Последний визит: 2023-03-05 16:55:12
Сейчас не в сети

Однажды ночью в дом вошёл к тебе

- Дэн? Дэн, стой! Сколько можно, блять!

Надо бы придать лицу спокойное выражение, прежде чем поворачиваться, только это всё равно бессмысленно. Почти все говорят, что я, как открытая книга: по глазам можно прочитать всё, что происходит в душе. Когда-то ему безумно нравилось это во мне...

- Стой!

Разворачиваюсь, почти не дыша. Во всём виноват этот ёбанный лифт. Если бы он не сломался, мне не пришлось бы подниматься пешком мимо его квартиры. Хотя тогда бы он принялся ломиться прямо ко мне домой, как неделю назад. А это, пожалуй, даже хуже...

- Что? - стараюсь произнести спокойно, хотя уже понимаю причину ярости соседа снизу. Мысленно прокручиваю в голове свои действия до выхода из дома. Чёрт, кажется, действительно забыл...

- Третий раз за месяц, мать твою! Третий! Где ты шляешься, пока у меня с потолка Ниагара хлещет?!

- Твоё какое дело?

- Какое?! Какое?! Почему после твоего ремонта я должен делать его у себя?! Теперь ещё и обои испорчены к хуям! Четыре часа вода лилась, я из дома не мог выйти!

- Кажется, я забыл перекрыть воду, прости...

- Забыл! Забыл он! Только попробуй ещё раз забыть! Только попробуй, блять, ещё хоть раз меня затопить! Я тебя, нахуй, выебу, склерозник!

Тут же сдувается, осознавая, что именно произнёс. Это "выебу" отдаётся желанием и мучительной болью у меня внутри.

- У тебя же есть ключи, - равнодушно пожимаю плечами, не поднимая взгляда. - Открыл бы да перекрыл Ниагару.

- Нету, - тон остаётся мрачным, но ярость уходит. - Я их ещё давно выкинул.

- Прости. Я больше не забуду, честное слово.

Позволяю себе поднять на него взгляд, и это большая ошибка. Очень большая. Вот прямо гигантская. Горящий взгляд светло-синих глаз привычно лишает воли и способности здраво мыслить. Таким склонным к подчинению, как я, слишком опасно смотреть в глаза властным и самоуверенным людям.

- Очень на это надеюсь, - подводит итог не терпящим возражений тоном, разворачивается и хлопает дверью квартиры.

Поднимаюсь к себе на ватных ногах. Весь пол залит водой, настоящий потоп. Она уже перестала течь, но по коридору теперь можно поплавать, как по бассейну-лягушатнику.

На то, чтобы устранить последствия своей забывчивости, у меня уходит почти три часа. Пока орудую тряпками и вёдрами, мне совершенно не до размышлений, к большому счастью. Всегда, когда руки заняты, мне удаётся не позволять себе думать и вспоминать.

Постоянно быть занятым - вот секрет, благодаря которому я не сошёл с ума. Или сошёл? Год прошёл, а у меня на рабочем столе его фотография. Год прошёл, а меня при каждой встрече будто оглушает. Даже дышать потом больно.

Вообще за последний год мы виделись только в этом месяце. Первый раз, когда я делал ремонт и впервые затопил его, спустя две недели - второй, и вот сегодня - третий. После того, как мы расстались, я поднимаюсь на свой четвёртый этаж исключительно на лифте, дабы случайно не встретиться с бывшим, а он всё так же ходит пешком. Хорошо ещё, что мы не сталкиваемся на улице или в подъезде, раз уж меня так ломает после каждой встречи. Только если поднимаюсь к себе с очередным любовником, что бывает нечасто, мы делаем это пешком, в обнимочку; я стараюсь погромче стонать в районе третьего этажа и обязательно засасываю его напротив знакомой квартиры. Ну а вдруг бывший в этот момент увидит?

Сам он показухи не устраивает, и это доказательство того, что ему плевать. Когда человеку действительно всё равно, он не будет устраивать демонстраций и пытаться показать, как ему всё равно. Плевать - оно плевать и есть.

Заканчиваю уборку и перекрываю воду. Два месяца назад затеял ремонт, чтобы отвлечься, и не знаю уж, что сделали не так при установке новой сантехники, но теперь вода из трубы в стене ванной под напором может начать хлестать в любой момент. Оба мастера, которых я вызывал по отдельности, сказали, что проблема в старой трубе и, чтобы её устранить, нужно снимать всю сантехнику снова и выламывать часть стены. Поэтому воду приходится перекрывать на ночь и при выходе из дома, о чём я вспоминаю не всегда...

