Головоломка из наших трёх мужских тел

Темно, совсем темно. Касаюсь пальцами холодной шероховатой стены. Холодно. Должно быть, осень. Я так давно не был на улице: пару лет, а может, и больше. Не знаю. Время потеряло всякий смысл. Мне осталось совсем недолго, а раз так, то какое значение имеет день или ночь? Какое значение имеют бездушные стрелки, когда я не нужен даже самому себе?

Кончиками пальцев касаюсь стены, поворачиваю налево и сразу же оказываюсь среди людей. Проезжая часть, должно быть, совсем рядом: слышу визг шин и истошно вопящую сигнализацию. Вокруг становится шумно, в нерешительности замираю на пару секунд и, собравшись с силами, поворачиваю вправо, делаю шаг вперёд и оказываюсь подхваченным потоком людей. Толпа куда-то несёт меня, и я не сопротивляюсь, двигаюсь вместе со всеми. А вокруг звуки, звуки... голоса прохожих, детский смех, лай собак, звон бутылок и музыка. Мне неважно, куда идти, домой я не вернусь. Я просто не знаю, где моя квартира.

Как же холодно. Пальцы мёрзнут, прячу их в карманы куртки. Жалею, что не взял перчатки, а потом вспоминаю, что у меня их и нет. Улыбаюсь и иду дальше. Почему-то мне совсем не страшно, в толпе среди людей я не чувствую себя так одиноко.

Гулять, гулять, гулять. Не помню, чтобы я когда-то чувствовал себя таким свободным.

Последние пять лет я провёл в однокомнатной каморке с кроватью и шкафом, отрезанный от внешнего мира. Отца я не знал, мать меня бросила. У меня была только женщина из органов опеки, чьё имя я не знал, потому что она за два года так и не заговорила со мной. Она приходила раз в неделю, загружала продукты в старенький холодильник и молча уходила. Иногда приносила мне одежду, которую также молча оставляла на кровати.

Тишина пугала меня, и я открывал форточку, прислушиваясь к оживлённому гулу улиц. Для меня, ребёнка, выросшего в одиночестве, это было так дико интересно и страшно. А каков он, внешний мир? Мир, который я так и не узнаю?

Повинуясь минутному порыву, я оделся и выбежал из квартиры. Дверь захлопнулась, а я запоздало вспомнил, что у меня нет ключей. Плевать, у меня совсем не осталось времени, и я хочу запомнить что-то ещё кроме холодных стен и звука соседского телевизора. Пальцы уверенно нащупывают перила, я улыбаюсь и спускаюсь вниз.

Брожу уже довольно долго, толпа заметно поредела: должно быть, уже поздний вечер. Не знаю. Неважно. Я уже мысленно окрестил этот день последним и поэтому не остановлюсь, как бы сильно я ни устал. Он только мой, и неважно, как он кончится. Сегодня я чувствовал себя счастливее, чем когда-либо в жизни.

Втягиваю голову в плечи и накидываю капюшон. Шапки у меня нет, впрочем, так же, как и ранее упомянутых перчаток. Наличие тёплого пуховика уже можно считать чудом. Наклоняюсь и ускоряю шаг. И вот незадача! Тут же врезаюсь в чью-то спину.

- Про... простите... - выдавливаю я и краснею.

Пытаюсь обойти «объект» и тут же натыкаюсь на него снова, делаю шаг влево - опять упираюсь в чужую грудь, вправо - ситуация повторяется. А он высокий, точно не «объект», а ОН - мужчина.

Наклоняюсь ещё ниже и уже огибаю его сбоку, как чужие пальцы сжимают мой локоть.

Замираю и оборачиваюсь. Меня слишком давно никто не касался, и поэтому страшно, только сейчас понимаю, насколько я беспомощен. Тянет на себя, и теперь мы стоим вплотную друг к другу.

- Хорошеньким мальчикам не место на улице в такое время, - насмешливо проговаривает он, растягивая слова. Отмечаю, что голос у него приятный.

- А вам разве не всё равно? – сам удивляюсь, как хрипло звучит мой собственный голос. А, ну да. Когда я разговаривал-то в последний раз? И не помню даже.

Поднимаю голову и «смотрю» туда, где должно быть его лицо. Должно быть, почти прозрачные глаза по меньшей мере удивили его, потому что он не сразу находит, что ответить.

- Ты один гуляешь?

- Ты не ответил на мой вопрос.

- А мы уже на ты?

- Почему нет?

- Может, потому что мы не знакомы и я старше тебя лет на пять минимум?

Меня забавляет этот странный разговор, и я улыбаюсь, свободной рукой касаюсь его запястья и легонько сжимаю его.

- Ангел.

- Валера. У тебя руки холодные.

- Знаю.

Замолкаем оба. Я не знаю, что ещё сказать, а он всё ещё держит мой локоть. Чувствую, как тёплые пальцы касаются моего лица. Почему-то сейчас я уверен, что он обдумывает что-то. Отпускает локоть, берёт меня за руку, сплетая свои пальцы с моими ледяными, поворачивается и ведёт куда-то. Я не сопротивляюсь - слишком уж приятный у него голос и тёплые руки.

Идем молча прямо, прямо, прямо, теперь поворот налево. Слышу, как скрипит деревянная дверь, и мы заходим в какое-то здание. Внутри тепло, голоса людей доносятся весьма приглушённо. Наверное, это холл. Пока я думаю, он тянет меня вперёд. Пол под моими ботинками гладкий и скользкий - мрамор, я думаю. Валера замедляет шаг и удобнее перехватывает мою ладонь. Мы зачем-то останавливаемся, он негромко просит свободный номер. Ну конечно, гостиница. Куда он ещё мог меня привести? И, главное, зачем? Ответ слишком очевиден. Почему-то мне нисколько не горько от этой мысли. Слышу, как звенят ключи, упавшие на стойку, и Валера снова ведёт меня за собой, всё также молча. Перешагиваю какой-то порог, слышу тихий звон и звук работающего механизма. Лифт?

По коридору мы идём только по прямой, не сворачивая. Наконец, он останавливается и разжимает пальцы, стискивающие мою ладонь. Снова слышу бряканье ключей и сухой щелчок замка. Мы в номере.

Слышу шорох одежды, должно быть, его куртка, или что там? Я даже не знаю, во что он одет, да и незачем мне это. Разувается и разворачивается ко мне.

Его руки расстёгивают молнию на куртке, стаскивают её с меня, а я даже не шевелюсь. Почему-то не страшно. Скорее, любопытно. Наклоняется и расшнуровывает мои ботики, освобождает одну ступню, затем вторую. Слышу, как он выпрямляется, чувствую запах его парфюма. Стоит так близко.

Длинные пальцы касаются моего подбородка, скользят по губам, контурам переносицы. Закрываю глаза, и пальцы обводят надбровные дуги, проводят по лбу, а большая ладонь ложится на мою скулу, едва ощутимо, невесомо. Тянусь за ласкающей рукой, как слепой котёнок. Тц, ну, точно, слепой. Не сдерживаюсь, и горькая усмешка искажает мои губы. Он истолковывает её по-своему:

- Неприятно?

Я хмыкаю. Ну да, конечно, неприятно, ага. Неприятно мне, никогда не знавшему человеческой ласки. Он пытается отнять ладонь, но я не позволяю: вцепляюсь в неё двумя руками и прижимаюсь щекой. Он только хмыкает и притягивает меня ближе. Приподнимаюсь на носки и касаюсь и его лица тоже.

- Можно мне тоже «посмотреть» на тебя?

Он медлит, но всё же отвечает мне кивком головы. Осторожно оглаживаю его лицо: прямой нос, тяжёлый подбородок, высокие скулы. Останавливаюсь на тонких губах.

