Горяча ты армейская служба

Когда я услышал это первый раз?

Первый колкий плевок в спину?

Как клеймом обожгло.

Шлюха. Подстилка. Блядь дешёвая.

Пальцы непроизвольно сжались на блестящей дверной ручке, а скулы вспыхнули... Хотя куда уже больше. Я был слишком растрёпанный, раскрасневшийся, чтобы залиться краской стыда ещё больше.

Шлюха. Светлые пряди едва прикрывают лицо, а под козырьком форменной фуражки не видно глаз... Шлюха. Быстро миновать короткий коридор приёмной под унизительные пересуды за спиной.

– Валерка?

– Да, мой командор?

– Мой кофе холодный.

Вот же сволочь придирчивая! Ничего он не холодный! Гольный кипяток!

Да и знаю я, что это лишь повод подтащить меня поближе к мягкому креслу и сгрести к себе на колени. Взгляд выдаёт. Да и губы... изогнуты хитрой улыбкой.

А я, как истукан, замер посередине просторного кабинета, стараясь держаться, как можно равнодушнее, всем своим видом демонстрируя отчуждённость и полное непонимание.

О да. Такую-то пачку толстых намёков попробуй не заметить.

Ноги ватные, а в голове всё не смолкают голоса, словно их обладатели вот-вот полезут из углов, гаденько нашёптывая мерзости. И всё это вкупе с масленым, раздевающим взглядом из-под длинных ресниц.

Долгих пару минут сверлишь взглядом, и я прекрасно знаю, ЧТО тебе нужно.

Колени, как у шарнирной куклы... Подгибаются.

– Иди сюда.

– У меня много работы.

– Когда это ты начал оспаривать мои приказы, мышонок?

– Может, назовём это просьбой?

– Сюда.

– Но... - Попытка хилая, как дистрофик на брусьях, и такая же бесполезная, как трусы с начёсом.

– Приказ. - Вот теперь металл в голосе. Завуалированный. Но я знаю, точно накажет. Не шутит, не забудет.

Шаг вперёд.

Ещё два до стола.

Мне... противно. Противно от себя самого, словно только очнулся. Пальцы выверенным движением очерчивают край стола, и я вспоминаю, как попал в этот кабинет. Вспоминаю причину, по которой я всё ещё здесь.

Мерзко. Крайне мерзко.

Подстилка только лишь?

Ещё ближе. Напротив кресла, опёршись на стол и непроизвольно сложив руки на груди, словно пытаясь защититься от чего-то.

– Рыбка не в настроении для игр?

– У рыбки много работы, мой командор.

– Уже слышал. Иди сюда.

Куда ближе...

Мешкаю, шагаю вперёд, коленом упираюсь в обивку кресла между его раздвинутых ног, нависаю, пальцами стискивая чёрную кожу спинки.

Запрокидывает голову, улыбается, ладонью касаясь моей скулы, кончиков волос. Двигается выше, небрежно сбрасывая фуражку на пол, чтобы беспрепятственно вцепиться пальцами в прядки и притянуть поближе. Дыхание обжигает. Тело тут же реагирует мелкими колючими иголочками нервных импульсов. Тело реагирует... правильно.

– С тобой что-то не так, мышонок.

Почти касаясь своими губами моих.

– Тебе кажется...

– Не уверен.

Прикусив кончик перчатки, нарочито медленно стаскиваю её с кисти, чтобы так же осторожно прикоснуться и очертить контур резной скулы.

Куда лучше...

– Валера?

Вместо ответа тянусь ниже, губами сминая его. Глаза закрыты. Ничего нет в этом уютном мраке, долгих пару секунд нет.

А после... всё заливает плакатной гуашью.

Влажный кончик языка толкается в мои сомкнутые губы, проводит по ним, раскрывая, и тут же назад, чтобы прикусить, потянуть на себя, выпрашивая приглашение внутрь.

