Prison Break. Глава 1. Незнакомцы в ночи

Страх следует за преступлением, это и есть его наказание. – Вольтер.

- Номер, - громко прорычал офицер Биров высокому худощавому русоволосому заключённому, стоящему перед ним.

Это было в пятницу.

Это было в пятницу, через пять минут после отбоя.

Госпожа Бирова будет в ярости.

Блядь...

Офицер Биров нетерпеливо провёл по шее мозолистой рукой и вздохнул. Он был парнем крайне педантичным и не тратящим времени по пустякам, а потому волны раздражения накрывали его с головой из-за того, что стоявший перед ним мудак вместо того, чтобы говорить, таращился на него с широченной ухмылкой на бандитской роже.

- Номер, - повторил он сквозь зубы.

В правой руке он сжимал ручку, изо всех сил желая, чтобы ею оказалась худющая шея козлины-преступника.

Ухмылка на лице Преступной Задницы стала ещё шире, и в глазах его сверкнуло неповиновение, что для офицера Бирова с его двадцатипятилетним стажем работы в исправительной колонии не было ни новым, ни невыносимым.

Он вздохнул и одарил Преступную Задницу жуткой вымученной улыбочкой.

- Слушай, мудак, - сказал он низким и угрожающим голосом, который на других заключённых, находящихся под его надзором, действовал как нож, приставленный к горлу. – Это очень просто. Ты говоришь мне свой номер, я заношу его в ведомость и отправляюсь домой.

Преступная Задница не ответил, продолжая наслаждаться зловещими и угрожающими нотками в голосе офицера Бирова.

- Если ты этого не сделаешь, - продолжил офицер, – то моя жена разозлится, и мне придётся объяснять ей, что какая-то наглая преступная задница, считающая ниже своего достоинства отвечать на простые вопросы, заставила меня ждать простые шесть цифр. Тогда она ещё больше разозлится и начнёт орать об обнаглевших преступных ослах, о том, что те деньги, которые мы оба платим в качестве налогов, тратятся на содержание таких лохов, как ты, обеспечивая тебя трёхразовым питанием и синей униформой.

Преступная Задница приподнял правую бровь в знак согласия.

Какая ирония, подумал он, мысленно соглашаясь с офицером Бировым, что из-за задержки тому доплатят сверхурочные, а это, в свою очередь, гарантирует его подопечным – и Преступной Заднице в том числе – получение завтрака этим утром.

Оскалившись, офицер Биров схватился за свою дубинку. За двадцать пять лет он никогда не пользовался ею, но в тот момент ему захотелось ударить этого маленького ублюдка, если это обеспечит ему тихую ночь с женой.

- Повторяю, - вскипятился он, выплёвывая слово сквозь плотные губы. – Номер.

Его терпение иссякло, и Преступная Задница понял это, взглянув на кулак, охватывающий конец дубинки. Глубоко вдохнув, он с шумом выдохнул воздух через нос. В любой другой день он запросто мог выстрелить в этого жирного ублюдка. Он был бы счастлив, методично избивая его с улыбкой на губах до тех пор, пока не искромсал бы ему лицо, но чем больше он думал об этом, тем яснее понимал, что был сейчас не в том настроении.

- 061901, - ответил он дерзко и, не удержавшись, подмигнул.

Бросив на это ничтожество свирепый взгляд, который более впечатлительного человека мог и убить на месте, офицер Биров вписал номер в ведомость, лежащую перед ним на столе.

Развернувшись в своём кресле, он передал её молодой блондинке – помощнику администратора, которая с интересом наблюдала за этим обменом любезностями.

Как, подумала она, как, чёрт возьми, настолько великолепное создание умудрилось оказаться в подобном месте?

Ещё раз окинув 061901 взглядом, она представила, какие достоинства скрыты под этим синим комбинезоном, а затем ввела в компьютер произнесённые им шесть цифр.

Обладатель шестизначного номера смотрел, как она набирает цифры, в прошедшие девять месяцев заменившие ему имя, зная ещё до того, как она нажала клавишу ввода, какая именно информация появится на экране. В очередной раз поймав на себе её взгляд, он незаметно улыбнулся.

