Последний визит: 2023-03-05 16:55:12
Сейчас не в сети

По ту сторону души

Невыносимая боль.

Такую абсолютно невозможную пытку я не испытывал никогда прежде. Что со мной происходит? Я словно горел, плавился, моя кожа булькала, как растопленный пластик. Руки, я не мог пошевелить ими от нестерпимого жжения. Кости были раздроблены, все до единой, в мелкую пыль. Растёрты на жерновах, словно мука. Ноги отсутствовали, они тоже в огне. Я не был способен был даже открыть глаза, которые, скорее всего, скоро лопнут от давления внутри черепа.

Огонь. Какой мучительный жар. Как я оказался в этом аду? Это должно прекратиться. Куда бы я ни попал, горение не может продолжаться вечно. Хотел умереть, остановить страдания. Кто-то должен убить меня. Помочь мне. Спасти.

Я не заслужил таких мучений.

Это не могло происходить со мной. Я даже не помнил, как оказался здесь.

Детство. Мама. Она любила меня, работала на двух работах, отдавая всю силу и здоровье, чтобы моё будущее стало светлым.

Я помнил её тёплые голубые глаза и волосы, уложенные на затылке, руки, обнимающие меня нежно, и губы, целующие щёки. А затем её не стало...

Я видел, как она лежала, раскинув руки, на кровати. Казалось, она спит, но когда я приблизился, то понял, что её глаза широко открыты. В них не было жизни, только стеклянная пустота.

- Женщина – вторая ошибка Бога, верить можно только себе самому, - зазвенел рядом со мной суровый голос отца. Дым сигареты защекотал мои лёгкие. - Подойди, сын, я научу тебя, как жить по закону. Она растила тебя маменькиным сынком, но я сделаю из тебя мужчину.

Я долго слушал отца, сидя рядом и глядя на неподвижную мать. Отец обещал много радостей, лихой жизни, и я верил ему. Но он обманул. Через несколько дней ушёл с какими-то сердитыми дядями, которым не понравилась моя лежащая без движения мама.

- Помни, сын, у тебя есть только один друг, которому можно доверять и на кого стоит рассчитывать! – советовал он, уходя.

Больше я его не видел.

Боль пронзала меня насквозь, все мышцы сводило судорогой, и я вернулся в ужасающую реальность: огонь, я находился в огне, внутри тоже полыхало пламя, превращая меня в пылающий уголёк. Я потерял счёт времени. Сколько я здесь страдал? Так долго, что даже не помнил, как тут оказался и почему. Но я должен был понять. Иначе мне не выбраться.

Какие-то чужие люди пытались заменить мне мать. Старались заботиться обо мне, жалели. Я ненавидел жалость. Грустные глаза, смотрящие на меня, словно я обездоленный ребёнок. Я отворачивался. Со временем привык. Учился любить, верил, что смогу снова стать счастливым. Почти научился жить в новой семье, но судьба не позволила мне обрести хоть толику радости.

Они обманули меня, тоже ушли. Сбежали туда, откуда нет возврата. Сказали, что я должен слушаться только их, когда отняли у меня сигарету, и я сразу вспомнил наказ отца, что должен расти мужчиной. А мужчина решает всё сам. Даже если ему всего восемь лет.

Я был на лужайке, когда загорелся наш дом, и в нём кричали люди. Мужчины не кричат, поэтому я молчал. Просто смотрел.

Новая вспышка боли. Неужели во мне ещё остался хоть один маленький кусочек плоти, способный чувствовать дикий огонь? Я ещё не весь выгорел. Не истлел. Когда же? Моя голова скоро взорвётся. Волос на ней давно нет, я ощущал это. Скорее всего, они вспыхнули первыми. Этот запах палёной плоти, он убивал меня. Проникал в ноздри, впитывался, отчего к горлу подкатывала тошнота.

Я помнил большой дом, в который попал после смерти приёмных родителей: там было много детей и сердитые учителя. Если в детских воспоминаниях я чувствовал себя счастливым, то в новом доме испытывал уже только ненависть.

Я помнил физрука, который хлестал нас плетью, чтобы мы шевелились быстрее, учительницу литературы и английского языка, бившую по пальцам указкой. Позже она лежала на столе, раскинув руки в стороны, и эта указка торчала из её груди. На белой блузке застыло багровое пятно.

