Последний визит: 2023-03-05 16:55:12
Сейчас не в сети

Опасные Любовные Игры

Витиеватый запах специй и горячего масла различается ещё на подступах к ярмарке. Ближе он мешается с цветочными ароматами духов в пёстрых флаконах, которые развозят купцы на передвижных тележках.

Орлейская деревенская ярмарка имеет мало общего с тем, что обычно называется «орлейский рынок». Тот же базарчик в Вал Руайо — аккуратные палатки с ровно выложенными товарами, салоны с приятными продавцами для тех, кто не хочет закупаться у всех на виду. Иногда там предлагают бокал красного вина, если чувствуют, что покупатель вот-вот созреет — не меньше, чем на новый спальный гарнитур или ножны, украшенные выложенными зигзагом рубинами. Учитывая их цены, это вполне весомые покупки.

Валере Русику кажется, что его выбросили в центр какого-то праздника — именно такая атмосфера захватывает поляну, где рассыпалась передвижная ярмарка.

Сколоченные домики на колёсах окрашены в красный и золотой, а деревянная резьба точь-в-точь повторяет имперский орнамент — львов с широко разинутыми пастями. Сквозь их раскачивающиеся двери то и дело снуют ребята, приносящие новые товары. Полки не должны пустовать.

За первым кольцом, как дома за городской стеной, раскладываются прилавки. На всём, на что можно выложить товар — столы, ящики, доски, наброшенные на стулья, — высятся целые города из диковинных штуковин, которые вряд ли найдёшь где-то ещё.

Они почти покинули Орлей, когда, минуя выезд у Джейдера, наткнулись на путешествующую ярмарку. Самое время — скоро близится осенний бал, все хотят приобрести что-нибудь эдакое, чтобы похвастаться перед другими; покупателей хоть отбавляй.

— Шумное место, — говорит Дэн, идущий за ним.

Он едва не спотыкается, когда мелкий сорванец, видимо, на спор, пробегает мимо и шустро проскакивает между его ног.

Его любовник качает головой, но догонять баловника не намерен. У него слишком хорошее настроение. Покидать Орлей всегда приятно — как сбрасывать липкую одежду, в которой танцевал очень долгий танец.

Валерка не уверен, что ищет что-то конкретное. Только смотрит. В таком месте он впервые, и всё кажется интересным.

Тот запах специй исходит от небольшого котелка. Грузная женщина макает в кипящее масло кусочки теста, нанизанные на крючки.

Из белой массы торчат гвоздика, душистый перец и другие пряности, которыми она щедро её осыпала. Тесто скоро желтеет, и кулинарка вывешивает его сверху, давая маслу стечь. Она продаёт свою стряпню, завёрнутую в бумагу, и зорко следит, чтобы юркающая туда-сюда шпана ничего у неё не умыкнула. Тем не менее, позади неё всё равно толпятся дети, рассчитывающие обмануть старушенцию. Изредка им достаётся длинной деревянной ложкой по лбу, но они всё равно не отходят.

Валерка собирается пройти к прилавкам, чтобы глянуть, что там за кинжалы так громко рекламирует гном с низким глубоким голосом, когда путь ему преграждает один из шутов. Выбрасывая руки в стороны, он танцует на одном месте и ловко жонглирует маленькими цветными шариками. Его лицо скрывает причудливая маска, но улыбка широкая и довольная.

Мужчина невольно хмурится: воспоминания о балу императрицы, где шуты не были столь дружелюбны, подсказывают ему, что надо быть осторожным. И вовремя — пока он смотрит небольшое представление, напарница циркача, маленькая грязная девочка, пытается увести его кошель. Валерка вовремя замечает разбойницу. Ему стоит только нависнуть над ней, дав понять, что видит, что она собирается сделать, а она уже даёт стрекача. Он усмехается и поворачивается к Дениске.

— Чувствуешь? — спрашивает он из-за его плеча.

— Что?

