Последний визит: 2023-03-05 16:55:12
Сейчас не в сети

Я больше не боюсь. Третья часть

Сейчас сдохну - это единственная мысль, которая вот уже полчаса крутится в моей голове. Полчаса с начала пары.

Я ненавижу утро.

Я, блять, тебя ненавижу!

Ёбырь-террорист.

Из-за тебя, скотина, я поспал только пару часов. И ты же, сволочь, выпихнул меня из тёплой постели и отправил в универ к первой паре.

Садист.

Так или иначе, сейчас я ненавижу весь мир. И дабы хоть как-то отгородиться от него, накидываю капюшон и поплотнее застёгиваю куртку. Здесь, на последних рядах, царит приятный полумрак, и такие же сонные укурыши, как я, тихо-мирно сопят на неудобных стульях.

Включаю гарнитуру и только собираюсь отбыть в объятия Морфея, как вибрация щекочет моё бедро.

Мельком смотрю на дисплей. Позлорадствовать решил, сволочь?!

Принимаю вызов.

- Ну как ты там?

- Иди на хуй, - зло шиплю в ответ. Маленький микрофон зацеплен за капюшон, и поэтому я не утруждаю себя тем, чтобы рыться в карманах и доставать мобильник.

- Я беспокоюсь, а ты так груб… Ты расстраиваешь меня, Дениска.

Вот же ехидная тварь!

- Беспокоишься?! Ну конечно, и как там? В уютной постели? Совесть не грызёт?

- М-м… Вчера ты был более… приветливым. А уж в амплуа развязной проститутки…

- Заткнись!

Fuck!!! Слишком громко. Пара сонных тел встрепенулись и повернулись в мою сторону.

Продолжаю шёпотом:

- Раз уж тебе было так хорошо, мог и не выпирать меня утром!

- Я же забочусь о твоём будущем. Образование - прежде всего.

- Да иди ты…

- Ну, не обижайся. Хочешь, я пожалею тебя?

- Каким это образом?

- Ну…

- Ну?

- Хм, даже не знаю. Ты далеко сидишь?

- К чему это ты клонишь, извращенец?

Молчит, и я ясно представляю себе, как он потягивается в кровати. Одной рукой прижимает трубку к уху, прогибается в спине, тонкое одеяло чуть сползает вниз…

Чёрт!!! Часто моргаю в попытке отогнать наваждение.

- Эй, ты тут?

- Да… Я не могу сейчас говорить.

- Тогда просто слушай…

Сглатываю. Что он ещё задумал?

- Закрой глазки. Вспомни, как хорошо тебе было ночью… В моих руках. Почувствуй их сейчас… Как они ласкают, гладят тебя…

- Заткнись! - Мне только кажется, или это действительно прозвучало так жалко?

- Представь… Мои пальцы. Ты ведь любишь их, Дениска? Любишь облизывать и втягивать в рот. Медленно посасывать. Любишь, когда они тянут тебя, подготавливают к самому сладкому…

- Заткнись…

Штаны давят, и ширинка, кажется, сейчас просто лопнет. Дышать сложно, словно лёгкие перекрыты. Кусаю губы и против воли представляю всё, что описывает этот хрипловатый ото сна голос.

- Теперь представь мои губы… Что тебе больше нравится: целовать их или грубо вдалбливаться, придерживая меня за волосы?

От всех этих пошлостей мне окончательно срывает крышу. Вот чёрт…

Да… Твои губы… Дать бы тебе сейчас в рот… По самую глотку…

- Эй, ты ещё здесь?

- Да…

Полустон.

- Уже готов? Как мало тебе надо… Это невыносимо, верно?

- Заткнись…

- Прикоснись к себе, сожми через ткань…

Где-то на периферии сознания радуюсь, что куртка мешковатая и доходит почти до середины бедра.

Вытягиваю руку из рукава и под прикрытием куртки осторожно прикасаюсь к себе.

А-а… Блять… Грубая ткань джинсов больно давит на головку, и это доставляет мне какое-то мазохистское удовольствие. С трудом сдерживаю стон. Нет, не так - не сдерживаю, а захлёбываюсь им. Совсем тихо, но…

- Умница… Теперь погладь себя.

Я просто не могу противиться этому голосу… М-м…

Удовольствие такое болезненное… И от этого более острое. Пальцы садистски-медленно скользят по ткани. Сжимаю бёдра…

О, чёрт!

Закусываю кулак прежде, чем мой стон разнесётся по аудитории.

Пару секунд прихожу в себя, оглядываюсь, не заметил ли кто.

- Понравилось?

Fuck… Вздрагиваю…

- Ты больной садист-извращенец…

- Но ты любишь меня так сильно, потому что я больной садист-извращенец. И знаешь что? Возвращайся. Мне скучно.

Гудки.

Как же я тебя ненавижу.

​- Ну и замечательно! На хуй, урод! НА ХУЙ!

Бегаю по кухне, нарезая круги вокруг стола. А эта тварь спокойно сидит и пьёт кофе. Даже бровью не повёл, когда я заявил, что ухожу. Кивнул и спустился на кухню.

НЕНАВИЖУ!!!

- Ты вообще меня слушаешь?!

- Угу.

- Я УХОЖУ! СЛЫШИШЬ?! Я. УХОЖУ. ОТ. ТЕБЯ. Сваливаю к хуям из этого дома!

Кивает и делает ещё глоток из кружки. Невозмутим. Так невозмутим, что мне хочется расколотить чёртову кружку об его чёртову голову.

Не могу. НЕ МОГУ ТАК БОЛЬШЕ!

