Последний визит: 2023-03-05 16:55:12
Сейчас не в сети

Маршрут построен

Нелепая вещь — человеческий род. Мы, предположительно, доминирующая разновидность живых существ, и всё же от нас, кажется, больше проблем, чем от большинства животных. Мы уничтожаем всё вокруг себя для собственной выгоды. Мы насилуем, крадём и лжём — и для чего? Чтобы получить чуть больше удовлетворения для своей сущности, по сравнению с тем, что имеем обычно? Люди такие развращённые существа. Иногда я испытываю настоящие затруднения, пытаясь отличить человека от животного. Но с другой стороны, я — один из них, разве нет? Я ничем не отличаюсь от корпоративных воротил и клептоманов, крадущих просто так, или от кровожадных насильников, которые хотят дать почувствовать своей жертве всю её слабость. Фактически я, возможно, хуже их всех. Я — убийца.

Когда мне было девять лет, я убил голубя из рогатки. Я распорол его и вытащил кишки, чтобы увидеть, что внутри. Я был очарован открывшейся картиной — каждый орган, вена и полость соединялись между собой, чтобы создать жизнь. Но ещё больше меня завораживало то, с какой лёгкостью я могу уничтожить её. Кровообращение, движение лёгких, работа мозга — всё это прекратилось. Конечно не сразу, но практически немедленно. В моей власти было забрать эту жизнь, несмотря на то, что каждая клетка боролась со мной, чтобы сохранить её.

Это было волнующе.

Странно, что только так я могу чувствовать себя живым — забрав чью-то жизнь. Словно они делают мне небольшой подарок, когда я их убиваю. На самом деле, это очень мило, я, наверное, должен поблагодарить их, прежде чем убить.

Несмотря на мою ненависть к человечеству, существует тот, кто всегда будет моим исключением.


Дэн Садов.

Я не способен любить. Во мне нет этого чувства, но если бы я мог — я любил бы Дэна.

Когда мне было всего пять, а Дэну одиннадцать, его семья (или её подобие) переехала в соседний дом. Поначалу Дэн не понравился мне. Он был старше и поэтому казался умнее. Я счёл это несправедливым, но со временем я развил нечто вроде привязанности к нему. Он слушал меня и оставался рядом, даже когда со мной нелегко было поладить. Он понял меня, как никто другой, как ни одно живое существо не сможет никогда понять. Если я что-то говорил, и даже если не говорил — Дэн слышал каждое моё слово, каждую букву, каждый звук. Он слушал меня.

Жизнь Дэна в семье не была идеальной. Его отец был пьяницей, а матери не хватало мотивации, чтобы должным образом заботиться о детях. Он часто появлялся в моём доме со следами побоев и ожогами от сигарет. Он никогда не говорил, что отец делал с ним, но и без того всё было достаточно очевидно.

Десять лет спустя я попросил бы у Дэна разрешение на убийство его отца.

Несмотря на жестокое воспитание, Дэн был хорошим парнем. Он обладал очень мощным моральным компасом, тем, чего мне явно не хватало, и поступал, основываясь на понятиях, которые считал правильными. Если он чувствовал несправедливость, то отстаивал свои права и боролся, пока дело не решалось. Из-за этого Дэн часто попадал в неприятности. Я сам втравливал его в проблемы довольно часто.

Мы всегда были вместе, Дэн и я. Я не стремился обзаводиться какими-либо другими друзьями, мне вполне хватало его одного. Он был тем, кто заставлял меня быть хорошим. Я не говорил Дэну о своих порывах, но что-то подсказывало мне, что он знал. Когда я разозлился и зашёл слишком далеко, он увидел монстра внутри меня. Думаю, он просто не ожидал, что тот будет настолько сильным.

Как ни странно, Дэн всегда заступался за меня. Он защищал, даже если знал, что я был не прав. Дэн никогда не считал меня «плохим» ребёнком. Забавно, но, кажется, выходило, будто я был его исключением из правил, также как и он — моим.

В тринадцать лет я впервые убил человека. Маленький мальчик по фамилии Андреев. Я сказал ему, что нашёл мёртвое тело в лесу. Снедаемый любопытством, он последовал за мной. Разумеется, никакого тела не было, во всяком случае пока. Будучи старше и физически крепче, я довольно легко одолел Андреева. Вскоре я уже завалил его в грязь, и мои пальцы сжались вокруг его шеи. Сдавить — сильнее, сильнее, сильнее. Лицо его приобрело фиолетовый оттенок, тело дёрнулось, глаза — самое главное для меня — умоляли, просили.

