Спектр синих глаз. Эпилог

«В ту ночь мы сошли друг от друга с ума,
Светила нам только зловещая тьма,
Своё бормотали арыки,
И Азией пахли гвоздики.

И мы проходили сквозь город чужой,
Сквозь дымную песнь и полуночный зной,—
Одни под созвездием Змея,
Взглянуть друг на друга не смея.

То мог быть Стамбул или даже Багдад,
Но, увы! не Варшава, не Ленинград,
И горькое это несходство
Душило, как воздух сиротства.

И чудилось: рядом шагают века,
И в бубен незримая била рука,
И звуки, как тайные знаки,
Пред нами кружились во мраке.

Мы были с тобою в таинственной мгле,
Как будто бы шли по ничейной земле,
Но месяц алмазной фелукой
Вдруг выплыл над встречей-разлукой...

И если вернётся та ночь и к тебе
В твоей для меня непонятной судьбе,
Ты знай, что приснилась кому-то
Священная эта минута.»

Анна Ахматова

Тина:

Год проходит за годом, а он всё ждёт, что я буду ждать его, и, к тому же, ему ни разу не пришло в голову побороться за меня. Я не сержусь ; просто разочарована. Знаю, Валера заботиться обо мне, но я не настолько глупа. Прошлым летом он просто пытался заполнить пустоту в своей жизни и для этого использовал меня. Это – то, чего я ожидала, так всегда было между нами, но я не могу больше ждать. Аккуратненько завернув свою любовь к Валере в симпатичную бумагу, упаковываю её в коробочку и прячу в самый дальний уголок моего сердца. Только так я могу справиться со всем этим, только так я не чувствую боли. Я просто чувствую, как всё проходит мимо меня, как жизнь проходит мимо. Я больше не могу так жить, замороженная, будто ничто не движется, жить, ожидая, что когда-нибудь Валерка, наконец-то, определится, хочет он меня или нет.

У Розы и Исмаэля родилась очень красивая девочка с ямочками на щеках и с пушистыми золотистыми волосами, и она назвала дочку в честь нашей с братом мамы - Ларисой. Дима уволился сразу после Хэллоуина. Он вместе со своей подружкой Бьянкой переехал в Москву к своему брату. Папа пытается взять на себя все дела с обслуживанием клиентов. Перед началом очередного летнего сезона в моей голове всплывают строки Анны Ахматовой:

«Ты письмо моё, милый, не комкай.
До конца его, друг, прочти.
Надоело мне быть незнакомкой,
Быть чужой на твоём пути.

Не гляди так, не хмурься гневно.
Я любимая, я твоя.
Не пастушка, не королевна
И уже не монашенка я -

В этом сером, будничном платье,
На стоптанных каблуках...
Но, как прежде, жгуче объятье,
Тот же страх в огромных глазах.

Ты письмо моё, милый, не комкай,
Не плачь о заветной лжи,
Ты его в твоей бедной котомке
На самое дно положи.»

Я замечаю Валеру, стоящего возле своего автомобиля, припаркованного на стоянке возле дома. Его волосы аккуратно подстрижены вокруг ушей и шеи, а руки засунуты в карманы. Валерка улыбается, краешек его губ ползёт вверх, и я изо всех сил стараюсь не улыбнуться в ответ. Я имею в виду, что всем сердцем борюсь с мышцами моих щёк.

Но моё сердце тоже предаёт меня. Оно сдаётся. Мои губы дёргаются, и Валера не может не заметить этого. Он смеётся и притягивает меня к своей груди, а я оборачиваю свои руки вокруг его талии.

– Я скучал по тебе, – шепчет он мне на ухо и целует в губы.

Поцелуй мягкий, нерешительный, словно он пробует почву, проверяя, буду ли я кусаться в ответ.

– Я всё ещё зла на тебя.

Я стараюсь бросить на него сердитый взгляд, но выходит лишь наполовину. Я веду его в дом, и он следует за мной. Пока мы поднимаемся по лестнице, его рука касается моих бёдер, и я позволяю улыбке расползтись по моему лицу, пока он не видит этого.

– Я знаю. Мы должны быть вместе. Мы – половинки, ну ты понимаешь, дополняющие цвета. Как красный и зелёный. Честно, я не знаю, почему это так, но это так. Ты– арахисовое масло для моего желе. Ты – веснушка на моей рыжей коже. Ты ; моя судьба, Тина.

Я смеюсь и наклоняюсь, чтобы поцеловать его, потому что его слова так приятны и так правдивы, и это – всё то же, что чувствую и я. Он тянет меня на себя, и я осёдлываю его колени, и сердце бешено бьётся в груди.

Несильно Валерка давит на мою голову, заставляя наклонится и притягивая мои губы к своим, его язык прокладывает дорожку ко мне в рот, его руки ласкают спину и волосы. Я не могу контролировать свои бёдра и трусь об него, в ответ он стонет мне в рот. Мне необходим воздух, я прерываю поцелуй, вздыхаю и слышу его тяжёлое дыхание. Его пальцы сжимают мои бёдра, а я опираюсь на его плечи. Мне требуется вся моя сила воли, чтобы не начать снимать с него одежду. Мы впервые так близки, после его возвращения, и это – всего лишь поцелуй, но ощущения совсем другие и очень интенсивные.

