Взрыв

Исмаэль:

Тринадцать лет. Это самое прекрасное время жизни для каждого подростка, когда тот, наконец, чувствует, что вступил во взрослую жизнь, и уже никто из родителей не может тебе указывать, что делать.

Тринадцатый день рождения означает, что ты, наконец, взрослый и можешь сходить в любой бар, где пропустив с друзьями несколько стаканчиков чего-нибудь крепче колы, снять симпатичную девочку. Ну, а если нет друзей, всегда найдётся отец или старший брат, который отведёт в тот же бар, пропустит с тобой пару стаканчиков и поможет снять на ночь если и не хорошую девочку, то уж стриптизёршу-то точно.

По-моему, так и должен проходить любой нормальный день рождения в честь тринадцатилетия. Любой, но не мой.

Честно говоря, у меня такое чувство, что отец с Валеркой сегодня вообще забыли о том, что у меня такая важная дата. Весь день одно и то же. Суетятся вокруг ноута, думая о том, как поймать этого преступника.

Нет, я, конечно, понимаю, что работа важнее всего, но когда отец отметает мою теорию о том, что убийцей может быть кто-то из знакомых жертв, а брат просто называет придурком, - это совсем не похоже на день рождения, и обижает сильнее, чем то, что они вообще о нём забыли.

- Исмаэль, пошли... Проедемся по городу пока светло. Поспрашиваем, может кто-то что-то видел...

Отец уже снимает со спинки кресла куртку, когда я понимаю, что свой тринадцатый день рождения совсем не хочу провести на охоте. Решение, как ни странно, приходит само собой. И я начинаю кашлять, замечая взволнованный взгляд старшего брата...

- Всё в порядке, Исми?

Ну и пусть он забыл, что у меня день рождения, но хоть волнуется, в отличие от отца, который, кажется, просто не доволен задержкой в моём лице.

- Горло болит...

Врать не особенно хочется, но, зато искреннее волнение брата, и нежелание весь день просидеть в засаде, ожидая маньяка, заставляет притупиться мою совесть, и я жалобно смотрю брату в глаза.

- Пап, может Исмаэлю лучше остаться тут. Он, кажется, болен...

Я с надеждой перевожу взгляд на отца, который без эмоций пожимает плечами. Такое чувство, что я сын Валеры, а не своего отца и это снова обижает.

- Раз ты так считаешь... - ну да, конечно, он так считает. Кто, как ни Валера, со мной возится с малых лет, и, в отличие от отца, который всё время занят этой проклятой работой, заботится обо мне.

Спустя несколько часов я потягиваюсь и встаю с кровати. От выпитого алкоголя немного штормит. Зато настроение, наконец, стало хоть немного праздничным.

Решаю, что пока отолью, как раз закончатся титры порнухи, и вставив диск, наконец, удаляюсь в ванную.

Лучше бы я этого не делал, так как когда возвращаюсь, меня застаёт очень, даже слишком спокойный голос старшего брата.

- Так вот как ты болеешь? Я тут со всех ног несусь обратно. Поссорился с отцом. Накупил лекарств. А мой младший брат пьёт и смотрит порнуху...

Я краснею, так и оставшись в проходе между ванной и гостиной. Совесть снова начинает приставать со своими наездами, и я шикаю на неё, пусть полезет куда-нибудь подальше.

- Э-э-э-э-э... Валерка... - Брат не выглядит особенно сердитым. Скорее просто огорчённым. - Я просто...

- Просто решил оттянуться без меня и посмотреть порнуху. Сколько тебе говорить, что это не кино для детей?

Вообще-то, я очень спокойный и уравновешенный молодой человек, но когда мне вот так - напрямую, напоминают о моём возрасте, который с сегодняшнего дня уже не пять и даже не десять лет... да и вообще. Валерка иногда сам давал мне диски. Особенно в одиннадцать и двенадцать. Так что это с ним сейчас происходит?

Нечего не понимаю.

- Между прочем мне уже...

