Невинность мусульман

Холод и жар. Дрожь напряжения и слабость усталости. Как это близко к пульсу жизни...

Тонкий грязный матрас на ледяном цементном полу. Влажные стены. Они шершавые, с бордовыми надписями и кривыми царапинами.

«В чём их смысл?..»

На них чужие имена. Какие-то даты. Мольбы и проклятия.

Тускло светящая лампочка под недостижимо высоким потолком то гаснет, то вспыхивает. Она дарит существование или забвение чьим-то надеждам и отчаянию, за которыми наблюдают застывшие на стенах камеры.

«Что это за место? Как оно близко к сердцу Ада...»

Удары. Удары. Глухие крики боли. Стоны. Не здесь, а там – за железной дверью, покрытой разводами ржавчины и потёками крови.

Вонь мочи. Она сочится из каждого угла, а гниль пропитанной ватой забивается в нос.

Запах смерти. Он непривычный, странный. Витает в затхлом воздухе и липко обнимает за плечи. Как далека от него любовь...

Страх сводит живот. Огонь пробегает по коже. Безуспешны жалкие попытки спрятаться в рваное летнее неглиже и потеряться в нём. Растворить под перепачканной жёлтой тканью нагое трясущееся тело. Как далеко от него солнце...

Дверь, скрипя, отворилась.

Дэн мгновенно вжался в угол, обнимая колени и с ужасом смотря на вошедшего высокого мужчину. Он был одет во всё чёрное. Поставив в центре помещения табурет, сел на него. Достал из ножен на голени кинжал. Перекинул его из одной ладони в другую. Смоляные перчатки на его руках ужасающе контрастировали с блеском стали клинка.

Дэн невольно подавился вдохом. Его сознание прорезала мысль, что это чудовище в маске Пьеро сейчас широко улыбается.

– Повторим пройденное, – механическим голосом заговорил он.

«Что же за устройство у него под маской, позволяющее утаивать истинный голос? Он же не робот... Тогда ведь ему не нужно было бы скрывать лицо и глаза. Машине легко сменить личность, машина не боится быть опознанной. А человек, творящий зло, страшиться быть узнанным. Нет, не мной – жертвой. Теми, кто сильней его!» – со страхом подумал Дэн, ведь он был слабей его.

– Молчишь, – грозно продолжил мужчина. – Тебе понравилось мочиться, когда я срывал с тебя нижнее бельё, а мои братья по вере держали тебя – неверную суку? Ты грязная шлюха, спавшая с шакалом! Сучка, дающая мужикам! В тебе нет даже твоей веры! Ты мусор! Разве Всевышний осудит меня и братьев, если мы потопчем гнилой цветок? Хочешь, твой шакал будет смотреть, как мы сутками станем насиловать тебя? У меня здесь много желающих братьев. Позвать их? – в его интонации отчётливо слышалось маниакальное наслаждение.

– Нет! – сдавленно вскрикнул Дэн.

– Тогда повторим, что ты должен сказать на камеру?

– Я... я... – Дэн всхлипнул. – Я отрекаюсь от Христа. Его любовь ложь. Ненавижу вас, мама и папа. Вы обманывали меня. Ввели в грех. Я ненавижу тебя, Валера. Ты взял меня, соблазнил, опорочил. Сделал нечистым мужчиной. Будьте вы прокляты и умрите в мучениях. Я очищу свою душу с милости Всевышнего, забрав множество неверных из жизни. Из его прекрасного мира. Я призываю всех бороться с ложью и лицемерием родных и близких, перемазывающих грязью светлые души. Пробудитесь, дети Всевышнего! Не верьте вашим ложным родителям и их кормящему правительству. Свет Всевышнего – вот истинная пища и спасение! Очистите свои души, как я. Шахидам открыт вход в Рай! Зачем вам Ад и боль, ложь... – Дэн, не выдержав, расплакался.

Мужчина тут же подскочил к нему. Схватил за волосы и поволок к табурету.

– Непокорная сучка! – выплюнул он и ударил его носком туристического ботинка в живот.

Боль согнула Дэна пополам. Тошнота схватила за горло.

«Какой по счёту это удар за последние пару суток? И ни разу по лицу! Расцарапать бы его себе им на зло, но нельзя. Они жестоко отомстят».