Валера проводит руками по моим бёдрам, касаясь моей обнажённой кожи. Он запускает руки под мою футболку, нежно проводя пальцами по спине, вызывая мурашки на моей коже. Я кладу голову ему на грудь, ощущая его дыхание. Его ласки постепенно замедляются, и я успокаиваюсь. В комнате так тихо, что я могу слышать биение его сердца, чувствовать, как поднимается и опускается его грудь, как его пальцы медленно выводят узоры на моей спине...

– И ты должна делать это каждый год? – спрашивает Валерка, двигая щёткой по дну лодки.

Мы вытащили отцовскую лодку из воды и сейчас пытаемся удалить огромное количество известкового налёта, который накопился за год.

– Да, от извести дно лодки грубеет, и приходится тратить больше газа, чтобы разогнаться до нужной скорости.

Я не могу отвести взгляд от движения мышц на его загорелых руках и плечах. Маленькая капелька пота скатывается по его спине, и я облизываю губу. Я люблю наблюдать за ним, когда он думает, что я не смотрю.

Я, по-прежнему, работаю, и уже очень много моих фотографий опубликовали, но в моей профессии очень большая конкуренция. Практически все деньги, что я зарабатываю, снимая для журналов, я кладу на банковский счёт с хорошей ставкой и, таким образом, зарабатываю проценты. Да, я знаю о процентных ставках. У меня даже есть полис страхования жизни. Мы с Валеркой сразу договорились, что будем оплачивать счета пополам, и, должна признаться, это очень приятно, что теперь больше не надо волноваться об арендной плате. На прошлой неделе он купил новый автомобиль, и я, практически, рыдала, когда ему пришлось избавиться от своего старенького серебристого BMW. Он купил седан. Семейный автомобиль.

Он помогает отцу с ремонтом и смог уговорить его нанять ещё людей для обслуживания клиентов. После окончания универа Лиля делает значительные успехи в офисной работе. Валере легко даётся управление пристанью. Он много работает, как будто желает осуществить какую-то свою цель или старается изо всех сил доказать мне, что он сможет справиться.

– Твой отец, скорей всего, нанял бы Блиновых, чтобы они сделали всё сами, и тебе бы не пришлось пачкать свои симпатичные ручки грязной работой, – дразню я.

Валерка поднимает глаза. Ему не нравится, когда я дразню его белоручкой.

– Ох, да ладно тебе. Я, всего лишь, пошутила.

Я подползаю к нему и целую его в плечо, и вижу, как его лицо смягчается. После я возвращаюсь к чистке извести, водя щёткой по загрубевшим минералам, постепенно очищая стекловолокно. Тёплые лучи солнца пропитывают мою кожу, и я поднимаю свою футболку, стирая пот со лба. Руки Валеры продолжают упорно счищать налёт, и его бедро ударяется о меня. Локтем я легонько толкаю его в бок, и он целует меня в щёку.

– Сегодня утром я разговаривал с отцом. Он купил трейлер. И этим летом приедет сюда, – произносит он. – Он приедет на мой день рождения.

Я выпрямляю спину и замираю, мысль, словно ураган, врывается в мой мозг.

– Ты будешь здесь на свой день рождения! – слова слетают с моих губ.

И Валерка улыбается.

Я отбрасываю тряпку в сторону и прыгаю на него. Ногами я обхватываю его талию, а руками – шею, падая на него сверху и оставляя на его губах страстный поцелуй. Сначала он немного удивлён, и чуть подаётся назад, но лишь для того, чтобы принять более удобную позу, Слава тебе, Господи. Он целует меня в ответ, его губы напористы, и он прижимает меня ближе к себе.

– Чем заслужил такое? – бормочет он, нежно потираясь своим носом о мой.

– Я просто вспомнила. Ты никуда не уедешь.

Щекой я прижимаюсь к его лицу. И это лучше всего на свете – чувствовать его тепло на своей коже. Словно, когда наша кожа нагреется, мы сможем сплавиться в одно целое. Словно зефир и шоколад.

Доктор Русик приезжает за день до дня рождения Валеры. Он паркует свой трейлер в палаточном лагере, и я очень рада, что он не остановился у нас. Не то, чтобы мне не нравился доктор Русик, просто у нас с Валерой совсем недавно начались серьёзные, полноценные отношения. Только три месяца прошло с тех пор, как мы с Валеркой стали жить вместе. И мне всё ещё кажется, что всё это – не по-настоящему, и когда-нибудь я проснусь. Я живу с Валерой. Он постоянно рядом со мной. Бывают такие моменты, когда мы очень поздно ложимся спать, и тогда в пять утра нас будит противное мяуканье нашего котёнка, который хочет есть. Валера всегда встаёт и кормит его, позволяя мне оставаться в постели. Когда он возвращается ко мне, я оборачиваюсь вокруг него, позволяя его рукам гулять под моей ночнушкой, и мы наслаждаемся друг другом. Занимаемся любовью, принимаем вместе душ, ходим по дому в одних трусах, и это так уютно.

Иногда я задаюсь вопросом, скучает ли Валера по дому, по своему бывшему дому. Он кажется счастливым, но я помню те эмоции и вибрации, которые исходили от него раньше. Он – городской, привыкший к ярким краскам и высотным домам, где жизнь кипит и днём, и ночью, а тут он – не в своей тарелке. Я спрашиваю у своего брата, как он и Роза сделали это, как они смогли подстроиться друг под друга, как они поняли, что у них всё получится, и он даёт мне простой ответ, единственный, который имеет хоть какой-то смысл.

