Был брошен и забыт у Врат Смерти

— Ты грёбаный идиот, – шепчет Валерка. Он целует влажные приоткрытые губы Исмаэля, слизывая стекающую кровь и чувствуя её металлический привкус.

На языке солоно, и Валера перемещается выше, чтобы провести языком по солёным дорожкам на щеках Исмаэля. Лицо Валеры вымазано внутренностями брата – живот Исмаэля наживую разрезан, на нём нет кожи, и то, что было внутри, теперь валяется повсюду. Валерка с ног до головы покрыт плотью Исмаэля, его костями, его кровью. Кишки Исмаэля свободно накручены на пальцы Валеры, и он мягко сжимает их. Даже находясь так близко, Валерка видит, как лицо брата искажается в агонии, такой прекрасной, и, пользуясь вытянутым из брата вздохом, он целует его ещё глубже. Валере недостаточно. Он хочет всё. Дыхание Исмаэля, его кровь – это только начало.

Исмаэль отвечает на поцелуй – и это так неправильно, но так идеально.

— Чёрт возьми, Исми, – шепчет Валерка. На ненужное сожаление он тратит всего какой-то миг. – Не стоило тебе приходить.

По лицу Валеры текут слёзы, но это неважно. Уже много лет неважно, потому что он постоянно чувствует присутствие чего-то тёмного за спиной. Валерка давно освободился из цепей Ада – подготовленного ученика выпустили в мир, но заученный урок остался не забыт. Не забыт и страх. В любой день достаточно всего одного-единственного мига замешательства – и его снова вернут на дыбу, и тогда внутри Исмаэля будут копаться чужие руки кого-то, кому наплевать на него, кто не ценит, как замечательно он стонет. Валера не может этого допустить.

И тогда его могут упечь ещё на десятилетия, и кто знает, где потом окажется Исмаэль?

— Остановись, – голос Исмаэля слабый, осипший. Он не понимает. Валера делает вид, что не слышит. – Пожалуйста, Валерка, почему…

Рядом с Исмаэлем лежит нож, который ещё никогда не был в деле. Валера сделал его, как только Исмаэль прибыл сюда. Но для этого ещё слишком рано, он знает. Исмаэль сразу откажется от этой идеи. Время приближается, - так быстро - и Валерка знает, каково это – быть братом Русика: где один, там и второй. Из-за любви они идут на самые страшные извращения, но Исмаэль ещё не готов.

Валера убирает нож, но не отвечает. Это его сороковой год в Аду, а всё, что будет после – лишь готовая ложь, ждущая своего часа. Сорок лет – такое красивое круглое число, – и ни один ангел не приходит за ним.

-------

На десятый год Исмаэль берёт в руки нож. В этот момент Валера закрывает глаза и прикасается лбом к груди Исмаэля. Он не хочет показывать, насколько благодарен. Он забирается обратно на дыбу. Это временно – это только для Исмаэля, один единственный раз, – только так Валера может попросить прощения.

Исмаэль его не щадит.

Они так и не сравняли счёт.

— Ну, – говорит Исмаэль после. Они сидят рядом, в них не осталось ни капли крови. На них обычные джинсы, футболки и рубашки. Ну, во всяком случае, насколько это может походить на джинсы, футболки и рубашки. – Вот это и случилось.

Валерка фыркает. Почти как в старые добрые времена – хотя, по правде, не совсем, но ему нравится притворяться.

Исмаэль поднимает глаза, отворачивается от Валеры и рассматривает небо Ада. На самом деле там ничего нет, и для каждого из них оно разное. Валере интересно, видит ли Исмаэль мир таким, как видит он его сам – всё красным-красно, слышит ли ни на минуту не смолкающие крики? Спрашивать он не собирается.

— Что теперь? – бормочет Исмаэль.

— В этом-то и вопрос, – Валерка опускает взгляд. Всё равно в небе нет ничего, что он хотел бы увидеть. – Разве нет?

— Просто… Я не понимаю, – говорит Исмаэль устало. – Я искал, я всё сделал. Почему я не могу вытащить тебя отсюда? Все эти старые легенды… я знаю, это возможно. Я знаю.

