А в душе ураган и сплошная гроза

И почему в детстве мне внушали, что врать - это нехорошо?

Хорошо, очень хорошо, и от скольких проблем в жизни избавляет! Но врать я не умею совершенно. И он прекрасно об этом знает.
​
​Как знает о том, что внутренняя сторона кистей и кожа между пальцами - мои самые эрогенные зоны и что я готов на что угодно, стоит лишь прикоснуться к этим участкам. Как и о том, что если только сказать что-то непристойное - в общественном месте жарким шёпотом на ухо или громко в тишине квартиры - я смущаюсь похлеще, чем благородная высокоморальная девственница в первую брачную ночь.

- Ну что? - в голосе опасное предвкушение и лёгкая усталость: только вернулся с ночной смены. - Почему ты смотришь на меня, как нашкодивший щенок? Где накосячил?
​
Смотрит прямо в глаза, держа двумя пальцами за подбородок. Как загипнотизированный, не могу отвести взгляда.
​
- Сам признаешься, или придётся проводить допрос с пристрастием? - неторопливо, даже с ленцой, но очень пошло - настолько, что подкашиваются ноги.
​
- Я... я... - Выдавливаю из себя еле-еле, - я был в ванной, и...
​
- Трогал себя?
​
Скулы обжигает румянец, закусываю губу и киваю.
​
Вообще-то, делать это мне никто не запрещал. Не разрешалось только кончать - очередной эксперимент этого извращенца - но так тяжело удержаться, когда неделю не было секса, а организм требует своего...
​
- Ты же не посмел ослушаться прямого приказа? Ты же остановился вовремя? Или не смог?
​
Киваю ещё энергичнее.
​
- Значит, не смог, - в голосе металл, - не смог удержаться, как похотливая маленькая шлюшка. Заслужил наказание?
​
Всхлипываю и продолжаю кивать. От ужаса и предвкушения сводит живот; скулы горят так сильно, что, кажется, кожа сейчас расплавится. Член призывно дёргается, что, разумеется, не укрывается от его внимания:
​
- Вы посмотрите, он даже сейчас возбуждён! Течёт, как сучка, даже когда его собираются наказать! Иди-ка на кровать и раздевайся.

Как же я люблю, когда он такой! Нет, в жизни он тоже за главного: чуть насмешливый, властный, безгранично уверенный в себе... Но когда мы оба включаемся в игру и я целиком и полностью подчиняюсь, позволяя ему делать со мной всё, на что только способна его извращённая фантазия, это по-особенному обжигающе-остро, совершенно неправильно, о чём кричит какая-то часть разума и что возбуждает в разы сильнее, это невероятно, захватывающе, это так больно и сладко...

В жизни он может выслушать и успокоить - не без усмешки и покровительственного тона, конечно, - дать совет, поддержать, сделать так, чтобы я почувствовал себя увереннее, показать, что я нужен... Но не сейчас, когда он ведёт себя, как Хозяин, когда говорит такие грязные вещи, от которых плавится позвоночник, а конечности превращаются в желе...

Плетусь к кровати, скидываю вещи и просто бросаю их на пол. Сейчас не до этого. Подходит, не торопясь; оглаживает ноги и живот плавными движениями, наблюдает за реакцией: краснеет даже шея, а лицо, наверное, уже нежного помидорного оттенка.
​
​Непроизвольно подаюсь навстречу руке. Шлёпает меня по члену совершенно неожиданно - дёргаюсь и давлюсь стоном. Стонать нужно поменьше: он ненавидит все неискренние показушные стоны, всхлипы и крики, так что лишних звуков во избежание наказания приказано не воспроизводить, только если уж совсем не удаётся сдержаться.

- Что, я говорил тебе, будет, если ты кончишь до того, как я разрешу?
​
- Ты накажешь меня так, что я неделю не смогу сидеть.
​
- Правильно. Но ты получишь такое наказание, что будешь умолять сделать так, чтобы ты не смог сидеть. Потому что стыд - гораздо более действенное напоминание на будущее, чем выпоротая задница. На живот, - спокойно и властно. Настолько властно, что, если бы я даже решил не послушаться, тело само подчинилось бы ему, а не мне.

Быстро переворачиваюсь, развожу ноги, выставляю задницу. Ведёт по ягодицам сильно, с нажимом, царапая кожу ногтями.
​Совершенно без подготовки проталкивает в меня нечто скользкое и гладкое небольшого размера.

- Итак, проходишь вот с этим ровно сутки. Вытаскивать - нельзя, кончать - только на людях и с моего разрешения, по ходу дела моих приказов слушаться. Если ты и тут хоть чуть-чуть накосячишь - мне тебя жаль. И, кстати, чем больше раз ты попросишь вытащить эту штуку из тебя, тем хуже придётся твоей заднице. Я буду считать.

Итак, проходить с непонятной хренью внутри - не такая уж ужасающая перспектива. Интересно, что это вообще и зачем? Мысли прерывает очередной приказ:
​
- А теперь - на колени и соси.