– Тина, хоть на минуту, перестань думать, сможешь? Перестань думать о любви и просто люби. Поверь, это просто. Боже, ты словно сама себе прокурор. Возможно, тебе следует пойти учиться в юридическую школу.

– С каких пор думать стало преступлением? – спрашиваю я.

– Когда это делается для самоуничтожения, – отвечает он с сарказмом.

– Хорошо, я поняла тебя. Просто я боюсь, Исмаэль. Я не хочу всё испортить, – тихо произношу я.

– Ты уже ни один раз всё портила, тысячу раз. Вы оба. Просто отпусти.

И эти слова заставляют кровь в моих венах течь быстрей, словно эти два слова ; недостающие элементы в различных неорганизованных связях. Я чувствую, как это происходит: элементы соединяются, восстанавливаясь в правильную цепочку, щелчок, и вот оно ; прозрение. Как бы вы это не назвали, но я чувствую, как волосы на моём затылке встают дыбом.

Просто отпустить.

На день рождения Валеры мы едем в Сочи, и доктор Русик, практически, заставляет меня называть его папой, и задаёт тысячу вопросов о фотографии. Мы пьём вино и заказываем стейк. Всё это время Валерка сидит, облокотившись на стол, прижав палец к губам, и наблюдает за нашим разговором, и его глаза блестят. Мой любимый скучает по своему отцу.

Той же ночью, когда я заползаю в нашу постель, Валера тянет меня на себя. Я провожу дорожку поцелуев по его подбородку, ниже по ключице к плечу, он своими руками теребит края моей хлопковой рубашки, пытаясь снять её с меня.

– Я хочу сказать, что приготовила тебе подарок, но нужно подождать ещё парочку недель, – произношу я.

Валера непонимающе смотрит на меня.

– На месте, где стояли качели, мы собираемся построить баскетбольную площадку. И тебе придётся научить меня забивать мяч в корзину, или как там это называется.

– Серьёзно? Это, действительно, очень круто! – говорит он.

И я улыбаюсь. Я знаю, что ему понравится этот подарок.

– Значит, ты хочешь стать баскетболисткой?

– Ну да, почему бы и нет? Мы можем играть один на один, или как там, – Валерка улыбается, и я щёлкаю его по носу. – Разве это не так называется?

– Да, так, но мне кажется, ты не понимаешь, против кого собираешься играть. Я ; мастер, – он приподнимает брови.

И я не могу сдержаться и целую его губы, растянутые в наглой улыбке.

– Я думаю, что при небольшой практике, я могла бы бороться с тобой на равных.

Конечно, я преувеличиваю. Мне приходилось несколько раз играть в старой школе, но все игроки были так же ужасны, как и я.

– Я принимаю вызов, красавица, – произносит он, проводя пальцем по моему лицу.

– Ну, я хотела, чтобы у тебя здесь было своё место. И я решила, что это подойдёт, – говорю я, целуя его в нос.

– Тина, ты ; моё место, – выдыхает он мне в шею, и моя кожа покрывается мурашками.

– Я? – шёпотом переспрашиваю я.

– Конечно, никогда не сомневайся, – немедленно звучит его ответ.

– Ты скучаешь по Санкт-Петербургу? – спрашиваю я, пока его пальцы скользят по моему позвоночнику, вырисовывая разные узоры.

И я знаю ответ ещё раньше, чем слова слетают с его губ.

– Да, но это – ничто по сравнению с жизнью без тебя. То, что я чувствую сейчас к Санкт-Петербургу, похоже на обыкновенный порез, или укус, оно чешется время от времени, но проходит. И уже даже не нужен бинт.

На его губах появляется едва заметная, но, всё же, печальная улыбка.

– Что тебе не хватает больше всего?

Мой голос тих, пока я пальцем провожу линию по его обнажённой груди. Его кожа всё ещё влажная после душа, и пахнет мылом.

Он глубоко вздыхает, словно не хочет продолжать эту тему, но я кладу голову на руку и смотрю на него, ожидая ответа.

– Не знаю, я не могу назвать какую-то одну, конкретную вещь. Но это не имеет значения. Мне нравится там, где я сейчас.

Его сильные руки прижимают меня к его крепкому телу, и я почти забываю, что пыталась быть стойкой.

– Ты же знаешь, что порез о бумагу очень сильно болит, – я не оставляю попыток, и он вздыхает. – И не всегда удаётся остановить кровотечение.

– Именно поэтому я и не говорил тебе, что собираюсь переезжать сюда.

Я прекрасно понимаю, что он имеет в виду, поэтому прекращаю спор, целуя его губы, греясь в тепле той жертвы, которую он принёс, полностью наслаждаюсь её лучами. Но, всё равно, в то время, пока я лежу, наслаждаясь его крепкими объятьями, чувствуя дыхание Валеры на своей коже, я не перестаю думать, и чувство вины заполняет меня. Ведь мне ничем не пришлось жертвовать. Понимаю, что я не несу ответственности за выбор Валеры, но в этом-то всё и дело, ему пришлось делать этот выбор без меня. И что это значит? Неужели такой Валерка видит меня, нежелающей идти на компромисс? Почему он думает, что единственный способ нам быть вместе ; это его решение переехать сюда? Честно говоря, меня немного будоражит перспектива жизни в Санкт-Петербурге. Мне нравится тёплый климат юга России, но я готова к переменам. Я могла бы переехать в Санкт-Петербург, и при этом даже не чувствовала бы, что приношу себя в жертву.

