Спектр синих глаз. Шестая глава

«Опять подошли «незабвенные даты»,
И нет среди них ни одной не проклятой.

Но самой проклятой восходит заря...
Я знаю: колотится сердце не зря —

От звонкой минуты пред бурей морскою
Оно наливается мутной тоскою.

И даже сегодняшний ветреный день
Преступно хранит прошлогоднюю тень,

Как тихий, но явственный стук из подполья,
И сердце на стук отзывается болью.

Я всё заплатила до капли, до дна,
Я буду свободна, я буду одна.

На прошлом я чёрный поставила крест,
Чего же ты хочешь, товарищ зюйд-вест,

Что ломятся в комнату липы и клёны,
Гудит и бесчинствует табор зелёный.

И к брюху мостов подкатила вода? —
И всё, как тогда, и всё, как тогда.

Всё ясно - кончается злая неволя,
Сейчас я пройду через Марсово Поле.

А в Мраморном крайнее пусто окно,
Там пью я с тобой ледяное вино,

И там попрощаюсь с тобою навек,
Мудрец и безумец - дурной человек.»

Анна Ахматова

Тусклый красный свет мерцает в тёмном помещении, освещая подносы с химикатами. Я слышу слабый шёпот моих однокурсников в классе. Никто из них не хочет заниматься, оно и понятно, – ведь сегодня последний учебный день перед летними каникулами. Ну, никому, кроме таких лузеров, как я, которым больше нечего делать. Даже наш преподаватель раздражён, и сейчас мне так хочется разбить все свои принадлежности, но я понимаю, что потом у меня не будет шанса для обработки этих снимков.

Аккуратно окуная бумагу в проявитель, я осторожно наклоняю кювету в разные стороны, чтобы раствор равномерно пропитал фотобумагу; и вот, постепенно, на нём начинают проявляться тёмные и светлые пятна. Тщательно обработав фотографию, я с помощью пинцета стряхиваю остатки раствора с листка, ополаскиваю его водой и кладу в ванночку с закрепителем. Снова, аккуратненько, поворачиваю отпечаток в растворе. И вот, серый цвет начинает постепенно исчезать, уступая место чёрно-белой излучине реки, и мне нравится наблюдать за процессом, когда реальность буквально прыгает со страницы.

Продолжая процесс, я кладу изображение уже в третий лоток, обрабатывая его раствором, и жду, пока изображение не станет чётким.

Смыв с фотографии лишние химикалии, я вешаю её на проволоку рядом со столом для проявки, который находится в тёмной комнате нашего класса, и тут я слышу приглушённый кашель за спиной.

– Это, воистину, уникально, – раздаётся низкий, хриплый шёпот за моей спиной.

Вытерев руки о передник, я смотрю через плечо. Гоша пристально рассматривает мою фотографию, его лицо светится, когда он склоняется над фото.

– Мне нравится, как ты переэкспонировала фото, этот выцветший эффект даёт ощущение горячих солнечных лучей на тротуаре.

– Спасибо, – застенчиво улыбаюсь я, мысленно ликуя. Именно этого эффекта я и добивалась.

– Ты можешь сделать на этом карьеру и всё такое.

Гоша подходит ближе, от него пахнет сигаретами, лосьоном после бритья, и фотораствором. Он высокий и худой, один из этих богатеньких, выпендрёжных типов; у него длинные густые каштановые волосы, а его бумажник прикован цепью к штанам. В этом году мы работали над совместным проектом; наш коллаж, призывающий к поддержке мира на Украине, был выбран для демонстрации возле украинского консульства.

– Ага, точно. Я уже прям вижу, как папа разрешает мне создать фотолабораторию на пристани, – саркастически бормочу я.

Осторожно опуская следующий отпечаток в проявитель, выдерживая снимок в растворе, я наблюдаю за проявлением. На этот раз – это изображение моего отца: кепка надвинута на глаза, а во рту сигарета, – он пытается завести мотор на лодке. Изображение его рук не совсем чёткое, и мне хочется сделать их немного темнее, поэтому я оставляю бумагу в растворе чуть дольше.

– А что насчёт колледжа? Ты можешь поступить в класс искусства и использовать их лабораторию, чтобы развивать свои навыки, а потом продавать снимки в журналы и газеты. Когда накопишь достаточно денег, ты сможешь обустроить тёмную комнату в своём доме. Это ведь не так сложно, – настойчиво продолжает Гоша.

– Колледж стоит денег. И почему тебя это так волнует? – спрашиваю я, слегка раздражённая его настойчивостью.

