивается ко мне.
- Как я уже говорила, - начинает она, с надменным выражением лица, склонив голову на бок и полуприкрыв веки – Дэн тоже так делает, - Дэн считает тебя своим бойфрендом.
- Что ж, в таком случае он ошибается, - отвечаю я с какой-то горечью.
Кассандра не меняет позы.
- Знаешь что? Ты прав. У тебя сложные с ним отношения, - говорит она, и я не знаю, улыбнуться ли мне победно. Я решаю, что не надо, и слава Богу, что этого не сделал. - Но это только потому, что ты сам их усложняешь. Ты, и правда, совсем запутался.
- Ну спасибо… - с издёвкой отвечаю я.
- Я не имела в виду ничего плохого, - поспешно продолжает она. - Я это к тому, что тебе нужно о многом подумать. Я не пред-по-ла-галь-щик. Просто ясно, что именно ты всё усложняешь и портишь.
Я хмурюсь на неё и на её короткую речь – её слова говорят о том, как мало Кассандра знает … Она хоть понимает, насколько Дэн, мать его, непостоянен?
- Как хорошо ты на самом деле знаешь Дэна? - спрашиваю я.
- Он для меня, как брат, - не задумываясь, отвечает она.
- Это понятно. Но как хорошо ты его знаешь? Как часто ты его видишь? Раз в год?
Теперь и Кассандра хмурится.
- Нет, чаще. Я вижу его каждые День Благодарения и Рождество, и летом он часто нас навещает, когда у него заканчивается учёба.
- Этого недостаточно. Ты ничего о нём не знаешь. Ты видишь его только в кругу семьи. Когда он вдали от вас, сам по себе или со своими друзьями, он ведёт себя совсем по-другому. И ты знаешь лишь тех его друзей, которых он притаскивает сюда с собой, потому что не хочет, чтобы ему тут было одиноко.
- Ты ошибаешься.
- И не кажется ли тебе странным, что он привозит сюда так много парней? И каждый раз нового? Ты серьёзно думаешь, что в том, что бойфренды так часто меняются, виноваты только сами эти парни? Дэн же идеален, да?
- Да, он идеален, - настаивает она, и я недоверчиво смотрю на неё.
- Он не идеален. Никто не идеален. Тебе никто этого не говорил? - я вздыхаю и провожу пальцами по волосам. - Ты говоришь, что я всё порчу, но это не так.
Я замолкаю под сердитым взглядом Кассандры и погружаюсь в свои мысли. Я ничего не порчу. Как я могу что-то испортить, если дело вообще не во мне? Это Дэн с Сэмом виноваты во всём этом бардаке, а не я. Я же тут абсолютно бессилен.
- Ты хочешь сказать, что в ваших сложных отношениях виноват Дэн? - спрашивает Кассандра.
- Да.
- Ты такой глупый! - кричит она, и я удивлённо делаю шаг назад, смачно ударяясь головой о стену. Я проверяю рукой ушибленное место, пока она с жаром продолжает возмущаться. - Мне плевать на твои слова! Дэн хороший человек. И если в отношениях есть проблемы, то в них не может быть виновата только одна сторона, разве не так говорят? Ты тоже в этом виноват!
- Ты даже не знаешь, в чём дело! - отвечаю я, даже не задумываясь о её словах. - Я всё это время сопротивляюсь Дэну только потому, что не хочу быть втянутым в игру, которую он ведёт, какая бы она там не была! Я предпочту быть невинным свидетелем, поэтому и буду бороться с ним изо всех сил!
Я не уверен, что она поняла хоть что-нибудь из сказанного мной, но суть она явно уловила. Её глаза горят от злости.
- Так перестань же! Перестань бороться и увидишь, что получится!
- Это самая глупая вещь, которую я когда-либо слышал! - рычу я и, оттолкнув её, сердито поднимаюсь по лестнице и ухожу в спальню. Мягко закрываю за собой дверь и прислоняюсь к ней спиной. Я чувствую досаду и раздражение.
Не хочу тут больше находиться. Хочу вернуться в свою маленькую квартиру, ходить на невозможно скучные университетские лекции, трахать Синди и кутить всю ночь напролёт с Марком и его пивными приятелями. Серьёзные отношения, которые я когда-либо имел, всегда были утомительны и никогда не приносили ничего хорошего. И неминуемо рушились.
Перестать бороться с Дэном… Она ничего не знает. Она не знает о Сэме, да и вообще обо всём этом дерьме. Я не собираюсь следовать совету какой-то нахальной и заносчивой тринадцатилетней девчонки, в каком бы отчаянии сейчас не находился. Я прав.
Я знаю, что делаю, потому что и раньше так поступал. Я могу отличить влюблённость от любви и любовь от страсти, и я знаю, что чувства Дэна к Сэму не идут ни в какое сравнение с его чувствами ко мне.
Помню, как однажды в школе я пригласил трёх одноклассников к себе домой – они даже не были моими друзьями, просто несколько ребят, с которыми я должен был вместе работать над проектом. Я помню одного из них – Кевина. Он был самым большим засранцем в классе, супер-популярным и всеми обожаемым (кроме меня). Ну, вы знаете таких – типичный качок.
Когда я привёл ребят к себе домой, мой отец был пьян и начал меня оскорблять. Он обращался к ним, а не ко мне, используя их в качестве оскорблений. Он сказал, что я такой женственный, что ему даже не верится, что у меня есть друзья мужского пола.
Сказал, что готов побиться об заклад, что они согласились прийти к нам и терпеть моё общество только потому, что хотели узнать, нет ли у меня сестрёнки – то есть, если уж я так похож на девчонку, то какая же тогда у меня может быть сестра.
