Последний визит: 2023-03-05 16:55:12
Сейчас не в сети

Потерявшиеся на солнце

Тишина ночи окутывала меня, так же, как и во сне, обрушиваясь молчанием пустого неба и холодной немотой коридоров, не нарушаемой даже электрическим шорохом включённых неонов.

Моё измученное бессонницей тело распласталось по диагонали кровати, занимая почти всё свободное пространство.

Вновь и вновь закрывая глаза, спустя несколько мгновений я открывал их, чтобы встретиться с этим невыносимо-белым, назойливо-ослепляющим потолком.

Слишком идеален.

Чрезмерно.

От этого пресловутого совершенства и собственного бессилия мои зубы скрежетали, разгорячённая кожа зудела жаром, который накрывал волнами, словно издеваясь и напоминая: стоит лишь уснуть, и я не буду чувствовать ничего.

Если бы.

Со стоном повернувшись на кровати, я бросил взгляд в открытое настежь окно, ещё питая слабую, как у стремящегося убить быка матадора, надежду завлечь ночную прохладу.

Если бы так просто.

Влажное от пота постельное бельё прилипло к моему телу, вызывая неприятное, даже тошнотворное ощущение.

Проводя рукой по прессу, я чувствовал необходимость застыть или растаять, испариться, только бы не слышать своего удушающего дыхания, что каждый раз застревало в глотке раскалённым шаром.

Не чувствовать мокрую материю, столь охотно принимающую меня в свои маняще-тонкие объятия.

Не улавливать навязчивого передвижения стрелок наручных часов, лежащих на прикроватной тумбочке. Тиканья изредка прерываемого моими сокрушёнными вздохами.

Не видеть, как иссиня-чёрное небо переходит в кофейную гущу, облизывая сероватым облаком смога безупречные зеркальные здания на окраине Города Белых Грехов.

Скорей бы день, когда восток озарит восходящее в зенит июньское солнце. Его тихая, томная лучезарность – моё спасение.

По крайней мере, до наступления сумерек, которые лишь кажутся такими соблазнительными и таинственными.

Однако я скажу тебе по секрету, что в них нет ровным счётом ничего особенного, кроме страданий каждой из миллиарда душ, желающей сквозь надуманную боль одиночества прочувствовать извращённое удовольствие и общность с другими миллиардами таких же уникальных душ.

Ты слышишь меня?..

Влажное от пота постельное бельё прильнуло к твоему телу.

Кто ты? Где ты? Почему ты?

Не знаю.

И всё те же синие вены я чувствую под полупрозрачной кожей, которой бы позавидовала перламутровая луна.

Отбросив ненужную подушку в противоположный угол комнаты, где она приземлилась на не менее идеальное белое кресло, я отвернулся к стене.

Моя бессонница – это северное сияние ночи.

Ночи, бесстрастного существа, порождения мира и антипода дня.

Прохладная поверхность дарит незабываемые минуты обманчивого облегчения.

Всего одно мгновение.

Или полумгновение.

Стена вновь горяча, как моя рука.

Проводя ладонью по шее, смахивая блестящие капельки пота, я считаю дни своего побега от того всепоглощения, что находится за этими стенами.

За бесчисленным количеством стен, где я побывал на протяжении некоторого времени и побываю вскоре.

Зачем? Опасен. Таким был ответ специалистов, мастеров своего дела.

Что ж, мир подавился мною.

Ты слышишь меня?

Хмыкаю – конечно, нет.

Но ты здесь: я чувствую это, а потому – знаю.

Бессмысленно теперь упоминать водолеев древности, понимаешь?

Уверен, тебе незачем, а Он сегодня вновь придёт.

И как его выгонишь?

На кончике своего языка я почти мог ощутить линии твоего пустого запаха, повторяющие очертания пышущего лихорадкой тела.

Ты угасаешь в свете фонарей, проникающем сквозь призрачные жалюзи твоей чужой спальни.