Поясницу ломит. Устало опускаюсь на диван. Раз уж мы пересеклись сегодня, наверно, можно позволить себе повспоминать знакомые черты лица, фигуру, голос, - хуже уже не будет.

Как он сказал? "Ещё раз - и выебу"? Вы-е-бу.

Да, он, бывало, прижимал меня к стене в порыве ярости и угрожающе шептал на ухо: "Вернёмся домой - я так тебя выебу, что сидеть не сможешь!". И это ни капли не было преувеличением. Иногда вместо "выебу" звучало "выпорю" или "накажу".

Я точно знаю, где у человека находится душа. Прямо под диафрагмой, совсем недалеко от сердца. Именно там скручивается в спирали мучительная боль от воспоминаний, пока рука прямо через штаны тянется к члену.

Меня всегда заводило БДСМ-порно, всякие там приспособления, шлёпалки, плети, наручники и фиксаторы, наказания, порки...

Одно дело - заводиться при просмотре, другое - попробовать на себе. Последнего я не хотел никогда - вот честно, ни разу не возникало желания поучаствовать в подобном, я просто наслаждался многочисленными скачанными роликами со стороны и кончал от подобного зрелища ярче. А потом в моей жизни появился Русик, молодой (двадцать три, младше меня на полгода) привлекательный сосед снизу с невероятно сексуальным голосом - да и всем остальным, что уж там, - властным взглядом и шикарным телом, с которым я столкнулся у подъезда, когда он перевозил вещи, и с которым у нас легко и быстро закрутился роман.

Я ничего не знал о его сексуальных предпочтениях - кроме увлечения совместным просмотром порно: секс, причём отличный, у нас тогда был всего несколько раз, также как и такие "киносеансы". В тот раз он, устроившись рядом со мной на диване, включил на большой плазме не что иное, как очень качественно снятый ролик с элементами доминирования, связывания и лёгкой порки.

- Ты не против такой... ммм... тематики? - ненавязчиво спросил он, поглаживая меня по пояснице.

Никогда до нашего знакомства я не думал, что совместный просмотр сексуальных сцен с другими людьми может вызывать такое неконтролируемое желание.

- Нет... - ответил я, выгибаясь под его прикосновениями. - А ты... увлекаешься таким?

- Ммм, да ты завёлся гораздо сильнее, чем в прошлый раз, - руки Русика вовсю хозяйничали у меня в штанах, а губы посасывали мочку уха, посылая новые разряды возбуждения по всему телу.

- Ну да, мне всегда нравилось смотреть такое, - признался я.

- А тебе хотелось бы попробовать подобное самому?

- Никогда не думал об этом... Наверное, нет...

Впрочем, Русику довольно быстро удалось убедить меня в обратном. Меня вообще не так уж сложно переубедить в чём-либо. И то, что я всегда называл в себе "слабохарактерностью" из уст Русика звучало гораздо лучше: "склонность к подчинению".

Я довольно быстро втянулся в БДСМ-тематику: у моего парня был неплохой опыт и явные способности подчинять волю одним словом или взглядом, что, зная его характер, было совсем неудивительным. После нашего расставания с другими я практиковал только обычный секс, и ничего больше мне и не хотелось.

Но в такие моменты, как сейчас, пока ладонь скользит по напряжённому стволу, память услужливо подкидывает воспоминания, как я истекал слюнями от желания, только слушая его приказы и как приятно было получать наказание от любимого человека, полностью открываться ему, доверять...

Жаркая волна поднимается от кончиков пальцев к паху и накрывает с головой, а потом тут же откатывается, оставляя после себя, словно мокрый песок, мерзкую вязкую пустоту.

Ничего, ничего. Это всё потому, что мы случайно встретились. Рана потревожена; поболит - и затянется снова. Надо бы удалить его фотографии. Не сейчас, пока что просто не поднимется рука, чуть позже, когда станет легче. А лучше - переехать. Почему в голову пришла идея о ремонте, а о переезде - нет?

Впасть бы в спячку, пока не утихнет боль. Почему не изобрели обезболивающее для души? Не такое, как алкоголь, наркотики и секс, они дарят лишь временное облегчение, а чтобы р-раз - ... И навсегда.