- Ты любишь хоть кого-нибудь, кроме себя, а? - Голос поникший и бесцветный. Я устал. Не могу больше быть пустым местом и удобной подстилкой.

- Валера?

Ответом мне - ехидно вскинутая бровь. Всё. Последняя капля.

Выискиваю ключи в кармане куртки. Осторожно, чтобы не звенели, кладу на стол. Понимаю, что тяну время, но…

- Отцу передай.

Ещё один равнодушный кивок. Так значит, да?! Пусть тебе тоже будет больно, сука. Пальцы быстро набирают номер на стёртой клавиатуре. Гудки - и сонное «Алло».

- Кай? Пустишь на пару дней?

Не вижу, но отчётливо слышу скрип дерева. Ну что ты, напрасно. Несчастная столешница не виновата в том, что ты долбанутый козёл.

Радостный голос в трубке говорит мне что-то, но я почти не слушаю. Бросаю короткое «скоро буду» и отсоединяюсь. Интересно, ты так и сидишь с каменной рожей, или…

Соблазн велик, но…

Никуда я не уйду, если увижу там хоть что-то, отдалённо напоминающее проявление эмоций. Решение принято. А значит, вали ты к чертям собачьим, эгоист. Смешно… Учитывая, что это я сейчас закидываю рюкзак на плечо и громко хлопаю дверью. Смешно…

​Если бы не было так горько.

​Последняя пара тянется бесконечно. Впрочем, не я первый, кто заметил это. Но, блять, легче-то от этого не становится. Вот сейчас возьму и сдохну, и скатится моё безжизненное тело вниз под деревянный стол. О, прямо как гроб - тот тоже деревянный и с крышечкой.

М-да. Лечиться тебе пора, Дэн. Желательно с помощью лоботомии. И воображение тут же услужливо подкидывает картинку. Брр…

​Спасибо, передумал.

От нечего делать начинаю строчить смс-ки.

«Забери меня, а?»

Ответом краткое «Ок».

Странно, а как же проповедь на тему «охреневшего мыша», который дёргает тебя из-за банального нежелания дотащить свою задницу до метро?

А, ну и хрен с ним, так даже лучше.

Сумерки уже.

Проблядские бесконечные лекции. Убью гения, который поставил нам пятую пару.

Недолго. Недолго ещё. Настроение улучшилось настолько, что я начал рисовать всякую муть в конспекте. Ну а для чего мне ещё такая толстая тетрадь?

За окном ярким росчерком сверкнула молния, в аудитории разом начали моргать все лампы. По привычке кривлюсь от перспективы тащиться под проливным дождём и тут вспоминаю про твоё «Ок». Всё не так плохо, значит, да?

Потягиваюсь и тут же получаю замечание. Ну и хрен с тобой! Мне тут двадцать минут торчать осталось.

​Открываю дверь и тут же падаю на пассажирское сиденье. Мокрый и злой.

- Вот ты… Обязательно было парковаться на стоянке?! У главного входа, как всегда, подождать не мог?!

- В следующий раз пойдёшь ножками.

- Валерка… Ты сука…

Усмешка, и я получаю поцелуй с привкусом никотина. Fuck…

- Это нечестно… Затыкать меня так.

- Зато действенно.

Тянусь поближе и на пару секунд прижимаюсь к плечу, оставляя за собой мокрый отпечаток на шее. Вижу, как он улыбается одними уголками губ. Как всегда, когда ему хорошо. Вот за такие моменты я прощаю ему всё. Просто закрываю глаза и, кажется, медленно плавлюсь.

​Скрежет. Сильно дёргает вперёд. Слышу, как стекло бьётся. Больно. Горячая жидкость стекает по лицу. Уже на периферии сознания, отключаясь, чувствую солоноватый привкус.

О, чёрт… У меня так с похмелья голова не болит. Всё кружится. Ремень безопасности стягивает грудь. С трудом удаётся отстегнуть его. Картинка проясняется медленно… Мутно…

Что-то ласково прикасается к моему лицу. Вытирает противную вязкую жидкость, гладит скулы.

Перехватываю руку и сжимаю в своей.

- Ты как, мышонок? - Никогда не слышал, чтобы у него так дрожал голос. Почти не узнаю его, слишком хриплый, словно через силу.

- Ещё не знаю…

Сука… Длинная металлическая балка прошила сиденье в сантиметре от моего плеча! Ещё одна торчит между креслами.

Перевожу взгляд на лобовое стекло: ещё две со стороны водителя. Голос мгновенно пропадает.

Сжимаю веки так сильно, как только могу.

Нет… Нет… Нет!!!

Тёплые пальцы ободряюще сжимают мою ладонь. Гладят, перебирают разом заледеневшие пальцы.

- Всё будет хорошо, не бойся, глупый ребёнок.

Верно, всё будет…

Да ни хера не будет!

Первое, что я вижу, это кровавое месиво вместо грудной клетки. Короткий обломок торчит из раны на пару сантиметров. Как-то отстранённо замечаю, что ЕГО прошило насквозь. Прибило, как бабочку иглой.

- Денис. Посмотри на меня.

Его лицо… Надо заставить себя посмотреть, просто поднять глаза. Всё же будет хорошо… Он так сказал.

Как парализовало… Мышцы болят, не могу повернуть голову.

Я вижу всё словно со стороны: покорежённый кусок металла, огни аварийки, грузовик впереди. Выскочил на встречную. Проклятые балки и дождь. Тяжёлые капли дождя… Почему-то красного цвета.