Я и только я полностью распоряжался тем будет ли этот мальчик жить, или умрёт. И выбрал последнее.

Андреев затих. Умер, когда мышцы перестали сокращаться, а глаза больше не смотрели на меня, вперившись остекленевшим взглядом на что-то за моим плечом. Он смотрел вдаль. Я до сих пор задаюсь вопросом, что же он там искал.

Я не выпустил шею Андреева, пока не увидел Дэна, стоящего передо мной. Его глаза были широко распахнуты, как у Андреева, когда с лица мальчишки сходил фиолетовый оттенок. Впервые мне стало очень страшно от того, что может сделать другой человек. Хотя, я не боялся, что Дэн причинит мне вред, или накричит. Как ни странно, я боялся, что он оставит меня.

Глаза Дэна забегали от Андреева ко мне, и обратно. Он прикрыл рот ладонью и прошептал:

— О, Боже.

На самом деле это не был шёпот, скорее просто выдох. Помню, как стало мне грустно в тот момент. Я никогда не хотел причинить боль Дэну, он был единственный, кому я мог доверять, единственный, кто мне нравился. Никогда до этого мне так не хотелось всё вернуть назад. Знаю, эта ситуация сломала что-то в сердце Дэна. Наступил момент, когда он увидел, кем я являюсь на самом деле. Монстром.

— О, Боже, Боже, Валера.

— Привет, Дэн.

В ретроспективе я мог бы выбрать более подходящую фразу для ответа.

— Что ты натворил? — спросил он, выдыхая. — Зачем?

Честно говоря, я не знал зачем. Нет никаких логических причин, кроме «мне захотелось».

— Не знаю.

Глаза Андреева всё ещё были открыты, на шее проступали синяки, которые я поставил, и лицо его было не нормального цвета. Я сидел у него на бёдрах. Это всё совсем не выглядело хорошо.

— Дэн.

Когда я заговорил, он дёрнулся от звука моего голоса. Это необыкновенное зрелище — молодой парень боится ребёнка. Мне почти понравилось. Это заставило меня почувствовать себя сильным, но я вспомнил, что это Дэн, и он особенный для меня. Я просто не могу потерять его.

— Валерка... твои родители уже давно ищут тебя. Они послали шестерых взрослых на поиски в этот лес. Если они найдут тебя... таким... Ох блядь...

Я никогда не слышал, чтобы Дэн ругался до этого дня. Он не любил материться. Это заставляло его вспоминать своего отца.

Затем Дэн нервно запустил пальцы себе волосы, тяжело дыша.

— Ты слишком молод, — проговорил он. — Ты ещё совсем ребёнок, и если они заберут тебя в... тебе будет только хуже.

— Не злись, — сказал я.

Он не был зол, он был напуган. Не меня, но того, что может случиться со мной. У моих ног лежало тело мёртвого мальчика, а Дэн переживал за меня. Замечательный человек, я вас уверяю.

Он сделал глубокий вдох и зажмурился на долгое время.

— Ладно, ладно. Иди сюда, Валерка.

Я подошёл к нему.

— Я хочу, чтобы ты добежал до моего дома, там, на заднем дворе у погреба стоит холодильник. Я хочу, чтобы ты принёс мне пиво. Ты понимаешь?

Я не спрашивал, почему Дэн захотел пива, ведь он не пил, и не сказал, что вряд ли сейчас самое время для того, чтобы глотнуть холодненького. Я просто кивнул и побежал.

Когда я вернулся, то застал Дэна, сжимающего шею Андреева. Я спросил его, зачем он это делает, и получил ответ:

— Твои руки меньше моих. Из-за того, что я делаю сейчас, невозможно будет установить твою причастность к убийству.

Затем он схватил руку Андреева и оцарапал себя его ногтями. Тогда я не понимал ещё, что Дэн просто создавал ложные следы борьбы.

Он позвал меня, чтобы я дал ему пива, а затем схватил за плечи. Глаза у Дэна были красные и блестящие, и он немного дрожал.

