Моя постель всегда открыта для тебя

Денис:
​
​Я и сам знаю, что поступаю неправильно. Я беру электронный пропуск и следую хорошо изведанным маршрутом. Я в курсе, что у меня могут быть неприятности, но и это не остановит меня. Не спрашивайте, откуда я знаю пароль. Не спрашивайте, почему и когда это началось. И не спрашивайте, сколько раз я это делал. Сейчас это неважно. Силой страсти я углубляю его сон и начинаю раздевать нас обоих. Я возбуждаюсь уже при виде его бледной кожи. Его член крупнее, чем у меня. Длинный, перевитый заметными на светлой коже венками. Даже в спокойном состоянии его размеры впечатляют.

— Сегодня ты снял тридцать баллов с годового тестирования, так что будет лишь справедливо, если я возьму тебя дважды, — я укладываю его на бок и щедро выдавливаю смазку себе на пальцы. Я знаю, существует специальное упражнение, которое растягивает и увлажняет, однако предпочитаю делать это самостоятельно, словно пытаюсь доказать себе, что справлюсь и с этим. Растяжка — лишь чистая формальность. Я брал его бессчетное число раз, так что достаточно лишь самой минимальной подготовки. И всё же я начинаю медленно, не желая причинять ему боль.

К тому времени, когда я добавляю второй палец, он уже наполовину возбуждён. Хриплое неровное дыхание вырывается сквозь приоткрытый рот.

Он совсем худой, а на бледной коже — там, где я удерживал его — видны едва заметные кровоподтёки. Отпечатки моих пальцев оставляют вполне очевидные доказательства, но он не хочет их замечать. Он сам разводит ноги, пока я поглаживаю его бёдра. Я сгибаю внутри него пальцы и слышу, как он жалобно стонет. Когда я убираю руку, его отверстие жадно сжимается.

— Ты уже готов, Валера? — я размазываю лубрикант по собственной эрекции и плавно скольжу внутрь. Он сжимается вокруг меня, и я успокаивающе поглаживаю его бедро. — Не нервничай... Валерка. Ты ведь знаешь, кто я. Уверен, ты чувствуешь меня внутри себя. Расслабься, и я сумею доставить тебе удовольствие, — и он расслабляется. Его роскошный член гордо смотрит вверх. Мой собственный по сравнению с ним выглядит не слишком впечатляюще. Я знаю, он ничего не осознаёт, но он такой отзывчивый. Его задница с жадностью принимает мой член. Я сжимаю его яйца, и он едва слышно выдыхает. Свободной рукой я ласкаю его ствол по всей длине, мне едва удаётся обхватить его полностью.

Он стонет с каждым моим толчком. Волосы падают ему на лицо, почти скрывая его, и я отбрасываю назад шелковистые пряди. Они ничуть не жирные, просто слегка влажные после душа.

Я одержим им так долго, что выучил его расписание наизусть.
​
Я помешался на нём. Он просыпается в пять тридцать и остаётся в постели до шести. Я двигаюсь глубоко внутри него, наслаждаясь жаром его тела. В шесть пятнадцать он заканчивает одеваться. Я впиваюсь пальцами в его бёдра, буквально натягивая на себя. В шесть тридцать он завтракает в Большом зале.

— Твоя задница такая чертовски горячая.

В семь он отправляется в свой кабинет и до восьми проверяет работы студентов, пока не начинается его первый урок. Это завораживает — наблюдать, как мой член скользит в его подрагивающей заднице. Уроки заканчиваются в час дня, и он обедает в своём кабинете. Его стоны подстегивают меня, и я начинаю дрочить ему быстрее. Я прикусываю нежную кожу на тыльной стороне шеи — моё любимое местечко. Длинные волосы скроют любую метку, которую я оставлю, но я-то знаю, что она там.

С пяти до шести он проверяет оставшиеся эссе, прежде чем вернуться в свои покои. Его тело сладострастно подрагивает. После лёгкого ужина он либо снова проверяет письменные работы, либо ставит эксперименты с химикатами до девяти часов, а потом принимает ванну. Я досконально изучил его тело — нет ни единого дюйма, который я не успел бы исследовать. В девять тридцать он отправляется в постель и около часа читает, пока его не сморит сон. А в одиннадцать прихожу я.

Мои пальцы проходятся по его соскам. Он красив — возможно, не в привычном смысле этого слова — но весь его облик трудно забыть. Гордо выпрямленная спина словно бросает вызов всему миру, который хочет швырнуть его на колени. Его глаза всегда смотрят прямо в лицо, но им каким-то образом удаётся скрывать всю его уязвимость. Узкие губы сжаты в тонкую линию, как будто он старается сдержать нечаянную улыбку и не выдать себя ненароком. Я так хотел его ненавидеть. Я честно пытался. Но этот человек поглотил все мои мысли.

— Блять, ну почему ты такой красивый, Валера? — вот ещё одна роскошь, которую я позволяю себе в эти моменты. Называть его по имени. — Когда ты узнаешь, что я с тобой делаю, ты прикажешь меня арестовать? Я с пятого курса насилую тебя во сне. Я устроился на работу в частный университет закрытого типа специально, чтобы мне не пришлось отказываться от тебя, — я сдерживаюсь, замедляю толчки, стараясь продлить это чувство обладания. Что я полюбил первым — его тело или его душу?
​
​Целую любимое местечко на шее. Размашистыми движениями ласкаю его член, наслаждаясь тем, как узкое отверстие сжимается вокруг меня.

— Я хотел ненавидеть тебя, Валерка. Правда, хотел. Но я узнал этот взгляд. Взгляд человека, которого обижали. Которого не замечали. Того, кто нуждался в поддержке и понимании, — он всхлипывает в ответ, но я не боюсь, что он проснётся. Я делал это много раз. Я всё ещё остаюсь внутри него. Были ночи, когда я брал его быстро и грубо. Изредка. Временами мне хочется просто прижаться к нему всем телом и почувствовать, что ничто не разделяет нас.

— А-ах, — я снова целую это нежное местечко. — Да. Прошу, я хочу услышать, как ты стонешь для меня, Валера, — мои бёдра медленно двигаются, и его тело непроизвольно отвечает мне. — Я люблю тебя, Валера. Я узнал этот взгляд, — я крепко прижимаю его к груди. Ласкаю, прикусываю, зацеловываю нежную кожу, пытаясь передать всю свою любовь, которую я чувствую к нему. — Не хочу об этом говорить. Но прежде чем я попал в университет… Моя приёмная семья… Мои тётя и дядя плохо со мной обращались, — он вздрагивает. Его бледные соски затвердели и выглядят настолько возбуждающе, что я не могу удержаться, чтобы не облизать их.

— То, что я делаю с тобой… Сон ли это? Я уверен, даже не осознавая, ты чувствуешь всё это — в своём разуме. Надеюсь, ты видишь хороший сон. Я бы... хотел, чтобы тебе приснился хороший сон, — я беру его неспешно, почти лениво. Возможно, завтра я пожелаю взять его жёстко и быстро, но сейчас его приглушённых вздохов достаточно, чтобы продолжать удерживать этот медленный, тягучий темп.

Однако прошло уже немало времени, и вскоре мне придётся покинуть его. Его чуть влажные волосы липнут к телу, и я перебрасываю их в сторону. Нежная кожа на тыльной стороне шеи покрыта бордово-красными метками; я снова прикусываю сладкое местечко, и он выдыхает с приглушённым криком. Его бёдра дёргаются в рваном ритме. Он толкается в мою ладонь, а затем так же резко подаётся назад, так что я погружаюсь в него на всю глубину. Я снова прикусываю кожу на загривке — хочу быть уверен, что моя метка сохранится в течение нескольких дней. Просто на тот случай, если мне не удастся увидеть его завтра вечером.

