Последний визит: 2023-03-05 16:55:12
Сейчас не в сети

Во Сне

Должно быть, я сплю. Как иначе объяснить, что наш друг Макс водит младшего брата Валеры Исмаэля на поводке? Причём странно вовсе не это, а то, что оба они одеты едой. Макс – печенье, а Исмаэль – стакан молока. И они танцуют, подпрыгивают и... трахаются. Всё, всё, кончаю есть печеньки перед сном. Не люблю, когда моя еда трахает друг друга.

Вот только...

Не ел я никакого печенья перед тем, как лечь в постель. И лежу я вовсе не в постели, а на какой-то незнакомой кушетке; и номер этот тоже не мой. В моём номере белые стены, а на стенах белые обои в мелкий розовый цветочек (азалия, если кому интересно). А тут обои ярко-красные, прямо огненные. Вот же бли-и-ин. Я знаю, чей это номер – Валеры. Мексиканка с ресепшена поселила его сюда, кокетливо объявив, что он – настоящий «el fuego» [«огонь» (исп.)].

Кажется, я вчера... напился. В баре. С Валерой. Сегодня же, вроде бы, суббота, последний день наших каникул здесь, в Пуэбла. Мы планировали провести их в Гвадалахаре, но Исмаэль захотел сюда, посмотреть какие-то старинные форты. Каникулы в Мексике. Когда-то, совсем уж в ранней юности, это звучало так романтично... так распутно, роскошно... дико.

Кто ж знал, что придётся сидеть и весь день пялиться на часы в ожидании вечера, когда в отеле откроется бар. Персонал отеля настоятельно не рекомендовал никому из постояльцев удаляться от здания, в особенности – не приближаться к расположенным совсем рядом горам, а уж ночью вообще никого за порог не выпускали. А ближайший пляж был в трёх часах езды.

Мы оказались запертыми внутри отеля, заняться в котором было решительно нечем – кроме, как напиваться до бесчувствия.

Весь город гудел, как растревоженный улей. За пару недель до нашего приезда здесь таинственным образом исчезла группа молодых отдыхающих. А перед этим пропали без вести несколько симпатичных сеньорит и молодых людей, все местные. Некоторые считали, что с ними ничего не случилось – просто решили перебраться в какой-нибудь город покрупнее и найти там работу полегче, вместо того, чтобы горбатиться в маленьком городке, пусть даже весьма живописном и своеобычном.

Заранее нас об этом никто не предупредил. Если б знали, мы бы сюда вообще не поехали. Сразу после того, как персонал отеля рассказал нам о ситуации, я предложил рвануть в Акапулько, но остальные отказались. Они пришли в восторг от загадки и были зачарованы стоящей за ней таинственной историей. Её рассказал нам древний старик, казавшийся частью обстановки отеля, где мы остановились.

Молодёжь не просто исчезает, сказал он (понизив голос, разумеется). Её забирают вампиры. По легенде, раз в столетие вампиры бродят по горам в поисках тех, кто пополнит ряды их армий. Понимаете, сказал старик, время от времени вампиры ведут войны. Снова и снова воюют друг против друга, чтобы захватить себе новые территории или защитить те, что им уже принадлежат, от других вампиров.

Этот город, рассказал нам старик, с незапамятных времён был частью таких вот вампирских войн. В конце ХVI века сестра его пра-пра-пра-бабки даже стала новобранцем вампирской армии. О, она была очень красивая, сказал он; такая красотка, что вампир Бенито, властитель южных вампиров, взял да и сделал её своей подругой. Бенито был легендой, и поговаривали, что он до сих пор обитает в горах.

Такая вот романтика... и бред. Не упомню, сколько раз я закатил глаза во время его рассказа.

Чтобы отпраздновать нашу последнюю ночь, Макс и Исмаэль решили устроить себе романтический ужин, а Сашка и Эрик пораньше ушли в свой номер «на заслуженный отдых» (читай – «потрахаться»). Покинутый ими, я решил совершить что-нибудь выдающееся, чтобы потом было что вспомнить. Поэтому объявил всем, что отправлюсь в бар и напьюсь.