— Я хочу, чтобы ты знал — я всегда буду защищать тебя, Валера. Я люблю тебя, никогда не забывай об этом. Неважно, что говорит кто-то другой, ты должен помнить только мои слова. Я хочу, чтобы ты вёл себя хорошо, пока меня не будет. Ничего... ничего подобного больше не совершай, по крайней мере, пока я не вернусь. Это всего на несколько лет, ты справишься? Пока меня не будет рядом, я придумаю для нас план. Просто береги себя, пожалуйста. Ты можешь сделать это для меня?

Я кивнул. Тогда я не понимал, что происходит. Я не знал, что Дэн приносил высшую жертву ради меня. Меня, среди всех людей.

Дэн притянул меня к себе, судорожно сжимая в своих объятиях. Затем он залпом выпил принесённое мною пиво. Прищурился и сморщил нос, когда проглотил всё. Дэн никогда не любил пиво.

— Я хочу, чтобы ты отправился домой и сказал своим родителям, что слышал крики Андреева в лесу. Я хочу, чтобы ты привёл их сюда, но сам не пришёл с ними, ты понял?

— Хорошо.

— Ладно. Будь хорошим.

Это последнее, что я услышал от Дэна, когда он разговаривал со мной более пяти лет назад. Я сделал то, что он велел — рассказал моим родителям про него. Они пошли в лес, и я услышал их крики, плач, и просьбы позвонить в 112. Офицер арестовал Дэна и толкнул его на заднее сидение полицейской машины. Дэн не сопротивлялся ни капельки. Я стоял рядом с моими родителями и смотрел на полицейскую машину. Вокруг бормотали:

«Страшная трагедия»

и

«...просто вопрос времени...»

и

«Такой же, как и его отец.»

Худшим страхом Дэна было стать таким же, как и его отец. Я не мог ощущать угрызения совести, но хотел, чтобы всего этого никогда не происходило. Искренне желал, чтобы Дэн не нашёл меня и не отправился в тюрьму, и я не получил свой Кодекс именно таким образом, и однажды именно меня затолкали бы в полицейскую машину, а не его.

Ожидая Дэна, я занялся охотой. Это был прекрасный заменитель, хотя и не совсем то, чего хотелось. Желание убивать людей не было тем, что я мог контролировать. В то время я был всего лишь ребёнком, поэтому охотился при помощи рогатки.

В основном я убивал птиц, кроликов и кошек, и хотя не ощущал того, что хотелось, всё же это было какое-то облегчение. Я закапывал трупы в лесу, где умер Андреев, и всех их назвал «Дэн». Мне казалось, что им пришлось пожертвовать своими жизнями ради моей жажды, поэтому они должны получить имя кого-то благородного и самоотверженного.

Я скучал по Дэну, пока его не было. Не было никого, кто бы внимал моим словам, а я всегда соображал лучше, если знал о присутствии слушателей. Я часто ходил на могилы Дэнов и разговаривал с ними. Конечно, это не было то же самое, как при живом общении с Дэном, но суррогат был достаточно близок к оригиналу. Когда я чувствовал, что Дэны не слушают меня с достаточным вниманием, то охотился и добавлял ещё одну пару «ушей» в компанию к имеющимся.

К концу первого лета у меня была тридцать одна могила. Я посадил на них орхидеи и фаленопсис.

Я очень люблю орхидеи. Их необычная форма, как ни странно, успокаивает меня. Людям нравятся орхидеи, несмотря на их странный вид. Думаю, они немного напоминают кобру. Её сощуренные глаза и раскрытую пасть. Иногда я могу видеть и язык. Существует греческий миф об орхидеях, который мне нравится. Орхис был сыном отвратительного сатира и нимфы. С самого начала никто не возлагал на него надежд. Орхис пробился на празднество, посвящённое богу Дионису. Опьянев от вина и адреналина, он попытался изнасиловать одну из жриц Диониса, но был пойман с поличным. В результате его разорвали на куски те, кто был на празднике. Отец Орхиса попросил, чтобы его собрали снова и оживили, но над ним лишь посмеялись и превратили тело Орхиса в цветок.

Весёлая история, не правда ли? Однажды я рассказал её Дэну, но ему, казалось, становилось дурно с каждым произнесённым мною словом.