- Красивый, - тихонечко выдыхаю я. Он не двигается, и я ерошу его волосы, пропускаю между пальцами: длинноваты немного, но почему-то я уверен, что ему идёт.

- Какого они цвета?

- А ты как думаешь? - Так вкрадчиво.

Что ж, я согласен сыграть в эту игру.

- Брюнет. И глаза у тебя тоже тёмные, - тянусь ещё выше и выдыхаю ему это прямо на ухо.

Чувствую, как большие ладони скользят по моей спине и останавливаются на пояснице. Я просто прижимаюсь к нему, закрыв глаза. Такой большой и тёплый. Отстраняется. Краска заливает щёки. Прикусываю губу, пытаясь спрятаться за длинной чёлкой. Что я вообще здесь делаю?!

Что-то тёплое касается моего подбородка. Кончики пальцев легонько сжимают его, поднимая голову. И что он там увидит?

- Я закажу ужин в номер. А пока горячая ванна, хорошо, котёнок?

Вздрагиваю и киваю. Должно быть, он принял меня за уличную шлюху. Плевать. Хотя бы сегодня я буду не один.

Горячий пар ложится на плитки, я стираю его ладонью. Прижимаюсь спиной к широкой груди позади себя. Не помню, как дал раздеть себя, впрочем, так же, как опустился в горячую воду и позволил обнять. Осторожно опускаю затылок ему на плечо и чувствую терпкий запах геля для душа. Решил помыть меня перед «употреблением»?

Улыбаюсь уголками губ. «Хотя бы девственником не умру» - и эта мысль весьма меня забавляет. Почему-то я в деталях представляю его лицо, но не могу вспомнить, как выглядит моё собственное. Мои мысли прерывают тёплые ладони, массирующие мои плечи, с запахом этого самого геля.

— Валера?

— М-м-м? — невнятно отзывается он. Должно быть, не хочет прерывать своё занятие.

— А какой я?

Сейчас он и вовсе замирает. Должно быть, не понимает.

— Какой ты? Милый малы...

Толкаю его острым плечом, заставляя молчать.

— Нет, не это! Какой я внешне? — И быстро касаюсь его лица, чтобы «увидеть», как его брови удивлённо ползут вверх.

— И что ты хочешь услышать? Про смазливое личико, огромные глаза, как у девчонки, и слабое худое тело?

Резко разворачиваюсь у него на коленях так, что мы оказываемся лицом к лицу, и хватаю за волосы, начинаю говорить слишком быстро, словно мне не хватает воздуха, срываясь на хриплый шёпот:

— Ты не понимаешь, я не знаю, какой я. Не знаю своего лица, не помню, какого цвета волосы. Есть у меня веснушки или нет, ямочки на щеках. Какой формы брови, тонкие ли у меня губы...

Внезапно понимаю, какой бред несу и испуганно замолкаю.

— Прости... — Пытаюсь отвернуться, но он не позволяет: обхватывает моё лицо ладонями и гладит скулы большими пальцами. Так нежно. Я сейчас задохнусь. Понимаю, что плачу, только когда солёная влага касается моих губ и стекает ниже по подбородку, бесследно растворяясь в каплях водопроводной воды. Касается губами моего виска.

— Хочешь вернуться домой?

— Даже если бы хотел - не смог бы, - улыбаюсь сквозь слёзы.

— Объясни.

— Я не знаю адреса, да и ключей у меня нет.

— Удивительный малыш, - полушёпотом выдыхает мне в волосы. — Хочешь, я заберу тебя к себе?

Теперь моя очередь удивляться.

— Что за взрослый приведёт к себе в дом незнакомца?

— А что за ребёнок будет принимать ванну с незнакомцем?

— Я не ребёнок, - сердито выдыхаю ему в плечо.

— Почти совершеннолетний.

— Значит, я почти не педофил, - в тон мне хмыкает он.

Уже собираюсь возмутиться, как он усаживает меня повыше, и почти сразу чувствую его зубы на нижней губе: как он прикусывает, оттягивает и отпускает её. Сразу становится холодно, несмотря на горячую воду, которая покрывает меня почти по грудь.

— Тебя целовал кто-нибудь? – спрашивает свистящим полушёпотом, от которого я начинаю дрожать ещё сильнее. Отрицательно мотаю головой и чувствую, как он усмехается прямо в мой рот. Тихий плеск воды, и большая ладонь ложится мне на затылок, наклоняет чуть ниже.

Влажным языком не торопясь обводит контур нижней губы, касается подбородка, снова чуть прикусывает и прижимается своими губами к моим. Испуганно пытаюсь выдохнуть, размыкаю губы и чувствую, как горячий язык скользит ко мне в рот, пробует нёбо и кончик моего языка, обводит края зубов. Отстраняется на мгновение и снова ласкает мои губы. Пытаюсь отвечать ему, но выходит грубо, неумело. Краснею из-за своей неопытности, но не останавливаюсь.

И с каждым разом выходит всё лучше. Я то дразню едва ощутимыми прикосновениями губ, то сам яростно набрасываюсь, сплетая его язык со своим. Голова кружится, слюна стекает по подбородку, и я чувствую, как его член упирается мне в живот. Краснею ещё больше, отчасти потому, что я сам не менее возбуждён.

Валера прерывает это безумие, отталкивая меня назад. Стою на четвереньках, нависая над ним, ловлю его хриплое дыхание. Я хотел большего и не скрываю, как разочарован.

— Почему?

Он отвечает не сразу, сначала выпрямляется и снова сажает меня к себе спиной, намыливает мои волосы:

— Не хочу смешивать первый поцелуй и первый секс.

Вздрагиваю от его слов, а он понимающе усмехается.

— Ты даже не подумал об этом? Наивный котёнок.

Наклоняет меня вперёд, смывая шампунь душем, после встаёт сам и поднимает меня на ноги. Перешагиваю высокий бортик и тут же оказываюсь укутанным в длинный халат. Протягиваю руку, чтобы поймать ускользающие пальцы, и мы вместе выходим в спальню.

Остаток вечера он почти не притрагивается ко мне, и только засыпая, чувствую тепло обнимающих меня рук.

— Вэл, ты урод, снова не ночуешь дома.

Валера привычно закатил глаза и приготовился слушать излияния собеседника.

— Не грузи меня, Исми, у меня есть кое-что для тебя.

На другом конце трубки молчат пару секунд, а потом заинтересованно спрашивают:

— Как ты подмажешься на этот раз?

— Помнишь, ты хотел котёнка?..

Металлический лязг ключей, скрип входной двери. Останавливаюсь, но ладонь Валеры мягко давит между лопаток, подталкивая вперёд. Заношу ногу над порогом, медлю секунду и переступаю его.

Удивительная смесь запаха деревянных панелей и мужского парфюма сплетается со сладким запахом из кухни. Прошибает холодный пот: почему я сразу не подумал о том, что у него кто-то есть?! Горло сжимает спазм, разворачиваюсь и цепляю ручку входной двери, но повернуть не успеваю. Валера подхватывает меня на руки и, не раздевая, тащит в комнату.

- Я на минуту.

Отпускает меня, усаживает в просторное кресло и уходит.

Автоматически провожу руками по подлокотникам: материал приятно ласкает подушечки пальцев - кожаные.

В пуховике становится жарко, но я почему-то снимать его боюсь. Так глупо.

Пол предупреждающе скрипит, вздрагиваю от этого звука. Слышу, как некто огибает моё кресло, и шумно выдыхаю, когда чужие руки опускаются мне на плечи, ещё пара ладоней опирается на мои колени.

