Никто не может остыть

Валера:

Чердак амбара шаткий и вероятно находиться там опасно, но Дэн любит это место.

Сегодня я даже не притворяюсь, что делаю домашнее задание. Облокотившись, я просто наблюдаю за тем, как друг читает.

Он читает одну страницу последние десять минут. Дружище знает, что я наблюдаю за ним, и я заставляю его смущаться.

Лучший друг лежит на спине и то, как волосы лежат вокруг него, сияющими длинными каштановыми волнами, делает меня таким беспомощным... разочарованным. И именно в этот момент я понимаю, что сделаю для этого парня всё, что угодно.

Слабая улыбка проскальзывает на его лице, и он с фырканьем закрывает книгу.

Но дружище не сердится. Не на меня, во всяком случае.

- Валера, зачем ты это делаешь?

- Делаю что?

Он прикрывает глаза рукой, выставив локоть вверх, словно не в состоянии понять, что для меня всё меняется. Всё облегчается.

Теперь, когда я не вижу его глаз, я наблюдаю за его ртом.

- Почему ты смотришь на меня так?

- Как?

- Как... я не знаю. Так.

Я не знаю, что сказать ему, чтобы он не запаниковал. Потому что уж лучше я буду наблюдать за тобой, чем читать книгу. Потому что я мог бы смотреть на тебя вечно. Потому что ты красивый.

Когда я не отвечаю сразу, друг украдкой смотрит из-под руки и облегчение в его глазах вызывает чувство, словно он боится, что я исчезну.

И в эти редкие моменты, когда он действительно смотрит на меня, мне почти больно.

Он что-то ищет, и если бы я знал, что это, я бы дал ему это. Его глаза прячутся, прежде чем у меня появляется возможность понять это. Он поднимает книгу к лицу, загораживая мне вид.

Ветер свистит сквозь щели в стенах амбара, и лучший друг дрожит.

- Знаешь, ты мог бы использовать этот плед по прямому назначению.

Он опускает книгу до тех пор, пока из-под неё не показываются только его глаза. Серьёзные.

И я бы сделал всё, что угодно, чтобы прямо сейчас обнять его.

- Мне не холодно.

Я смеюсь над ним, и затем его глаза начинают щуриться. Я протягиваю руку и оттаскиваю книгу от его лица, и он улыбается. А затем он смеётся, и это единственное, что имеет значение.

- Ладно, я отморозил себе задницу.

- Хорошо, вставай.

- Что?

- Вставай.

Он настороженно смотрит на меня, но встаёт. Мы, наконец, добрались до точки, когда не всё воспринимается в штыки.

Я поднимаю плед, и начинаю закутывать его, прежде чем у него появится возможность возразить.

- Валерка, что ты делаешь?

- Делаю из тебя буррито.

Снова смех.

К тому времени, как я заканчиваю, лучший друг похож на маленькую, закутанную в плед мумию, стоящую посреди чердака.

Он пытается сесть и немедленно спотыкается, хихикая и вопя.

Я ловлю его до того, как он падает, и на секунду дружище встречается со мной взглядом, прежде чем отвести глаза, по-прежнему улыбаясь. Я придвигаю его к подушке, и мне не хочется отпускать его. Никогда.

Он прокашливается.

- Так как у меня теперь нет рук, мне нужен кто-то, чтобы читать мне.

Он выжидающе оглядывается по сторонам.

Когда я поднимаю книгу «О людях и мышах» с того места, где она лежит, меня одаривают той улыбкой. Поэтому я читаю вслух.

Через пару предложений друг перебивает меня.

- Ты должен говорить голосами!

- Что?

- Ленни и Джорджа! Они говорят по-разному. Ты должен говорить голосами.

Я смотрю на страницу и, конечно же, там сплошной диалог.

Я не говорю голосами.

За исключением того, что я буду это делать и делаю.

Запинаясь в словах, пытаясь не умереть от смущения, я читаю страницу за страницей. Дэн истерически смеётся большую часть времени. И я понимаю, что сегодня впервые слышу такой его смех. Словно ему действительно смешно.

После того, как его хихиканье стихает, мне всё ещё немного смешно читать ему, словно мы в детской библиотеке. Когда я поднимаю глаза, он всё ещё улыбается, но на этот раз глазами.

- Продолжай. Стейнбек тебе подходит.

Я не знаю, что это значит, но киваю и продолжаю читать.

Через двадцать минут я поднимаю взгляд от страницы и вижу, что он уснул. Лучший друг выглядит таким беззащитным в этом пледе. Словно Дэн, который младше.

Я тяну руку к его лицу и останавливаюсь. Я опускаю её, прежде чем сделаю какую-нибудь глупость.

Я закрываю книгу, и мне просто хочется смотреть на него вечно. Долгое время дружище совершенно неподвижен, как кукла, но, в конце концов, он ёрзает, бормочет и путается в пледе. Он – милейшее создание, что я когда-либо видел.

Вскоре не слышно ничего, кроме барабанящего по крыше дождя, который топит этот мир.

Я лежу рядом с ним. Близко, но не касаясь.

Я шепчу ему:

- Пожалуйста.

И я не знаю, о чём я прошу. Может быть, обо всём.

Я позволяю себе закрыть глаза всего на минуту. Я чувствую, как он окружает меня, даже, несмотря на то, что он не прикасается ко мне. Мне хочется остаться здесь навсегда. Я слушаю дождь до тех пор, пока не остаётся ничего.

- Валера.

Я распахиваю глаза. Встречаюсь с кромешной темнотой. На мгновение я сбит с толку, пока не понимаю, что, должно быть, уснул.

И Дэн прикасается ко мне. Его лицо на моей груди. Я инстинктивно отстраняюсь, но не могу пошевелиться. Моя рубашка зажата в его крошечном кулачке.

Я шепчу ему в волосы:

- Дэн?