Наконец-то ступор проходит. Я понимаю, что нужно что-то делать. И, наконец, нечеловеческим усилием заставляю себя встретиться взглядом с красными глазами.

Бледный. Чуть больше, чем обычно.

Зрачки расширены.

И алая струйка крови, медленно сочащаяся изо рта.

- Валерка…

- Не устраивай мне бабских истерик.

Вместо ответа шарю по карманам в поисках мобильника. Вызываю скорую. И снова как парализовало. Я не знаю, что делать, как помочь ему…

Выпускаю его пальцы и толкаю дверь со своей стороны. Едва не падаю, ноги не держат. Шатаясь, обхожу машину. Дёргаю дверцу.

​Опускаюсь на колени, чтобы осмотреть рану.

Боже…

- Валера…

Молчит, сжимает губы в тонкую линию и отворачивается. Ему страшно. Я… Я… Просто чувствую это. Глотку сжимает. Вот чёрт.

- Я ног не чувствую… - тихо, так, что едва разбираю из-за дождя.

Так и есть… Зажало. Обе, чуть ниже колена.

Поднимаюсь, цепляясь неверными пальцами за помятую крышу. И осторожно опускаюсь к нему на колени.

Обнимаю. Позволяю спрятать лицо в изгибе шеи и так, как только могу, нежно перебираю тёмные прядки. Шепчу всякую хрень о том, что всё будет хорошо.

- Я так устал… Голова кружится… Я посплю… Немного…

Сжимаю челюсти и киваю. Обнимаю покрепче и зарываюсь лицом в его волосы.

- Эй, слышишь… Это я удалил твою курсовую и сжёг плащ…

Невнятный смешок, и тёплое дыхание словно обжигает. Боже, почему так больно?!

- Я так сильно люблю тебя, ублюдочная ты сволочь…

Ну же… Скажи мне что-нибудь… Про розовые сопли или что-нибудь ещё в этом духе… Что-нибудь…

Просто ответь мне, Валера…

- Валерка?!

​Хватаю ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, и… Просыпаюсь. Глаза привыкают к темноте. Так и есть, я у Кая. Внизу, на диване. Подрываюсь и в куче сваленной одежды ищу свой мобильник. Просто позвонить и убедиться, что всё в порядке. Я только…

Гудки и сонное «Да, придурок».

- Как дела?

Пизде-е-ец. Более идиотский вопрос я даже придумать не мог.

- Ты звонишь в четыре часа утра, чтобы спросить, как у меня дела?! - злится… Так знакомо.

Слёзы душат, истерически всхлипываю.

- Я… Я просто…

Чёрт. Слова сказать не могу.

Тяжёлый вздох на той стороне трубки.

- Говори адрес, маленькое чудовище.

- Что?

- Ты оглох? Откуда тебя забрать?

- Ты… Ты не обиделся на меня?

- Обиделся, сижу и обнимаю твоего любимого плюшевого мишку. Сейчас сбегаю за кофе, буду грустно стряхивать в кружку пепел и глотать слёзы.

- Сука… Ты с самого начала знал… - цежу сквозь зубы, медленно и зло.

- Что ты, маленькая вспыльчивая стерва, успокоишься и прибежишь обратно? Чего ты опять себе напридумывал… Как беременная истеричка…

- Да пошёл ты, мудак! И не звони мне… - обрываюсь на полуслове, когда до меня доходит смысл того, что я только что сказал.

​Тишину комнаты разрывает дикий истерический ржач.

- Успокоился?

- Ага… И ещё, Валерка… Это я спалил твой плащ… - Признание, неожиданное даже для меня. Так и замираю испуганным сусликом. Надо же было ляпнуть.

- У тебя десять минут. Придумай, как будешь вымаливать прощение.

- Ага… Ты едешь?

- Еду.

Гудки в трубке… А я, как идиот, продолжаю сжимать её в руках.

Он. Меня. Любит.

Я просто знаю это, а большего и не надо. Ну, разве что… Натянуть разок эту самовлюбленную тварь?

​Просыпаюсь. Темно.

С трудом различаю мерцающий прямоугольник монитора. В воздухе витает тонкий намёк на сигаретный дым. Ты снова курил в комнате. Прохладно, дрожь пробирает.

Тело неприятно ноет. Я ещё не пришёл в себя после наших игр. Между бёдрами липко и мокро, я вырубился сразу же, как ты вышел из меня, на душ не хватило сил.

Мерное клацанье клавиш на клавиатуре. Я люблю твои пальцы… Такие тонкие, изящные и сильные. Снова работаешь по ночам.

​Спишь совсем редко. Беспокоюсь.

Осторожно сажусь и, помедлив мгновение, поднимаюсь на ноги. Морщусь, болит.

Огибаю кресло и замираю сбоку, чтобы разглядеть тебя. Освещение совсем паскудное, и тусклые голубоватые блики отражаются от твоей бледной кожи. Рубашка небрежно распахнута на груди, тёмные джинсы расстёгнуты, полотенце валяется на спинке кресла.

Отрешённо, скорее по привычке, тянусь к твоим волосам, ещё влажным после душа. Перебираю тёмные пряди. Прикрываешь глаза и наклоняешь голову поближе, вслед за лаской. Выдыхаешь и цепляешь пачку сигарет.

Тогда я втискиваю бедро между тобой и столом. Ещё шаг, и опускаюсь на твои колени. Лицом к лицу.

Пальцы вслепую находят зажигалку и откидывают крышку «Zippo». Огонёк подношу к твоей сигарете… Прикуриваешь…

​Выдыхаешь в сторону. Моя очередь.