К выходным мой брат вместе с семьёй приезжает на пристань, и мы, как всегда, идём в бухту. Отцовская лодка уже устарела, и Исмаэль вовсю обсуждает покупку новой. Доктор Русик, то есть, я хотела сказать, папа, не стал брать лодку, так как приехал сюда на трейлере. Лодка отца слишком мала для собак, ящиков с вином и для всех нас, поэтому мы с Валеркой берём гидроцикл, и он без споров отдаёт мне управление, а сам при этом постоянно целует меня в шею и играет с бретельками моего купальника.

– Послушай, капитан Отвлечение, как ты думаешь, можешь ли ты свести свои приставания к минимуму, пока мы не приехали? – бурчу я, оглядываясь через плечо.

Не спеша, я скольжу по воде за старой отцовской лодкой, следуя к семейной бухте. Но, кажется, что мои слова только больше раздразнили Валеру. Его руки движутся по моим бёдрам, очень близко к заветному месту, и пальцами он старается незаметно протиснуться под эластичный материал моих трусиков, но я не могу позволить ему сделать это. И он прекрасно это понимает.

– Я сброшу тебя с гидроцикла, – я стараюсь говорить как можно более угрожающе, но не могу контролировать своё дыхание.

– Хм, я не думаю, что ты действительно хочешь, чтобы я остановился, – шепчет Валерка мне на ухо.

У меня вырывается стон, потому что теперь его пальцы трутся о то самое место, и я не могу найти в себе силы противостоять ему.

Потом он целует мою шею, руки и спрыгивает с гидроцикла, кода до бухты остаётся несколько метров. Я прыгаю за ним, и это такое облегчение оказаться в холодной воде, после того как провела под палящим солнцем несколько часов. Мы тащим гидроцикл к берегу, и Исмаэль ставит его на один якорь с лодкой. Я слежу за своей племянницей, Ларисой, пока остальные устанавливают навес и перетаскивают стулья и ящики с лодки на берег.

Как только мы заканчиваем все приготовления, оправляемся кататься: кто на лодке, кто на лыжах, а я с Ларой – на камере, и Исмаэль тянет нас очень медленно. Роза сидит на скамейке, и, хоть её глаза скрыты за тёмными очками, по поднятым вверх бровям понятно, что она очень переживает.

– Почему ты тащимся, как черепаха? – спрашивает Лара, смотря на меня снизу вверх, своими большими голубыми глазами из-под влажной белокурой челки.

Я целую её в нос.

– Потому что твой папа ; неженка, – произношу я, и её смех звучит, словно перезвон колокольчиков. – Покажи ему палец вверх, вот так.

Я показываю ей движение, и она повторяет за мной, её крошечный палец взлетает вверх, и Роза качает головой. Но я могу видеть усмешку Исмаэля, и он нажимает педаль газа, и мы ускоряемся. Роза резко поворачивает голову, и я уверена, что она ворчит на Исмаэля, но он лишь пожимает плечами. Ветер треплет волосы, Лара кричит, подпрыгивая на камере, наслаждаясь поездкой по воде.

Мы быстро устанавливаем навес, накрываем свои вещи непромокаемым брезентом и раскладываем тяжёлые камни по краям, чтобы удержать его, часть сумок прячем в лодку, чтобы увезти к себе на пристань. Валерка и я берём гидроцикл и плывём по мелководью вверх по реке между высоких холмов.

Ночь ; великолепная, тёплая и ясная. Я бросаю взгляд в воду, замечая много мелких водоворотов, отчего у меня самой кружится голова. Луна совсем низко, и по форме она напоминает улыбку Чеширского кота, и я крепче обнимаю талию Валеры и целую его обнажённое плечо.

– Правь в ту бухту, – говорю я.

Валерка оглядывается через плечо, улыбаясь. Я не могу сопротивляться его улыбке, потому что он прекрасно понимает, что я имею в виду, и, как ни странно, это меня нисколько не смущает. Я слегка кусаю его за бицепс, и он смеётся, выключает гидроцикл, и мы тащим его к берегу. В бухте темно, но прежде, чем я успеваю об этом подумать, и даже снять спасательный жилет, губы Валеры уже страстно целуют мои.

Шорох, шуршание, щелчки, и жилеты сняты. После настаёт черёд наших купальных костюмов. Его руки – везде, мои губы оставляют дорожку поцелуев на его колючей челюсти, и он опускает меня на землю.

– Подожди, – на выдохе произношу я, мысли, что сейчас появились в моей голове, заставляют меня взволноваться. – Не ложись на землю.

– Почему? – смеётся Валерка.

И до меня доходит, как смешно это звучит.

– Это будет похоже на то, словно ты занимаешься сексом с наждачной бумагой, – пытаюсь я объяснить, но Валера лишь продолжает улыбаться.

– Хорошо, я постараюсь быть очень осторожным, чтобы на тебя не попал песок.