– Я просто не могу видеть, как такой талант тратится впустую. Мы не должны позволять себе быть ограниченными капиталистическими издательствами, которые наше правительство использует, чтобы скрыть очевидные репрессии своего народа.

Гошка стоит теперь прямо за моей спиной, пока я повторяю с фотографией все действия, после чего вешаю папино фото на проволоку, чтобы оно высохло.

– То, что мы родились без привилегий, не означает, что мы не заслуживаем того, что и дети верхушки.

– Разве твой отец работает не в городском управлении? Он, ведь, юрист, так? – с усмешкой спрашиваю я.

Гоша ничего не знает о судьбе обездоленных. Хотя, я тоже ничего не знаю о них. Есть люди, которые живут гораздо хуже, чем я.

– Да, но это не значит, что я принимаю его идеалы. Я такой же, как и ты, Тина, – Гоша легко касается моей руки, и я замираю.

– Что ты имеешь в виду, говоря, что такой же, как я? Бедный? Речная крыса? – резко выговариваю я.

– Нет, Тина. Постой. Ты не так меня поняла. Я имел в виду, что ты настоящая. Тебя не интересует вся эта поверхностная ерунда. Ты – есть ты, и это так здорово, – робко улыбается Гоша. – Послушай, я просто пытаюсь сказать, что ты мне нравишься. Я весь год умирал от желания пригласить тебя куда-нибудь.

– Я не хожу на свидания.

И это правда. Я не хожу на свидания. В течение всего года я отказывала всем, я ни с кем не целовалась, и никому не позволяла трогать себя. Никому с прошлого лета. С тех пор, как Валера уехал.

– Знаю. Просто я подумал, что между нами что-то есть, – Гошка убирает волосы со своего лица, у меня есть секунда, чтобы рассмотреть его.

Он симпатичный, и выглядит так, словно он хорошо целуется. С ним также хорошо и в эмоциональном плане. Его увлекают разные вещи, и с ним можно долго-долго продолжать разговор о государственных заговорах. Быть может, мы похожи.

Но есть только один человек на этой планете, с которым я связана.

– Гоша, ты на самом деле очень хороший парень, – начинаю я.

И его взгляд устремляется в пол. - Но, просто, я не хожу на свидания. Не сейчас, – добавляю я, потому что мне ненавистна мысль, что я заставляю его чувствовать себя плохо.

– Да, я знал, что ты так ответишь. Я просто не мог окончить школу, так ни разу и не попытавшись, – бормочет Гошка.

И я чувствую себя ужасно. Я такая глупая! Я должна была пойти с ним. Он хороший, и я нравлюсь ему.

И он здесь.

– Ты не хотел бы поесть мороженого в кафе после занятий?

Гошка с недоверием посмотрел мне в глаза.

– Правда? – с такой надеждой спрашивает он, что я съёживаюсь.

Ох, Боже. Я, действительно, очень нравлюсь ему.

– Да, правда, – бормочу я, опуская следующую фотографию в проявитель.

Прежде, чем линии начали проявляться, я уже знала, чья это фотография. Его красивые губы растянулись в дразнящей улыбке, кепка скрывает грязные волосы и глаза, которые даже на бумаге притягивают взгляд.

Я ненавижу его. Ненавижу за то, что до сих пор не могу забыть его. Ненавижу, что всё ещё хочу его. Ненавижу, что всё ещё мечтаю о его поцелуях и что уже десятки раз неряшливым почерком написала в своей тетради Тина Русик; а также попробовала различные вариации написания. Тина Макмаер-Русик. Тина Русик-Макмаер. О Боже, я так сойду с ума.

Я ненавижу, что любой парень бледнеет в сравнении с моим лучшим другом. Ненавижу, что его тут нет, и что он не мой, и что он никогда не будет моим. Я просто всё ненавидела.

Я так засмотрелась на его красивое лицо, его волевой подбородок и улыбающиеся глаза, что совсем забыла ополоснуть снимок от раствора. Я оставила фотографию в воде, она потемнела и затонула.

Русики приехали через две недели после того, как я окончила школу. У меня не было вечеринки. Я не участвовала ни в одном из традиционных праздников, устраиваемых по поводу окончания. Я просто пообедала вместе с мамой в Сочи. Она подарила мне серебряное колье с кулончиком в виде подковы, украшенной мелкими алмазами, и сказала, что это на счастье.

Пару раз мы с Гошей вместе гуляли: просто ходили в кафе, чтобы поесть мороженого, и на прощание я целовала его в щёчку. Он говорил много интересных вещей о жизни и вселенной. Мне нравилось быть с ним, но чего-то всё равно не хватало.