Валерка предложил составить мне компанию, что в его исполнении означало смотреть, как я тупо надираюсь, пока половина женского населения города Пуэбла строит ему глазки. Как только мы оказались в баре, он объявил, что я уже взрослый и могу делать всё, что моей душеньке, мать её, на хрен угодно. А его единственная обязанность – проследить, чтобы я не вышел наружу и не отдался там на съедение какому-нибудь вампиру.

В пакет его телохранительских услуг, по-видимому, входила доставка и хранение моего тела на кушетке в его номере, а не в моём собственном. Конечно, как ещё поступить с пьяным парнем, который заявляет, что желает сосать вашу кровуш... ваш член?

Что же я собирался у него сосать, нельзя ли вспомнить поточнее?.. Но вспомнить не получается, ведь я проснулся с пульсирующей головной болью. Чтобы избавиться от отвратительного привкуса во рту, тащусь к мини-бару в номере. Надо выпить. Сок, пиво, джин, кровь, что угодно. Чувствую себя больным. И полным дураком. Не говоря уже о слабости и разочаровании. Не из-за сна – подумаешь, сон, где мои инфантильные друзья разгуливают в странном карнавальном прикиде, а Эрик пытается поймать Сашу и трахнуть его прямо у дверцы своей машины.

В голове понемногу проясняется, и всплывают воспоминания о том, как я здесь оказался. И чёрт меня побери... мать моя женщина, отец полицейский... вчера вечером я сделал одну очень глупую вещь – глупее, чем все мои глупости за всю мою жизнь, вместе взятые. Я бесстыдно предложил себя Валере, а он, к моему крайнему унижению, отказал мне – шутливо, но твёрдо – по одной-единственной причине: потому что я был пьян.

Да, да, тот самый Валера Русик, к которому я неровно дышу с двенадцатилетнего возраста. Можно было бы подумать, что за восемь лет моё влечение к этому мужчине иссякнет. Но нет же! Моё двадцатилетнее пьяное эго, очевидно, сочло его столь же сногсшибательно сексуальным, как и двенадцатилетнее, поэтому я сделал ему непристойное предложение. На глазах у дюжины незнакомцев.

Если бы я не был таким пьяным, то умер бы на месте, услышав ответ: «Спасибо, но нет». Или он сказал: «Нет, ты пьян»? А не было ли это случайно: «Сейчас нет, но потом, когда ты не будешь пьяным – да»? Мои воспоминания слишком расплывчаты.

А-а, фиг с ним. Если что, всегда могу сказать, что наклюкался. По крайней мере, он меня один раз поцеловал. Или я его?..

Мужчина, о котором идёт речь, должен сейчас находиться в своей постели, поэтому я подкрадываюсь к его спальне и заглядываю туда. Он оставил свою дверь открытой и... и... ох. Впечатляюще. Я почти не дышу, чтобы не потревожить открывшуюся мне картину: Валера лежит на животе в огромной двуспальной кровати, укрытый одной лишь красной простынёй. Красный цвет ему идёт; ткань сбилась в складки на талии и плотно облегает попу; одна нога под простынёй, другая наполовину высовывается наружу. Волосы влажные и растрёпанные; медно-рыжие пряди контрастируют с молочно-белой кожей шеи и плеч. Брюки брошены на пол. Рубашка и боксёры – тоже.

Эффектный образ «самого горячего парня» чуть нарушен тем, что он, почти как маленький мальчик, надул губы и зарылся в подушку, наверное, в попытке спрятаться от падающего из окна утреннего света. Он крепко спит, поэтому я подхожу к кровати, кладу ему руку на плечо и легонько трясу.

– Эй. – Жду, что сейчас он откроет глаза. Но нет, он лишь что-то невнятно бормочет и вздыхает, и я снова не дышу. Как этому мужчине удаётся, не прилагая ни малейших усилий, выглядеть так запредельно притягательно? – Эй... ну, в общем... спасибо, что позволил мне тут проспаться. Я, наверное, к себе пойду.

