Мы сгораем дотла

Музыка будто живая, с каждым ударом басов она обволакивает сердце Валеры, разгоняет пульс до немыслимого темпа. Ему трудно дышать, пол уходит из-под ног, вокруг вихрь красок и оглушительный грохот музыки, какофония света и жара. Не удивительно, что это называют экстазом - его тело наполнено чистым восторгом, головокружительным исступлением, словно ничего, кроме удовольствия, он больше никогда не почувствует, и каждая клеточка его тела тянется к этому удовольствию, жаждет его. Он движется в ритме музыки, потрясающей музыки, танцует так, будто был рождён для этого, и сейчас это его жизнь, каждый удар сердца и поток кислорода в лёгкие, и если он остановится – то просто умрёт.
​
Валерка уже не помнит, где раздобыл бутылку воды, но она очень кстати – он поднимает её вверх, и, приоткрыв рот, позволяет прохладной влаге скользить по своему горлу, касаться губ, оглаживать шею словно ласковым прикосновением чутких пальцев, и улыбается, потому что это так хорошо. Он трёт горло, размазывая прохладные капли, и ведёт рукой вниз, касаясь ладонью своей обнажённой груди. Опускает голову, расслаблено, лениво, и рассматривает себя - тело блестит от пота и блесток, которыми его обсыпал Томми - о Боже, Томми, он офигенный, где же он? Самый классный человек на свете, обалденный, потрясающий. Валерка снова поднимает голову, выгибает шею, наслаждаясь лёгкой болью в напряжённых мышцах, и осматривается, выискивая Томми взглядом.
​
Но музыка неожиданно нарастает, бьёт настойчивым сумасшедшим ритмом, кричит Валере, требует помни обо мне, потому что она любит его, она часть него, и он не должен останавливаться. Его мышцы вибрируют, пульс зашкаливает, кровь грохочет в ушах, и он чувствует жар всех этих красивых тел, что окружают его, и едва ли на ком-то можно увидеть футболку, потому что все они слишком красивы и сексуальны, чтобы прятать себя под одеждой. Одним гибким и плавным движением он вытягивает руки над головой, прогибается в спине и двигается с каждым, кто прижимается к нему. Свет вокруг сходит с ума, заполняя его мир яркими вспышками голубого, розового, зелёного и слепяще-белого.
​
Он замечает кого-то прямо перед собой - очередная вспышка света на секунду выхватывает силуэт из темноты. Незнакомец кажется иным - созданием, не принадлежащим всей этой горячей, невозможно прекрасной, липкой от пота людской массе, в которой потерялся сам Валера. Он подходит ближе - высокий, широкоплечий, обнажённый по пояс, и его кожа вся расцвечена болезненно яркими вспышками цветомузыки, беснующейся вокруг них. Его тело переливается блёстками, как и у Валеры, как и у каждого здесь, и кажется, будто воздух напитан ими, и они подобно влаге оседают на коже.
​
Незнакомец прекрасен - сильный, улыбчивый, счастливый и взволнованный - он совершенно естественно и уверенно прижимается к Валере, мгновенно подстраиваясь под темп и ритм музыки, и Валерке кажется, будто он и есть сама музыка, воплотившаяся плотью и кровью, чтобы потанцевать с ним. Незнакомец опускает свои большие ладони Валере на бёдра и двигается с ним, будто единое целое, и пульс Валеры зашкаливает, горячими ударами расходясь из-под чужих ладоней, а музыка заполняет собой грудную клетку, с кровью растекается по венам, и Валерка готов поклясться, что она исходит от человека перед ним, будто у него нет своего сердца, только чистый ритм, который своей силой даёт Валере жизнь и безумие.
​
Музыка стихает, и на мгновение нет ничего, кроме лёгкой мелодии пианино, и толпа издаёт рёв, начиная подпевать словам и счастью, а человек перед ним наклоняется ближе. Его кожа идеально гладкая, и Валера трогает её подушечками пальцев, касается нижнего века, заглядывает в его такие умные и добрые глаза, полные огня, мелодии и жизни.
​
- Ты - музыка, - с широкой улыбкой говорит Валера. Глупо, ведь незнакомец и сам это знает, иначе он не был бы так красив.
​
Незнакомец только смеётся в ответ и придвигается ближе.
​
- Можешь звать меня Дэн, - говорит он, и его дыхание щекочет кожу у уха, а тепло тела будто обволакивает собой.
​
​Его руки сильнее обхватывают бёдра Валеры, а губы нежно прижимаются к шее, и в ту же секунду ударяют басы, мгновенно разгоняя пульс Валеры под себя. Он двигается с музыкой, с Дэном, покачивает бёдрами и изгибается всем телом, и следует за мелодией, опуская руки Дэну на плечи. Он касается его кожи, и ладони покалывает от того, какая она гладкая на ощупь.