— Атмосфера.

Зажмурившись, Дэн взмахивает руками, будто подгоняя эту «атмосферу» к себе, и глубоко вдыхает.

Валерка щурится.

— Этого нигде нет, — объясняет его любовник. — Знаешь…

На секунды он отвлекается, глядя, как мимо проносится суетливая женщина. Кто-то опрокинул её лоток с цыплятами, и теперь ей приходится искать разбежавшуюся пернатую семейку под всеми ящиками.

— Везде насилие, убийства, смерть, — Дэн медленно ведёт плечом. Не то, чтобы ему всё это не нравится, но он явно говорит о чём-то другом. — Война. Понимаешь?

— Да.

— Ага. Но тут это всё не имеет значения. Просто бизнес, просто торговля. Тебе попытаются задвинуть шарфы за два золотых, не взирая ни на твоё происхождение, ни на веру.

— Тебе это нравится?

— Нахожу это забавным. Хочешь купим тебе шарфик?

— Ну тебя.

— Я найду дешевле двух золотых.

Валерка закатывает глаза. Он в этом не сомневается. Одно присутствие Дэна при торге обеспечивает весомую скидку.

Его любовник улыбается и трогает его за плечо.

Он иногда делает это. Показывает, что он здесь. Что он настоящий. Физический. Касается его шеи кончиками пальцев или, проходя мимо, ненароком задевает бедром. Шепча что-то, наклонялся ниже, чем-то было нужно, и вздыхает горячо, отчего волосы на затылке Дениса встают дыбом.

Это постоянное вторжение в своё личное пространство он расценивает, как заботу, неутомимое желание быть ближе. От этого он не может не чувствовать себя счастливым.

— Я кое-что вижу, — делится наблюдением Дэн.

Валерка задирает голову, пытаясь посмотреть туда же, куда и он. Впереди только шумная гутарящая толпа. Словно рой термитов на дерево, они налетают на каждую палатку и истощают её запасы.

— Небо, — поясняет он.

Наверное, оно тоже участвует в ярмарке. На нём тоже разлиты красный и золотой. Они вплетаются друг в друга где-то посередине, а снизу — непричастная полоска молочно-белого.

— Красиво.

— Тебе не нравится.

— Да брось. Как мне может не нравиться небо?

Любовник изучает его взглядом, и тому приходится пожать плечами.

— Я о другом. О ярмарке.

— И что с ней?

— Ну, — Валерка мнётся, стоит ли озвучивать свои мысли. — Эти краски.

— Да.

— Они ведь… повсюду. Всегда. Всегда с этими людьми. Неужели они не устают от них? Эти цвета не въедаются в их глаза и не… не делают весь остальной мир за пределами палаток блёклым?

— Без красок грустно.

— Тем не менее, от них легко устать.

Дэн молчит, думая над его словами. Конечно, он понимает, что тот говорит больше о себе, нежели о них.

— Ты устал?

— Немного.

— Пойдём обратно.



У себя Валерка сбрасывает сапоги и разминает ноги, прежде чем окунуть их в таз, который ему любезно приготовили служанки.

Надо было подтащить его ближе к постели, сесть, откинуться. Вода чуть тёплая — наверное, его ждали раньше, — обволакивает кожу. Уставшие ступни, наконец, получают долгожданный отдых.

Этот вечер особенно утомителен. Гостей было слишком много, и каждому пришлось уделить по полчаса жизни, чтобы выслушать все их предложения, восхищения и прочее, что они могут предоставить.

Дэн появляется тихо, но в то же время по-хозяйски. Он поднимается по ступеням, ведя рукой по перилам, останавливается сверху, осматривает комнату, как скептичный зодчий, которому предстоит много работ. Улыбается, заметив задранные брючины и голени, торчащие из таза.

— Как ты? — спрашивает любовник, опираясь о перила бедром.