Где-то в серванте должна стоять бутылка коньяка. Мне никогда особенно не помогал алкоголь, но... Временное решение проблемы - всё равно решение проблемы. Напиться с горя, что ли, забыться хоть ненадолго?

Первая стопка жжёт горло. Как и вторая. И третья. Эффект чувствуется только после четвёртой. В желудке мигом теплеет, а в голове немного проясняется. После пятой мне кажется, что жизнь - не такая уж дерьмовая штука. А после седьмой появляется желание удавиться.

Вдвойне больнее и обиднее, что во всём виноват я сам. Я и моя патологическая ревность. У Русика было полное право меня бросить. Любой бы не выдержал.

Холодная поверхность пола приятно остужает горящую щёку. Когда это я оказался лежащим на полу? Плевать.

Он никогда не давал мне повода для ревности, ни малейшего. Господи, зачем ты сделал меня таким идиотом? Таким безмозглым собственником, не способным контролировать эмоции, даже понимая, что перехожу все границы?

В его компании, молодой и шумной, никто не знал о наших отношениях. Я ревновал его ко всем без исключения друзьям, прекрасно осознавая, что натуралам мой парень в качестве парня не интересен от слова "совсем". Бесился и ничего не мог с собой поделать.

А уж когда в этой компании появился гей...

Слишком больно вспоминать.

Коньяк уже давно не обжигает горло и пьётся, как чай, даже с горла.

Больно... Когда я просто видел их стоящими рядом, то чувствовал прямо физическую боль. Нет, я не истерил каждый раз, но всё же не мог держать чувства под контролем, и недовольство так или иначе выходило наружу: я обижался, раздражался, злился, иногда устраивал скандалы на пустом месте...

В конце концов Русик ушёл.

Он из тех людей со стальными нервами, которые терпят долго-долго, а потом уходят раз и навсегда, ставят точку, сжигают мосты, и их уже не получится вернуть, даже если им самим хочется вернуться.

Глоток, ещё и ещё. Когда уже наступит забвение, когда сожаление и тоска перестанут раздирать душу на части?

Только при попытке встать на ноги понимаю, насколько пьян. Мир угрожающе качается, и я прямо на четвереньках ползу в туалет.

Просто по естественной нужде, рвотные позывы настигнут потом. Русик, мой Русик... Всё бы отдал, чтобы он снова был рядом.

В ванной после неудачной попытки вымыть руки меня, лежащего на полу, скручивает острый приступ боли, и не понять, где она: в желудке от выпитого или это кровоточит разбитое сердце?

Надо бы подняться и умыться.

Не надо было убирать воду в коридоре, сейчас можно было бы наклониться и напиться прямо с пола. И поплавать в прохладной воде. Хочу купаться. Я так давно не был на море...

Медленно, с самых глубин вновь поднимается отвращение к себе. Ничтожество. Червяк. Ничего не достоин, а взаимной любви - уж тем более.

Хорошо было бы умереть прямо здесь, на холодном полу.

Интересно, Русик бы жалел о моей смерти?

Ползу в коридор. Еле-еле перемещаюсь к входной двери и открываю щеколду непослушными руками. А то если я умру, как он войдёт, раз выкинул ключи? Дорога назад занимает ещё больше времени.

Острый спазм в желудке скручивает меня прямо над ванной, и после этого умирать я почему-то передумываю.

Как он сказал: "Ещё раз - и выебу"? Может, правда выебет?

Раковина заткнута пробкой, и сверху через край на меня льётся прохладная вода. Кайф... Моя личная Ниагара.

Когда последний раз я был так пьян?

- Вни-и-и-из по течению!.. - запеваю я хрипло. - Вни-и-и-из по течению!..

Или пелось "вверх"? Вниз или вверх? Это кажется крайне важным.

Ещё несколько порций коньяка и один рвотный позыв. Вода уже давно вытекла за пределы ванной комнаты. Когда поднимется выше, можно будет нырять, как в детстве, стараясь запастись воздухом и продержаться под водой, как можно дольше.

За дверью кто-то орёт и стучит. Кого это могло принести?

В глазах всё двоится, но я различаю, как входная дверь распахивается под ударом чьей-то ноги. Знакомая высокая светловолосая фигура на пороге.

- ТЫ ОХУЕЛ?! И дня не прошло с последнего потопа!!! Ты что творишь?!..

Замирает.

- Дэн?

Каким-то неведомым образом он был в коридоре, но уже склоняется надо мной. С трудом пытаюсь сфокусировать взгляд на его лице.