– Ты должен говорить речь с улыбкой, с верой, со счастьем на морде! – он кинул его грудью на табурет. – Держись, сука, и ноги раздвинь! Будешь не рад моему члену, позову десятерых, а твоему шакалу Валерке яйца отрежу! – он хлестнул ладонью ему по ягодице.

– Не трогайте его, пожалуйста, не пытайте больше! Я всё сделаю! Как скажите... – задыхаясь от слёз, Дэн послушно расставил ноги, схватился руками за ножки табурета и приказал себе не сопротивляться неизбежному насилию.

– Пока что я не верю тебе, дрянь! – он остриём кинжала чиркнул по мужскому естеству Дэна.

Дэн вскрикнул и закусил губы, заставляя себя расслабиться. В его мыслях пульсировал образ истязаемого любимого, его вопли Дэн слушал уже два дня. Вечность так близко от Ада...

– Хочешь меня, сука? – мужчина хлестнул ладонью ему по ягодицам. – Умоляй или палец ему отрезать и трахнуть тебя им?

– Прошу, возьми меня! Я хочу тебя, хочу! – прокричал Дэн и глухо простонал под резким напором. Дэну показалось, что ему в анус вонзился раскалённый жезл. Мучитель стал быстро двигаться, жадно с ненавистью, словно пикой раз за разом пронзая его насквозь. Слёзы и крик застряли у Дэна в горле. Он лишь тихо всхлипывал. Перед глазами у него воображение рисовало висящего на цепях Валеру, испещрённого ожогами и порезами.

– Стони, сука! Тявкай, как тебе хорошо! Скули от счастья, дрянь, блядь! – потребовал мужчина, часто дыша.

Дэн застонал, как мог, представляя, что сзади него его любимый и он не груб, а нежен. Он душой отдавался Валере. Дэн не противился садисту, пытаясь не напрягаться и почувствовать удовольствие, чтобы зверь в чёрном поверил и не терзал в отместку за ложь Валеру. Как близко теперь рай...

– Ты любишь через меня Всевышнего, сука? – он особо сильно толкнулся в Дэна и схватил за волосы, заставляя изогнуться. Ещё вогнал свою плоть в него пару раз, жёстко и с остервенением. – Любишь?

– Да! Я люблю! Люблю... – выдавил из себя Дэн, опустошённый, разбитый, сожжённый.

– Поверю, – прозвучал короткий смешок.

Мужчина ножом резанул ему по волосам, отсекая густую прядь. Дэн обессиленно уронил голову, медленно тяжело задышал, чувствуя, что он вышел из него.

– Поблагодари. Я вытер своё святое тело твоими немытыми волосами, а не твоим, сучка, грязным языком.

– Спасибо, – тихо отозвался Дэн.

– Так и быть, я даю тебе шанс быть светлым, – мужчина толкнул его ногой, и Дэн упал вместе с табуретом.

– Спасибо, – полушёпотом и не двигаясь отозвался Дэн, понимая правила существования так близко ко тьме.

– Всевышний милостив! – гордо сказал мужчина. – Я верный его сын! Твой шакал – шпион. Он предал своих хозяев. Всё нам рассказал, но будет страдать, долго умирать. Хотя сейчас ты ему даровал покорностью ночь и день без новой боли. Я щедр, как Всевышний! – в его словах отчётливо сквозила гордыня.

– Спасибо.

– Знаешь, о чём он умоляет с первых часов под пытками? Отпустить тебя, – ядовитый смех сорвался с его губ. – И я согласился, если он расскажет всё, что знает, а ты примешь Всевышнего.

Мужчина ступнёй повернул Дэну лицо. Подошвой провёл по искусанным кровоточащим губам.

– Подумай, ты хочешь уйти? Или желаешь его спасти от мучительной длинной смерти? Поразмышляй, кому ты верен, – он, поигрывая кинжалом, повернулся и ушёл.

Дверь скрипнула. Лязгнул засов. Дэн содрогнулся. Всхлипывая, дополз до матраса и замер на нём калачиком. Как близко свет...

По щекам потекли слёзы, а перед глазами замелькал калейдоскоп воспоминаний – одновременно сладкий, точно карамель, и горький от осознания, что всё утеряно, словно крепко заваренный настой чёрных колдовских трав.