Честно, я не знала, что будет, когда Валерка вернётся. Я надеялась, что мы можем вернуться к дружеским отношениям, – ну, как тогда, когда мы были маленькими, понимаете? Мороженое и глупые розыгрыши, просто проводить время вместе, как друзья. Без ласк.

Около семи вечера, стоя на крыльце своего дома, я смотрю, как чёрный мерседес паркуется на заранее забронированное Русиками, место, а за ним – блестящий серебристый BMW. Роза и Эрика вместе с Ниной выходят из мерседеса, после них из машины появляется доктор Русик, и я вижу, как мой брат несётся через весь палаточный лагерь к ним.

Со стороны водительского места BMW выходит Валера, я понимаю, что это – его подарок на окончание школы. На нём надета рубашка-поло, тёмные очки, и он рукой зачесал свои русые волосы назад. Он выглядит так, будто только что вернулся со съёмочной площадки рекламы какого-нибудь проклятого шампуня. Следом за ним из машины выходит компания совершенных, очень красивых молодых людей. Это две девушки с длинными локонами, которые стараются руками разгладить складки на своих шортах, и двое парней. Они потягиваются и оглядываются, изучая окрестности, а мне хочется блевануть прямо на крыльце.

Что, чёрт возьми, здесь происходит?

Мой брат подбежал к Розе, притянул её в свои медвежьи объятья и не выпускал из рук несколько долгих минут, перед тем, как дрожащей рукой поздороваться с доктором Русиком. После он обнимает Эрику и Нину, и машет рукой Валере. Тот медленно приближается к моему брату, они приветствуют друг друга ударом кулака об руку, затем он оглядывается и замирает. Даже на таком расстоянии я чувствую, как его взгляд прожигает, и внутри меня всё переворачивается.

Меня трясёт, руки дрожат, а затем он отводит взгляд. Это хуже, чем я могла себе представить. Зачем он привёз их сюда? Это наше место, наше лето и теперь я должна поделиться всем этим с его друзьями из Санкт-Петербурга? Я почти слепну от злости и тут, одна из девушек, высокая блондинка, запрыгивает Валерке на спину. Слегка рассмеявшись, он аккуратно опускает её обратно на землю. Он снова смотрит на меня, и мне кажется, что в его глазах есть что-то похожее на извинение. Лишь на секунду я позволяю себе задержать на нём взгляд, так как мне слишком противно за всем этим наблюдать, и стремительно ухожу в дом.

Я стараюсь мыслить рационально, пока наворачиваю круги по гостиной, пытаясь успокоить бешеную гонку своего сердца; изо всех сил сдерживая себя, чтобы не начать кричать, сдерживаю себя, чтобы не разбить что-нибудь. Я хотела этого. Я сказала ему, что всё хорошо. Что это к лучшему. Он не принадлежит мне. Он не мой. Это то, чего я хотела.

Лёгкий стук в дверь, и мне хочется провалиться. Это, должно быть, он. Я провожу руками по лицу, стряхиваю невидимые крошки со своей футболки и джинсовых шорт и чувствую себя уверенной на сто процентов в своей старой поношенной речной одежде. Тина, сделай усилие над собой. Просто открой дверь.

– О, мой Бог, Тина! Он здесь! – кричит Эрика, заваливаясь в нашу гостиную и размахивая руками.

Я закрываю дверь за ней.

– Кто здесь? – спрашиваю я, окончательно запутавшись.

Мой разум тут же подкинул мне изображение Валеры, и мне так захотелось ударить себя по лицу. Хватит, Тина. Твои действия уже так очевидны.

– Денис! Ты помнишь, я рассказывала тебе о нём. Я всегда была влюблена в него. Он здесь. Валерка пригласил его приехать, и, вот, теперь он здесь!

Эрика выглядит так, будто она сейчас может взорваться, и небольшие проблески воспоминаний появляются в моей голове. Я смутно вспоминаю наш разговор несколько лет назад. Тем же летом, Эрика сказала мне, что Валера был влюблён в меня.

– Ну, это хорошо, так ведь? – я стараюсь контролировать дрожь в своём голосе, я в опасной близости от того, чтобы развалиться на части.

Эрика качает головой и заламывает руки.

– Нет, это не хорошо!

– Нет, совсем не так! Теперь всё время, пока он будет здесь, я буду параноиком. Он увидит меня без макияжа, в купальнике, и сразу после того, как я проснусь. Он может наткнуться на мои грязные трусы, или вдруг у меня слюна попадёт на подбородок? И, о, Боже, Тина, а что, если я храплю? А что если я разговариваю во сне?