Он ложится на землю и тянет меня на себя, мои бёдра оказываются по обе стороны от его ног, ещё мгновенье и он ; во мне. Я начинаю двигаться, наши тела покрываются потом, и песок ; везде, я чувствую его повсюду. Валера прижимает меня к себе, я целую его в шею, чувствуя запах пота и крема для загара. Я провожу рукой по своим губам, и теперь песок попадает мне в рот, и я никак не могу от него избавиться.

– Постой, мне песок попал в рот, – произношу я, и слышу стон Валеры.

Я сползаю с него, поднимаясь, всё ещё пытаясь избавиться от этого противного чувства во рту, потом смотрю на Валерку: он лежит голый, и я не могу удержаться от смеха. Валера хватает меня и тащит в воду, и мы смываем друг с друга песок. Не переставая ласкаться, целоваться и обниматься, Валерка тащит меня на мелководье, и мы продолжаем то, что начали на берегу, и нам больше не нужно волноваться о песке, или о том, чтобы не шуметь, так как здесь никого нет, и нас не видно в темноте.

Насладившись друг другом, мы ложимся на берег, оставляя ноги в воде, Валерка кладёт голову мне на грудь и втирает песок в мою кожу.

И я чувствую, как его челюсть двигается на моей груди, а рука по бедру. Его пальцы словно боготворят моё тело и поклоняются ему, и я закатываю глаза, наслаждаясь движением его нежных рук на моей коже. Руками я провожу по его волосам, опускаясь ниже, очерчивая линию его уха и челюсти.

Он выводит круги вокруг моего пупка, после проводит по боку, добираясь до груди, и его пальцы – словно пёрышки, и я извиваюсь, так как мне немного щекотно.

– Твоё сердце бьётся быстрее, когда я делаю так, – говорит он и проводит рукой по моей груди, а потом снова.

И я ловлю губами воздух.

– Медленно – говорит он, легонько касаясь моего живота и снова возвращает руку на грудь, сжимая её сильнее, и захватывая в плен сосок. – А теперь снова быстро.

– Моё сердце всегда было на твоей стороне, ты же знаешь. Даже, когда мой разум искал какие-то оправдания и сомневался в правильности действий, и когда я делала всё не так, моё сердце, всё равно, всегда было в твоих руках, ну, или как там говорится, – произношу я.

Потому что вижу, что Валерка смотрит на меня, будто я сошла с ума.

– Я думаю, что твоё и моё сердце всё это время были в сговоре, – говорит он, касаясь губами моей груди.

Он ложится на меня сверху, поудобней устраиваясь между моих ног, и мы – снова вместе, наши сердца бьются в унисон, словно один удивительный звук...

Сжала руки под тёмной вуалью...
«Отчего ты сегодня бледна?»
— Оттого что я терпкой печалью
Напоила его допьяна.

Как забуду? Он вышел, шатаясь,
Искривился мучительно рот...
Я сбежала, перил не касаясь,
Я сбежала за ним до ворот.

Задыхаясь, я крикнула: «Шутка
Все, что было. Уйдёшь, я умру».
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: «Не стой на ветру».

Анна Ахматова

Проснувшись утром, уже осенним днём, я переворачиваюсь на бок, и чувствую холодные простыни. Я провожу рукой вдоль хлопка в поисках любимого тела, но я прекрасно понимаю, что он уже поднялся. Протирая глаза, я осматриваюсь и вижу его. Он всё ещё одет в пижаму, а на лице у него – огромная улыбка, и он стоит в дверях, держа в руках поднос с кофе и вазочкой мороженого.

– О, Боже, ты принёс мне мороженое на завтрак. В постель. Наверное, я стала очень похожа на обжору, – произношу я.

И он смеётся.

– С Днём Рождения, Тина.

Он произносит поздравление, протягивая мне кофе сначала, я скрещиваю ноги и делаю пару глотков любимого напитка. Он садится рядом со мной, и я бросаю взгляд на мороженое.

Моё сердце бешено стучит, я ставлю чашку с кофе на тумбочку, и он протягивает мне мороженое. Я сначала даю попробовать ему, чтобы посмотреть, будет ли он колебаться. Он прищуривается и наклоняет голову на бок, словно он смущён. Валерка улыбается и целует меня в щёку, а затем, расслабившись, откидывается на кровать. Я доедаю мороженое и чувствую себя восхитительно.

Валерка смеётся, легонько шлёпая меня по руке. Я возвращаю чашку на тумбочку и слегка пихаю его в ответ, но он хватает меня за лодыжку и начинает щекотать, и я смеюсь так сильно, что слёзы выступают на глазах, пока я пытаюсь освободить свою ногу.

Валера тянет меня к себе, переворачиваясь и нависая надо мной. Я хватаю его за рубашку, тяну на себя и набрасываюсь на его рот. Он облизывает мои губы, руками теребя пояс моих хлопковых шорт. Он боготворит меня, оставляя сладкие поцелуи на моём теле, чередуя их с нежными ласками, и это будит бабочек в моём животе...

Я сажусь на диван в гостиной, ожидая, когда Валерка, наконец-то, закончит наряжаться, и замечаю маленькую чёрную коробочку, лежащую на обеденном столе.

Я сижу там и ошеломлённо пялюсь на коробочку, когда Валера выходит из ванный, одетый в одну из своих футболок-поло и брюки. Я не могу даже посмотреть на него, один его взгляд на моё лицо, и он всё поймёт. Но дальнейшие его действия меня удивляют, он не спеша берёт коробочку, как будто нет ничего особенно в том, что он собирается сделать мне предложение, и, как ни в чём не бывало, садится рядом со мной.