А потом он заговорил с ними. Он рассказал им, что мама хотела назвать меня Джейми и что лучше бы он против этого не возражал и не требовал, чтобы мальчика назвали Вэлом, потому что тогда бы не было проблем с именами – он бы просто отрезал мне член, и у него бы появилась дочь.
Я начал плакать – из всех самых худших моментов, вызывавших у меня слёзы, я выбрал именно этот, чтобы расплакаться. Поэтому я убежал и заперся в своей комнате. Позже, когда отец попытался вытащить меня на ужин, я накричал на него за то, что он распугал всех моих друзей. Он мне сказал на это: «Настоящим мужчинам суждено быть одинокими. А те, кто не одинок, достойны презрения. Слюнтяи. Тебе не нужны друзья».
Три недели спустя мне пришлось сменить школу – иначе бы меня исключили за то, что я в драке сломал Кевину нос и руку.
Настоящие мужчины… Вот так вот.
Всё никак не устоишь на подкошенных,
Рук не сложишь на груди замороженных,
И прикусываешь крылья слов-бабочек...
Ну же, брось в меня, не дрейфь, тапочек!
Сколько можно быть таким осторожным?
Недосказанностью фраз сложных
Убиваешь меня.
Сколько можно?!
Но главное, что можно...
Расплываюсь в упрёках, как тесто на дрожжах.
Ладно, всё, давай забудем прения.
Да-да-да, пересмотрю точку зрения,
Лишь бы впредь не видеть глаз слёзности
И фальшивой до мольбы серьёзности,
Не взывай ни к жалости, ни к презрению!
Такой специфический вирус подкожный?
Никак не пойму, глядя в ванной на рожу -
Небритую,
Что же тебя удержать рядом может?
Может, слова позабытые?..
Вернусь через час, будто кем-то избитый,
Нервно листну тетрадь на пюпитре,
И буду кусать крылья слов бесполезных,
Бушуя в горячке,
Не пьяный, - болезный,
Ища свой оттенок в размытой палитре...
Я всё вижу, и всё ясно, кажется...
И мои начнут внезапно подкашиваться,
Подойду, обниму, не спрашивая,
Шепну: "Любимый..."
Меня будит звонок мобильного. Я даже несколько ошарашен – не тем, что мой мобильный звонит, а тем что он звонит впервые с тех пор, как я сюда приехал. Марк хоть раз в день да объявится со звонком или смс-кой. И до меня вдруг доходит, что мне вообще никто не звонил.
Но я не успеваю поразмышлять над этим. Чтобы не пропустить звонок, я распахиваю мобильный, даже не взглянув на дисплей.
- Алло?
- Вэл. - Голос кажется знакомым, но я всё равно не могу определить, кто говорит.
- Кто это?
- Фредди.
Мой дядя. Он, как и мои родители, никогда мне не звонит. Это меня ещё сильнее поражает.
- Мне нужно тебе кое-что сказать.
- А это не может подождать? - раздражаюсь я. - За звонки на далёкие расстояния мне придётся больше платить.
- Ты далеко? - спрашивает он.
- Да, я… - я замолкаю, внезапно задумавшись, стоит ли ему говорить, где я, но решаю не скрывать: - Я сейчас в Мексике.
- В Мексике? - переспрашивает он.
- Угу. - Моё терпение уже на исходе. - Слушай, звонки дорогие, так что мы потом поговорим.
- Нет, мне нужно поговорить с тобой сейчас, - твёрдо заявляет он, не оставляя места для пререканий.
Но я всё равно возражаю:
- Фредди, я не могу себе позволить…
- Вэл, ты сам теряешь время, - прерывает меня Фредди таким же раздражённым тоном, как и у меня. Может, даже и больше. - Я оплачу счёт, если ты так ч… беден.
Похоже, он только что хотел чертыхнуться. Уверен, у него чуть не вырвалось «Если ты такой чертовски беден». Не помню, чтобы он когда-либо позволял себе грубо выражаться. Должно быть, это что-то важное. Я сдаюсь.
- Прости, - покорно говорю я и слышу, как он вздыхает в трубку.
- Послушай, мне только что звонила твоя мама, - запинаясь, говорит он с явной неохотой.
Я навостряю уши, смутно предчувствуя, что за этим последует.
- Она была этим утром в больнице…
- Он умер, да? - прерываю его я, откидываясь на подушки. - Мой отец умер.
Я почти вижу, как он кивает.
- У него рано утром был ещё один сердечный приступ. Он не пережил его.
- Дааа, - мрачно протягиваю я – сам не знаю, почему. Я думал, что обрадуюсь его смерти, думал, буду плясать от счастья и праздновать, позову всех своих друзей и устрою вечеринку. Хотя и горечи я не чувствую. Только… какую-то странную пустоту внутри. Такое же чувство я испытывал, когда заканчивал с кем-то отношения. Я ощущал радость, облегчение от того, что всё кончено, но в то же время знал, что буду по этому скучать. В борьбе между собой все эти эмоции умирали, и я оставался ни с чем.
Он умер. Он умер. Умер, умер, умер.
- Это было болезненно? - спрашиваю я. - Он умирал болезненно? - Я не уверен, что хочу услышать – «да» или «нет».
- Я не знаю, - говорит он.
Ни «да» ни «нет». Наверное, это к лучшему. Думаю, мне не нужно этого знать. Я больше никогда об этом не спрошу.
- Прости, Вэл.
Я некоторое время молчу, уставившись на дешёвый плакат, висящий на противоположной стене. Это репродукция картины женщины в цветастом платье, с улыбкой танцующей сальсу. Почему-то она напоминает мне о девушке, продающей ковры на рынке, с которой я вчера повстречался.