— Да ладно, Исмаэль, – Валера мягко смеётся. Он притягивает его к себе, и даже если Исмаэль слабо дёргается, даже если в глазах мелькает удивление, страх или ненависть – он всё равно садится ближе. Валера целует его, кусая губу, лижет выступившую кровь. Вот это – что-то знакомое. От этого становится спокойнее. – Всё просто. Твоя защита… то, что мы чувствуем, никто не назовёт чем-то чистым.

Исмаэль снова целует его, всего на секунду перехватывая инициативу, и отодвигается. Он кладёт руку Валеры на бедро и сильно сжимает. Под ногтями выступает кровь. «Услуга за услугу», - думает Валерка и снова смеётся. Ох уж этот Исмаэль со его наглядными уроками.

— Нет, – тихо соглашается Исмаэль.

— Ты всегда был оптимистом, – говорит ему Валерка.

------

На своём двадцатом году (и на шестидесятом году Валеры) в Аду Исмаэль его сдаёт. Вот так просто – сдаёт. Кнут и цепи, и кандалы, и, наконец, отказ. Вражеские демоны целой оравой трахают его, всё как положено. Пять лет спустя Валера, хромая, возвращается, и в мыслях у него одна только месть. Он сжимает кулаки и до крови стискивает зубы.

Видя брата, Исмаэль кривит рот. В глазах у него – не радость от встречи, а навечно поселившийся, хоть и тщательно замаскированный страх. Валера, кажется, должен быть доволен, но к горлу подкатывает привычная тошнота. Спотыкаясь, он подходит к Исмаэлю и даже не удивляется, когда падает к ногам брата.

Исмаэль падает перед ним на колени, и Валера чувствует в волосах нежные сильные пальцы: его принимают назад, - и он закрывает глаза, чтобы слёзы не текли по щекам.

— Я твой должник.

— Ага, – отвечает Валерка.

— Не мог сделать это сам.

— Я так и понял.

На этом всё и заканчивается. Они больше не затрагивают эту тему.

—----

Идёт тринадцатый год Исмаэля. Они – солдаты на передовой.

По непонятной причине кучка ангелов пытается прорваться в Ад. Никто не знает, почему. День за днём, ночь за ночью Валера наблюдает за атаками и гадает, что только могло понадобиться здесь ангелам. Он видит вспышки огня, наблюдает, как ангелы уничтожают демонов и души людей всего одним прикосновением; он наблюдает за Исмаэлем, чувствуя подкатывающие слёзы, вспоминает, как тот светился изнутри, и клянется, что такого больше никогда не повторится. Интересно, эта война связана с тайной миссией Лилит на Земле? Что-то здесь не чисто.

— Может, лет десять назад, – едва слышно, заспанно говорит Исмаэль, которого разбудил странный громкий раскат, прокатившийся по глубинам Ада, – я бы побежал прямо туда. — Ну, ожидая чего-то. Может, даже помощи.

Валера не отводит взгляд от передовой – на какое-то время им удалось скрыться, но в конце концов кто-нибудь придет по их души. Заставит их содействовать. Скорее всего, это будет Палач. У него больше всего власти над Валерой, и все до единого это знают. С одной стороны - ангелы, с другой – Палач. Просто заебись.

— Но не сейчас.

Исмаэль качает головой, тянется к лицу Валеры.

— Не сейчас. Нет смысла.

— Ах, Исми, – говорит Валерка. В небе разгораются вспышки: красные, голубые, зелёные. Интересно, какое оружие используют ангелы. Интересно, смогут ли демоны его воспроизвести. – Я тронут.

Исмаэль находит пальцами лицо Валеры, и тот знает – это новое увлечение брата. Валерка не может осуждать его – это началось, как это ни странно, когда Исмаэль трахал его. Всадил по самые яйца, до срывающихся стонов, и только Богу известно, сколько демонов и изувеченных душ смотрели тогда на них. Но это война – когда есть возможность, надо её использовать. Ничего такого особенного, необычного – но когда Исмаэль довёл его до сумасшествия, Валерка, в голос выкрикивая его имя, поднял глаза, и Исмаэль задохнулся, дёрнувшись, и кончил.

— Твои глаза, – сказал он тогда, тяжело дыша Валере в плечо. И в голосе, помимо непреходящего страха, от которого Валере так и не удалось избавить Исмаэля, слышалось благоговение. – Видел бы ты свои глаза.