— Не так быстро, Валерка. Если ты будешь продолжать в том же духе, я кончу слишком быстро, а я хочу наслаждаться тобой, как можно дольше, — он не слышит меня и не снижает темп. Он хрипло стонет, и я не могу больше сдерживаться. Он такой узкий. Такой чертовски горячий. Я крепко прижимаю его к себе, удерживая неподвижно. — Вэл… М-м. Я… сейчас… — когда я заполняю его своим семенем, его тело дрожит. Он всё ещё возбуждён, но больше не получает удовольствия. — Я знаю, Валерка. Не волнуйся, я бы никогда не оставил тебя неудовлетворённым, — я вытаскиваю свой член, наслаждаясь видом спермы, вытекающей из припухшего ануса. — И никогда бы не оставил тебя испачканным.

Я переворачиваю его на живот и чуть сгибаю его колени. Кроме приглушённого слабого стона, другого протеста не следует. В этом нет никакой необходимости, но временами я думаю, что это моя самая любимая часть. Я мог бы использовать игрушки, но здесь, как и с растяжкой — ощущения не кажутся реальными, если я не делаю это сам. Ещё одна струйка спермы выскальзывает из приоткрытого ануса и стекает вниз по длинным бледным ногам. Мой язык следует по пятам, не оставляя ей ни малейшего шанса.

Есть что-то безумно чувственное в дегустации собственного семени, вытекающего из задницы человека, которого любишь. В том, чтобы тщательно вылизать его после того, как основательно его оттрахаешь. Мой язык размашистыми мазками ласкает его вход, пока Валерка не расслабляется достаточно, чтобы язык мог проникнуть в него полностью. Пальцы жадно сжимают его бёдра, притягивая ближе к моему рту. Я слегка посасываю.

— Я бы заботился о тебе, Валера. Я был бы для тебя хорошим партнёром, — одной рукой я удерживаю его тело, не позволяя ему рухнуть на кровать, в то время, как мои пальцы двигаются, приоткрывая его сливочно-белую задницу. — Разве кто-то когда-нибудь пробовал тебя на вкус так, как я? — мой язык целиком проскальзывает внутрь, заставляя его извиваться всем телом. Он выдыхает в тихой мольбе.

— Прошу, — он редко разговаривает во сне. Но его голос… Когда он так умоляет. Я не могу устоять.

— Я же обещал, что возьму тебя дважды.

— Прошу, — моя рука заставляет его прогнуться в спине, вжимает в постель, в то время, как другой рукой я надёжно придерживаю его бедро.

Я резко вхожу. Когда он кричит, я начинаю двигаться ещё жёстче.

— Почему бы тебе не сделать это для меня ещё раз, Валера?

— Прошу.

Он достаточно увлажнён внутри, и я скольжу совершенно свободно. Я ласкаю его в такт своим толчкам.

— Хочу сказать тебе: мне нравится брать тебя, когда ты такой влажный, и я собираюсь снова заполнить тебя.

— Прошу.

— Блять, ты не имеешь ни малейшего представления, как сильно я хочу тебя, — я не в силах сбавить темп. — Ни одна девушка никогда не возбуждала меня так сильно, — я уже говорил ему всё это раньше, но это не имеет значения. — Я думал, со мной что-то не так. Мне хотелось увидеть тебя и просто прикоснуться к тебе. И в какой-то момент одного желания стало недостаточно. Я знаю, что это неправильно, — я прикусываю любимое местечко, сдерживая подступающий оргазм. Я прослежу, чтобы в этот раз он кончил первым. — Знаю, то, что я делаю — неправильно. Но как ещё я смог бы заполучить тебя.

— М-м-м, — я ласкаю его всё быстрее, мои пальцы плотно охватывают его ствол.

— Вот так, Валерка. Ты знаешь моё тело. А я изучил твоё. Я знаю, как доставить тебе удовольствие. Кончи для меня!

— М-м-м… А-а-ах!

— Да, так, любовь моя. Теперь… М-м-м… Я тоже, — мне придётся снова почистить его, но это всегда было едва ли не самой любимой частью игры.

Утром мы встретимся в Большом зале за завтраком и на весь день разойдёмся каждый по своим урокам, а ночью я снова приду к нему. Возможно, я поступаю неправильно, но я не остановлюсь, пока он сам не прикажет мне. Впрочем, до сих пор его, похоже, всё устраивает, раз уж он позволяет мне продолжать.
​
Валера:
​
​Он снова явился в мою комнату. Совсем не сложно заставить мальчишку вдвое младше меня поверить, что я сплю. Он так предсказуем в своих привычках. Он всегда приходит около одиннадцати.

Должен признаться, в первый раз мне было любопытно. Золотой мальчик бродит по ночам по студенческому городку — это одно, но, когда он тайком проникает в комнату преподавателя, пытаясь околдовать его — это совсем другое. Мне было любопытно, что он будет делать. В первую ночь он действовал осторожно, каждое мгновение опасаясь, что я могу проснуться. Однако через какое-то время он осмелел. Стал меньше нервничать, прикасаясь ко мне.

Каждый раз он самостоятельно растягивает и смазывает меня. Сперва я решил, что он, быть может, просто не знает нужного атрибута, но спустя какое-то время я понял, что он выбрал именно этот способ, потому что он кажется более личным. Я о многом размышлял. Должен ли я обратиться в деканат? Но в то время он был несовершеннолетним. Так что я позволил ему взять всё, что он хотел.

К тому времени... я с нетерпением ждал ночи. И я слишком глубоко увяз в этом. Он очень внимательный любовник. Поскольку предполагалось, что я «сплю», он вполне мог бы не беспокоиться, получаю ли я удовольствие или нет.

Бывал у меня секс при полном сознании, во время которого партнёра ничуть не заботило, получаю ли я удовольствие или нет. Это так... непривычно — быть с любовником, особенно таким юным, который относится к тебе с такой нежностью. С самого начала он делал всё возможное, чтобы причинять как можно меньше боли.

— Простите, профессор, я знаю, это неловко, но, если я не растяну вас как следует, я могу вам навредить, — с этими словами он в самый первый раз медленно готовил меня. Потратив на это больше времени и заботы, чем любой из прежних моих любовников. Он рассказывал мне о своём детстве и о том, чего он боится. Он использовал меня, как своего рода отдушину, пытаясь выразить всё то давление и стресс, которые взвалила на него судьба, и заставил меня ощутить ответственность за все совершённые в моей жизни ошибки. Так что я позволил это ему.

И вот он снова в моей комнате. Он раздевает меня, попутно отчитывая за тридцать баллов, снятых сегодня с его подопечных. Говорит, что теперь ему придётся взять меня дважды. Я стараюсь побороть дрожь при этой мысли. И опять он самостоятельно растягивает меня. Я знаю, что будет дальше, и моё тело начинает соответствующе реагировать.

— Ты уже готов, Валера? — он начинает медленно проталкиваться сквозь сжатое колечко мышц, но, несмотря на все мои усилия, я по-прежнему напряжён. — Не нервничай... Валерка. Ты ведь знаешь, кто я. Уверен, ты чувствуешь меня внутри себя. Расслабься, и я сумею доставить тебе удовольствие.

Я знаю, что он сдержит слово, и расслабляюсь. Он ни разу не оставил меня неудовлетворённым. Никогда не забывает удостовериться, что я кончил хотя бы раз. Но чаще всего — больше, чем единожды. Он ласкает мой член, и я невольно начинаю постанывать. Мне нет нужды испытывать неловкость, потому что я «сплю». Я не контролирую себя.

— Твоя задница такая чертовски горячая, — он целует тыльную сторону моей шеи — его любимая точка. Мои волосы скроют любые метки, которые он оставит, и он не стесняется их оставлять. Это его заветное местечко. Я пытаюсь подавить возбуждение при мысли, что так он заявляет на меня свои права.