- Я вернусь домой завтра, - говорю я и опять замолкаю. - Спасибо… что сказал мне.
В этот раз молчит Фредди. Когда он снова заговаривает, в его голосе слышно замешательство:
- Конечно.
ღ
Натянув куртку и выйдя на свежий ноябрьский воздух, я нахожу Дэна почти в таком же положении, как и вчера – склонившимся над двигателем моего пикапа, без рубашки, с банданой на голове. Я сжимаю кулаки и сверлю его взглядом со своего места на крыльце.
- Ублюдок! Я же сказал тебе прекратить лазить в мою машину! - кричу я, спускаясь со ступеней и широкими шагами направляясь к нему.
Дэн, выпрямившись, улыбается мне.
- А я сказал, что сделаю её быстрее, - отвечает он, и улыбка вдруг сходит с его лица. - Что случилось?
Я моргаю. Как у него это получается? Я же веду себя, как обычно, разве нет?
- О чём ты?
Он ничего не говорит, просто делает шаг ко мне, сочувственно глядя в глаза. Затем, без предупреждения, быстро сокращает оставшееся между нами расстояние и так внезапно и так страстно целует меня, что я вынужден отстраниться, чтобы сделать вдох.
Но он не отодвигается и несколько секунд почти касается моего лица своим, а потом наклоняется и целует меня снова – в этот раз нежнее. Я дышу через нос, отвечая на его поцелуй, покусываю его губы и обхватываю ладонью его скулу. Раньше я мог бы перебирать его волосы подушечками пальцев, но сейчас касаюсь только ёжика на голове и ткани банданы. Мне очень не хватает его волос.
Когда мы, наконец, разрываем поцелуй, я поднимаю руку к его макушке и запускаю пальцы в «ирокез». Я печально смотрю на волосы Дэна, и глаза начинают жечь слёзы – когда я опускаю взгляд и вижу, что внимание его больших тёмных глаз полностью сосредоточено на мне, слёзы соскальзывают с ресниц, и я поспешно зарываюсь лицом ему в шею.
Ненавижу плакать. Ненавижу. Но… когда Дэн так меня обнимает… я чувствую, что это стоит того.
- Шшш, - утешает он меня, гладя по волосам левой рукой – видимо из-за гипса ему неудобно обнимать меня ею, а он хочет успокоить меня, как только может.
Я ничего ему не говорю, но безумно благодарен за это.
- Дэн, - начинаю я, но у меня перехватывает дыхание, и слёзы текут ещё быстрее. - Я… так сильно н…ненавидел его. Я хотел, чтобы он у…умер, - я заикаюсь между всхлипами, ещё крепче обнимая Дэна. Уверен, он понятия не имеет, о чём я говорю, но это и к лучшему сейчас.
- Это ничего, - шепчет он. - Это ничего.
Должно быть, его раздражает то, что я плачу, уткнувшись ему в обнажённое плечо. Мне нужно остановиться и проплакаться где-нибудь в одиночестве. Но я не могу. Слишком приятно думать – даже если всего лишь на секунду – что Дэн со мной только ради меня, и будет рядом всегда.
Как только я перестаю лить слёзы, Дэн опускает левую руку, оставляя правую на моей талии, и ведёт меня к кузову пикапа. Он открывает дверцу и сажает меня на настил, ни на секунду не отстраняясь. Когда он устраивается рядом со мной, я снова набрасываюсь на него, утыкаюсь лицом в его кожу и опрокидываю нас спинами на пол пикапа.
Я больше не плачу, но не хочу, чтобы он выпускал меня из рук, поэтому притворяюсь, что слёзы ещё текут. Мне вспоминается, как он сказал: «Всё что угодно, только попроси». Уверен, он говорил это серьёзно. Так что я знаю, он продолжит меня обнимать, даже если я перестану плакать, но… я не хочу рисковать. Слишком мне сейчас хорошо.
- Скажи мне, что случилось, - шепчет Дэн мне в волосы, от его дыхания пряди шевелятся. Он просит, а не требует.
Чтобы рассказать ему об этом, мне нужно сперва кое-что объяснить. Подробно рассказать о наших с отцом отношениях.
Рассказать гораздо о большем, чем в тот раз, в том дурацком китайском ресторане, рассказать, как встретился с отцом в больнице, как последние мои слова были о том, что он неудачник. Рассказать обо всём, что отец когда-либо говорил мне и не говорил, делал и не делал. Только тогда я смогу объяснить ему, почему его смерть так расстраивает меня, когда я хотел только одного – чтобы он умер. Но я не могу рассказать ему всего этого. Не только потому, что не хочу, но и потому, что это невозможно.
Дэн не поймёт. Но когда я говорю ему, что сказал мне дядя, он меня понимает.
ღ
Созерцание звёзд намного приятнее созерцания облаков. В пустыне нет воды, нет и облаков. Но сейчас утро, и нет ни того ни другого.
Есть только лёгкое жалкое облачно у горизонта, и мы с Дэном придумываем миллион разных вещей, на которые оно может походить. Я всё ещё пытаюсь разглядеть пиратский корабль, предложенный Дэном. Мне это облако по-прежнему напоминает всего лишь расплывчатый белый сгусток.
- Я не вижу его, Дэн, - говорю я, прищуриваясь и слегка наклоняя голову. Облако уже становится довольно трудно разглядеть.
- Видишь у него наверху треугольную штуку? - спрашивает Дэн, поднимая руку, чтобы мне её показать. Мне это нисколько не помогает, потому что с моего угла зрения он вообще тычет не в облако. - Это флаг.
- Я думал, флаги прямоугольной формы, - задумчиво говорю я.
- Не этот, - отвечает он.