- Дэн, тебе плохо? - переворачивает меня с бока на спину и тут же ахает: - Да ты пьян в дрова! Ты снова меня затопил, уёбок!

- Выеби меня, - бормочу я, утыкаясь носом в рукав его свитера.

- Что-о?

- Что обещал. Ты сказал затопить... Я затопил... Ты сказал выебать... То есть выебешь... Я так люблю тебя...

- Въебать бы тебе хорошенько, а не выебать, - злится он, пытаясь поднять меня с пола. - Что ты тут устроил? Давай, давай, поднимайся. Вставай с пола, тут мокро, надо в кроватку.

- И там ты меня выебешь? - с трудом выговариваю я. От его запаха мысли разбегаются сильнее, чем от выпитого.

- И там ты ляжешь спать! Встал, я тебе сказал! - на меня всегда безотказно действовал его приказной тон.

Кажется, я отключаюсь как раз по пути, где-то между ванной и спальней.

Просыпаюсь от такой тошноты, что меня не останавливает даже головная боль, равная по силе десятке ввинчивающихся в мозг раскалённых шурупов, и я лечу к унитазу. Умывшись затем холодной водой, возвращаюсь в комнату, попутно вспоминая события вчерашней ночи; в животе нехорошо ноет, но уже не из-за выпитого накануне.

- Проспался?

Русик сидит в кресле, подобрав под себя одну ногу, с абсолютно нечитаемым выражением лица. Он весь какой-то слегка потрёпанный, видимо, сам недавно проснулся. Надо что-то сказать, но мысли разбегаются, и я только тупо пялюсь на парня, застыв на пороге.

- На кухонном столе таблетки, выпьешь две штуки. Потом встанешь под холодную воду, чтобы окончательно протрезветь. Быстро.

У него убийственно спокойный тон, а от приказной интонации по коже бегут знакомые мурашки. Мне так этого не хватало, что я готов плакать от счастья, выполняя всё, что он скажет.

Запиваю водой таблетки, отмечая, что в моей квартире таких точно не было, и плетусь в душ. Ледяная вода в сочетании с действием лекарства окончательно приводит меня в чувство; стою под упругими струями так долго, что начинаю трястись от холода. Заворачиваюсь в полотенце и делаю глубокий вдох, прежде чем выйти. С одной стороны, я не хочу, чтобы Русик ушёл, но с другой - влетит мне сейчас только так.

Он стоит у окна, задумчиво разглядывая двор.

- Сядь, - кивает мне в сторону кровати. На тумбочке я замечаю кружку с кофе. - И пей.

Он снова опускается в кресло, а я жадными глотками принимаюсь пить горячий сладкий кофе, боясь поднять на парня взгляд. Я не всегда такой идиот, конечно, просто слишком отвык и от него, и от того, как он действует на меня. Да и сейчас передо мной будто не мой Русик, а чужой, очень властный мужчина.

- И что это вчера было?

- Извини. - браво, Дэн! Лучшее объяснение, которое можно было придумать!

- Ты залил мне квартиру.

- Угу.

- Снова.

- Угу.

- И умолял тебя выебать.

- Я был очень пьян.

- Я заметил. И ты окончательно испортил мне верхнюю часть обоев в коридоре.

- Мне очень жаль, я...

- Ты будешь их переклеивать. Сам.

- Хорошо, я...

- Голым и с вибратором в заднице.

Давлюсь кофе и чуть не выливаю на себя половину чашки. Наконец, поднимаю на Русика глаза. В его взгляде нет ни знакомой усмешки, ни теплоты, но говорит он, похоже, вполне серьёзно.

- Я... То есть мы... Это... Что это значит?

- Что именно?

- Ну... Мы с тобой... Мы теперь?..

Русик устало трёт глаза и внезапно спрашивает, но уже не холодно, а просто спокойно и немного отстранённо:

- Знаешь, почему я от тебя ушёл?

- Ну... Потому что я достал тебя своей ревностью.

- Ага. Причина-то в этом. Но я ушёл не столько потому, что мне надоело твоё идиотское поведение, а потому, что я всегда считал: любовь - это доверие. Нет доверия - нет любви. Как можно называть чувства чувствами, если сомневаешься в человеке?

- Я никогда не...

- А у тебя в папке на компьютере сто сорок одна моя фотография. Включая недавно выложенные в соцсети. И на рабочем столе моё фото стоит. Спустя год.