Осторожно разворачиваю полотенце, которое он обернул вокруг бёдер после душа. Знакомый запах: мяты, хвои и чего-то мускусного. Член - крупный, с выступающими венами, который, как я точно знаю, о-очень приятно чувствовать в себе - уже полностью стоит. Послушно провожу языком по всему стволу, обвожу головку, самым кончиком толкаясь в уретру, резко всасываю наполовину и тут же выпускаю изо рта.
​
А когда-то я даже посмотреть стеснялся на его член, не то что прикоснуться... Но у меня был хороший учитель...

Беру в рот полностью, расслабляя горло. Уже сам насаживает меня, схватив за волосы на затылке. Что-то мелькает в руке - и штука в заднице, которая до этого чувствовалась, но не приносила дискомфорта, начинает вибрировать. Не сильно, но весьма ощутимо. Еложу коленями по полу, неосознанно пытаясь избавиться от распирающего давления внутри. Он вколачивается всё быстрее, наконец, кончая мне в горло. Отстраняется. Поднимаюсь на ноги; от вибрации внутри и вызванных ею приятных ощущений немного потряхивает.

Ничего не спрашивает, только усмехается, наблюдая за мной. Я стараюсь стоять ровно, не выдавая своих ощущений - но, конечно, терплю в этом полный провал.

- Тебе реферат отвезти надо было, кажется? Собирайся.
​
- Что... прямо вот так?
​
- Ты не слышал, что я тебе сказал до этого? - очень ласково. Издевается, гад.
​
- Слышал. - Гордо и независимо разворачиваюсь, краем глаза замечая, как в руке мелькает что-то похожее на крошечный пульт.

Он усмехается, и тут же вибрация в разы усиливается, так, что у меня немеют ноги. Хочется, чтобы это прекратилось, это тянущее, до боли сладкое ощущение. А ещё больше - обхватить стоящий член и быстро, отчаянно довести себя до разрядки. Очень стараюсь не вилять задницей.

Прибавляет ещё и интересуется:
​
- Всё в порядке?
​
- Да, - выдавливаю еле слышно, - а если заметят?
​
- Сделай так, чтобы не заметили, - пожимает плечами.

Черт возьми! Ну зачем именно… так?

Лучше б уж действительно сделал что-нибудь, от чего я не смог бы неделю сидеть. Это он может: содержимое большой чёрной коробки на верхней полке шкафа не раз мной рассмотрено и опробовано.

Он, как сам говорит, не практикует БДСМ по всем правилам, а просто любит развлечься. Ну да, садистские наклонности же требуют выхода! Не сказать, что я сильно этому против…

Достаю из шкафа самые обтягивающие плавки, чтобы натянуть поверх своих, самые плотные джинсы и самый длинный растянутый свитер: полная амуниция, чтобы скрыть стояк, к бою готов! Ещё бы натянуть эти самые плавки, организм-то весьма однозначно реагирует на вибрацию в анусе и ту самую коробку на верхней полке, на которую мне почему-то страшновато даже смотреть.

Первый раз с её содержимым я познакомился через неделю после начала нашей сексуальной жизни. Я и сейчас краснею от любого пошлого намёка, краснею, и ничего не могу с собой поделать. И несмотря на то, что отчаянно смущаюсь я до сих пор – хоть немного да привык. А тогда…

Я помню, отчётливо помню, как смотрел на содержимое открытой коробки так, как будто в ней лежали не вещи, а ядовитые пауки…

- Нравится? – спрашивает он насмешливо и вытаскивает наугад первый попавшийся под руку предмет: - Давай-ка сыграем в игру: я достаю игрушку, а ты пытаешься угадать её применение. Ну, ну, не бойся так, малыш. Тебе ещё предстоит опробовать каждую на себе.
​
В руке у него кожаный мячик с ремешками. Ну, тут вроде понятно, может, неделю назад я ещё был девственником, а слово «секс» произнести для меня – прямо-таки испытание (да-да, встречаются и такие, как я, совершеннейшие идиоты), но это не значит, что я не смотрю втихаря ещё с подросткового возраста порнушку.
​
- Кляп, - выдыхаю я.
​
- А ты не безнадёжен! Хорошо. Это? – связка небольших, но тяжёлых на вид шариков.
​
- Шарики?..
​
- Точнее?
​
Молчу. Подсказывает:
​
- Как думаешь, куда именно я тебе их засуну?
​
Во рту пересохло, в горле как будто свело мышцы: не могу выдавить из себя и слова. Всё потому, что в комнате светло, слишком светло – в предыдущие разы, видимо, во избежание остановки моего сердца он милостиво глушил свет. А сейчас – ярко, и я вижу отчётливо эту связку шариков, держащие её сильные руки, его самого в полупрофиль, устремлённый на меня насмешливый взгляд… Нет сейчас этой спасительной темноты, которая абстрагировала от реальности, делала происходящее похожим на очередной мокрый сон… Хотя ТАКИХ снов мне ещё не снилось, на ТАКОЕ фантазия моя способна не была…
​
Прекрасно я знаю, куда он их засунет: в задницу мне, не иначе. Только как это выговорить, если в горле от стыда такой спазм, что дышу еле-еле? Как перестать желать провалиться сквозь землю от такого, когда, воспитывавшийся родителями с о-очень строгими моральными принципами, даже дрочку в душе каждый раз считал чуть ли не преступлением?
​
- Анальные шарики, малыш. Не попробуешь угадать, зачем они нужны?
​
Стою, замерев, как выскочивший на автостраду суслик, ослеплённый огнями приближающейся машины и оцепеневший от ужаса.
​
​Только смотрю теперь не на него и не на игрушку, а в пол. От смущения и стыда за это самое, такое очевидное для него, смущение на глаза чуть ли не наворачиваются слёзы.
​
- Нет, всё-таки безнадёжен! – хрипло смеётся он, - ну ничего, посмотрим, станет ли легче говорить о предмете, если поближе с ним познакомиться. Плохо отвечал. Ставлю «два». Придётся принять соответствующие меры, так что снимай-ка штаны. И не надейся, что я выключу свет, врага - в нашем случае шарики - нужно знать в лицо!..