- Киса-а-а, - тянет незнакомый голос совсем близко.

Скулы сводит, орда мурашек пробирается под пуховик, пальцы впиваются в подлокотник.

- Не пугай ребёнка.

Дёргаюсь от голоса Валеры позади меня: я уже успел забыть, что он сжимает мои плечи.

- Я не ребёнок, - в который раз сердито выдыхаю я, а незнакомый субъект весело фыркает и легонько касается моей щеки. Да что же за привычка-то у всех такая, хватать меня за лицо?

- Я - младший брат этой буки. Мы же подружимся с тобой, Ангел?

Значит, знает уже. Молча киваю в ответ, и это его совсем не устраивает.

Поднимается с пола и буквально падает ко мне на колени. Вот чёрт! Тяжёлый какой и такой же высокий, как старший брат. Нависает надо мной, и длинные пряди касаются моего лица.

Дурацкий пуховик сковывает движения, и я пытаюсь освободить руку. Не получается. Он помогает мне, придерживая рукав, а потом и вовсе стягивает куртку, откидывая её назад. Валерка молчит, только вот его пальцы зарываются в мои волосы, перебирая их. Приятно прикрываю глаза и чувствую чужие губы на своих. Я не сопротивляюсь, позволяя ему проникнуть внутрь, исследовать меня. Ещё немного, и я начну плавиться от этой тягучей ласки. Он отрывается от меня, касается губами носа и поднимается на ноги, тянет меня за собой.

- Пойдём, Дэнни, я покажу тебе здесь всё.

Слышу, как Валера усмехается. Я почти не слышал его голос с того момента, как переступил порог их дома. Подхожу к нему, осторожно огибая кресло, и обнимаю, вдыхая его запах, тянусь выше и касаюсь губами подбородка.

- Я оставлю тебя с Исми ненадолго.

- И свалю в свой любимый офис на всё следующее тысячелетие, - заканчивает за него брат.

Улыбаюсь и отступаю на шаг, протягиваю руку Исмаэлю, и он буксирует меня в сторону тех сладких запахов. Кухня, разумеется. Я не могу этого видеть, но, кажется, он улыбается.

Меня усаживают на высокий стул и стягивают ботинки. Исмаэль только устраивается у моих ног, как кухню заполняет резкий запах дыма. Вскакивает и несётся к духовке, слышу звук удара и сдавленные ругательства.

- Ты в порядке?

- Жить буду, чего не скажешь о грёбаном пироге. Я оставил его в грёбаной духовке при грёбаной температуре. Проклятый грёбаный мир, - бормочет он, хлопает шкафчиками и открывает кран с водой.

Скрипит дерево, и тут же становится прохладнее. Холодный воздух разгоняет приторно-сладкий дым, и дышать становится легче.

- Ты прямо электроник, - улыбаюсь я.

Грохот посуды затихает - остановился. Уверен, ненадолго.

- Это почему это?

- Слышу тебя в разных концах комнаты, - поясняю я.

- А-а-а, - глубокомысленно тянет мне в ответ. Должно быть, подгоревший пирог интересует его в данный момент куда больше, чем мои умозаключения, и лязг посуды продолжается.

Возится ещё пару минут, включает чайник и затихает.

- Не спас, - полный трагизма голос раздаётся у меня за спиной.

- Мы потеряли его?

- Угу. Время смерти: двенадцать часов тридцать минут. Пирог мой, мы скорбим вместе с бутылкой молока и вишнёвым джемом, оплакиваем твою безвременную кончину с творогом и сметаной. Пусть мусоропровод тебе будет хлебницей.

Ещё один трагический вздох - и тишина. Тронутый такой проникновенной речью, начинаю глупо хихикать.

Но стоит мне почувствовать, как чужое дыхание касается моего затылка, и смех обрывается.

Так легко с ним, всю жизнь его будто знаю.

Обнимает меня за плечи и утыкается носом в затылок. Приятно. Тёплое дыхание щекочет макушку, и я вжимаюсь в его грудь, тут же разрушая волшебство момента: желудок громко урчит.

- Дай угадаю: Вэлу не пришло в голову то, что обычные люди питаются не от розетки? Сам-то он именно такой.

Глупо хрюкаю от смеха и обнимаю себя поверх его рук, чуть сжимая кисти. Приятно сидеть так, но желудок, этот грёбаный материалист, не понимает моих высоких стремлений и требует, чтобы в него закинули хоть что-то.

- Исми..

- М-м?

- Я есть хочу, - жалобно тяну я.

Ответом мне ещё одно протяжное мычание и скрип холодильника.

- Суп с галушками будешь?

- Угу.

Снова бренчит посудой и в чём-то убеждает микроволновку.

- Ты всегда такой?

- Какой?

- Разговариваешь с техникой и оплакиваешь неудавшуюся еду?

- Ах-ха. Ещё я систематически ругаюсь с сантехникой и вечно прижимаю пальцы входной дверью. Опаздываю на пары и категорически отказываюсь обстригать волосы. Принципиально не уступаю места женщинам в метро, ибо все они злобные ведьмы. Люблю своего старшего брата, несмотря на то, что он жуткий циник и сволочь. Не люблю родную мать, но обожаю отчима. Балдею от апельсинов, но не переношу апельсиновый сок. Да-а-а, я, наверное, немного ненормальный?

- Не-а, не немного, – улыбаюсь в ответ я. - Но ты хороший.

- Ты так думаешь?

- Нет, я знаю. И Валера тоже хороший, только другой.

- Угу. Больной на всю голову карьерист. Наверное, за это я и люблю его, мы просто идеально дополняем друг друга. Он скорее сдохнет от голода, чем зайдёт на кухню, а я бы никогда не смог сутками сидеть в офисе. Тебе придётся терпеть закидоны нас обоих, киса.

Ставит передо мной тарелку с весьма аппетитным запахом и вкладывает ложку мне в руку. М-м-м. С удовольствием уплетаю всю тарелку. Да-а, вкус этого супа и кулинарные способности Исмаэля и меня заставляют жалеть об утрате пирога. О чём и сообщаю Исмаэлю. Он усмехается и обещает приготовить ещё один, как только горечь утраты утихнет в его сердце, разумеется.

Меня сытого и довольного тащат смотреть какой-то новый фильм. Я-то не против, но есть одно весьма весомое «но», о чём и напоминаю парню.

- Прости. Я и забыл уже. Не хотел тебя обидеть.

Улыбаюсь и отрицательно качаю головой. Говорю, что просто поваляюсь рядом с ним и послушаю.

Приводит меня в одну из комнат и отпускает мою руку. Пока он возится с DVD, я пытаюсь «осмотреть» комнату: делаю шаг, и колени упираются во что-то мягкое. Кровать?

- Это твоя комната?

- У меня нет своей комнаты, как и у Валеры, мы оба спим здесь, и тебе тоже придётся, - как бы между прочим сообщает мне он.

Плюхается на кровать и тянет за собой. Устраиваюсь на его груди, лицом к предполагаемому источнику звука, он тихо хихикает и говорит, что я уставился на стереоколонки в углу. Тут же обнимает меня и мягко разворачивает в нужную сторону.

- Спасибо...

- Поблагодари меня по-другому, с помощью языка.

- Хм, а сейчас я не использую язык?

- Вредный маленький засранец!

Я смеюсь и поворачиваюсь так, чтобы оказаться с ним лицом к лицу, хватаю за волосы и заставляю наклониться. Тюкаюсь губами в его подбородок, двигаюсь выше, обхватываю нижнюю губу и всасываю в рот. Исмаэль перехватывает инициативу, и робкий поначалу поцелуй становится страстным. Воздуха не хватает. Вспоминаю, что и целоваться-то толком не умею, уже после того, как он отпускает мои губы. Сползаю ниже, устраиваясь поудобнее, клацает пульт, и я весь обращаюсь в слух.