Он не отвечает, только тянет меня ближе.

Когда мои глаза привыкают к темноте, я вижу его лицо во сне. Снится ему сон или кошмар, я не знаю.

Я целую его волосы, обнимаю его и просто дышу.

Денис:

Когда солнце заходит за деревья, я иду к амбару. Я хожу туда каждый день. Я говорю себе, что это никак не связано с Валерой, но это ужасная ложь.

Даже когда мы не разговариваем, компания мне приятна. Его компания. То, как он смотрит на меня. Словно я настоящий.

Я прохожу через дверь, рассчитывая, что он ждёт меня, но в амбаре тихо и пусто. Я чувствую неожиданный укол разочарования, но оно исчезает так же быстро, как и появилось. Я приходил сюда долгие годы, задолго до Валеры. Он мне не нужен. Я забираюсь на свой чердак и включаю фонарь. Это место грязное и разваливается на части. И я улыбаюсь, потому что оно моё.

Я провожу пальцами по книгам в ближайшей стопке. Я прочитал их все. Я закрываю глаза, выбирая одну наугад. «Убить пересмешника». Я стираю с корешка пыль и сворачиваюсь калачиком на своём месте у окна.

Я люблю запах старых книг. Может быть, не столько запах, сколько тайну того, кто ещё перелистывал эти же самые страницы, читал те же самые слова.

Я пытаюсь читать, прежде чем мой разум получит возможность убежать от себя. Но порой чьих-то чужих слов недостаточно. Я не могу сосредоточиться. Почему его здесь нет? Может быть, с него уже довольно. Прежде, чем я в достаточной мере убеждаю себя в том, что мне всё равно, я слышу его голос.

- Дэ-э-э-э-эн? – В его голосе слышатся почти легкомысленные нотки.

Моё сердце ёкает. Я невольно улыбаюсь, но не отвечаю. Я не двигаюсь со своего места на пледе.

Я вижу, как над выступом появляются его волосы, затем глаза, затем улыбка. Его улыбка с идеальными зубами.

- Мы идём за совами. – Его глаза горят, когда он говорит это.

- Куда-куда мы идём? Я не убиваю птиц. – Я прячусь за книгой.

- Мы не собираемся никого убивать. Это как наблюдать за птицами, только за совами.

- Насколько я знаю, совы и есть птицы. – Я смотрю на него так, словно он идиот. Только потому, что он не идиот.

- Прекрати вынуждать меня чувствовать себя дураком. Мы идём за совами.

- Хорошо, мальчик из большого города, а что именно мы будем делать?

- Это просто. Мы идём в лес, взяв с собой только фонарь и парки, и ищем сов. – О Господи.

- Разумеется, это хорошо продуманный план. К сожалению, у меня нет парки. Может быть, в следующий раз.

Его улыбка становится невероятно широкой, когда он швыряет через перила чердака огромную фиолетовую куртку. Она медленно падает к моим ногам.

- Валера, ты не знаешь самого главного про поиск сов в этом лесу. Мы с тобой заблудимся. Наши поиски и спасение будут во всех новостях. Отец будет...

- Дэн, неужели ты никогда в своей жизни не делал ничего опасного?

Смех вырывается из моего рта прежде, чем я успеваю остановить его. Его широкая улыбка никуда не девается.

- Мы всё ещё говорим о походе за совами? – Ну и ну, мальчик из большого города, а ты и впрямь любишь рисковать.

- Хорошо, итак, мы установили, что это не опасно. Пойдём. – Он спрыгивает на лестницу с того места, где стоит. – Не забудь парку. Там холодно.

Спорить с ним сейчас – себе дороже. Я вытаскиваю из кармана мамино фото, чтобы положить его, как закладку. Я не могу удержаться и смотрю на её лицо.

- Дэн?

- Сейчас спущусь.

- Вот, можешь даже надеть мои перчатки. – Он бросает мне одну. Затем другую.

Я с неохотой закрываю книгу с моей мамой внутри и кладу её сверху на ближайшую стопку. Я надеваю куртку и сажусь на край чердака, свесив ноги.

- И не говори потом, что я никогда ничего для тебя не делал.

- Я и не мечтал об этом. – Он подмигивает мне. Он, чёрт возьми, подмигивает мне.

Мы держим путь через несколько пастбищ, к краю леса.

- Итак, Валерка, что тебя вдохновило на эту прекрасную идею?

Он пожимает плечами.

- Я всегда хотел сходить посмотреть на сов.

- Ты такой странный, ты это знаешь?

- Почему тебя это так удивляет?

- Потому что обычно этим занимаются старики. Как раз между игрой в бинго и вязанием. Бинго, наблюдение за совами, вязание.

От смеха всё его лицо светится.

- Полагаю, в душе я старик. Когда я был маленьким, у меня была книга про то, как один мальчик ходил со своим отцом смотреть на сов. Я всегда хотел попробовать.

Внезапно это уже не кажется мне таким неправильным. Я не говорю ему об этом.

- Итак, каковы правила?

- Ты должен быть терпеливым. И молчать. Я совершенно уверен, что это единственные правила. – Его ухмылка. Я принимаю твёрдое решение не смотреть ему в лицо.

Но впервые за долгое время меня разбирает любопытство. Когда мы идём по лесу, мне доводится несколько раз украдкой взглянуть на него. Это волнительно, но всё же почему-то успокаивает – то, что он всегда смотрит на меня.

Кажется, что мы идём по тёмному лесу несколько часов. Только шорох листьев под ногами.

Я не чувствую своего лица. Я почти готов назвать это провалом миссии по наблюдению за совами.

- Вале... - Он быстро прикрывает мне рот рукой и взглядом умоляет меня вести себя тихо. Мы оба застываем. Вдалеке слышится едва уловимый звук.

Сова.

Глаза Валеры невероятно широко раскрыты. Так он ещё красивее.