Ты повернулся на бок, и у своего уха я почти чувствую твоё утруднённое дыхание, рваное и тяжёлое, словно насильно, руками, ты пытаешься ухватить воздух перед собой и протолкнуть его в чёрные от курева лёгкие.

Думаешь о предательстве, измене и лжи? Слишком предсказуемо.

Правда, я вижу, ты хочешь удивить меня.

Меня ли?

Неконтролируемый удар ладони по девственно-белой стене, и ноющая боль распространилась в пальцах, пленяя разум.

Это надо исправлять. Я ещё в состоянии чувствовать.

Они всего лишь спутники, братья, сверстники, одинокие завистливые гости, навещающие нас изредка, хотя некоторым эти дьяволы служат уделом на всю жизнь, лишь однажды испив человеческой крови.

Мы сами с радушием открываем им двери наполовину сгнивших душ.

В таком случае какая разница в сумятице споров «О завладении людскими сердцами» этих злобных королей: ненавидеть на килограмм меньше или миллиграмм больше?

Снова.

Повернулся на кровати, и лёгкое одеяло – в сторону, ты закидываешь на него ногу.

Тяжёлый вздох. Тебе тоже это не нравится. Усни, усни, наконец.

Мы сможем отдохнуть, чтобы завтра ночью опять начать эту молчаливую безызвестную борьбу, становясь немыми и малоспособными, когда в ход идут убийственные ощущения и чувства.

Что мне делать, если ты находишься у меня под кожей, бежишь по моим венам и артериям, приливаешь к лицу по тонким капиллярам?

Из моего мозга ты медленно распространился по органам, клеткам, которые не могут надышаться осквернённым кислородом, и попал в кровь.

Ты как вирус, штамм, метастазы...

В последнюю секунду я сдерживаюсь от произношения абсолютной истины своего блуждающего сознания, при всём этом не менее банальной и смехотворной.

Подожди, скоро придёт время, и ты узнаешь его.

Если, конечно, не отпустишь или не отступишь.

Обнажённый, я сбросил лишнее, раздражающее меня покрывало.

Обернув вокруг бёдер тонкую, слонового цвета простынь, даже в сумраке я увидел проступающие влажные пятна там, где моё тело соприкасалось с почти невесомой материей.

Ты смотришь на запад, мне прямо в затылок.

От столь пристального, несуществующего сосредоточения твоего прожигающего взгляда мысли становятся ещё более хаотичными, грязными.

Моё существование всё сильней напоминает мемуары, написанные неразборчивым почерком неизвестного автора.

Я забываю свою жизнь вплоть до этих дивных моментов, до этих опасных сюрреалистичных снов, которые забирают с собой моё блёклое чувство действительности того, что происходит.

Всё слиплось так болезненно и грустно: я не вижу, где сон, которого без устали жду, а где голодная явь.

Быстро потянувшись за пачкой сигарет, хвастая перед нами двумя, я зажигаю ядовитую палочку волшебного никотина.

Один вдох, второй – и грудь наполняется ускользающим дымом. И процент смол – восемь десятых – шрапнелью разлетается внутри. Я выпускаю её кольцами или выдыхаю носом, оставляя в воздухе на несколько секунд растворяющиеся полосы.

Нечувствительность, долбанная нечувствительность.

Ничего, совершенно ничего не чувствую.

Сигаретный дым запросто попадает в лёгкие и точно так же, без проблем, без преград выходит. От него остаётся необъяснимый запах в комнате.

Сколько раз я читал о том, что ощущает человек, предаваясь этой роскоши – неважно: толстые ли кубинские сигары, крепкие мужские или тонкие дамские ментоловые сигареты... расслабление, лёгкая дымка и головокружение?

Сколько раз я наблюдал эту картину: свёрток, зажатый между пальцами, и пепел, что небрежно стряхивают в стеклянную пепельницу... расслабление, эйфория, забытьё?

Черти адовы, почему я никогда не чувствовал так?

Ох, я и забыл, у тебя есть на это ответ.

Почему я всегда ощущаю что-то другое?