– Итак, я хочу подарить тебе подарок, прежде чем мы пойдём ужинать.

Моё сердце бешено стучит. Боже мой, это на самом деле происходит.

– Хорошо, ; только и могу произнести я.

Он целует мою щёку и протягивает коробочку, чтобы я взяла её. Крышка закрыта и плотно прилегает к коробке, и я поднимаю её со скрипом.

Я смотрю. Я в замешательстве... Я наклоняю голову и прищуриваюсь, потому что я не понимаю, что за фигня перед моими глазами.

– Это – карта памяти, – говорит Валерка, вытягивая маленький чёрный прямоугольник из коробки. – Это – дополнение к другому моему подарку.

Он выходит из комнаты, и моё сердце сжимается. Я не могу не чувствовать себя разочарованной. Чёрт возьми, я думала, что получу кольцо. Валера возвращается с другой коробкой, она намного больше, и я быстро распаковываю её, обнаруживая там фотоаппарат. Это – Никон, цифровой.

– Не понимаю, – говорю я Валере, и он берёт коробку из моих рук.

– Это ; цифровой фотоаппарат, – объясняет он.

А моё сердце замирает, и у меня нет сил, объяснить, что это – не то, что я не понимаю. Я знаю, что раньше меня совершенно не волновали все эти кольца, но теперь, когда мы подошли к этому моменту, и я не получила кольцо, я опустошена. У нас не так много времени, понимаете? Не так много, если я хочу иметь детей без каких либо научно-фантастических экспериментов с иглами.

И мне казалось, момент пришёл. Я думала, что наше время настало.

– Замечательно, – произношу я.

И он засовывает карту в гнездо и ставит батарейку на место.

– Батарейку надо будет время от времени заряжать, и всё, – говорит он, смотрит в объектив и фотографирует меня.

Я поднимаю голову и закатываю глаза, но он лишь смеётся, продолжая щёлкать затвором. Щелчок еле слышен, только тихий звуковой сигнал, оповещающий, что кадр сделан, но мне очень трудно улыбнуться хоть раз.

– И ты сможешь посмотреть фотографии сразу после того, как сфотографировала, и можешь удалить те, которые тебе не понравились, и сохранить те, что нравятся, – говорит он, прокручивая картинки. – Ох, вот эту точно нужно сохранить.

Он протягивает мне фотоаппарат, и я смотрю на маленький экран, где изображена небольшая чёрная коробочка, в которой лежит кольцо с большим квадратным бриллиантом, а тонкий обруч украшен десятками мелких драгоценных камней. Я щурюсь непонимающе, я думаю, что это фото, должно быть, заводское. Ну, как, знаете, когда вы, допустим, покупаете рамку для фотографий. Когда я смотрю на Валеру, то вижу его стоящим передо мной на одном колене и держащим в руке кольцо с тем же квадратным алмазом, окружённым десятками крошечных камней, на тонком ободке. И теперь всё обретает смысл. Я смотрю ему в глаза, и он подмигивает мне. Он подмигивает.

Я – в полном шоке, моё тело замерло, и я не знаю, что делать. Я не могу дышать, никак не могу поверить, что Валерка разыграл меня. Он сделал всё это специально. Он знал, что я ждала, и заставил меня целый день мучиться. Какая он, всё-таки, зараза! Так, что же делать? То, что я всегда делаю, когда Валера ведёт себя, как последний засранец.

Я бью его в живот.

У меня не получается нанести сильный удар, потому что это трудно сделать, когда ты сидишь, но этого достаточно, чтобы показать ему, что я имею в виду; он смеётся, и его голова падает на мои колени.

– Ты знал, что я ждала этого целый день, так ведь?

Я поднимаюсь, а он всё ещё стоит на одном колене, одной рукой сжимая моё платье, и ему так смешно, что он с трудом может говорить.

– Что ж, это – «нет»? – затаив дыхание спрашивает он.

И я улыбаюсь.

Я знала, что именно так всё и будет. Валерка попытается выставить меня идиоткой, чтобы мои сопливо-романтические чувства вышли наружу. Это так типично для него.

И при этом совершенно прекрасно. Мы – такие.

– Нет, – отвечаю я, становясь на колени рядом с ним, кладя руки на его бёдра.

– Подожди, нет как «да», или нет как «нет»? – спрашивает он, снова протягивая мне кольцо.

Он приподнимает бровь, и я подношу палец к камню, проводя по нему.

– Оно – мамино. Но я немного переделал бриллиант, подгоняя его под твой стиль. Что, ты знаешь, было очень тяжело сделать, так как ты, практически, никогда не носишь ювелирные украшения. Эрика и Роза мне немного помогли, – бормочет он.

И я улыбаюсь.

Я подползаю к нему поближе, целую его губы и нос, щёки и веки. Его руки оборачиваются вокруг меня, и он позволяет мне насладиться им.

– Так, это – «да»? – шепчет он.

– «Да» на что? – дразню я, потому как, на самом деле, он до сих пор не спросил меня ни о чём.

Он улыбается, прижимая губы к моей шее, целуя линию челюсти, приближаясь у уху.