Я рассказал об этом Дэнам-животным и уверен — они оценили это. Орхидеи росли достаточно хорошо и очень скоро я создал свой собственный сад мёртвых.

Я хотел, чтобы настоящий Дэн мог увидеть мою клумбу. К тому времени, как он ушёл, прошло два с половиной года.

Минул ещё один год, и количество могил возросло, выйдя за границы прежнего круга. Я рассказывал Дэнам-животным всё, что происходило со мной каждый день. Отец Дэна изнасиловал и убил женщину в феврале, когда мои орхидеи снова зацвели. Полиция не имела достаточно доказательств, чтобы осудить его, но все знали, что это сделал он. Подобное злит меня больше всего в человеческой расе. Когда вы точно знаете, что кто-то сделал что-то ужасное, но не можете добиться справедливости потому, что не хватает какого-то крошечного атома доказательства.

Отец Дэна вскоре пропал, я убил бы его прежде, чем тот смог бы убежать, но мне было нельзя.

Я обнаружил, что Дэн посылал мне письма всё то время, пока был в тюрьме. Мои родители прятали их от меня в ящике на чердаке. Они так никогда и не узнали, что я нашёл их.

В первом письме говорилось, что Дэну дали пять лет заключения. К тому времени, как я прочитал его, оставался всего месяц до его освобождения. Ни одно из писем не рассказывало ничего о тюремной жизни. На самом деле, все они были о жизни на воле, в первую очередь обо мне. В одном из писем он писал:

«Однажды я возьму тебя в Санкт-Петербург, Валера. Тебе там понравится, он достаточно увлекателен в отличие от нашего крохотного райончика. Он таит в себе множество возможностей, так что тебе никогда не будет скучно».

В ещё одном:

«Тебе, должно быть, уже исполнилось семнадцать. Научился ли ты водить машину, Валера? Я знаю, что этот процесс может быть немного нудным, но автомобиль бывает очень полезным. Особенно, когда ты хочешь добраться на другой конец города очень быстро».

Каждый из них был подписан в конце «всегда твой, Дэн Садов», и я обнаружил, что ощущаю жгучий комок в животе от волнения каждый раз, когда читаю эти слова. Дэн всё ещё был со мной, и у меня по-прежнему существовало моё исключение из всего человечества. Ко времени последнего письма, я был полностью убеждён, что у Дэна в тюрьме всё было в порядке. Знакомый мне саркастический настрой и оптимистичный прогноз подтверждали это. Последнее письмо датировалось тремя месяцами раньше чем я нашёл его.

«Дорогой Валера,

Осталось два месяца. Скажу тебе, это было нелегко. Сидящие здесь не слишком хорошо относятся к убийцам детей. Находиться в тюрьме для малолеток было легче, чем тут. 31 октября — день моего освобождения. Пакуй чемоданы, я хочу, чтобы ты встретился со мной в Санкт-Петербурге. Я знаю место, где мы можем остаться. 213 Б.П., запомни. Как только я увижу тебя снова, то не спущу глаз. Мы собираемся всё исправить. У меня есть план.

Вечно твой, Дэн Садов».

Итак, месяцем позже на проспекте Петроградской Стороны, я увидел Дэна впервые за пять лет. Он казался абсолютно другим и, в тоже время, невероятно знакомым. Его глаза по-прежнему были насыщенно синими, и он, как и раньше, держался с присущим ему благородством. Правда сейчас его тело украшали новые шрамы. Один из них — определённо нехороший — он получил, когда его ударили ножовкой в плечо во время тюремного бунта. Дэн больше не улыбался. Его губы постоянно сжимались в тонкую линию, но когда я впервые увидел его, он выглядел спокойнее, чем когда-либо.

Дэн обнял меня, а я даже и не знал, что делать.

— Я думал, что никогда не увижу тебя снова, — сказал он.

— Это просто смешно. Конечно, увидел бы. Иначе зачем было заморачиваться с отправкой писем?

Дэн засмеялся, хотя и очень грустно.

— На самом деле, я писал их, чтобы не сойти с ума. Я не знал, хочешь ли ты получать их. Боже, Валерка.

Он отступил от меня, перестав улыбаться, но было заметно, что он поражён.