Когда Валера думает об этом слишком много, ему кажется, что его обманули. Он стал демоном, но должен же был быть для этого какой-то спусковой крючок, катализатор. Это не могло быть рутинной последовательностью действий: затащили вниз, пытали, а потом обернули. Так скучно. Неудивительно, что фанатики Люцифера превратили всю эту белиберду в целую религию. Им просто хотелось почувствовать себя особенными.

По крайней мере, глаза у Валеры белые. Иначе было бы очень неловко. Палач был бы очень, очень разочарован.

— Но мне следовало бы, да? – спустя мгновение спрашивает Исмаэль. Очевидно, он опять вернулся мыслями к прошлому разговору. – Выбежать туда. Чтобы мне надрали задницу. Ты уже давно уничтожил моё тело, и единственное, что у меня осталось… – он опять указывает на глаза Валеры.

Из Ада есть только два выхода, один из которых подразумевает, что когда-нибудь он вернётся обратно. И Исми, вселившись в кого-либо... Валера до сих пор не хочет даже думать об этом. Сам он никогда не вернётся на Землю, даже думать об этом не хочет. Хотя однажды, возможно, он изменит свою точку зрения.

— Может, и следовало, – сухо говорит Валера. На земле Исмаэль может натворить куда больше бед, но Валера уже давно потерял право что-то решать за него.

— Ага.

— Ты всё ещё человек, – замечает Валерка. Он не спеша обдумывает эту идею, и у него зарождается надежда. – Может, они сжалятся. Чёрт, Исми, представь, они тебя вытащат отсюда. Ты сюда не за свои заслуги попал. То есть, ты ведь не заслуживаешь…

— Ты даже понятия не имеешь, что я сделал, чтобы попасть сюда, – тихо перебивает его Исмаэль.

Валера думает о всех тех людях, которых он пытал, о каждом человеке, который оказался в его тисках. Думает о том, что их кровь засохла на его столе, их жир застыл и пожелтел, превращаясь в отвратительную массу, и приходилось отскребать его, чтобы добраться до тёмно-красных мышц. Живые души мёртвых тел, глаза которых больше не видят, пока на то его воля, и в их сознании нет ничего, кроме боли. С Исмаэлем он такого не делал – не смог заставить себя – но все остальные, они-то этого тоже не заслужили. Да, конечно, они заслужили смерть, но не это.

— Может, тебе всё равно стоит попробовать, – говорит Валерка.

Исмаэль слабо улыбается этой своей ухмылкой, которая когда-то разбивала Валере сердце. Когда у него ещё было сердце, конечно. Ему хочется дотянуться, убрать волосы Исмаэля – слишком мягкие, слишком тонкие – со всё таких же зелёных глаз.

Хочется схватить Исмаэля за плечи и сказать что угодно, лишь бы соврать, что этот страх, который залёг где-то глубоко, когда-нибудь исчезнет. Что когда-нибудь они почувствуют себя людьми, а не наживкой. Что скоро они что-нибудь придумают и снова будут счастливы.

Но вместо этого Валера толкает брата в плечо. Ни один из них не поверит в эту ложь.

— Засранец.

— Хрен.

— Мечтай.

— Что? – Валерка хмурится. – Чувак, это ж бессмыслица какая-то.

— Твоё лицо – вот это бессмыслица.

Валерка ворчит что-то, но Исмаэль улыбается, так что Валере всё равно. Исмаэль снова ложится на неровную землю и смотрит в небо. Там нет звёзд, но всполохи ангельского огня освещают его лицо. Это не кровь, но так же прекрасно. Валера проводит пальцами по лицу, притворяется, что чувствует горячую влагу на лице брата.

— Даже если они меня выпустят, – тихо говорит Исмаэль, – там не будет тебя.

В ответ Валера раздосадовано мычит. Ему нечего на это ответить. Он не говорит: «И что с того?» Он не может сказать: «Так будет лучше для тебя». Он не скажет: «Почему ты остался со мной после всего, что я сделал?» Он демон. Он по природе эгоист.

— Хотелось бы, чтобы мне было всё равно, – продолжает Исмаэль. Валерка видит, как тот пытается сморгнуть слёзы, и отворачивается, делая вид, что не замечает. – Разве это нормально, Валера? Что я мечтаю о том, чтобы хотеть оставить тебя гнить здесь? Чтобы я мог бы тебя ненавидеть? Разве… можешь ли ты простить меня за это?

— Да, Исми, – спустя какое-то время отвечает Валера. По крайней мере, он может сделать это для Исмаэля. – Всё нормально.