Эрика уже на грани слёз. Я никогда не видела её такой. Она всегда была такой спокойной и уверенной.

– Эрика, успокойся! – Я хватаю её за руку и тяну на диван. – Всё будет хорошо. Если он не влюбится в тебя, увидев твои грязные трусы или то, как ты пускаешь слюни, тогда какой смысл? Я имею в виду, ты же не можешь вечно скрывать это.

– Знаю, я просто слишком нервничаю. Он мне очень сильно нравится. И я не хочу всё испортить, – вздыхает Эрика.

– Просто перестань нервничать, будь собой и всё будет хорошо. Трусливая и педантичная Эрика выглядит не привлекательно, – шучу я, и губы Эрики растягиваются в улыбке.

– Ох, замолчи, – бормочет она.

– Ну, и кто все эти люди? – колеблясь, спрашиваю я.

– Друзья Валеры. Папа разрешил ему привести сюда пару своих друзей после окончания школы. Они пробудут здесь всего пару недель, – отвечает Эрика.

– Он... они, я хочу сказать... – я так и не смогла договорить.

– Эм, о’кей, парень-блондин в кепке и в белой футболке, выглядящий, как смесь Ривера Феникса и Дина Мартина, это и есть Денис. Тина, он носит подтяжки! Разве это не очаровательно? – восторгается Эрика.

– Он носит подтяжки? Здесь? – фыркаю я.

А Эрика всё продолжала говорить.

– Другой парень – это Миша, он играет в баскетбол вместе с Валеркой. Девушка с тёмными вьющимися волосами – Дина, подруга Миши, – Эрика заправила локон волос за ухо, открывая вид на серёжку с алмазом, который мерцает под светом флуоресцентной лампы.

– А другая девушка? – выдавливаю я из себя и моё сердце заполняется ощущением страха: не нужно быть гением, чтобы понять кто она.

– Мне кажется, её зовут Лина. Она подруга Дины, – Эрика не смотрит на меня.

Да уж, подружка Дины на мою задницу. Лина, та самая ошибка, – девушка, с которой Валерка переспал по пьяни. Мне никогда не забыть это имя.

– Эрика, всё хорошо. Я не ревную. – «Лгунья! Лгунья! Лгунья!» – В любом случае, Валера ничем мне не обязан. Мы просто друзья.

– Тина, мне не кажется, что вы с Валерой когда-либо были просто друзьями, – с грустью говорит Эрика.

И я ненавижу то, что слышу в её голосе. Жалость. Но не только в голосе, но и в её больших грустных голубых глазах, опущенных вниз уголках губ, в складке на лбу. Жалость. Она думает, что я жалкая.

– Ну, мы не вместе, – выплёвываю я, вся эта ситуация начинает действовать мне на нервы. – Кроме того, я кое с кем встречаюсь. Ну, что-то в этом роде.

– Ты встречаешься? – осторожно спрашивает Эрика.

Вот дерьмо, я должна была знать её лучше. Эрика будет задавать вопросы, много вопросов.

– Тина, давай, рассказывай. Как его зовут? Подожди, это Дима? – выпаливает Эрика, хитро сощурив глаза, и я хмурюсь в ответ. Почему все всегда думают, что я нравлюсь Диме?

– Нет, это не Дима. Гоша. Его зовут Гоша. Он вместе со мной посещает кружок по фотографии, – отвечаю я ей.

– У тебя есть его фотография? Как он выглядит? Стильный? Атлетичный? Ох, подожди, фотографический класс, он панк или готический стиль или что-то в этом роде, да? Тина! Как же всё интересно! – визжит Эрика.

– Он больше похож на левых либералов теоретического заговора, – бормочу я. – Мы только пару раз гуляли. Так что, ничего серьёзного.

– Достаточно, – говорит Эрика, и озорные огоньки пляшут в её глазах.

– Достаточно для чего? – непонимающе, спрашиваю я.

– Для искры, – знающе говорит Эрика, и подмигивает. – Пойдём. Поздороваемся с остальными. Я знаю, Валерка очень хочет увидеть тебя.

Я разрываюсь на части, потому что на самом деле очень хочу увидеть Валеру, но, одновременно, я и не хочу его видеть. Я хочу сказать, что ситуация сильно изменилась. Люди тоже меняются. Что делать, если он будет груб со мной? Что делать, если он поцелует её прямо на моих глазах? Как он поступит, если я ударю её кулаком по лицу?

Это то, что ты хотела Тина. Отпусти его. Запри своё чувство глубоко внутри себя, спрячь его подальше ото всех глаз.