- Ты хватаешься за солом…
- Что вы, педики, там делаете? - прерывает нас раздражённый и печально знакомый голос.
Дэн подскакивает, садясь, и я вяло следую за ним.
Тони стоит у кузова моего пикапа, прожигая нас злобным взглядом. В такой близи он кажется более высоким и долговязым, чем я предполагал.
- Дэн, надень рубашку, - шипит он. - Никто не хочет видеть твоё никчёмное тело.
Я смотрю на Дэна, удивлённый тем, что он не отвечает. Он глядит в сторону с досадой и вместе с тем каким-то подавленным выражением. Во мне поднимается злость.
- Эй, - говорю я, снова поворачиваясь к Тони. - Почему бы тебе просто не пойти потрахаться, а? Глядишь, более терпимым станешь.
- Заткнись, педик, - огрызается он, повторяясь в своих оскорблениях. - Не все любят трахаться с другими мужиками, как ты.
- А я ничего и не говорил про мужиков, - отвечаю я, подавляя злость и заставляя себя говорить бесстрастно. По-моему, у меня неплохо получается. - Но если ты думаешь именно об этом, то кто я такой, чтобы тебя судить?
- Ты намекаешь на то, что я тоже гей? - ощеривается он.
Я усмехаюсь.
- Да нет, но сейчас, когда ты сам сказал об этом…
- Заткнись!
- Эй, я просто сомневаюсь, что уважающая себя женщина, да и мужчина, если уж на то пошло, будет с тобой спать. Но, кажется, ты довольно неплохо знаешь людей, тусующихся на рынке. - Я чувствую, как моя злость переходит в сарказм. - Ты ведь сказал мне, что такие как я продают себя там? Уверен, ты сможешь найти себе одинокого мальчика…
- Дэн, заткни свою сучку, - рычит Тони, бросая на него взгляд.
- Не можешь придумать, что ответить? - лениво вставляю я.
Он лишь на секунду переводит на меня гневный взгляд, и снова возвращает его к брату. Никогда ещё не видел, чтобы Дэн выглядел таким безропотным.
- Никто не хотел, чтобы ты родился, - безжалостно бросает Тони ему, Дэн лишь вздрагивает в ответ. - Никто не хочет, чтобы ты продолжал жить. Приезжаешь сюда, выставляя на показ своих грязных педиков, заставляя краснеть за себя всех, кто тебя знает, и даже тех, кто не знает. Мир станет лучше, если тебя в нём не будет. Даже Бог ненавидит тебя и таких, как ты.
Во мне снова вспыхивает ярость, я встаю и спрыгиваю с кузова на землю перед Тони. Он намного выше меня, и кажется выше Дэна.
- Не вмешивай в это Бога, ублюдок! - хрипло кричу я. - Откуда, чёрт возьми, такому как тебе знать, что думает Бог?
- Я хожу в церковь, - надменно говорит Тони. - И я уверен, что ты этого не делаешь. Я прав? Ты ведь даже не христианин?
Я сужаю глаза, но не только потому, что он прав.
- О, так ты ходишь в церковь, а? И это делает тебя умудрённым проповедником?
- Конечно, нет. Но я уж точно знаю больше…
- Так не хуя мне говорить, что Бог думает о нас, когда ты сам ни хрена не знаешь! - рычу я.
Тони выглядит раздражённым. Он явно устал от меня и считает меня недоумком. Его взгляд возвращается к Дэну.
- Скажи своей сучке заткнуть рот, - рявкает он. - В последний раз тебя предупреждаю.
- И что же ты сделаешь, если я не заткнусь? - вызывающе спрашиваю я, злобно смотря в его глаза, когда он переводит на меня взгляд.
- Мне не придётся ничего делать. Об этом позаботится Бог.
- О, а что же так? Боишься, что тебе надерет задницу педик?
- Боже, - нарочито медленно говорит Тони, почёсывая свой испещрённый угрями подбородок. - Да я одним ударом выбью из тебя всю дурь.
- Докажи. - Я напрягаю мускулы, надеясь, что он поднимет руку для удара и готовясь сразу же отреагировать, но он лишь фыркает.
- Зачем мне это делать? Я и так знаю, что я лучше тебя. Во всём.
- Ты ни хрена не знаешь, - рычу я и, бросившись на него, угрожающе хватаю за воротник рубашки.
Он отступает, и его глаза испугано расширяются, он явно удивлён моими действиями.
- Блять! Парни, сюда! - кричит он, и я отстраняюсь, сбитый с толку его воплем.
Однако вскоре причина крика становится болезненно ясной – шесть парней, мексиканцев, судя по внешности, почти идентичных Тони, выбегают из-за угла дома. Я слышу, как Дэн охает и перекатывается в кузове пикапа, но прежде чем я успеваю даже подумать о том, чтобы обернуться и посмотреть на него, парни оказываются прямо передо мной.
Я делаю шаг назад, чтобы не дать себя окружить, но Тони хватает меня за запястья, и к тому моменту как мне удаётся освободиться, четверо мужчин уже обступают меня со всех сторон.
- Чтоб тебя! Не можешь сам справиться со мной, а? - кричу я, полуприсев в защитной стойке.
Тони только усмехается. Прищурившись, он с нахальной миной на лице наклоняется к одному из своих приятелей и что-то говорит ему по-испански. Тот повторяет его слова и мужчины расступаются, пропуская в круг двух парней, волочащих Дэна. Они толкают его, и он смиренно падает на колени. И так и остаётся униженно сидеть, уставившись в землю.
На меня вдруг накатывает волна страха и тревоги, и я бросаюсь к нему. Двое мужчин за моей спиной тут же хватают меня за руки и дёргают назад. Теперь я могу только беспомощно смотреть, как Тони подходит к стоящему на коленях Дэну.