Нехотя натягиваю одежду, стараясь унять дрожь в ногах.

Первый раз не выдерживаю ещё дома, прошу жалобно, пока он надевает куртку:
​
- Пожалуйста, вытащи! Я не хочу ехать с этой штукой внутри!
​
- Один, – холодно начинает отсчёт. – Видишь ли, суть наказания как раз в том, чтобы заставить тебя делать то, чего ты не хочешь. Твоё и так вполне приятное, хоть и мучительное. Ты готов? Не забудь ключи.

Пока мы идём до метро, вибратор внутри работает не на очень большой скорости: вполне терпимо. Тем более, присутствие других людей значительно уменьшает возбуждение.

Ступаем на параллельные эскалаторы - он почему-то решил делать вид, что едет отдельно. Ну и ладно. Теперь эта подлая штучка вибрирует во мне неравномерно: едва ощутимая скорость сменяется прошивающей насквозь сильнейшей вибрацией, затем пара секунд передышки - и по новой. Слишком непредсказуемо для режима игрушки, скорее всего, это он забавляется пультом. Интересно, удаётся ли мне идти уверенной походкой? Заметно ли по моему выражению лица, что всё, чего бы мне хотелось - чтобы член перестал болезненно упираться в плотные слои одежды?

Заходим в разные двери одного вагона. Он садится, я прислоняюсь к дверям. Хорошо хоть додумался остаться стоять, наверняка, коснись я задницей сидения, игрушка бы чуть сдвинулась, и... Она и так задевает простату, но едва-едва, а уж тогда бы мне, наверное, до такой степени снесло крышу, что я засунул бы руку в штаны, наплевав на окружающих... О да, именно этого мне сейчас и хочется до одури: запустить руку в джинсы и облегчить свои страдания. А лучше, если бы это сделал он. А ещё лучше - чтобы он взял мой член в рот, помогая себе рукой, а пальцами другой - трахал меня, до звёздочек перед глазами надавливая на простату. Твою ж мать... Ещё чуть-чуть - и я заскулю. Нужно отвлечься, срочно, немедленно!

А вибрация, как назло, усилилась. Господи, долго я так не продержусь...

В стекле противоположной двери вижу своё отражение: взгляд лихорадочный и какой-то загнанный, щёки горят... Интересно, сколько пассажиров хоть примерно могут угадать причину такого моего вида? Вагон почти пустой; и, конечно, окружающим глубоко плевать на то, как я выгляжу. Только симпатичная молодая девчонка пару раз скользит по мне взглядом, но потом снова отворачивается.
​
​Людям, конечно, всё равно, но я старательно кашляю: пусть уж лучше думают, что я болею - вид у меня соответствующий.
​
​Даже температура поднимается, кажется... Или это просто жар? Умом я прекрасно понимаю, что пассажирам плевать, они, даже если и заметили моё болезненное состояние, думать об этом не будут. Но от этого чувства стыда меньше не становится, и мне чудится, что все только и пялятся, догадываясь, что трясёт меня от возбуждения...

Стояк причиняет уже действительно болезненное неудобство. Нужно срочно отвлечься, да. Вытаскиваю из сумки реферат - ну и что, что писал его сам и прекрасно знаю содержимое, перечитать - всё же лучше, чем представлять, в каких позах меня оттрахает мой шикарный извращенец-бойфренд.

Как же мне повезло с ним, на самом деле! Просто невероятно повезло.
​
Такие, как он... ммм... во всяком случае, не заводят отношений с такими, как я. Случайный секс ещё можно предположить, его повторение - что-то на уровне нереального везения, а то, что уверенный в себе-красивый-смелый-умный-сексуальный влюбится в дико закомплексованного ничем не выдающегося паренька - вообще больше похоже на сюжет сопливого романтичного фильма, а вовсе не на реальную жизнь.
​
​Но мне невероятно подфартило, что у него фетиш на смущение. Потому что лично мне не встречался более стеснительный человек, чем я сам. Это ненормально, это доходит до абсолютного идиотизма, это... Это его возбуждает, вот, что главное.
​
​Казалось бы - после всего, что он со мной делал, уже ничего не должно быть страшным или слишком стыдным, но я всё равно каждый раз жутко стесняюсь. И вначале смущать меня, а затем доводить до такой степени возбуждения, что в голове стираются все границы, а я готов на что угодно - любимое занятие моего парня. Как же здорово, когда твой идиотизм вызывает у любимого человека не приступ дикого смеха или порыв биться головой о стену, а желание трахнуть.