Валерка закрывает глаза, надеясь выбросить из головы весь сегодняшний вечер. Эти незапланированные танцы, яркие платья, каскадом разлетающихся юбок мелькающие перед его носом, и лица, лица, лица. Почти ни с кем он не знаком, но всем нужно улыбаться, всех нужно слушать. А они говорят, говорят. Их губы беспрестанно шевелятся, из них исходит жужжание то об одном, то о другом. Им нет дела до него, но ему должно быть дело до них.

И лики меняются, маски, разноцветные, блестящие, скользят одна за другой, остаются только рты.

Он мог бы обо всём этом рассказать Дэну, но тот и без него все знает. Тому хватает только вздоха, чтобы понять, что он чувствует.

Он не задаёт лишних вопросов.

— Тебе нужно расслабиться.

— Может быть.

Его «расслабиться». Валерка задаётся вопросом, чем это будет на этот раз. Чаще это секс, реже он разминает его плечи и просто укладывает спать. Он не знает, чего хочет на этот раз. Глаза почти высохли, а в ушах белый шум. Пожалуй, он предоставит этот выбор ему.

— Ты хочешь?

Валера всегда спрашивает. Даже когда ответ ясен. Когда чувствует. Или уверен на все сто процентов. Но всё, что ему надо, это услышать.

Валерка задерживает дыхание. Вода под ним совсем остыла, а в голове всё ещё шум. Он понятия не имеет, как выбросить из неё весь цвет, всех людей. Вернуться к тому, что близко и привычно. Если это хотя бы немного поможет, он согласен.

— Да.

По позвоночнику Валеры бегут мурашки, когда Дэн обходит его и останавливается за спиной. Он может развернуться и посмотреть на него, но это не то. Знать, что он там, сзади, что это его присутствие ощущается кончиками нервов, вот это бесценно.

— У меня есть в планах кое-что.

Голос любовника такой ровный, будто он делает предложение за военным столом по поводу размещения их войск у южной границы.

— Что? — спрашивает Валерка, не разворачиваясь.

— Что-то необычное.

С тех пор, как он узнал Дэна, грани обычного для него значительно расширились. Он с трудом представляет, чем это может быть на этот раз.

— Просто разреши мне.

Мужчина нервничает. Он оставил полотенце слишком далеко от таза. Влезать чистыми ногами в грязные сапоги, как и идти мокрыми ступнями по ковру, ворс которого липнет к коже, как лапки мухи к мёду, не хочется.

Он думает, что бы предпринять. Больше не о том, как дойти. А согласиться или… или согласиться.

— А на что… — он кашляет, — на что это будет похоже?

— Ни на что.

— Ну да.

В руках зарождается дрожь. Он никогда не преувеличивает в этих делах.

Валерка шарит взглядом по комнате, пытаясь установить его на чем-нибудь и сосредоточиться. Всё уплывает.

— Хорошо.

— М?

— Разрешаю.

Валерка закрывает глаза, когда на плечах оказываются руки. В них столько силы и уверенности, что он в очередной раз хочет рухнуть под их — больше значимостью, чем весом, — к его ногам.

Он смеётся от щекотки, стоит им спуститься вниз и обхватить его за живот. Любовник вытаскивает Валерку из таза, как кусочек ткани, который нужно отжать. Его ноги в футе от пола, вода, задержавшаяся на коже, стекает на ковёр. Это так трогательно, что Дэн понял его нежелание идти пешком по грязному липкому ворсу, что хочется поскорее оказаться к нему лицом и обнять. И что-нибудь ещё, что они делают.

Потереться носом о нос, поцеловать в щёку, коснуться кончиками зубов подбородка.

Но всего этого нет.

Валерка в некоторой растерянности на ворохе подушек. Он подбирает ноги, оставляющие тёмные следы на покрывале, и садится выше, ожидая, когда любовник присоединится.

Дэн стоит у изножья, положив на него руки. Размышляя, перекидывая в голове какой-то план. Узнать бы его раньше.