Руки Валеры, кажется, были повсюду, даря безумное наслаждение, что и подтверждал Дэн учащённым дыханием и еле слышными стонами. Дениска и не заметил, как Валерка снял джинсы и вытащил из них ремень.

— Повернись спиной, — ласковым голосом прошептал Валера на ухо любимому. — Давай же.

Дэн неохотно развернулся и Валера быстрым движением связал ремнём его руки за спиной. Дэн попытался вырваться, но руки оказались крепко зафиксированными.

— Валер, что ты...

Но Валерка снова не дал ему договорить, резко разворачивая его и прижимая спиной к стене.

— Таким ты мне нравишься ещё больше, — промурлыкал Валерка, целуя шею любимого, спускаясь ниже к ключицам и соскам. — Такой беззащитный.

Он провёл языком дорожку по животу и принялся снимать с любимого джинсы и бельё. Откинув их в сторону, Валера поцеловал головку стоящего члена Дэна и провёл языком по стволу.

Услышав стон Дэна, он вобрал в себя член и тут же начал посасывать. Он провёл языком по стволу от основания до головки и, задержавшись на ней, взялся за член рукой и начал работать ею, параллельно вылизывая головку. Дэн стонал и пытался толкаться в рот Валеры, но любимый не давал ему волю действий. Не вбирая член глубоко, он активно работал языком, плотно сжимая губы, так что Дэн кончил уже спустя пару минут таких ласк.

Валера проглотил всё до последней капли, с самой пошлой ухмылкой встал с колен и припал губами к губам любимого. Валерка грубо схватил Дэна за волосы и, не разрывая поцелуя, ориентируясь на свою память, стал направлять того к кровати.
Повалив Дэна, Валера навалился сверху и стал его целовать.

Валера страстно целовал Дэна, хватая его за волосы и сжимая ногами его бёдра. Дэн отвечал на ласки и поцелуи, подмахивая бёдрами, ища хоть какого-нибудь трения и умоляя своего любимого сделать уже хоть что-нибудь с его стояком. Валерка потёрся своим членом о стояк любимого мужчины, грубо хватая его за волосы и дыша прямо в ухо. Последний раз поцеловав любимого, Валера перевернул его на живот, проводя кончиками пальцев по связанным рукам Дэна.

Проведя языком по пояснице любимого, Валерка спустился к его ягодицам. Он прикусил одну, тут же целуя место укуса.

Валере потребовалось время, чтобы вылизать Дэна. Он медленно проникал языком внутрь, трахая языком дырку любимого и держа ладонями его бёдра.

В скором времени Валера заменил язык пальцами. Первый палец вошёл легко, и Валерка добавил второй. Дэн шипел и морщился от неприятных чувств, но спустя время откровенно стонал, виляя задом и умоляя его трахнуть.

Валера медленно водил уже тремя пальцами по простате любимого, от чего тот сильнее прогибал спину, выпячивая зад под ласки.

Валера вытащил пальцы, игнорируя протесты Дэна. Он быстро снял с себя оставшуюся часть гардероба и медленно ввёл в него член, останавливаясь и давая Дэну привыкнуть.

Спустя время Валера начал потихоньку двигаться, он надавил Дэну на спину, заставляя его прогнуться ещё сильнее, и положил руку ему на член, двигая кулаком в такт толчкам.

Валера начал сильнее вдалбливаться в Дэна, углубляя толчки. Спустя три минуты Дэн издал порнографический стон и кончил Валерке в кулак, запачкав живот и простыни. Валерка, почувствовав, как Дэн сжался, кончил вслед за любимым.

Дэн, морщась от боли между ягодиц, сел, поджав колени к груди. Стал покачиваться.

Веки были тяжёлыми, тело – ватным.

«Что со мной?..» – заторможено пронёсся вопрос в голове.

«Валера!» – не мысль, а молния прорезала сознание.

С губ сорвался стон. Дэн хотел было превозмочь непостижимую усталость, как вдруг почувствовал, что в рот ему что-то вливают. С трудом открыл глаза, но было темно. Всё расплывалось. Он понял лишь одно, что находится в машине.