Его руки повсюду. Ни один дюйм моей кожи не остаётся без внимания этих нежных пальцев. Временами я сам тянусь за его прикосновениями. А иногда их одних достаточно, чтобы заставить меня кончить.

— Блять, ну почему ты такой красивый, Валера?

Он один заставляет меня чувствовать себя желанным. Единственный, кто попробовал моё тело и пожелал меня снова. Единственный, кто может брать меня нежно или грубо с равным для меня наслаждением.

— Когда ты узнаешь, что я с тобой делаю, ты прикажешь меня арестовать? Я с пятого курса насилую тебя во сне. Я устроился на работу в университет специально, чтобы мне не пришлось отказываться от тебя.

Я знаю всё это, но это дополнительное выражение его привязанности греет мне сердце.

Он снова целует своё любимое местечко, одновременно размашистыми движениями поглаживая мой член. Я чувствую, как мой анус словно по собственной воле сжимается вокруг него.

— Я хотел ненавидеть тебя, Валерка. Правда, хотел. Но я узнал этот взгляд. Взгляд человека, которого обижали. Которого не замечали. Того, кто нуждался в поддержке и понимании.

Я не хочу, чтобы мой стон звучал так жалобно. Не стану умолять его, чтобы он продолжал дарить мне эту близость. Я слишком стар, чтобы желать любви.

— А-а-ах, — стон срывается с моих губ прежде, чем я успеваю остановить его. Но ведь я по-прежнему «сплю», так что всё в порядке. Я имею право озвучивать собственное удовольствие, раз уж он понятия не имеет, что я бодрствую.

Он снова впивается поцелуем в мою шею.

— Да. Прошу, хочу услышать, как ты стонешь для меня, Валера, — он берёт меня медленно — о, так медленно. — Люблю тебя, Валера. Я знаю этот взгляд.

Он крепко удерживает меня, оставляя метки на моей шее — под волосами, там, где никто не увидит. И всё так же медленно берёт меня. Он выходит — едва-едва — и так же осторожно толкается внутрь.

— Не хочу об этом говорить. Но прежде чем я попал в университет… Моя приемная семья… Моя тётя и дядя плохо со мной обращались.

Всё это я знаю. Он такой же, как я. Я вздрагиваю, но не «просыпаюсь». Я в безопасности. Когда он вылизывает мои соски, громкий стон вырывается из моего горла.

— То, что я делаю с тобой… Сон ли это? Я знаю, даже не осознавая, ты чувствуешь всё это — в своём разуме. Надеюсь, ты видишь хороший сон. Я бы... хотел, чтобы тебе снился хороший сон.

Чертовски восхитительный сон. Он снова припадает поцелуем к своему любимому местечку и, когда он, покусывая, спускается вниз по моей шее, я больше не могу сдерживаться.
​
Я слышу, как он просит меня замедлиться. Предупреждает, что вот-вот кончит, если я не остановлюсь. Но я хочу этого. Я знаю, что будет дальше, когда он заполнит меня своим семенем. Его руки почти до синяков сжимают мои бёдра, но пока я ощущаю внутри горячие толчки, я признаюсь себе, что не против небольшого дискомфорта.

— Я знаю, Валера. Не волнуйся, я бы никогда не оставил тебя неудовлетворённым.

Это правда — он верен своему слову. Я разрешаю ему делать с моим телом всё, что он пожелает. А себе — просто позволяю чувствовать, как его горячий язык скользит внутри меня. Он не испытывает никакого смущения от того, насколько откровенно наслаждается этим. Он проникает ещё глубже в мой приоткрытый анус, и я чувствую, как к языку присоединяются пальцы.

— Я бы заботился о тебе, Валера. Я был бы для тебя хорошим партнёром.

Его пальцы умело ласкают меня так, как умеет только он.

— Разве кто-то когда-нибудь пробовал тебя на вкус так, как я?

Я не могу дышать. Так трудно себя контролировать.

— Прошу, — я не хочу этого произносить, но не могу сдержать рвущуюся с губ мольбу. И изо всех сил стараюсь держать глаза закрытыми.

— Я же обещал, что возьму тебя дважды.

— Прошу.

Он буквально вдавливает меня в постель, одним движением снова овладевая мной. Я кричу.

— Почему бы тебе не сделать это для меня ещё раз, Валера?

— Прошу.

— Хочу сказать тебе: мне нравится брать тебя, когда ты такой влажный, и я собираюсь снова заполнить тебя.

— Прошу.

Я должен сохранять контроль. Я крайне редко забываюсь настолько, чтобы умолять, как сейчас. Он что-то бессвязно шепчет, и это помогает мне взять себя в руки.

— М-м-м, — но он ласкает меня всё быстрее.

— Вот так, Валерка. Ты знаешь моё тело. А я изучил твоё. Я знаю, как доставить тебе удовольствие. Кончи для меня!

Я не хочу подчиняться ему, но его голос звучит так мягко и так нежно.

— М-м-м… А-а-ах! — мои кости буквально плавятся от наслаждения, и краем сознания я слышу, как он стонет наверху блаженства.

— Да, так, любовь моя. Теперь… М-м-м… Я тоже.

Одно мгновение он просто удерживает меня. Позволяет моему телу успокоиться после сотрясающего его удовольствия, прежде чем мягко перекатить меня на живот. Его язык снова начинает слизывать его семя, но я слишком устал, чтобы возбудиться так скоро.

— Люблю тебя, Валера, — поскольку я «сплю», я могу не отвечать на его признания. Имею право никак не реагировать на его слова — лишь просто слушать их, позволяя глупому сердцу замирать от тёплой нежности, не подвергая угрозе насмешек собственные мысли и чувства. К этому я не готов. Очистив, он осторожно одевает меня и даёт проглотить лекарство, которое гарантирует, что завтра я не буду испытывать дискомфорт. Всё это время он шепчет мне слова любви. Он укрывает меня одеялом, а затем отбрасывает набок мои волосы, чтобы ещё раз поцеловать любимое местечко.

Никто и никогда не прикасался ко мне так, как он. Его руки горячие и нежные. Его губы прижимаются к моей щеке, и я чувствую, как начинает пылать моя кожа.

— Я ухожу, Валера; увидимся завтра, — но он не уходит. — Знаешь, я так ни разу и не поблагодарил тебя за всё, что ты для меня сделал. За то, что учил меня астрономии. Пока я был студентом, она почти не давалась мне, но, когда я закончил университет, в один прекрасный момент я обнаружил, что у меня неплохо получается, так что теперь я вполне приличный физик. Я могу проникать в чужое сознание, если его хозяина удаётся в достаточной степени отвлечь. И я не думаю, что ты слишком стар, чтобы желать любви. Увидимся завтра, Валера. И не пытайся отыграться на моих ребятах.
​
​Он знал. Проклятый ублюдок знал... как давно? И почему я так возбуждён? Чёртов умник. Как давно он знает, и почему решил раскрыть карты именно сейчас? Он не мог знать с самого начала. Когда он впервые понял, что я… не возражаю? Что я хочу, чтобы он продолжал. Он знал. Он не мог быть в курсе с самого начала, но как давно ему известно? Как долго он играл со мной?

Он сидит рядом со мной в Большом зале. Благодаря привычкам ублюдка мне удаётся сохранять на лице выражение полнейшей невозмутимости. Он улыбается мне, и, должен признать, тоже выглядит вполне естественно. Он поглощает свой завтрак и непринуждённо болтает с другими учителями. Всё это время его рука лежит на моём колене под столом.

— Вы хорошо спали, профессор Русик? — я делаю вид, что не расслышал вопрос. У меня больше не получится притворяться, но прямо сейчас я всё же попытаюсь. Когда он понимает, что я проигнорировал его вопрос, его рука скользит вверх по моей ноге. Я пытаюсь испепелить его взглядом. Нужно остановить его… несмотря на то, что ущерб уже нанесён, и я чувствую всё нарастающее возбуждение. Мой взгляд ничуть не смущает его. Он видел меня таким, каким не видел никто другой. В минуты, которые я считал последними мгновениями своей жизни. Видел, как я извиваюсь под его прикосновениями. Мне не запугать его, как удавалось прежде.