Решая, что лучше начать самому, Валера касается застёжек на своём пиджаке. Отщёлкивает одну за одной, наслаждаясь тем, как внимательно следит за движениями пальцев его любовник. Лицо у него серьёзное и строгое, от этого под мышками влажнеет.

Стащив пиджак, Дениска разминает плечи. Плотная рубаха не даёт в полной мере насладиться свободой тела, и он на ощупь ищет крючки и на ней.

Отводит глаза всего на пару секунд, а любовник уже рядом.

Если и на брюках были какие-то замки, то не очень надёжные. Они не издают ни звука, раскрываясь, когда руки ложатся на бёдра и стаскивают ткань прочь. Всю, чтобы он остался внизу совсем обнажённым.

Валерка нервно прячет нижнюю губу под верхнюю, отводя взгляд. Податливая мысль, что он возбуждён больше от того, что его желают, чем от того, что успел увидеть сам, терзает его голову. Он чувствует себя слабым и беспомощным в этом порыве.

Он втягивает воздух в нос резко, как перед ударом: ладонь оказывается на его колене.

— Знаешь, что я достал? — медленно тянет Дэн, гладя его по ноге.

— Не… не думаю.

Глаз Дениса блестящий и тёмный в тени полога кровати. Он смотрит Валере в лицо, будто игнорируя то, что происходит внизу.

Ничего такого, но это слишком близко.

— Мне угадать?

— Вряд ли ты угадаешь. Хотя попробуй.

И его лицо. Хотя всё ещё серьёзно, эти черты там. Которые он любит. Морщинки на висках, носогубные складки. Бровь набегает на переносицу так, что образуется забавная полоска на коже. По ней хочется провести пальцем и прошептать: «не хмурься».

— Нет, наверное, не угадаю.

— Тебе понравится.

Голова Валеры чересчур опухла от других мыслей, чтобы сосредоточиться на одной. Этой. Там ничего нет.

Он оставляет свою рубашку расстёгнутой и укладывается на подушки. Дэн позволяет ему сделать вид, что он думает, пока он просто наслаждается.

И потом они. Три шёлковых шарфика.

— Ого. Симпатичные. Под цвет пиджака.

— Они не для того.

— А для чего?

Любовник вытягивается над телом Валеры, ловя его руки. Запястья напряжены. Ему приходится гладить кожу, прежде чем он окончательно расслабится.

Быть пойманным. Как птичка в клетке. Что-то в этом есть.

Ткань, кажущаяся почти белой в тени, но в свете лампад приобретающая оттенки морской пены, обматывается вокруг предплечий, петляет вверх, пока не стягивает обе руки вместе.

Шёлк на коже очень приятен. Его прикосновения легки, как дуновения ветра. Такая непричастность завораживает.

— Где ты их взял? — шёпотом спрашивает мужчина, позволяя зафиксировать себя у спинки кровати.

— Ну. На ярмарке я их купить не успел. Пришлось доставать там же, где и всегда.

— Через Варрика.

— Через Варрика.

Валера немного смущён от того, что гном посвящён в такие аспекты их жизни. С другой стороны, три шарфа. Вряд ли тот догадается, что можно делать с тремя шарфами.

И он понимает, что и сам не знает, зачем все три.

— А что ты…

— Тихо.

Валера инстинктивно приподнимается, когда прохладная ткань скользит по его шее, прежде чем добраться до лица.

Дэн удобно садится и задумчиво ведёт пальцем по своей губе.

— Что мне тебе завязать? Глаза или рот?

Он не отвечает. Это монолог, не требующий вмешательства.

— Конечно, глаза. Мне очень уж нравится слушать, как ты стонешь. Но никаких слов? Только одно, да?

Валера согласно моргает. Последнее, что он видит, это сосредоточенный взгляд любовника. Ткань, свёрнутая дважды, опоясывает его голову. Проходит под затылком, затягивая, но не слишком сильно, чтобы не сделать больно волосам, и не слишком слабо, чтобы не сползла.

