Эффект Лазаря

Полагаю, это всё из-за татуировки. В мужчине не было ничего ребяческого – даже простенькое чёрное сердце, вытатуированное на бицепсе – но мне почему-то подумалось, что он человек с душой нараспашку. Иногда я веду себя очень глупо. Ну ладно, не иногда, а почти всегда. Вот поэтому-то я и открыл дверь в этот сомнительного вида бар, находящийся у чёрта на куличках.

Я постоял некоторое время в дверях, пытаясь уловить любой тревожный звук с улицы, но в баре было слишком шумно, чтобы что-то услышать. Я передёрнул плечами. Наверное, он сдался. Я уж точно не мог представить своего босса, ступающим на этот серый линолеум в своих итальянских туфлях – да он помрёт от шока. Я чуть не засмеялся вслух, но потом вспомнил, во что одет сам. Ничего удивительного, что в баре на меня все уставились. Господи! По виду присутствующих можно сказать, что дресс-код тут не отличается строгостью – кто одет в кожу, а кто в джины и футболку, но всё же кожи здесь явно больше. И вот стою я, на пороге, одетый в костюм. Обалдеть!

Я сделал глубокий вдох. Ни за что не уйду отсюда, ни за что не позволю этому ублюдку управлять моей жизнью, ни за что не буду больше слушать его. Тебе нужна моя защита, - говорил он. - Ты слишком слаб, чтобы добиться чего-то без сильной поддержки. И ублюдок имел в виду поддержку весьма определённого свойства.

Оглядев зал и столкнувшись с наполовину удивлёнными и наполовину неприязненными взглядами, я сдвинул брови, пытаясь придать себе более суровый вид. Угу, как же, так у меня и получилось. Для таких, как я – сладкоречивых ванильных мальчиков с красивыми личиками – тут собрался довольно пугающего вида народ. Но я уже был сыт по горло своим имиджем и тем, что он сделал со мной. Я не виноват, что у меня такое мальчишеское лицо, и уж точно не виноват в том, что у меня красивая фигура, так что уступите дорогу, дикари.

Наверное, я посылал довольно сильные флюиды, так как большинство посетителей вернулись к своим первоначальным занятиям: продолжили пить, играть в пул и, конечно же, искать партнёра на ночь – даже те из мужчин, к которым уже были привязаны мальчики – причём не только в переносном смысле. Я не испытывал ни интереса ни любопытства к особенностям поведения местного «племени» по большей части оттого, что был слишком зол, чтобы вообще обращать на что-либо внимание.

Мне нужно было разжигать в себе злость, чтобы не слишком пугаться того, что я натворил – дал отворот поворот своему работодателю и устроил на людях сцену, когда он отказался меня отпускать. Поэтому-то я и зашёл в этот бар настолько решительно, насколько только смог.

- Что будете брать?

- Бурбон. Неразбавленный, пожалуйста.

Бармен приподнял проколотую бровь. Я злобно зыркнул на него – сейчас не самое лучшее время, чтобы сомневаться в моём возрасте.

- Что? Потребуете удостоверение личности? - У меня такая внешность, что это было бы уже не впервой. - Или беспокоитесь, что я заляпаю свой «армани»?

Справа от меня раздался тихий, глубокий смех.

- К нам забрёл вспыльчивый юноша, Димон.

Я резко повернул голову посмотреть на засранца с таким – а я был вынужден это признать – приятно низким баритоном.

- Но достаточно вежливый, - ответил бармен.

Я никак не отреагировал на это, потому что был слишком занят разглядыванием двойника Лазаря, сидящего на расстоянии двух барных стульев от меня. Он был просто идеальным воплощением мужчины, облачённого в кожу: всё – от фуражки до кончиков ботинок – сияло и выглядело достойно, даже его суровое лицо. Его нельзя было назвать красивым – слишком резкие черты лица – но было очевидно, что чувствует он себя в своей шкуре превосходно, и это делало его очень привлекательным, по крайней мере, для меня. Я с лёгкостью умел носить «армани», но не имел ни малейшего понятия, как находиться в своём теле, не желая при этом каждую секунду выпрыгнуть из собственной кожи. Как сейчас. Один взгляд на эти широкие плечи, бугрящиеся мускулы, сильные руки, и я вспомнил, что прячусь тут от другого здоровяка, считающего, что я настолько мелкий, что меня можно носить в своём кармане. Чёрт!