Я медленно начинаю говорить, но Валерка, с каким-то бешеным взглядом, прерывает меня на полуслове.

- Я знаю сколько тебе лет, но это не даёт право смотреть...

- Порнуху? Господи, Валерка, я что не могу в свой день рождения посмотреть порнуху?

Да как он вообще смеет говорить о том, что знает сколько мне лет, если даже не помнит о том в какой день я родился... Я так взбешён, что с трудом слышу следующие слова брата, которые заставляют просто развернутся, и со злостью захлопнуть дверь ванной.

- К чёрту день рождения... это не даёт тебе право смотреть пидорское...

Дальше я так и не дослушиваю. Сердце бешено колотится, когда я задвигаю задвижку, и беспомощно сползаю на пол. Честное слово. Мне снова хочется заплакать, как тогда в двенадцать лет, когда Валера наорал на меня за то, что я вернулся домой после двенадцати часов. И даже не поинтересовался о том, что на самом деле несколько старшеклассников меня загнали в заброшенный погреб и его закрыли.

Так же и сейчас. Его больше волнует то, что я смотрел порно-фильм. Чем то... Стоп, а почему собственно пидорское? Хотя. Я... эта странная улыбка продавца, и то, что диск был без обложки. Он что, решил, что я педик, и подсунул...

Ну и бред. Даже можно понять Валерку. Я бы тоже психанул, придя домой, и увидев что младший брат смотрит гейскую порнуху. Вот только это не оправдывает его поведение. И вообще, я что похож на гея, что мне можно такие фильмы впихивать?

Хорошо. Предположим, когда я просил что-то необычное, то не уточнил что именно, но ведь мне всего тринадцать. Ну и ладно, что тут таить, у меня уже три года, как начинается стояк, как только я вижу Валеру после душа, но это не значит что я гей. И Валера - мой брат, а не просто какой-нибудь парень. И я честно молюсь, и прошу простить мой грех каждый раз, когда, дроча, представляю своего старшего брата, но это не значит, что я гей. Просто у меня бушуют гормоны.

Я слышу, как долгое время брат ходит по комнате. Вынимает диск. Я даже могу как будто наяву видеть, как он долго его вертит в руках, а затем вставляет в корочки, и схватив со стула куртку выходит из номера. Кажется, пронесло. Хотя, зная Валерку... Он может взорваться и через несколько дней. Да и чёрт с ним. Переживу. Главное, чтобы он отцу не рассказал. А пока, можно, наконец, выбраться из ванной и забрать бутылки к себе, точнее к нам, в комнату.

Открыть дверь. Выйти. Забрать. Это так просто. Вот только интересно, почему Валера не убрал алкоголь? Ведь он не мог его не заметить? А может, мог? Может он подумал, что после того, как поймал меня с поличным, я больше не буду?

Ну что же, он ошибся во мне. Я не только буду, но ещё как буду.

Эй! Что за фигня? Кажется, после пары глотков виски, я вырубился, вот только хорошенькие, знаете-ли, глюки у меня пошли.

Валера. Он, кажется, пьян. Шепчет что-то неразборчивое. Кажется, извиняется. За что? Ах да... за то, что забыл о моём празднике, но вот только остальная часть извинений какая-то странная.

Он обнимает меня за талию. Его рука скользит по спине, а другая спускается вниз. Он сжимает мои ягодицы, и я вдруг начинаю осознавать, что у моего брата на уме. Не то, что бы я никогда об этом не думал, но мне не нужны подачки, и я вяло стараюсь выбраться из объятий, которые он только всё больше сжимает...

- Тссс... Тебе понравится.

Валера тихо шепчет, и я вдруг понимаю, что он не просто пьян. Скорее даже слишком. Так просто не может быть, и завтра он не сможет посмотреть мне в глаза, но сейчас он здесь и желает... И для меня это самое главное.