​
​Дэн ведёт руками вверх, касаясь боков Валеры, и держит его крепко, и потрясающее тёплое давление его пальцев будто шёлком оглаживает кожу. А потом Дэн большими пальцами обводит его соски, и это почти божественно. Валерка вздыхает и откидывает голову, наслаждаясь, позволяя свету раскрашивать свою кожу в любые оттенки и пятна, чуть прикрывает глаза и танцует, впитывая ощущение того, как кожа Дэна скользит по его собственной.
​
Дэн проводит губами по его шее, оставляя яркий блестящий след, будто каждым своим прикосновением он превращает кожу Валеры в те самые блёстки.
​
- Ты удивительный, - шепчет Дэн, соприкасаясь с ним кончиком носа, глядя прямо ему в душу, видя его всего насквозь, каждую частичку его удивительности - Дэн видит Валеру, как никто до него. Есть только они, только краски и музыка вокруг них. - Кто ты?
​
Валерка улыбается.
​
- Валера. Я здесь. Я твой. - Он никогда не желал принадлежать кому-либо так яростно, как уже принадлежит этому великолепному музыке-свету-теплу-мужчине; он его, они повязаны мелодией, что окружает их. Он чувствует всё и хочет больше, хочет впитать в себя энергию - свою и Дэна, - пока их не разорвёт на части.
​
Валера жадно льнёт к Дэну, круговыми движениями гладит его широкую спину, а потом крепко вцепляется в плечи и притягивает его вплотную к себе. Они оба делают глубокий вдох, когда музыка снова нарастает, уходит в новый ритм, а потом синхронно выдыхают друг другу в рот.
​
Они будто едины в танце - их тела нераздельны, музыка вокруг них и у них под кожей. Губы Дэна мягкие, они легко оглаживают рот Валеры, а потом кусают, и зубы словно капкан не дают шевельнуться, уйти от нарастающего удовольствия, держат крепко. Хотя он и сам бы ни за что не отказался от этого.
​
Валерка ведёт ладонями вниз по спине Дэна до пояса сидящих низко на бёдрах джинсов, и его пальцы становятся влажными от пота. Он скользит дальше, касается кожи, потому что от неё, от Дэна невозможно оторваться, запускает руки под пояс джинсов и обхватывает его задницу, которая настолько же совершенна, как и всё остальное. Дэн так идеально целуется, и его руки повсюду - одна на бедре Валеры, притягивая его ближе, другая держит его подбородок, пальцы гладят по линии челюсти, ласкают горячее местечко, где встретились их губы.
​
Валерка переполнен страстью, как будто через всё его тело пропустили провода - от губ к плечам, и дальше, к нежному участку кожи прямо возле подмышек, - и он может кончить в любую секунду, если только Дэн того пожелает. И Валера стонет, громко и протяжно, когда Дэн вновь соединяет их губы и прижимается бёдрами к его напряжённому члену, посылая волны удовольствия по всему телу.
​
Джинсы на нём нестерпимо узкие, и сейчас он чувствует это особенно остро - и то, как его ширинка впивается в плоть, и то, как туго сейчас там, где так невозможно хорошо, но всё должно быть идеально, этот вечер должен быть идеален, рядом с Дэном, в этом сумасшедшем ритме. И Дэн знает, конечно знает, ведь он повсюду, и его руки уже на ширинке Валеры, а потом и на его собственной, и они снова вплотную друг к другу, и их джинсы расстёгнуты, и они могут касаться друг друга, тереться друг о друга, и ничто, кроме влажной ткани боксёров, которые зацепились за головку его члена и не сползли ниже, не мешает Валере чувствовать Дэна.
​
Музыка изменилась - потому что это же Дэн, потому что их танец стал сексом, превратился в нечто более тёмное, вязкое и потрясающее - теперь это непрерывно нарастающий вал, который будет поднимать их вверх до тех пор, пока они не разлетятся осколками света и ритма.
​
Валера закинул ногу на талию Дэна и широко развёл бёдра, и если бы мог, он бы отдал Дэну всё своё тело: расставил ноги, раскинул руки, вытащил сердце из груди и отдал бы Дэну, но они... они музыка сейчас, их танец не может прерваться. Ритм прижимает их бёдрами друг к другу, медленное скольжение, которое заставляет Валеру потечь, размазывая капли смазки по головке своего члена, такого твёрдого, возбуждённого, жаждущего внимания.