Его рука исчезает, но всего на секунду. Он берёт меня за руку в перчатке, словно так и надо. Я смотрю на то, как его пальцы обхватывают мои, пока мы медленно идём в направлении звука.

Полная тишина.

И теперь, когда он больше не смотрит на меня, я не могу удержаться и смотрю на него. Мои глаза поднимаются от его пальцев к лицу. Он похож на маленького мальчика. И словно я никогда его раньше не видел до этого момента. Ничего, кроме луны на его лице. Деревья отбрасывают тени на его челюсти. Его рот слегка приоткрыт в благоговении.

Моё сердце в груди.

Внезапно он останавливается и включает фонарь. Другая его рука остаётся в моей руке. Я слежу глазами за лучом света, когда он освещает дерево перед нами.

Время останавливается. На нас смотрит огромная – клянусь – настоящая, живая сова. Пронзительный взгляд. Узорчатое оперение. Дикость, которая возбуждает. Она смотрит прямо на меня. Я чувствую себя невероятно маленьким.

И затем, без предупреждения, она устремляется вниз, пролетает у нас над головами и исчезает. Фонарик со стуком падает на землю. Мы оба взвизгиваем, как школьницы. Я много лет не чувствовал себя таким живым. Я не хочу думать о том, что это говорит обо мне.

Когда отпадает необходимость вести себя тихо, тишина между нами становится некомфортной. Моя рука по-прежнему в его руке. Его глаза на мне. Мои – на его ногах.

Он притягивает меня ближе, заставляя посмотреть ему в лицо, но я не смотрю ему в глаза. Я не знаю, как это сделать.

Свободной рукой он убирает волосы с моего лица. Довольно холодно, так, что я вижу пар, вырывающийся из моего рта. Я чувствую его дыхание на своём лице. От всего этого моё сердце в беде.

Он вытаскивает крошечный клочок пера из моих волос. Мы оба прыскаем от смеха.

Прежде, чем я успеваю остановиться, я смотрю ему в глаза. И немедленно об этом жалею. Даже в темноте его глаза говорят очень о многом. О большем, чем я могу вынести. У меня такое чувство, что я в любой момент могу утонуть в них.

И затем я понимаю, что мы стоим ближе друг к другу. Я не знаю, сделал это он или я. Всё, что я знаю – что это так.

Я десять лет не позволял себе что-либо чувствовать. Ничего.

Это слишком.

И я вынужден испортить момент.

- Я замёрз. Я не чувствую своего лица. – Шёпот.

Он не сводит с меня глаз. Словно ищет секреты. Он натягивает мне на голову капюшон куртки. Тыльной стороной ладони проводит по щеке. Дрожь и мурашки по коже. И моё лицо не такое холодное по сравнению с его рукой. Он проводит по моему лицу указательными пальцами, оставляющими после себя огненные следы. По моим бровям. Вниз по моим щекам. Вдоль челюсти. По губам. Словно слепой.

- Валера?

Его руки останавливаются.

Его рот кружит над моим, и холода больше не существует.

Всё остальное медленно исчезает. Жар его дыхания обжигает мне лицо. Часть моего разума охватывает паника, но другая часть, более громкая, отчаянная, кричит ему, чтобы он поцеловал меня.

На мгновение я волнуюсь, не произнёс ли эти слова вслух, но это больше не имеет значения, когда он сокращает расстояние между нами и легко, очень-очень легко целует меня в уголок рта. Так нежно, что я не уверен, что мне это не показалось. Я стою без движения, боясь пошевелиться, боясь дышать, и затем его губы – это мои губы. Мягкие и едва ощутимые.

Мои руки плетьми висят по швам. Я чувствую себя невероятно живым, но парализованным.

Лёгкие поцелуи, которые пробирают до пальцев ног.

Медленно. Нежно. Беззвучно.

Он целует меня так, словно я хрупкий. Словно меня многократно склеивали по кусочкам. Это сводит с ума. Мне хочется, чтобы он целовал меня так, словно я пуленепробиваемый. На мгновение я чувствую себя таким.

И я целую его. Я целую его в ответ.

На вкус он, как Рождество. Сладкий и пряный. Мягкий и колючий.

Он втягивает губами мою нижнюю губу, и из моего рта вырывается странный звук. Я бы смутился, но, кажется, я больше на такое не способен.

Мои руки. Они больше мне не принадлежат. И внезапно я ненавижу эти перчатки.

И теперь его рот – это огонь. И всё на свете.

Моё сердце в груди напоминает товарный поезд.

Это слишком, и я не знаю, как чувствовать это, не чувствуя всего остального.

Я вырываюсь, но слишком поздно. Слишком поздно, и теперь остальное тоже здесь.

Этот день изменил всё.

Автосигнализации и крики. Сирены. Воздух слишком густой, чтобы им дышать. Крики лучше, чем тишина на переднем сидении. Запах крови смешивается с запахом цемента. Мне девять лет. Я - Трусливый Лев.

Я крепко закрываю глаза, так крепко, как могу. Может, когда я их открою, я уже не буду заперт в ловушке. Я жду минуты, часы, может быть, дни. Даже с закрытыми глазами я знаю, что солнца нет. Лишь темнота.

Громкие звуки ударов. И затем вместе с голосами появляется свет. Они не похожи на обычные голоса. Эти, похоже, раздаются из пещеры или, может, из-под воды. Я не думаю, что я под водой. Снова тишина. Но я больше не хочу тишины. Я не выношу её. Я чувствую, как паника растёт, готовая выплеснуться наружу.

Я наблюдаю за тем, как переползаю через неё и бью по клаксону. Ещё раз. Ещё раз. Ещё раз.

Ещё крики. На этот раз, хорошие. Громкие крики и Паника. Если бывает хорошая паника, то это она. Огни и руки. Очень много рук, но ни одного лица. Электроинструменты. И руки, вытаскивающие меня.