- Жарко, - бормочу я и краем сознания чувствую, как с меня стаскивают свитер и расстёгивают брюки. Начинаю испуганно дёргаться и просыпаться.

- Тс-с. Всё хорошо. Это всего лишь я.

Этот тёплый бархатистый голос кажется смутно знакомым.

- Валера?

Мне отвечают мягким шёпотом прямо на ушко. О, мурашки! Что-то давно вас не было, скучал по вам, ребята.

- Угу. Тише. Разбудишь это волосатое чудовище, и оно снова обвинит меня во всех существующих грехах.

Улыбаюсь и позволяю раздеть себя, после тёплые руки кутают меня в одеяло и прижимают к себе. Уже проваливаясь в сон, чувствую на себе ещё одну пару рук и тихое бормотание:

- Валерка, ты зараза. Заграбастал себе всего котёнка, жалкий жмот.

Утром мне выдают запасную щётку, полотенце и чуть ли не пинками выгоняют в душ. Оба. Причину столь странного поведения братьев я понимаю, как только выхожу из ванной комнаты: весьма недвусмысленное тяжёлое дыхание говорит само за себя. Замираю на пороге гостиной и не знаю, куда деться. Господи! Пусть они меня не заметят, а?

- Дэнни. Иди сюда, маленький.

Угу, спасибо, всегда в тебя верил, Господи.

Отлипаю от дверного косяка и медленно двигаюсь в сторону голоса, по пути больно ударяясь коленками о низкий столик. Вздрагиваю, когда чьи-то пальцы хватают меня за штанину и тянут вниз. Послушно опускаюсь на колени рядом с Исмаэлем.

- Волосы подержи.

Пальцами нахожу его плечо и перебираюсь к затылку, собираю его гриву и сжимаю в кулаке. Меня ощутимо потрясывает: я не настолько наивный, чтобы не понимать, ЧЕМ он занимается. Наклоняется ниже, и у меня внутри всё замирает от влажного, лижущего звука. Вверх-вниз, вверх-вниз. Ладонь Валеры ложится на мою макушку и начинает перебирать пряди: то он медленно теребит кончики, то грубо тянет за корни. В зависимости от ощущений, наверное.

Внизу живота закручивается тугая пружина: да, я не вижу, как Исми делает это, но звуки и ладонь Вэла на затылке возбуждают. И всё сильнее, надо сказать. Я уже начинаю тихонечко поскуливать, когда Исми прерывает своё занятие и поворачивается ко мне. Ощущаю влажные губы с привкусом чужой плоти на своих, проворный язычок ныряет ко мне в рот, и я, постанывая, отвечаю на это непотребство. Пляска языков, лёгкое касание зубов и слюна, стекающая по моему подбородку.

Голова кружится, и невыносимо давит в паху.

- Хочешь тоже попробовать? - выдыхает Валерка, пока младшенький жарко дышит мне в шею.

Боюсь, но думать больше ни о чём не могу, поэтому киваю. Исмаэль усаживает меня между ногами и сплетает мои пальцы со своими, тянет вверх. Касается горячей плоти брата и нежно сжимает её, гладит моими пальцами, нажимает на головку. Ладонь на макушке стискивает мои волосы сильнее - какой своеобразный индикатор. Давит на затылок, наклоняя ниже. Исми трётся носом о мою шею, и непривычно низкий голос почти обжигает мне кожу:

- Не торопись, прикоснись к нему. Вот так. Губами. Умница. Оближи, возьми поглубже.

Подчиняюсь этому голосу, и внутри всё сладко стонет.

Стоит так, что уже больно. Пытаюсь не обращать на это внимания и языком прохожусь по всей длине члена: снизу вверх и назад. Вэл хрипло стонет. Хочу услышать это ещё раз, поэтому выдыхаю и мягко обхватываю головку губами, сжимаю, беру глубже.

Проворные пальчики расстёгивают мои джинсы и...

- А-ах... а-а... Исми...

- Мне определённо нравится, как ты стонешь.

Разворачивается немного и снова целует.

Задыхаюсь. Как только отпускает, возвращаюсь к прерванному занятию, в такт ласкающим меня пальцам. Отстраняет меня немного и тоже проходится языком по всей длине, соприкасается с моим на головке и снова берёт его в рот. Мы делаем это по очереди, прерываясь на мокрые поцелуи. И он уже не церемонится со мной: в который раз чувствую, как чужой язык достаёт до самой глотки. Напряжение в паху нарастает, предчувствую разрядку.

Валера сдавленно рычит, и пальцы младшего сжимают меня сильнее. Увеличивает темп, а перед самым оргазмом тянет на себя и страстно целует. Кончаю. И чувствую горячие капли чужой спермы на своём лице и губах.

Вэл обхватывает моё плечо и дёргает вверх, поднимает на ноги, усаживает на колени и языком собирает сперму с моего лица, напоследок оставляя губы.

Исмаэль буквально падает на диван рядом с братом и укладывает мои ноги к себе на колени. Молчит пару минут и задумчиво выдаёт:

- Придурок.

- Извращенец.

- Идиот.

- Педофил.

- Жмот.

- Жмот-то почему? - лениво удивляется Валерка.

- Я сразу говорил, что нам нужна ванна побольше, но так нет же.

- Даже догадываюсь, почему ты вспомнил об этом именно сейчас.

Я только улыбаюсь и не вступаю в перепалку, продолжаю молчать, даже когда Валера несёт меня в ванну. Под ворчание брата, разумеется.

Всё утро адски болит голова. Днём лучше не становится, терпеть приходится молча: не стоит им знать мою «маленькую» тайну - не сказал сразу, а теперь уж и подавно не стоит.

Валерку я уже, как три дня не «видел» - и правда живёт на работе, эгоистина. Упс, от кого это я нахватался?!

А вечером Исми тащит меня в супермаркет, мотивируя это тем, что Вэл вернётся поздно, злой и голодный, а в холодильнике «мышь повесилась». Послушно киваю и иду зашнуровывать ботинки, надеюсь, что всё это ненадолго. Угу, куда там.

В пол-уха слушаю Исмаэля, вещающего о пользе овощей и здорового питания, киваю, он что-то закидывает в тележку и тащит меня в другой отдел.

Больно. Все эти запахи и звуки сводят меня с ума. Мозги словно плавятся, сжимаю зубы, уговариваю себя ещё немного потерпеть и послушно плетусь за Исми, не прекращающим болтать.

На меня кто-то налетает, запинается за мой ботинок и падает. Подхватываю почти автоматически. Ребёнок, маленький, не больше четырёх-пяти лет. Цепляется за мои руки своими маленькими ладошками, прижимается и замирает: должно быть, лицо моё разглядывает. Подбегает женщина, начинает отчитывать ребёнка за неосторожность. Рассеянно оглядываюсь, скорее по привычке, и понимаю, что Исми я потерял. А женщина всё говорит и говорит: громко, истерично, почти без пауз. Голос начинает казаться знакомым, мигрень усиливается, а вместе с болью приходит узнавание.

- Мама?! - произношу одними губами, и она резко замолкает, буквально выдёргивает ребёнка у меня из рук, но не уходит, стоит совсем рядом.