- Мой бурбон? - спросил я у бармена, стараясь не выдать голосом своего нетерпения.

- Вау. А мальчика мучает жажда. Папочкино шампанское не утолило её?

Не надо ему было этого говорить – не сегодня, не в другую ночь, никогда. Я выбросил руку так резко, что мужчина за стойкой всё ещё ухмылялся, когда я схватил его за кожаной галстук, ещё называемый «удавкой», и злобно дёрнул на себя. Он даже не успел выставить вперёд руки и громко клацнул зубами, приложившись подбородком о гладкое дерево.

- Ещё раз упомянешь моего отца, и эта «удавка» оправдает своё название, - злобно прошипел я в миллиметре от его лица. - Понял?

- Да, сэр, - просипел он, и я подумал, не приложить ли его для убедительности ещё раз о стойку, когда мне на плечо легла сильная рука.

- Он выучил урок, мальчик. Отпусти его.

Удивительно, но его мальчик не подействовал на меня, как красная тряпка на быка. В его устах оно звучало по-другому, почти нежно, и мне вдруг захотелось, чтобы он придумал для меня ласковое прозвище. Господи. Я отвернулся, пряча своё смущение, и выпустил бармена. Ладонь осталась лежать на моём плече, тёплая и уютная, как одно из тех одеял, которые дети вечно таскают с собой, чтобы чувствовать себя в безопасности. Я носил с собой повсюду Мистера Медведя, пока отец не оторвал его голову от пушистого маленького тельца.

- Ты в порядке, мальчик?

- Я не мальчик, - возразил я, пытаясь выглядеть злобно, но его тихий смех и взгляд, которым он окинул моё тело, определённо мешали мне в этом.

- Нет, уж точно не мальчик. Придётся мне придумать, как тебя называть.

- Как насчёт моего имени, а?

Он серьёзно кивнул.

- Да, имя подойдёт.

- Валера.

Бармен неожиданно проявил интерес к бутылкам, стоящим на полках за его спиной, и я видел, что двойник Лазаря пытается сдержать смех.

- Знаешь что, - сказал я, сбросив с плеча его руку, - тебе никак не придётся меня называть. На самом деле, тебе даже не придётся со мной разговаривать. Так что окажи себе услугу, и оставь меня, мать твою, в покое.

Кто-то присвистнул, и всё. Бар полностью погрузился в молчание, только песня из музыкального автомата заполняла тишину подобно какой-то совершенно неуместной фонограмме. Я не отрывал взгляда от мужчины перед собой. Я знаю правила жёсткой игры, знаю, что нельзя смотреть в глаза разозлённой собаке, если хочешь избежать драки, особенно если эта собака – вожак своры. И уж точно не тогда, когда тебя окружает вся свора. Но вся беда в том, что у меня проблемы с правилами – они меня бесят.

- Ты мне угрожаешь? - Медовые глаза изучали меня из-под козырька кожаной фуражки, глубокий голос был безучастен. - Или я должен принять это как вызов, Валера?

О, а в конце абсолютно точно не безучастен. Финальная фраза сама была похожа на вызов, моё имя перекатывалось на его языке так, словно он не мог решить, выплюнуть его на пол или проглотить. Ублюдок!