И я свободен. И мне холодно. И меня окружают люди. И я один.

Но я не в машине. И даже не рядом с ней.

Я на земле в лесу.

- Дэн. – Он произносит моё имя так, словно это прощание.

Валера.

Единственные руки на моём лице – мои.

- Дэн, прости. – В его голосе слышится почти паника. В его голосе.

- Валера, пожалуйста, не надо.

- Пожалуйста, не надо – что? – И я больше не могу смотреть ему в лицо.

- Я не могу делать это с тобой.

- Дэн, только не говори мне, что ты не чувствовал этого.

- Я ничего не чувствовал.

Он ищет признаки лжи, но я не дам ему увидеть мои глаза. Из меня ужасный лгун.

Валера:

Я игнорировал тот факт, что лето почти закончилось. Мы все его игнорировали. Отрицание – мощная вещь.

Мы поздно просыпаемся, не спим до поздней ночи, как всегда.

Говорим.

Не говорим.

Тёплое тело, прижатое к моему, лучший друг проводит пальчиками по моей груди. Мне хочется просыпаться так всю оставшуюся жизнь.

Его руки начинают двигаться ниже, и я накрываю их.

- Не дразни меня.

Глаза открыты, он хмуро смотрит на меня.

Я поцелуем убираю этот взгляд.

- Доброе утро, Дэн.

Он целует меня в губы, и я переворачиваю его на спину. Хихиканье и спутанные одеяла. Больше никаких разговоров.

Рубашки на полу ещё с прошлой ночи.

Его руки. Одна запуталась в моих волосах. Другая движется по резинке моих боксёров.

Я оставляю поцелуи на его челюсти. Двигаюсь вниз, к шее, и дружище вздрагивает.

Ниже. На его ключице.

Ниже. Над сердцем.

Ниже. Я смотрю ему в глаза, рот кружит над его грудью.

Умоляет меня. Ногти вонзаются мне в голову.

Губы на сморщенной коже.

Твёрдый и мой.

- Валера. – Тихий и хриплый шёпот.

Денис:

Утром я просыпаюсь от шума бегущей воды, пустое место в постели рядом со мной ещё тёплое. И я ненавижу просыпаться один.

Я уже скучаю по нему, даже, несмотря на то, что у нас есть ещё пара дней, чтобы быть вместе.

Я выскальзываю из постели, из головы ещё не выветрился сонный туман, прежде чем потеряю смелость. В ванную. Запереть за собой дверь.

Я раздеваюсь, одежда на полу. Зеркала затуманились от пара.

Я открываю дверцу душевой кабинки, и он подпрыгивает. Встревоженный. Смущённый. Удивлённый. Желающий.

- Дэн, что ты делаешь?

- А что, по-твоему, я делаю?

Глаза движутся вниз. Он стоит, не двигаясь, когда я вхожу в кабинку и встаю под душ.

И мне следует стесняться. Испытывать неловкость. Стоя перед ним обнажённым, ничего не пряча.

Но то, как он смотрит на меня.

Словно я - единственное, чего он когда-либо хотел.

Словно я красивый.

Словно я живой.

Словно он мой.

Я своими собственными глазами вижу, что он хочет меня. То, как его тело хочет меня.

Но он не двигается. До тех пор, пока я не оказываюсь в считанных дюймах от него, и тогда он на мне. Толкает меня к стене. Руки повсюду. Губы повсюду. Язык повсюду.

Тепло воды и холод кафеля.

- Дэн, я так тебя люблю. – От этих слов моя кожа горит огнём.

Ноги скользят на мокром фарфоре. Вода слишком горячая, чтобы дышать.

Выносит меня из душа. Несёт меня в постель, вода продолжает бежать. Мокрые тела на простынях. Нависает надо мной. Руки блуждают по моему телу. Пар просачивается в постель.

Я уже таю.

Его губы движутся вдоль моей челюсти. Мои руки отчаянно тянут его за волосы.

Я требовательно притягиваю его рот к своему. Языки ждут. Доведённые до исступления.

Он переворачивает нас на бок, руки движутся по телу. Он обхватывает обеими руками мои ягодицы. Этими руками. И у меня чувство, что я могу умереть, если он прекратит прикасаться ко мне.

Я чувствую его тело, прижатое к моему, и кажется невозможным, что он может гореть таким же желанием, как и я.

Его рука на моём бедре. Я больше не контролирую своё тело. Оно пытается прижаться к нему ближе.

Его рука опускается. Мой рот открывается.

Его рука меж моих бёдер. Слишком осторожная. Недостаточно. Бёдра движутся, подчиняясь своей собственной воле.

Пальцы на мне.

Пальцы внутри меня.

Погружаются.

Пальцы внутри, и пальцы сторонней руки на моём члене движутся.

Быстрее.

До тех пор, пока, как мне кажется, я не разлетаюсь на кусочки.

Его рот заглушает мой крик.

Словно весь город сгорел дотла.

Пальцы выскальзывают из меня. Пустота.

Моё тело, как желе.

Пытаюсь найти слова.

- Валера, я хочу тебя.

Всё его тело застывает. Глаза ищут.

- Я думал, мы ждём.

- Я не хочу ждать.

Кивок.

- Дэн...

- Валера, пожалуйста.

И затем он нависает надо мной.

Тёмные глаза.

Неподвижные руки.

- Пожалуйста.

Лёгкое давление.

Недостаточно.

Пальцы, впивающиеся ему в спину. Подталкивающие его вперёд.

Проскальзывает в меня.

Это происходит.

Медленно. Слишком медленно.

И затем одно плавное движение.

Тела соединены.

Бёдра к бёдрам. Нет движения. Вся моя жизнь в этом моменте.

- Ты в порядке?

Не дыша. Я лишь киваю.

Медленное раскачивание.

Губы медленные и нежные.

Бёдра быстрее.

- Дэн...