"Обожаю таких смущающихся мальчиков-зайчиков", - жарко шептал он на ухо, когда при первом же знакомстве зажал меня в туалете клуба, - "Тише, тише, не бойся так... Ну что ты там отнекиваешься, я же видел, как ты на меня пялился..." Потом был фантастический секс у него дома и такая неловкость с утра, что он, увидев мою краснющую физиономию, затащил меня в постель ещё раз. А потом были ещё разы, ещё и ещё. После которых мы гоняли чаи и разговаривали о всякой ерунде... А потом я как-то незаметно переселился к нему в квартиру.

Пялюсь в страницу с текстом расфокусированным взглядом, вспоминая самые... интересные моменты нашей совместной жизни. Невозможно думать на другие темы с таким стояком. Вибрация, которая последние минут пятнадцать была совсем слабой, неожиданно усиливается в разы, а вдогонку приходит сообщение: "Вместо того, чтобы читать, лучше бы помог выбрать, что мне сделать с тобой дома. Стек или паддл, как думаешь?" Ну ясно, не может смириться, что я отвлёкся на что-то. Невидимая рука будто скручивает внутренности. Ох... Да что угодно, главное, чтобы побыстрее!

"Хочешь кончить?". Как будто по мне, блять, не видно!
​
И ещё одно: "Тебе лучше не игнорировать мои сообщения".
​
"Сам знаешь. Но сейчас не смогу" - быстро набираю ответ.
​
"А так?".
​
Я знал, точно знал, что произойдёт, и всё же оказался не готов к прошивающей мышцы насквозь вибрации. Резко дёргаюсь, даже вскрикиваю еле слышно, кажется, - хорошо, что сейчас не станция, из-за шума поезда никто этого не услышал. Бо-оже.
​
"Пожалуйста, не так сильно" - печатаю нереально долго, потому что руки трясутся и пальцы не желают попадать по кнопкам.
​
​И не сильно надеюсь, что просьба будет выполнена.
​
"Зря, у тебя не скоро появится такая возможность" - неожиданно соглашается он, и игрушка возвращается к прежней скорости.

Поезд подъезжает к нужной станции, выхожу на трясущихся ногах. Догоняет меня у эскалатора:
​
- Ну, как самочувствие?
​
- Превосходно, - бурчу я, - Лучше не придумаешь!
​
- Ну почему же не придумаешь? - наклоняется ко мне и очень тихо шепчет: - Например, представь, что я отсасываю тебе прямо здесь, на эскалаторе. На глазах у всех. Вот эта миленькая тётенька впереди точно упала бы в обморок, придавив нас. Но тебе было бы всё равно, настолько тебе нужно было бы кончить...
​
Господи, прекрати, пожалуйста. Внутренности словно обдаёт кипятком, а по спине бегают мурашки. Хочу утечь прямо между ступеней эскалатора и провалиться дальше, под землю, а не пытаться делать вид, будто просто мой друг рассказывает что-то нейтральное и что я заинтересованно слушаю!

До универа идти всего ничего, но это расстояние даётся невероятно тяжело. Я стараюсь идти ровным шагом, но он периодически меняет режим на пару секунд, и в такие моменты приходится прикладывать просто титанические усилия, чтобы продолжать спокойно шагать.

Поднимаемся на четвёртый этаж, заходим в аудиторию, где должна начаться лекция нужного мне препода. По субботам мы не учимся, и, слава Богу, никого из одногруппников я не встретил. Не хотелось бы отвечать на неудобные вопросы о моём спутнике, а потом ещё и объяснять, почему я красный, как рак. Хоть здесь пронесло.
​
Профессор проходит мимо нас, поднимается на кафедру. Иду к нему, предварительно достав реферат из сумки. Ну, где же "внезапное" переключение скорости игрушки? Это ведь так логично: заставить меня опозориться перед преподом!
​
Подхожу к кафедре со стороны парт, глядя на профессора, открываю рот, и... Ну конечно. Ожидаемо.
​
Включается настолько сильная вибрация, что я вцепляюсь пальцами в края преподавательского стола, чтобы не упасть.
​
- Здр..ххх...гм...те - получается вместо "Здравствуйте". Вибратор выключается. Хватаю ртом воздух. - Здравствуйте, Виктор Васильевич! - успеваю выдавить я, прежде чем мой мучитель забавляется с пультом снова. Не надеясь произнести фразу о реферате, просто протягиваю папку мужчине.
​
- Что с вами? - недоумённо смотрит он.
​
- Болею! - быстро выговариваю я. - Температура, озноб. До свидания! - и спешу прочь из аудитории.