Его рука лениво поглаживает внутреннюю поверхность моего бедра. Он флиртует? Мысль кажется нелепой. Заигрывает? Золотой мальчик... флиртует со мной. Скорее всего, это игра. Он улыбается мне.

— Во всяком случае, ты выглядишь вполне отдохнувшим. Я хотел поговорить с тобой о контрольной, которую ты запланировал на конец недели. Мои подгруппники чувствуют себя недостаточно подготовленными, и уверен, что студенты остальных факультетов ощущают то же самое. Я хотел попросить тебя отложить проверку до следующего понедельника, чтобы дать им чуть больше времени на подготовку, — он сверлит меня взглядом, а его пальцы по-прежнему сжимают мою ногу сквозь ткань брюк. Уверен, студенты по-настоящему это оценят, — я не пытаюсь вырваться, несмотря на то, что его хватка заметно слабеет. — Я понимаю, что застал тебя врасплох. Предлагаю встретиться у тебя сегодня вечером, чтобы поподробней обсудить это, Валера, — он шепчет моё имя так тихо, что его слышу только я.

— Это... приемлемо, Денис, — он всё равно придёт в мои комнаты, так или иначе. Его рука остаётся на моём бедре до самого конца завтрака; большой палец давит на ногу мягко, но твёрдо. Этот красавчик не проявляет ни малейших колебаний, прикасаясь ко мне, и не выказывает намерения остановиться. Я понимаю, что не в состоянии проглотить ни кусочка.

Весь день проходит, как в тумане, я понимаю, что не в силах сосредоточиться на занятиях... что по-настоящему опасно на уроках химии, так что я отпускаю последний на сегодня класс пораньше. Никто не помешает мне всё обдумать, так что я даже рад отсрочке. Я направляюсь в свои покои. Я сам позволил этому произойти. Он сильный мужчина. Возможно, самый сильный из ныне живущих. Несмотря на весь мой опыт, ему суждено было превзойти меня. Почему я не учёл этого? Почему не сменил пароль в свои комнаты? Я знаю, что не мог никому рассказать об этом, поскольку ничего хорошего из этого не вышло бы. Либо я стал бы посмешищем, обвиняющем юного привлекательного Спасителя вдвое младше себя в том, что того так привлекли мои сомнительные прелести, что он меня изнасиловал... Смехотворно. Или, что менее вероятно — они мне поверили бы и арестовали мальчишку. Нет. Я понимаю, почему должен был держать всё это втайне, но почему я не остановил его в первую же ночь? Я знаю, почему. Мне было любопытно, как он решился на такое. И я позволил ему. Я сам этого хотел.

Не знаю точно, во сколько он придёт, но я чувствую себя грязным. Мне нужно тщательно вымыться до его прихода. Хочу ощущать себя чистым, когда мы приступим к обсуждению запретной темы, почему он «насиловал» меня и почему я ему позволял. Но сперва я должен вымыть волосы. Кто бы что там про меня ни говорил, я мою их ежедневно, но не могу избавиться от жирного блеска. Возможно, дело в цвете. Или в химикатах — не знаю, но они всегда выглядят таким образом. Я более щепетилен в вопросах гигиены, чем думают окружающие. Мне не нравится запах мускуса или пота. Слишком напоминает мне о моём отце. Я же забочусь о том, чтобы тщательно очистить каждый дюйм своего тела.

Я выхожу из душа и вытираюсь полотенцем. Я выбираю наименее официальную из своих одежд. Разумеется, никто, кроме меня, не счёл бы её неофициальной: дюжина пуговиц и высокий воротничок, но она не так надёжно скрывает фигуру, как остальные. Она облегает тело, словно обнимая. Заставляет чувствовать себя... чуть-чуть привлекательным. Я бреюсь, несмотря на то, что в этом нет необходимости, и пытаюсь причесаться. И чувствую себя чересчур озабоченным этой «встречей».

Я наливаю себе чаю и немного расслабляюсь. Уверен, у меня будет достаточно времени, чтобы... В гостиной за маленьким столиком он уже ждет меня с двумя чашками свежезаваренного чая.

— Я взял на себя смелость пригласить себя внутрь.

Мой первый порыв — покарать паршивца. Как посмел он проникнуть в мои покои без разрешения? Впрочем, он и прежде этим не затруднялся. Я сам позволял ему всё это время, и он это знает.

— Не жди, что я предложу тебе сесть. Это твоя гостиная и твой чай, в конце-то концов, — я направляюсь к своему креслу. Он улыбается мне. — Для начала, я хотел бы попросить тебя — по крайней мере, пока мы обсуждаем этот вопрос — опустить формальности. Я хочу, чтобы ты называл меня по имени, и хотел бы обращаться к тебе так же. Что касается темы — о которой, как мы оба знаем, пойдёт речь — я уверен, у нас хватит выдержки обсудить всё, как два взрослых человека.

— Я согласен, — отвечаю я, садясь. Он многозначительно смотрит на меня:
​
— Дэн, — он сидит неподвижно, и моё сердце постепенно успокаивается. Я пью маленькими глотками чай и пытаюсь удержаться от вопроса, почему он выбрал именно этот сбор из всего многообразия моих запасов. Почему выбрал тот, который я специально берегу на случай волнения или стресса. Он ждёт, пока я сделаю несколько глотков, и залпом опорожняет едва ли не половину чашки прежде, чем вздохнуть и начать говорить.

— Валера. Ты был у меня первым, — я едва не давлюсь успокоительным чаем. Просто унизительно, как ему всего парой слов удаётся снова погрузить меня в панику. Он мягко улыбается. Я чувствую, как его нога касается моей. — Понимаю, в это трудно поверить. Я был студентом. Меня не обходили вниманием ни юноши, ни девушки, но я отказывал всем, — его нога удобно устраивается на моём кресле. Он ведёт себя совершенно неприлично и даже и не думает убирать свою ногу. — Я не знал, что ты не спишь, пока не пришёл к тебе в первый раз после того, как уже стал учителем. Ты ведь знаешь, я вернулся преподавателем в университет специально, чтобы всё так же приходить к тебе каждую ночь, — я не в силах сделать ни глотка из-за этих... признаний и не могу поставить свою чашку, потому что тогда я останусь совсем без защиты. — У тебя такая тесная задница, Валерка.

О, Божья Матерь и Святой Иосиф.
​
— Довольно бесполезной болтовни. Скажи, ради чего ты пришёл, и уходи, — его улыбка почему-то напоминает мне о змеях. Его нога прижата напротив моего паха. Я почти не дышу.

— Это всё твой голос, а ещё — гормоны мальчишки, только-только вступившего в пубертатный возраст. Я думаю, что мечтал трахнуть тебя едва ли не с первого курса. Возможно, с самого первого раза, когда ты заговорил со мной. Все были так добры ко мне, и только ты был жесток, причём безо всякой причины. Так я думал, — его нога прочно обосновалась у меня между ног.

— Ближе к делу, Денис!

— Дэн. Если не возражаешь, — его нога медленно, словно поддразнивая, начинает тереться о мой полувозбуждённый член. — Ты помнишь, какой вопрос задал мне на самом первом уроке?

— Почему я должен утруждать себя тем, чтобы помнить о чём-то столь заурядном?

— Заурядно. Вот, что я об этом думал, по крайней мере, в самом начале. Готов поспорить, ты прекрасно помнишь, о чём тогда спросил меня, не так ли?

— Я задаю множество вопросов, связанных со знаниями — это моя профессия.

— Что получится, если смешать измельчённый в порошок фосфор с белым литием?