Лоб ко лбу. Влажная кожа к влажной коже.

Его бёдра движутся в такт с биением моего сердца.

Глухие стоны. Его или мои.

Вот как это – чувствовать себя живым.

- Дэн...

Я могу ответить, лишь повторяя его ритм.

Не сводит с меня глаз. Ни за что.

В последний раз заполняет меня. И затем перестаёт двигаться.

Падает на меня. Всем телом.

Медленные поцелуи.

- Дэн...

Слов нет.

Острая боль, когда он выскальзывает из меня.

Притягивает меня ближе к себе.

Укрывая собой.

Медленное дыхание, вечер заканчивается.

Губы на моём лбу.

Шёпот слов, которых я не слышу.

Слившиеся воедино.

Сон забирает меня.

Секунды, минуты, часы. Звук его голоса, возвращающий меня обратно.

- Дэн, поехали со мной в Санкт-Петербург.

Что?

Шёпот у моей кожи.

- Поехали со мной в Санкт-Петербург.

- Валера, мы это обсуждали.

- Я знаю. Но я не понимаю.

- Валера, у нас вся жизнь впереди.

- Ты думаешь об этом?

- Думаю о чём?

- О том, чтобы провести со мной всю оставшуюся жизнь.

Вместо ответа я целую его.

Валера:

С каждым проходящим мимо человеком моя тревога усиливается. До тех пор, пока я не вижу, как лучший друг идёт по тротуару с пакетом продуктов в одной руке. Волосы нависают ему на лицо.

Я помню самый первый раз, когда я увидел его. Невероятно красивого, хмурящегося, глядя в книгу. На этот раз книги, чтобы можно было хмуриться, нет. Но его лицо выглядит так же, как и тогда. Так, как оно выглядит только тогда, когда он думает, что его никто не видит. Печальным.

Сначала друг видит мои ботинки. Хмурость исчезает, когда его глаза поднимаются к моему лицу. Я встаю.

Продукты на тротуаре. Улыбки и вопли. Он прыгает на меня. Я поднимаю его на руки.

Поцелуи, покрывающие всё моё лицо.

- Валера, что ты здесь делаешь? – Мягкие губы, проглатывающие все ответы.

Он соскальзывает вниз, лицо на моей груди.

- Я был по соседству. Подумал, что нужно зайти и поздороваться.

Он ударяет меня. Наморщенный лоб. Я поцелуем разглаживаю складки на нём.

- Привет.

- Привет.

Дружище крепко обнимает меня, его пальцы вонзаются мне в кожу. До боли, но я рад ей. Мы стоим так, не двигаясь, на тротуаре, пока бесчисленные незнакомые люди проходят мимо нас.

- Я тоже по тебе скучал, Дэн, - говорю я ему в волосы. Это легче, чем сказать ему это в лицо и не услышать того же в ответ.

Наконец, он выпускает меня. Снова позволяет мне увидеть своё лицо. Маска прочно сидит на своём месте. Маска, в которую мне хочется верить, настоящая.

Мы идём в его дом, рука в руке, пакет с продуктами подмышкой.

- Ну, что ты приготовишь мне на ужин?

- А кто что-нибудь говорил об ужине?

Я целую его в нос. Его закрытые глаза трепещут.

- Ты надолго?

- До завтра. – Надутые губы. Останься.

Он открывает дверь своей квартиры, и я вижу это на его лице. Гордость.

На маленькой кухне друг убирает продукты. Мои руки не отпускают его.

Холодильник закрыт, я притягиваю его к себе. Губы в его волосах. На его лбу. На его глазах. Захватывают в плен его рот. Вспоминают его кожу. Рука на его сердце.

Прижимаюсь к нему. Жадно. Его руки на моей груди.

Подсаживаю его на стойку. Желание. Его руки в моих волосах.

Обвиваю его ноги вокруг своей талии. Отчаяние. Его руки хватают мою рубашку.

- Дэн, я скучаю по тебе. Я так сильно тебя люблю.

Его тело застывает, и затем он соскальзывает со стойки.

- Тебе нравится бефстроганов?

Что?

- Мм, да. Мне нравится бефстроганов. – Ты нравишься мне больше.

Дружище начинает готовить нам ужин на своей кухоньке Барби и Кена. Тишина становится дискомфортной.

Я осматриваю его студию. Она выглядит жилой. Студия выглядит, как Дэн. Повсюду стопки книг. Стола нет.

- Где мы будем есть?

- В постели.

- Дэн, ты не можешь есть в постели.

- О, правда? - Брови бросают мне вызов, даже, несмотря на то, что я не вижу его лица.

- Нет. Это ужас. – Я обнимаю его за талию, подбородок на его плече, лицом к кухонной плите.

Его указательный палец на кончике моего носа.

- Не говори глупостей.

- Нет.

- Валерка, это не ужас.

- Постель не для еды. – Я оставляю поцелуи на его шее. Нежной, сладкой шее.

Ему плохо удаётся делать вид, что он злится на меня.

- Дэн, не улыбайся.

Он подныривает мне под руку и бежит к кровати с деревянной ложкой в руке. Встаёт посредине постели и лижет ложку.

- Ни шагу ближе. Я ем в постели.

Мне хочется отшвырнуть чёртову ложку и пригвоздить его к этой постели.

Я шлёпаю его по ногам. Он начинает прыгать. Стоя посреди кровати. Как четырёхлетний. Руки описывают круги.

- Дай угадаю – этого тоже делать нельзя.

Я качаю головой, пытаясь не смеяться.

- Разве твоя мама никогда не говорила тебе, что ты можешь сломать шею, если будешь прыгать на кровати?

Друг резко останавливается и слезает с неё. Взгляд пустой. Или решительный.

- Дэн...

И затем его губы на моих губах. Меняя тему. И я позволяю им.

Ужин позабыт. Одежда падает на пол.

Обнажённый, но закрывается руками.