Я нарочито медленно разглядывал его. Не спеша спустился взглядом от его глаз к чёрным усам, чувствительным губам, решительному подбородку, кожаной жилетке – расстёгнутой и обнажающей рельефные мышцы груди и живота – затейливой пряжке ремня, обтянутой кожаными штанами выпуклости в паху, сильным бёдрам, уверенно стоящим на полу ногам, обутым в массивные ботинки. Возвращаясь взглядом к лицу, я удивлённо задержался на руках мужчины. На правой у него был кожаный ремешок с шипами, а левую украшала татуировка в форме сердца. Она была сделана просто: тонкая чёрная линия, вырисовывала большое сердце, а в нём ещё одно чуть поменьше, и ещё одно и ещё, пока все они не заканчивались маленьким пятнышком в центре. Эта тату создавала забавный эффект – словно смотришь в туннель из сердец, в котором не видно конца. Но всё же это было сердце... на руке у такого здоровенного детины. Я поднял взгляд и встретился с прищуром карих глаз, провоцирующих меня на ответ. Учитывая напряжённую атмосферу в баре и очевидную разницу в размере между мной и мужчиной, любой человек с нормальным инстинктом самосохранения рта бы не открыл. Но опять же, я всегда знал, что мой отец был прав, говоря, что я ущербен, хотя он и имел в виду нечто другое.

- Ты забыл подписать под сердцем имя своей мамочки.

Молчание в баре стало тяжёлым, зловещим. Меня это должно бы было напугать, но, полагаю, с мозгами у меня не всё в порядке, потому что, чем страшнее всё становилось, тем сильнее я злился. Может, это запоздалая ответная реакция на издевательства в детстве, я не знаю. Но в окружении всех эти враждебных, одетых в кожу мужчин я просто жаждал драки. А потом громила засмеялся. Этот сукин сын просто стоял и ржал, и остальные негодяи вскоре вторили ему, пока в этом грёбаном баре я не остался единственным человеком с мрачной миной на лице.

- Думаю, я знаю, почему тебя назвали Валерой (сильным) – тебе по силам начать войну даже на молитвенном собрании квакеров.

Теперь уже я сузил глаза, но мужчина улыбался, и посетители бара вернулись к своим делам, всё ещё посмеиваясь или качая головами, словно весь этот эпизод на самом деле их очень развеселил.

- Имя у меня со значением, но я не знаю тебя достаточно хорошо, чтобы делиться им с тобой. - Это прозвучало обиженно, но мне было всё равно – я устал, мне всё надоело, и вообще меня достали люди.

- Это можно исправить, - ответил он, протягивая мне руку. - Дэн.

Я не смог сдержаться, и у меня вырвалось:

- Из Финляндии?

Он засмеялся, его рука обхватила мою тёплым коконом и держала мои пальцы крепко, но в то же время невероятно нежно, словно на мне был приклеен стикер: «Обращаться бережно». Это было мило, до тех пор, пока он не раскрыл своего большого рта.

- Не слишком ли ты юн для того, чтобы быть здесь?

Ненавижу, когда меня считают слишком юным и неспособным понимать определённые вещи и брать на себя определённые обязательства, ненавижу, когда меня не воспринимают всерьёз. Я попытался вытащить руку из его хватки, но его пальцы соскользнули на моё запястье, удерживая меня на месте с такой лёгкостью, как если бы он приковал меня к себе наручниками. Поэтому я решил его уязвить.

- Мне нравится древняя история, ну, знаешь: Чингисхан, Наполеон, искусство BDSM...

Давление на запястье усилилось – я даже подумал, что на руке останется миленькое напоминание об этой ночи в виде синяка – и мужчина потянул меня к себе. В итоге я оказался почти вплотную прижатым к нему.

- Твоему сексуальному ротику, мальчик, следовало бы найти другое применение. - На его губах играла усмешка, но глаза были серьёзными, и от безошибочного обещания в его голосе по моему телу прошла дрожь. Мне не угрожали, нет, мне предлагали что-то, чего я не был уверен, что смогу выдержать. Удивительно, но это меня чрезвычайно взволновало, может быть, потому что кто-то увидел во мне мужчину, с которым можно играть, не делая поблажек.

Я всмотрелся в его глаза, ища малейшую тень насмешки, но нашёл только сильное желание – явное и неподдельное. Не было никаких уловок или задабривающей лжи, к которой я привык от мужчин, притворявшихся, будто они оказывают услугу, желая меня, и становившихся для меня кем-то вроде отца, нахер мне не нужного. Спасибо, хватит с меня таких. Я сделал ещё один шаг вперёд и прильнул к нему, специально вжимаясь пахом в его бедро, чтобы он почувствовал моё возбуждение.