Я улыбаюсь, целую его в губы, руками провожу по его волосам. Он смотрит на меня так пристально, что от его взгляда хочется спрятаться. Но его сильные руки крепко держат меня, и из этих оков сложно вырваться. Жадный поцелуй, его язык проникает в мой рот, соприкасается с моим. Они свиваются, скользят друг по другу. У меня в голове шумит всё сильнее, я прикрываю глаза от удовольствия. Его рука уже под рубашкой. Как хорошо. В груди разгорается огонь, пламя которого уже невозможно потушить. Я прижимаюсь к нему всё сильней, а через ткань джинсов, чувствую, как напряжён его член. Он весь горит желанием, и я тоже.

«Боже, что же я делаю? Это мой брат...» - в голове проносится паническая мысль, но нас уже невозможно остановить.

- Исми. Ты ведь хочешь меня?

Он отстраняется, оставляя странную пустоту, а его глаза вдруг стали подозрительно трезвыми.

- Уже давно...

Не понимаю, зачем я это сказал, но, кажется, что вопросов пока не последует. Валере достаточно и такого ответа, чтобы у меня снова перехватило дыхание от его поцелуев.

Он расстёгивает на мне рубашку, брюки, позволяет своим рукам бездумно скользить по моему телу, и я не остаюсь в долгу, помогая ему высвободится из одежды.

Брат отстраняется от меня, скользит своими влажными губами по моему телу, затем снова возвращается к губам. Наши обнажённые тела соприкасаются и нас обоих, словно пронзает электрическим током. Мы отдаёмся безумной и запретной страсти, которая сводит с ума. Он поворачивает меня спиной к себе, и прижимает к своей груди. Его руки грубовато ласкают мою грудь. Я поворачиваю голову, и наши губы вновь встречаются. Завожу руки за спину, беру его за бёдра и прижимаюсь своим оголённым задом к его напряжённому члену. Я трусь об него ягодицами. Его губы осыпают мою шею поцелуями, руки гладят грудь, живот, передвигаются на член и обхватывают его, нежно скользя сверху вниз и снова обратно.

Он нагибает меня заставляя стоять на коленях, и нежно проехавшись рукой по ягодицам, начинает кружить своими пальцами вокруг входа. Входа в меня.

Господи. Я не могу поверить. Это мой брат. И он собирается... Но разве я сам этого не хотел?

- Расслабься.

Этот тихий шёпот почти не слышен, но я подчиняюсь, стараясь всё делать правильно, и когда я, наконец, делаю вдох, он начинает медленно вставлять свой палец в мой задний проход. И когда он только успел достать смазку? Ума не приложу. Да это и не важно.

Мне не больно. Скорее просто странно, а когда он начинает медленно скользить во мне - это даже приятно, и я сам подаюсь назад, чтобы почувствовать его глубже в себе. У меня такое странное чувство, что должно быть больше, должно быть лучше, и мне, до умопомрачения, хочется этого больше.

Валера хрипло смеётся и удерживает меня на месте, добавляя ещё один палец, и теперь уже становится немного больно, ведь он уже не просто входит и выходит, а начинает меня растягивать, как резиновую игрушку. Вращает пальцами, делая внутри меня ножницы, и грубо проталкивается внутрь третьим пальцем.

Мне хочется закричать, но он ведь остановится, а он только что, наконец, коснулся той точки, которая способна свести с ума. Я просто всхлипываю от невозможных ощущений, которые мне дарит мой брат.

- Валера... давай же...

Я хнычу, хотя этого не делал уже много лет, и подаюсь назад всем своим весом. Кажется, он сам тоже на грани, так как уже через несколько секунд он приставляет свою плоть к моему растянутому отверстию. Оголённая смазанная головка упирается в расширенное колечко мускулов. Медленно надавливая на член, он пытается ввести его внутрь. Головка с трудом раздвигает колечко ануса, я пытаюсь расслабить мускулы, тужусь, стараясь впустить его орудие в своё нутро, но головка никак не проходит.