Лифт. Скольжение стальных канатов мерное и рассчитанное до мельчайших ворсинок времени.

Ты всё-таки уснул.

Сейчас мне тоже хочется отправиться в царство Морфея, ведь я слышу твоё дыхание, слегка утруднённое температурой, нечастые всхлипы и метания по кровати.

Тишина вновь проглотила меня.

Она, как нерушимая пустота, заставляет бежать, укрываться, прятаться, а сама затягивается, будто старый курильщик в экстазе, и нас затягивает.

Я ненавижу её, ненавижу этот пустой сон, который повторяется в моей голове сотни раз, словно кадр внезапно остановленной киноплёнки.

Останови меня!

Цифры вновь мелькают на табло, создавая иллюзию настоящей работы и движения вверх. В душной кабине вновь нечем дышать, и, облокотившись на металлический поручень, я слышу твой, такой же бездушный, металлический голос.

Что со мной случилось? Предсказуемо.

Почему я? Забавно.

Когда всё начало катиться в наш личный ад, разделённый кем-то на двоих?

Смехотворно.

Конец мира близок, и мы погибнем? Это, конечно, мило, но довольно жалко.

Теперь, в этой тесной кабине, я наклоняюсь к тебе.

Поверь, я знаю, что это ты. Более некому делить со мной этот тихий ужас.

Твой аромат щекочет нос, и я провожу ним вдоль твоей шеи.

Почему так невозмутим?

Всегда предвосхищаешь мои действия, но мы ведь можем вдвоём сыграть в поднадоевшую настольную игру, несмотря на осведомлённость о её исходе... когда откроются эти тяжёлые железные створки, когда... а они откроются в момент моей блестяще, или не очень, исполненной роли – я сделаю то, что должен. Ты – король моих кошмаров.

Грубо отталкивая, прижимаешь меня своей твёрдостью к асфальту стены. Проводя пальцами, я совершенно не чувствую дрожи, сотрясающей тебя, лишь мои руки, судорожно пытающиеся попасть под летящий хлопок. Прильнув ко мне всем телом, так, чтобы я чувствовал каждый нужный изгиб, вновь издеваешься надо мной. Твои губы завораживают своей несимметричностью, и, касаясь своей верхней губой, несколько большей, чем нижняя, моего рта, ты наконец-то... дышишь.

Мне становится больно, ты забираешь весь воздух, однако по-другому нельзя. Правда?

Причина номер один. Я убью тебя завтра, мой любимый – потому что «завтра» никогда не наступит, мы вечно замкнуты в опостылевшем «сегодня». Но, как говорится, живи так, словно предсмертный час уже начинает трубить в фанфары, и учись, руководствуясь тем, что тебе отмеряна бесконечность.

В этом падении отныне заключается моя бесконечность.

Почему бы нам не прочувствовать вкус разбитых ладоней, плотность наших тел и неограниченность глупости?

Кто-то скажет, что мы сумасшедшие. Да они не знают, что такое сумасшествие в действительности.

Не будем их слушать. Они несут бред.

Просто запомни, что разрушить меня необходимо до основания, утопающего в пепле, а взамен я сладко завершу твоё существование. Вдохни ртом отголосок моей ярости, поскольку имя мне – Голод.

А ты... Хорошо, своё имя назовёшь позже.

Назойливый скрёб и поскуливание за дверью нарушили мой мучительный сон.

С трудом открыв глаза, приподнимая воспалённые сонной тяжестью веки, я метнул расплывчатый взгляд в открытое окно. Сливочная пена рассвета уже поднялась на топлёном молоке горизонта.

Какое тонкое издевательство.

Прикладывая видимые усилия и подтянувшись к хлипкому креплению односпальной кровати, я сел, отупело глядя в неясное пятно серого пространства перед собой.

Решительный визг Кори на пару с яростной атакой обрушивался на преграду из деревянной запертой между нами двери. Она хотела увидеть своего хозяина и преданного друга, уйти вслед за ним, будучи верной до кончиков ушей, благоговея от каждой команды, которую ей отдавали.