Сам тянусь вперёд, за ответом, уже не препятствуя, позволяя чужому языку пробраться в мой рот и провести по нёбу широкую полосу. Отвечаю тем же, отчего-то не спешу привычно пускать в ход зубы и стискивать ими чужой язык, до выступающих алых капель прикусывать кожу губ.

И так слишком, слишком неуверенно.

Ладони уверенно ведут по моим бёдрам, поднимаются выше, оглаживая от колена, стискивают под ягодицами, сжимая и подталкивая вперёд.

А поцелуи тут же становятся собственническими укусами, полуприказами.

Почти трахаешь своим языком мой рот. Насилуя, всё больше усиливаешь напор, раздражаясь от моего осторожного, непривычного тебе поведения.

– У нас мало времени, рыбка. В следующий раз подольше поиграем... - нетерпеливо шепчешь мне куда-то в шею, тут же прикусывая мочку уха, ладонями цепляясь за ремень на моих форменных брюках.

И эта почти невинная фраза бьёт, как затрещина. После «поиграем»? А сейчас становись раком и выполняй прямые обязанности?

Только за этим ты меня вызвал, верно?

Снять стресс в перерыве? Оторваться, как следует на безотказной «подстилке».

Впиваюсь в твои кисти пальцами, отдираю их от себя и, подхватив упавшую на стол фуражку, буквально бегу к двери, неловко сочиняя какую-то путаную хрень.

Тишина в ответ, но, даже не оборачиваясь, я знаю, что увижу: вздёрнутую в недоумении бровь с недобрым прищуром. Всё верно, что ещё может так удивить тебя, как непокорная проблядь, отказавшаяся раздвигать ноги?

А в полевых учениях есть своя прелесть.

Например, возможность сбежать из штаба на целых десять дней. Десять долгих дней, в течение которых мне не придётся терпеть шепотки за спиной и твои руки на заднице. Хотя я начинаю скучать по последнему, но упорно не желаю признаваться в этой зависимости даже себе.

Ну, к чёрту.

Ладони болят от перекладины, а полевой камуфляж провонял костром насквозь. Такого меня ты бы захотел? Или же только холёные мальчики в конфетной форме и белых кожаных перчатках привлекают внимание главнокомандующего?

Торс покрыт синяками после рукопашной, а руки и шея зажраны вездесущими москитами.

Впрочем, далеко не я один такой «красавчик» – почти все штабные мальчики на побегушках здесь, кое-кто из руководства, не моего опять же. Только небо над падшим... И командор, мать его.

Командор...

Командор.

Да вылези ты уже из моей головы, скотина страшная!

Выдернув катану из чехла, направляюсь к близлежащей рощице. Нужно заняться ещё чем-то кроме вынужденного самоедства. Достало.

И одинокий самурай в бамбуковой роще под синью теней ночных деревьев... М-да.

Саи отброшены. Потом подберу.

Сколько раз, сжимая рукоять, я задавался вопросом: почему катана и когда, чёрт возьми, ты научился ТАК орудовать чёртовым смертоносным лезвием?

Хватит ли мне жизни, чтобы достигнуть установленной тобой планки?

И нужна ли тебе эта самая жизнь?

Присяга и первые месяцы в казарме перед глазами. В окружении таких же «счастливчиков». Уже много позже, после того, как «счастливо» попал в поле твоего зрения, я узнал цену этого «везения». И о том, как часто пополняется личный полк президента, как часто вывозят трупы с территории. Всё в ведомостях. В бесконечных списках, которые я таскаю тебе на подпись по долгу службы. И ты подписываешь, не глядя, оставляя росчерк на бумаге, тут же тянешься к следующему. Некоторые подолгу изучаешь, часами не отрывая взгляда; некоторыми пренебрегаешь, утаскивая меня к себе на колени.

Ночной воздух кажется густым, насыщенным... Материальным. И катана рубит его на куски, рассекает со звонким свистом.

И так раз за разом, пока сталь не встречается со сталью, высекая искры.

За спиной.

Видно плохо. Отблески на лезвии.