— Хорошо.

Исмаэль обнимает его, кладя голову ему на бедро. В конце концов он засыпает. Валера присматривает за ним.

—--

На сороковой год Исмаэль заходит туда, где они живут с Валерой – ни один не может назвать это «домом». Валерка бросает на него один лишь взгляд, и всё.

— Господи, нет, прекрати, – начинает Валерка, слишком громко смеясь. Исмаэль тут же зло хмурится. – Жёлтые глаза? Это уже слишком…

Исмаэль бьёт его, херачит прямо в челюсть.

Валера позволяет завалить себя на пол и хватается за живот, чувствуя, как у него уже начинается истерика. Но когда он протягивает руку, Исмаэль тут-как-тут. Валерка притягивает его ближе, целует веки: сначала одно, потом другое.

– Всё в порядке, Исми, – говорит он. – Мне всё равно.

И тогда Исмаэль, заразившись его безумием, тоже начинает смеяться.

— Всё равно? – недоверчиво спрашивает он. – Серьёзно, Валерка? У меня глаза жёлтые, а тебе всё равно? Лучше ничего не мог придумать? Серьёзно?

Несколько часов спустя они всё ещё лежат на земле. Они уничтожают всех демонов, что приходят за ними – с таким апгрейдом всем теперь хочется поставить Исмаэля в первые ряды в бою. Они могут никого больше не слушать. Они всё ещё смеются, и если сквозь смех они плачут, никто не хочет этого замечать.

—----

Когда пятидесятый год Исмаэля подходит к концу, один из ангелов умудряется пролезть в Ад.

Валера только мельком замечает её – она слишком быстро прячется. Очевидно, она ищет что-то, но никто не знает, что именно. Никто даже не догадывается. То, что она сталкивается с Исмаэлем и Валерой – чистой воды совпадение. Она смотрит на Валеру и достаёт свой меч, и Исмаэль встаёт между ними, защищая брата.

Не повезло, думает Валерка. С кем не бывает.

-----

Идёт шестидесятый год Исмаэля в Аду. Валерка здесь уже всю сотню.

Он стоит на крыше какого-то здания. Вчера здания здесь не было, и, скорее всего, завтра здесь его уже тоже не окажется – в Аду всё скоротечно, – но в данный момент оно как раз то, что нужно Валере. Он задумчиво наблюдает за сражением, поставив ногу на перила, тянущиеся вдоль края и положив локоть на колено. С каждым днём ангелы всё ближе и ближе. Всё больше их пробирается в Ад. Смерть, хаос, демоны мрут толпами.

Исмаэль бежит, летит, он едва успевает…

Валерка сжимает челюсти. После всего, через что они прошли, после всех страданий, они должны быть на самой верхушке пищевой цепочки. Череда неудач может закончиться прямо здесь и сейчас, а может продолжаться ещё долгое время.

Когда на долгий миг его окутывает, ослепляя, волна обжигающе горячего ветра – он не поднимает глаза. Он не двигается, потому что ему не страшно. Это всего лишь копоть и прах, запах человеческой обуглившейся плоти - знакомый состав, знакомые запахи, они успокаивают. Исмаэль появляется из вихря, кладёт руку Валере на плечо, и тот терпеливо ждёт, пока Исмаэль полностью превратится в себя, в своё прежнее тело.

— Закончил на сегодня? – наконец, спрашивает Валерка.

На руках Исмаэля нет крови, он до сих пор брезглив.

— Да, – говорит он и встаёт рядом с Валеркой, сразу переключая внимание на развернувшуюся внизу картину. – Из трёх душ получились демоны…

Валера кивает и думает: «Пушечное мясо для ангелов…»

— ...ещё несколько вот-вот сломаются. Думаю, им осталось всего несколько недель.

— Думаешь, есть сильные? – спрашивает Валерка.

— Нет, – отвечает Исмаэль твёрдо. – Всего лишь дети.

Валера смотрит на брата. Он думает: «Шестьдесят лет». Он никогда не хотел ничего подобного для Исмаэля.

— Пошли домой.

Ноздри у Исмаэля раздуваются от гнева. Но они всё равно идут.

Это единственное время, когда они предоставлены сами себе, когда они полностью притворяются. Они должны помнить. Валера прижимает Исмаэля к себе и проводит ладонью по всему телу, пытаясь вспомнить ощущение человеческой кожи. Правильно ли они всё понимают – была ли у Исмаэля настолько мягкая кожа? Так ли чувствовалось тепло его тела под пальцами Валеры?