- Временами ты всё-таки перегибаешь.
​
- Что такое? - смотрит даже как-то сочувственно. - Совсем плохо?
​
- Да-а, - стону еле слышно: а вдруг жалобы сработают? - И перед преподавателем себя придурком выставил. Вот если бы ты разрешил мне вытащить...
​
- Два, - перебивает он меня. - Нет, малыш, такое не прокатит. Я вообще подумывал заставить тебя кончить прямо посреди аудитории... Хм, а может, сделать это прямо сейчас?
​
Испуганно оглядываюсь на толпу студентов в коридоре.
​
- Не хочешь? А я думал, кончить - это твоё единственное желание в данный момент. Может, вибратор плохо справляется?
​
- Хорошо справляется! Пожалуйста, только не здесь! Умоляю!
​
- Я думаю, ты можешь просить поубедительнее...
​
- Умоляю! Прошу! Я сделаю, что угодно! Всё, что захочешь! Только не позорь меня здесь, мне тут ещё учиться!
​
- На-адо же, как ты боишься стыда. А когда надрачивал себе в ванной, так не смущался? Ладно, теперь я знаю, как накажу тебя в следующий раз.

А в этот следующий раз - на людях или именно в универе? Ох, об одной мысли о публичном оргазме сердце начинает колотится быстрее от ужаса...

Он будто читает мои мысли, хмыкая:

- Будешь плохо себя вести - остаток обучения придётся сгорать от стыда перед знакомыми.

Решает совершить небольшую прогулку - длинным путём до метро. Еле иду: в штанах прямо-таки зудит, до боли упирающийся в плотную ткань член рождает уже не возбуждение, а болезненные ощущения. Скорее бы это всё закончилось, Господи...

Спускаемся на эскалаторе. Четыре часа вечера (или правильнее - дня?) субботы - откуда такой наплыв людей в подземке?

- Хочешь кончить прямо сейчас? - шепчет он мне ухо. - Пока едем - можно, в вагоне - уже нет. Это твоя последняя возможность.
​
- Нам спускаться-то всего ничего осталось... - с сомнением произношу я, для себя уже решив, что промучившись большую часть дня, уж до приезда домой потерпеть смогу. Возбуждение уже переходит границы терпимого, но страх позора всё ещё сильнее.
​
- Поверь, то, что делала эта игрушка - ничто в сравнении с её возможностями, - ухмыляется он. - Ну, как знаешь.

Вагон переполнен: плотно прижатые друг к другу люди, разгорячённые, трущиеся тела пробуждают у меня настолько болезненно-пошлые ассоциации, что я еле сдерживаю стон. В поезде кончать мне запрещено, а жаль: народу так много и все так поглощены своими мыслями, а также желанием скорее покинуть забитый до отказа вагон, что никто бы и не заметил, как я избавляюсь от мучающего весь день возбуждения, ощущая при этом самое большое в своей жизни, наверное, облегчение...

С ужасом почувствовав усиление вибрации в анусе, шагаю в поезд.

Нам удаётся протолкнуться к противоположной стороне вагона только благодаря напирающей сзади толпе. В итоге я зажат со всех сторон: спереди - запасной дверью, сзади - телом. Только одним телом, но самым горячим и желанным...

Меня трясёт. Мысли путаются, в ногах такая слабость, что при наличии свободного пространства я непременно бы упал, по всему телу - жар, руки не слушаются. Это слишком, слишком, слишком. Не знаю, почему сперма еще не выплеснулась после такого длительного возбуждения, по ощущениям её столько, что хватило бы затопить вагон. Но нет, непроизвольный оргазм меня не накрывает. А даже жаль, несмотря на то, что после нарушения приказа, а точнее нарушения наказания за нарушение приказа, меня ждало бы что-то такое, что страшно даже представить. Но желание закончить пытку перекрывает все доводы разума, так что я, наверное, уже плюнул бы на последствия, если бы стоящий сзади садист не держал мои руки.

А он потирается низом живота о мои ягодицы, дразня. Мычу что-то, не в силах сдержаться. Ведёт пальцами от колена вверх по бедру. О Боже, только бы не...
​
- Мне хватит одного касания, чтобы кончить, - еле слышно произношу я, повернув голову к нему. - Так что если мне нельзя...
​
- Нельзя, - так и не дойдя до паха, обхватывает мою ладонь и принимается поглаживать большим пальцем запястье. Мою самую эрогенную, блять, зону. - Зато видишь какой прогресс - теперь ты спокойно говоришь слово "кончить", а не мямлишь, как обычно.

Ужом выворачиваюсь в его руках. Ощущение, что он водит не по коже внутренней стороны запястья, а по оголённым нервам.
​
​Бо-оже...

Уже не просто трясёт - бьёт крупной дрожью. Прислоняюсь лбом к холодному стеклу. Господи, ну когда это закончится, Господи, когда пытка удовольствием переросла в... просто пытку? Бёдра непроизвольно дёргаются, я понимаю: ещё несколько секунд - и я кончу. Да и плевать, совершенно, лишь бы избавиться от этого жара... Но нет. Он выключает вибратор, как раз вовремя, понял, наверное, о приближающемся оргазме по моим судорожно сжавшимся - до впившихся в ладонь до крови ногтей - кулакам.