− Корнелия, открыто! − прокричал я, игнорируя непривычно царапающую боль в горле и утреннюю хрипоту.

До моего слуха донёсся протяжный вой, звук острых когтей, что свирепо заскользили по гладко отполированной поверхности. Щелчок дверного замка, и чёрный дог величественной поступью своих длинных лап вновь озарил гостиничный номер каким-то мистическим светом. В глазах моей подруги полыхали такие столь человеческие чувства, как злоба и раздражение.

Разве животное может испытывать подобное?

Но, смерив меня невыносимо мудрым взглядом очей цвета нефильтрованного пива, чуть вопросительно навострив уши, Кори застыла статуей из эбенового дерева. Она блуждала глазами по смятым простыням, разбросанным подушкам, хлопьям пепла, что устилали паркет ковром, и заодно отмечала моё ухудшившееся за эту ночь положение.

Ей открылась картина безумия, свойственного человеку, который потерял всякое желание существовать на дне общества лицемерных заговорщиков.

Не обращая внимания на дивно молчаливую тишину, я запрокинул голову, определяя стену затылком. Недолго медля, Корнелия, как мученик-аскет, посыпающий голову свежим пеплом угасшей жизни, грузно легла в ногах кровати. Она обхватила массивной чёрной лапой одну из железных колонн, без отвращения улёгшись на всю эту гадость.

Город Ангелов? − в мыслях, но отчётливо произнёс я.

Однако голос в моей голове молчал, отвечая только размеренным дыханием сна, раздражавшего мою бессонницу и неестественное нервное возбуждение.

− Город Сладострастия? − прошептал я вслух.

− Город Раскаяния? – спросил я в белый небосвод идеального потолка.

Резко подорвавшись и вообще не заботясь, что лёгкая материя соскользнула с тела, полностью обнажив его, я прошёл через комнату в стремлении найти гостиничный телефон.

− Доброе утро! Чем можем помочь вам? Если не ошибаюсь, двести первый номер, − на другом конце линии дребезжал безликий голос. Мне было трудно определить, кому он принадлежит: мужчине или женщине.

− Да, − отчеканил я без каких-либо волнительных интонаций. Я предельно сдерживался, чтобы не нагрубить и не послать кое-кого. − Закажите билет на рейс «Город Грехов – Город Руин». На сегодня, примерное время где-то около шести часов утра. Внесите в стоимость номера, − кратко проинформировал я, закуривая новую сигарету. Вовремя спохватившись, я затушил её о белую стену. Чёрным по белому.

− Мы сделаем всё, что в наших силах, мистер Русик, − услужливо ответил голос. Правда, я уже не слышал этого.

Мои помыслы были так далеко, вдыхая раскалённый воздух тёплого края и улавливая стрекот насекомых, взбудораженных новым проходимцем, угодившим в тропические джунгли их родины, в Городе Руин.

В такие минуты редкого просветления громкие мысли казались оставленными давно позади, в родном провинциальном городишке.

Я вновь чувствовал себя почти нормальным.

А ведь сбежал оттуда словно вор, с наступлением ночи сверкнув фарами своего первого автомобиля, который вскоре оставил на одной из парковок очередного молла.

Они хотели помочь мне. Даже дядя − точнее, и он тоже − в первую очередь.

Господи, да что с ними стряслось?

Опустив руки, как они могли не понимать, не видеть, быть настолько слепыми со своим бескорыстным услужением, вымощая зелёными банкнотами дорогу в ещё большее пекло, с наивными мыслями и убеждениями в том, что знают больше, лучше и главное – качественнее.

Эй, ты, слышишь меня? Ты виновен в этом!

Ммм...

Продолжительный стон, разрезающий наточенным лезвием твоё ясное утро, испуг и мерзкий холодок, пробегающий по фарфоровой спине, облизывающий каждый позвонок. Так тебе и надо.

Думал, всё будет легко? Нахер. Теперь иди курить, сегодня твоя очередь отравлять нас.