— Ты не забыл мой вопрос, но с трудом сдал экзамен. Поздравляю с неумением запоминать нужные вещи.

Он улыбается в ответ:

— В тот момент я влюбился в тебя, — я изо всех сил постарался не вздрогнуть. — Вот тогда-то я и влюбился в тебя. Именно тогда началась моя одержимость. А через год я впервые изнасиловал тебя. — Неужели он и правда был тогда так молод? И я позволил... несовершеннолетнему... нет. — Валера. Любой, кто посмотрит на ситуацию со стороны, скажет, что, поскольку ты «спал», тебе невозможно предъявить никаких обвинений. Именно я должен был понести наказание, — он делает ещё один глоток чая, а затем аккуратно ставит чашку на столик. Он протягивает руку и берёт мою, трясущуюся, в свои. — Я больше не несовершеннолетний. Я не могу удержаться, чтобы не... брать тебя каждую ночь, и каждый из нас притворяется, что другой об этом не знает.

— Дэн. Я не понимаю, о чём ты говоришь, и почему ты говоришь это.

— Я просто пытался объяснить тебе, почему едва ли не половину моих школьных лет я... «насиловал» тебя.

— Прошу тебя, прекрати повторять это слово. Ненавижу его. И ненавижу все последствия, на которые ты намекаешь. Ты не насиловал меня. Я был... в высшей степени заинтересован.

— Многократно, почти каждую ночь, — я краснею в ответ на довольно прозрачный намёк. — Однако я тайком пробирался в твои комнаты, пытался наброситься на тебя… и действительно в течение нескольких лет полагал, что мне это удаётся, и продолжал свои эксперименты настолько интимные, насколько только мог придумать, — я ничего не отвечаю. — Почему? Полагаю, я имею право знать. Я был... предельно откровенен в том, что стало причиной моих собственных поступков. Я рискнул всем ради этого. Теперь я хочу узнать, почему ты позволял мне проделывать все эти вещи. Мне нужна правда. Даже если это не то, что я хотел бы услышать.

— У меня было много причин.

— Отличный повод начать с буквы А и дойти до Я. У нас впереди есть вся оставшаяся жизнь.

Я умолкаю на мгновение.

— Ты действительно хочешь, чтобы я изложил их в алфавитном порядке, или... это просто такое неудачное выражение?

— Скорее, второе. Просто начни, — его нога по-прежнему давит на мой пах, но я стараюсь не обращать внимания.

— Я хотел дать тебе... всё, что ты пожелаешь. Мне было любопытно. Ты нервничал, но действовал абсолютно уверенно, прикасаясь ко мне так, как ты хотел. Ты... ты был Мальчиком-который-выжил — хоть я и ненавидел это прозвище, которое, мне казалось, вскружит тебе голову... И я был в какой-то степени… польщён тем, что это был я. С самого первого момента я знал, что в твоём поступке нет злого умысла. Любопытство, быть может... а ещё — неопытность. Но не злоба. Ты действительно действовал без моего согласия, однако ни на мгновение ты не пытался поставить своего удовольствие превыше моего собственного, — он не смотрит на меня, ждёт, чтобы я продолжил. — Я не так уж много раз занимался сексом, и ни один из них не был... приятным. Нет, всё было по взаимному согласию, но у меня не было никакого желания вступать с ними в связь. В этом оказалось так мало удовольствия, и я не испытывал почти никакого наслаждения, но я терпел. И подумал, что вполне могу стерпеть то же самое и от Золотого мальчика. Если он хочет секса... что ж, я готов ему позволить. Я продал свою душу... тело по сравнению с этим казалось... не такой уж большой сделкой. Ты был так юн. Я был уверен, всё будет совсем иначе... чересчур поспешно, болезненно — торопливая подростковая возня… но ты был нежен... и... готов дать мне всё, что я только позволю. Я притворялся спящим и позволял несовершеннолетнему вытворять со мной... совершенно непозволительные вещи.

— Я наслаждался, прикасаясь к тебе.

— Не имеет значения. То, что я совершил — тяжкое преступление.

— И это все твои причины?

Я чуть напрягаюсь. Он доказал свою честность. Я должен ответить тем же самым.

— Мне казалось, мы так похожи. Ты разговаривал со мной, пока ласкал меня. Рассказывал о себе. Временами я не уверен даже, что ты сознавал, что именно говорил мне. Я думаю, прикасаться ко мне — было для тебя своего рода терапией. Ты рассказывал о доме, где жил, о своих родственниках-мудаках, и, хоть я не мог защитить тебя от них, я мог молча выслушать. И мог тебя понять. Может быть, я и не ночевал в чулане, но я понимал, что всё это влечёт за собой, — его большой палец поглаживает мою ладонь.

— А ещё, Валера?

— Ты назвал меня красивым, — блять. Нет. Я не мог. Я бы никогда… Он улыбается мне. Я говорил обо всем так... легко. Слишком легко. — Ты. Ты ведь не…

— Только, чтобы убедиться, что я не уйду, не сказав тебе всё, что так давно хотел сказать, ещё с четвёртого курса. Что я люблю тебя. Что одержим тобой. И я добавил сыворотку правды в твой чай, потому что я трус, который хотел быть уверен, что ты не солжешь, однако не желал и принуждать тебя к ответам. Я просто сделал так, чтобы ты не смог солгать. Одну каплю в твою чашку. Три — в свою. И я действительно выпил весь свой чай, сэр. Для тебя это не значит так много, как для меня. Ты до сих пор умеешь внушить страх, а мне нужно было знать, что я не отступлю. Даже сейчас мой внутренний голос требует заткнуться, но я не могу. Я должен рассказать тебе всё.

— Ты совсем спятил?!

— Просто одержим. Я боюсь, ты возненавидишь меня за всё, что я сделал. За всё, что я продолжал бы делать, если бы ты не потребовал прекратить.

— Дэн, ты меня пугаешь, — я не хотел, чтобы это прозвучало, как признание.

— Я и себя-то пугаю. Я совершил множество ужасных поступков, профессор. Сейчас, став старше, я лучше контролирую себя, но, когда я был студентом... Валера, меня не заботило бы, если бы ты не спал. Я до сих пор... я боюсь, что мог бы принудить тебя силой… Я знаю, эта идея смехотворна, потому что ты сильнее меня, и я никогда не решился бы причинить тебе боль, но я был одержим.

— Ты, кажется, не так возмущён, как я ожидал.

— Я не возмущён и не разгневан. Я... немного встревожен тем, что именно я стал объектом твоей одержимости. А ещё я слегка смущен, что ты фантазировал обо мне подобным образом. И одновременно странно польщён. Не знаю больше никого, кто спятил бы настолько, чтобы счесть меня сексуально привлекательным, — я встаю, чтобы взять антидот к веритасеруму.

— Прошу. Его действие закончится само собой совсем скоро.

— Не уверен, что смогу вынести ещё хоть одно из твоих поразительных признаний. Мне казалось, я неплохо справляюсь, но, если это продолжится, я боюсь в конечном итоге увидеть-таки в твоих поступках вину или просто испугаться.

— Это было самое худшее. Использовать тебя, как источник для собственных фантазий. Каждую ночь в течение целого года, пока я не решился, наконец, прикоснуться к тебе по-настоящему, — он встаёт. — Я люблю тебя, Валера.

— Я нахожу саму эту мысль совершенно нелепой, и, если бы не тот факт, что ты находишься под действием веритасерума, я готов был бы поклясться, что ты врёшь.

Его губы легко касаются моих в своеобразном жесте доверия.

— Никогда. Я никогда бы не солгал тебе в этом. Я хочу... Валера, я хочу прикоснуться к тебе прямо сейчас. Снова взять тебя. Хочу, чтобы мы оба знали, что ты всё сознаёшь, и что ты согласен, и хочешь этого так же, как и я.