Любуйся, если хочешь, дорогая...

Не то, чтобы он гордился перечнем преступлений и проступков, которых набралось на, по меньшей мере, два полных экрана – это далеко не так – но, тем не менее, они придавали ему уверенность в себе, которую он искал уже двадцать семь лет. Он всё ещё ищет это... что-то... а пока не нашёл, этот список - всё, что у него было.

- К чёрту, - тихо пробормотал он себе под нос.

Его тошнило даже при мысли об этом.

Звук вылезающей из древнего принтера бумаги, вернул его в настоящее. Отзывчивая блондинка передала листок офицеру Бирову, со значением посасывая конец ручки и раздевая 061901 взглядом.

Если бы, подумал он, понимающе ухмыльнувшись ей в ответ. В этот момент минет - это именно то, что нужно ему, чтобы освободить голову.

Грёбаная игра слов.

Минет или сигарета. Он облизнулся в предвкушении и того, и другого.

- Ну, - сказал офицер Биров с длинным придыханием. Он приподнял брови и посмотрел на бумаги, не удивившись и не радуясь этому. – Похоже, твоё пребывание у нас растянется ещё на долгие пятнадцать месяцев.

Наглый бандит ничего не ответил на саркастичное замечание офицера, лишь самодовольно взглянул на него, как на дерьмо.

Честное слово - ублюдок...

Ёбаная справедливость. Где она, чёрт возьми? Этим вопросом задавался офицер Биров.

Он фыркнул от отсутствия реакции и полной несправедливости, шлёпнув печать немного сильнее, чем обычно. Он представил, что это Преступная Задница, к которой он изо всех сил приложился рукой.

- Уверен, мы с тобой ещё увидимся, прежде чем ты покинешь нас, - сказал он вслух, удивляясь тому, что это была первая его встреча с Преступной Задницей. – Но на всякий случай знай, я прослежу, чтобы твоя камера оставалась свободной. Вдруг ты пожелаешь отдохнуть в одиночке. Да, Русик?

Русик оторвался от листа перед ним и широко улыбнулся.

- Не дразните меня, - ответил он, подмигнув блондиночке и пройдя мимо этих двоих, широко распахнул дверь одним ударом руки.

Блонди вздохнула и проигнорировала показное отвращение, которое адресовал ей офицер Биров.

Комната, в которую вошёл Русик, была маленькой, стерильной и от неё буквально разило покаянием. Ему стало неудобно. Не то, чтобы он когда-либо это показывал.

Блядь, нет...

Он шёл с определённой целью и переполненный высокомерием к большому мужчине, который сидел за дешёвым деревянным столом, презрительно поглядывая на охранника, стоящего у двери в другом конце комнаты. Дизайнерские очки и английский костюм придавали ему важности, начитанности и авторитета - три вещи над которыми долгое время работал Геннадий Варис.

Медленно подняв глаза на клочок бумаги с печатью, покачивающийся перед ним, он увидел молодого человека, который так сильно напоминал ему самого себя, что у него пересыхало в горле.

- Валера, - сказал Гена, облизывая пересохшие губы. – Так рад видеть тебя. Пожалуйста, садись.

Валера засунул руки в карманы комбинезона и плюхнулся на предложенный ему стул. Генка был единственным человеком из его знакомых, который называл его по имени. Все остальные, даже его лучший друг, звали его Русиком. Но Гена настоял. Он считал это способом построения отношений с заключёнными, и спустя две недели Русик сдался.

Но не для любого ублюдка, сказал он Генке.

- Сигареты не найдётся? – спросил Русик, смотря куда угодно, только не на человека, которому адресовал свой вопрос.

- Конечно, - ответил Генка, улыбнувшись, припоминая традицию, сложившуюся за последние девять месяцев, что Валера содержится под стражей.

Он бросил на стол пачку «Camel», коробок спичек и стал смотреть, как длинные, бледные пальцы неистово вцепились в обёртку.

Прошло два дня с тех пор, как Русик курил в последний раз. Два чёртовых дня. Блядь, он был в отчаянии.

Когда он вдохнул густой терпкий дым, на одну долю секунды всё в этом мире стало на свои места. Он откинулся на спинку стула и сделал ещё одну, столь необходимую ему затяжку.