- Ты так любишь трахать мужиков и сосать члены, - шипит Тони, наклоняясь и глядя на сгорбившегося брата. - И понятия, блять, не имеешь, как стыдно и позорно осознавать, что в наших венах течёт одна и та же кровь, даже если только наполовину.
- Тогда просто считай, что эту кровь передал мне мой отец, и оставь меня в покое, - отвечает Дэн так тихо, что я еле слышу его.
И снова во мне закипает злость, но я сжимаю челюсти, пытаясь сдержаться.
- Но ты-то всё ещё здесь! - раздражённо восклицает Тони. - Ты всё ещё ошиваешься в округе, марая мир своим мерзким, заразным пороком. Я должен как-то вправить тебе мозги!
- Заткни пасть! Дэн, вставай и дерись! - внезапно кричу я, умудряясь прыгнуть вперёд, но парни, стоящие позади, снова удерживают меня, хотя один при этом отпускает мой локоть и вцепляется в бицепс. Как только локоть оказывается свободен, моя рука – словно её направляю не я, а кто-то другой – под странным углом падает вниз и больно ударяется обо что-то твёрдое в кармане куртки. Я цепенею, позволяя мужчинам отволочь меня на несколько шагов назад.
Тони лишь бросает на меня короткий взгляд, а потом возвращает своё внимание к Дэну и начинает говорить на испанском. Я могу только сказать: чтоб меня! Чёрт меня по дери за то, что я наплевательски относился к чужим словам и пропускал в школе занятия по испанскому языку. Мне говорили, что я об этом пожалею, а я им не верил.
Но, наверное, это не так уж и важно, потому что вряд ли бы я слушал Тони, даже если бы он говорил на английском. Вместо этого я сосредотачиваю внимание на стоящих позади меня мужчинах – напряжённо ожидая любого знака к действию – особенно на том, что справа от меня, вцепившемся в мой бицепс, и незаметно (я надеюсь на это) опускаю руку в карман куртки и обхватываю пальцами холодный метал, прикосновение к которому для меня раньше было подобно смерти.
Тронешь пистолет, и ты труп. Какая ирония. Сейчас эти слова вызывают у меня усмешку.
Я молча, словно зритель в кино, смотрю на разворачивающуюся передо мной сцену, и жду. На каждую фразу Тони Дэн даёт лишь тихий, покорный ответ, и такое ощущение будто он всё глубже и глубже погружается в пыльную мексиканскую землю.
В пистолете нет пуль. Надеюсь, я ничем этого не выдам.
Мексиканцы разражаются приглушённым и каким-то натянутым смехом на какую-то из фраз Тони, и Дэн поворачивает ко мне лицо.
Он смотрит на меня несчастными, жалостными глазами, но поймав мой взгляд, вздрагивает и снова вперивает свой взгляд в землю.
Интересно, как я выгляжу сейчас? Может быть, у меня более холодный вид, чем обычно?
- Дэн, - зову я его, и он поднимает глаза.
Он выглядит уже не таким жалким, как раньше. И опять мои губы изгибаются в усмешке. Должно быть, это довольно странно, потому что на лице Дэна отражается страх.
- Эй, ты! - кричит Тони, резко разворачиваясь ко мне с пылающим злобой взглядом. Он несколько секунд просто смотрит на меня, и от него исходит почти ощутимая ярость. Затем рычит и широкими шагами идёт ко мне. - Ты – не помню, как там тебя зовут – всего лишь ещё одна грязная шлюшка. Ты позволил злу овладеть собой, так же как и Дэн, а теперь как и он распространяешь повсюду порок и грех, - поучительно заявляет он.
- А ты кто такой? Южный Баптист, мать твою? - спокойно спрашиваю я, на что Тони отвечает мне злобный взглядом.
- Заткнись! - кричит он и переводит взгляд с одного держащего меня мужчины на другого. Они тут же, словно услышав мысленный приказ, отпускают мои руки, позволяя мне уже нормально обхватить рукоятку пистолета и почти вытащить его из кармана. Тони ничего не замечает, продолжая свою тираду: - Ты хоть понимаешь, как порочен? Ты испорчен и прогнил изнутри, и Дэн пользуется тобой…
- Как же меня… блять… достало, что мне все это говорят! - ору я, давая выход своей ярости. Пальцы так крепко сжимают пистолет, что если бы металл был более мягким, клянусь, я бы его разломал. Тони похоже чувствует, что что-то сейчас будет – его глаза расширяются от страха, и с лица сходит властное выражение, когда я выдёргиваю пистолет из глубины кармана и резко поднимаю его, направляя прямо Тони в лоб.
Кто-то испуганно охает, и за этим следует напряжённое, нервное молчание. Я снова ухмыляюсь.
- Слушай, - тихо – осторожно – говорит Тони. - Мы не собирались ничего делать.
- Не собирались? - повторяю я, прищуриваясь. - Ты собрал шесть парней, чтобы «ничего не делать»?
- Мы бы не сделали ничего плохого, клянусь, - умоляюще продолжает Тони. - Пожалуйста, не глупи…
- Ты считаешь меня дураком? - спрашиваю я, просто так, вжимая дуло ему в лоб.
- Нет! Я хотел сказать, чтобы ты не делал ничего плохого… нам… пожалуйста, - поспешно говорит он, голос у него от страха хриплый и натянутый.
- На колени, - шиплю я, и он тут же подчиняется.
Должны быть, я садист, раз получаю такое большое удовольствие от того, что он чуть ли не обмочился от страха в штаны. Моя ухмылка становится самодовольной.
- Скажи приятелем, чтобы катились домой, - требую я. - Сейчас же!