Тревога. Страх такого рода, какой мне раньше был неведом.

— Чего именно ты хочешь от меня, Дэн?

— Тебя. Ты единственный, с кем я когда-либо был. Я уже говорил, что люблю тебя. Я не жду от тебя ответного признания, но, если ты думаешь, что в один прекрасный день сможешь.... Тогда я хотел бы предложить тебе отношения. Что-то большее, чем просто секс... однако, надеюсь, ты все еще хочешь секса. Потому что одна мысль о том, чтобы взять тебя прямо сейчас, невероятно возбуждает.

Я чувствую, как у меня пересохло во рту.

— Отношения? Когда ты произносишь это слово, что именно ты имеешь в виду?

— Я не имею в виду просто дружбу или даже дружеский секс. Я говорю о привязанности. Хочу, чтобы ты меня полюбил. Если только ты думаешь, что смог бы в один прекрасный день полюбить меня. Я больше не могу притворяться, будто не знаю, что ты не спишь, но не могу и прекратить всё это, не посоветовавшись с тобой. Я хочу, чтобы мы сумели договориться.

— Я не думаю, что я... способен завязать с кем-то отношения.

— Как давно ты расстался с последней из своих привязанностей?

— Никогда. Никто не хотел этого от меня.

Он мягко улыбается.

— Тогда я мог бы быть у тебя первым. Я буду с тобой нежен. Я умею быть внимательным любовником. Просто нужно, чтобы ты дал мне шанс.

— Что скажут люди... что скажут все вокруг? Общественность забросает меня камнями, если станет известно, что я развратил их драгоценного Спасителя, — что-то похожее на панику нарастает в моём голосе.

— Я был бы рад, чтобы все узнали, но мы можем продвигаться постепенно. Нет нужды сообщать всем сразу. Мои друзья, остальные учителя. Постепенно узнает вся школа. Рано или поздно, все будут в курсе, но мы можем двигаться медленно. Не знаю, что скажут люди, но готов заверить тебя... если кто-то посмеет сказать нечто неподобающее в твой адрес, я не стану этого терпеть. Я не позволю нашим отношениям стать причиной для беспокойства. Если пожелаешь продвигаться медленно, так и будет. Если решишь сохранить всё в тайне, я согласен. Если захочешь сказать только самым близким нам людям, так тому и быть.

— Что... за отношения ты имел в виду? Мне трудно понять... — он целует мои пальцы.

— Это означает — если у тебя неприятности или ты расстроен — я буду рядом. То же самое касается и меня. Если что-то меня тревожит, ты будешь со мной. Более того, это означает, что ни один из нас не будет идти по жизни в одиночку. Мы будем любовниками, партнёрами, — я чувствую, как слабеет действие лекарства. Оно больше не заставляет меня быть честным или... открыться ему.

— Я не готов ввязаться в авантюру, следствием которой станет моё унижение.

Он улыбается мне.

— Ты всегда был таким открытым в постели. Ты доверял мне. Доверял мне позаботиться о тебе.

— Это совсем другое.

— Валера, я не мой отец. Я... понимаю твой страх быть униженным. И твое нежелание дать другому в руки оружие против тебя. Но я не тот, кого тебе стоит опасаться. Я не причиню тебе боли. Я одержим тобой. И это не изменится независимо от того, дашь ты мне шанс или нет. Если ты откажешь — я просто постараюсь стать твоим другом и использовать свои воспоминания о тебе для самоудовлетворения. Я больше не стану принуждать тебя. Наша Война окончена. Я не ребёнок. Я сумею принять отказ, если таково будет твоё решение, но ты должен сделать свой выбор.

— Что, если... я соглашусь, но передумаю позже?

— Тогда нам придётся узнать горечь расставания... так же, как и подавляющему большинству людей. Я взрослый. Я смогу справиться с необходимостью видеть тебя каждый день, даже если ты отвергнешь меня... даже если примешь меня, а затем прогонишь. Ты ничем не связан. Всё, о чём я прошу — это дать мне шанс.

— Ладно, — я неторопливо отпиваю несколько глотков чая — Думаю, я согласен... попытаться построить отношения, но я мало что знаю об этом, так что не вздумай смеяться, увидев, что я чего-то не понимаю.

— Даже и в мыслях не было, — он целует кончики моих пальцев.

— Что... что нам теперь делать?

— Можно поцеловать тебя? — я невольно сжимаюсь, услышав вопрос. — Ни разу не целовал тебя, и я хотел этого так долго.

— Если это... то, чего ты хочешь, можешь... поцеловать меня, — он срывается с места, мгновенно оказываясь совсем рядом. Я стараюсь не двигаться. Я почти уверен, если я шевельнусь, то постараюсь ускользнуть от него. Он движется медленно. Его рука скользит по тыльной стороне моей шеи, и я надеюсь, что он не слышит, как тяжелеет моё дыхание.

— Ты нервничаешь, Валерка? — лекарство побуждает меня крикнуть «да», но я сжимаю зубы. Я не двигаюсь. Не говорю ни слова. Я желаю этого столь же сильно, сколько и опасаюсь. Это слишком ново. Слишком незнакомо. — Я нервничаю, — слышу я слова, и в следующее мгновенье его губы накрывают мои прежде, чем я успеваю понять, что это не я их произнёс. Он мягко улыбается. — Это наш первый поцелуй — в конце-то концов. Ты ведь не против, что я из-за тебя так переживаю?

— Я не против.

Он хватает меня за руку, покрывает поцелуями линию челюсти.

— Отлично. В таком случае я уверен: ты знаешь, что я тоже не возражаю, — его слова щекоткой отзываются на моей коже. — И даже, когда мы оба привыкнем к поцелуям, не сомневаюсь, что это тёплое чувство внутри меня не исчезнет, вне зависимости от того, сколько раз ты позволишь мне целовать свои губы.

— Дэн, я... — и он целует меня. Первый поцелуй — невесомое прикосновение к моим губам. Достаточно целомудренное, чтобы я не почувствовал потребности сбежать. Он отстраняется и тепло улыбается мне. Второй поцелуй, и его язык скользит по моим губам, умоляя их раскрыться. Он чуть отстраняется, чтобы поцеловать мое запястье. Третий поцелуй, и я позволяю ему вести.

— Всё в порядке, Валера? — я киваю, ощущая странное головокружение. Четвёртый поцелуй осторожно изучает, исследует. Его рука нежно сжимает мою. Пятый поцелуй растворяется в шестом, который плавно переходит в седьмой. Каждый новый поцелуй длится дольше и более уверенный, чем предыдущие. Я не сопротивляюсь вторжению его языка. Не возражаю, когда он оказывается у меня на коленях. Не препятствую, когда начинает тереться о мои бёдра. Он отстраняется, задыхаясь, после то ли двенадцатого, то ли четырнадцатого поцелуя. Я не помню, как сбился со счёта. Хотя его губы больше не сливаются с моими, его нижняя губа касается моей. Он крепко обнимает меня, притягивая ближе к себе. Я чувствую, как его рука отбрасывает волосы с моей шеи, и он целует свое любимое местечко. Заветное местечко.

— Не нужно. Прошу.

— Это ведь заводит и тебя тоже? Мне нравится целовать тебя здесь, — он покусывает чувствительную точку, и мне не удается сдержать стон. Чёрт. — Какой изумительный звук.

— Дэн. Что ты собираешься делать?

— Взять всё, что ты готов мне дать. Мне нравится целовать тебя. Я наслаждаюсь каждым прикосновением, но мой разум требует нагнуть тебя над этим столом и проделать множество... непристойных вещей, — я сглатываю, и звук кажется мне слишком громким. Я знаю, что он слышал, потому что он тихонько смеётся. Его язык изучает мою шею. — Твоё сердце бьётся слишком быстро.

— Как ты можешь говорить всё это вслух... это так неприлично.