- Предлагаешь свою помощь? - спросил я, вытянув шею, чтобы наши глаза находились на одном уровне.

Вблизи он выглядел ещё больше: такой высокий, что если бы захотел, мог положить подбородок мне на макушку, и такой широкий, что я бы совершенно потерялся в его объятиях, пожелай он обвить меня своими мускулистыми руками. Он этого не сделал.

Просто стоял, сжимая моё запястье и изучая меня, пытаясь, видимо, решить, делаю ли я ему предложение или просто дразню, чтобы он меня отпустил. Сказать по правде, в этот момент я сам не был уверен, чего хотел – запах кожи, запах мужчины, прижатая к низу живота выпуклость, да даже болезненное прикосновение его пальцев довольно сильно замутнили моё сознание.

- Что, если да? - хриплым шёпотом спросил он, шевельнув бёдрами и ещё больше вжимаясь в меня – мяч вернулся на мою сторону площадки.

Я с трудом вздохнул. Боже, это было невероятно приятно, даже несмотря на то, что мы находились в переполненном баре, даже несмотря на то, что на мне костюм, когда все вокруг в коже, даже несмотря на то, что большой, пугающего вида мужчина сжимал мою руку, или именно потому что он её сжимал.

Меня странным образом волновал этот его собственнический жест, новизна всего этого: мужчина, не стыдящийся того, что желает меня – чужака – прямо на виду у своих собратьев. Такое со мной было впервые. Когда домой приходили друзья отца, он всегда запирал меня в комнате. В школе я сидел на заднем ряду рядом с партой, пустующей весь год. Мужчины, с которыми я встречался, платили за моё обучение, покупали мне одежду, одевали в костюмы, чтобы я выглядел и вёл себя так, как по их мнению было прилично.

- Думаешь, я настолько доступен? - Я просто оттягивал время – я растерялся, страх и возбуждение боролись в моём сознании, пока я бесстыдно тёрся о тело мужчины.

Он был сногсшибательным – все эти крепкие мускулы, оказывающие невероятное воздействие, вся эта сдерживаемая энергия, обещающая грубый, потный, дикий и необузданный секс – но мне нельзя было забывать о том, где я находился. Может быть, он какой-нибудь ублюдочный садист. Ну, то что он садист и так очевидно. Но он мог быть из тех психов, что кончают, причиняя вред другим, настоящий вред, такой, после которого попадают в реанимацию. С меня хватит неотложек.

- Нет, - ответил он, чуть склонившись и проведя носом по коже за моим ухом. - Ты далеко не доступен, но именно это мне и нравится. Люблю заслуживать свою награду.

- Значит, я буду твоей наградой? - спросил я подозрительно охрипшим голосом. - Предположим, я...

Он поднял голову, отрываясь от моей шеи, и посмотрел мне прямо в глаза.

- Если пойдёшь со мной, твоей наградой будет подчинение. - Он внимательно изучал моё лицо, в то время, как я изо всех сил пытался подавить вихрь охвативших меня эмоций, вызванный этим словом. - И наслаждение.

Я сглотнул. Это было самое сексуальное предложение, которое кто-либо когда-либо мне делал. И самое пугающее.

- Я не очень хорош в подчинении, - сказал я, скрывая свой страх за нервным смешком.

Его глаза ни на секунду не оторвались от меня, голос остался спокойным и серьёзным.

- Это потому что тебя всегда к этому принуждали.

Он положил свободную руку на мою поясницу, словно подумал, что меня нужно немного успокоить, но я никогда не любил, когда меня считали слабым, поэтому толкнул его в монолитную грудь, отстраняясь.

- А ты не будешь, - я даже не стал замарачиваться вопросительной интонацией. - Ты сможешь добиться моего подчинения, не принуждая меня.