– Тина, ты примешь это кольцо? Будешь ли ты моей навсегда? Моим другом, моей любовью, моей судьбой?

Я закрываю глаза, слёзы текут по щекам, и всё, что я могу чувствовать, – как дрожат мои губы, и как его сердце бьётся в такт с моим, и слова, что он произносит шёпотом, – будто освежающие брызги воды в знойный день.

– Ты будешь моей женой?

Я киваю, потираясь щекой об его кожу, прежде чем слова успевают вырваться из моего рта. Он берёт мою руку, и холодный металл с драгоценным камнем скользит по моему пальцу.

У нас получилось.

Валера:

Иногда любовь настигает тебя в одно мгновение. Как в кино. Достаточно лишь одного взгляда, прикосновения, сопливенькой песенки ; и вы понимаете, что с этим человеком хотите провести остаток жизни.

А иногда бывает так, что требуется целых семнадцать проклятых лет, полных эмоциональных потрясений и неоправданных надежд. Семнадцать лет быть в шаге от того, что ты безумно хочешь, но не можешь получить.

И это всё стоит того, каждая минута.

Потому что теперь я здесь.

Я снова еду из Поволжья в Санкт-Петербург, но на этот раз всё по-другому. Было время, когда я думал, что потерял её, время, когда я думал, что мы никогда не будем вместе. Но, не смотря на это, я всегда планировал остаться жить на пристани. Я хотел быть там, где она, не смотря ни на что. Единственное место, где я чувствовал себя цельным, ; это только рядом с ней, а её место было на реке.

Теперь она здесь, её ноги в полосатых гольфах лежат на приборной панели, а голова чуть наклонившись, лежит на подголовнике. Она спит, и уголки её губ чуть приподняты в улыбке. Я не могу дождаться, когда она проснётся, чтобы я мог расспросить её о том, что ей снилось. У неё всегда были весьма своеобразные сны.

Её реснички подрагивают, и я могу видеть синие глаза. Сонно улыбаясь, она потягивается, от чего её рубашка задирается, открывая мне прекрасный вид на её пупок. Она поудобней устраивается в кресле, после чего целует меня в щёку и смотрит вперёд через окно на огромное поле фруктовых деревьев, что с приходом осени сбросили с себя листву.

– Где мы? – спрашивает Тина.

Она роется в сумке, что лежит под её сиденьем. Она достаёт пакет с красным виноградом, что она украла из магазина прежде, чем мы покинули пристань.

– Почти у цели, – отвечаю я.

Тина захотела проехать через всю полосу юга России. Так наш путь удлиняется почти вдвое, но у нас, на самом деле, нет графика. Если мы захотим остановиться ; мы останавливаемся. Когда мы устаём, то останавливаемся на ночлег, и она фотографирует всё, что ей нравится.

Тина устроилась на работу в Санкт-Петербургский журнал. Она начнёт там работать в первый понедельник Нового Года. Я даже не знал, что она искала новую работу. Она говорила, что хочет узнать мир до того, как у нас появятся другие приоритеты, такие, как дети. Она также повторяла, что истинный фотограф видит жизнь, а она чувствует себя так, словно видела только небольшую её часть.

Я не могу скрыть свой грёбаный восторг. Я люблю жизнь в городе. Я скучаю по отцу, друзьям. Я скучаю по своей работе. Я отлично преподаю. У меня отлично получается объяснять всякую фигню.

Мне кажется, Тина знает об этом, поэтому и поменяла свои приоритеты. Но она никогда не признается в этом. Она продолжает упорствовать, повторяя, что скучает по брату и отцу, и всё такое. Она хочет видеть мир, но она могла выбрать любое место. Но выбрала Санкт-Петербург. Из-за меня.

Когда мы прощались с её отцом и Лилей, она никак не могла перестать плакать. И только когда мы добрались до границы области, она стёрла последние капельки слезинок и улыбнулась. Иван обещал прилететь в Санкт-Петербург ближайшим рейсом.

Тина суёт в рот лакричную конфету и предлагает одну мне. Она смотрит в окно, медленно прожёвывая, и красивая музыка тихонько звучит фоном.

– Что тебе снилось, – спрашиваю я.

Она фыркает в ответ.

– Мне снилось, что нас похитили инопланетяне, но потом отправили назад, потому что ты всё никак не мог заткнуться, рассказывая о баскетболе.

– Не может такого быть, – смеюсь я.

Она пристально смотрит на меня.

– Может. Они всё время повторяли, что Майкл Джордан ничто без Скотти Пиппена, и ты очень разозлился. И всё время пытался поколотить их, – она смеётся и усаживается, подворачивая ногу под себя.

– Это не смешно! Мне ничего не стоит побить этих глупых инопланетян. В случае, если ты до сих пор не заметила, я тот ещё задира.

Я улыбаюсь, а она закатывает глаза, и чёрт бы меня побрал, мне так хочется поцеловать её. Я обожаю, когда она так делает. Она наклоняется, доставая свой фотоаппарат из сумки. Опустив стёкла, она начинает щёлкать затвором.

– Если хочешь, я могу остановиться, – предлагаю я, но она качает головой.

– Не надо, мне хочется сделать несколько кадров в движении. Всё кажется таким быстрым.

– Быстрым? – сквозь смешок спрашиваю я, и она улыбается.