Я бросил, но… Иногда курю вместе с тобой. Просто потому, что это уже стало одним из наших ритуалов. Вытягиваю никотиновую палочку из твоих пальцев, затягиваюсь и тянусь ниже, чтобы выдохнуть в твои приоткрытые губы. Получается, как всегда, сладко.

И плевать, что дым горький.

Я любил ментоловые, раньше. Теперь только крепкие. Твои.

Всё так же молча… Затяжки… Одна за одной… Всё так же неторопливо…

Потому что, как только белая палочка прогорит, ты отправишь меня спать, а сам снова просидишь до утра. Тебе нужно это. Ты не привык. Тебе якобы нужно это одиночество.

Понимаю и поэтому молча оставлю тебя.

Но сначала… Пусть догорит до фильтра.

​Я ненавижу утро, понедельники и идиотский будильник.

Ненавижу тебя, который каждый раз заводит это чудо техники на 06:00. И тебя, который наваливается на меня сверху весом всей своей тщедушной тушки, не давая мне протянуть руку и вырубить нахрен источник отвратительного писка.

Так и лежим: я, злющий и вдавленный в матрац, и ты, упорно делающий вид, что спишь, то и дело выдавая себя тонкой блядолыбой.

Стискиваю челюсти покрепче и стараюсь не открывать глаза.

И так каждое чёртово утро. На протяжении почти двух лет.

Ненавижу, ненавижу.

И лишь спустя долгих десять минут ты, так и не открывая глаз, тянешься к низкой тумбочке и раздражающе долго шаришь по ней ладонью, пальцами нащупывая маленькую кнопку на пластиковом корпусе.

Щелчок. Ну наконец-то.

- Проснулся? - Голос хриплый ото сна, бархатный, непривычно мягкий.

- Иди к чёрту!

- Какой ты страстный… - шёпот обжигает мочку уха, горячим воздухом ложится на кожу.

Мурашки… Разбегаются по шее и плечам, резво скатываются по спине.

Поворачиваюсь, ёрзаю, пытаясь хоть немного сдвинуть тебя. Приподнимаешься на руках, наконец-то позволяя мне развернуться, скользнуть под тебя, устраиваясь поудобнее, привычно обхватить худые плечи.

Веки дрожат, но упорно не желают подниматься.

Что-то мягкое касается моих губ. Твои…

Медленно, не торопясь целуешь. Так не похоже на наши привычные полуукусы, вырванные друг у друга.

Не спеша отвечаю, быстро отыскивая своим языком твой, а ладонь оглаживает спину, касается острых позвонков и, скатываясь вбок, замирает на узком тренированном бедре.

Такой худой, неестественно сильный. Мой.

Не разрывая контакта, исследуешь моё тело, осторожно прикасаясь к собственным отметинам.

Губами касаясь череды багровых пятен на шее, а пальцами - фиолетовых полумесяцев на бедрах и животе.

Каждое грёбаное утро ты берёшь меня. Так чертовски… Нежно. Словно в противовес безумной оргии ночью.

Любишь моё тело, а не имеешь, собственнически вбиваясь.

И только поэтому я, сжимая зубы, каждый вечер стоически делаю вид, что не замечаю, как ты заводишь грёбаный будильник на час раньше.

Чтобы неизменно возмущаться и притягивать тебя ближе, как сейчас, чтобы чувствовать твои руки, чтобы просто ощущать тебя, чтобы хватило до позднего вечера.

Вдох… Выгибаюсь, широко распахивая глаза и закусывая губы, выгибаюсь, цепляясь за твои плечи.

И твоё дыхание не спокойно, чуть громче, чем обычно. Чуть.

Пара мгновений абсолютно идиотского счастья, а дальше…

- Вставай, придурок! Я снова опоздаю!

- Сегодня воскресенье, идиот.

Вот чёрт. Падаю обратно на подушку, даже не злюсь. Знаю, что меня снова вырубит через пару минут, как только ты перекатишься на бок и сгребёшь меня в охапку, больно сдавливая рёбра.

Воскресенье… Очередное… Один и тот же диалог…

- Валера?

- Мм…?

- Я ненавижу этот грёбаный будильник.

​Потянуться назад до хруста в суставах и приятного натяжения мышц. В пояснице тут же отдаёт тупой болью, но она настолько привычна, что я едва ли обращаю на неё внимание. Откинуться назад ещё дальше - и острая кромка соседнего стола упрётся под лопатки. Столы в амфитеатре стоят слишком близко друг к другу. Место экономят, сволочи. Понабрали студентов, а грамотно распихать по аудиториям не удосужились. И мне приходится морщиться каждый раз, когда какой-нибудь неосторожный придурок своим острым локтем пересчитывает мои рёбра или, того хуже, елозя рядом, касается бедра. Вэ… Ну к чёрту такое бесцеремонное нарушение личного пространства!

Правда, сейчас на последнем семинаре в аудитории от силы человек двадцать. Так что на мою тщедушную тушку никто не покушается, слава ёжикам.

Кстати о «не покушающихся», где носит Кая? Снова заблудился в трёх соснах шести этажах, или очередная красотка в лупах утащила его в тёмный угол для горячего объяснения в любви?

Последняя догадка заставляет меня фыркнуть. Не-е-е-т… Кай, конечно, нравится девушкам, но все они какие-то пересушенные ботанички, что ли. Только таких он привлекает своей видимой благонадёжностью и выразительными, пусть и совершенно коровьими, глазами.

Вот чего-чего, а роковых вьюношей с томным взглядом и тонкими аристократическими пальцами рук в стенах нашего бастиона знаний точно недобор. Только щуплые прыщавые задохлики, стесняшки вроде Кая и… Я. Ну, и пара таких же красавчиков, как я.