Блок. Отшатываюсь назад, спасая лицо от рубящего выпада.

Что за...?!

Но тело реагирует само, рефлексы отточены не одной сотней тренировок.

Противника не вижу, но адреналин уже разносится по телу. Должно быть, потому что у меня давно не было реального соперника. Последний же на тренировке двухнедельной давности избил меня до полусмерти, при этом посмеиваясь моей «неуклюжести». Невольно вспоминаю, как пытался уползти с матов под эти самые смешки... Не вышло. Подробности этого «не вышло» бегущей строкой вспыхивают в сознании. И не выпрешь же. Не выпрешь, несмотря на то, что я серьёзно рискую получить нехилую травму.

Но когда это волновало моё явно нездоровое подсознание?

Ещё выпад. Хилый блок. Смутное разочарование... Удар приходится на рукоять. Глухо падает катана на покрытый опавшей листвой грунт.

Острие моей упирается в чужое горло прямо под подбородком.

Щурюсь, силясь разглядеть: лишь очертания такой же, как у меня, формы.

Вот как.

Неудачная шутка или... диверсия?

– Ваше звание.

– Старший лейтенант, мой капитан.

– И как это понимать, товарищ старший лейтенант? - Интонации... Знакомые. Холодные. Не мои.

– Я думал, вам не помешает партнёр для спарринга.

– Ваше общество не обязательно, - раздражённо шиплю, убираю оружие, отступая на шаг назад.

– Вы не в духе?

– Вы не в форме.

– Признаться, вы отлично владеете катаной.

Кажется, я начинаю понимать, к чему он клонит.

– К чему же это?

– Разве личный помощник главнокомандующего не должен развивать иные навыки?

– Разве вас не научили вовремя затыкать рот, товарищ лейтенант?

– Реагируете так остро, мой капитан. Значит, слухи верны.

Как же ты меня уже бесишь, сука. Бесишь!

Хотя я и не знаю твоего лица, мне хватает и голоса. Этого сладкого, приторного, чуть гнусавого голоса. Слишком мягкого, без каркаса.

Внутри, как масло закипает, липким налётом оседая под рёбрами.

Разом всплывают в памяти все мерзкие слухи, все ухмылки и двусмысленные кивки за спиной.

А рукоять лежит в ладони, как влитая. Так и снёс бы башку. Но кем я буду, опустившись до уровня недалёкой дряни? Таким же мусором.

– Хочешь на моё место? Поёрзать на командорских коленках?

– Вы фамильярничаете.

– И что? Напишите рапорт. Будьте уверены, меня накажут.

С трудом нахожу ножны в потёмках, стряхиваю с них налипший мусор.

– И вам нравится?

Да, блять! А ещё мне безумно нравится жрать пончики по воскресеньям! Но всё это - не твоё сучье дело, выродок!

Вспылил... Поэтому не в меру любопытный лейтенант сейчас распластан по ближайшему дереву с заломленной за спину рукой. Наклоняюсь ниже, дыханием касаясь его кожи. Шепчу прямо в ухо, низко, злобно:

– Нравится, люблю грубо.

Вздрагивает, собирается ответить что-то, вот только я куда быстрее прикладываю его лицом о древесину.

Хруст и чавкающие звуки. Терпко пахнет кровью.

Что же, этот нос был слишком длинным, чтобы оставаться целым.

Обмякшее тело кулем оседает на землю, больше не удерживаю.

Грязи место среди грязи.

Мраморная плитка, алые гардины, прозрачные, идеально отполированные витражи. Всё, как всегда. Ну, кроме внушительного куска грязи посреди всего этого великолепия. Этот кусок – я.

Я, до чёртиков злой и уставший, перепачканный в болотной тине и, хрен пойми, ещё в чём. В ботинках хлюпает болото, а потом, наверное, несёт так, что всё живое падает на пол и истерично дёргает лапками, тщетно пытаясь спастись от вынужденной химической атаки.