— Мне двадцать три, – шепчет Исмаэль, задевая губами его ухо, – ты помогаешь мне. Мне больно, всё болит, потому что она только-только умерла…

— Скажи это, – настаивает Валера, как и всегда. – Её имя, Исмаэль. Это важно…

— Ева, – говорит Исмаэль всё тем же ровным голосом – это всего лишь имя. Он забыл, каково это – чувствовать его. Валера закрывает глаза и старается не горевать о потере. – Ева. Но ты рядом, – и теперь голос Исмаэля полон желания, – с тобой я счастлив.

— Ага, – говорит Валерка. С этим не поспоришь. Он мягко проводит руками вниз по спине Исмаэля, притягивает его ближе, и Исмаэль подчиняется, прижимаясь всем телом. И прямо как в воспоминании Валеры, каким бы ошибочным оно ни было, они стукаются коленями. Исмаэль бедром вжимается между ног Валеры. Лицо Исмаэля упирается ему в шею, и Исмаэль выгибается всем телом, пытаясь протолкнуться Валере под руки. - Да, ты счастлив.

— А ты постоянно смеёшься.

— Я что, вечно ржал? – возвращается в реальность Валера и приподнимает лицо Исмаэля.

— Над всякой ерундой, – Исмаэль отлипает от Валеры, и тот целует его, сладко, мягко, жадно. Исмаэль говорит ему прямо в губы:

— Как в тот раз. Там была собака, Валерка. И официантка…

Он неуверенно замолкает.

— Ага, – тихо говорит Валерка. Он и сам уже не может вспомнить. – Уверен, что собака там была.

Он тянет брата вниз на землю – их дом та ещё дыра, но с этим уже ничего не поделаешь – и укладывает Исмаэля сверху. Им двадцать три и двадцать шесть, Исмаэль счастлив с ним, и это их первый раз. «Пожалуйста, - думает Валера, - пусть у меня всё получится правильно. Пусть я запомню».

— Ты говоришь мне нет, – подсказывает Исмаэль, устраиваясь на Валере сверху. – Но когда я пытаюсь подняться, ты меня не пускаешь.

Валера перебирает пряди его волос. Ему так нравилось.

– Я помню.

— Всё так чертовски запутанно, – говорит Исмаэль и медленно начинает тереться о Валеру. Он проводит губами по подбородку Валеры, потом вниз по шее, кусает ключицу. Замирает вот так, ждёт. Валера приподнимает бёдра, тянет Исмаэля за волосы.

— Давай же, – говорит он ему.

Исмаэль прикусывает сильнее, и боль разносится по всему телу Валеры. Это почти что ничто, эта боль – они и похуже вещи делали друг с другом за все эти годы. Но тогда это было неожиданно. Невинно.

— Нам не стоит, – говорит он, потому что именно так он сказал в их первый раз.

— Да, да, – тянет Исмаэль ему в ухо, играя свою роль. Каким же он был нахальным ублюдком. – Братишка. – А потом он накрывает своим ртом рот Валеры и скользит языком внутрь.

Валерка не помнит, что он тогда чувствовал в этот момент. Он уверен, что было почти отвращение, неприятное чувство внутри, но сейчас он ничего подобного не чувствует. Исмаэль, брат, – это единственное слово, которое что-то значит, единственная любовь, которая осталась – Валера переплетает их языки, ему хочется почувствовать вкус Исмаэля, запах его дыхания.

Исмаэль ёрзает, трётся всем телом. Валерка чувствует, какой у него подтянутый живот, какие худые бёдра, какой твёрдый член. Неторопливо, медленно, даже не снимая одежды, Исмаэль доводит его до точки. Валерка держится за него, стискивая пальцами влажные волосы у него на затылке. Да, вот так – Исмаэлем пахнет везде. Он грязный после охоты, но крови на нём нет. Только Исмаэль.

Валера закрывает глаза. Делает вдох. Сейчас запах другой, но ему всё равно нравится. Всё равно это правильно. Это только сам Исмаэль.