Я пригвождаю его к постели, как и хотел. Губы влажные и безумные. В маленькой комнатке слишком жарко от духовки.

Его руки скользят вниз по моему телу, направляя меня. Одним быстрым движением я оказываюсь внутри него.

Тихое неистовство. Мы оба пытаемся придерживаться чего-то, что не можем ясно сформулировать. Оба умоляем. Мои жаждущие руки блуждают по его телу, а губы отчаянно посасывают кожу его горла. Звуки, которые срываются с его губ, почти так же хороши, как слова, которых он не скажет.

Я пытаюсь замедлиться, не желая, чтобы это когда-нибудь заканчивалось. Но он мне не позволит. У меня нет другого выбора, кроме как двигаться в одном ритме с его бёдрами. Его спина выгибается, когда он ищет большего. Я чувствую его. Он близко.

Вся видимость замедления давно забыта. Он не произносит моего имени, когда его тело, окружающее меня, разлетается на части. Звуки, которые он издаёт, воспламеняют мою кожу. Подталкивают к краю. Нет, не подталкивают. Я перепрыгиваю через край сразу после него. Падаю на него сверху.

Наши тела лоснятся от пота. Наше дыхание всё ещё отчаянное, он крепко обнимает меня, даже крепче, чем тогда, на тротуаре.

Я люблю тебя.

В духовке подгорает бефстроганов.

Денис:

Я знаю точную дату, когда у нас с Валерой в последний раз был секс. Это та же дата, когда много лет назад он сделал мне предложение и та же дата, когда я сказал ему «нет». Я отказываюсь подсчитывать.

Мы всегда всё делали шиворот-навыворот. И вот мы снова. Едем в прошлое, все наши вещи уже доставлены туда. Переворачиваем всю свою жизнь вверх ногами, и даже не знаем, кто мы друг другу.

Мы любим друг друга.

Мы друзья, которые любят друг друга? Мы друзья, которые спят в одной постели? Мы друзья, которые целуются на диване?

Его голос вмешивается в вихрь моих мыслей.

- О чём ты думаешь?

Я ненавижу этот вопрос. Это нечестный вопрос. Мысли – это личное. Вопросы как этот превращают честных людей в лжецов.

Я поворачиваюсь на сидении, глаза на его профиле.

- О сексе.

- О. – Он не сводит глаз с дороги, его лицо ничего не выдаёт.

- А что именно о сексе?

- О том, что у нас его вообще нет.

- О.

- Валера, мы друзья?

Я наблюдаю за тем, как меркнет его лицо. Я наблюдаю за тем, как оно меркнет, и он не отвечает.

Твою мать.

Он съезжает с автострады в маленьком городишке в округе, и сворачивает на парковку у отеля.

- Я думал, мы собирались ехать до полуночи.

- Да, но я устал вести.

Хорошо.

Он выходит из машины, в руках наши сумки. Я медленно выхожу из машины, дрожа на холодном ночном воздухе. Сожалея о том, что на мне майка и шорты.

Я вынужден практически бежать, чтобы догнать его. Мы снимаем номер в причудливом и до нелепости дорогом отеле. Валера стоит слишком прямо. Его поза идеальна, плечи расправлены, когда он платит за номер. Он не посмотрит на меня.

Он трижды проводит карточку через щель электронного замка, прежде чем я беру её у него. Прежде, чем я вытаскиваю её из его пальцев и открываю дверь в номер. Он пропускает меня вперёд, глаза в пол. Мне хочется спросить у него, в чём, чёрт возьми, проблема.

Дверь захлопывается, пугая меня. И меня отрывают от земли. Мои ноги инстинктивно обвиваются вокруг него.

Его губы сминают мои губы. Безжалостно. Непреклонно.

Я изо всех сил отвечаю ему.

Он толкает меня к стене. Сминает меня.

Это вам не поцелуи на диване.

Горячие, влажные губы у моего горла. Тонкая ткань моего материала шорт, сжатая в его кулаках. Я чувствую его прямо там. Мои неистовые пальцы возятся с его джинсами. Пытаясь стянуть их. Как раз достаточно.

Первый вдох, который он делает с тех пор, как мы вошли.

Я встречаюсь с его взглядом, диким и необузданным. Я могу лишь кивнуть. И время несётся вспять. Он тянет за лямки моего хлопка майки, обнажая грудь. Я всё ещё дрожу, но не от холода. Руки дразнят, а языки сплетаются.

Вероятность того, что он не хочет меня внезапно кажется смехотворной. Невероятной.

Майка у меня за спиной. Трусов нет.

Одного лёгкого движения бёдер к нему навстречу достаточно, чтобы он начал проскальзывать внутрь. Вот когда время останавливается, когда исступление превращается в неторопливые движения. Когда он медленно заполняет меня, почти болезненно, и больше ничего нет. Ничего.

До тех пор, пока он не заполняет меня полностью, и тогда медленные движения прекращаются.

До тех пор, пока я не прикусываю губу с такой силой, что, возможно, до крови. До тех пор, пока он не всасывает её. То тех пор, пока я не выдыхаю его имя. До тех пор, пока я не распадаюсь на части. До тех пор, пока мы не становимся единым целым. До тех пор, пока мы не соскальзываем на пол.

Иногда разваливаться на части, разлетаться на мелкие осколки, раздавливаться и гореть – это не трагедия. Иногда это всё.

Лоб ко лбу, слова между тяжёлыми вздохами:

- Нет, Дэн, мы не друзья.

Я могу лишь согласно кивнуть.

Мы лежим, потные, слившись в единое целое, всё ещё почти одетые. Его руки крепко обнимают меня. До тех пор, пока наше дыхание не выравнивается. До тех пор, пока мы не набираемся достаточно смелости, чтобы выпустить друг друга на секунду.

Остатки одежды падают на пол, когда мы забираемся в постель, крепко обнимая друг друга.