Больше он ничего не видит.

И ему нельзя говорить.

Темнота. В ней нет цвета — только чёрное марево. В ней почти нет звука — только собственное дыхание. В ней одни ощущения.

Дениска разводит полы его рубахи, открывая грудь и живот. Прохлада осторожно касается его кожи. Слабый ветерок гуляет вокруг живота.

Нет цвета и звука, и ощущения затопляют. Все нервные окончания настораживаются, чувства обостряются.

Валерку почти подбрасывает от неожиданности, когда шёлковая лента дотрагивается до его рёбер — где ему всегда щекотно.

А потом исчезает. Всё исчезает.

Он приоткрывает рот, чтобы нарушить правила, спросить, что происходит, но подушечка пальца ложится на его нижнюю губу.

— Нет, — низко шепчет голос совсем рядом.

Он кивает. Хорошо, нет, так нет.

Он чувствует губы совсем рядом. Они как будто нависли над его и вот-вот поцелуют. Валерка доверчиво тянется вперёд, но их нет.

— Веди себя, — продолжает Дэн, но откуда-то с другого места, — правильно. Тогда и я буду играть по правилам.

Ткань снова трогает кожу. Бежит по ней невесомыми ножками.

— А иначе…

Валера замирает, как кролик перед удавом. «Иначе», ему никогда не нравилось это слово. Наказание, если он ослушается. Его страх сильнее стыда. Он всегда делает то, что он ему говорят, даже если от этого сгорает кожа.

— Я могу… — он почти уверен, что это губы касаются уголка его челюсти. Или же… или же это тоже ткань? — Могу рассказать, что будет.

Навострив уши, Валерка ждёт.

— Могу рассказать, как буду целовать тебя отсюда, — шёлк сползает по ключицам к низу живота, — и досюда. Как буду трогать, что буду делать с твоим телом. Что ты сможешь сделать с моим. Я это расскажу.

Голос становится таким тихим, что его едва уловить за собственным тяжёлым дыханием.

— И ты кончишь только от того, что слышишь.

Нет, это совсем не то. Валерка беспокойно ворочается, пытаясь понять, где он сейчас.

— Но ты ведь хочешь, чтобы я тебя касался? — ему кажется, он улыбается. — Поэтому веди себя. Хорошо.

Дэн делает вид, что он главный. Делает вид, что его всё не волнует. У него отлично получается играть.

Но Валера знает, хотя и не видит, что тому это тоже нравится. И поэтому он соглашается на всё.

Поцелуй похож на раскат грома посреди бела дня. Он мощный, неожиданный, предупреждающий.

Мужчина сдаётся под ним, ловя чужие губы и язык. Он, наверное, выглядит очень глупо. Валера пытается представить себя со стороны. Распростёртый на кровати с завязанными руками и глазами, в одной проклятой рубашке. Его ноги раскинуты, а стояк такой, будто вся кровь от тела отлила. И это его там ещё не трогали.

Любовник целует в шею, совсем недолго — не до того, когда Валерка начнёт вжимать голову в плечи, чтобы избежать этой колючей нежности.

А потом это путается — ткань, руки, рот. Они все где-то на груди, а потом ниже. И на его собственных руках тоже. Дэн вздыхает, целуя его пальцы, и опускается.

И новый раскат грома — шёлковая петля стягивает основание его члена. Крепко и неотступно. И это непонятно.

Валерка испуганно сводит ноги, вновь пытается спросить, и вновь трусливые монстры внутри заставляют его молчать. Хорошо, любовник не держит в секрете то, что делает, и понимает, что происходящее для него недоступно.

— Интересная штука — оргазм.

Пожалуй, слишком интересная, чтобы от неё отступиться.

— Многие сравнивают его с вхождением в… как это называется? Чертоги Создателя. Небесные врата. Ты понимаешь, о чём я, любимый.

Валера совершенно не понимает.