Физрук провалился в канализацию, ступив на неплотно примыкающий люк. Я помнил, как пытался помочь, поправляя металлическую крышку, чтобы никто больше не пострадал. Я был так добр и заботлив, думая о других людях... тогда за что я очутился здесь и горю?

Пламя, сплошное пламя. Казалось, ему нет конца. На мне не осталось живого места. Я превращался в расплавленную лужу, раскалённую добела, продолжающую гореть. Острое железо изнутри выжигало моё сердце, выворачивало его, а оно всё никак не умирало. Не дарило спасительного успокоения. Для чего оно продолжало сохранять мне жизнь, мучить. За что такая пытка? Я был хорошим.

Покинув приют, я пытался построить жизнь, начать её с чистого листа. Устроился на работу. Она мне нравилась ровно три дня, пока недовольный жизнью босс, с невыносимой вонью изо рта, не повысил на меня голос. Его мерзкие слюни попадали на моё лицо. Я проглотил эту ненависть, вытерев кожу белым платком. Проглотил обиду, но выкинуть из головы память об этом не смог. Злоба точила меня изнутри день за днём, но я справлялся с ней, посещая ненавистную работу шесть дней в неделю. И терпел.

Не мог сказать, как долго бы я справлялся с гневом при каждой новой встрече с боссом, но случай спас меня. Однажды утром лифт, поднимающий сотрудников в офис на двадцать второй этаж, рухнул. Погибло несколько человек, и среди них босс. Превратился в лепешку. Мне совсем не было жалко его, он заслуживал смерти. И она пришла за ним.

Я помнил, как спускался по лестнице с верхнего этажа и смотрел на кровавое месиво разбившихся людей...

Я был благодарен тому, кто освободил меня от ненавистного человека, долгое время завидовал его смелости, сожалел, что так и не узнал, кто он. Я мог представить, как он забирается на чердак и пилит тросы, чтобы избавить меня от плохих людей. Это был мой друг, о котором рассказывал отец, хотя я не знал его близко.

Иногда мне казалось, что он мой ангел-хранитель. С самого детства изредка я видел его силуэт сквозь стекло: русые прямые волосы, поднятые гелем на макушке, узкие плотно сжатые губы, голубые глаза, а над левой бровью небольшой шрам. Я видел его часто, но он никогда не заговаривал со мной. Однако я был убеждён, что именно он помогал мне всю жизнь.

Где же он теперь? Почему не приходит спасти от огня, пожирающего меня минута за минутой? Обугливающего мою кожу до мяса, мясо до костей, превращающего кости в пепел. Он бросил меня, но я не мог припомнить, почему.

Я должен был это понять, но между нами стояло ещё одно воспоминание. Последнее. Событие, случившееся до того, как меня объяло огнём.

Это была девушка. Светловолосая и красивая. Напоминающая мою мать, с мягкими руками и тёплой улыбкой. Она целовала меня в щёки по утрам, готовила ужин к возвращению с работы. Заботилась обо мне, а в моих ушах всегда стояли слова отца: «Женщина – вторая ошибка Бога, верить можно только самому себе».

Я не мог избавиться от чувства, что эта девушка для меня недостаточно хороша, наверняка ведёт двойную жизнь, обманывая меня за спиной.

И однажды она показала себя, подтвердила мои догадки. Я был прав. К нам пришли друзья, и она улыбалась каждому из них, обнимала и целовала в щёки на пороге и готовила им ужин, как мне. Я понял, - она любила не только меня. Подлая.

Я видел её в отражении окна, стоящую рядом с другим мужчиной, похожим на моего друга, моего ангела-хранителя. Она протягивала к нему руки, а он отталкивал её. И улыбка больше не светилась на её милом лице. Поделом ей. Друг не подвёл меня, не совершил вероломного предательства. Не поддался её дьявольским чарам.

Не она ли стала виной моих страданий, этого незаслуженного истязания? Пламени, почти полностью спалившего, дожигающего остатки поврежденного разума. Я почти подобрался к истине. Вот она, рядом. Ещё немного, и я освобожусь от адской пытки. Спасусь, и она за всё ответит. Я не смогу простить ей боли, которая уничтожает меня уже целую вечность.

Я дико заорал. Это невозможно было терпеть. Боль и ненависть объединились, теперь в тандеме они вдвойне сильнее. И мне не справиться. Я проигрывал. Терял мысли. Сгоревшими дотла руками, превозмогая ломоту, обхватил виски, стараясь задержать воспоминания. Они важны. Я должен был добраться до конца. Им не победить меня.