Святой Иисусе, как же ему хорошо.

- Лучше? – спросил Гена с понимающей улыбкой.

- Охуенно, - ответил он, выпустив дым на него.

Гена сопротивлялся желанию сдуть облако дыма, витающее перед его лицом, зная, что этот жест лишь ещё сильнее раззадорит Валерку. Он очень хорошо изучил эту особенность в Валере Русике. Любое проявление слабости или раздражительности, и Валера вцепится в него с цепкостью терьера.

Это был защитный механизм.

Они обсудили его на одной из их первых совместных встреч. Механизм, отлаженный так хорошо, что из слабого и защищающегося Валерка стал сильным, доминирующим и, по общему признанию, страшным, как дьявол.

Но у Гены Вариса было семнадцать лет опыта работы воспитателем-наставником, и он не боится сидящего перед ним двадцатисемилетнего курильщика. Он восхищался им. Вытащив из своего портфеля папку с документами, по меньшей мере, толщиной в семь дюймов, он открыл её и небрежно вытряхнул многочисленные рапорты, судебные заявления и отзывы, которые описывали Валеру, как «угрозу для общества», «с волевым характером...», «умного человека, которому не хватает уверенности в себе, чтобы доказать это и направить энергию в правильное русло».

Валерка не оценил последний комментарий, и Гена стремился доказать это.

У Валерия Ивановича Савельева-Русика был очень большой потенциал, но он свернул не на ту дорожку – это поразило и одновременно привело в бешенство Гену Вариса. Парень был чрезвычайно умён, красив, и невероятно лоялен к людям, о которых заботился, но не желал этого показать и не мог найти путь, который не привёл бы его к сроку или попаданию в больницу.

Невероятно, как ему удалось дожить до этого возраста, учитывая его прошлые проступки. Воровство, грабежи, хранение наркотиков, крупная автомобильная кража, вандализм, оборот опасного оружия; и этот список продолжался и продолжался, и то, что он столкнулся с одной из самых опасных и известных банд в Санкт-Петербурге, не было даже упомянуто в этом конкретном файле.

Гена перевернул последнюю страницу и написал дату в верхнем углу на чистом листе бумаги, после чего нажал на кнопку «запись» на небольшом цифровом диктофоне, который лежал между ними.

- Сессия шестьдесят четыре, Валера Русик, заключённый номер 061901, - монотонным голосом начал Генка. – Как ты сегодня, Валерка? – по-настоящему заинтересовано спросил он.

- Охренеть, как клёво, - ответил он, гася сигарету и одновременно зажигая новую.

Разумеется, он чувствовал себя значительно лучше после дыма, который для некоторых был проклятьем.

- Хорошо, - ответил Генка, делая небольшую заметку на своём листе.

Казалось, что Валерка спокоен. Может быть, никотин, в конце концов, помог ему. Гена никогда не давал заключённым взятки, он никогда не видел в этом необходимости, но Валера изменил это. Генка давал сигареты и Валера разговаривал. Это было своего рода молчаливое соглашение, но это было единственное, на что мог надеяться Гена с таким «трудным» парнем.

- Итак, дата твоего освобождения наступила вчера, - продолжил он. – Что ты чувствуешь по этому поводу?

Русик недоверчиво приподнял бровь. Он ничего не чувствовал. Что, чёрт возьми, он имел в виду, спрашивая это? Можно подумать, он первый раз выходит на свободу.

Давай, Генка. Ты можешь добиться большего успеха, чем...

Гена закатил глаза, осознав глупость своего вопроса, и продолжил.

– Хорошо, - согласился он. – Я был на вчерашнем заседании, относительно твоего зачисления на пару уроков в этом здании.

На этот раз Русик закатил глаза. Только лохи занимаются в одиночку. Он был умным парнем.

Без их ведома он читал Шекспира и слушал классическую музыку. Он не нуждался в кучке умных и знающих выпускников, жирных котов, которые будут указывать ему, как учиться. Он был взрослым кобелём. Клетки мозга не покинули его после всего того, что было, он и курил и пил, но даже в пьяном виде прекрасно функционировал, и его бесили пьяные идиоты, которых он видел.