— Я так не думаю, — ткань удерживает, и внизу живота начинает тянуть. — Я бы сказал, что даже если сравнивать с Небесными вратами… Есть до — это секс. И после — это расслабление. Но оргазм…

Когда он думает об этом, ему хочется получить его немедленно.

— … это маленький порожек между до и после. Который ты преодолеваешь. Его можно перепрыгнуть, с него можно соскользнуть. Можно пойти обратно, но, в основном, когда ты ступил, назад дороги нет.

Судя по движению на постели, Дэн спускается вниз. Валерка чувствует это — его руки на своих коленях, разводят в стороны.

— И моя задача — подольше продержать тебя на этом порожке. Не дать уйти ни вперёд, ни назад.

Это были бы просто слова, если бы он не знал, что любовник исполняет обещания. Он не представляет, как это будет. Но хочет узнать.

Валера напрягается каждой мышцей, каждой клеткой тела, ожидая прикосновений. Но их нет. Он просто лежит связанный с раздвинутыми ногами и ничего. Он безбожно краснеет от волнения. Ожидание. Ожидание. И снова ни-че-го.

Мужчина двигает руками, но шёлк опоясывает их плотно. Хотя прикосновение ткани нежно, как шея прекрасной девы, крепкий узел не выпускает его запястья. Валерка взволнованно скрежещет зубами. Стоит позвать его? Или это проверка? Или стоит? Где он?

— Самое приятное, — горячее дыхание на колене похоже на благодать. Он здесь, — что только я знаю, где буду трогать тебя в следующую секунду.

Все волосы на теле встают дыбом. От холода и предвкушения.

Губы касаются внутренней стороны бедра, и Валера облегчённо выдыхает. Хорошо, что его глаз не видно. Он бы наверняка их закатил. Не то, чтобы он там был особенно чувствителен, но минуты промедления сделали каждый квадратный дюйм его тела жаждущим любого прикосновения.

Рот медленно сползает по бедру, отрываясь совсем ненадолго. Чем ближе он к цели, тем больше сжимаются его мышцы, тем больше жмурятся глаза. Наверное, любовник видит, как его пальцы стискиваются в кулаки. Это немного некомфортно.

И он снова исчезает.

Валере так нужна рука, которая заткнёт его бесстыжую варежку, издающую постыдное поскуливание от недостатка контакта.

Он чувствует, как сверху алеет от жара, а снизу дрожит от холода, и это всё полосует его, как острый нож ветхую тряпку.

Прикосновение ко второму колену — и он уверен, что сейчас повторится всё то же, что и с первой ногой. Но это всего лишь кончик шарфа, повязанного между его ног. Валера ждёт всего — прозрачных поцелуев, щекотки, ласки, чуть более трепетной, чем та, к которой он привык. Его обдает кипятком, когда рот накрывает его член, полностью вовлекая в свои тёплые мокрые объятия.

Глотка Дэна такая глубокая, что, погружаясь в неё, Валерка на миг теряется. Кончик носа касается узелка шарфа, обвязанного вокруг самого основания.

Это всего лишь несколько движений, и он отпускает.

Насторожившись, Валера слышит, как влажно размыкаются губы любовника, но касаний нет, и он предполагает, что тот облизывает свои пальцы.

Он покорно разводит бёдра ещё шире, чтобы облегчить вторжение, но и его нет. Ничего нет.

Он приподнимает голову, будто может видеть и озираться, но потом кладёт её обратно на подушки.

Валера мог бы испытывать раздражение. Или злость. Или похоть, не находящую удовлетворения. Но он только дышит и ждёт.

— Ты бы видел себя сейчас.

От голоса Дэна приходит облегчение, но ненадолго.

— Такой… ждущий. Не знающий, что происходит. И возбуждённый. Распластанный. Ты думаешь о чём-нибудь? О чём-нибудь, кроме меня?

Валерка действительно ни о чём не думает. Только о том, где в следующий момент будут его губы и рука.