И есть ты, выхоленный урод в идеальном мундирчике с бабскими медальками и белых перчатках, которому спешно, блять, потребовался отчёт о проведённых мероприятиях. Я тебе его из ноздри извлеку?!

Особенно глупо, учитывая, что ты знаешь, что я в курсе о том, что тебе ещё вчера всё доложили. Тогда я зачем...?

Переминаюсь с ноги на ногу, тут же останавливаюсь, замечая, сколько грязи отваливается от говнодавов. Ну, доставай быстрее уже свою ложку для выедания мозгов и отпусти меня в душ.

Но увы... Мои мысленные призывы не оставили равнодушной только пресловутую занавеску. Вон как сочувственно помахивает кистями. Отстань, бордовая, я уже занят!

– Отвратительно.

Вздрагиваю. Твой голос опасно низок, да и взгляд алых глаз не обещает ничего хорошего. Так и не оторвался от своих бумаг за столом, лишь изредка смотришь на меня исподлобья.

– Что отвратительно?

– Ты.

– Нечего было тащить меня в кабинет прямо из рассадника де...

– Закрой рот. Результаты - они отвратительны.

– Второй в общем зачёте - это отвратительно? - негромко, тщательно подбирая и выверяя каждое слово, уточняю я. Вот как, значит... – Чего ты от меня хочешь?

– Забываешься, Валерка.

Стискиваю челюсти, чтобы ещё чего не ляпнуть, а как хочется-то. Раздражение зашкаливает.

– Вы...

Морщится и тут же перебивает, швыряя мне тонкую папку под ноги:

– Пересдашь.

Чего?! Ещё несколько суток в старых клоповниках?!

– Я могу отказаться?

– Я могу искать нового помощника?

Как под дых ударили, разом вышибив весь воздух из лёгких. Вот так... Так просто?! Силюсь сказать что-то, но лишь беззвучно шевелю губами, не в силах выдавить и звука. Только лишь вглядываться в бледное лицо напротив. Терпеливо ждёт моей реплики, не без ехидно вскинутой брови, разумеется. Знаешь уже, что я сейчас буду мямлить. Верно...?

– А как же...? - И снова противный ком, гортань, как заслонкой перекрыло. Только вот выдохнуть я не могу совсем не от растерянности или обиды. Злоба, чёрная, тягучая, как смоль.

– А как же что? Твоя маленькая задница? Это повод терпеть некомпетентность? Думаю, ты найдёшь ей применение и вне штаба.

Стискиваю кулаки, до боли впиваясь ногтями в ладони. Стискиваю, чтобы не сломать себе жизнь в попытке разбить твою морду.

– Ваши претензии не обоснованы, мой командор. - Остатки самообладания вложены в эту фразу. Не провоцируй... Только не провоцируй. Или я сломаю тебе хребет. Или сдохну, пытаясь это сделать.

– Всё, что меня не устраивает, обосновано.

Эгоистичная, наглая сука! «Всё, что МЕНЯ не устраивает» Меня расцветка твоих носков не устраивает! Отпилить тебе ноги?!

– Вы в состоянии сами сделать выводы, капитан. У меня совещание. Свободны.

Отодвигает стул слишком резко, противно лязгают металлические ножки о гладкий камень. Как лезвием по уязвлённому, воспалённому раздражением сознанию. Развернуться и свалить бы отсюда побыстрее, чтобы не ляпнуть лишнего, не наделать глупостей, но... когда ярость кипит – разум отдыхает. Проходя мимо, толкаешь меня плечом, в довесок окидывая уничтожающим взглядом.

Слишком. Это уже слишком.

Непроизвольно, словно по своей воле, резво разворачиваюсь и пальцами, что есть силы, стискиваю его предплечье. Взглядом полосует, как бритвой, пренебрежение, но... Показалось ли? На миг уголок тонких губ дёрнулся вверх.

Ёбаный ты сукин сын... Неужели провокация?! С самого начала?! Втоптал меня в плитку только для того, чтобы позабавиться?! Командору скучно?!