Тони нервно кивает и что-то кричит парням. Его друзья колеблются и нерешительно переглядываются, но потом все уходят, осторожничая и искоса наблюдая за мной. Дэн встаёт с земли, отряхивает пыль со штанов и молча застывает. Я возвращаю своё внимание к Тони.
- А теперь ты извинишься перед Дэном за всё, что ему сказал, - говорю я, но когда Тони открывает рот, я угрожающе дёргаю пистолетом, затыкая его. - Подожди! Нет, ты извинишься перед ним за всё, что когда-либо делал ему. Скажешь, что никогда больше не будешь доставать его своими садистскими поучениями или «вправлять ему мозги», или что ты там, блять, хотел с ним сделать ещё. Понял? Теперь говори.
Тони некоторое время молчит, чтобы убедиться, что в этот раз я его не прерву, потом косит глазами в сторону, не смея повернуть головы, и зовёт:
- Дэн! Прости меня. Прости за всё, что я делал и говорил тебе. Клянусь, я больше не буду тебя трогать. Богом клянусь… пожалуйста… - и он снова смотрит на меня.
- Что-то я не уверен, что это было сказано искренне, - задумчиво протягиваю я, и Тони чуть ли не скулит.
- Это было искренне. Правда. Искреннее некуда. Богом клянусь. Больше мне нечем поклясться, - спешит он заверить меня, глотая слова. Его глаза наполняются слезами.
- Ну не знаю…
- Боже! Прости меня, Дэн. Клянусь, я очень сожалею обо всём! И ты, - говорит он, многозначительно глядя на меня и умоляя глазами, - прости меня за всё, что я сделал и сказал тебе. Я вас больше не трону. Я оставлю вас в покое.
Я задумчиво закусываю губу, смеривая его холодным взглядом. Не могу решить, помучить его ещё или хватит. Я хочу, чтобы он оставил Дэна в покое раз и навсегда, но сколько я могу продолжать это? Всё-таки пистолет не заряжен.
- Хорошо, - говорю я, убирая пистолет от его лица.
Тони облегчённо вздыхает, но тут мне в голову приходит мысль, и я снова упираю ему дуло в лоб, отчего он весь деревенеет.
- Но, клянусь, если ты когда-нибудь хоть как-нибудь побеспокоишь Дэна, я тебя поймаю и отстрелю башку. Понял меня?
Тони усердно кивает, и я отвожу дуло в сторону. Кажется, парень держал себя в руках только благодаря пистолету – как только я его убираю, Тони валится в грязь, поднимая облако пыли. Я пинаю его в плечо.
- Вали давай отсюда, - грубо говорю я, наводя на него дуло, и он вскакивает на ноги и несётся вниз по улице. Я провожаю его нацеленным в спину пистолетом, пока он не заворачивает за угол, скрываясь из вида. Затем я поворачиваюсь к Дэну.
Он смотрит на меня, и его лицо абсолютно ничего не выражает – мой взгляд встречается с холодными, пустыми, бездушными, как у куклы глазами. Это немного нервирует.
- Это ты должен был меня защищать, - говорю я.
Он стоит неподвижный, словно статуя, не шевелясь, даже не моргая. И я вдруг ощущаю себя так, словно не нужен здесь, разворачиваюсь и ухожу в дом, чтобы не видеть Дэна.
ღ
Я никогда не был в отношениях сильной стороной. Никогда не был лидером, героем, тем, на кого можно положиться. Когда девчонки хотели, чтобы я был настоящим мужчиной, защищал их и заботился о них, я начинал их избегать. Ничего не объяснял. Просто оставлял.
Не знаю, боялся ли я ответственности потому что вообще страшился серьёзных отношений… Или может этот страх был результатом чего-то другого. Но я никогда не делал подобного раньше. Никогда не ввязывался в драку ради кого-то. Дрался, если только дело касалось лично меня. Каждый сам за себя. Я делал это только ради себя и никого другого.
Сейчас же всё по-другому, потому что дело касается не только меня одного. Я влез во что-то, что не имеет никакого отношения ко мне и теперь вынужден биться за это.
Правда в том, что… мне нужен Дэн.
Я сижу на постели, сжимая и разжимая пальцы правой руки и морщась от боли. Думаю, я сильно повредил эту руку, хотя не знаю, когда. Может, когда ударился ею о пистолет?.. Я перевожу на него взгляд – он лежит на крохотной тумбочке возле постели. Раньше я ненавидел этот пистолет. А сейчас… Если бы его не было сегодня у меня, то я не знаю, чем бы всё закончилось.
Я смотрю на него не отрываясь, когда дверь со скрипом открывается, и кто-то заходит. Я не поднимаю взгляда, пока не слышу щелчка замка. Затем смотрю в напряжённое лицо Дэна. Он же глядит в пол.
- Не нужно было этого делать, - тихо говорит он – почти шепчет. - Ты мог пострадать.
- Я привык драться, - возражаю я и вожу пораненной рукой из стороны в сторону. Холодный воздух приятен, наверное, мне стоит пойти за льдом.
- С оружием?
- Дэн, - резко говорю я, укоряющее глядя на него. Он вскидывает взгляд, встречаясь им с моим. - Этот парень тебе угрожал.
- Я к этому привык.
- А я нет.
- Я не привык к тому, что ты пугаешь людей пистолетом, - говорит он окрепшим голосом.
Мой взгляд тяжелеет.
- А я не привык к тому, что ты позволяешь обливать себя дерьмом.
Он смущённо отворачивается и несколько секунд молчит.
- Значит, ты это сделал ради меня?
- А ради кого ещё?
- Я думал, может ты защищал себя.