Он не помнит гостей, не помнит цветов, не помнит их слов. Это прекрасно.

Ощутив движение на постели, он снова напрягается. Уже автоматически.

— Это всё моё, — шепчет любовник ему на ухо.

Он так близко, сверху. И в то же время внизу.

Валерка мычит, ловя воздух носом, когда пальцы проникают в него. По очереди, медленно до недопустимого. Тут лучше не торопиться.

Он догадывается, что это левая рука, потому что правой тот упирается в матрац рядом с ним, и пальцев в итоге всего два, но мужчина всё равно запрокидывает голову и мычит.

— Если бы я мог, я бы съел тебя целиком.

Шёлк на запястьях впивается в кожу, когда его тело против воли выгибается.

Пальцы внутри, а рот возвращается к члену.

Он потерян и разбит. Всё до этого напоминало медленное карабканье на гору, а теперь они будто понеслись галопом. И быстрее, и жарче, и теснее. И вершина брезжит впереди заплутавшим огоньком. И Валерка готов шептать любые слова, готов кричать, лишь бы не сбиться с курса, но всё, что ему позволено — бессвязный стон и мычание, как подавленное чувство.

И это почти финиш, когда губы и язык исчезают, а ткань внезапно так плотно сжимает, мешая оттоку крови. Валерка скулит от невозможности кончить.

Фитиль подожжён, и огонь пробежался по всем нитям, из которых он сплетён, но за мгновение до того, как достичь взрывчатки, он тухнет.

Валерка мечется на месте, пытаясь понять, что происходит, но не происходит ничего.

Его член кажется камнем, привязанным к телу, от которого не избавиться, а пульс в нём забирает всю его кровь и мысли.

— Пожалуйста. Дай мне…

— Молчи.

— Дэн…

На второй зов тот уже не отвечает. Валеру посещает жуткая мысль, что он может бросить его вот таким, в секунде до конца. Не там и не там.

Но это только мысль.

— Тебе нужно научиться терпению, — наставительно говорит любовник откуда-то сверху.

Его пальцы осторожно касаются члена Валеры, но тот не может понять, что они там делают. А, точно. Развязывают.

— Это хорошее качество, — продолжает он. — Полезное.

Мужчина в смятении — шёлковая ткань проскальзывает под его затылком, обнимает шею. Он не может придумать ни единственного хорошего исхода при таких обстоятельствах.

Пальцы всё ещё сжимаются в кулаки, а нервный пот прошибает его всего. Что. Что здесь происходит.

— Ты мне доверяешь, — Дэн вновь сверху, вновь говорит прямо в его губы, — поэтому позволишь сделать с собой это. Но если это слишком, скажи нет.

Валера понятия не имеет, что слишком, что нет. Его шею просто опутывают шёлковые мягкие узы, и он не знает, куда это его приведёт. И возбуждение ли это в его крови, или действительно доверие, вкладывающее его сердце и душу в чужие руки, но он сдаётся. И молчит.

— Я знал.

На этот раз он, наконец, не мучает его. Касается. Касается по-настоящему. Ключиц, груди, пупка, ног. Не отпускает его, ни на мгновение не разрывая контакт.

Снова втягивает его в рот, снова проникает внутрь него. А вторая рука на груди, около сердца. Или около шарфа. Где-то там.

Давление сильное-сильное, а скорость медленная-медленная. Это невыносимо.

Валера хочет попросить ускориться, промычать, простонать, хоть как-нибудь. Ещё. Быстрее. Ну быстрее же. Он уже пал достаточно низко.

Шарф на шее — ловушка, сжимает сильнее. Рука на груди двигается, пальцы ловят конец капкана и тянут, пока не становится совсем тесно, и дыхание не перекрывается. На секунды, не больше, но и этой паузы хватает, чтобы Валера распахнул рот и грыз воздух, стремясь отхватить побольше.