Он шепчет мне в рот:

- Ты в порядке?

Я могу лишь поцеловать его.

- Дэн, я не совсем так планировал провести нашу первую ночь вместе.

- Валера?

- Да?

- Некоторые вещи не нужно планировать.

Он целует моё лицо, натягивая одеяло нам на плечи. Он целует меня в губы до тех пор, когда я больше не могу держать глаза открытыми.

- Я люблю тебя, Валера. – Язык заплетается.

- Я знаю.

Я ищу ногами его ноги и держусь, сколько могу, пока не отпускаю его. Пока сон не одолевает меня.

Во сне перемешаны мечты, надежды на будущее и Валера.

Я просыпаюсь, когда чувствую, что его пальцы движутся по моему голому бедру. Мои глаза всё ещё закрыты. Лучший способ пробуждения. Даже если посреди ночи.

Я поворачиваюсь на бок лицом к нему, он целует мои веки. Мои руки ползут вниз по его груди, по животу, его кожа горячая ото сна. До тех пор, пока я не чувствую его в своих руках. И я могу умереть, если сейчас же не возьму его. И, может быть, не я один.

Обвиваю его ногами.

И он внутри меня. Мои глаза всё ещё закрыты.

Осторожное и едва ощутимое движение. Слова шёпотом, которых я не слышу. Но понимаю. Потому что это и мои слова тоже.

Заставляя меня чувствовать.

Как волны о берег.

Движемся вместе, раскачиваясь, пока руки лениво блуждают по телу. До тех пор, когда я почти там. Моё тело вспоминает его тело. Заявляет на него права. Моё.

И затем я проглатываю его звуки. Его искажённые слова.

Дышим одним воздухом.

И мы нигде, но здесь.

И я задаюсь вопросом: можем ли мы остаться здесь, в этой постели, в этом сонном городе навсегда, забыв обо всём остальном.

Нежные поцелуи на веках до тех пор, пока я не открываю глаза. Ресницы и губы. Ночь окружает нас.

- Привет.

- Привет.

- Дэн, поехали домой.

Домой.

К тому времени, как мы приняли душ и оделись, солнце встаёт. Остаток пути мы едем быстро, стремясь поскорее добраться. Он держит меня за руку. Большим пальцем он рисует маленькие круги на моей коже.

И все мои силы уходят на то, чтобы мыслить здраво. Я жду. Когда всё придёт к логическому концу. Потому что всё слишком хорошо. В нашей жизни такое невозможно. Я гоню прочь эти мысли. Я отталкиваю их. Потому что может быть, в нашей жизни такое возможно. Может быть, возможно.

Глубокой ночью мы стоим на крыльце дома Русиков, держась за руки. Впервые в жизни мы стоим на этом крыльце. Словно родственники, пришедшие на рождественский ужин. За исключением того, что на дворе август. И того, что мы жили здесь.

Он дважды сжимает мою руку. Азбука Морзе.

Валера:

Нет ничего темнее, чем ночь в провинции. Чёрная, тихая и тревожная.

Секунду я не понимаю, где я, знакомые стены моей старой комнаты не вписываются в эту новую жизнь. Дэн, лёжа рядом, ровно дышит во сне.

Я всё ещё в одежде. Я снимаю её и швыряю в кучу на пол. Тело ломит после двух дней за рулём. И по другой причине.

Он шевелится, но не просыпается, когда я снова укладываюсь в постель. Один из маминых дневников лежит между нами.

Я включаю прикроватную лампу и изучаю его лицо. Его приоткрытый рот и покрасневшие щёки. Его волосы, разметавшиеся по подушке. У меня уходят все силы на то, чтобы оставить его, как есть. Дать ему поспать.

Это и должно быть так? Так всепоглощающе?

Я не могу не думать о том, что мы делаем. Почему мы не могли просто встречаться, как все нормальные люди?

Потому что мы жили почти в трёх тысячах миль друг от друга.

Потому что мы жили в разлуке слишком долго, чтобы что-либо делать медленно.

Потому что я не хочу встречаться с ним.

Потому что.

Я оставляю нежный поцелуй на лбу Дэна. Он пахнет, как Дэн.

Он поворачивается ко мне.

- Валера?

Моя жажда его мгновенно просыпается. И это пугает. То, как быстро он снова стал для меня всем.

- Ты для меня жизнь. – Я прижимаю эти слова к его лбу.

Его рука лежит на моей щеке.

- Хочешь поговорить об этом?

- Нет.

Я тянусь и выключаю свет.

Он подносит лицо к моему лицу и легонько проводит носом по моей щеке.

- Люблю тебя. – Он любит меня.

Я нежно целую его волосы до тех пор, пока его дыхание у моей шеи снова не замедляется.

Я крепко обнимаю его, и напоминаю себе, что он никуда не уйдёт. Что он перелетел через всю страну ради этого. Ради нас.

Может быть, нашу совместную жизнь не будут омрачать наши родители. Матушка Природа. Террористы.

Может быть, мы можем быть Дэном и Валерой.

Я смотрю, как он спит. Он выглядит таким спокойным и невинным. Словно этот мир никогда не причинял ему забот. Порой я невольно представляю, каково ему было быть запертым в той машине. Одному. Несколько дней.

Как бы мне ни хотелось защитить его, спасти от всех трагедий в его жизни, без них он не был бы Дэном. Я люблю этого Дэна. Того, который стойко выдержал всё это.
Я смотрю на него. Часами. Жду, когда он откроет глаза.

До тех пор, пока я не вздрагиваю от запаха мыла «Dove» и пара из открытой двери ванной. Покрывало с кровати свисает с меня. Мои глаза открыты, их щиплет, словно от наждачки, и я вижу, что Дэн, на котором нет ничего, кроме полотенца, выходит из ванной.

- Иди сюда. – Мой голос такой же шершавый, как и глаза.