Глупо хихикаю над своими рассуждениями. Скучно, до зелёных маленьких человечков прямо. Думаю было взяться за конспект, но попытка разобрать муторное бормотание лектора вгоняет в тоску ещё больше. Скатаю у кого-нибудь из девчонок, в-о-о-о-н на тех далёких первых рядах. Среди них, кстати, мелькает ярко-рыжая макушка Эммы.

Почему-то теперь хочется заржать уже в голос. Лечиться, Денис… Срочно лечиться.

Вибрацией зудит бедро, оповещая о новой смске. На ощупь, пальцами цепляясь за корпус, вытягиваю чёрный BlackBerry и на совершенно всякий мифический случай опускаю руку под стол и, только убедившись, что никакая любопытная шмара не пялится через плечо, нажимаю на разблокировку.

14:00
от: Мудак
«Долго ты?»

А пальчики-то ощутимо подрагивать начали. Пора бы привыкнуть уже, ан нет.

Быстро набиваю ответное сообщение и скидываю.

14:01
кому: Мудак
«Долго я что?»

Не, не сказать, что я совсем тупой и не догадался, но возможность позлить этого придурка ни за какие деньги не купишь, а уж учитывая смертную скуку, царящую в просторном помещении… Хоть немного развлекусь.

14:04
от: Мудак
«Пары»

Надуваю щёки и с усердием принимаюсь строчить новую смску, едва ли не высунув язык.

14:05
кому: Мудак
«Я пары?! Пары чего? Ртути?»

Ответ приходит спустя буквально десяток секунд.
Уже закипает? Так быстро?

14:05
от: Мудак
«Не зли меня»

Пальцы тыкают по кнопкам быстрее, чем я соображаю.

14:06
кому: Мудак
«Или что?»

14:06
от: Мудак
«Ты знаешь, что»

Улыбаюсь. Интересно, ему сейчас точно так же нечем занять себя, и он развлекается таким вот нехитрым способом? Разумеется, я знаю, что бывает за непослушание. И за послушание тоже. И просто так бывает. Как говорил один наш скопытившийся препод ещё на первом курсе: «Заряд-то всё равно будет, ребятки, только вот его интенсивность может значительно колебаться».

Тянусь ещё раз, прежде чем кинуть короткий текст в ответ, и уже было берусь сочинять новое послание, как дверь аудитории буквально срывают с петель, открыв не иначе чем с пинка, и в аудиторию залетает Кай. Сразу же замечаю, что он какой-то взъерошенный, дёрганный весь. Скомкано извиняется за опоздание и, отыскав меня взглядом, быстро забегает по ступенькам наверх и, толкнув мой рюкзак дальше по лавке, падает на его место.

– От самого дьявола убегал? – интересуюсь я, вскидывая брови, оглядывая друга. Подмечаю пару тщательно замытых ссадин на виске и скуле.

Отрицательно мотает головой и, на секунду буквально, опускает взгляд.

– Тогда что? «Место»?

– А нет больше «Места».

Пальцы, было уже примеривающиеся к кнопкам, запихивают мобильник в карман.

– Это типа глупое «хи-хи» в духе «ха-ха»? Ты ударился башкой?

– Ударился, – кивает и как-то грустно улыбается мне. – Но это не мои бредни, нет больше «Места». Маркус умывает руки.

– Не-не-не… Погоди, ещё раз и с самого начала.

– А что тут с самого начала? В городе орудуют какие-то новые ребятки. Ходят слухи, что промышляют наркотой, и вот они самым первым делом прибрали к рукам все местные группировки, а подпольные шарашки, такие как «Место», прикрыли. «Навели порядок» на окраинах.

– Погоди, погоди… – быстро мотаю головой, словно пытаюсь отмахаться от новой информации. – А Маркус что? Вот так просто позволил поставить крест на своём детище?

– Нет, конечно. Но, так или иначе, сегодня вечером махача не будет.

Киваю, ощущая, как сводит скулы. Желания дурачиться как и не бывало.

Что за?.. Что за дерьмо?! Что за новые «ребятки»?

«Место» местные-то никогда не трогали, разве что пытались взять под свою крышу. Но попробуй-ка убедить полсотни тренированных мордоворотов в том, что им нужна защита. А у этих что, получилось, значит? Получилось планомерно подправить лица всей этой ватаге?

Вскидываюсь и, протянув руку вперёд, осторожно касаюсь ссадины на виске Кая.

– Это они тебя?

Хмыкает, убирая мою руку.

– Нет, запнулся.

Кай, какой же ты всё-таки… Кай. Уже диагноз, а не имя, как ни крути.

​– Что-то ты рано, – доносится откуда-то из глубины комнаты, стоит мне только захлопнуть входную дверь.

Скидываю рюкзак с плеча на пол и, чуть помедлив, раздражённо отпинываю его с дороги.

Разумеется, я, блять, рано! Куда мне ещё тащиться?! В библиотеку?! Хотя стоило бы, наверное, хоть разок забежать, вдруг наконец-то пособие по обращению с социально-опасными идиотами завезли? Я бы целую партию спёр.

– Планы изменились, – как можно спокойнее бросаю я, делая пару шагов вперёд, и, сложив руки на груди, упираюсь плечом в дверной косяк.

Сидит себе, откинувшись на спинку широкого кресла, сволочь. Сидит, обложившись какими-то не иначе как сверхважными бумажками, и вычитывает там что-то.