У него было шесть разных наставников, когда гостил в исправительном учреждении для подростков, когда ему было семнадцать. Шесть. За четыре месяца. Он улыбнулся про себя.

Может, Генка прав. Вероятно, у него были проблемы с властью. Да, чертовски дерьмово, сердито подумал он – властные и невозмутимые профессора русского проповедуют дерьмо, о котором понятия не имеют.

- Валер, важно, что ты бросаешь вызов самому себе, находясь здесь. - Единственные, кому он бросал вызов за последние девять месяцев, - это охранники и терпение Гены.

Русик выдохнул дым через нос, как дракон, и от волнения облизал губы. Гена сразу заметил в нём перемены и мысленно ругнулся на себя за этот разговор, как если бы шкала ощутимого в воздухе напряжения не поднялась на одно деление.

- Есть несколько вариантов... мировая литература, философия, социология... - Он прочистил горло. – Всё во главе с чуткими, честными, умными преподавателями...

Русик смотрел, как Генка выкручивает себе руки.

- Кто? – осторожно спросил Русик, молясь Богу, что это не глупая сука, которая пыталась доказать ему, что читая Диккенса, можно закалить характер.

Он рассмеялся ей в лицо, а затем вырвал страницы из «Большой надежды» и с ликованием выбросил их в мусорное ведро. «Мой герой чертовски хорош», - сказал он ей, когда она схватила сумку и выбежала из комнаты.

Она была наставником под номером четыре.

- Хорошо, - сказал Гена, выдохнув с некоторым облегчением. – Я объяснил главе департамента и другим специалистам в области образования, что у тебя были... проблемы с предыдущими преподавателями.

Красиво излагает...

- Но я заверил их, что ты сильно отличаешься от семнадцатилетней деклассированной личности, которой ты был в средней школе. Верно?

Русик не ответил, лишь бросил скептический взгляд на своего собеседника, давая понять: «без комментариев».

Чертовски прекрасно, подумал Русик про себя, я избавлюсь от векового любовника Диккенса, столкнувшись с литературным выводком, «хорошим, честным» с толстой оправой на очках и дурным запахом изо рта. Он осадил себя. На самом деле, это может быть интересным. Он стал мысленно представлять те мучения, которые можно доставить таким вот личностям.

- Что ты чувствуешь по этому поводу, Валера? – спросил Генка, складывая руки под подбородком. – Ты бы хотел учиться?

- Мне плевать, - уклончиво пожал он плечами, молча выбирая между литературой и философией. – Мне важно только, чтобы эти льстивые учёные оставили меня одного.

Аминь, подумал про себя Гена, но приподнял брови и осторожно кивнул, соглашаясь.

- Всё это - часть условий для условно-досрочного освобождения, Валерка, и ты это знаешь. Независимо от того, кто твоя семья, ты должен показать прогресс в реабилитации, и если всё, что ты должен сделать, это посетить пару занятий, пока ты ещё находишься здесь, то ты должен ухватиться за них обеими руками.

Русик это знал, и это очень его раздражало. Суды, камеры предварительного заключения, а также тюрьмы были ему не новы, и он вынужден был признать, что ему становится до жути скучно в этих учреждениях. Он не думал о полном исправлении. Нахер всё это... Он был молод и желал развлекаться, а обычно это означало нарушение законов, но так же он хотел побыть на свободе чуть дольше, чем промежуток длиной в двенадцать месяцев между этим его заключением и последним.

Кроме того, он хотел добавить кое-что к тому списку на компьютере Блонди.

– Я хочу этого больше, чем мой огромный хуй, - сказал он своему первому советнику.

Просто делая это, он должен быть более осторожен. Он задумался: маленький террор преподавателей – это проступок или преступление.

- Вчера звонил твой отец.

Слова Гены не только нарушили тишину, но и разрушили терпение Русика, едва тот произнёс слово на букву «О». - Семья – он заскрежетал зубами только от одной мысли. Моё грёбаное, хорошее настроение прошло, Генка, десять очков тебе, мудак.