— Секс — всегда неприлично. И грязно. А иногда — неловко. Но если он доставляет удовольствие, всё остальное не имеет значения. Разве так уж плохо, что мы ведём себя неприлично, если это означает, что я могу заставить тебя кричать от наслаждения?

— Я… не против.

— Иногда мои слова будут смущать тебя, но одновременно заставят ощутить наслаждение и жар... и это нормально.

— Да. То есть... Я с этим справлюсь.

— Валерка, ты дрожишь. Ты в порядке?

— Да, — я и не заметил, что меня потряхивает. Его руки обнимают мою талию, и я понимаю, что стою. Я не помню, сколько я простоял так, дрожа, прямо перед ним.

— Чего ты хочешь, Валера? — часть моего разума кричит, что это ловушка. Всё это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Откуда я знаю, что он действительно принял веритасерум? Возможно, всё это — просто часть какого-то плана. Это вполне может всё быть частью какого-то сложного... — Валера, — он многозначительно смотрит на меня. — Валерка. Я так много рассказал тебе о себе, когда думал, что ты спишь. Стал бы я делать это, если бы считал всё шуткой? — когда я молчу в ответ, он ухмыляется мне. — Стал бы вылизывать твою задницу, если бы всё это было розыгрышем?

— Тебе непременно нужно произносить это вслух?!

— Но ты ведь не хочешь мне верить, так что я просто констатировал факт. Я делал это. Множество раз. И ты всегда наслаждался этим. Если ты не можешь просто поверить мне на слово, взгляни на всё, что я сделал.

— Я знаю. Знаю, что это не розыгрыш, просто это... это не... В этом нет никакого смысла.

— И почему же это, Валерка?

— Потому что я был твоим учителем. Я слишком стар и гожусь тебе в отцы. Мы не подходим друг другу.

— Напротив, полагаю, что мы отлично подходим друг другу, и твоё тело, кажется, думает так же.

— Чёрт побери, Денис. Нет. Это невозможно.

— Я снова стал Денисом? — он громко выдыхает: — Валерка. Если ты против отношений — ладно, но я не позволю тебе думать, что любовь, которую я испытываю к тебе, не является подлинной.

— Я знаю, что это правда! Просто в этом нет смысла. Какого чёрта ты хочешь меня?

Он отстраняется. Несмотря на то, что он немного подрос, он всё ещё ниже на несколько дюймов. Он смотрит на меня.

— Ну, может быть, ты просто мой тип, — не могу удержаться и вопросительно поднимаю бровь. — Мне нравятся высокие тощие парни. А ещё — умные. Нравятся тёмные волосы. Тёмные глаза. Бархатный голос. Разве так уж невероятно, что меня тянет к тебе? — он целует меня, и я постепенно успокаиваюсь. — Меня влечёт к тебе. А ещё, я чувствую, что ты сумеешь понять меня, как никто другой. Даже мои лучшие друзья никогда не поймут меня до конца. У них обоих замечательные отношения с родителями. Никто и никогда в семье не пытался их ударить или оскорбить. Им не приходилось голодать или доедать объедки. Я не многое знаю о твоём детстве, однако могу предположить, что оно тоже было не слишком-то радужным.

— Прости, — не знаю, за что я извиняюсь, но слова вырываются словно сами собой.

— Валера. Я люблю тебя. Я хочу прикоснуться к тебе, — я ловлю себя на том, что невольно киваю в ответ и позволяю ему мягко наклонить меня над столом. Он прижимается к моей спине и снова целует потайное местечко. Я чувствую, как его эрекция вжимается в мою задницу. Его рука тянется, чтобы погладить меня сквозь брюки. Он дразнил меня так долго, что моё тело реагирует немедленно. — Ты такой отзывчивый, — я не могу заставить себя заговорить. Я крепко зажмуриваюсь. Его прикосновения кажутся такими приятными. Я чувствую, как он начинает раздевать меня, и плотно сдвигаю ноги. Ощущаю, как прохладный воздух холодит самые интимные части моего тела. Он ещё ниже наклоняет меня над столом. Мои ноги тесно сжаты вместе, глаза плотно зажмурены. Я сплю. А раз я сплю — я не несу ответственности. Всё, что от меня требуется — держать глаза закрытыми.

— Открой глаза, Валера, — я ещё сильнее сжимаю веки. Я сплю. Я слышу, как он посмеивается. — Я заметил, что ты всегда пахнешь мылом. Какой испорченный профессор. Так тщательно вымылся. Ты принял ванну прямо перед моим приходом. Ты сделал это ради меня? Хотел показаться привлекательным? — я пытаюсь подавить вспышку смущения. Я не поддамся на эти... поддразнивания. Пальцы. Язык. Проникают, ласкают изнутри. — Глупенький. Я давно считаю тебя невероятно привлекательным, — Нет. Нет. Моё тело реагирует слишком сильно. — Ты пытаешься увернуться, Валера. Нервничаешь, потому что не можешь притвориться спящим, или из-за моего признания, что я нахожу тебя чертовски сексуальным? — он видит меня насквозь. Мне не удастся спрятаться в глубинах моего разума. — Открой глаза, Валера. Скажи хоть что-нибудь. Мне нужно услышать твоё согласие. Хочу услышать твоё согласие. Я должен знать, что мы оба этого желаем. Ты можешь дать мне его, Валерка?

— Я хочу это. И всегда хотел, — мой голос звучит так тихо. — Я не могу открыть глаза.

— Почему нет, Валера? — его язык. Его грёбаный язык.

— Этого слишком много.

Он тихо, счастливо смеётся.

— Не притворяйся, будто ты спишь, и не сдерживай себя. Позволь мне услышать твой голос, — я слышу лишь собственное громкое дыхание.

— Такие... разговоры — обычное дело... для любовников? — он отстраняется от меня.

— Разве мы любовники, Валера? Ты хочешь, чтобы мы были вместе? Мне нужен чёткий ответ.

— Я... хочу.

— Это прекрасно. Валерка, я хочу, чтобы ты поласкал себя. Ты ведь можешь сделать это для меня? — я делаю, как он просит. Он прикасался ко мне так много раз, что моё тело естественным образом расслабляется, едва его рука ложится на моё бедро. — Вот так. Подрочи себе, — два его пальца проникают внутрь и начинают медленно меня растягивать. Он точно знает, куда нажать и где провернуть. — Что ты чувствуешь, Валера? Прошу, ответь мне, — я чувствую, что мои ноги начинают слегка дрожать.

— Отлично. Всё в порядке, — третий палец. — Дэн…

— Да, любовь моя?

— Почему... ты всегда... а-а-а! вручную растягиваешь меня?

— Разве тебе не нравится, Валерка? — его пальцы продолжают двигаться в выбранном темпе.

— Нравится. В самом деле, нравится, но с игрушками...

— … далеко не так интимно. К тому же, мне нужно убедиться, что ты достаточно подготовлен. Мне нравится мысль, что я это сделал сам. Я знаю нужное умение, и, может быть, однажды мы им воспользуемся, но я предпочитаю этот способ. Мне приятно думать, что это мои пальцы заставляют тебя терять контроль. С инородными предметами ощущения совершенно иные. Всё ведь в порядке, Валера?

— Я... тоже предпочитаю этот способ.

— Держу пари, Валерка, — он прижимается губами к чувствительному местечку на шее, и я кричу, задыхаясь. Моя рука покрыта собственной спермой. — Как думаешь, сейчас ты готов принять меня, любовь моя? — Я киваю. Несмотря на приятную истому, моё тело жаждет ещё больше наслаждения. Он всегда старается заставить меня кончить, прежде чем взять меня... Приятно сознавать, что его по-прежнему волнует моё удовольствие.