​
Дэн поддерживает его, крепко обнимает за пояс, и Валера упирается лбом ему в грудь, поворачивая голову набок, позволяя Дэну наклониться и целовать его шею мягкими, едва ощутимыми прикосновениями, которые будто посылают по всему телу маленькие разряды блаженства, локальные оргазмы в точках соприкосновения. Музыка нарастает, ритм взвывает грохотом ударов, Дэн притягивает Валеру ближе, ещё ближе, прижимая их друг к другу, будто желая сплавить в одно, сделать единым целым.
​
Валера ощущает каждую клеточку своего тела - боль в мышцах, когда он двигается на встречу Дэну в животном темпе, жадно прижимается к его бёдрам, трётся о него, чувствуя, как влажный член Дэна упирается ему в живот. Он чувствует удовольствие, вязкой патокой сковавшее всё тело, помнит каждую секунду этой ночи, и каждый сантиметр тела Дэна, которого коснулся он сам, и каждый сантиметр своей кожи, которого коснулся Дэн - всё это нарастает волной, несущей его куда-то вверх-вверх.
​
Он слышит это удовольствие, чувствует в нарастающем ритме и льнёт к Дэну, выгибается ему навстречу, откидываясь назад, позволяя цветному безумию ласкать свою кожу. Волна подхватывает и несёт его всё выше-выше-выше к пику наслаждения, и он срывается вниз горячими пульсирующими рывками. Дэн держит его, впитывает его удовольствие через кожу, ритм грохочет и дрожит и рвётся вверх, и Дэн срывается следом. Валера чувствует его дрожь, и пульсацию члена, прижатого к его собственному, но главное - это музыка. Валера слышит, как меняется ритм, как мелодия становится тише, размеренней, будто насытившийся зверь.
​
Валере легко, спокойно, и он чувствует себя идеально живым, и вдруг понимает, что Дэн уводит его прочь от шумного танцпола, где они, кажется, пропитали каждого своей страстью, уводит туда, где тише, меньше света и намного спокойнее, хотя музыка до сих пор скребёт где-то под кожей, разливается по телу, будто тепло Дэновых ладоней, которые ласкают его, укладывая на диванчик.
​
Он хватается за Дэна, чтобы не дать ему исчезнуть, и улыбается, услышав его смех.
​
- Не уходи, - просит он.
​
- Не уйду, - отвечает Дэн, усаживаясь рядом, такой красивый, большой, и его кожа блестит от пота, блесток и спермы, а глаза не отрываются от Валеры, словно ища чего-то. - Спасибо тебе.
​
Валерка осторожно запускает пальцы в его волосы, чувствуя их тяжесть и влагу.
​
- Кто ты?
​
- Я же музыка, помнишь? - улыбается Дэн.
​
- Я хочу увидеть тебя снова, - Валера улыбается в ответ.
​
Дэн отворачивается, устремляя взгляд на танцпол, и светомузыка рисует безумные картины на его лице, на его теле, и Валера не может прочесть выражение его лица, но чувствуя под кожей музыку, лёгкость и удовольствие, он уверен, что ничего плохого там нет. В Дэне вообще нет ничего плохого. Даже сейчас, когда его тело успокоилось, а удовольствие спряталось где-то в глубинах памяти до следующего раза опасным, но непреодолимым секретом, Валерка чувствует, будто может засветиться изнутри от одного только прикосновения Дэна. Дэн гладит его по щеке легчайшими прикосновениями, и Валера закрывает глаза, по-кошачьи подставляясь под ласку.
​
- Я же музыка, помнишь? - снова произносит Дэн. - Я буду там, где будешь ты. Просто танцуй для меня.

Позже, когда он трезвеет настолько, чтобы отыскать Томми, и, прихватив свои и его вещи, загрузить их обоих в такси и по домам, Томми говорит, что не видел ни рядом с Валерой, ни вообще в клубе никого, похожего на Дэна. Неважно. На коже Валеры ещё остались следы от прикосновений, мышцы расслаблены в послеоргазменной нирване, а его лицо будто отпечаталось на сетчатке глаза. Томми всё равно едва ли в себе, и Валерка уверен, что не придумал всё это. Не придумал себе Дэна. И когда они идут прочь от клуба, и Валера уже пришёл в себя настолько, чтобы снова мыслить здраво и разумно, он всё равно прислушивается к затихающему ритму музыки, и не слышит в нём ни намёка на прощание.
​
​Мы сгораем дотла
Ломкий пепел сквозь пальцы
Вечный пепел, как суть естества
В небе кружит упрямая мгла...
​
Птица, тень, два огромных крыла,
Что ночами решают вместиться
В Млечный путь, от угла да угла
Запах пыли. Подкожно светиться...
​
Соки пьёт и пьянеет трава
И с ухмылкой чеширских паяцев
Я живу в темноте, до утра…