Он не двигается, даже когда я снова трясу его за плечо. Руки и ноги расслабленно тяжёлые, как у спящего, и если он только притворяется, то сейчас у него есть прекрасная возможность внезапно сесть, открыть глаза и сказать «Бу-у!», а у меня – возможность подпрыгнуть, взвизгнуть и обозвать его придурком. Он слишком хорошо знает, как я не люблю сюрпризы. Но он просто остаётся неподвижным, и... что ж... это интересно.

Не каждый день выпадает возможность полюбоваться крепко спящим Валерой Русиком.

Во мне просыпается исследовательский зуд. Не раздвинуть ли границы собственного опыта? Мне всегда хотелось быть плохим мальчиком, нарушать правила и делать все те бесстыдные и греховные вещи, которые ни за что не одобрила бы моя мать. Но мамочки тут нет, зато Валера – вот он, прямо здесь, и нужно же когда-нибудь попробовать, хоть разочек, правда?

Правда.

Прежде чем моя решимость испарится, я протягиваю к нему руку. Веду кончиком своего пальца по его изящным и удлинённым пальцам, запястью, предплечью, волоскам на руке, локтевому сгибу. Он вздрагивает, когда я касаюсь его бицепса, и, чёрт возьми... что, если он вдруг проснётся? Я отдёргиваю руку, боясь, что попадусь, но он лишь снова что-то бормочет и слегка подаётся ко мне, словно просит повторить прикосновение.

Быстренько стягиваю с себя джинсы и футболку и осторожно, медленно ложусь рядом с ним, ёжась от страха, когда матрас прогибается и колеблется. Чёртовы тупые водяные матрасы, придуманные для траха.

Он начинает ворочаться. Я замираю.

Это неправильно, очень, очень неправильно, но по какой-то причине я не хочу, чтобы он просыпался. Не хочу, чтобы он увидел меня, увидел голод в моих глазах и велел мне убираться – доброжелательно, но твёрдо. Не думаю, что выдержу ещё одно такое унижение.

Он лежит передо мной, большой и тёплый, и у меня буквально руки чешутся к нему прикоснуться. Я делаю то, что не должен: вплетаю в его волосы свои пальцы. Ощущаю, как вдоль моей ладони скользят его мягкие пряди. Нежно царапаю ноготками кожу его головы, и он издаёт этот прекрасный, восхитительный звук – тихое бормотание, похожее на мурлыканье.

Судя по этому звуку и по тому, как толкаются в матрас его бёдра, он вот-вот проснётся. Я склоняюсь к нему и говорю – говорю достаточно громко, чтобы он услышал, если не спит:

– Перевернись на спину, хочу сделать тебе минет.

И если после этих слов он не перевернётся... то лучше ему, блин, действительно быть спящим.

Никакого ответа. Проходит несколько секунд. Потом несколько минут. Ничего.

Я лежу рядом с ним, совершенно неподвижно, и рассматриваю шрам у него на спине – длинный, прямо над лопаткой, понятия не имею, откуда он. Поскольку наши семьи отлично ладят и близки, мы с детства знаем чуть ли не все царапины и синяки друг друга. Но об этом шраме у меня нет ни малейшего представления. Шрам тонкий, но пересекает почти всю спину, а мои руки по-прежнему в его шевелюре, и я касаюсь коротких волосков на его шее. Как этот шрам появился? Почему я о нём никогда не слышал? Есть много вещей, которых я не знаю о Валере Русике. Особенно с тех пор, как он закончил колледж, переехал в Санкт-Петербург и нашёл там себе работу, а на вакантное место его второй половины выстроилась целая очередь из записных красавчиков.

Он снова что-то бормочет или мурлычет и меняет позу, немного перекатываясь на бок. Я смотрю вниз и... чёрт, чёрт, чёрт... вижу под простынёй очертания его полустояка.

Но он по-прежнему спит, поэтому я, едва касаясь, провожу пальцем по шраму на его спине. Туда и обратно, несколько раз. В середине лопатки шрам расширяется, похоже, в этом месте рана была глубже всего. Наверняка было адски больно. Мой палец нажимает на шрам, почти непроизвольно. Он слегка вздрагивает, бёдра изгибаются, медленно и едва заметно. Он тихо выдыхает, на лице по-прежнему спокойное и открытое выражение. Считаю до трёх, а затем кладу на его кожу всю ладонь и поглаживаю. Вниз. Вверх. Ещё раз. Наклоняюсь и, слегка всосав, целую кожу его шеи.