- И, - прорычал он. – Что ему надо, ёбаную медаль? – Его нога не на шутку начала раскачиваться вверх и вниз под столом. Он с яростью потягивал сигарету, с громким шипением впуская дым в свои лёгкие.

Генка заметил это, покачал головой и вздохнул.

– Он звонил, чтобы узнать, как ты. Он печётся о тебе.

- Единственное, что беспокоит его, это его член и куда ему вставить его в следующий раз. Он не ебётся обо мне. Понял? – возмущался Русик, глядя на яркий крестик Гены и быстро схватил пачку «Camels», одновременно выбрасывая старую сигарету в пепельницу, не утруждая себя её тушением.

Он знал, что в этом нет вины Гены. Начальная проверка отношений, которая присутствовала при каждом новом знакомстве и включала в себя ругань, агрессию и мудачество в эпических масштабах, выявила, что Генка, оказывается, классный парень. Русик никогда не скажет это ему в лицо, но он проводит с ним много времени, и оно было сносным, граничащим с приятным. Тем не менее, упоминание о его семье и об отце в течение пяти грёбаных минут, стёрли все взаимоотношения, установленные с Геной.

- Ну, - Гена уступил. – Он хотел узнать, может ли он навестить тебя в понедельник.

Русик энергично покачал головой:

- Димон придёт.

- Валерка...

- Я сказал, придёт Димон, - повторил он сквозь зубы, заметив, что охранник у двери чуть-чуть сменил своё положение.

Гена вздохнул и медленно снял очки со своего лица.

- Валер, не стоит тебе напоминать, что Димон – это основная причина того, почему мы знаем друг друга так хорошо, - он сделал жест рукой в пустоту между ними. – Ты должен быть осторожен. Он... плохо на тебя влияет.

Это было ещё мягко сказано. Димон - Чёрный Волк был сродни болезни, которая заражала всех вокруг горечью и гневом – и Валерка не исключение. Гена уже неоднократно пытался убедить в этом и Валеру, но не очень-то преуспел в этом.

- А что вы, блядь, знаете? – возразил Русик, хлопнув ладонью по столу так, что дерево застонало от силы его удара. Он скрыл своё раздражение относительно того, что Генка даже не вздрогнул. – Вы, что, думаете, если мы тратим время на «разговоры», то у вас появилось право говорить подобное дерьмо?

- Нет, - произнёс Гена спокойным тоном, не сводя пристального взгляда с Валеры. – Это не то, о чём я вообще думаю...

- Ну и хорошо, - он прервал его речь. – Потому что это не так.

Он закурил ещё одну сигарету и долго затягивался, глядя на Гену поверх тлеющего кончика сигареты.

- Я знаю, что он твой лучший друг, - сказал Гена после напряжённой тишины.

- Да, - согласился Русик с резким кивком. – Так и есть. Так что оставьте свои грёбаные мысли при себе.

Его бесило нравоучительное дерьмо Гены о Димоне. Он действительно не имеет понятия, что понадобится охрененная нагрузка на более чем пару лекций, чтобы заставить его отвернуться от своего парня. И всё равно нет. Они вдвоём прошли через огромное количество дерьма, и какой-то член со значком и в костюме не изменит этого. Димон всегда был его тылом, и Русик был чертовски уверен, что навсегда им и останется.

- Ладно, - отступая, кивнул Гена.

Он не видел смысла спорить, когда Валера был в таком настроении, но в другое время он продолжит свои попытки убедить его в том, что Димон – яд, даже если он его и не услышит.

Он надел очки обратно на нос и положил ручку в папку так, что Валерка не увидел.

Его слова были простыми и краткими: Он всё ещё ненавидит мир...

Мир, о котором говорил Гена, Денис Садов находил мрачным и гнетущим.

Даже когда он спал в ночь на воскресенье, мир вокруг него казался пугающим и пронизанным сомнением. Его красивые руки хватались за простыни двуспальной кровати, сжимая их в отчаянии. Его глаза были закрыты, челюсть сжата, а головой он уткнулся в мягкую подушку.

Его спина была прямой, как стрела и мерцали электрические заряды, заставляя его ноги двигаться во сне, пока он убегал от тени.

Стоп.