Чашка дрожит в руках, и я возвращаю её на тумбочку.

- Ты то, с рабочего стола, тоже демонстрировал парням, с которыми вы пытались сожрать друг друга у меня под дверью? - внезапно замечаю, что он улыбается.

- Нет, у меня обычно выключен комп, - почему-то почти обижаюсь на это. - И... это ничего не значило. Ни один из них. Я просто пытался вызвать ревность, несмотря на то, что мы расстались.

- Вызывал.

Вот так просто. Одно короткое слово, сказанное на полном серьёзе, а у меня в животе вспыхивают, обжигая, горячие фейерверки.

- Раньше я думал, что это просто собственничество, когда мне хотелось оттрахать тебя прямо на лестничной клетке, видя с другими. Но... нет. Не просто собственничество.

- Русик, я никогда в тебе не сомневался, - пытаюсь вложить в слова всю свою искренность. - Клянусь. Я тебе верил, просто ничего не мог с собой поделать.

- Это ничего, - он поднимается с кресла, приближается к кровати и присаживается рядом, не касаясь меня, но моё сердце стучит от такой близости, как отбойный молоток. - Это мы исправим. Перевоспитаем. Если ты этого хочешь.

Радостно киваю, как китайский болванчик, и никак не могу остановиться. Он здесь. Он хочет попробовать ещё раз. И, кажется, всё ещё меня любит. Слишком здорово, чтобы уложиться в голове.

- Хочу. Очень хочу!

- Тебе придётся сильно пожалеть обо всём, что ты сделал, - в голосе полно обманчивой мягкости. - Очень-очень.

Захлёбываюсь предвкушением и нетерпеливо ёрзаю на кровати.

- А прямо сейчас можно?

- Начать жалеть?

- Ага.

- Хочешь, чтобы я тебя наказал?

- Очень!

Он мягко усмехается и, придвинувшись ближе, берёт меня за подборок пальцами и поворачивает лицо к себе. Синие глаза привычно затягивают, лишая способности думать. Наклоняется ко мне медленно, не отводя взгляда, и...

Господи, я и забыл, как прошивают меня насквозь касания его губ. Целует неторопливо, глубоко, до звёзд перед глазами и трясущихся коленей, и я отвечаю так же жадно, прижимаясь к сильному телу. Полотенце держится на мне еле-еле. В голове шумит.

Отрывается и заглядывает мне в глаза:

- Как себя чувствуешь?

- Х-хорошо.

- Коньяк обратно не полезет?

- Уже весь вылез, вроде.

- Хорошо. У тебя остались какие-нибудь наши игрушки?

- На верхней полке в шкафу.

- Ты, когда был в ванной...

- Я готов, - от нетерпения дрожат руки.

- А у тебя есть...

- Презервативы и смазка в тумбочке.

Русик улыбается, глядя на меня. То, что мы понимали друг друга с полуслова, всегда было лучшей частью наших отношений.

Одной из.

Поднимается и, порывшись в шкафу, оборачивается ко мне:

- Пользовался чем-нибудь из этого без меня?

- Да. Ну то есть я ни с кем... Только сам. Некоторыми.

Ухмыляется.

- Ляг на спину.

- А полотенце?

- А я сказал что-то про полотенце? - спрашивает таким ледяным тоном, что у меня внутри всё вибрирует от подскочившего возбуждения. Игра началась.

У Русика всегда был взрывной характер: секунду назад он был спокоен - а сейчас готов разнести дом от ярости, или наоборот: полыхал злобой - и вот уже спокоен и холоден, как глыба льда. Это делало наши игры ещё более возбуждающими, ведь я никогда не знал, так хорошо он в данный момент играет властного садиста или злится по-настоящему.

Устроившись на спине, краем глаза пытаюсь увидеть, что достал из шкафа парень. Он подходит с пустыми руками, очень высокий и очень уверенный в себе, и рывком распахивает на мне полотенце. У меня стоит уже давно - наверно, ещё со слов о ремонте с вибратором.

- Значит так, - у него чуть хриплый от возбуждения голос. - Помнишь стоп-слово, которое мы использовали?

- "Вишня".

- Хорошо. Можешь кончить, когда захочешь. Ещё раз сделать это сегодня у тебя возможности не будет.

Часто-часто дышу, хотя он ко мне даже не прикасался.

- Думаю, завтра ты тоже не кончишь. И, вероятнее всего, даже не на этой неделе.