Большая ошибка с моей стороны.

Я чувствую его запах. Мужской пот, сигаретный дым... и тонкий, узнаваемо мужской, мускусный аромат, исходящий от красных простыней. Наверное, мастурбировал перед сном и испачкал постель. В двух шагах от меня... а я всё проспал. Думал ли он при этом обо мне? Наслаждался ли тем, как близко я нахожусь? Этот вопрос находит живейший отклик прямо в моей эрекции, и я, простонав, плотно сжимаю ноги и покрываю его лёгкими нежными поцелуями, спускаясь ими по задней части его шеи, плечу и правой руке.

Если раньше он мурлыкал, то звуки, которые издаёт сейчас, ещё лучше. Сонные мягкие вздохи, которые лишь сильнее меня раззадоривают. Вскоре движения его бёдер становятся более выраженными. Я позволяю себе чуть-чуть, в четверть силы, прикусить зубами его запястье. Ощущаю, как под моими губами, ускоряясь, молоточком стучит его пульс. Любуюсь тем, как изгибается его тело.

Не осмеливаюсь укусить ещё раз, но тихонько, осторожно сосу его кожу около локтевого сгиба. Он такой бледный, что стоит мне пососать чуть сильнее, как появляется красное пятно. Оставляю маленькие красные следы вдоль его плеча и на верхней части спины, пробуя на вкус его пот. Продолжаю исследовать своим ртом кожу его спины. Играю языком с родинкой на левом боку. Борюсь с желанием впиться зубами в его задницу – ведь тогда он проснётся и выгонит меня из своего номера.

Так что всего лишь отвожу в сторону простыню и, так и не продегустировав его сочную попку, провожу пальцами по впадинке между ягодицами. Он стонет – глубоко и требовательно, как человек, истосковавшийся по прикосновениям. Я застываю. Нет, нет, я же только вошёл во вкус.

Я пытаюсь сообразить, как мне его перевернуть, ведь спереди ещё столько неисследованных мест. Но не могу сделать это, не разбудив его. И тут вдруг он сам переворачивается на спину. Великолепно.

И раскидывает ноги.

Ну нифига ж себе.

Я стараюсь смотреть куда угодно, только не туда. На его чуть надутые губы и чёлку, упавшую на глаза. На редкую поросль волос на груди и тёмные соски. На спутанные простынями сильные ноги. На мускулистую грудь, стройную талию и впадину меж тазовых костей, умоляющую о том, чтобы её облизали, и... вы ж понимаете... мы пришли именно туда, откуда хотели сбежать, не так ли? И не могу сказать, что я слишком уж поражён тем, как выглядит его член. Я столько раз воображал себе это.

Но его кожа... м-м-м, с ума можно сойти. Это, безусловно, новое добавление к моим фантазиям. Никогда в жизни не видел спокойно раскинувшегося и при этом настолько голого мужчину. Когда у меня случался секс с парнями (не слишком часто, следует признать), он почти всегда сопровождался мучительным желанием, чтобы все оставались полностью одетыми.

Это так нечестно – пользоваться тем, что кое-кто спит, но в то же время... это обещает столько удовольствия.

Если бы я хотел, чтобы он проснулся, то перешёл бы прямо к поцелуям – глубоким, сладким, с широко открытым ртом, как я не целовался со школьных времён. Тогда мы могли делать это часами, а секс казался большим и страшным будущим, а не чем-то конкретным.