Я слегка подаюсь назад, пытаясь насадить сам себя. Охватившая меня страсть заставляет желать этот член внутри себя, и пересиливает страшную боль. Головка, раздирая меня, проникает внутрь и скользит дальше. Член движется во мне, проникая всё глубже и глубже. И вот уже при каждом движении, он погружается в меня до самого основания.

Валерка только с трудом заставляет себя остановится, чтобы дать мне привыкнуть к себе, но мне этого не надо. Уже при первых движениях он задел что-то, глубоко во мне, и теперь мне снова хочется это почувствовать. Мне почему-то кажется, что тогда боль уйдёт сама собой.

- Ну же...

Я подаюсь вперёд, заставляя брата почти полностью выскользнуть из меня, и снова насаживаюсь, давая понять, что мне надо, чтобы он продолжил.

Из груди Валеры раздаётся что-то похожее на рык, когда он начинает трахать меня: нежно и медленно, мучительно медленно. Обхватывает одной рукой мой член, и начинает так же мучительно медленно водить по нему. Единственная фраза, которой можно описать то, что я чувствую: я хочу вывернуться наизнанку!

Он легонько толкает и ложится на меня, его тяжесть давит и не даёт дышать: начинает кружиться голова, а его член с каждым движением вздёргивает мою попку вверх уже со следующим движением заставляя проталкиваться в его руку.

Он берёт меня за волосы, запрокидывает мою голову назад и начинает целовать. Я задыхаюсь под ним, я уже не могу двигаться, я полностью подчиняюсь его рукам и его члену.

- Моя маленькая сучка хочет быть выебанной?! Так лучше? - он начинает двигаться быстрее, всё глубже загоняя член в мою задницу.

И, о Господи, мне кажется, или я слышу ноты насмешки в его голосе. Хотя это же Валерка. Однажды, я слышал, как он трахался с одной девчонкой, и, кажется, мне нужно быть благодарным, что это единственные матерные слова, которые я пока слышал от него...

С каждым разом его движения становятся всё быстрее, и при этом он бесконечно нежен со мной! Феерическое сочетание нежности и грубости, ласки и жёсткой боли! Моя голова по-прежнему далеко закинута назад, я весь, как натянутая струна, и уже кричу в полный голос, потому что молчать нет сил. Он целует мне шею, плечи, лицо: и в тот момент, когда я начинаю хрипеть и биться под ним, изливаясь собственным семенем, он сильно впивается мне в губы и прикусывает.

Я закидываю руку назад и вцепляюсь в его ноги, пытаясь глубже насадиться на его член, и кончая, бешено верчусь. И вот, потоки спермы заливают нутро: и его стон сливается с моим.

- С Днём Рождения, мелкий...

Валера тянется к моим губам, и я с удовольствием отвечаю на поцелуй. Я не знаю, что сподвигло брата на этот шаг, и никогда не узнаю. Но мне кажется, что это не так уж и важно, ведь у нас есть ещё шампанское, и до утра осталось ещё несколько часов. Вот только главное, чтобы отец не заявился не вовремя...

Валера:

Он наглый. Он такой наглый! Сидит, весь из себя - плечи расправил, глаза бегают по светящемуся экрану, а на меня ноль внимания.

- Исмаэль, выключай свой чёртов ноут и иди спать! - Он меня даже не услышал, конечно!

Когда Исмаэль начинает заниматься интересным делом, до него хрен достучишься. Сейчас он сидит и читает какую-то легенду. Вот ботан. На порно-сайт зашёл хоть бы. Так нет, что вы! У него всегда лишь Википедия открыта. Хотя, если залезть поглубже в историю...

- Исмаэль, тащи свою задницу сюда, иначе от твоего компа ничего не останется. - Он, наконец-то, удостоил меня коротким «Минуточку».

В следующую секунду на Исмаэля полетела подушка, едва не скинув этот злополучный компьютер на пол.

- Валерка, какого х-х-у-у-уя?.. Подожди минуточку, я уже дочитываю, - я больше не мог лежать: тело затекло, глаза закрывались, даже голова начинала болеть.

- Всё, я спать. Больше я тебя ждать не собираюсь, ты меня достал.