Слабый всхлип зародился в его горле, пока Дэн метался по постели, попав в бесконечный повтор той ночи, случившейся почти шестнадцать лет назад.

- Пожалуйста, - прошептал он в темноту.

Дениска знал, даже когда спал, что никто не придёт ему на помощь, чтобы спасти его от четырёх безликих мужчин, которые преследовали его, пока он бежал по мокрому песку к отцу, а потом некая, неизвестная, тёмная фигура схватила его и утащила в лунный свет его сна. Денис также знал, что даже если откроет глаза, то боль не пройдёт, даже если видения исчезнут.

И это была последняя мысль, что проникла в его мозг, и глаза его наполнились слезами, когда он подскочил и сел, крича, весь мокрый и задыхающийся.

Дэн тяжело вздохнул ртом и грубо стёр слёзы тыльной стороной ладони, пытаясь успокоить тело, делая глубокие вздохи. Он осмотрел спальню. Место, которое должно утешать и быть безопасным, но из-за темноты Дэн стал чувствовать себя ещё более одиноким, чем при свете.

Он уже долгое время так не просыпался. Где-то две недели, но ощущение, которое накатило на него, когда открыл глаза и та чернота, были по-прежнему болезненно знакомы.

Дэн покачал головой и с досадой прижал руки к лицу.

- Чёрт, - пробормотал он в ладони и зажмурил и без того закрытые глаза.

Его врач сказал, чтобы он не прекращал приём снотворного сразу, а наоборот, снижал дозу постепенно. Денис не послушался её, решив покончить с этим за одну ночь, без помощи химикатов. Казалось, его лечение было потрачено впустую. Он ударил кулаком в матрац и застонал в расстройстве, наклоняясь к тумбочке и смахнув лампу. Как бы он ни хотел, свет ничуть не облегчал его панику, страх и полную беспомощность, которые появлялись из-за его кошмаров.

Ты в безопасности, кричало его подсознание.

- Я знаю, - прошептал он вслух, но даже, когда Дэн произнёс эти слова, он знал, что никогда не будет чувствовать себя действительно в безопасности из-за того, что пережил, и его отец всё так же будет мёртв.

Поражённо вздохнув, Дэн поднялся с постели и побрёл к своей ванной комнате, вздрагивая от яркости света. Дениска взглянул на своё отражение в зеркале и нахмурился. Уставший и опустошённый. Указательным пальцем он провёл по тёмному кругу под правым глазом, а затем и под левым, прежде чем запустить руку в волосы, которые свисали тонкими и сухими прядями по обеим сторонам его худого лица.

Его мать сказала ему во время последней их встречи за обедом, что он был слишком худым, но Денис снова не обратил внимания на её слова, ведь это обычная материнская фраза. Однако когда Дэн внимательнее посмотрел на себя, то понял, что выглядит чересчур худым, может, даже больным.

Выбросив эту мысль из своей головы до подходящего дня и более разумного времени, он открыл зеркальный шкафчик и вытащил баночку с таблетками, которые собирался перестать принимать. У него не было проблем, он просто хотел не зависеть по ночам от чёртовой медицины, которая помогает ему заснуть. И в тоже время таблетки не очень-то сильно помогали. Они просто притупляли боль, делая её немного слабее.

Он язвительно улыбнулся двум синим капсулам, которые приземлились на его раскрытую ладонь, и сердито бросил баночку обратно на полку, захлопнув зеркальную дверцу так, что та затряслась. Выключив свет, Дэн пошлёпал босиком по деревянному полу обратно к кровати.

Дэн уже давно понял, что этой кровати для него недостаточно для глубоко сна – с таблетками или без – чтобы избежать ночных кошмаров. Они были отпечатаны на нём, пустили корни в том, кем он был, и пробуют проникнуть в того, кем он мог стать. Он знал, что никогда не избавиться от них.

Все в мире таблетки, терапия, и всеобщее признание никогда не сотрут в нём тьму и горе, и как результат, он превратился в мужчину, который был огненным, страстным и сильным по духу.

Это понимали его семья и близкие ему люди, ведь это безопасный способ держать других людей на расстоянии вытянутой руки, пряча отчаяние и страх за находчивостью и язвительностью.