– Пей, сучка, пей, – словно из другой вселенной прозвучал незнакомый мужской голос. – Разрешаем побыть тебе ещё немного в сладких грёзах.

Дэн старался вырваться, но не вышло. Мгновение, и он вновь провалился в чёрную пустоту. Очнулся Дэн полностью уже тут, в этом не то подвале, не то карцере в тюрьме. Буквально сразу к нему пришёл «Пьеро». Ткнул кулаком в живот и распахнул перед ним ворота Ада.

Вдруг дверь, скрипя, открылась и двое мужчин в военной форме и балаклавами на головах вкатили в помещение стоящий на тележке старый телевизор. На экране мелькали помехи, шла серая рябь, но можно было различить висящего на цепях обнажённого человека. Его голова была безвольно опущена на грудь, какие-то пятна и полосы усеивали тело. Чёрно-белое изображение прыгало и мерцало, только это не мешало Дэну отчётливо, к своему дикому ужасу признать в измученном человеке Валеру. Дэн, забыв о боли, подбежал к телевизору. Коснулся его руками. Мужчины ему не мешали. Они занесли в его темницу пару подносов с едой, бутылку воды и ведро с крышкой, поверх которой лежал рулон туалетной бумаги.

– Валера! – закричал Дэн, мужчины же, грубо отпихнув его к матрасу, начали укатывать телевизор. – Валера! Любимый мой, хороший... – новые слёзы потекли из его опухших глаз. – Отпустите его! Не мучайте! – обратился он к камерам.

Дверь закрылась.

– Всё в твоей власти, сучка, – прозвучал откуда-то металлический голос. – Разве я не щедр?

– Спасибо, – прошептал Дэн, запустил пальцы в волосы.

«Что делать? Что делать?.. Почему мы? Зачем?.. Валера, любимый, держись, – Дэн всхлипнул. Затрясся. – Шпион... Почему этот зверь сказал, что ты шпион. Ты шпион? Не говорил мне?.. Почему? Почему, родной? Страшно, больно, холодно... Шпион... Ты никогда не показывал свою работу, мало о ней говорил. Зверь говорит правду? Шпион за террористами?.. Ты у меня защитник, а я?.. Что я? Я могу тебе помочь, облегчить муки... Валера, прости. Зверь говорит, всё в моих руках. Валера, я попытаюсь спасти тебя. Пусть убьют меня, но ты будешь жить. Вернёшься к своим. Всё расскажешь и вы уничтожите зверя и его братьев. Правда? Правда, любимый?.. Мама, мама... Мамочка, прости меня. Я люблю тебя. И тебя, папа. Прости, что так редко к тебе приезжал. Вы у меня самые лучшие. Простите... Я люблю... Люблю вас всех! Но Валера моё дыхание...» – ураганом неслись у Дэна мысли в пылающей надеждой голове.

Дрожа, он снял с себя остатки одежды и обнажённым встал. Вышел на середину помещения.

– Я согласен, – твёрдо сказал Дэн. – Говори, что делать. Я всё исполнять буду для тебя, только умоляю, освободи Валеру. Я меняю себя на него! Это возможно?

– Ешь. Я подумаю, – прозвучал бесчувственный механический голос.

– Спасибо, – Дэн покорно поклонился и, взяв поднос, сел на матрас.

Пища не лезла в горло, но Дэн через силу ел, не желая даже таким пустяком рассердить «Пьеро», ведь тот так легко мог отомстить ему через Валеру. Выпил полбутылки воды и, сев на пятки, принялся смиренно ждать. Спустя, как ему показалось, четверть часа пришёл он. Маска продолжала скрывать его лицо, а одеяния не оставляли открытыми ни единого участка оголённого тела.

– Я добр к тебе, – «Пьеро» присел рядом с ним на корточки и протянул бокал, наполненный какой-то тёмно-алой жидкостью.

– Спасибо, – Дэн принял подарок и пригубил содержимое. Им оказалось вкусное, наверное, очень дорогое вино.

– Пей всё.

Дэн кивнул и жадно осушил бокал.

«Пьеро» взял его у Дэна и вдруг разбил об пол. Дэн вздрогнул.

– Хочешь убить себя или попытаться меня? – он сел рядом с ним и положил ему на колени крупный острый осколок.