- Тише, тише, - шепчет мне в самое ухо. - Устал терпеть?

Наверное, такое поведение двух парней всё же может показаться странным окружающим. Хотя сейчас мне плевать, совершенно плевать. Но оглянувшись по сторонам, понимаю, что никто не смотрит: людям наплевать тоже.

Утвердительно мычу в ответ на его вопрос.

- Мне тоже приходилось сдерживаться вообще-то, - хмыкает он, - Зная, что рядом ты такой возбуждённый и готовый на всё...
​Насколько сильно ты хочешь получить разрядку?
​
- Я... я... очень! Я сделаю всё, что хочешь! Прошу!
​
- Я хочу, чтобы ты не смел делать вещи, которые я запрещаю. Ты усвоил урок?
​
- Да-а!
​
- А вот я думаю, что ещё нет. Только посмей спустить в штаны прямо сейчас - и ты никогда так ни о чём не будешь жалеть. Терпение, малыш. Нужно научиться терпеть.

Терпеть... Тяжеловато терпеть, когда по всему телу разгорается пламя, а член ноет так, что я согласен был бы оторвать его ко всем чертям. Я на всё, что угодно сейчас согласен, уже не стыдно и не страшно, только бы это прекратилось...

Не знаю, как мне удаётся выдержать остаток пути. Иду исключительно деревянной походкой, мысленно считая каждый шаг; "Ещё немного, ещё чуть-чуть" - повторяю про себя, как заклинание.

В лифте снова включает вибрацию, и, пока кабинка тащится на девятый этаж, прислоняюсь к стене, боясь упасть без сил.
​
​Всхлипываю, когда он прибавляет мощности; да, всхлипываю, я уже разреветься готов от коктейля ощущений, главное из которых - неудовлетворение, я готов плакать и на коленях умолять его перестать издеваться...

Гладит меня по щеке. Потому что чувствует, видимо, что я уже на грани: ласково проводит пальцами по коже, осторожно целует в губы, шепчет о том, каким хорошим послушным мальчиком я сегодня был и о том, как меня любит. И что он, конечно, не сомневается: я смогу вытерпеть наказание до конца.

Вначале, ещё до того, как он первый раз сказал о своих чувствах, я был уверен, что разговоры о любви и характер моего парня - две абсолютно не совместимые вещи. Но нет, он часто говорит мне: "Я люблю тебя" и произносит это - как и в тот первый раз - уверенно и спокойно, таким тоном, каким обычно говорят: "я обожаю чай", "Земля вертится вокруг Солнца" - как факт или прописную истину. А вот я, наоборот, не могу - слишком стесняюсь: и своей абсолютной идиотской зависимости, и того, что втрескался по уши, как пятиклассница, влип, утонул, и просто выговорить эту простую фразу. Но знал бы он, что происходит у меня внутри, когда он её произносит...

Всё-таки идеально умеет определять нужное соотношение между "пряником" и "кнутом", потому что нескольких фраз и тёплых прикосновений мне хватает, чтобы растаять, как мороженное на солнце, от нежности, растечься лужицей на полу и снова быть готовым выполнять любую прихоть этого извращенца, лишь бы только заслужить поощрение.

В квартире снова делаю ему минет: ну конечно, он, бедненький, терпел полдня (а я, подумаешь, всего лишь с позднего утра с вибрирующей штукой в заднем проходе!). Получаю возможность избавиться от вибратора, чтобы сходить в туалет и провести в ванной необходимые гигиенические процедуры. Прикосновения к возбужденному органу тёплой воды - тоже пытка. Но сразу после он затягивает на основании члена специальный ремешок, так что кончить я не смогу при всём желании - а желание есть, и ого-го какое...

Остаток вечера хожу голым; теперь стояк не упирается в одежду, но от этого не сказать, чтобы легче. В ушах шумит, меня самого немного лихорадит. Ёрзаю задницей у его коленей, пока он лежит на диване с ноутбуком; стараюсь побольше наклоняться и посексуальнее выгибаться, готовя ужин; но провокации не срабатывают. Разве что получаю шлепок по заднице, когда нагибаюсь за "случайно упавшей" вилкой практически у него под носом.

- Кому-то очень не терпится, - тянет, глядя на меня. Лучше бы игнорировал, как раньше: я голый, а он одетый и этот контраст безумно смущает, когда он смотрит в упор.

Не терпится - слабо сказано. Не терпится до такой степени, что в голове ни одной непошлой мысли. А от картинки перед глазами, на которой я захожу в туалет и, наплевав на приказ, дрочу, накатывает такое желание вкупе с адреналином, что сердце готово выпрыгнуть. Нет, конечно, я не смогу. Даже если захочу - не смогу. Привычка подчиняться держит слишком сильно.

Почти вою от облегчения, когда приказывает мне идти в кровать. Ещё чуть-чуть - и я получу желанную разрядку. Такую желанную!..
​
Срываюсь к кровати почти бегом, а он понимающе усмехается.

Интересно, от перевозбуждения можно умереть? А от недотраха? А от спермотоксикоза? По ощущениям, именно так всё для меня и закончится, пока стою на четвереньках на кровати, мелко вздрагивая под его руками, гладящими мою невероятно чувствительную после такого длительного возбуждения кожу.