– Да, как в жизни, понимаешь. Всё так быстро, и в основном, всё в пятнах, но есть яркие проблески. Когда ты не видишь траву, грязь, камни, но можешь видеть изогнутые деревья и бесконечное небо. Кажется, что небо всегда стоит на месте.
Не знаю, как она это делает, но она всегда приводит меня в восторг. Всё, что я видел раньше ; это обычный скучный участок земли с сорняками и деревьями, но это девушка сотворила чудо. Она сделала это место удивительным.

И она вся ; моя.

К вечеру следующего дня мы добираемся до Санкт-Петербурга, ; Исмаэль и Роза уже ждут нас. На улице холодно, идёт дождь, и они ждут нас на крыльце своего нового дома. Им нужно больше места, так как они собираются завести ещё одного ребёнка. Тина крепко обнимает своего брата и Розу ; она полна энергии. Исмаэль устраивает нам небольшую экскурсию по своему новому дому и провожает нас наверх, в комнату для гостей. После мы все сидим в гостиной и разговариваем, Тина сильно взбудоражена и с удовольствием делится своими впечатлениями о поездке...

Наступает ночь перед Новым Годом, ночь, которая разделит наши жизни до и после. Время уже приближается к полуночи, и, надев пальто, мы выходим в патио. Тина берёт с собой камеру и вступает на плавдок, я следую за ней. Она садится на край и свешивает ноги.

– Фейерверк будет на Дворцовой. Мы, по идее, можем наблюдать его над водой, – говорю я, садясь рядом с ней, и она устраивает свою голову у меня на плече.

– Отлично! Мне просто необходимы фотографии фейерверка для своей книги. И редактор говорил, что я должна больше сфокусироваться на береговой линии, – произносит Тина, вытягивая шею и целуя меня в щёку.

Я смотрю на свои часы и шепчу ей на ухо.

– Одна минута, – она вздрагивает и улыбается в предвкушении.

– Я всё жду, что что-то пойдёт не так. Поэтому, я уже боюсь хоть что-то говорить, чтобы не сглазить,– произносит она, и я смеюсь.

Патио посреди реки начинает заполняться людьми, и отсюда слышны возгласы и свист. Сейчас начнётся общий отчёт, и их голоса сольются в один.

Десять, девять, восемь...

Семнадцать лет. Мы планировали это почти два десятилетия.

Семь, шесть, пять...

Она прислоняется к моей груди. Я обнимаю её за талию, соединяя наши руки, ощущая холод золота на её пальце.

Четыре, три, два...

Небо вспыхивает огнями, пристань сотрясается возгласами, и ночь начинается с торжества. Повсюду раздаются треск, возгласы, песни, а я целую Тину. Её губы холодные, но язык тёплый, и я отчаянно нуждаюсь в этом тепле. Она проводит рукой по моей шее, но я не могу получить большее, так как тёмное небо озаряется светом. Она тянет меня за волосы, когда я оставляю лёгкий поцелуй на её губах, а потом целую холодный нос, а затем снова губы.

– Ну, как тебе шоу? – спрашиваю я.

– Это того стоило! ; улыбается она.

Она расслабляется, прижимаясь к моей груди, и я снова обнимаю её, переплетая наши пальцы. У неё такие холодные руки, и я уже собираюсь предложить ей перчатки, когда она отстраняется и вынимает камеру из чехла. Она фотографирует залпы и полностью сосредоточена.

– Посмотри на это, посмотри на воду. Разве это не удивительно? Посмотри, она выглядит словно стекло, отражая цвета в движении. Это похоже на танец, – говорит она.

Я же в это время веду борьбу с одеждой, пытаясь добраться до её тёплой кожи. Расстегнув молнию, прислоняюсь к её теплой шее и глубоко вдыхаю.

– Ты всегда была такой, знаешь? Замечаешь что-то, наблюдаешь, присматриваешься. То, как ты видишь вещи – вещи, которые я бы не увидел и через миллионы лет; но ты всегда заметишь и поможешь увидеть это остальным. Так что, моя дорогая, именно это я считаю удивительным.

Я делаю паузу, прижимая её к себе сильнее и отчаянно желая стать ближе:

– Ты представить себе не можешь, сколько раз я представлял себе этот момент.

Она поворачивается, смотрит на меня, и её глаза широко раскрыты. Её губы растягиваются в улыбке, и я ; дома.

– Ох, я думаю, что могу представить, – произносит она и прижимается к моей груди. – Я просто не могу поверить, что нам потребовалась семнадцать лет, чтобы прийти к этому моменту.

– Для нас больше не существует «возможно, в следующем году», – я целую её в макушку, и её волосы щекочут мой нос, и я вздыхаю.

– С Новым Годом, Тина.

– Не так, – перебивает она меня. – Самого счастливого Нового Года.

Чёрт, она такая сентиментальная, но это то, что мне надо. Когда она рядом, я чувствую, что я полон, всё на своих местах.

Всё началось с толканий, чудовищ и прочих соплей, с того, что, по идее, должно было оттолкнуть меня, но, наоборот, привлекло.

Тот день, когда я бросил камень в худенькую девочку с огромными синими глазами и светлой косой, изменил мою жизнь навсегда.

Прошло семнадцать лет. Семнадцать лет я провёл среди огромных скал.

Безусловно, мы будем возвращаться туда каждый июнь. На нашу реку, на наше место.

Только на лето.