Больно. Не знаю, почему мне так больно.
- Дэн, - вздыхаю я и, встав, иду к нему. Я кладу ему руки на плечи, но он всё ещё не поднимает глаз. - Он угрожал тебе, - повторяю я. - Мне плевать, серьёзно он был настроен или на самом деле ничего не собирался делать. Мне всё равно. Это не имеет значения.
Дэн некоторое время никак не реагирует, а потом наклоняется ко мне, обхватывает моё лицо руками и прижимается к моему лбу своим. Его глаза закрыты, и я смотрю на тонкую линию его ресниц, немного расплывчатую в такой близи.
Я обвиваю талию Дэна рукой и притягиваю его к себе. Он отстраняется и прижимается своей щекой к моей. Я целую его и, слегка развернув лицо, нежно чмокаю в губы. Его глаза распахиваются, и он несчастно смотрит на меня.
- Не будь таким, Дэн, - шепчу я, касаясь его носа своим. - Помнишь, всего лишь полчаса назад я плакал у тебя на плече?
Это напоминает мне об утреннем звонке. Всплывает на поверхность мысль об умершем отце, но я пытаюсь её подавить. Губы Дэна изгибаются в слабой улыбке, прогоняя ей мои плохие мысли.
- Ты точно знаешь, как заставить парня забыть обо всём на свете. Ты и твоя грёбаная ненормальная семейка, - тихо говорю я и снова целую его. Я чувствую, как он улыбается мне в губы, но закрываю глаза и углубляю поцелуй.
Я признаю теперь. Я так сильно нуждаюсь в Дэне, что воспользуюсь советом Кассандры. Я уступлю ему. Перестану с ним бороться. Наш разрыв неизбежен, потому что настоящим мужчинам суждено быть одинокими и умереть в одиночестве, и отец слишком сильно на меня повлиял. Но может быть… может быть я смогу насладиться этим, пусть даже только сейчас.
ღ
Я просыпаюсь в объятиях Дэна. Одна рука и нога болезненно затекли, вероятно от того, что Дэн мне их отлежал. Охая, я высвобождаюсь из кольца его рук. Мне удаётся не разбудить его – он лишь стонет и перекатывается, чуть не свалившись с края постели.
Не знаю, который сейчас час. Окна снова зашторены, и у меня возникает желание встать и раздвинуть занавески, но я не делаю этого, так как свет может разбудить Дэна. Вместо этого я одеваюсь и выхожу в коридор, где так же темно и мрачно, как в комнате, и направляюсь в ванную принять душ. Я подхожу к двери ванной в тот момент, когда оттуда выходит Кассандра. Она выглядит как-то необычно, и, увидев меня, улыбается.
- Хей, Валерио, - нараспев говорит она, сдерживая смех.
Я злобно зыркаю на неё.
- Знаешь, я тебе как-то сказал, что ты сильно похожа на Дэна, но это не так.
- Почему? - спрашивает она с улыбкой в голосе.
- Потому что ты обладаешь только теми же дурацкими чертами характера, что и он, но ни единой хорошей, - тихо отвечаю я и сдвигаюсь, чтобы пройти мимо неё в ванную, но Кассандра преграждает мне путь.
- Я пропущу мимо ушей этот комментарий, потому что у меня к тебе важный вопрос, - заявляет она, выжидающе глядя на меня.
- И какой же?
- Значит, так. Хоть ты и гей и, наверное, твой вкус отличается от вкуса настоящих мужчин, - она замолкает, чтобы сделать вдох, - но в физическом смысле ты всё равно другого пола, так что может быть выскажешь более объективное мнение, чем моя мама. А Дэн всегда лжёт, чтобы сделать мне приятное.
- Это мило, но я не услышал вопроса, - тихо говорю я, стараясь проигнорировать тот факт, что она только что заявила мне в лицо, что я полностью лишён мужественности.
- Я до этого ещё не дошла! - восклицает она, глядя на меня с упрёком. - Не перебивай меня. Ладно, вопрос такой: я нормально накрасилась? И отвечай честно. Не бойся обидеть меня.
Кассандра несколько секунд молчит, я открываю рот, чтобы ответить, но она прерывает меня прежде, чем я успеваю хоть что-то сказать:
- Вообще-то, так как это ты, то я беру свои слова обратно. Не обижай меня. Но всё равно будь честен.
Я приподнимаю бровь, мне почему-то хочется улыбнуться. Я бы сказал, что заразился улыбчивостью от неё, но у меня иммунитет на это дерьмо, так что я ни хрена подобного не скажу.
Я решаю дать ей передышку и выполняю просьбу, тщательно разглядывая её макияж. Она накрасила только глаза – тушь, стрелки, тени. Всё черное, но ей идёт. Она выглядит старше и немного мрачнее.
- Ну, - говорю я, отстранившись и покачав головой, - ты не похожа на шлюху.
Её улыбку сменяет кривая усмешка.
- Спасибо, Вэл. Я очень благодарна за твою оценку.
Сказав это, она начинает что-то напевать себе под нос и, погрузившись в свой собственный маленький мирок, вприпрыжку доходит до своей комнаты и захлопывает за собой дверь.
Я некоторое время задумчиво пялюсь на закрытую дверь. Что ж, Кассарндра конечно, странная, но лучше быть странной, чем скучной.
Отбросив эти мысли, я поворачиваюсь и захожу в ванную. Включаю свет и вижу, что раковина завалена кучей косметических причиндалов – они все разбросаны и раскиданы кое-как, в страшной мешанине. Я качаю головой и, подойдя к раковине, пробегаюсь по этому беспорядку глазами. Мой взгляд натыкается на чёрный тюбик, украшенный ярко-розовой надписью: "Sammy's Lashes". И я смеюсь про себя, вспомнив о друге-пидоре Дэна.