Дэн отпил воду, что всегда держал около кровати и с трудом проглотил таблетки. Они не настоящие, сказал он сам себе. Это было почти шестнадцать лет назад, и теперь это были просто видения, запахи и звуки, что не давали ему покоя. Он откинулся на перьевые подушки и вздохнул.

Станет ли когда-нибудь лучше? Легче?

Дэн понятия не имел. Всё, что он знал, и всё, на чем ему нужно было сосредоточиться, так это то, что солнце встаёт и это означает наступление нового дня, и, безусловно, для Дениса Садова, это означало новое начало.

~

- Ты не спал прошлой ночью, не так ли? – со вздохом поинтересовался Дрон, поставив тройной эспрессо перед Денисом.

Ему не нужно было дожидаться его заказа на кофе, чтобы понять это - он видел тёмные круги под его обычно ярко-карими глазами. Он осунулся, и выглядел чертовски худым. Он был по-прежнему красив, но выглядел так, будто нуждался в нормальном питании.

Денис закатил глаза и пожал плечами.

– Я пытался, - ответил он, потрясывая пакетик с сахаром указательным и большим пальцем правой руки.

- Что означает не спал, - возразил он, покачивая головой и садясь, а желудок Дениса сжался. Дэн ненавидел, что он знал его так хорошо.

- Почему ты не позвонил мне? – спросил он укоризненно.

Он презирал себя за мысль о том, накануне столь важного дня Дэн был один. Он предложил остаться с ним на ночь – в комнате для гостей, но, конечно же, Дэн сказал ему, что это не нужно. Он прикусил язык и больше ничего не говорил об этом. В результате, он сам почти не спал, тупо лежал, думая о нём.

Денис громко выдохнул.

– Дрон, было три часа ночи. Зачем мне тебе звонить?

- Потому что я твой... друг и беспокоюсь о тебе, особенно сейчас, когда ты выходишь на новую работу.

Он закончил свою речь тихо, зная, что это не могло не вызвать нужную реакцию со стороны мужчины, сидевшего напротив него. Денис пристально посмотрел на него так, как он ожидал, и цокнул языком.

- Не начинай, - предупредил он.

Дрон поднял руки, сдаваясь.

– Кто начинает? – произнёс он с небольшой улыбкой, отметив искры в его шоколадных глазах.

Денис улыбнулся ему в ответ, и Дрон снова расслабился. Облокотившись на стол, он помешивал кофе в чашке тонкой деревянной палочкой.

- Эта работа... - начал он с длинным вдохом после нетягостного молчания.

- Важна для тебя, знаю, - прервал его Дрон с кивком головы. – Я просто... я хочу, чтобы ты был в безопасности, Дэнни.

Он внутренне содрогнулся из-за прозвища, которое ассоциировалось с его отцом. Дрон тоже всегда называл его так, ещё с тех пор, как они были детьми, но после ночи неизбежных кошмаров ему тяжело было слышать его при дневном свете.

- Я буду, - пробормотал Дениска, чувствуя, как комок тревоги опускается вниз, заполняя его пустой желудок.

Дрон придвинул свою руку на его ладонь, сжимая его пальцы в своей.

- Дэнни, тебе через многое придётся пройти в ближайшие несколько месяцев.

Денис глубоко вздохнул и опустил свои глаза на чашку в свободной руке, пряча их от своего друга.

- Новая работа, слушание... годовщина. Я просто... - Дрон остановился, просто желая рассказать ему, что он чувствовал, что зная его всю свою жизнь, он хотел быть с ним повсюду, но момент был не подходящий.

На протяжении последних двадцати лет он всё ждёт идеальный момент, чтобы сказать Денису Садову, что любит его. Что он влюблён в него.

- Просто знай, что я рядом, хорошо? – умолял он, опустив голову, чтобы поймать его взгляд. Я всегда буду рядом, Дэнни...

Денис попытался улыбнуться, но он знал, что это больше походило на гримасу. Он знал, что чувства Дрона к нему гораздо глубже, чем его, и он, по правде говоря, очень любит его, но не так, как он его.

- Я знаю, - прошептал Денис. – Спасибо. – Он поднял пальчик и погладил тыльную сторону его ладони. – Спасибо тебе за всё, - его большие карие глаза встретились с его кристально-синими.