Тогда-то, собственно, всё и началось: в ту весну, когда мне стукнуло двенадцать, и я едва начал осознавать свою сексуальность, у них дома была какая-то вечеринка. С пятилетнего возраста мы с Максом были закадычными друзьями, ну, а он – он ведь тоже всегда был рядом, понимаете? Абсолютно древний в свои тогдашние восемнадцать. И вот, в тот день мы с Максом поцапались, и я оказался плачущим где-то на задворках, в то время, как Макс истерил в противоположном конце дома. Сейчас и не вспомнить, что послужило камнем преткновения. Да это и неважно. Просто рядом со мной внезапно оказался Валера, который держал меня за руку и тихо повторял, что всё будет в порядке. Я был так благодарен ему за доброту, что поцеловал его. Он поцеловал меня в ответ, по крайней мере, насколько я помню, а потом осторожно отстранился. И я был этим унижен.

Вот же блин. Строго говоря, получается, что вчера вечером был не первый раз, когда Валерка бортанул меня.

Ну что ж, настало время мести. Наблюдаю, как при дыхании поднимается и опадает его грудь, и умираю от желания покрыть его поцелуями с головы до ног. Хочу его всего, хочу всего с ним, и – пусть за этим стоит всего лишь желание что-то самому себе доказать – хочу, чтобы он кончил и получил от этого незабываемое наслаждение. Ему даже не нужно для этого просыпаться. Мужчины ведь всё время кончают во сне, не так ли? Кроме того, если он проснётся, все мои планы рухнут, потому что тогда он велит мне прекратить. Конечно, он сделает это доброжелательно. Посмеётся над моим и своим смущением, а затем сделает вид, что ничего не произошло.

Склоняюсь над его лицом, выискивая там признаки того, что он не спит. При ближайшем рассмотрении на щеках обнаруживается пробивающаяся щетина. Что весьма его украшает. Нет, честно. Она резче обрисовывает линию челюсти и делает его немного старше на вид. У него всегда такой вид... завзятого сердцееда. Как у голливудских кинозвёзд пятидесятых, вроде Кэри Гранта.

Ничего удивительного, что я нахожу его таким привлекательным.

Легко и осторожно я прижимаюсь губами к его виску. Целую его там, и он остаётся неподвижным. Медленно, стараясь не потревожить его, придвигаюсь к нему вплотную, перекидываю свою ногу через одну из его ног и провожу пальцами по его груди. Прослеживаю выпуклость грудной мышцы, в том месте, где она переходит в плечо и бицепс. Он дёргается и, сам того не подозревая, нажимает правой ногой именно туда, где мне это нужно, и... охххххх... это очуметь, как восхитительно.

Мне действительно следует оставить его в покое и дать ему спать дальше, но, расквадрат твою гипотенузу, я не в силах что-либо сделать. Я принимаюсь ёрзать по нему своей ногой, и наши бёдра начинают синхронный медленный танец. Это трение так приятно, что в моих брифах немедленно становится скользко и твёрдо.

Вожу пальцами по его груди, задевая неровности рёбер и небольшой холмик в районе желудка. Его член меняет цвет... и угол. На головке выделяется немного жидкой смазки, и я, увлажнив ею свой палец, начинаю медленно, равномерно поглаживать его длину.

Он всё ещё не проснулся. Всё ещё не возмутился, не встал с постели, не выкинул меня из своего номера и из своей жизни навсегда, поэтому я поддаюсь желанию пойти дальше. Провожу ногтями по всей длине, и его бёдра вздрагивают, рот открывается, дыхание углубляется. Два моих пальца задевают яйца, я чуть надавливаю и слышу в ответ его стон, сдавленный и прекрасный. Ощущаю, как он становится толще, как подтягиваются мышцы. Его член увеличивается, удлиняется, растёт на глазах, и... чёрт меня побери... я сам уже такой твёрдый и возбуждённый. Очень, очень твёрдый рядом с ним.

Мне на ладонь выливается ещё больше его смазки. Я наклоняюсь – хочу попробовать её вкус. Попробовать его вкус. Нежно обвожу языком головку, слизывая с неё солёно-острую влагу. Вот же чёрт. Он такой вкусный. Он стонет, но не шевелится. Ободрённый, я беру его член в рот ещё немного глубже. Обвожу языком. Сосу. Беру глубже. Ещё глубже. Обхватываю его длину обеими руками. В рот – изо рта. Внутрь – наружу. Если бы вчера он позволил мне – это был бы не рот.

Я начинаю ускорять движения рукой и ртом... и внезапно он стонет и открывает глаза.