Я поворачиваюсь к душевой и опускаю руку на кнопку включения душа, но вдруг застываю, охваченный внезапным порывом.
Развернувшись, я беру тушь и, поколебавшись лишь долю секунды, открываю тюбик и вытаскиваю остроконечную кисточку, покрытую вязкой чёрной тушью.
Вот теперь я уже медлю подольше, глядя на кисточку и раздумывая. Но, в конце концов, оставляю всякую осторожность, перегибаюсь через раковину поближе к зеркалу и подношу кисточку к глазам.
Дэн был прав. Красить ресницы намного труднее, чем кажется. Я продолжаю рефлекторно моргать, и мне приходится оттянуть нижнее веко и сосредоточиться на том, чтобы держать глаза широко распахнутыми. Теперь я знаю, почему девчонки всегда выглядят так глупо, когда наносят макияж.
После, кажется, очень долгого времени, я заканчиваю, наконец, с этим и отодвигаюсь от зеркала. Закрыв тюбик, кидаю его в кучу косметики на раковине. Затем поднимаю взгляд и внимательно рассматриваю себя.
Мрачный, унылый и слабый. В конечном итоге мы все одинаковые. Я такой же, как и все остальные.
Мы слишком хорошо научились нацеплять на себя такие вот маски. Все мы. Но только девчонки и пидоры умеют их снимать. А страдание почему-то очень привлекает людей.
Наверное, всё дело в том, чтобы наложить макияж так, чтобы никто не догадался, что ты вообще накрашен.
- Вэл.
Я подпрыгиваю от приглушённого голоса. Дёргаюсь назад и со страхом смотрю на закрытую дверь.
- Что?
- Можно мне войти?
Это Дэн. Я бросаю взгляд на своё отражение в зеркале, на свои затемнённые глаза и, снова повернувшись к двери, глубоко вздыхаю.
- Конечно, - говорю я, и Дэн тут же входит.
Он моргает, увидев меня, на секунду прищуривается, а потом тихо смеётся.
- Развлекался? - спрашивает он.
- Угу, - напряжённо отвечаю я, отступая и прожигая его взглядом.
- Знаешь, если бы я был тобой, то сейчас бы бросил тебя из-за этого, - тихо говорит он, и на меня накатывает иррациональная волна страха. Но Дэн продолжает: - К счастью, я не такой ненормальный, как ты, да?
Я секунд тридцать тупо смотрю на него, прежде чем мои губы изгибаются в слабой, робкой улыбке.
- Я думал, мы уже это пережили.
- Ага, настолько пережили, что теперь можем даже говорить об этом, - соглашается Дэн, и расплывается в широкой улыбке. Он делает шаг ко мне и протягивает руку, словно хочет прикоснуться к моему лицу, но в миллиметрах от него останавливается. - Ты красивый сейчас.
- Ты хочешь сказать, что обычно я не красивый? - притворно обвинительным тоном спрашиваю я, улыбаясь в ответ на его улыбку.
- Люди, которые с макияжем становятся красивее, чем обычно, по природе своей несовершенны. Так что я хотел сказать только то, что ты один из этих людей.
Моя улыбка гаснет.
- Дурак, ты должен был сказать сейчас что-нибудь хорошее и утешающее.
- Я так и сделал, - отвечает Дэн. - Я только что сказал, что ты не идеален.
- Это не комплимент!
- А что же ещё? - Он коротко смеётся. - Если бы ты был идеален, то не понравился бы мне. - Он вздыхает. - Но ты и правда всегда красивый. Просто сейчас ты ещё красивее.
Я закатываю глаза.
- Спасибо, Дэн.
- Да всегда пожалуйста, приятель.
Я качаю головой.
- Я хочу принять душ, так что выметайся отсюда, - говорю я и включаю горячую воду.
Дэн хватает меня за плечи и разворачивает к себе лицом, но ничего не говорит – только так долго смотрит на меня серьёзным и проницательным взглядом, что мне становится неловко.
- Что-то изменилось, да? - задумчиво спрашивает он, и я в замешательстве моргаю.
Мы молча стоим, и я ужасно нервничаю, пока не набираюсь храбрости и не отворачиваюсь от него.
- Выйди, я хочу принять душ, - повторяю я. - Мне нужно смыть эту хрень с лица.
Взгляд Дэна блуждает по ванной и останавливается на крошечном окне под потолком.
- Надеюсь, пойдёт дождь, - выдыхает он с тоскливым желанием в голосе.
В лёгких копоть – душевный пожар
Погасить смогли только к утру.
И лежу на кровати, дрожа,
Пряча страх в окровавленном рту.
Рыжекудрый и хмурый взирал
Человек, мне неведомый прежде,
В коридоры старинных зеркал,
Словно в очи последней надежды.
Всё менялось вокруг, мельтеша:
Книги, полки, чернильные знаки.
Околдована кем-то душа
И снуют кругом тени-зеваки.
Он беззвучно упал на паркет,
Попытавшись за пол ухватиться.
Был бы вложен в ладонь пистолет,
Появился бы шанс застрелиться.
Вновь и вновь одержимый взывал
О пощаде к неведомым силам,
Но в ответ бесовской карнавал
Приближал его разум к могиле.
Рыжекудрый, казалось, дремал,
Только рот его зло искривило…
В коридорах зелёных зеркал
Его сердце навеки застыло.
В сердце трепет – кошмарами сон
Обернулся и выел глаза.
По подушкам растёкся бутон –
Алым облаком на небесах…
Опубликовано: 2017-05-27 18:54:23
Количество просмотров: 210
Количество просмотров: 210