- Пожа-а-алуйста... - тяну я, как в бреду, выставляя задницу ещё сильнее, - Мне та-ак нужно...
​
- Верю, - сексуальный хриплый голос ласкает мои уши, пока руки ласкают шею и мягко массируют позвонки на спине, двигаясь от одного к другому. Кожа горит под пальцами, я сам - как одна сплошная эрогенная зона.
​
- Не ёрзай так сильно.
​
Да как тут не ёрзать, когда я уже почти сошёл с ума, когда он медленно гладит ягодицы, заставляя выпячиваться навстречу ладоням, как последняя шлюха, и чуть ли не мурлыкать от удовольствия.
​
- Уже не так стесняешься своих желаний? - усмехается он. - Ух, как я развратил своего мальчика...
​
Приподнимаюсь, не в силах терпеть, тянусь к нему, за что получаю болезненный шлепок. А я уже не соображаю, что происходит. Это невыносимо.

В итоге этому извращенцу приходится привязать мои руки. От перекладины отходит довольно длинный участок верёвки, так что руки к спинке кровати не примотаны, а достают до подушки, и шевелить я ими могу, но вот дотянуться куда-либо - нет.

- Ну всё, никуда теперь не денешься, - в голосе больше насмешки, чем ласки, но вот руки действуют, наоборот, очень нежно: осторожно поглаживают анус, почти не проникая внутрь разработанного отверстия.

Ну сколько можно дразнить, Господи?..

Пальцы уже внутри, двигаются умело, нажимая на нужные точки, вырывая из груди хриплые всхлипы.
​
Член болит, болит безумно, в паху всё сводит, если бы не ремешок, пережимающий основание стояка, я бы обкончал всю кровать.

Вместо пальцев в анус проникает... нет, не желанный горячий член, а... чёрт, снова эта ненавистная игрушка! И сразу же следует хлёсткий удар по ягодице. Паддл, скорее всего. Мне так плохо, что почти не чувствую ударов. "За непослушание... за то, что просил вытащить... за твои блядские попытки поскорее дорваться до моего члена..." - что-то в этом роде доносится до меня, пока паддл продолжает опускаться на задницу. Но мне настолько нестерпимо нужно кончить, что ощущаю всё это будто издалека.

Переворачивает меня на спину, благо, длинная веревка позволяет это сделать, а ещё - чуть согнуть руки в локтях; привязывает и ноги. Гладит длинными пальцами по животу, по рёбрам, заставляя задыхаться. Встаёт, скидывает одежду, пока я захлёбываюсь слюнями в предвкушении. И вот, абсолютно голый, выключает свет, ложится рядом на свою половину кровати, и...

- Спокойной ночи.

ЧТО???

- ЧТО? - повторяю уже вслух. - Это шутка?!
​
- Надо было выпороть тебя покрепче. Опять всё мимо ушей пропускаешь! Что я утром сказал? Сутки! Сутки, а не день. Всё, не хнычь. Заслужил же. Завтра встанем пораньше, избавлю тебя от недоёба.
​
Молча таращусь, переваривая услышанное.
​
- А связан ты, чтобы не появилось искушение ещё раз нарушить указания. Желаю незабываемой ночи, солнышко! - ласково треплет по голове, мягко целует в губы влажным поцелуем, а я почти вою от ужаса. Как это ещё терпеть? Я не могу! Не могу!

Переключает что-то пультом, лежавшим на тумбочке. И тут же тело пронзает дрожь: игрушка вновь в действии.

- Разбудишь меня - наказание может затянуться, - добавляет очень строго и отворачивается к стене.

Твою ж мать.

Лежу и пытаюсь справится с паникой. Получается не очень. Игрушка в заднице посылает импульсы по всему телу; невообразимо горячо, жарко, безумно плохо и до одури хочется всё это прекратить. Но я лежу, так и лежу, долго, закусывая только губу в попытках не заскулить. Успокаиваю себя тем, что если станет по-настоящему плохо, могу разбудить его: наказание наказанием, но настоящего членовредительства он не допустит. Вибратор работает в поистине садистском режиме: довольно долго медленно, еле ощутимо, затем немного быстрее - и вспышка сильнейшей вибрации, от которой меня подбрасывает на кровати. По телу распространяется пожар. Всё пылает. Невообразимо. Невыносимо. Невозможно.

Кошусь на часы, лежащие на его тумбочке: в темноте цифры на маленьком циферблате можно разобрать, только если приподняться и выгнуться, угрожающе зависнув над сожителем и рискую свалиться, разбудить и продлить мучения. Сколько прошло? Два часа? Три? Сколько осталось до утра? Уснуть мне не удастся явно...
​
Воздух словно выбивают из лёгких: прошёл только час. И то без пары минут. Час. Опускаюсь обратно без сил. С каждой минутой состояние ухудшается. Я не могу больше терпеть: бьюсь, словно в агонии, пока из глаз брызжут слёзы; слишком больно, слишком плохо, я не могу...