Дэн, судорожно сглотнув, отчаянно замотал головой.

– Ты уверен? Если желаешь сдохнуть грязной сучкой сейчас мешать не буду, – «Пьеро» мягко провёл пальцами ему по волосам. – Может быть, хочешь сорвать с меня маску и... – он засмеялся, вкладывая осколок бокала Дэну в ладонь. – Попробуй. Я не буду сопротивляться ровно десять секунд! Так как есть лишь один Всевышний и Пустота. Давай... успей мне причинить боль!

Трясясь, Дэн отбросил осколок от себя подальше.

– Боишься за своего шакала, – «Пьеро» по-хозяйски погладил ему грудь. – Любовь к кому-то, кроме Всевышнего – это слабость! Ты готов за неё платить самую высокую цену? – он взял Дэна за подбородок и повернул лицо к себе.

Дэн не видел его глаз за чернотой линз в маске, но ледяной ветер от его души пробрался к его горячему сердцу.

– Да, ты готов, – он отпустил его лицо. – Хочешь, чтобы твой шакал жил. Будет.

– Я хочу ему и свободы от вас, – опустив глаза, тихо признался Дэн.

– Ты можешь уйти, тогда он умрёт. Можешь остаться моим рабом, тогда он будет жить рабом. Можешь взлететь к Всевышнему, очищенным от греха, принеся с собой в дар множество неверных, тогда твой шакал будет жить на воле. Долго ли сможет, если узнает какой ценой? Что ты выберешь? – «Пьеро» засмеялся.

– Вы освободите его. Не скажете правду, почему он отпущен. Дадите мне с ним поговорить, чтобы я убедился, что он на воле, а с ценой для него я сам разберусь, – угрюмо сказал Дэн, ломая себе пальцы.

– Он получит свободу. Ты получишь звонок, поговоришь с ним. А после взорвёшь себя. Учти, посмеешь передумать в последнюю секунду и мы придём за каждым, кто дорог тебе. Папой, мамой, сестрой, дедом, всеми. Даже кошку и собаку выпотрошим, прежде чем полиция пошевелится тебе помочь. А ты и твой шакал останетесь жить, правда, в интернете опубликуют видео с вашими признаниями в любви к Всевышнему и в жажде убить всех неверных. Ты же мечтаешь его записать, не так ли? – он встал.

– Да, – почти шёпотом ответил Дэн. Дёрнулся, ощутив, как огонь Ада зализал его душу.

– Вначале ты ознакомишься со святым текстом.

«Пьеро» ушёл. Дверь не закрылась. В помещение тяжёлыми шагами вступил широкоплечий бородач с выбритой верхней губой и, грубо сказав: «Вставай», проводил Дэна через небольшой, тонущий в полумраке коридор, в другую камеру. Та оказалась просторней предыдущей, с большой и чистой кроватью, на которой лежало длинное чёрное одеяние и какая-то книга; в углу стоял новый телевизор, который вещал канал Аль Джазира; был унитаз и раковина, завешенные шторой.

– Есть дам через час, – уведомил бородач и запер дверь.

Умывшись ледяной водой, Дэн, опустошённый, оделся. Взял книгу в руки. Это оказался Коран, переведённый на русский язык. Как и было договорено, начал его изучать. Когда его новый сторож, как и обещал, вернулся с обедом, сделал перерыв от чтения. Окон в помещении не было, поэтому Дэн не знал, какое время суток там, где он находится. По телевизору говорили лишь на арабском, переключить новостной канал не получалось, но выключить было легко. Судя по дате из эфира, Дэн в плену провёл уже четыре дня.

Медленно потянулись часы.

Кроме бородача, доставляющего питьё и пищу, к Дэну никто не приходил. Ни побоев, ни криков. Пугающая тишина, заставлявшая бояться сна. Он увлекал в свой плен, и там Валера умирал у него на руках.

«Пьеро» молчал, лишь единожды за трое суток к нему зашёл и изнасиловал, как и в прошлый раз, с той лишь разницей, что жёсткости в нём поубавилось. После этого бородатый страж принёс Дэну мобильный телефон. Взяв его в дрожащие руки, он под его грозным присмотром, услышал голос Валеры.