Нетерпеливо стону, ёрзая на кровати. Его слова будто бьют разрядами возбуждения по коже.

- А что ты хотел? Я очень-очень плотно возьмусь за твоё воспитание.

И, в подтверждение своих слов, тоже очень-очень плотно берётся ладонью за мой твёрдо стоящий член.

- Не шевелись, - пресекает мои попытки двинуть бёдрами навстречу его руке.

Приходится, задыхаясь, терпеть мучительную ласку. Дрочит мне сильно и быстро; хочет, чтобы я кончил так сразу? Мне много и не надо... Но Русик убирает руку от члена и гладит меня по подбородку скользкими от смазки пальцами. Поласкав мои соски парой быстрых движений, протягивает руку, берёт зажимы и закрепляет их, подкрутив, до довольно приличной силы сжатия. Ощущение, что кто-то острыми зубами вгрызается в мою плоть; но это очень, очень сильно отдаётся в паху.

Русик берёт цепочку, соединяющую зажимы, натягивает её и почти с садистским удовольствием наблюдает, как я выгибаюсь на постели, стараясь ослабить натяжение. От острой боли на глаза наворачиваются слёзы, но происходящее настолько прекрасно, что у меня не хватило бы слов выразить это, даже если бы я захотел. Но я не хочу. Зачем? Русик прекрасно понимает, насколько мне сейчас хорошо. Насколько необходимо мне принять порцию боли... так же как ему - причинить её.

Отпускает цепочку и ладонью ведёт от ноющих сосков ниже, плавно, неторопливо, а я изо всех сил стараюсь не слишком извиваться под прикосновениями. Приглашающе раздвигаю ноги, как можно шире, стоит его руке опуститься до паха.

Неожиданно шлёпает меня по внутренней части бедра. Ухмыляется.

- Чего задёргался-то? То ли ещё будет. Я ведь не шутил, когда сказал, что ты очень сильно пожалеешь о своём поведении.

Не могу не отозваться глухим стоном, но прекрасно понимаю, что его тон слишком спокоен, - действительно, не шутит.

- В коленно-локтевую.

Пока переворачиваюсь, принимая нужную позу, Русик выдёргивает из-под меня полотенце и швыряет куда-то за спину.

Наклоняется и проходится языком по моим всё ещё чуть влажным ягодицам. Медленно, не спеша, издевательски, заставляя кожу покрываться мурашками, а меня самого - дрожать в предвкушении. Просовывает руку под грудь и тянет за цепочку зажимов, вынуждая упасть грудью на поверхность кровати и выставить задницу ещё выше.

- Не двигайся.

Отходит, а мне остаётся только гадать, с чем он вернётся, и стараться не кончить только от зашкалившего вмиг адреналина.

Сразу же возвращается и, устроившись на постели позади меня, осторожно поглаживает щель между ягодицами, не пытаясь проникнуть внутрь.

- Жаль мне твою жопу, - вздыхает обманчиво ласково и даже с каким-то не наигранным сожалением. - Знал бы ты, как жаль... Ты вёл себя просто отвратительно и заслужил по полной программе. Не на одну порку, чтобы так, побаловаться, не-ет... Практически вынудил себя бросить, ревнуя к каждому столбу, - довольно спорное утверждение на счёт "вынудил", но спорить с Русиком в постели мне и в голову бы не пришло, - отнял меня у себя на целый год...

Он продолжает водить по анусу вверх и вниз, и все мои тактильные ощущения сосредоточены на этих монотонных, но пронизывающих насквозь поглаживаниях.

- Водил к себе парней, устраивал шоу под моей дверью... Не думал, да, что за это придётся расплачиваться?

Легонько щёлкает меня по сжатой дырке и самодовольно усмехается, когда я чуть не подскакиваю от неожиданности.

Он ведь ещё не наказал меня по-настоящему, не обжёг кожу ударом какого-нибудь дивайса, но прикосновения обжигают ничуть не хуже, а слова-то вообще прожигают насквозь...

- Три раза затопил меня по своей забывчивости. И ещё один - просто потому, что так решил. Нажрался, как свинья. Умолял себя трахнуть. А побороть искушение, знаешь ли, было довольно трудно: я так по тебе соскучился... А сегодня будешь умолять, а? - на ягодицу ложится шлепок, очень болезненный и сладкий, за ним - ещё один. Ёрзаю. Слишком мало.