— Хочу почувствовать тебя внутри, — отвечаю я едва слышным шёпотом, и он как-то подозрительно замирает. Его рука на моём бедре неожиданно дёргается, однако сам он сохраняет полнейшую неподвижность. Я сказал что-то не то? Мне показалось... правильным сказать именно это. — Дэн?..

— Боже, я чуть не кончил. Твой голос слишком сильно действует на меня. Хорошо, Валерка, — его рука крепко сжимает моё бедро. Я чувствую, как головка его члена начинает медленно проталкиваться сквозь сжатое кольцо мышц. Моё тело тотчас же реагирует, поддаваясь его давлению. Мне знакомо это распирающее ощущение, лёгкое жжение. Он не двигается. — Я подожду, пока ты привыкнешь, Валера.

— Давай. Прошу… прошу, двигайся. Не заставляй меня ждать, — мои бёдра сами толкаются ему навстречу. Все ощущения кажутся острее, чем когда-либо прежде. Он медленно подаётся назад и снова толкается внутрь. Слишком медленно.

— Такой горячий, такой тесный, — слишком медленно. — Ты дрожишь. Что такое, Валерка? — прежде он никогда не брал меня так медленно. Кажется, будто он перестал двигаться вообще. — Что случилось? Прошу, скажи мне, — он смеётся мне в ухо. — Я ведь не могу прочесть твои мысли, — его язык облизывает мочку. — Тебе придётся сказать мне, любовь моя. Всё, что необходимо — просто сказать мне, чего ты хочешь... что тебе нужно, и я сделаю это. Мы оба — взрослые люди; ты не «спишь», так что просто скажи мне.

— Быстрее, — он мягко поглаживает мой член.

— Что это значит, любовь моя? Я не понимаю.

— Двигайся быстрее. Хочу, чтобы ты трахнул меня, как всегда... — его руки ласкают мою спину и замирают на моих плечах. Я чувствую, как его пальцы оглаживают мои ключицы. Его бёдра толкаются вперёд, и он входит до конца, однако, прежде, чем я успеваю насладиться чувством наполненности, он снова выходит и снова толкается внутрь. Мои пальцы цепляются за край стола, но мне не удаётся устоять на месте. Руки Дэна хватают меня за плечи и тянут назад, буквально насаживая на себя, — А-ах…

— Вот так, любовь моя. Тебе нравится, как я тебя трахаю? — мне не удаётся сдержать вырывающиеся всхлипы и стоны. Его зубы впиваются в прикрытую волосами шею. Он посасывает чуть кровоточащую ранку, прежде чем слизать всю кровь. — Тебе нравится, когда я двигаюсь быстро. Нравится, когда ты не можешь ничего больше, кроме как подмахивать, — он полностью выходит, и я едва сдерживаюсь, чтобы не начать умолять его, но одновременно мне интересно посмотреть, что он будет делать дальше. Он потирается снаружи. Головка его ствола дразнит моё отверстие; он словно собирается снова толкнуться внутрь, но его будто что-то удерживает. Он продолжает тереться между моих ягодиц. — У тебя такая чудесная бледная задница. И настолько же сильно, как я хочу трахнуть тебя, я хочу растянуть удовольствие. Я не желаю, чтобы все закончилось слишком быстро. В конце концов, сегодня я первый раз занимаюсь любовью со своим партнёром.

— Просто действуй, как считаешь нужным. Все, что ты делаешь… доставляет удовольствие.

— Ты усложняешь мою задачу, Валерка. Каждый раз, когда ты открываешь рот, ты говоришь настолько возбуждающие вещи, и твоя задница настолько тесная, что мне приходится бороться, чтобы не сразу кончить, — он с такой силой врывается внутрь, что мне не удается сдержать крик.

— А-а-ах... Дэн…

— Если ты продолжишь выкрикивать моё имя, я не продержусь долго. Такое чувство, что я наконец-то сделал тебя своим.

— Своим?

— Да, любовь моя. Ты мой. Тебе это нравится? Знать, что ты принадлежишь мне? — прежде, чем я успеваю ответить, его член проезжается по моей простате. Теперь он двигается намного жёстче. И я действительно чувствую, что он словно метит меня своим. Я принадлежал слишком многим в своей жизни. У меня было так много хозяев, что мысль о новом вызывает у меня страх.

— Будешь ли ты... тоже принадлежать мне? — он целует чувствительно местечко под волосами, и, хоть он ещё ничего не сказал, я уже знаю ответ. Словно что-то щелкает в мозгу. Мне не было нужды задавать этот вопрос.

— Я принадлежу тебе много лет, любовь моя.

— Тогда... я не против быть твоим. Я... Я люблю тебя, — мои слова звучат тихо и более застенчиво, чем мне бы хотелось, но они абсолютно правдивы. Я знаю, что он услышал их. Резким толчком он подаётся вперёд, и я ощущаю, как выплёскивается внутри горячее семя. И чувствую, как собственное тело следует за ним.

— Дэн. Ты можешь... выйти? — его щека прижимается к моей спине.

— Ты хочешь принять душ, Валера? Вместе, быть может?

— Я... да, я бы хотел, — он выходит, и я, стараясь не обращать внимания на липкую влагу, стекающую вниз по внутренней поверхности моих бёдер, следую за ним в душ. Он прижимает меня к себе, и я склоняюсь к его плечу. Он осторожно смывает собственное семя, и мне нравятся его интимные, но не сексуальные прикосновения. Кажется, ему тоже нравится купать меня, — Дэн?

— Хм-м? — его пальцы массируют мою спину, пока он смывает сперму и пот с моей кожи.

— Я готов отложить контрольную до понедельника, чтобы у студентов было больше времени для подготовки, но не жди, что я стану потворствовать твоим ученикам каждый раз лишь потому, что их декан — мой любовник.

— Вижу, ты немного смягчился, — он целует меня. — Возможно, следующее, что тебе придётся сделать — убедить в этом остальных деканов.

— После того, как о нас узнает вся школа, сомневаюсь, что мне удастся заставить первокурсников плакать от страха одним лишь своим присутствием.

— Будет ужасно, если студенты узнают, что ты всего-навсего человек, — он гладит мои волосы, и я нахожу это гораздо более расслабляющим, чем готов признать.

— Если вздумаешь бросить меня, твои ребята лишатся ста баллов за день, — он тихо смеётся.

— Тебе нет нужды беспокоиться об этом, Валера. Ты устал. Хочешь вздремнуть? — я киваю, уткнувшись ему в плечо. Он ведёт нас в мои комнаты. Убедившись, что я устроен с комфортом, он как-то странно мнётся и смотрит на меня нечитаемым взглядом.

— Что?

— Просто думаю, пора ли мне возвращаться в свои комнаты, или стоит ещё раз рискнуть и спросить, позволишь ли ты мне ночевать здесь, — я не могу заставить себя посмотреть на него. Набравшись мужества, я отвечаю именно то, что хотел сказать:

— Дэн, моя постель всегда была и будет открыта для тебя.
​
​Летает по комнате пепел крылатый –
Обугленной бабочки остов незрячий,
Запомнил лишь радости, а не утраты,
Запомнил свечи огонь жадный, горячий.
​
Порхающий пепел, как тень от снежинки,
Ложится на длань мою мутной слезой,
Собой заполняет всю кожу, морщинки,
Стекает по пальцам рассветной росой.
​
Прекрасною жизнью – воздушной, беспечной
Прозрачная бабочка кроет два дня,
И смертью пылающей – жаркою, вечной,
Меня инфицирует. В мыслях, звеня,
​Её крик предсмертный как в камне застынет.

​Я буду кругами ходить в своём доме,
Пока, может быть, ветер не опрокинет
И не разнесёт в долгом тягостном стоне
​Бокал с тишиной. И дыханье застынет…
​
Забуду, как в комнате тёмной песчинкой
Летал полумёртвый скелет моих снов.
Забуду искать бесполезно причины
И просто закрою свой мир на засов…