Мне было двенадцать, когда я ослеп. Просто проснулся и не увидел НИ–ЧЕ–ГО. Не помню, плакал или нет, ничего не помню. Единственное, что врезалось в память - это стакан с водой, который я разбил, вставая с кровати. Потом на мои крики прибежала мать, и началось: бесконечные врачи и осмотры, анализы и больничные палаты. Диагноз от меня не скрывали: аденома гипофиза. Проще говоря - рак, злокачественная опухоль. Который и стал причиной моей слепоты. Я не верил, а мать плакала. Успокаивал её, как мог: гладил по голове и говорил, что всё будет хорошо. Я и сам не верил, надеялся, что просто заболел. И действительно, попробуйте объяснить ребёнку, что у него осталось всего пара лет жизни, может, чуть больше, если повезёт.

Матери хватило почти на год, потом она просто не вернулась с работы. Я не винил её, не винил в том, что ноша оказалось ей не по плечу. Через пару дней пришла женщина из социальной опеки. Почему меня оставили в квартире, а не отправили в приют, - я не знаю. Через пару лет меня переселили в ту каморку на окраине, а мне было плевать: какая разница, где я умру? Последний осмотр показал, что мне осталось около месяца, может, два. Не страшно, я давно смирился. Единственное, чего бы мне хотелось, - это наполнить смыслом оставшееся у меня время.

Так и стоим молча посреди супермаркета: моя мама, я - её прошлое, и её будущее, которое, я уверен, она сейчас обнимает. Странно, но голова уже не болит.

- Эй, вот ты где. - Исмаэль подходит ко мне со спины. Поворачиваюсь и молча переплетаю свои пальцы с его.

- Поехали домой.

Просто киваю, и он ведёт меня к кассам. У меня есть дом, мама. А ещё я люблю тебя.

Шум воды, звон тарелок и негромкая ругань - всё это означает только одно: Исмаэль готовит ужин. Едва ли не первый раз, когда мы вот так сидим все вместе.

Сижу на коленках Вэла и чувствую, как он тихонько посмеивается мне в волосы, щекотно и так здорово. Улыбаюсь и тянусь за кружкой чая. Горячий, пальцы обжигает. Перехватываю поудобнее и делаю глоток. Сладко. Киваю сам себе и ставлю кружку обратно.

Последние несколько лет весь мой мир основывается на ощущениях, запахах и звуках. Мне нужно это, чтобы почувствовать себя живым. Эдакие тоненькое ниточки: сладкий чай, тёплые руки Валеры и пряный запах специй, а ещё звон стекла и отборный мат.

- Криворукий придурок, - негромко проговаривает Вэл, даже с нежностью, я бы сказал.

Эти двое просто не могут не ссориться: старший подначивает, а Исми с готовностью отвечает, успевая резать, помешивать и натирать.

- Закрой пасть или останешься голодным.

- Я не хочу есть из черепков.

- Купи себе деревянную миску.

- Ты перебил весь сервиз.

- Пожалуйся моей мамочке.

- Трубку не подашь?

- Оторви свою толстую задницу от стула и возьми. Идиот.

- Заодно расскажу ей, что ты не носишь шапку и грызёшь ногти. Пусть поставит тебя в угол.

- Иди на хер, Валера. Хочешь, подтолкну в нужном направлении?

- Да ладно тебе, не заводись так, расхерачь хоть всю кухню, мне плевать.

- Ты первый начал. Вот и разнесу всё к чертям.

Вэл поднимается, ссаживает меня с колен и встаёт: не иначе, как собрался успокаивать братика. Не похоже это на него. Хотя не так уж хорошо я его знаю, чтобы судить.

- Я куплю тебе новую.

- Правда? - спрашивает полушёпотом, и мне кажется, что за всеми этими тарелками, кастрюлями и ложками скрывается нечто большее.

- Правда.

Я весь обращаюсь в слух: почему-то мне кажется, что я вот-вот упущу что-то важное, нечто такое, что связывает этих двоих.

Увы, не судьба, видимо: Исми отвлёкся от своего «чего-то там», и оно с громким шипением уползло на плиту. Судьба у него, видимо, такая - бегать с тряпками и стонать по поводу какого-то неудавшегося «супер-мега-вау» блюда. Ну а как успокоится немного, обвинит «сами-знаете-кого» во всех смертных грехах. В Эфиопии дети голодают?! Да как тебе не стыдно, Валерка! Как-то так, наверное.

Всё ещё улыбаюсь, когда замечаю что-то не то: глаза странно влажные, и голова ощутимо потяжелела. Тёплая влага медленно стекает по скулам, и я стираю её пальцами, рефлекторно подношу их к лицу, но, разумеется, ничего не вижу. Только плечами пожимаю - слезятся да слезятся, плевать.

- Дэнни...

Мне кажется, или у Исми голос дрожит?

- А?

Поворачиваюсь к источнику звука. Молчит. Да чего я сделал-то? Ещё одна тёплая дорожка стекает по моему лицу, на этот раз ловлю её губами и замираю. У слёз нет такого металлического привкуса. Неужели сейчас?

Страшно, так страшно стало, что всё тело онемело. Упасть мне не дают чьи-то руки, не разбираю чьи от накатившего ужаса. Нет-нет-нет! Не сейчас, пожалуйста. Не знаю, кто там наверху, но дайте мне ещё немного времени. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста...

Из оцепенения меня вырывает скрип пластиковых клавиш - с ещё большим ужасом понимаю, что опытный врач без труда всё поймёт.

- Не надо в больницу. В порядке я, давление подскочило, - стараюсь говорить уверенно, но язык, как деревянный, почти не слушается.

Пикнуло пять клавиш, номер шестизначный. Надежда. Хрупкая. Голос над ухом разбивает её вдребезги:

- Вызывай.

- Исми, не надо! - В голосе неприкрытая паника, и поэтому, наверное, он мешкает. Тихий писк, и трубка летит на диван. Пронесло.

Прикрываю веки, обнимаю Вэла за шею со всех сил, которые у меня есть. Утыкаюсь ему в плечо и запоздало понимаю, что испачкал его идеальную рубашку.

- Прости...

Не отвечает и несёт меня в ванну. Опирается на бортик, и ещё одна пара рук бережно обтирает моё лицо влажным полотенцем.

Боже, почему сейчас? Сейчас, когда я НЕ ОДИН.

Не спится. Увы, в потолок я пялиться не могу, поэтому просто комкаю простынь. Голова больше не болела, да и кровавыми слезами я не плакал, но эти двое боятся коснуться меня. Никаких тебе обнимашек и поцелуев.

Навредить боятся. И все, как один, твердят про совершеннолетие. Да не будет у меня его! Не будет!

Но вот только боюсь, что стоит мне заявить подобное, то я так и умру девственником, да ещё и в клинике под пристальным наблюдением и с кучей трубок, торчащих отовсюду. Нет уж, увольте. Краснею от таких мыслей и чувствую себя чокнутой нимфоманкой. Хотя кто меня знает, пока не попробую - не узнаю. Вообще, в этом мире есть ещё много вещей, которые я бы хотел попробовать: у меня не было ни первой сигареты, ни бутылки пива, а ещё я хочу пирсинг и татуировку. Просто так.

У меня никогда не было ни ангины от съеденной тонны мороженого, ни аллергии от ведра клубники, ни даже солнечных ожогов. Ну как я могу уйти без всего этого, а? Где справедливость-то?!

Раньше я всегда разговаривал сам с собой - собеседников-то больше не было. А сейчас эта потребность отпала, а привычка осталась. Да и есть вещи, которые я могу доверить только себе, как бы абсурдно это ни звучало. Вытягиваюсь на кровати до приятного хруста в спине, перекатываюсь на бок и устраиваюсь поперёк кровати. Всё равно я один в спальне, оба моих мужчин в душе. Спинку друг другу трут.