Исмаэль скользит рукой Валере в штаны, и когда тот инстинктивно подаётся вперёд, Исмаэль смеётся ему в рот. Он дразнит, так что в ответ Валера только закатывает глаза, тоже лезет рукой Исмаэлю в джинсы – теперь смеётся он. Исмаэль разрывает поцелуй, стонет в нескольких сантиметрах от его губ.

— Давай же, Исми, – говорит Валерка, улыбаясь. – Покажи мне свой, а я тебе – свой.

Валере всегда нравилась эта часть – ему нравится, когда он впервые видит налитой член Исмаэля. Когда он, наконец, расстёгивает Исмаэлю штаны, то сначала видит влажную головку и скользит по ней пальцами, распределяя смазку, проводит ладонью, сжимает, а потом перемещает руки на бёдра, хватает брата под коленками и резко перекатывается, потому что он уже чертовски давно хочет взять у Исмаэля в рот.

Какой-то миг Валера смотрит на Исмаэля – раскрытого и раскинувшегося, с румянцем на щеках и вздымающейся грудью, – потом опускает голову.

— Нет, нет, нет, – повторяет Исмаэль, удерживая Валеру. Исмаэль говорит не по сценарию – такого никогда не было на самом деле – и вдруг отталкивает Валерку ещё до того, как тот успевает что-то возразить. Исмаэль ёрзает, разворачиваясь, начинает расстёгивать джинсы Валеры. Его член всё так же прямо у рта Валеры. «О да, - изумлённо думает тот, - «шестьдесят девять», классика».

— Вот так, – говорит Исмаэль, беря всю длину Валеры в рот.

Вокруг его члена тепло и мокро, и Валерка резко вдыхает. Инстинктивно он тянется вперёд, чувствует, как рот наполняется слюной – он чувствует запах Исмаэля, такой охрененно сильный, такой знакомый. Валерка утыкается лицом Исмаэлю в пах, ему так хочется, чтобы запах Исмаэля настолько смешался с его собственным, чтобы нельзя было различить, но даже этого недостаточно. Даже близко недостаточно. Ему нужно попробовать на вкус. Он открывает рот и проводит языком по всей длине.

Исмаэль стонет, не выпуская изо рта член Валеры, и этот звук вибрацией отдаётся в позвоночнике Валеры. Он чувствует, как глаза закатываются, но он старается придержать Исмаэля за рёбра, успокаивая. Всё ещё здесь, думает он, надеясь, что брат поймёт его. И никуда не собираюсь.

От этой мысли у Валеры воздух застревает в лёгких, сердце сжимается, всего лишь на секунду. Исмаэль не может сказать то же самое, но он этого ещё не знает. «Младший братишка», - напоминает себе Валерка. Всё именно так, именно так, как Валера выбрал: сердце разбивается сначала у старшего брата. Только у старшего брата. Он берёт член Исмаэля в рот, и в данный момент он это делает только для того, чтобы стало спокойнее.

Печальные мысли не могут длиться вечно: голова Исмаэля у него между ног, и мир кажется таким прекрасным. Валерка сосёт, когда сосёт Исмаэль, лижет, когда лижет Исмаэль. Младший брат Валеры всегда всё схватывал на лету. Вскоре они уже оба задыхаются, оба полны отчаяния. Валера сжимает задницу Исмаэля.

Исмаэль толкается бёдрами, вбиваясь членом в рот Валере, снова и снова. Он руками удерживает Валеру, а потом нарушает заданный им ритм, меняет правила игры. Валерка пытается сопротивляться, просто чтобы почувствовать, каково это, но не может вырваться – Исмаэль держит его, прижимает к себе. Исмаэль сосёт его член, никуда не торопится, и сводит Валеру с ума, но его собственный член всё также требует больше и больше.

— Чёрт возьми, Исми, – пытается сказать Валерка, но слова застревают у него в горле. Исмаэль не перестаёт толкаться. Уже достаточно, более чем достаточно – Валера шлёпает Исмаэля по заднице, жалко пытаясь дать понять, что он хочет что-то сказать, – и тут Исмаэль доводит его до грани.

Мир суживается до вспышки в глазах и горячих, тугих струй. Это и есть совершенство, даже в Аду. Валера чувствует, как рядом с его бёдрами двигается грудь Исмаэля, чувствует его тёплый смех.