Я повернулся набок, плотнее укутываясь одеялом. Через минут опять я почувствовал, что меня обняли тёплые руки, которые согревали лучше всякого одеяла.

- Что ты тут делаешь?

- Ты же сам меня спать звал.

- Да, но не к себе же!

- Повернись ко мне, Валерка. Не люблю, когда ты бубнишь под нос, - я нехотя повернулся. Как же меня достал этот кретин! Вот так уткнётся носом мне в шею, и не останется у меня права выбора. Я чмокнул его в щёку, чуть ниже родинки.

- Это ещё за что?

- За то, что ты такой засранец, - сказал я и продолжил его целовать. Губы были сухими и обветренными, и я слегка провёл по ним языком.

Вот, так-то лучше. Его руки забрались мне под футболку. Такой нетерпеливый. Если Исмаэлю что-то нужно, то он это получит. И сейчас он хотел меня. Ну что ж, приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Руки уже стянули футболку и водили вверх и вниз, щекоча. Он откинул меня на подушку. Нет, это уже не дело! Я оттолкнул его и уселся сверху, держа его руки, как в наручниках.

- Запомни, сучка, сверху только я. - Исми не стал протестовать, он никогда этого не делал. Я расстёгивал пуговицы клетчатой рубашки нарочно медленно, и снова вернулся к тонким губам.

Осталось четыре пуговицы. Он с силой целовал мою нижнюю губу, а руками водил по обнажённой спине. Осталось три пуговицы. Когда губы оставались на секунду свободными, он стонал, пытаясь выговорить «быстрей», но не успевал, потому что мои губы снова его затыкали.

Осталось две пуговицы. Мне уже самому хотелось поскорее сорвать с него эту дурацкую рубашку, но мучить его было намного интересней. Я оторвался от его губ и опустился к шее, водя языком от уха и ниже. Осталась одна пуговица. Его пальцы были где-то в моих волосах, пытаясь их крутить. Я чувствовал его дрожь и специально медленно-медленно коснулся губами соска. Он чуть не вскрикнул. Пуговиц не осталось, как и терпения. Я приподнял его и стянул рубашку, кидая куда-то в сторону.

С джинсами играть не хотелось, поэтому я несколькими движениями снял их с него, отправляя следом за рубашкой. Из карманов посыпалась мелочь, звонко звеня. Со своими джинсами я расправился ещё быстрее. Ха, нет, ну вы только гляньте! Он надел трусы со Спанч Бобом. Я уже хотел было отпустить шутку по этому поводу, и посмотрел ему в глаза, но они оказались прикрытыми.

Он явно не воспринимал сейчас ничего, только кожа обрабатывала информацию горячими прикосновениями. Это зрелище сводило с ума. Хотелось всем телом к нему прижаться. Будто я никогда раньше его не видел. Я водил языком дорожки: по шее, ключице, соскам, пупку и доходил до белой резинки идиотских трусов. Когда на нём уже просто не осталось места, где я бы его не облизал, я стянул с него «Спанч Боба» и, сам того не осознавая, дерзко улыбнулся.

Только представьте, если мои прикосновения приводили его в экстаз, то что же я смогу сделать с его самым чувствительным местом. На это у нас впереди вся ночь. Сначала руками, очень медленно, я водил рукой по его члену, слегка надавливая на головку. Исмаэль стонал, и этот звук был лучшим звуком на свете. Я не спешил, хотя чертовски хотелось. Рука медленно набирала темп, двигаясь от основания и вверх. Ай, как же мне надоело играть по правилам! Я прикоснулся к члену губами. Ощущение было такое, словно я не пил неделю и мне, наконец, предоставили целую реку. Исмаэль от удовольствия впился в моё плечо короткими ногтями.

- Исмаэль, чёрт, больно, - сказал я, всё ещё с его членом во рту, и едва не подавился.