– Вот как… – тянет задумчиво, не поднимая глаз от таких раздражающих меня сейчас белых прямоугольников. С чего бы это, интересно?

– Вот так, – огрызаюсь я и даже испытываю какую-то непонятную досаду, когда он, не отрываясь от своего занятия, просто кивает.

Эй! Ну, так же не честно! Быстро посмотри на меня! Попрыгать бы на месте, как капризному ребёнку, привлекая к себе внимание, да только вот совершенно оно мне не далось. Да, точно. Плевать я хотел на его внимание. И на него тоже.

Морщусь, и он, уловив изменение в моей мимике, тут же вскидывается. Вижу, что так и не снял свои отвратительные линзы, цвет которых окрашивает радужку в неестественно серый, ртутный. Его, алые, нравятся мне куда больше, только вот мало кого здесь волнует, что мне нравится.

– Денис? – зовёт негромко, и я, мотнув головой, буквально за волосы вытягиваю себя из навалившегося раздражения.

– Что?

– У тебя проблемы?

Ахахаха! Ты серьёзно?! Что, правда серьёзно?

Едва сдерживаюсь, чтобы не заржать в голос и едва давлю из себя:

– Нет, что ты, никаких проблем.

Ухмыляется, растягивая губы в лыбе «я всё про тебя знаю». И эта усмешка выходит просто отвратительной.

Не люблю её, именно усмешку. Мне нравятся твои улыбки. Всегда меркнут так же быстро, как и появляются, но именно в этот безнадёжно короткий миг наружу пробивается частичка настоящего тебя, словно выглядывает из-под маски напускного равнодушия и едкого цинизма.

Выдыхаю, на несколько секунд прикрыв глаза. Так устал за день, даже и не знаю, от чего. Уснуть бы на пару месяцев сейчас.

Размыкаю веки и тут же с огромным трудом душу в себе порыв отпрыгнуть назад от неожиданности. Стоит прямо передо мной, насмешливо щурясь и в точности, как и я, сложив руки на груди. Близко-близко. Касаясь локтями моих. Все его бумажки аккуратно сложены на журнальном столике. И когда только успел?

Медленно склоняется, своей отросшей чёлкой касаясь моего лба, словно дав мне возможность передумать и сбежать, позволив ему вернуться к работе. Переместив вес тела вперёд, перекатываюсь с пятки на носок, привстаю и, задумчиво помычав немного, с размаху ладонью хлопаю его по плечу, позволив ей тут же быстро переползти на шею и другое плечо, остановиться там и скатиться чуть ниже, обхватить за предплечье. Качнувшись ещё раз неуклюже, закрыв глаза, наугад тыкаюсь куда-то губами. Попадаю по носу.

А спать хочется всё больше и больше отчего-то. Словно усталость притаилась сзади и давит мягкими ладонями на спину.

Попытка номер два… И мои губы тюкаются в его подбородок. Не шевелится даже, а я только с третьего раза таки нахожу его губы.

​Прижимаюсь к ним своими, примериваясь, и всё так же, в полной темноте сомкнутых век, кусаю его. Кусаю, требуя открыть свой блядский рот и поцеловать меня уже, а не терпеть мои жалкие попытки это сделать.

Чувствую, как его невнятные, мной же наполовину сожранные смешки вибрируют на коже. Не мешает мне, но и помочь совершенно не пытается.

Гад. Ну и не надо.

Уже отлипаю было, делая шаг назад, и воздух вылетает из лёгких от удара о стену. Рёбра отзываются тупой болью, а я широко распахиваю глаза, чувствуя, как длинные пальцы всё мучительнее впиваются в плечи, сжимая их.

– Отпусти.

Молча оглядывает, просто гладит взглядом, да так, что скулы тут же начинает припекать. Задерживается этим взглядом на губах и… Действительно отпускает, отступая назад и вовсе потеряв ко мне всякий интерес. Возвращается к своим бумажкам. Мне же остаётся только разочарованно выдохнуть.

Вот же… Сука.

​С кровати я не встал, а едва ли не скатился на четвереньки под ехидный тонюсенький писк будильника. Он не звонит каждое утро, а пронзительно верещит, как самая дрянная сигнализация. Попробуй такое не услышать. Иногда мне даже кажется, что, не вскочи я вовремя, эта тварь подберётся ко мне на своих ломаных чёрненьких ножках и, присосавшись к башке, начнёт орать мне прямо в ухо, пока мозги не вытекут и жалкой кучкой не соберутся на подушке.

Как же я тебя ненавижу, утро! Вот всеми швабрами своей душонки. А конкретно это утро особо говенное ещё и потому, что я проснулся и обнаружил, что спал я сегодня один.

Нет, запущенной формой тугоумия и амнезии не страдаю и прекрасно помню, что спать я завалился в совершенно не гордом одиночестве, но обычно, уже по сложившейся традиции, я просыпаюсь под тяжестью навалившегося сверху тела. А тут… Доброе утро тебе, Дениска.

Шатаясь, с размаху хлопнув ладонью по широкой кнопке на будильнике, не включая свет, медленно ползу в ванну. Из-под соседней двери пробивается полоска жёлтого света. Исми, должно быть, вскочил на час раньше меня и уже давно залипает где-то в интернете, на форумах таких же фотоманьячелл, как и он сам. «Вааай, посмотрите на эти крылышки, какой свет, какая выразительность красок!» Тьфу, блин. Фрагмодрочер.

Впрочем, заебы моего младшенького братца вполне себе безобидны в сравнении с загонами старшенького.

