Любовь на горячем песке

Небеса обрушиваются. Земля движется по своей оси.

Зыбучие пески, подвижные плиты, трение камней, линия георазлома — раскаты молнии крушат поваленные деревья. Каждый звук обладает тембром голоса моей тёмной сущности.

Тени в небе изворачиваются и пляшут в суровом пейзаже, пока я стою на вершине развалин башни из слоновой кости. В груди жарко от того, как хаотично бьётся моё жестокое сердце о тонкую плоть шеи, запястий, бедра.

Стоны угасающего мира словно погребальная песнь эхом проносятся по моим костям, и откуда-то из глубин груди варварски прорывается острая и упрямая боль.

Но сейчас я об этом не знаю, потому что будущее лишь тень на горизонте. Валера прижимается грудью к моей, обхватывая меня за плечи, рисуя на моей коже нечестивую литанию каждым своим тяжёлым вздохом. Мне нравится, когда он такой отчаянный, требовательный и грубый, и потому я приподнимаюсь навстречу его движениям, сжимая, пульсируя, принимая глубже и ближе...

Он останавливается.

Чертыхнувшись, Валерка встаёт на колени, на миг оставив меня на холоде, а потом приподнимает, вжимает в себя и возобновляет медленные томные движения.

— Быстрее.

Он качает головой.

— Я почти кончил.

— Ты касаешься меня, будто я чёртова фарфоровая кукла. Я не разобьюсь.

Его руки тянутся, хватают, пальцы обхватывают мои бёдра и резко переворачивают так, что моя спина оказывается прижатой к его груди. Простыни сминаются, когда Валера подтягивает нас к центру кровати, толкнув меня вперёд. Я наклоняюсь, впиваясь зубами в простыни, он раздвигает мои ноги так широко, что обнажённое твёрдое, трепещущее естество оказывается прямо перед ним. Дыхание у него рваное и быстрое, и, может быть, это он извивается сзади и надо мной, но жар, как победа несётся по моим венам словно ртуть. А он тем временем представляет собой лишь обломки контроля, трахая меня подобно дикому зверю.

— Просто... чёрт, будь хоть раз податливее, — рычит он, скользя во мне.

— Не медли.

Он подчиняется, входя меня с силой, такой силой, что могло бы быть больно, но это приятно, и я хочу больше. Внезапно я соскальзываю в глубину, в темноту, в красный туман и знакомый лабиринт, который разворачивается, как смятое знамя. Нет здесь никакого монстра, крови или победы — ничего кроме освобождения и воли. Вверх, вверх, вверх, пока я не достигаю поверхности такого далёкого солнца и, задыхаясь, кончаю. Звук этот неприятен и пронзителен.

А потом я падаю плашмя на живот, переводя дыхание, но Валера продолжает двигаться сзади в болезненном отчаянном ритме.

— Ты не разобьёшься, — говорит он снова и снова, и снова.

Пока он в это верит, пусть трахает меня, как дикарь.

~

Величавые корпуса университета укрыты снежным покровом, каждая крыша украшена зимним безмолвием. Десятилетиями растущие перед домом Сигма-Альфа-Эпсилон деревья иногда стонут и ломаются под накопившимся на своих ветках грузом. Однако элегантная красота этого дома не соответствует шумному действу, происходящему на его территории.

— Привет.

Я перевожу взгляд с пейзажа на мужчину, стоящего рядом со мной. В целом привлекательный, в чистой рубашке и с не сильно заплетающимся языком. Он не пьян, но скоро будет.

— Привет.

— Ты Денис Садов, верно?

— Да.

— Я Егоров Александр по кличке Патрик. Веселишься?

— Не особо.

Он хмурится.

— О. Извини?

— Не извиняйся. Я и не ждал от вечеринки многого.

— Где твой спутник?

— Я тут один.

Он оживляется.

— Могу я тебя угостить?

— Нет, спасибо.