- Не за что, - ответил он и подмигнул, сделав его улыбку более искренней. – Ты можешь получить всё, что тебе нужно.

Он поднял их переплетённые руки и поцеловал гладкую кожу его ладони. Денис знал, что этого нельзя делать, и что это совершенно неправильно, ведь он его лучший друг, но он упивался ощущением его прикосновений. Они были утешительными, успокаивающими и знакомыми, и Дэн льнул к нему.

- И удачи тебе сегодня, - пробормотал он, скрывая тревогу и проводя рукой по своим коротким светлым волосам. – Ты будешь великолепен.

Он знал, что так и будет. Дэн непреклонен. В конце концов, он был сыном своего отца. Дениска улыбнулся и кивнул, наконец-то выдохнув. Дэн надеялся, что он был прав, ведь ему было чертовски страшно.

Дрон знал, что он нервничал, он мог видеть это по его напряжённой челюсти. Для тех, кто его не знает - а он-то его знал - он выглядел совершенно спокойным. Это была такая защитная маска, показывающая, будто всё идеально, но Дрон хорошо знал все эти признаки, и они разбивали ему сердце.

- Твоя мама звонила? – спросил он, прихлёбывая Мокко со вкусом вишни. У него пристрастие к сладкому, и ему плевать, что думают об этом, ведь он всем сердцем любит сладкое, пусть даже если Денис считает это смешным.

Денис закатил глаза и резко вздохнул.

– Около четырёх раз прошлой ночью, - ответил он.

Дрон не мог не рассмеяться.

– Она волновалась, Дэнни. Вот и всё. Ты же знаешь, она хочет, как лучше.

- Хм, - ответил Денис совершенно неубедительно. Он очень любил мать, но был почти готов сменить все свои номера и каждый замок в доме, если та не успокоится. – Из-за неё, тебя и Лии моя голова готова просто взорваться!

Дэн в шутку схватился за голову и скосил глаза на Дрона, который засмеялся ещё громче. Он не мог не почувствовать облегчение оттого, что Денис шутит в такое важное утро. Это был Денис, благодаря которому его сердце парило так высоко.

- Хорошо, - он вздохнул и покачал головой. – Моя сестра заноза в заднице, так что просто игнорируй её, – он махнул рукой и подмигнул.

Денис рассмеялся вместе с ним. Он обожал Лию, но был вынужден согласиться с ним. Она также «хотела, как лучше», постоянно писала ему смс и звонила, интересуясь событиями прошлой недели и сводя Дениса с ума.

- Я сказал ей, что сообщу обо всём, когда увижусь с ней в среду, - добавил Дэн, проводя пальцем по краю своего стакана.

- Теннис? – спросил Дрон, зная этот взгляд.

- Да, - быстро ответил Денис с широко распахнутыми глазами. – Это война. Эта сука надрала мне зад на прошлой неделе!

- Я слышал. - Дрон отхлебнул из своего стакана. Денис сузил глаза и бросил в него салфетку. - Смотри мне, Андрей, - предупредил Дэн его тихо.

Дрон застегнул невидимую молнию на рту и улыбнулся ему. Использование его полного имени было достаточным для него предупреждением. Он знал, что Дэн дурачится, но он также знал и его нрав, и будь он проклят, если захочет возиться с ним. Возможно, он маленький и хрупкий снаружи, но внутри него полыхал огонь, который мог превратиться в бушующий ад. Он бездействовал долгие годы, иногда слегка загораясь, но не так, как раньше.

Он вынужден был признаться себе, что скучал по этому. Это была одна из вещей, которые он любил в нём больше всего.

- Давай, - вздохнул Денис, вставая со своего места и вырывая Дрона из его мыслей. – Пора приступать к работе.

Они допили свои напитки, как делали это каждое утро понедельника, в том же кафе, которое посещали ещё со времён колледжа, а затем пошли к выходу, и после короткого поцелуя в щёку, они разошлись – он в центр города, а Дэн на свой первый рабочий день в качестве преподавателя мировой литературы в Исправительном Учреждении города Санкт-Петербурга.