Просыпается резко от моих толчков, подскакивает на кровати:
​
- Ну что ещё?!
​
- Я не могу больше! - захлёбываюсь рыданиями. - Это правда слишком! Отпусти меня!

Убьёт или не убьёт?

Сонно моргает, пытаясь сообразить, что происходит. Затем - дошло, видимо, - осторожно тянется ко мне, вытирает с глаз и щёк слёзы, шепчет что-то успокаивающее, одним движением вытаскивая вибратор.
​
- Развязать?
​
- Трахнуть!
​
Смочив член слюной, плавно входит, и тут же начинает двигаться грубо и быстро. О-о, как горячо, как остро, какое чувство заполненности... Ослабляет ремешок на моём члене, и тут же пронзает всё тело, сводит все мышцы, горячая волна прокатывается от конечностей к паху, и я кончаю, крича, вопя, срывая голос. Он ещё двигается, а я лежу; жар отступает мгновенно; ощущение, будто облили ледяным душем, так ясно становится в голове, хоть сил совсем нет. Кончает в меня, скатывается вбок, прижимается к моему всё ещё привязанному телу.

- Как ты? - спрашивает участливо, с такой заботой, что я готов плакать теперь уже от нежности.
​
Удаётся выдавить только хриплое: "Спасибо".

А он... а он проводит пятернёй от горла и до низа живота, цепляя соски, тянет руку к моему опавшему члену. Я кончил без всяких дополнительных прикосновений к нему, но после разрядки касания там неприятны - слишком чувствителен орган сейчас, практически сразу после оргазма. Нет, нет, не-е-ет!

Если бы не связанные ноги, давно бы куда-нибудь уполз. Рвался бы, кусался и царапался, но не дал пальцам мягко обводить головку - самую капельку приятно, но невозможно болезненно. А так удаётся только дёргать руками и тереться задницей о простынь.

- Что ты делаешь? Прекрати!
​
- Я? Доставляю тебе удовольствие. Ты ведь этого хотел весь день.

Господи, но он же парень, он должен знать, насколько чувствителен член после оргазма, и насколько не-нуж-ны там проникновения! Я даже не возбуждён!
​
Пытаюсь выкрутиться, увернуться, но попытки совершенно бесполезны.
​
- Ты и так кончил раньше срока - мягко усмехается он, - Будем считать это альтернативным наказанием.

С каждым плавным движением руки по члену извиваюсь на постели, но постепенно болезненно-яркие ощущения сменяются приятными и острыми. Он уже с силой надрачивает до предела возбуждённый член, иногда сжимая до боли - но что есть боль после того, что я сегодня пережил... - потирая большим пальцем головку, оттягивая другой рукой мошонку... Ещё одна обжигающая волна прокатывается по телу, грозя затопить меня всего, утащить на дно, и я растворяюсь в ощущениях, уже не замечая, как кричу - наверняка на весь дом, - как бьюсь, натягивая путы, как до крови кусаю губы любимого...

Похоже, я отключился: когда прихожу в себя, уже отвязан от кровати. В голове ни одной связной мысли, конечности не слушаются, после пережитого тело ещё сотрясает мелкая дрожь. Приобнимает меня, пытаясь заглянуть в глаза, но я только жмусь ближе, утыкаюсь носом в ключицу, всхлипываю, пытаясь перестать дрожать.

- Тише, тише, - шепчет, гладя по волосам, - Переборщил я, да? Прости, малыш. Ты молодец, такой горячий, послушный мальчик... Такой нетерпеливый... Отвести тебя в душ?
​
Протестующе мычу, крепче прижимаясь к любимому телу.
​
- Ты в порядке? Как ощущения?
​
Всё-таки заставляет повернуть голову, чтобы заглянуть в глаза.
​
- Я... Это нечто, я никогда раньше такого не чувствовал... Но это было слишком. - сонно бормочу я.
​
Укрывает нас одеялом, выдыхает мне в макушку, соблазнительно понизив голос:
​
- Тогда, может, как-нибудь повторим?
​
- Ты что, - протестую я, - я ещё неделю отходить буду!
​
- Как будто тебе кто-то позволит решать, - фыркает он самодовольно. - Не хочешь быть наказанным, малыш, - помни, что у ошибок бывают последствия.
​
​Пожелай мне удачи в пути,
Ты же знаешь, она пригодится.
Пожелай поскорей возвратиться
И в дороге мечту обрести.

Сколько боли в одном "отпустить"...
Что ты смотришь с укором во взоре?
Я клянусь: мы увидимся вскоре!
Мне ведь нужно уехать, прости.

Да, и раз уж на это пошло...
Ты не веришь, но мне тяжелее.
Разом бросить всё - это больнее,
Хоть и всем нам сейчас тяжело.

Стук колёс. Ветер. Холод. Вокзал.
Ты считаешь, не чувствую боли,
По своей уезжая я воле?!
Этот город... мне стал слишком мал.

Пожелай мне удачи в пути.
Не предательство и не измена
То, что мне так нужны перемены.
Я прошу, ну скажи мне: "Лети!"
​
​P.S. Моему любимому Садисту с глазами цвета джунглей перед закатом...