— Только посмотри на себя, как ты подрос! Ты выше меня. И твой голос! Наверное, понизился на четверть октавы. Определённо, ты пережил ад во время полового созревания.

Это было правдой. Последний раз, когда я видел Дэна, я был просто ребёнком, а теперь стал взрослым. Он пропустил всё моё отрочество. Я считаю, ему просто повезло.

Дэн схватил меня за плечи, как сделал тогда, когда мы в последний раз виделись. Я вопросительно взглянул на него, и он глубоко вздохнул.

— Просто... просто дай мне минуту. Дай мне посмотреть на тебя.

Я позволил ему, но не знал, что он будет прикасаться ко мне. Дэн ощупывал моё лицо руками и просто смотрел на меня. Я смотрел на него и так мы просидели достаточно долго.

— Мне всё это кажется не реальным, — сказал он.

— Моё лицо?

— Нет, не твоё лицо. Я имею в виду ситуацию. То, что я увидел тебя снова, и нахожусь здесь, с тобой. Это словно мечта.

Я не совсем понял, что именно Дэн хотел этим сказать. Я не мечтал обхватить своими ладонями лицо Дэна и пристально разглядывать его. Но опять же, сомневаюсь, что у Дэна были такие же кровавые мечты, как и у меня.

Когда он, наконец, отпустил моё лицо, то повёл меня в наши новые комнаты.

— Ты убивал?

Это первое, что он сказал, когда мы оказались в квартире.

— Нет, — ответил ему я. — Только животных. И каждого из них я назвал в твою честь.

Дэн побледнел, и я задался вопросом, что же такого плохого я сказал.

Он сказал, что у него есть план для нас, который он разъяснит утром, потому что сейчас хочет немного поспать. Затем он спросил, может ли он спать в моей постели в эту первую ночь. Я поинтересовался зачем, ведь у него была своя спальня наверху.

— Просто хочу проснуться и знать, что ты рядом, — ответил он.

Я согласился, хотя действительно не понял зачем это ему.

Дэн спал, обвившись вокруг меня и уткнувшись лицом мне в спину. Сначала было немного дискомфортно, и я был настроен скептически, сомневаясь, что смогу заснуть в таком положении. Хотя достаточно скоро мягкие звуки дыхания Дэна убаюкали меня.

Было приятно не оказаться в одиночестве снова.

Утром Дэн поговорил со мной.

— Когда я сидел, то встретил множество плохих людей. Действительно плохих людей, которые заслуживают гораздо хуже того, что получили. Некоторые вышли раньше меня и сделали ещё больше зла. Худшее из всего этого — только крошечный процент этих людей сидит за решёткой. Остальные здесь, с нами, бродят на свободе. Они убивают и причиняют неимоверные страдания, однако, знаешь что? Им похер! Даже те, что сидят ни о чём не сожалеют. Они должны понять, что у всякого аморального поступка есть последствия. Валерка... я видел, как они совершают такие вещи, о существовании которых даже не подозревал. Они... подобные люди не заслужили того, чтобы жить.

И после этих слов он посмотрел на меня.

— Мы должны исправить это. Ты можешь исправить.

Так родился Кодекс Дэна Садова.

Кодекс Дэна Садова гласил, что хотя я имею право убивать людей, это должны быть злые люди. Люди, которые не намереваются когда-либо измениться к лучшему. Я должен иметь веские доказательства того, что они натворили. Не обязательно улики, которые могли бы отправить их в тюрьму, но всё же достаточно веские доказательства вины.

Дэн определял, являются ли доказательства приемлемыми. Моими целями не всегда должны быть насильники или убийцы. «Белые воротнички» среди преступников также способны стать целями. Они могут и не убивать своими руками, но при этом загубить жизни, тысячи жизней за один раз. Дэн сказал, что они заслуживают того, чтобы задохнуться под гнётом собственной жадности. Я не уверен, возможно ли задушить банкнотами, но, полагаю, мне придётся выяснить это.

Более конкретными пунктами Кодекса являются:

Если я занимаюсь серийным убийцей, то должен убить его/её тем же способом, что и они своих жертв.

Я не убиваю детей.

Я не убиваю невинных.

Я не убиваю Дэна.

Я решил, что последнее уточнение — глупость. Конечно, я бы никогда не убил Дэна, ведь я нуждаюсь в нём.