Затем я просто фыркнул и отвернулся, чтобы уйти. С меня достаточно игр во власть на сегодня – а если уж быть точнее – навсегда. Но его пальцы не отпустили моего запястья, и мне пришлось смотреть на него поверх моста из наших вытянутых рук. И Боже, это меня взбесило. Моя ладонь сжалась в кулак, всё тело напряглось, готовое к драке, к тому, чтобы причинить столько вреда, сколько только смогу. Посмотрим, будет ли он считать меня слабым, когда я вырублю его. Я начал заводить свободную руку назад, когда он посмотрел мне в глаза и сказал:

- Я бы никогда не взял того, чего бы ты не предложил мне по собственной воле.

И отпустил меня. Просто разжал пальцы, уронив мою руку, словно она была ненужным хламом, поднятым им по ошибке. И именно так я себя и ощущал – отвергнутым и ни на что негодным. Опять. Он прошёл мимо меня, не сказав больше ни слова, и несмотря на громкую музыку я слышал его шаги, гул разговоров, звяканье ударяющихся о дерево бокалов. Я застыл на месте и слушал, как он идёт к двери, и просто ждал, считал, заставлял себя смотреть только перед собой. Я даже не знал его, но всегда тяжело переносил, когда меня оставляли позади, хоть и практики у меня в этом было хоть отбавляй.

Думаю, первый раз был жизненно определяющим. Мой отец был так заботлив, что прежде чем вышвырнуть меня на улицу, довёз до окраины. И каждый последующий мужчина в моей жизни был в такой же степени участлив, тщательно собирая мои вещи, прежде чем выставить их за дверь, переставая платить за мою квартиру, предупредив её владельца об этом за месяц, меняя номер мобильного, когда только так я мог с ним связаться, или – и это был самый шикарный случай – оплачивая путёвку на двоих, которой я наслаждался, пока он переезжал в другой город. Видимо, я был до того отстойным, что им было стыдно об этом говорить мне в лицо.

А теперь мне с сочувствием в усталых глазах подал напиток бармен. Чёрт. Мне хотелось что-нибудь разбить, но бокал передо мной был слишком маленьким и слишком дешёвым, как и я сам. Так что я сжал зубы, кинул банкноту на стойку и повернулся, чтобы уйти из этого чёртова места с высоко поднятой головой. Я уходил, точно зная, что как только дойду до дома – устрою там погром, вымещая свою злость на неодушевлённых предметах.

Дверь за спиной захлопнулась, и меня оглушила тишина ночи, лишённая барного шума. Улица была пустынна, и я чертыхнулся, ругая себя за то, что оставил мобильный дома. Так как я балбес, то никак не ожидал, что благотворительный концерт выльется во что-то опасное. Хорошо хоть я весь в чёрном, правда с пейзажем всё равно не сливаюсь. Мой босс позаботился о том, чтобы я надел на этот вечер смокинг, ведь я являлся представителем нашей компании, а затем бы он позаботился о том, чтобы я его снял – как и всё остальное – после концерта. Засранец сделал своё предложение, озвучив его так, будто облагодетельствовал меня этим повышением, которое, по его мнению, я до смерти хотел заполучить – было совершенно очевидно, что мне нужна его помощь. Вот тогда-то я и устроил некрасивую сцену: прямо посреди концертного холла, в окружении всех этих нарядно разодетых людей, старающихся не пялиться на нас.

Мы обменялись несколькими, тщательно подобранными, довольно невежливыми словами. И когда это не привело к должному пониманию, я просто вырвал руку из его болезненно вцепившихся в моё запястье пальцев и ушёл. Верьте или нет, он последовал за мной – наверное, потому, что в его голове не укладывалось, как его мог отвергнуть кто-то, подобный мне. Я избавился от преследования, только завернув за угол и найдя эту неприметную дверь, захлопнувшуюся секунду назад за моей спиной. Да уж. Кажется, этим вечером мне светят только закрывающиеся двери.

Я начал идти по направлению к своему дому. События дня вымотали меня, и злость медленно отступала. Я замёрз, был голоден и немного напуган. Может, я и доберусь до дома в целости и сохранности, но кто сказал, что в понедельник у меня всё ещё будет работа? С моего босса станется сделать так, чтобы я воо