Исмаэль понял и слегка ослабил хватку, но так ничего и не отвечая, лишь двигая бёдрами, подстраиваясь под темп моих губ. Он слегка увлёкся, забыв, что я не резиновый и начал двигаться сильнее. Я попытался слегка отстраниться, но он лишь схватил мой затылок руками, не оставляя мне выбора.

Я уже чувствовал, что Исмаэль скоро кончит. Ну уж нет, сейчас я не доставлю ему такого удовольствия. Еле-еле я сумел вырваться из стальной хватки. Он от возмущения даже глаза открыл, но я уже перевернул его на живот. Он приподнялся, вставая на колени. Я потянулся к карману джинсов и к тумбочке. Наконец, найдя презерватив и смазку, можно было приступать.

Исмаэль, по традиции, сам натянул его на мой член и снова принял исходное положение. Смазка была холодной. Неприятные ощущения, но когда я вошёл в Исмаэля, его жар напрочь уничтожил эти чувства. Я медленно двигал бёдрами, а Исмаэль извивался и стонал так, как никогда раньше.

Начиная усиливать темп, я нагнулся и нашёл его губы, впиваясь поцелуем. Обычно, в такие моменты мы не целуемся, да и вообще наш секс очень беден на нежности, но сейчас, когда Исмаэль выглядел так восхитительно, двигаясь подо мной, что мне самому захотелось попробовать его губы на вкус. Я уверен, что этот засранец мне ещё это припомнит. Закончив этот мимолётный, но полный какой-то страсти, наверное, поцелуй, я выровнялся и обхватил рукой его член.

Это надо было видеть: его спина выгнулась так сильно, что стало даже неестественно, шея так же откинулась назад, а с губ сорвался стон. Исми, Исми, кончить от одного прикосновения можешь только ты. Однако и я не стал сильно отставать, и, сделав ещё пару резких движений бёдрами, кончил. Ещё с минуту я не выходил из него, пытаясь отдышаться, а затем повалился на подушку рядом, стаскивая презерватив с обмякшего члена. Исмаэль попытался меня обнять.

- Это ещё что за нежности? - Я всё ещё тяжело дышал.

- Это не я полез целоваться во время секса. - Ну вот, я же говорил: припомнит ещё! Я развёл руки, приглашая его в объятия. Они получились жаркие и неприятно липкие. Казалось, мы могли там вечность пролежать, но закон подлости - это закон нашей жизни. Компьютер Исмаэля издал неопределённо пикающий звук.

- О, скачалось, наконец. - Сказал он и быстро вырвался из моих обессиленных объятий.

- Нет, мне иногда кажется, что ты больше любишь эту железяку, а не меня!

- Валерка, успокойся. Я только что показал тебе, как я тебя люблю, - и то правда.

Он не сел на стул, лишь слегка преклонился перед экраном. Исмаэль так забавно выглядел голым в синеватом свете монитора: глаза лихорадочно бегали, изучая что-то, одна рука держалась за стол, а другая водила мышкой, громко клацая.

- Исмаэль, иди спать, - опять молчит. - Исмаэль, чёрт побери, иди сюда! - Опять краткое «Секундочку». Он такой забавный, когда занят чем-то. Его сосредоточенное лицо, сведённые брови, сморщенный лоб - всё было умилительным. Хотя меня жутко раздражает, когда он вот так вот меня игнорирует, и я бы хотел выкинуть этот комп через окно. Хотя, если залезть поглубже в историю...

В него снова полетела подушка и он, наконец, оторвался от экрана и одарил меня неодобрительным взглядом. Он сдался, и молча закрыв комп, прилёг рядом, устраиваясь в моих объятиях.

Вот так мы и живём. Любовный треугольник между мной, Исмаэлем и компьютером, хотя я, собственно, не против.

Ночь опустилась на порог холодный,
И дверь с хлопком закрылась на замок...
Брат ушёл, ему было так угодно...
Увы, Он удержать его не смог.

В отчаянии за ним бежать не стал,
Чтоб на колени пав просить прощенья.
Брат ушёл, Он на полу лежал,
Не слыша своего сердцебиения.