Дэн сказал, что я имею право убивать не более двух раз в месяц. Если злоупотреблять, то есть вероятность стать зависимым от этого. Он сказал, что уже нашёл для меня первую цель.

Дэн встретил этого человека в тюрьме. Он получил пять пожизненных сроков за убийства нескольких женщин. Мужчина по имени Пётр был совершенно невиновным. В отличие от его коллеги. Француз, некий Эдмон, обладающий чрезмерным количеством энергии и полным отсутствием моральных ценностей, который подставил Петра. Он угрожал убить его семью, если бы Пётр отказался взять на себя вину.

Пётр, робкий человек, испугался того, что может произойти с его семьёй, и неохотно согласился на эту маленькую сделку. Когда Петра приговорили, Эдмон убил его жену.

Дэн рассказал мне всё это, пока натягивал на себя пальто и обувался.

— Это — всего лишь один из злодеев, Валера. К счастью для тебя, их множество. Бесчисленное количество. Ты можешь получить их всех, я не буду удерживать тебя.

Он направился к двери, и я последовал за ним. Это была ночь, когда я снова убил.

Эдмон убивал ножами, и я поступил так же. Он вгонял нож женщинам в живот, и наслаждался шоком в их глазах, затем перерезал им горло. Я сделал то же самое.

Эдмон отличался от Андреева. Он рычал и боролся, и даже, когда почти потерял сознание, продолжал, глядя на меня, плеваться угрозами. Он был очень зол. Мне нравилось наблюдать, как его ярость вытекает из него вместе с кровью.

Дэн смотрел на меня, убивающего Эдмона в проулке. Он должен был стоять на стрёме, но единственное, что он делал — смотрел на меня. Мне понравилось то, что он наблюдает за мной. Это заставило меня чувствовать себя так, словно я устроил для него шоу. Я хотел, чтобы он видел, как я распотрошил этого человека, увидел меня в луже его крови на грязной улице. Я хотел, чтобы Дэн знал, кем я являюсь.

Выражение его лица оставалось неизменным, мышцы рта были расслаблены, веки полуопущены, глаза устремлены в одну точку, редко моргая.

Он витал где-то, но не со мной. Мне это не понравилось. Я хотел, чтобы Дэн увидел меня.

— Дэн!

Вдруг он резко дёрнулся в панике. Мгновение мне казалось, что он не знал, где находится.

— Дэн, посмотри сюда.

Он сделал это, съёжившись от вида мёртвого тела Эдмона, которое я обхватывал руками, и посмотрел в сторону.

— Смотри.

Он подчинился, и в этот раз я не позволил ему отвернуться.

— Следи за мной, — скомандовал я.

Я переместил свою руку к шее Эдмона и мягко сжал её. Ощущение распоротого горла под моими руками — это нечто. Чувствовать смерть под кончиками пальцев. И всё это сделал я своим собственным ножом.

Я улыбнулся при этом.

Я улыбался, возможно, раза четыре за всю мою жизнь. Не включая поверхностные ухмылки, которые мне приходится изображать, чтобы казаться нормальным. Я имею в виду подлинные улыбки. Дэн был единственным, кто видел меня по-настоящему улыбающимся. Он был единственным, кому я когда-либо показывал мою истинную натуру. Из-за него я не был одинок. Из-за него я не оказался в тюремной камере. Благодаря ему я стал лучше.

Я взглянул на Дэна, и, наконец, улыбнулся ему.

— Спасибо, — сказал я.

— Меня ждёт ад, — проговорил он.

— Я буду ждать тебя там.

Дэн тоже улыбнулся.

Мы жили вдвоём на протяжении десяти лет на одном и том же месте. Каждый месяц я убивал двух злодеев, обычно Дэн помогал мне найти подходящие кандидатуры. Я увлекался поиском доказательств, но цели, предложенные мною, не всегда можно было обосновать достаточно прочными уликами их вины, чтобы заслуженно убить их. Будь моя воля, я уничтожил бы каждого в мире за исключением Дэна, и мы жили бы в покое в нашем маленьком Апокалипсисе для остальных оставшуюся часть вечности.

Я сказал об этом Дэну, и он нервно рассмеялся.

— Мы уже отчасти так и живём, Валера. Плюс, тебе стало бы скучно, если б люди закончились и убивать стало некого.