Когда Валера, наконец, может открыть глаза, Исмаэль нависает над ним на четвереньках. Он близко. Между ними всего несколько дюймов, головка его члена прямо у Валеры перед лицом, и он понимает, что не может дышать: Исмаэль дрочит себе - быстро, яростно. Валерка мог бы лизнуть и почувствовать вкус – смазка капает ему на подбородок и скулы – но Валера смотрит туда, где голова Исмаэля нависает прямо над его коленями. Из-за волос лицо Исмаэля кажется тёмным, но Валерка знает, что он неотрывно смотрит в одну точку. Его жёлтые, неестественные глаза смотрят прямо Валере в лицо.

Валера не отводит взгляда. Он позволяет Исмаэлю получить то, что тот ищет. Он отдаёт Исмаэлю всё.

Исмаэль кончает Валере прямо на лицо.

Да, думает Валерка, чувствуя, как Исмаэль валится на него, он будет скучать по этому парню. Этот Исмаэль был с ним десятилетие за десятилетием, и Валера любит все воплощения его брата. Эту версию он тоже будет оплакивать.

Валера ёрзает и выворачивается, обнимая Исмаэля крепче. Он кладёт голову брата к себе на шею, ждёт, когда тот придёт к нему. Пора. Теперь они заполучили их обоих, тёпленькими, они получили своё последнее «ура».

— У меня хорошие новости, – наконец, говорит Валера. Он не уверен, как Исмаэль воспримет эту информацию, но Валера заставит принять её, сломает любое сопротивление, потому что это очень хорошая сделка; шанс, который выпадает раз в жизни. – Я заключил сделку с ангелом.

Всё происходит так, как Валера и планировал – Исмаэль кричит, возражает, дерётся, и Валера заставляет его вспомнить всю несправедливость, которая идёт в ход в Аду, всю боль, даже от лёгкого укола, которая может свести с ума даже самых преданных. «Мы сами – это всё, что у нас осталось, - говорит он Исмаэлю. - То, что мы чувствуем – единственное, что у нас могут забрать». А потом он рассказывает Исмаэлю всё остальное: он рассказывает Исмаэлю о Денисе.

— Он может сделать так, что ты всё забудешь, – умоляет Валерка. – Он может всё изменить. Ты никогда не спустишься за мной, тебя никогда не поймают. Ты никогда не потеряешься.

На лице Исмаэля написано страдание.

— Он не может помочь нам здесь.

Валера смотрит на брата. Шестьдесят лет прошло.

— Оно того стоит.

Исмаэль тянется к нему, жадно шарит пальцами по лицу и, притянув его к себе, прислоняется лбом к его лбу.

— А потом что? – шепчет он. – Я, который там, наверху – он так ничему и не научился. Он не оставит тебя здесь. И чтобы спасти тебя, чтобы сохранить тебя… знаешь, я просто сделаю что-нибудь ещё хуже.

Валера смеется, потому что всегда есть вариант хуже предыдущего, с этим не поспоришь. Он радостно хватает Исмаэля за запястья и что есть сил сжимает их, потому что ему хочется услышать, как кости скрипят друг о друга. Исмаэль ухмыляется ему в рот – уже натренированный бесполезный ответ, и любовь между ними всё такая же запретная, такая же нерушимая.

— А теперь самая лучшая часть, – говорит ему Валера, целуя так нежно, как только может, но всё равно недостаточно нежно. Он думает о Чемпионе Рая, которого ждёт Денис. Он думает о том несведущем Исмаэле, что наверху. Ему любопытно. – Я буду с тобой, Исми. Ангелы… я им нужен наверху.

—-----

Спустя несколько месяцев, когда они снова живы, когда они снова стали людьми, Исмаэль спрашивает Валеру, что тот помнит о времени, проведённом в Аду. Валера лжёт и потом лжёт снова. Однажды, где-то очень-очень далеко отсюда, Исмаэль висел на дыбе. И Валера держал его там – во всех смыслах.

Валере нужно многое возместить. Чаши весов никогда не станут ровно.

Душа моя так много лет страдает недугом неизлечимым:
Она отравлена сильнейшим ядом - горчащим ядом пустоты.
И солнца блик, и звон росы - всё призраками проплывает мимо,
В тумане, что не пропускает и отзвука померкнувшей мечты.

За окнами - стеною дождь, в его потоках захлебнулось небо,
И вспышки молний озаряют собою потемневший горизонт.
Ты не печалься обо мне, но все лекарства - только лишь плацебо,
Когда утрачена способность - сходить с ума, с грозою в унисон...