Теперь уверен.

– Сейчас у тебя я, а не совещание.

Тонкие брови насмешливо изгибаются, а губы кривятся, готовясь выдать очередную гадость. Ну уж нет.

Отпустив предплечье, тут же хватаю за лацкан длинного плаща, толкая к стоящему позади дивану, попутно стаскивая фуражку и борясь с тугими петлицами на бушлате. А дальше всё просто: совершенно не церемонясь, сдёрнуть с тебя плащ и толчком в грудь уложить на чёрный диван. Забраться сверху, одновременно, не отвлекаясь на мелочи, с мясом вырывать пуговицы из ткани, стягивая перепачканный камуфляж.

Воздух холодит кожу, а взгляд, полный бешенства, едва ли не оставляет пузырящиеся ожоги.

– Ты что себе позволяешь, шавка?!

– Теперь ты снизу, терпи.

– Да я...

Падаю вперёд, ладонями упираюсь в подлокотник за его головой, на мгновение зависнув над восхитительно бледным от ярости лицом... Укусить тебя, впиться в губы, терзая зубами.

Обожаю это. Обожаю до чёртовых мышечных судорог и боли в лёгких от кислородного голодания.

Сжав зубами верхнюю губу, тяну её на себя, тут же зализывая языком, скольжу под неё, касаясь зубов, которые сразу же прихватывают мой язык, не пуская его дальше.

Обиженно урчу, тем самым выпрашивая разрешение поиграть, требуя разжать челюсти и впустить в рот.

– Я так скучал, мой командор... – быстро шепчу, отстраняясь, спешно добавляя в голос пошлых, умоляющих ноток. – Хочу тебя, эгоистичная тварь.

– Похотливый сучёныш.

Ну, зачем так много яда в голосе? Когда глаза так и горят? И отстранись я сейчас, ни на какое совещание ты не поедешь – слишком красноречиво мне упирается в бедро твоё «равнодушие».

Выпрямляюсь, стискивая коленями твои бёдра; ёрзаю, стаскивая с твоих рук перчатки. Зачем они вообще? Бесполезная часть повседневной униформы.

Сдёрнув их с пальцев, тут же принимаюсь за твой пиджак, после – за рубашку, быстро расправляясь с рядом мелких полупрозрачных пуговиц. Распахиваю её, пальцами пробираясь под узел галстука, касаясь горячей кожи под полоской ткани. Чувствую, как дёргается кадык и бешено стучит пульс. Быстро сглатываю, в горле сухо. Тело ведёт судорогой, едва-едва, но... Стискивая твою шею, я, кажется, понимаю, что ты чувствуешь, подчиняя меня раз за разом.

– Так как, я или совещание? – быстро шепчу, с наркоманским удовольствием ощущая, как учащается твой пульс. Ответом более чем красноречивый ехидный взгляд и ладонь, впившаяся в моё бедро.

Даже сейчас издеваешься, сука.

Злюсь, ладонью сильнее сжимая твоё горло, указательным пальцем нажимая на подбородок. Ползёт выше, едва дотягивается до губ, которые с готовностью открываются, прикусывая подушечку и обволакивая слюной.

Не сдержать стона. Нехотя отпускаю шею, отмечая, что остались стремительно темнеющие следы, и, не церемонясь, вгоняю ещё один палец тебе в рот, касаясь им нёба.

Сжимаешь губами, лижешь, языком, втискиваясь между пальцев, чуть выпуская их изо рта, позволяя каплям блестящей слюны стекать по костяшкам.

Свободной рукой пытаюсь бороться с непослушной пряжкой ремня. Скорее... Сорвать с себя блядские тряпки. Кожа плавится, и крыша едет, – едет настолько, что я не могу сфокусировать взгляд, чтобы разглядеть выражение твоего лица, твоих глаз, но, блять, отлично чувствую твой язык.

Расстегнув замок на брюках, медленно, нарочито царапая пальцы о твои зубы, с сожалением высвобождаю их, чтобы стянуть с себя остатки одежды.