Он бы вырвался, ушёл, а, вероятнее, убежал бы отсюда, если бы это было в первый раз. Но прикосновение рук любовника на шее, иногда сжимающих его перед самым концом, делая последние моменты слаще, зарождает в нём мысль, что и на этот раз это будет особенно.

Вот только сейчас он ничего не видит и почти не слышит. А без воздуха совсем обезоружен.

Его часто стремились убить, найти зазор в броне души и тела. Ни у кого бы не вышло лучше, чем у Дэна. Он ведь сам предоставил ему всё нужное. Раскрытый, растянутый, размазанный. Валерка позволяет любовнику решать, когда ему дышать, а когда нет.

И это. Это та грань. Тот порожек, на котором он замирает вместе с воздухом в своей глотке.

Дурман тьмы сползает с повязки в голову и душит, как шёлковые петли на горле.

Он несколько раз так близко к финалу, что уже чувствует это покалывание в коленях, но оно успешно сбегает, оставляя его ни с чем.

Воздуха так мало, что, когда он перекрывается окончательно, мужчина лишь жмурится с облегчением. Всё. Эту борьбу можно закончить. Его уже не существует. Нет красок, и нет звука, и собственное дыхание не затмевает разум. Только ритм крови. Только удовольствие.

Валера хрипит, вжимается затылком в подушки, дёргаясь в блаженной судороге. Его сердце останавливается на мгновения.

Он чувствует, как сперма покидает его толчками, весь её путь из себя. И как сжимаются стенки горла Дэна вокруг него, и он так глубоко, что тому даже не нужно глотать.

Отходит он долго. Дольше, чем обычно. Любовник приходится подождать некоторое время, прежде чем он может вытащить из него пальцы и отпустить.

Вновь возвращенный воздух сладок, как душистое вино, и пьётся ничуть не хуже. А прохлада, что казалась неуютной, только ласкает его разгорячённую кожу.

Дэн не даёт ей стать холодом. Он развязывает ленты по очереди — руки, шея, глаза, — и ложится рядом.

И всё возвращается.

Валера подслеповато смотрит в потолок, сложив ладони на груди, и дышит. Рубаха промокла от пота, а бёдра непослушно дрыгаются.

Он не знает, что следует сказать. Что это было… замечательно? Или предложить ему что-нибудь взамен? Вряд ли он сможет что-нибудь такое. Как никогда он сетует на то, что его фантазии в этом плане немного.

Перевернувшись на бок, он прижимается к Дэну рядом и обнимает его за живот.

— Я никакой, — бормочет мужчина ему в грудь и чувствует себя невероятно слабым.

Рука убирает его волосы со лба. Он понимает.

— Хочешь попить? — любовник приподнимает голову с подушки, выискивая на прикроватном столике графин с водой.

— Не хочу, чтобы ты двигался.

— Ладно.

Валера вздыхает и жмётся теснее. Пусть он не может связать его шарфами, он может связать его собой.

Шёлковые ленты в их ногах лежат непристойным воспоминанием. Он думает, что теперь никогда не сможет смотреть на шёлк, как раньше.

Иногда стоит отказаться от чего-то привычного, чтобы — соскучиться — понять, насколько оно великолепно. Цвет, воздух, Дэн.

Он это ценит.

Чёрное небо, меж туч – серебро луны.
Близится полночь, и стрелки почти слились.
Длинные тени стекают по стенам вниз.
Знаешь, мне больше не снятся цветные сны...

Прожитой жизни не выбелить всех страниц.
В воздухе – тяжесть несказанных горьких слов.
Чёрные лилии на серебре шелков.
Веришь? – я вечность не слышал пенья птиц…

От тишины безупречной по телу – дрожь.
Словно в насмешку, узоры рисует мгла
Чёрными каплями на серебре стекла.
Помнишь, когда-то мы просто любили дождь?..

Опубликовано: 2017-01-19 20:19:11
Количество просмотров: 215

Комментарии