- Пришлось убирать за тобой воду и ванну мыть. Спать на кресле. А я не люблю спать на кресле... - поднимается на ноги. - Фоток моих больше сотни собрал... Дрочил на них, мм? - опускает ладонь на кожу неожиданно, так, что я не успеваю подготовиться.

- Да-а, - выдыхаю, и это истинная правда. Знал бы Русик, какое бесчисленное количество раз я дрочил, глядя на его полуобнажённые фото, сколько раз просыпался после мокрых снов и чувствовал такое острое разочарование и тоску от потери...

От места удара по ягодице расползается восхитительное болезненное тепло. Верчу задницей, как только могу, в надежде получить больше. Ну же, выпори меня, наконец, как обещал! Ну же, мне так этого не хватало, все эти месяцы...

И удары обрушиваются, один за другим. Беспощадные, быстрые, в полную силу, заставляющие корчится от боли и умолять о продолжении. У Русика в прямом смысле очень тяжёлая рука. И бьёт он в каком-то изощрённом ритме, с интервалами, но не давая отдышаться и привыкнуть к боли. Это он научился так с кем в моё отсутствие? Гоню непрошеные мысли прочь.

Минут через пять безостановочных шлепков задница горит огнём, поясница ноет, дыхание рваное, а на глаза наворачиваются слёзы, которые удаётся сдерживать с трудом. И только член стоит всё так же твёрдо.

Русик делает паузу; тяжело дышит сзади, оценивая, видимо, результат своей работы.

- Хоро-оший мальчик, горячий какой! - гладит нашлёпанные ягодицы кончиками пальцев, иногда чуть царапая ногтями. Одним движением руки заставляет перевернуться на спину и сдёргивает зажимы прямо так, не ослабив. Больно, очень, и я, не выдержав, ору в голос, а он ещё и по очереди сдавливает измученные соски пальцами, теребит, сжимает, трёт... По щекам бегут горячие солёные дорожки, и Русик слизывает их языком, собирает губами, нашёптывая мне, успокаивающе, что-то подозрительно похожее на: "Ну тише, тише, ещё и не так больно будет..."

Нет, боль всё же восхитительна. Соски горят, и задница горит, но по-другому; а я знаю, что это ещё далеко не конец. Русик наклоняется, ласкает припухшие горошинки языком, втягивает их в рот, чуть прикусывает зубами. Затем тянется рукой к моему члену, снова уверенно и быстро ласкает его, впрочем, не настолько долго, чтобы позволить мне кончить. И без особой необходимости, надо заметить, потому что боль ни капли не ослабила возбуждения. Отстраняется.

Смотрит на меня сверху вниз, чуть расплываясь из-за слёз в моих глазах, и в его взгляде я замечаю столько восхищения и желания, что внутри что-то ёкает от острого приступа нежности.

Эмоции во взгляде взгляд, впрочем, не делает голос Русика мягче:

- Ноги согни и разведи. Возьми себя под колени. Подтяни к груди. Да, вот так.

Настолько спокойные, жёсткие, уверенные приказы, что нет ни малейшего шанса не подчиниться. Теперь я полностью открыт, но, помимо чувства стыда, внутри меня - в груди, в животе, в паху - всё сладко замирает.

Что теперь?

Русик выбирает стек. Не самый любимый мой инструмент, ну, понятно: собрался наказывать, так уж...

- Сколько любовников ты приводил к себе за этот год?

- Ммм... - пытаюсь вспомнить, - пять или шесть.

- Скажем, шесть. И один за забывчивость. А ещё три - за забывчивость с водой. Сколько будет?

- Десять.

Ох-х-х...

Первый удар приходится между ягодицей и бедром; это невероятно болезненное место, и он обжигает, словно плеть. Изо всех сил стараюсь вытерпеть боль и не поменять позу. Второй и третий - в аккурат на то же место. Это больно, чертовски больно...

- Тебя зафиксировать или всё же справишься так? - спрашивает холодным, недовольным тоном.

- Справлюсь.

Голос совершенно охрип.

Ещё четыре удара, жалящие и резкие, я с трудом, но терплю, не шелохнувшись. Осталось три. Слёзы катятся из глаз, и уже нет смысла пытаться их сдержать, они как будто очищают меня, смывают и уносят всё плохое...

Следующий удар расползается по коже горящим фейерверком, а потом отдаётся таким же внутри. Осталось два.

Стеком можно наказать легонько, но смотря каким и как бить. Русик сил не жалеет. Наверняка на какое-то время останутся восхитительные красные отметины...