Кисти не слушаются – судорога.

Каждый вздох со свистом.

Встать на четвереньки и только потом вспомнить о туго зашнурованных берцах. Проклятье!

Посмеиваешься, наблюдая за моими попытками непослушными пальцами расслабить шнуровку и стянуть хотя бы один ботинок. Вожусь непомерно долго, психуя и срывая шнурки с петель, высвобождая ступню, вместе с обувью стягиваю штанину.

Прекрасная возможность разглядеть два пылающих алых озера. Почему ты всё ещё не скинул меня на пол? Впрочем, мне сейчас слишком сложно задаваться подобными вопросами.

Вцепившись в диванную спинку, другой рукой вытягиваю твой ремень из тонких шлеек, расстёгиваю, борюсь с пуговицей. Скрип молнии.

Горячая плоть под пальцами. Осторожно глажу головку, обвожу её контуры, пытаясь сфокусировать взгляд на твоём лице.

Плохо выходит... Совсем плохо. Кусаешь губы, кажется.

Ползу выше, не прекращая ласкать тебя, зависаю прямо перед лицом, глаза в глаза.

Мне определённо не хватало этого взгляда. Ватного, пьяного, алчущего... меня. Склоняюсь чуть ниже, чёлкой касаясь твоего носа, губами прижимаясь к твоим: только прикосновение, не поцелуй.

Ёрзаю, головкой члена трусь о грубую ткань твоих брюк, оставляя мокрые следы, должно быть.

Касаюсь тебя, нарочито пальцами удерживая твой член так, чтобы головкой своего цеплять выступающие капельки смазки и размазывать её, позволяя стекать по стволу.

Жадно наблюдаю за тобой - не оторваться. Пальцы двигаются в собственном ритме. Моё всё сейчас это: хриплые стоны, похожие на рык, и багровые от желания радужки, полуприкрытые веками; выдающиеся скулы, плотно сжатые челюсти, подрагивающие влажные губы.

По бедру широким мазком скользит ладонь, замирает над коленом и стискивает с такой силой, что мышцы тут же болью сводит.

Почему ты сдерживаешься?

Почему всё же не скинул меня на пол, уткнув носом в каменные плитки?

Мизинец очерчивает основание его члена, большим пальцем нажимаю на головку, пачкая его в тягучих каплях.

– Нового помощника, говоришь?

Оу... Моя бедная голова и так слишком кружится, зачем так резко дёргать? Сдавленно ругаясь и поливая меня совершенно нелестными эпитетами, обхватывает за бёдра и дёргает их вверх, потом на себя, выше.

Вниз. Вот чёрт!

Шиплю от боли, пытаясь расслабиться и постепенно опуститься на тебя полностью. Не так сразу же... Впрочем, разве то, что мне больно, повод останавливаться?

Разумеется, нет. Всё для вашего удовольствия, мой наглый, зажравшийся командор.

Но как же... охрененно, пусть и больно. Так и должно быть. Мои полустоны вкупе с сумасшедшей и одуревшей ухмылкой на фоне его сбившегося хриплого дыхания.

Выгибаюсь, послушно двигая бёдрами в темпе, который задают удерживающие меня руки. Но... недолго. Так хорошо, да, очень хорошо, но не в этот раз. Приподнимаясь, дёргаюсь вперёд, почти падая, стискиваю его горло двумя руками. Тут же хрипит, отвешивая мне затрещину.

Смеюсь, упиваясь болью и выступившими алыми каплями на нижней губе. Облизываю её, ещё больше дурея от привкуса собственной крови.

– Не любишь грубо?

– Убери руки, маленькая проблядь.

– Или что? Выебешь?

– Сучёныш!

Что, неужели и этот раунд за мной? Но... Так уже неинтересно.

Улыбаясь, сдуваю чёлку с лица. Отпускаю его, медленно веду ладонями по груди, ногтями легонько царапая старые шрамы, касаясь сосков.