Вероятно, так и есть.

Мы не только всё время использовали меня для убийств. Нам часто приходилось выходить на люди, обедать в кафе и рассматривать окружающих. Я рассказывал Дэну все их секреты, и он слушал меня.

Иногда Дэн оставлял меня дома, чтобы пойти погулять с женщинами. Я не понимаю, зачем ему нужно было общаться с женщинами, когда он жил со мной. Он мог бы общаться со мной в любое время, но вместо этого тратил деньги на женщин, которых угощал шикарными ужинами, а после всегда возвращался домой злой и недовольный, выпивая две таблетки снотворного, чтобы заснуть на всю ночь. Я никогда не понимал, почему он продолжал видеться с ними, даже несмотря на то, что они его раздражали.

Однажды Дэн снова ушёл к женщине, и не возвращался домой очень долго. Я подумал, он решил жить с ней вместо меня и захотел убить её за это. Я ждал, когда Дэн придёт домой, что он и сделал в итоге примерно в три часа ночи, абсолютно пьяный. Дэн не пил спиртного с того дня, как его арестовали. Он бормотал всякие глупости, потом начал смеяться, а затем плакать, и после обхватил моё лицо ладонями, как сделал тогда, когда мы встретились впервые после его освобождения.

— Я ненавижу тебя, — сказал он и затем очень крепко поцеловал меня в губы.

Я не понял этого.

Он шарахнулся в сторону, выругался, а затем снова поцеловал меня. После этого принял две таблетки снотворного и вырубился.

Я до сих пор не понимаю.

Когда Дэн проснулся на следующее утро, то спросил, хочу ли я, чтобы он съехал. Я сказал, что это нелепо, потому что я нужен ему, а он нужен мне. Так что ему придётся остаться, иначе у нас обоих может поехать крыша. Кроме того, я не работаю и не смогу платить за квартиру. Дэн выглядел так, будто вот-вот расплачется. Затем он улыбнулся и сказал, что останется.

С того утра, иногда после очередного убийства мы с Дэном занимались сексом. Секс был одной из немногих вещей, которыми я мог действительно наслаждаться. Скучно не было, и я млел от звуков, которые издавал Дэн, лёжа подо мной. Мне нравилось быть внутри него и даже понравилось, когда я сделал ему больно.

Иногда во время секса я царапал его своим ножом. Не знаю, нравилось ли Дэну это, но он всегда очень громко стонал, когда я слегка резал его, и никогда не жаловался, так что я принял это за согласие. Частенько мне нравилось связывать его, как подарок. Дэн купил мне игрушки в интернете, чтобы я мог использовать их. Они оказались очень занимательными. Хотя ничто не было столь же приятным, как высекать моё имя на его коже.

Я написал на Дэне своё имя семнадцать раз. Иногда это были просто мои инициалы WR, порою я полностью вырезал WALL. Мне нравилось, что Дэн помечен подобным образом. Это позволяло мне думать, что он никогда не бросит меня, потому что люди увидят моё имя на его коже и вернут его мне. Мой Дэн.

Секс ценился мною, но каждый раз, когда мы заканчивали, я вставал, чтобы пойти поработать над чем-то, и Дэн просил меня остаться.

Однажды я сказал:

— Мы оба обессилели и не сможем возбудиться и кончить, как минимум ещё в течении нескольких часов. Я не вижу никаких причин оставаться здесь с тобой.

Дэн выглядел так, словно ему стало очень больно, а потом он разозлился. Он ушёл из квартиры и не возвращался шестнадцать часов.

— Почему ты ушёл? — спросил я, когда он, наконец, вернулся.

— Потому что во мне не было нужды.

— Конечно, была! В тебе не просто есть нужда, в тебе — необходимость. Не уходи снова.

— Я могу уйти, когда захочу.

— В следующий раз я не позволю тебе сделать это.