Чёрт. Блин. Мать-перемать.

Попался «in flagrante delicto» [«на месте преступления» (лат.)]. Теперь меня ничто не спасёт – ну, разве что нападение вампира.

Замираю и смотрю на него, представляя, как нелепо, должно быть, выгляжу сейчас – с его членом во рту, с глазами навыкате и с чувством вины размером с вулкан Попокатепетль. Как, спрашивается, мне из всего этого выпутаться?

Его взгляд мечется от моих глаз к моему рту. Я слышу его резкое, рваное дыхание, в ритм с которым он произносит:

– Ни за что – на свете – не вздумай – твою мать – останавливаться.

Я закусил губу, чтобы сдержать готовые вырваться звуки, и провёл рукой по всей длине своего члена, скользнув большим пальцем по его головке, дабы размазать по ней жемчужинку уже выступившего из щели предэякулята. Затем я провёл ладонью обратно от головки к основанию и выпустил член из пальцев; я был готов.

Наклонившись вперёд, я взял Валеру за талию и заставил пятиться в моём направлении, остановив, когда он коснулся моих ступней, одну из которых я использовал, чтобы раздвинуть его ноги. Я провёл руками по его бёдрам и оголённому тылу, гладя кожу и ощущая сохранившееся на ней слабое тепло. Легко и нежно я шлёпнул каждую из его ягодиц и полюбовался колыханием плоти.

Взяв за талию, я опять потянул Валерку на себя. Я продолжил направлять его книзу и, убрав одну из рук с его талии, нацелил с его помощью свой член прямо на вход в его райские врата. Валерка ахнул, ощутив, как твёрдый конец упёрся в его тёплый анус, а затем понял мои намерения и взял инициативу в свои руки.

Пошире раздвинув ноги, так чтобы мои колени оказались, как раз между его коленей, Валера ещё больше открыл себя для меня. Я ощутил некое ограничение в дальнейшем продвижении, и стал уточнять прицел, пока не почувствовал, что, двигаясь в верном направлении, проникаю внутрь. Сильнее прикусив губу, я потянул его тело вниз, пока тёплый плен не охватил мой член полностью, приняв его до самого основания.

Выгнув спину, Валерка издал тихий стон. Я перенёс руку с его талии на его спину, направив его движение вниз, против чего Валера, похоже, нисколько не возражал. Когда Валерка полностью уселся на мой член, я запустил руки в его кудри. Я провёл рукой по его коже и почувствовал, как он затрепетал от возбуждения. Положив ладони на обе ягодицы, я нежно помассировал их несколько секунд, то раздвигая, то сдвигая вместе. Убедившись, что Валерка полностью готов к продолжению, я немного оттолкнул его попу, заставляя его сдвинуться вперёд, отчего Валера частично выпустил мой член на свободу. Понимая, чего я жду, Валера толкнул своё тело назад и снова обхватил меня.

– О, да-а-а, детка, вот так.

Я прикусил губу, когда Валерка задвигался вверх и вниз по моему стволу; при каждом движении вверх его внутренние стеночки дразнили особо чувствительную кожу на нижней части головки члена. Когда же Валера опускался обратно, моя кожная складка возвращалась на место, а его стеночки плотно обхватывали меня. Он нежно замурлыкал, и его дыхание стало ускоряться, как и моё. Сидя ко мне спиной, Валера скакал на мне, позволяя любоваться своим великолепно пылающим задом.

– Ты непослушный мальчишка, Валерка; мой непослушный мальчишка.

Когда он качнулся вверх, я шлёпнул его по попе, достаточно сильно, чтобы заставить его мышцы напрячься и волшебным образом сжаться вокруг меня.

– Ох, блядь, да-а-а, детка. Мммм, сделай это снова.

Валера с силой опустился на мой ствол, приняв в себя всю его длину, а приподнявшись, сжал мышцы, именно так, как я и просил, одарив меня изумительным ощущением своего тепла и жизни вокруг моего члена.

– Вот так, Дэн?

– О, да-а-а, именно так.