Берусь уже за дверную ручку ванной комнаты, как останавливаюсь и, подумав немного, ковыляю дальше по коридору и, свесившись через перила вниз, разглядываю пустую тёмную гостиную. Ни Валеры, ни его бумажек.

Медленно коснувшись подбородком груди, разворачиваюсь и возвращаюсь назад к деревянной двери. Даже не позаботившись захлопнуть её, выкручиваю краны над раковиной и, наблюдая за тем, как горячий пар мутным налетом ложится на зеркало, как в коматозе, отлавливаю зубную щётку. Тюбик с пастой находится в душевой кабине. Должно быть, Исми опять утащил и забыл положить на место. Он это любит – не возвращать вещи на привычные места. Мятный гель обжигает язык, но я едва ли замечаю это, продолжая механически драить зубы.

После, прополоскав рот, перекрываю кран с горячей водой, чтобы горстями холодной заставить себя окончательно проснуться.

​Склоняюсь над раковиной, ладонями прикрывая лицо на секунду и, выпрямившись, едва ли не вскрикнув, дёргаюсь.

Да твою мать! Не смешно уже!

– Испугался? – насмешливо тянет голос, чей обладатель снова, словно чёртик из табакерки, выпрыгнул из ниоткуда.

– Да иди ты.

– А ты не боишься, что…

– Нет! – обрываю его спокойные интонации чуть ли не гневным выкриком.

– Не боишься, что действительно уйду? – хладнокровно заканчивает, и почему-то мурашки собираются где-то на шее, чтобы секундой позже панической стайкой разбежаться по позвоночнику.

Оборачиваюсь, и он шагает ко мне, перехватывая мои ладони, которыми было я хотел отпихнуть его. Перехватывает и, стиснув в полсилы, опускает вниз, наступает, оттесняя меня назад, вынуждая прижаться голой поясницей к разогревшейся раковине. Ещё ближе, и мои руки свободны, а его совершенно по-хозяйски ложатся на мои бока, медлят и скользят выше, сжимая импровизированное кольцо и стискивая меня вместе с ним. Молчит и лбом на секунду упирается в моё плечо, после, слабо дёрнувшись, ведёт носом по шее, заставляя послушно откинуться назад, позволяя ему коснуться подбородка, и снова двинуться вниз, уже прикосновениями тёплых сухих губ.

Отступивший было сон подкрадывается и, не жалея сил, обухом бьёт меня по макушке. Тут же уплываю куда-то, а ноги подгибаются, весь становлюсь каким-то мягким, оплывшим, словно растёкшимся.

Его ладони медленно, явно с удовольствием гладят спину, тёплыми пальцами лаская кожу, оставляя едва ощутимые царапины. А губы бродят где-то по ключицам, не знаю точно, вся шея горит от укусов и прикосновений шершавого языка. Зарываюсь пальцами в тёмные прядки, сминаю их в кулаке, тащу выше, вынуждая его оторваться от своего занятия.

– Пусти, я опоздаю.

Нет-нет-нет… Только не поступай со мной так же, как вчера. Не отпускай! Назло себе, не отпускай!

Он и не отпускает, не разжимает руки, только лишь, совершенно не обращая внимания на моё слабое, едва ли ощутимое сопротивление, тянется к губам, явно не желая ограничиваться надкусанной шеей. Осторожно касается, словно пробует, отстраняется и, быстро взглянув, чтобы снова спрятаться за ресницами, наконец-то набрасывается на меня.

Стискивает до боли в рёбрах, до вылетевшего последнего ничтожного глотка воздуха, до пятен перед глазами и слишком явного привкуса зубной пасты на нёбе. Не целует, скорее, ест меня, совершенно не церемонясь, совершенно не задумываясь о том, что мне, мать его, больно, что дышать нечем, а зубы слишком сильно терзают мой язык, мешая мне разорвать всё это.

И это совершенно не сладко, нет. Скорее, это просто… Вкусно.

И не разобрать даже, чего больше: горечи или странного, ни на что не похожего ЕГО привкуса.

Сжимаю тренированные предплечья, ощущая, как мышцы, напрягаясь, перекатываются под пальцами. Забираюсь под рукава футболки, чтобы коснуться горячей кожи, а не полоски тёмной ткани. Погладить её, отметить царапинами и едва ли взять себя в руки, отступить назад, чтобы стиснутыми в кулаки ладонями упереться в его грудь, разорвав поцелуй.

– Не ходи, – приказывает, нежели скорее просит, и замечаю, что не одного меня так откровенно ведёт от нахлынувшего тепла и куда более горячего тела рядом. Зрачки, окружённые алой радужкой, расширены и блестят, как стеклянные, выдавая его возбуждение. И если бы только взглядом выдавало. В бедро так же недвусмысленно упирается это «возбуждение».

И так чертовски жаль уходить сейчас, но… Ты оставил меня спать одного, скотина! Упёрся, хрен знает куда, и бросил меня. Так что… Дрочи один.

Рывком размыкаю ослабевшие было объятия и, молча протиснувшись справа, направляюсь назад в комнату, чтобы побыстрее упаковать себя во что-то более пригодное для пеших прогулок, чем пижамные штаны.

Ни слова не сказал. Только направился следом, и стоило только морально настроиться на попытку посадить меня под домашний арест, как демонстративно огибает меня, застывшего посреди комнаты с серыми джинсами в руках, и через голову стягивает футболку, явно не собираясь уделять моей недостойной персоне ещё какое-то внимание.

Выразительно фыркаю, обязательно так, чтобы он услышал. И услышал же, и лишь только на одно грёбаное мгновение его покрытая тёмными полосами спина окаменела, а пальцы сжались, сминая футболку в бесформенный ком.