Собрав разбросанные вещи в небольшую сумку, чётким жестом сунув запасную сигарету за ухо, я даже не удосужился прикрыть окно или захлопнуть дверь и спустился в вестибюль гостиницы.

− Билет, − одними губами произнёс я, обращаясь к девушке за стойкой, слегка вздрогнувшей то ли от неожиданности, то ли от ласкового утреннего тембра моего голоса.

− Мистер Русик... извините, нам не удалось заказать билет, тем более... рейса на указанное вами время просто не существует, − вышколенно ответила мне она.

Перестав внимать словам этой потаскушки, что трансформировались в невнятное бормотание и безвкусный шум в моей голове, я резко бросил ей кредитную карточку. Одну из тех, о которых не знал никто, кроме меня и моего друга. Он лично оформил её.

Полезные связи в обществе надо поддерживать в любом случае, но сейчас, в моём состоянии, это было излишне. Всё, что надо, я успел из них выкачать, выдавить, выжать до капли.

Город Грехов нового дня встретил нас своими необозримыми широтами и дурно-пахнущим зноем утреннего солнца.

Сегодня будет тяжёлый денёк.

К вечеру он выжжет на мне ещё большее отвращение и новое разочарование. Об этом я мог поведать каждому встречному, обходившему меня, стараясь ненароком не зацепить. Пустой взгляд, направленный на сто восемьдесят градусов внутрь, без слов рассказывал им обо всём. Потому что внутри меня теперь был ты, просыпающейся или приглаживающий свои длинные смоляные волосы.

Я никогда тебя не видел, никогда отчётливо не слышал, никогда не дотрагивался, никогда не обонял, не защищал, не испытывал, не принуждал, не бил, не держал, не ублажал... но уничтожал.

Моя ладонь привычным жестом прошлась по мягкой шерсти собаки, так преданно шагавшей рядом.

Я был слепцом с живыми глазами, а она – моим поводырём, слегка порыкивающим на тех, кто задерживался на мне заинтересованным взглядом дольше положенного. Моя девочка, Кори.

Среди всех призраков, которых я видел сквозь пелену нашего сознания, я пытался найти тот, к которому стремился уже довольно долгое время. На каждой улице, в каждом переулке, возле каждого дома, в любом районе, в любом мегаполисе...

Высокая фигура с длинными иссиня-чёрными волосами, ты везде преследовал меня, до тех пор, пока мой взгляд произвольно не ускользал из внутреннего чувствования, неожиданно разбуженный резким толчком проходящего мимо человека.

Идёшь по улице. Да отпусти ты его руку! Мне ненавистно его потное ощущение на собственной ладони!

Вырвав её из невидимого захвата невидимых мне чужих пальцев, я брезгливо зашипел. Но, остановившись возле очередного разукрашенного, некогда серого столба, я, будто повинуясь выкрику собственного имени, поднимаю голову и встречаюсь с тёмно-зелёными глазами.

Нет, не ты.

От безысходности у меня возникло непреодолимое желание размозжить свой психопатский мозг, столь чутко реагирующий на его незримое присутствие везде, куда бы я ни пошёл: в любой галактике придуманного людьми мира, в которой я не был.

И вновь карие глаза, тёмные волосы, плавно колышущиеся на искусственном ветру.

Нет, не ты.

Однако ощущения повтора самого зловещего дня в моей жизни с безустанной точностью возобновляются.

Я испытываю эфемерное дрожание интуиции, цвета настолько серого, как мои глаза, чувство вибрации тошноты этого мира в ушах, что стали настолько чувствительными к бесполезным словам равно бесполезных существ.

Причина номер два. Я убью тебя завтра, мой любимый, поскольку мне давно стало трудно разобрать – где преследователь, а где преследуемый. Где цель и где причина, где мишень и где стрелок.

− Дэн, − произнёс он вновь, как всегда

Опубликовано: 2016-01-07 22:53:35
Количество просмотров: 210

Комментарии