Следующий удар выбивает из меня весь воздух.

А последний заставляет провалиться куда-то в темноту...

Я не потерял сознания, нет, просто мир воспринимается совсем иначе. Чувствую руки Русика на своём теле и его губы - на своих губах. Целует меня мягко, неторопливо, нашёптывает что-то успокаивающее и ласковое.

- Ты как? - спрашивает негромко.

- Потрясающе, - выдыхаю с трудом. И киваю на свой стоящий по стойке "смирно" член: - Мне, кажется, разрешалось кончить...

Русик хмыкает и, взяв в руку всё тот же стек, принимается водить им по моему стояку. Внутри всё сладко замирает от ужаса, стоит представить, что будет, если последует удар по самому уязвимому месту... Но удара как такового я не дожидаюсь: парень только водит и мягко похлопывает меня кончиком стека по члену и мошонке, едва ощутимо, но очень возбуждающе. Качаюсь на волнах удовольствия. Ещё чуть-чуть - и накроет с головой...

- Нет, - хриплю я отчаянно, - я хочу, что бы ты... во мне... хочу с тобой...

И он понимает всё правильно: за считанные секунды избавляется от одежды, раскатывает по члену резинку и, раздвинув мои ноги, толкается внутрь. Входит едва-едва, по миллиметру, но даже это поначалу слишком больно, так как трахает меня без дополнительной подготовки. И задница горит от одного лишь касания простыней... Зато очень скоро неприятные ощущения в анусе заменяются восхитительным чувством растянутости и наполненности.

И какой-то правильности происходящего: Русик, его запах, его голос, его горячий член, скользящий глубоко внутри, то, как я принадлежу ему, а он - мне... Мой член трётся, зажатый между нашими телами, и через пару минут сознание вспыхивает алыми фейерверками, выстреливает петардами, и я кончаю, глядя в прикрытые от удовольствия синие глаза, и не могу поверить, что он здесь, он снова рядом...

Лежим, тесно переплетясь телами, на моей кровати. Суббота же, можно никуда не спешить, в конце концов... Но у Русика явно иное мнение на этот счёт.

- Завтра воскресенье! - говорит он. - Завтра можно начинать, а сегодня купить всё необходимое.

- Отвали... Что необходимое? - сонно переспрашиваю я.

- Обои новые, клей... Это ты недавно этим занимался, тебе виднее. Ты думал, я пошутил насчёт ремонта? Нет, у меня в квартире правда все обои расклеились. Обои... клей... кисти... кольцо тебе эрекционное. Нет, я не шутил. А знаешь, как мы будем бороться с твоей дурацкой ревностью? - спрашивает вкрадчиво прямо мне в ухо. - Я за неё буду каждый раз наказывать тебя так, что ты не сможешь сидеть. Так что можешь поспать чуток, и пойдём. У нас там фронт работ - ого-го. Будем ремонтировать последствия устроенного тобой потопа и наши отношения.

Несмотря на своё желание беспрекословно подчиняться в постели, в обычной жизни я редко упускаю возможность поспорить с Русиком. Невзирая на его непререкаемые интонации и умение подчинять себе одним взглядом, я - та ещё заноза в заднице. А может, как раз именно поэтому, - как попытка сохранять остатки самодостаточности.

Но сейчас мне совсем не хочется возражать.

Тонкие пальцы стучат монотонный ритм,
​В мраке ночном еле слышно чуть лязгнет цепь...

Тихо лежать, не дышать почти рядом с ним...
​Твой силуэт в ночи, как слепая Смерть.
​Слушать тебя и не верить в твои слова,
​Слушать и комкать простынь в руках своих.

​Где-то ещё в закоулках душа жива, сердце ещё болит.
​Говоришь о них. Душит тебя одиночество в эту ночь,
​Душит меня моя слабость - твои глаза.
Мне бы уснуть сейчас и не слушать,

​Но сорваны маски, сорваны все тормоза.
​Эта игра-война, в ней нельзя живым выйти
​Вдвоём с тобой - лишь один из нас.
​Можно ли нам помочь?

Мои мысли в дым: рядом твоё тепло, и экран погас.
​Тихо прошепчешь ты, что устал сполна.
​Мне бы обнять тебя, слушать сердца ритм...
​Но не могу, не здесь: та игра - война!

Спи. Эта ночь с тебя смоет привычный грим.

Опубликовано: 2017-01-18 14:33:25
Количество просмотров: 219

Комментарии