– Дэн? – обеспокоенно начал он. – Любимый мой, прости. Я подвёл тебя. Надо было быть честным, но... Дэн, я люблю тебя. Слышишь? Люблю... Ты как? Ты на свободе? Отпустили тебя?

– Да, родной, со мной всё хорошо, – глуша рыдания, выдавил из себя Дэн слова лжи, пропитанные желанием спасти его. – Не волнуйся. Только что зашёл в нашу квартиру. Что с тобой?

– Сумел с ними договориться. Буду работать на них. Ты только никому не говори, что случилось, и однажды мы с тобой встретимся. Люблю тебя! Позвоню, как только получится, – сказал Валера и связь оборвалась.

– Валера?.. Валерка! – закричал Дэн, но из его рук вырвали телефон.

Охранник ушёл.

Свернувшись калачиком на кровати, Дэн заплакал в голос. Его трясло, знобило.

Успокоился он с трудом. Мысли, пронизанные осознанием того, что он сможет спасти Валеру, что он жив и будет дышать полной грудью на свободе, дарили ему искры радости, но в то же время пожирали стаей гиен, клацая на сердце клыками: «Ты сам обречён!»

Провалившись внутрь вязкого, как битум, сна, Дэн увидел в нём сквозь белёсый туман разрушенное здание, искалеченные тела незнакомых ему людей, разорванных на куски детей, услышал мёртвую звенящую тишину, разъедающую кислотой душу.

С криком проснулся в ледяном поту. Забившись в угол камеры, долго беззвучно шептал молитву, но не из Библии и не из Корана. Это была мольба охваченного лихорадкой борьбы света и темноты разума к самой жизни и смерти. Дэн просил - не дай ему погубить невиновных! Ведь вселенная мудра, и случайностей не бывает.

«Их нет. Всё есть проведение справедливой мысли Бога», – убедил Дэн себя и, встав, побрёл умываться.

Потекли монотонные дни. На пятый пришёл «Пьеро» и сказал, что пора делать видео. Дал ему новую одежду – чёрный смокинг. Переодевшись, Дэн последовал за ним и спустя пару минут оказался в небольшой комнате, стены которой были затянуты тёмным материалом с белыми надписями на арабском языке. Бородач, тут же пришедший к ним, дал Дэну в руки автомат.

Сжимая в его руках, Дэн встал напротив камеры и начал говорить заученную речь о том, как сильно любит Всевышнего, что, забрав сотни невинных людей, он им и себе дарует очищение от грехов и вечный Рай, призывал многих следовать по им выбранному пути избавления ото лжи правительств и всех, кто продался блеску золота и хозяину вечной ночи.

Горячо обличал злых духов – шайтанов – что принимают облик людей и уводят с праведной стези наивных детей Всевышнего. Указывал, что шайтаны могут сидеть в ваших родителях, любимых, в братьях и сёстрах, в отпрысках от вашей плоти и крови. Дэн изо всех сил старался произносить каждое слово, как можно правдивее. «Пьеро» кивал, явно будучи довольным. Покончив с записью, Дэна, продолжавшего держать автомат, отвели обратно в его камеру.

Когда Дэн сел на кровать, «Пьеро», встав у выхода, сказал, что оружие настоящее и заряженное, но они ему его оставляют. Сделав выжидательную паузу, добавил, что дверь запирать не будут, а в телевизоре порой будет включаться другой канал, и Дэн сможет видеть, как он выразился, «своего шайтана».

– Хочешь, уходи, – произнеся это, «Пьеро» покинул помещение. Дверь действительно никто не запер и больше не охранял.

«Иллюзия выбора, свободы, – смахивая слезу со щеки, подумал Дэн. – Уйду и вы... Вы истерзаете Валеру, убьёте его».

Дэн положил на пол автомат и, подойдя к телевизору, опустился перед ним на колени. Стал ждать появления Валеры, жадно вглядываясь в экран. И «Пьеро» сдержал обещание, спустя где-то полчаса Дэн увидел любимого. Он, будучи хорошо одет, находился в уютной камере. Ел горячий суп, из которого шёл лёгкий пар. Дэн пальцами провёл по экрану. Поцеловал. Минут через десять изображение Валеры пропало, вернулся новостной канал. Дэн, не чувствуя ничего, кроме, как кромсающей душу боли, вернулся на кровать и принялся читать Коран. Пару раз бросил взгляд в полутёмный коридор.

