После смерти

Теперь твоё тело стало другим. С тех пор, как ты вернулся.

Ты сам стал другим.

Ты увидел это в зеркале на заброшенной заправке, когда под ногтями ещё оставалась земля из могилы.

И когда он смотрит на тебя, ты видишь это в его глазах.

Он тоже изменился. Стал больше, шире, темнее. Тайны и мрак скрыты в нём гораздо глубже, чем можно увидеть, скользя по поверхности взглядом.

Ты обнимаешь его, цепляешься за него, и на ощупь он всё такой же: сильный и тёплый. Эти тепло и сила окутывают тебя, когда он замирает и стискивает тебя сильнее. Но в комнате слишком много глаз, которые ждут, любопытствуют, наблюдают за тем, чего не должны видеть, так что ты заставляешь себя оторваться от него. Сделать шаг назад. Смотреть на то, как он поглощает тебя взглядом.

Это будет позже, гораздо позже, когда ты сможешь обнять его так, как хочется. Когда сможешь раствориться в его руках, его прикосновениях, его поцелуях.

- Всё исчезло, - шепчет он, и слова текут по коже, пальцы следуют за губами, - все твои шрамы...

Ты хочешь пошутить, что вернулся в заводской комплектации, но не получается. Пока ещё не получается. Всё слишком внове, слишком по-другому.

- Зато сиськи на месте, - вместо этого произносишь ты, поёживаясь, когда он лижет их языком, задевает зубами.

- Ммм, - он проводит языком по телу, останавливаясь пососать соски, подразнить их, чтобы они набухли твёрдыми точками и ныли, трепетали в такт твоему сердцу.

- Исмаэль. Исми. Господи, ну пожалуйста...

Он это умеет. Умеет сделать так, чтобы ты кончил в штаны - только губами, языком, тёплым дыханием, которое скользит по телу и разгоняет мурашки.

Не успеваешь ты сказать хоть слово, сделать хоть что-нибудь, как он снимает с тебя джинсы и трусы, замирает и разглядывает тебя всего.

- Ого. Как новенький.

Вот ещё один шанс пошутить, но ты не можешь. Только не тогда, когда его жадные глаза прожигают тебя насквозь, а желание пронизывает вас обоих.

- А что... - Исмаэль запинается, дотрагиваясь до тебя; пальцы надавливают нежно, оттягивая крайнюю плоть вниз, - как ощущения?

- Сильные, - едва удаётся сказать тебе - он дрочит, одним пальцем легко проводя по головке твоего члена, размазывая выступившую каплю смазки. Он раздвигает твои ноги, протискивается вперёд, пока ты не оказываешься наполовину у него на коленях, а ваши члены трутся друг о друга.

- Охренеть, - выдыхает он, продолжая медленно тебя ласкать, двигает крайнюю плоть, натягивает её на головку твоего члена, затем снова открывает его. Теперь его прикосновения кажутся в сотни раз сильнее, чем раньше, и тебя охватывает раскалённое обжигающее пламя.

- Просто край... - ты застываешь на месте, потому что теперь Исмаэль трёт головку твоего члена, большим пальцем поглаживая, смазывая её, ныряя в узкую щелку. - Господи, Исмаэль, о Господи...

- Хочу кое-что попробовать, - он пододвигается ближе, не отнимая руку, ёрзает, не отпуская тебя, пока не оказывается в нужной позиции. - Я читал об этом, но никогда не думал, что нам удастся попробовать...

Первое же прикосновение его члена к твоему бьёт, как удар тока; тебе всегда нравилось тереться о него, о толстый ствол и тяжёлые яйца, но добивается он не этого. Он перемещается, прижимая головку своего члена к твоей, и от этого влажного поцелуя щекотно по всему телу. Член к члену, твоя смазка смешивается с его, и тогда он берёт свою огромную руку и тянет твою крайнюю плоть вперёд, натягивая на тебя и затем на себя, обертывая вас обоих.

- О Господи, - слова застревают у тебя в горле, а он ещё и приговаривает, дрожа:
- Чёрт, Валерка, это же так классно.

И это правда. Это ужасно классно.

Его зрачки расширены, в их глубине плещется возбуждение. Ты наклоняешься и касаешься его губами, посасываешь его губы, его язык, дразня и обещая, а он дрочит вам обоим, и крайняя плоть влажно скользит туда и обратно.

Это петля: ты в нём, а он в тебе, вы слиты воедино. Как будто трахаешь и тебя трахают в одно и то же время, и голова идёт кругом от того, насколько это хорошо, наслаждение пронизывает тебя насквозь, а Исмаэль водит рукой всё быстрее и быстрее, дёргает сильнее, стискивает крепче. Ты впиваешься ногтями ему в плечи, цепляешься, потому что всё внутри скручивается в тугой комок, его наслаждение просачивается в тебя, а твоё – в него, сдерживаемое тяжёлым дыханием и тихими стонами.

Ты уже на самом краю, ты тонешь в ощущениях, и когда Исмаэль сжимает кулак, ты чувствуешь, так чувствуешь, как он кончает, и такого раньше никогда не было. Густое тепло затопляет вас там, где вы соединяетесь; оно течёт на твой член и на член Исмаэля, на его пальцы. Твоё сердце бешено колотится, и сейчас ты слышишь и чувствуешь лишь рёв, отдающийся эхом в твоей голове, и когда ты кончаешь, сперма смешивается со спермой Исмаэля, и он размазывает её, продолжая дрочить оба члена.

Ты ещё не справился с дыханием, таким шумным, быстрым и неровным, а он уже толкает тебя на кровать и склоняется над тобой. Нежными пальцами он отгибает твою крайнюю плоть и начинает вылизывать лёгкими, как пёрышко, движениями языка, слегка посасывая, очищая. Ты дрожишь всем телом, когда он ныряет языком за крайнюю плоть, где тонкая кожа твоего члена тоже невозможно чувствительна.

Исмаэль заканчивает вылизывать тебя, и тело твоё дрожит, ты думаешь, что никогда не сможешь успокоиться, никогда не сможешь отдохнуть. Исмаэль целует тебя, на вкус он, как ты и он, будто вы единое целое, и, может быть, так оно и есть. Ты стал другим, и он тоже, но, может быть, вы оба изменились одинаково.

Дрожь стихает, когда он обнимает тебя и длинными пальцами легко гладит по твоей груди и животу, на которых раньше было множество шрамов. Сейчас же кожа просто тёплая и гладкая.

Может быть, не так уж важно, что ты изменился? Ведь всё осталось по-прежнему.

Промозглое небо рыдает свинцовым дождём.
Ветер, как демона глас за спиной завывает.
Снова меня изнутри, словно червь пожирает,
Та ненависть, что зарождалась в безумие моём.

Так хочется с криком сорваться с железной цепи.
В себе пробудив все инстинкты вновь броситься в бой
И чтоб не случилось, но выжить любою ценой.
Пусть даже придётся убить, чтобы шкуру спасти.

Рвать всякого кто попытается дух мой сломить.
Лишь так я сумею свободу свою отстоять -
Вам дикого зверя угрозами не запугать,
Посулами сладкими верность его не купить.

И вот, обнажая клыки, я кидаюсь вперёд -
Уже кто-то с глоткой разодранной наземь упал...
Вдруг слышится выстрел и вопль восторга: «Попал!»
(Теперь меня точно от смерти ничто не спасёт)...