Дэн исподлобья глянул на меня. Он двинулся в сторону двери, и мне пришлось сбить его на пол, чтобы остановить. Он вцепился ногтями в мои руки, и я ударил его в живот, чтобы замедлить. Он пнул меня так, что я был вынужден схватил его и перевернуть, оседлав его бёдра. Затем я обхватил руками его шею. Я не сдавил, хотя, думаю, что Дэн побоялся, решив, что я могу это сделать. Я наклонился и вцепился зубами в его горло. Дэн взвыл, и я продолжил кусаться, пока не ощутил вкус крови во рту. Я лизал и сосал это дорогое для меня местечко — ранку от укуса. Мой укус на моём Дэне. После этого я изогнулся, чтобы рассмотреть отметину и улыбнулся. Она была почти так же хороша, как и перерезанные мною глотки.

Дэн рвано дышал. Слёзы собрались в уголках его глаз. Я слизал их.

— Ты не уйдёшь, — сказал я. — Я не отпущу тебя. Ты мне нужен.

Дэн не ушёл. Теперь он спал со мной каждую ночь. Я засыпал под звуки его дыхания, и мне снилась кровь, секс и Дэн.

Я перестал убивать два раза в месяц, сократив всё до одного раза в два месяца. Затем один раз каждые четыре месяца. Потом раз в год.

Дэн сказал, что злодеи всё ещё там, на свободе, но меня это больше не волновало. Вся кровь, которая была нужна мне, текла в жилах Дэна, питая его сердце.

У нас с Дэном был не просто голый секс, мы целовались, и я сопровождал его, когда мы ходили ужинать в модные места, куда Дэн не раз приглашал своих женщин. Он больше не встречался с ними. Начиная с той ночи, когда впервые поцеловал меня. Порой он уходил с работы пораньше, чтобы скорее увидеть меня. Однажды он предложил нам уехать в отпуск, но я подумал, что это глупо. Неважно, где мы находимся, пока у меня есть мой Дэн.

Жизнь продолжалась, прошло ещё пять лет. Когда мне исполнилось тридцать три, а Дэну тридцать девять, я не убивал уже много лет. У меня не было желания или даже позыва. Это просто не интересовало меня.

Потом мне приснился сон, в котором я убил Дэна. Я разрезал его на куски до тех пор, пока от него совсем ничего не осталось, потом похоронил части в лесу и посадил орхидею на его могиле.

Я проснулся в холодном поту от собственного крика, и Дэну пришлось держать меня, пока я не успокоился. Он спрашивал, что случилось, но я не мог смотреть на него, потому что всё, что я видел — это его части тела. Ещё больше я пришёл в ужас, обнаружив довольно болезненную эрекцию от этого сна. Я многое не помню из того, что произошло той ночью. На следующее утро Дэн сказал, что ночью я безостановочно повторял: «Прости меня...»

— Я прощаю тебя, Валера. Понятия не имею, что ты сделал, но я прощаю тебя.

— Извини, — сказал я. — Я плохой вариант для тебя, Дэн. Я опасен. Почему ты остаёшься?

Он усмехнулся:

— Я думал, что ты не разрешаешь мне покинуть тебя.

Должно быть, я посмотрел на него с ужасом, потому что Дэн вдруг принялся извиняться.

— Нет, нет! Это просто шутка. Я здесь, потому что хочу быть с тобой. Потому что люблю тебя.

— Ты не должен. Я плохой человек.

— Да, я знаю, — он поцеловал меня, а затем потянул обратно под одеяло.

Я ни разу не говорил Дэну, что люблю его, и, полагаю, что вряд ли когда-нибудь скажу. Дэн впервые признался, что любит меня, но когда мне было тринадцать лет. С тех пор он говорил мне об этом ежедневно, словами или поступками. Я до сих пор не верю, что способен любить, но если бы я мог, я бы определённо полностью и беззаветно любил Дэна Садова.

Мёртв, как вчерашний день
Шорох красного снега.
В памяти выжжен след
Воплями древ нагих.
Неба седого тень
Запахом тленной неги
Вновь зарождает свет
В тусклых очах моих.

Кажется, замер мир,
Белым солнцем согретый.
В сердце свербит тоска,
Рвётся наружу боль.
Пенье весенних лир
В нежных лучах рассвета...
Пульса набат в висках,
Раны съедает соль.

Мне бы ещё чуть-чуть
Воздух набрав горстями,
Выдавить спёртый крик,
Жадно втянув весну.
И навсегда задуть
Жизни бледное пламя.
Смертью украсив лик,
Камнем пойти ко дну...

Опубликовано: 2016-05-11 02:22:50
Количество просмотров: 161

Комментарии