«Как близки Рай и Ад. Они неотличимы...»

Спустя неделю...

Дэн вышел из микроавтобуса, переполненного пассажирами. На нём были джинсы нежного голубого оттенка и джинсовая куртка, таящая в себе тяжёлый пояс смертника с несколькими килограммами взрывчатки, напичканной гвоздями. Яркое солнце ударило в глаза. Прохладный воздух с примесью морской свежести закружил голову. Вокруг звучала музыка, мелькали радостные лица прохожих, веселящихся на набирающем обороты танцевально-музыкальном фестивале, название которого Дэн не знал.

Будто сквозь туман Дэн пошёл в гущу толпы, сжимая в одной руке телефон, а в другой кнопку взрывателя. Никого из его мучителей-похитителей не было рядом. С бородачом он расстался в порту по прибытии в Швецию, получил от какого-то темнокожего мужчины очередные новые документы, одежду с бомбой, деньги и инструкции. Дальше Дэн был сам по себе.

Не смотрящий по сторонам, бегущий ребёнок врезался в него. Глаза стало щипать от слёз, но Дэн продолжал идти. Вдруг его мобильный телефон завибрировал. Дрожащими руками он снял с него блокировку и посмотрел на экран, на нём висело извещение о поступившем видео-сообщении. Открыл и увидел на фоне Эйфелевой башни мужчину в наряде и маске «Пьеро». Он театрально развёл руками.

– Не бойтесь опоздать, страшитесь не успеть! – заговорил «Пьеро», но его голос не был металлическим, как прежде, отчего-то это был голос Валеры. – Всё имеет смысл. Любимый, как грустно тебе, я всегда был свободен и волен иметь тебя, когда и как хотел! И вот дарю тебе Рай! Веселись же. Лети-лети! – «Пьеро» засмеялся, а запись оборвалась.

Пальцы Дэна заледенели. В груди словно образовалась беспредельная дыра. Мобильный телефон выпал из рук. Дэн, опешив, поднял взгляд на людей. Он, как будто внезапно прозревший слепец, осознал себя на сцене мира, крошечным штрихом в масштабной декорации бесконечной пьесы. Где среди актёров главенствует жестокая истина: «Все больны. Любовь... Война... Терроризм... Забота... Созидание и разрушение... Как близко это к лихорадке. Где болезнь – Жизнь, а Смерть – лекарство».

– Не-е-ет!.. – истошно закричал Дэн, падая на колени...

Сняв маску «Пьеро», Валера набрал номер мобильного, интегрированного в пояс смертника.

– Любовь – слабость, за которую платишь самую высокую цену, – прошептал он и послал вызов, активируя взрыватель в далёкой Швеции. Где через миг в толпе беспечно празднующих людей сверкнула сокрушающая плоть огненная вспышка. Душу же свою человек разрушает сам.

Что ты будешь делать, если я умру?
Если в миг заката навсегда замру?
На могильном камне вечностью усну?
Что ты будешь делать, если я уйду?

Забудешь всё, что было связано со мной?
Найдёшь себе любимого, лишь обрету покой?
В том случае, тогда, летая под луной
Всё что связывало нас, я унесу с собой.

Воспоминания лёгким светом выльются во тьму.
Чувства сдует ветром, не доставшись никому.
Тайны все известны будут мраку одному.
Шёпот тени в комнате. Услышишь: «Почему?»

А может, всё же, ты поплачешь обо мне.
Несправедливости добавишь ты моей судьбе.
Будешь вспоминать меня ночью при луне.
А я взамен обязан буду думать о тебе.

Но помню я в веках кровавых время.
Покуда умирал я, ты был со мной.
Но лишь душа моя кидала тела бремя,
Забывал всё о нас ты, ставший одним.

А жив когда ещё был, ты меня любил.
Теперь предстало всё совсем наоборот.
При жизни ты моей меня уже забыл.
Что ж будет за железом кладбищенских ворот?

Ты меня забудешь, если всё ж уйду?
Или может вспомнишь, коль навсегда усну?
Будет всё же что? Наверно не пойму...
Так что ты будешь делать, если я умру?