Кусаю губы. Я так хочу тебя сейчас… Так чертовски сильно хочу. Хочу, как и всегда, когда мы затеваем эту идиотскую игру. Суть проста, как деревянный кубик: я не даю, а ты не берёшь. Кто сорвётся первым? Начинаем всегда негласно, с тонких, а после уже и с маленького жирафика размеров, намёков и двусмысленностей. Начинаем всегда, когда ты хочешь наказать меня, а я, доведённый до белого каления твоим отвратительным характером, желаю спустить с тебя шкуру. Начинаем, зная, что ни тебя, ни меня не хватит надолго. Вот и сейчас тоже… Даже не знаю, чего нутро требует больше: опуститься на колени или чтобы это сделал ты.

Поток гиблых рассуждений, одно из которых неминуемо привело бы к «сейчасбыстроижёстко», прерывается низкой вибрацией звонка. Мобильник валяется где-то на столе, кажется, за моим ноутбуком и, соприкасаясь с его корпусом, верещит особенно громко. Нахожу и долго вожусь, выпутывая из плотного клубка проводов, в который он невесть, как сумел заползти. А выпутав, с удивлением лицезрею незнакомый, настойчиво мерцающий номер на дисплее.

«Принять»

– Да?

– Трындец, Денис! Просто, трындец!

Облегчённо выдыхаю, узнавая громкие вопли Маркуса. От кого мой номерок перепал в его цепкие ручки, я вполне догадываюсь, да и цель самого звонка, увы, тоже не является для меня секретом. Настрой тут же скатывается в минус, а желание «поиграться со старшим братиком» словно мокрым ластиком стирает, оставляя рваные дыры на бумаге.

– Мне Кай вчера рассказал.

– Вот я и говорю, что трындец! Это… Это даже не беспредел. Это… ДЕРЬМО СОБАЧЬЕ! Вот что это!

Морщусь и чуть отвожу трубку от уха, чтобы истерические визги, на которые то и дело сбивается парень на том конце импровизированного провода, не насиловали мои барабанные перепонки.

– А местные что говорят?

– Местные только мычат, – внезапно успокоившись и переходя на сухой деловитый тон, отвечает он.

Я морщусь от своих догадок.

– Не понял.

– А что тут непонятного? Без зубов особо не почирикаешь. Три местные группировки искалечено. Это тебе не на стенах баллончиком хуи вырисовывать.

Затыкаюсь и молчу до тех пор, пока на том конце трубки не раздаётся поток смачных ругательств. И уже в конце тирады Маркус снова, словно по щелчку пальцев, успокоившись, небрежно роняет:

– Ты не думай, что дело тут в «Место». Доберутся до всех, способных пересчитать этим гадам почки, до всех, Денис.

На автомате поправляю, что считают не почки, а зубы, но он только усмехается и называет время и место сходки.

Где-то на задворках сознания мелькает мысль, что у меня есть всего час, чтобы успеть добраться до старых доков, но…

Нет уж. Хватит с меня этого дерьма и уличных разборок. Прижимают далеко не в первый раз, так почему бы не переждать снова?

​Почему нужно лезть на рожон и, как мозаику, собирать сломанные рёбра?

Но прежде, чем я успеваю вякнуть, что не собираюсь ввязываться, он отсоединяется. Вслушиваюсь в короткие, словно язвительные гудки и отдёргиваю трубку от уха, как если бы она могла обжечь меня.

– Не лезь в это, – негромко предупреждает меня голос за спиной. Негромко, но от этого металлические нотки не делают его слова просьбой или дружеским пожеланием.

– И не собирался, – передёргиваю плечами и, не оборачиваясь, скинув пижаму, рывком натягиваю на себя джинсы и первую вытянутую из шкафа футболку. Кажется, даже не свою.

– Почему я думаю, что ты врёшь?

– Ты всегда так думаешь.

– Почти всегда, – поправляет, и это «почти» заставляет меня обернуться.

Не торопясь вытягивает ремень из штанов и, расстегнув пуговицу, позволяет узким брюкам просто свалиться на пол, нагибается, цепляет их кончиками пальцев и отбрасывает на кресло.

То, что больше на нем ничего нет, не является для меня секретом. Только вот попробуй-ка убедить расшалившийся пульс, что этот урод преднамеренно сверкает своей идеальной задницей и не стоит так бурно реагировать.

Забирается под одеяло и, ловко перекатившись на живот, обнимает подушку, сгибая руку в локте.

Сука! Какая же ты сука! Тело буквально вопит и требует немедленно уложить его под это же одеяло для искоренения дикой несправедливости. Что бы оно понимало, это глупое тело!

Хватаю свой рюкзак и только злобно шиплю на его тонкую ухмылку. Сбегая вниз по лестнице, больно цепляюсь за плинтус и, только разбив мизинец, понимаю, что выбежал из комнаты босиком. Ну и чёрт с ним! Запихиваю ступни в серые кеды, даже не потрудившись завязать шнурки, хватаю куртку с вешалки и едва ли не пинком распахиваю дверь.

​На границе дна,
Там где нет тьмы,
Стою я один,
Обозревая миры.
Так много дорог,
Как морщин на руке,
Увы, я не Бог,
И нет силы в строке.
Увы, я не маг,
Воскрешать не могу,
И мой грозный кулак
Не увидеть врагу.
Я лишь человек,
И ищу своё "я",
В отражении рек
Обретая себя.

Опубликовано: 2017-02-17 14:06:15
Количество просмотров: 175

Комментарии