Должно быть, безумно приятно, так приятно, что Исмаэль кричит, почти не переставая. СВОЛОЧИ. Ещё минут двадцать сокрушаюсь из-за несправедливости судьбы. Щёлкает замок дверной ручки в ванной, и я с головой ныряю под одеяло. Слышу, как мокрые ступни шлёпают по паркету, и этот "кто-то" падает на кровать рядом со мной. Исмаэль, значит. Тёплые ладони забираются под одеяло и пытаются меня оттуда вытащить. А вот фигушки! Обижен я.

А-А-А-А-А!!!

Нечестно! Вдвоём на одного! Просто поднимают меня и вытряхивают на кровать. Спасибо, что не на пол! А то знаю я вас...

- Маленький, сделай мордочку попроще.

- Иди ты.

В ответ только ржут. Придурки.

Ну и отлично. Сами виноваты.

На ощупь нахожу руку Валеры и переползаю к нему на колени. Ёрзаю, устраиваясь поудобнее, и обнимаю за шею. Гладит меня по голове и касается плеч.

- Поцелуй меня.

- Маленький...

Ну да, давай. Найди тысячи причин, почему нет, и уложи меня спать. Хрен!

Сам тянусь выше и целую его. И, к моему удивлению, он сдаётся. Медленно, неохотно, но уступает: разжимает губы и позволяет моему языку скользнуть внутрь. Приятно. Валера редко такой податливый. Осторожно отвечает на поцелуй, покусывает мои губы и отстраняется, придерживая меня за плечи. Так аккуратно, как будто бы я кукла картонная. Бесит! Скидываю его руки, а самого Вэла толкаю в грудь и валю на кровать. Голос Исмаэля раздаётся прямо над моим ухом:

- И что ты собираешься делать?

- Насиловать.

Мужчина подо мной хмыкает. Ещё бы, я его запястья-то обхватить двумя руками не могу, не то что удержать.

- Исми, - жалобно тяну я. - Ну помоги мне-э-э.

- Предлагаешь мне связать его и поиметь?

Этому уроду явно весело: сидит и посмеивается рядышком.

- Да иди ты, - огрызаюсь совсем беззлобно, скорее на автомате. Выдыхаю и, наконец, решаюсь, наклоняюсь к распростёртому подо мной телу и нежно прижимаюсь губами к его шее. Целую подбородок и скулы. Притрагиваюсь своими губами к его, тут же отстраняюсь. Большие пальцы нежно гладят мои скулы, и я уже смелее проникаю в его рот своим языком. Медленно ласкаю, так сладко посасываю его губы и играючи кусаю. Совсем-совсем не больно. Тягуче-медленно отстраняюсь и ползу вниз, останавливаюсь на шее, пару раз прикасаюсь губами к груди и очерчиваю кончиками пальцев кубики пресса.

Где-то на периферии сознания мелькает мысль о том, что я тоже такой хочу. Но об этом я подумаю потом, когда-нибудь, может быть.

Целую эти самые мышцы живота, и ладонь Исмаэля ложится мне на затылок, нежно гладит, перебирает прядки. Кровать скрипит, и я чувствую, как Исми переползает мне за спину. Обнимает и целует в затылок, пока я сам вывожу узоры кончиком языка на животе Вэла.

Приходится прерваться, пока с меня стягивают футболку. Тут же на мою голую спину ложится волна влажных волос. Приятно. Щекотно, правда, немного. Но это определённо стоит терпеть ради губ, покрывающих мою спину поцелуями. Обвожу ямку пупка и накрываю его пах ладонью. Пальцы дрожат, но не от страха, а от возбуждения.

Медленно глажу возбуждённую плоть через тонкую ткань пижамных штанов, мои стаскивает Исмаэль, раздвигает мои ноги. Я вскрикиваю, когда его губы касаются внутренней стороны бедра. Выгибаюсь в спине и судорожно дышу носом, чтобы не стонать. Подхватывает меня под живот, прогибая в спине ещё больше, выгибаюсь на четвереньках и снова тянусь к пижамным штанам Валеры. Стягиваю их с бёдер и обхватываю его член у основания, веду рукой вверх. Сдавленно шипит от боли. Краснею и пытаюсь отдёрнуть руку в тот момент, как он накрывает мои пальцы своими.

- Не бойся. Всё хорошо. Просто оближи пальцы.

Высвобождаю руку и подношу к лицу, но её перехватывает Исмаэль, заводит мне за спину и лижет ладонь. Втягивает пальцы в рот и медленно посасывает, все, по очереди. Возбуждение горячей волной охватывает всё моё тело и стекает вниз живота. Возвращаюсь к прерванному занятию, влажные пальцы легко скользят по возбуждённому члену и размазывают капельки смазки по головке.

Осторожно касаюсь дырочки на вершине и снова спускаюсь к основанию. Вэл сдавленно выдыхает и снова вцепляется в мои волосы, совсем, как в прошлый раз. Соскальзываю чуть ниже и почти касаюсь головки губами. Дразню его горячим дыханием и продолжаю неторопливо ласкать пальцами.

Всхлипываю от неожиданности, когда Исми проводит пальцами ТАМ. Гладит дырочку, придерживает ладонями ягодицы и прикасается языком. Вылизывает, надавливает языком на кружок сжавшихся мышц и медленно тянет меня. Ах-ха... А... Мысли путаются всё больше, пальцы на ногах поджимаются от желания, и я с нетерпеливым стоном опускаюсь ниже, обхватывая головку губами.

Собственный член горит и неприятно ноет, требуя разрядки, но сдерживаюсь и продолжаю ласкать Вэла. Ладонь на моей голове нетерпеливо дёргает меня ниже, и я подчиняюсь, беру так глубоко, как только горло позволяет. Замираю на секунду и, стараясь не дышать, выпускаю его немного, ещё и ещё, раз за разом. Вздрагиваю и захлёбываюсь стоном, когда в меня проникает палец: медленно, вместе с языком.

Замираю, когда он двигается внутри, растягивая меня. Затем протискивается второй. Исмаэль не спеша тянет меня, гладит эластичные стенки. Толкается чуть глубже, и я забываю, как дышать. Касается чего-то, что заставляет меня жалобно скулить. Снова заменяю рот пальцами, иначе я просто задохнусь. Хватаю воздух маленькими глотками, беспокойно ёрзаю и насаживаюсь на его пальцы. И разочарованно выдыхаю, когда он вынимает их.

Тут же меня касается что-то большее - это "что-то" упирается в мою дырочку, и я жалобно всхлипываю. Наклоняюсь и языком провожу по влажной от смазки и слюны плоти. Валера ободряюще сжимает мою свободную руку. Легче мне от этого не становится. Тогда он дёргает меня на себя и жадно целует, совсем не так, как вначале. Слюна стекает по подбородку, но я лишь грубее толкаюсь в его рот своим языком, он отвечает мне тем же.

Такое сладкое безумие. Его руки скользят на мои бёдра, раздвигают мои ноги пошире, и Исмаэль сразу же пристраивается сзади. Просто касается меня, головкой прижимаясь к дырочке. Прогибается немного вперёд и начинает ласкать нас обоих.

Тонкие пальцы сжимают наши органы и трут их друг о друга. Я сейчас или умру, или кончу. Не знаю.

- Будет немного больно, моя прелесть.

Не успеваю ответить, как меня едва на части не разрывает. Кричать мне не даёт рот Валеры, накрывший мой. Вэл держит меня за затылок и, не позволяя отстраниться, целует, всё также требовательно, а пальцы младшенького ритмично ласкают, ласкают, и боль становится не такой уж и адской. Медленно входит полностью и снова замирает на пару секунд. После начинает двигаться. Боль исчезает, остаётся только жгучее наслаждение - кажется, им пропитана каждая клеточка моего тела.