Поддерживая руками его попу, я помогал ему двигаться по мне вверх и вниз; он продолжал, приподнимаясь, напрягать мышцы, так что каждый раз, когда Валера снова на меня опускался, это сопровождалось волшебным чувством плотного сжатия. Я понял, что, если он продолжит в том же духе, я долго не продержусь; ну, и плевать, решил я.

Отпустив его ягодицы, я, как и он, опустил руки на красные простыни. Когда Валерка в следующий раз приподнялся, я оторвал свой зад от кровати и врезался в него в тот самый момент, когда он начал опускаться. Ощутив мощный толчок, Валера вскрикнул, но не от боли или дискомфорта, а от волшебного удовольствия.

– Любишь это, детка? Любишь насаживаться на мой твёрдый член?

Он гортанно промычал, подтверждая мои слова, и когда опустился на меня снова, я подался бёдрами навстречу, предлагая ему более быстрый темп. Комната заполнилась нашим синхронным пыхтением и прекрасными звуками сталкивающихся друг с другом тел – его попа билась о мой лобок. Ещё сильнее упёршись руками в кровать, а ногами в пол, я резко подался ему навстречу и врезался в него изо всех сил; его сжавшиеся мышцы подтолкнули меня ещё ближе к оргазму.

– А теперь можешь прикоснуться к себе, Валера. Прикоснись к себе для меня. Я хочу, чтобы ты кончил со мной, любовь моя.

Ему не нужно было повторять дважды. Одна из его рук выпустила опору над своим телом от кровати, погрузилась под живот и принялась, сжимая и дразня, кружить пальцами вокруг члена. Когда Валера так отвлекся на подстёгивание собственного оргазма, его движения на мне стали слабее, но я перехватил инициативу, без устали вздымая свои бёдра и безжалостно врезаясь в него.

Его свистящее дыхание углубилось, а стоны участились. Сдерживая свой оргазм, я ощущал, как выступают на лбу и шее бисеринки пота. Я хотел, чтобы мы кончили вместе. Моя задница вновь и вновь подскакивала с кровати, и я вздымал бёдра, чтобы поддерживать его движения своими, встречными, раздвигая его стеночки, продолжавшие принимать меня в свой плен.

Как раз в тот момент, когда я почувствовал, что теряю контроль, Валера достиг оргазма, и по комнате разнёсся его пронзительный крик. Его мышцы, сокращаясь, начали сжиматься вокруг меня быстрыми толчками, и это подтолкнуло меня через край. Вместе с последним мощным толчком в него моё тело напряглось, и тёплые струи спермы вырвались из члена, орошая его глубины. Моё тело дёргалось от мощного оргазма, раскачивая нас обоих, передавая импульсы его телу, переживавшему свой пик одновременно со мной.

Валера рухнул спиной на мою грудь и, прильнув головой к моему плечу, повернул ко мне лицо. Его тёплое дыхание овеяло мне шею. Повернув голову, я всмотрелся в великолепные сапфиры его глаз и, склонившись к нему, захватил его рот своим.

Я толкнулся в него языком, и он меня охотно впустил. Я ласкал его язык своим, помечая его, как свою собственность, и крепко прижимал его к своему телу. Когда я разорвал поцелуй, мы оба дышали с трудом, приходя в себя после наших оргазмов, но взгляды наши снова встретились, и я улыбнулся.

Застывай в моих глазах - заворожённый,
Забывайся в них, как в омуте озёр,
Растворяйся, их прохладой поглощённый,
Вглубь души зовущей устремляя взор.

В эту ночь тринадцатого полнолуния
Опьяняйся терпким хмелем моих чар.
Хочешь - назови меня своим созданием,
Страсти дикой, чувственной вкушая жар.

Лёгкой магией несдержанных касаний
С губ твоих срываю наслаждения стон..
Гаснут свечи пусть от нашего дыханья,
Погружая всё в округе в полусон.

Увлеку тебя под полог шелковистый,
Сладкой лаской затуманю разум твой.
Оплетая нежно серебристой нитью -
Я пленю тебя... Теперь ты - только мой...

Опубликовано: 2016-05-19 20:18:36
Количество просмотров: 155

Комментарии