Я тяну его на постель, сжимая в кулаках белое полотенце. Улыбки и румяные щёки. Его тело накрывает моё. Его влажные спутанные волосы свисают с одного плеча.

- Доброе утро, солнце. – Он целует меня в губы. Один раз. Второй.

- Боже, ты красавчик.

Он качает головой, но улыбка остаётся.

Я провожу большим пальцем по краю полотенца вдоль его бедра. Он шлёпает меня по руке.

- Дэн, мне не нравится это полотенце.

- Да?

Я медленно стягиваю его, и он позволяет мне. До тех пор, пока полотенце не присоединяется к куче одежды на полу.

Вид его в свете дня, обнажённым, надо мной. Трахни меня. Живи за меня.

Я целую горячую кожу вдоль его ключицы.

Он смеётся, проводя рукой по моему обнажённому бедру.

- Ты берёшь привычку раздеваться догола посреди ночи?

Я не хочу слов, я просто хочу его. Хочу или жажду. Всё, что я знаю, что я доведён до отчаяния.

Мы лежим так. Смотрим. Каждый ждёт от другого, что тот встанет с постели.

Моя рука лежит на его голом члене. Я не знаю, как она там оказалась. Член под моей ладонью напряжён и жёсток. Член подрагивает и желает любить. Смазка течёт по головке.

Он кладёт руку поверх моей. Я качаю головой.

Не жду ничего большего, кроме как возможности мгновенно погрузиться в него. Потому что я безумец.

Его пальцы сплетаются с моими.

И я вновь погружаюсь в воспоминания...

Мы делали это два года. Целых два года на противоположных берегах.

Телефон у уха, я уже улыбаюсь, просто предвкушая, что услышу его голос.

- Да-а-а, Валерка?

- Привет.

- Привет.

- Что делаешь?

- То же, что делал двадцать минут назад.

- Дэн.

- Валера.

- Разве не может парень просто скучать по своему бойфренду?

- Смотря как.

- В смысле?

- Ты скучаешь по мне или по моей постели?

- По обоим.

Его ответ – лишь вздох, но я слышу улыбку.

- Может, я прилечу на твой день рождения.

- Валерка, мы же говорили об этом. У нас было целое лето. У меня занятия. Мы не можем все заниматься по четвертям.

- Дэн?

- Да?

- Я люблю тебя.

- Я знаю. – В один прекрасный день он скажет это. В один прекрасный день. А что, если не скажет? Некоторые вещи больше, чем слова.

Я ставлю телефон на тумбочку и смотрю в потолок.

Осенняя четверть не начнётся до конца сентября. Я даже не знаю, зачем я здесь. Когда всё, что я хочу – это вернуться в его постель. Вернуться в ту голую квартиру.

Я мастурбирую в душе. Потому что даже звук его голоса делает меня твёрдым.

Он готовит жаркое. Он шинкует морковку. Полностью погружён. Глаза серьёзные.

Я целую его в щёку, и он краснеет. Я надеюсь, что нежные поцелуи всегда будут заставлять его краснеть.

Я хватаю пригоршню морковки с разделочной доски. Он пытается не улыбаться.

- Валера, что ты делаешь?

Я закидываю кусочки морковки в рот.

- Ничего. Ем морковку.

Я считаю себя хитрым, пока он не попадает мне в глаз. Прежде, чем я даже успеваю определить план игры.

Хихиканье и вопли, когда он пытается убежать. Но я хватаю его. Морковка на полу. Обхватываю его руками. Целую всё лицо. Улыбки и смех.

До тех пор, пока его лицо не становится снова серьёзным. До тех пор, пока я не отпускаю его. По-прежнему глядя на него.

- Хочешь уйти отсюда?

- А как же ужин?

- Забудь про ужин.

Я следую за ним к входной двери.

Он тянется за моей рукой. Небольшой жест, который кажется таким естественным. Небольшой жест, которого никогда не было раньше.

Мы не ищем тропу, которая была здесь. Мы не пытаемся заново вытаптывать траву. Мы не притворяемся.

Мы следуем за своими ногами. Мы протаптываем новую тропу.

И он стоит там.

Наш амбар.

Когда мы пересекали страну друг от друга. Когда всё в нашей жизни было разрушено. Когда мы были чужими. Этот амбар, который принадлежал нам, стоял здесь, старея. Потому что он давно сдался.

Может быть, сдаваться – это не слабость. Может быть, сдаваться – удел не только трусов.

Мы лежим на рваном пледе на сухой траве, обнявшись, и смотрим на звёзды.

Может быть, мы одинаковые.

Ночь в провинции. Глаза открыты в темноте.

Мои губы едва ощутимо касаются его губ, когда он шепчет:

- Когда-нибудь попросишь меня ещё раз?

Живи и умри за меня.

Тёмно-синее море искрит мириадами звёздных светил -
Словно битый тончайший хрусталь кто-то горстями ссыпал на волны.
Здесь, на самой вершине скалы, что туман золотистый укрыл,
Провожая ещё одну ночь, ты не скроешь отчаянья стона.

Снова солнца лучи опалят искажённый страданием лик,
Проникая до самых костей, выжигая кипящей смолою.
Но никто не услышит тебя - растворится безудержный крик
В смехе чаек, встречавших рассвет, и в чарующем плеске прибоя.

Юный ангел, ты сбился с пути иль пресытился святостью уз,
Выдирая из плоти своей белоснежные крылья со страстью,
И шагая, зажмурившись, вниз, под сорвавшийся бешеный пульс,
С благодатных бескрайних полей - в раскалённые злобные пасти?..

Ты прикован цепями вины, от которых уже не спастись,
Как предатель - унижен, распят, обречён на извечные пытки.
Но по-прежнему дерзок твой взор, устремлённый в безмолвную высь,
Где на бархате мрачных небес кто-то горстями слёзы рассыпал...