Двигается всё быстрее, стонем почти одновременно. Исми - тихо и протяжно, я же рвано выдыхаю стоны вместе с воздухом. Прямо в рот Вэла. И снова ловлю его язык.

Толчки становятся всё сильнее и короче, пальцы отпускают член Валеры, сосредотачиваясь на моём, двигает быстро и сильно, в такт толчкам. Ещё немного, и взорвусь. Сладкая волна нарастает. Ещё немного, совсем. Край так близко. Д-а-а-а...

Исмаэль коротко вскрикивает и падает на мою спину. Приходит в себя через пару секунд и вытягивается рядом с братом. Чувствую, как по бёдрам стекает горячая жидкость. Собираюсь упасть, но руки Валеры не позволяют мне, вместо этого он приподнимает мои бёдра и сажает на себя. О Боже! Медленно, миллиметр за миллиметром опускаюсь на него и едва не кончаю от первого толчка - чувствую всё в разы острее. Опираюсь на его грудь и пытаюсь унять дрожь в руках.

- Сожмись сильнее. - И без того низкий голос Вэла теперь отдаёт хрипотцой.

Выполняю его просьбу и медленно начинаю двигаться сам. Возбуждаюсь снова и уже прыгаю на нём, как одержимый. Обхватываю свой член и, краснея, ласкаю себя. Уже знакомая волна поднимается внутри. В этот раз мне нужно совсем немного времени, чтобы выплеснуть её. Несколько глубоких толчков, и Валера выгибается, громко рычит. Позволяю ему выскользнуть почти полностью и резко опускаюсь вниз.

Наверное, так выглядит рай. Всего на секунду, но мне показалась, что я видел его.

Прихожу в себя на груди Валеры - просто рухнул сверху, наверное. Обнимает меня, а я тянусь вправо и нащупываю волосы Исми, шарю дальше и нахожу его ладонь. Придвигается ближе и устраивается на плече брата. Кто-то накрывает нас всех одеялом, но я, закрывая глаза, думаю о том, как мне всё-таки хорошо с этими двумя. Почти засыпаю, когда на дне сознания всплывают мысли о чём-то важном, о чём-то, так нужным мне.

- Валерка...

- М?

- Ты купишь мне мороженое?

- Куплю.

- С шоколадной крошкой и печеньем?

- Угу.

- И килограмм?

- И килограмм.

- И пять?

- И пять, спи уже.

Киваю, довольный таким ответом, устраиваюсь поудобнее, и только закрываю глаза, как снова:

- Исми?

- А?

- Ты купишь мне клубники?

Аллергия была и ангина тоже. Вот только не у меня, а у Исмаэля, который без угрызения совести сожрал большую половину купленных вкусностей.

Не разговаривал с ним ровно до того момента, когда он заметил, что у меня очень миленькие губки и было бы неплохо проколоть одну из них. И крылышки на спине были бы очень в тему.

Но, всегда есть «но». И наше «но» громко материлось и послало обоих на хер. Валера сказал, что только через его труп я сделаю татуировку до совершеннолетия. Придурок заботливый. Знал бы он... Нет!! Пусть лучше никогда не узнает. Не хочу.

Сейчас валяюсь на диване и закрываю голову подушкой, Исмаэль наворачивает круги по комнате и спорит со старшим братом. По-моему, им вообще это физически необходимо. Не разругались утром - день прожит зря. В этот раз из-за пресловутого пирсинга, кстати. И меня странным образом это... успокаивает?

- Ну Ва-а-алерка! Ну хотя бы пирсинг!

- Нет.

- Вэл.

- Нет.

- Вэл...

- Нет!

- Ва-а-а-а-алерка...

- Блять, НЕТ, я сказал!

- Ну чего ты та-ако-о-ой...

- Блять, себе хоть задницу пробей, а ребёнка не трогай.

- А можно?!

- НЕТ!!!

- Во-о-о-от. А говоришь, хоть задницу...

- Господи, я убью тебя.

- Можно просто «хозяин», милый. Ну да, о чём это мы? А! Ва-а-а-алера!! Ну он же тоже хоче-э-эт! Малюсенький пирсинг...

- Заебал. Делайте что хотите и катитесь на ху... Бля, на все четыре стороны.

- Я ещё не ебал тебя, но если ты так хочешь, то я с радостью...

- Исми, блять!

- Всё-всё. Всё понял. Заткнулся и больше хрень не порю.

Жадно слушаю весь этот бред и выныриваю из-под подушки, когда рядом со мной с размаху плюхается Исмаэль. Тянусь к нему и охотно перебираюсь на его колени. Обнимает и целует в макушку, чувствую, как улыбается, и тоже радуюсь.

- А где Валерка?

- У окна стоит и злобно так на меня пялится. Боюсь, мне придётся оставить тебя с этим маньяком.

- Уходишь?

- Ага, в универе было бы неплохо показаться. Отчислят - и Вэл мне голову снимет.

Киваю и сползаю с его колен. Так, окно, в какой ты стороне?

- Валера?

Невнятное мычание доносится откуда-то справа. Ага, тогда туда. Блин. Комната почти пустая, и держаться не за что. Стол тут где-то был. Вот только где?

Растерянно замираю посреди комнаты. Жалко выгляжу, наверное. Беспомощный калека. Бр-р. От подобных мыслей передёргивает. От размышлений на тему «Ангел - маленькое ничтожество» меня спасают тёплые руки, которые обнимают за плечи. Тянусь вперёд и утыкаюсь носом в хлопковую рубашку. Приятно, тепло. Безопасно, что ли? Не могу дать название этому странному чувству. Да и не стоит.

Осторожно отстраняется и берёт меня за руку, ведёт куда-то. Скрипит дверь, и я ступаю на мягкий ворс. В этой комнате я ещё не был. Пахнет деревом и, кажется, бумагой? Не могу точно описать запах.

Ведёт вперёд и усаживает к себе на колени. Глажу кожаные подлокотники кресла, на котором мы сидим. Валера тянется вперёд и открывает что-то. Это «что-то» включается и едва слышно гудит. Интересно...

- Можно... потрогать?

Вместо ответа берёт мою ладонь и кладёт на стол. Или не на стол? Осторожно провожу пальцами по длинному ряду кнопок, прикасаюсь к гладкой поверхности в какой-то рамке. Снова вниз и натыкаюсь на небольшой овальный предмет. Ну, конечно! Мышка - стандартная, с двумя кнопками и колёсиком. У меня тоже такая когда-то была, когда я ещё мог играть в компьютерные игры.

- Ноутбук?

- Угу, - невнятно выдыхает мне куда-то в ухо. Мурашки. Замираю, когда кольцо рук плотно смыкается вокруг моей талии, а губы накрывают мочку уха. Кончик языка очерчивает раковину и спускается вниз по шее. Приятно.

Накрываю его ладони своими и переплетаю наши пальцы. Моя ладошка просто тонет в его - мне нравится. Осторожно, чтобы не смахнуть ничего со стола, разворачиваюсь к нему лицом и целую: сначала скулу, потом и губы. Отвечает на поцелуй, попутно стягивая мою футболку через голову. Послушно поднимаю руки, а после ослабляю его галстук и снимаю через голову, расстёгиваю ряд одинаковых пуговок и глажу его грудь. Пробегаюсь пальчиками по прессу и цепляю пряжку ремня. Гладит мою спину и плечи, пока я расстёгиваю её, тяну за язычок на молнии и ладонью обхватываю его плоть. Скрипит зубами и больно впивается в мои губы, проходится ими по шее и сильно прикусывает кожу на ключице. Постанываю и пытаюсь не сбиться с ритма, в котором двигаются мои пальцы: чёрт, как это, оказывается, сложно.