Назад, двигая бёдрами, неторопливо, стараясь не обращать внимания на тягучую боль в паху и не касаться себя там. Весьма сложно, когда свободны руки.

Вниз, набирая темп... Вверх, стискивая внутренними мышцами поплотнее.

Раскачиваясь, пальцами лаская свой торс точь-в-точь, как и ты это обычно делаешь. Сжать сосок, кончиком пальца уцепившись за небольшое колечко; огладить выступающие кубики пресса; прикусить язык под лязг металла о верхние зубы, тут же вылизать губы...

Нетерпеливо дёргает бёдрами - чувствительный толчок. Стон. Не пытаюсь сдержаться.

Ещё, ещё, ещё... Кричу почти, до боли стиснув колени побелевшими пальцами.

– Весь этаж тебя слышит... – Порывисто, ладонью пробираясь по мокрой спине вверх, ногтями очерчивая позвонки.

– Всего-то...

Усмешка, и я улыбаюсь.

Сжимает меня, двигая кистью: негрубо, но и на нежность ни намёка.

Пальцы стальные, но словно обитые войлоком. Хорошо, но...

– Сам, – шепчу я, перехватывая его запястье, отрывая ладонь и заменяя её своей.

Сжимает бедро, удерживая в одном положении, членом нажимая на комок нервных окончаний внутри, не позволяет отстраниться ни на миллиметр.

Инициатором был я, но отымеешь меня, как всегда, ты.

Отодрать от себя твои руки и пришпилить их запястьями к обивке. Наклониться, пристально вглядываться в твоё лицо, чтобы не пропустить во время ритмичных толчков, сгущающейся вокруг дымки предвкушения удовольствия момент твоей эйфории, чтобы не позволить, как обычно, стиснуть челюсти и, зажмурив веки, удержать всё в себе. Не-е-ет, я заслуживаю этих стонов. Ещё как...

Губами касаюсь скул, покусываю подбородок. Спускаюсь к шее: влажная, солёная. Кусаю, больно кусаю, до фиолетовых следов, стараясь насадиться, как можно глубже, сжать плотнее... Сам на грани.

Не хватало пошлых хлюпающих звуков, рыхлого, глухого дыхания и твоих глаз совсем близко. Не хватало всё это время.

– Ненавижу тебя, - шепчу, наконец-то сдаваясь на милость твоих рук. Отпуская их, закрываю глаза, чувствуя, как ты обхватываешь меня ими, прижимая взмокшую ткань рубашки к коже.

Хриплю перед самым-самым, перед тем, как станет горячо и влажно между ног, перед тем, как перепачкать твой живот своей спермой и упасть сверху, сползти вниз и носом коснуться твоей шеи.

– И... что это было?

Неловко пожимаю плечами, прикрывая глаза. Иди ты к дьяволу на рога со своими «что», «как» и «почему».

– Так мне искать нового помощника?

А вот хрен тебе. Второй раз не прокатит.

– Мне самому этим заняться?

Усмешка.

Пятерня зарывается в мои волосы, лаская затылок, задумчиво перебирая прядки.

– Нет... Думаю, можно дать тебе второй шанс.

Сука.

Ешь и пей. И радуйся. Ты среди живых.
И не смей — не жалуйся, если ты не псих.
Говори участливо. Правду забывай!
Здесь кругом несчастие. Здесь тебе не рай.

Ешь и пей. И радуйся. Ты в семье своей.
И не смей — не жалуйся. Ночью из дверей
Не спускайся медленно в меченный подвал:
Крови грязной, проклятой много он видал.

Ешь и пей. И радуйся. Радуйся сполна.
Пара «Пиздёнышей» — низкая цена
За возможность выхаркнуть кровь из горла и
Встать на пол обугленный не своей земли,

Встать и снова двигаться, ощущая жизнь,
Зная, что и плоть тебе не принадлежит!
И вздохнуть свободою... Пусть вокруг всё — ложь!

Ешь и пей. И радуйся. Завтра ты умрёшь.