Оставшись вечером наедине с девушкой, я подошёл к стеклянной поверхности и стал звать ангела, прося избавить меня от предательницы. И он пришёл, спаситель. Я видел, как она подошла к нему с заискивающей улыбкой, а он, схватив её за шею, стал душить. Я помнил тот момент до мельчайших подробностей: как закатились её глаза, посинело лицо, побелели губы, как она царапала до крови руки убийцы. Я словно чувствовал испытываемую им боль, наслаждался, видя дьявольскую ухмылку на его губах. Предательница заслужила это.

А потом ко мне пришли люди и сказали, что во всём виноват я. Они сковали мне за спиной руки и обещали судить.

Огонь забирался слишком глубоко, теперь он мучил не только моё тело, но и разум. Воспоминания наравне с пламенем причиняли боль, словно, не переставая гореть, я погружался ещё и в кислоту. Мои мозги шипели. Памятные события ускользали, становясь похожими на кошмар.

Если в детских воспоминаниях была любовь, в зрелых - ненависть, то теперь меня поедал страх. И ещё чувство, которого я не мог понять, но оно мне не нравилось – спазмы, тошнота в несуществующем, давно сожжённом желудке. Тянущий ком в горле, словно я проглотил отвращение, и оно поселилось внутри.

Я помнил суд: люди пытали меня, заставляли назвать имя убийцы, которого я покрывал. Не хотелось говорить имя друга, становиться предателем, как другие. Но тогда меня посадили бы вместо него в тюрьму.

И я во всём признался.

Рассказал обо всех, кого он убил. Начиная с самого детства. Я плакал, умоляя отпустить меня. Ведь я был абсолютно невиновен. Это всё он.

Но стало ещё хуже: они сказали, что теперь мне грозит электрический стул.

- Почему я? - вопрошал я у блюстителей закона, показывая пальцем в лицо своего друга, нагло и бесстрашно заявившегося прямо в зал суда. Вместо того, чтобы спасти меня, на этот раз он тоже предал, указывая на меня пальцем и вопя, что преступник – я. Мы больше не были друзьями. - Вон он, вон убийца! Схватите его!

- Но... - растерянно пожимал плечами судья, - там никого нет...

- Вы что, не видите? – разъярённо рычал я, вскакивая со стула. - Вот же он, смотрит прямо на меня! Стоит на той стороне!

Замерев на месте, я уставился вперёд. Мой единственный друг, мой спаситель, моя опора... Узкие плотно сжатые губы, голубые глаза, а над левой бровью небольшой шрам. Взлохмаченные русые волосы, мятый пиджак, серые брюки, на которых больше не было чётко отутюженных стрелок. Он выглядел так, словно не одну ночь провёл в камере, как и я.

Я завопил, когда огонь с удвоенной силой опалил то, что ещё осталось от меня. Тела больше не было, только душа. Душа жестокого, безнравственного, безжалостного убийцы. Ополоумевшего маньяка, считавшего, что все злодеяния совершал за него верный друг. Палач, уверовавший в свою непричастность к смертям десятка человек. Сумасшедший, судом приговорённый к высшей мере. Чья жизнь завершилась на электрическом стуле.

Огонь никогда не погаснет, обнаружил я.

- Там, куда вы показываете, - ухмыльнулся мой судебный обвинитель, - лишь зеркало, висящее на стене...

Прижавшись лбом к холодному стеклу,
Любуешься красивым, ярким миром.
Ты так хотел приблизиться к нему,
Почувствовать тепло, и быть счастливым.

Но ты – отвергнут, предан, сбит с пути,
Растоптан невзначай безликою толпой...
Нет места среди них таким, как Ты,
Небесный Ангел с человеческой душой.

Ты пал, стрелою огненной сражённый,
И безмятежность прежнюю – затмила страсть;
Ты сбросил крылья, и теперь ты – прокажённый:
Ты проклят Небом, и обратно не попасть...

Теперь твой мир окрашен цветом скорби,
Израненной душе не обрести покой.
Твоё пристанище навек – среди надгробий...
«Свой» среди мёртвых, средь живых – изгой...

Опубликовано: 2016-05-01 22:48:24
Количество просмотров: 246

Комментарии