Его ладонь проходится по моим рёбрам и замирает на груди. Два пальца тут же сжимают чувствительный сосок, вырывая у меня громкий стон.

- Знаешь, а Исми прав. Маленькое колечко прямо здесь. Как тебе?

И снова выкручивает сосок. А-а-а, больно. Но внизу всё невыносимо тянет - мне нравится боль?

Задыхаюсь и вылизываю его губы, приподнимает меня за талию и сдёргивает бриджи. Немного приспускает брюки и тянет меня ближе. Обхватывает за талию и влажными пальцами касается там, нажимает на тугое колечко мышц. Я пытаюсь максимально расслабиться, впуская его в себя. Сразу два пальца: неприятно, но Вэл стоит того, чтобы потерпеть немного. Торопливо растягивает меня и отдёргивает пальцы. Обхватывает мои бёдра и буквально насаживает на себя. Вот сейчас больно. Но не так, как в первый раз. Тянусь к нему и упираюсь лбом в шею. Потерпеть. Чуть-чуть потерпеть.

Начинает медленно двигаться, и у меня буквально красные круги перед глазами плывут, когда он обхватывает мой член и начинает ласкать его. Постепенно привыкаю к нему, и боль сменяется наслаждением. Поскуливаю и начинаю насаживаться на него сам: сначала медленно, потом всё быстрее и быстрее. Больно сжимает мою плоть, но сейчас мне даже нравится. Сжимаюсь, и Валерка сдавленно стонет. Значит, так тебе нравится больше? Накрываю его пальцы своими и заставляю двигаться быстрее.

Немного, ещё совсем немного и... Вот оно! Разрядка. Дёргаюсь и едва сдерживаю крик, ещё пара яростных толчков, и Вэл выгибается дугой. Обнимает, и я в ответ обхватываю его шею. Не знаю, сколько мы сидим так, просто прижавшись друг к другу, да и неважно.

- Вэл, а давно я здесь?

- Почти два месяца.

Меня словно холодной водой окатили: так страшно, совсем немного осталось. Всхлипываю и обнимаю его покрепче.

- Эй, что не так?

- Нет... Я просто не думал, что так долго.

Так мало осталось...

Исми всё ещё нет и ужина, соответственно, тоже. Пока Валера звонит ему, и они препираются по телефону, я закатываю рукава огромной рубашки, которая доходит мне почти до колен. Шлёпаю босыми ногами по паркету и с третьей попытки натыкаюсь на диван. Забираюсь на него с ногами, нащупываю пульт и нажимаю на какую-то кнопку. Включается. Новости вроде. Да и неважно - есть источник шума, и ладно.

В прихожей щёлкает замок, и, судя по звуку шагов, Вэл направляется встречать любимого брата. Любимого во всех смыслах. Чёрт. Понимаю, что тоже хочу «внимания», и сам направляюсь ему навстречу.

Два раза врезаюсь в косяк, но всё-таки нахожу этот чёртов коридор. Целуются. Я не вижу этого, но звуки... Возбуждает. Краснею.

- Малыш... - с придыханием тянет Исмаэль.

Подходит вплотную и холодными руками подхватывает под бёдра, усаживает на себя и прижимает к стене. Целует. А я ощущаю привкус Валеры на его губах. Охотно отвечаю и постанываю, когда холодные пальцы гладят между ногами и проникают в меня. Растягивают и снова перемещаются на бёдра. Как, должно быть, это развратно выглядит.

Ставит меня на ноги, и я едва не падаю. Едва - из-за подхвативших меня других рук. Валера.

Шуршат пакеты, и мы все направляемся на кухню.

Как оказалось, сегодня какая-то страшно интересная хрень по телеку, поэтому в пакетах пицца, попкорн и с десяток бутылок пива, пить которое мне, разумеется, никто не разрешил. Налили сока, сунули стакан - и радуйся, малыш Дэнни. И я радуюсь. По-детски радуюсь заботе и вниманию к моей персоне. Сейчас я валяюсь на огромном диване между ними и жду эту чёртову рекламу, потому что тогда меня целуют. По очереди. Долго, страстно, до одури хорошо, так, что губы болят, а голова кружится от недостатка кислорода. Мне кажется, что я никогда не был настолько счастлив. Вот просто настолько, что сердце выпрыгивает из груди, а губы сами собой расплываются в идиотской улыбке.

Жарко. Я плавлюсь. Воды... хотя бы глоток.

Сажусь на кровати и пытаюсь разлепить сухие губы. Безрезультатно. Разбудить кого-нибудь? Отрицательно качаю головой и осторожно перелезаю через Валеру. Ноги касаются холодного пола, и я понимаю, насколько замёрз. Почему меня так шатает? Паркет кажется корабельной палубой. Кое-как добираюсь до дверного косяка и чувствую, как по лицу стекают горячие капли.

С ужасом ощущаю солоноватый привкус на губах и зажимаю рот ладонью, чтобы не кричать. Нет. Не должны. Они не должны знать.

Мне нужно в ванную. Умыться. Быстрее.

Ноги держат меня только пару шагов, и я едва не падаю, натыкаясь на диван, буквально стекаю вниз по его спинке. Всё моё существо охватывает паника. Я УМРУ?! Сейчас?!

Ни завтра, ни через месяц, прямо сейчас?!

Нет, нет. Просто очередной приступ. Станет легче. Сейчас. Вот прямо сейчас.

Но легче не становится, виски словно сжимает стальной обруч. «Слёзы» текут рекой и, уже не задерживаясь на губах, огибая подбородок, заливают рубашку.

Больно...

Не надо...

Мысли совсем путаются, и я сжимаюсь в комочек, пытаясь стать, как можно меньше. Почему-то мне кажется, что так станет легче. Не помогает. А кровавые струйки всё текут и текут. Вокруг так темно и тихо. И от этого ещё более зловеще.

Снова пытаюсь подняться на ноги, и опять не получается - не чувствую их. Пытаюсь поднять руку - и не выходит. Только пальцы судорожно цепляются за край рубашки. Всё, и их не чувствую. Язык кажется слишком толстым, и мне с трудом удаётся облизать онемевшие губы. Веки тяжёлые, и я больше не могу поднять их. Теперь мне кажется, что я всего лишь сломанная марионетка, которой перерезали нити.

Не знаю, плачу ли я?

Должно быть, да. Кровью.

Я жалею только о том, что... О том... Не помню... Что-то важное... Или кто-то?

Я всегда представлял, что моё сознание - это все те образы и краски, которых меня лишили. Теперь и здесь темно.

Последнее, о чём я думаю, - это глупое сравнение с перегоревшей лампочкой.

Тело становится невесомым.

- Ангел, малыш, где ты?

Этот голос. Я вспомнил.

Шаг... Шаг... Куда я иду?

Для придурков нет закона, брат.
Смерть с тобой перемудрить хотели.
И под чей-то смех и дружный гвалт
Шалости придумывать умели...

Ну же, Ангел, вставай! Пора домой.
Нас с тобою наши ждут шутихи!
Говорю с могилой, как больной...
Надо тихо, надо очень тихо!

Надо, чтоб не слышали вокруг,
Как ты шепчешь весело ответы.
То ли ты живой, мой рыжий друг,
То ли я совсем уже с приветом?

Слышишь, Ангел?! Такая тишина
Опустилась ночью на руины
Наших жизней. И свербит она
Хуже ран распахнутых. Не видно

Края и конца холмам земли.
Там тебе, наверно, тесно слишком...
Мы не досмеялись. Не смогли.
Как же попрощаться мне, братишка?