– Конечно, всё в порядке. Пойдём, поздороваемся с остальными, – выдавливаю я из себя улыбку, и глубоко вздыхаю.

Эрика привела меня к дому, где поселилась её семья. Все разошлись, возле дома больше никого не было. Эрика побежала внутрь, а я, собираясь с силами, стояла на крыльце; сердце бешено стучало, когда я, наконец-то, сделала шаг за дверь.

– Тина! – Нина крепко сжала меня в объятиях, цветочный аромат её духов напомнил мне об универмагах в Сочи. Доктор Русик сидел за столом, набирая что-то на своём компьютере, но он сделал минутную паузу, чтобы помахать мне рукой и широко улыбнуться.

– А куда все ушли? – спросила Эрика, уперев руки в бёдра.

– Мне кажется, они пошли на пристань за мороженным, или что-то в этом роде, – ответила Нина.

Она собрала пакеты у входной двери и прошла с ними на кухню.

– О’кей, мы пойдём найдём их, – сказала Эрика и взяла меня за руку, пока я пыталась проглотить огромный комок в моём горле.

– Хорошо, девушки! Повеселитесь! – донёсся из кухни незаинтересованный голос Нины, и мы вышли обратно на жаркое солнце.

– Всё в порядке, Тина? – спрашивает меня Эрика, когда мы уже были на улице, и я киваю. Я в порядке. Так и должно быть.

– Итак, как дела в школе? – теперь моя очередь задавать вопросы, я отчаянно нуждаюсь в каком-либо отвлечении.

– В школе, как всегда. Не знаю, я на самом деле не очень забочусь о поступлении в колледж. Роза у нас мозг, не я. Мне больше нравится работать с людьми, ну ты понимаешь? – отвечает Эрика, убирая волосы со лба: у неё короткая стрижка с чёлкой. – Ты знаешь, чем я хочу заниматься? Я бы хотела отправиться в турне по всей Европе. Это так здорово, правда?

– Да, – отвечаю я, без всякого энтузиазма.

Лично я никогда не думала об уходе с пристани. Тут нет никаких вариантов. Нет, ну, когда я была маленькой, я, конечно, мечтала о путешествиях по миру, но это всего лишь детские мечты, над которыми ты смеёшься, когда вырастаешь. Турне по всей Европе – это так далеко, за пределами моих возможностей, и я даже едва могу выразить свои мысли по этому поводу.

– Я устроилась на работу в местную городскую кафешку, – лопочет Эрика. – Мне, на самом деле, очень нравится там. Я хожу туда, чтобы общаться с людьми и делать разные вещи. У них там всё так хорошо организовано. Есть даже музыкальная сцена и по выходным на ней выступают группы. И я не знаю, возможно, я когда-нибудь открою своё собственное кафе.

Я не могу не завидовать Эрике. Она, в буквальном смысле, может делать всё, что захочет. Ей не нужно беспокоиться о деньгах или о семейном долге, или даже об управлении делами. То, как она говорит, подразумевает, что у неё всё может быть, и она просто должна решить, чем именно хочет заниматься.

С каждым шагом мы становимся всё ближе к пристани, и я уже вижу компанию молодёжи, качающуюся на качелях, мой желудок сжимается от страха. Внутри меня всё борется с ревностью; я знаю, что не должна испытывать этого чувства, я не имею никакого право ревновать. Люди качаются на качелях. Люди едят мороженое, но я больше не могу игнорировать огромный шар страха, который катится по моим венам, увеличиваясь в размерах по мере нашего приближения к ним.

Солнце уже начинает садиться, и я разглядываю девушек, сидящих на качелях. Один из парней, должно быть Миша, потому что я не вижу никаких подтяжек, раскачивает их обеих, хватаясь за цепочки качелей, скручивая их, девчонки смеются и визжат. Денис сразу бросается в глаза в своих чёрных зауженных брюках и мокасинах. И да, подтяжки натянуты на его белую хлопчатую рубашку. Валерка тоже тут, он ест щербет из картонной коробки.

Он смотрит, как мы приближаемся к ним, его прожигающий взгляд противоречит тому невинному образу, который создал небольшой кусочек красного щербета, застрявший в уголке его губ, и я больше не могу бороться с собой и улыбка появляется на моём лице. Ох, Боже, он всё такой же. Такой же, как и всегда. Он, по-прежнему, красив. Его волосы длинные, грязные и свисают на глаза, но вокруг ушей и возле шеи они короче. Сейчас на нём надета одежда, пригодная для реки: джинсовые шорты и синяя майка, и я хочу бороться с чувствами к нему, но больше не в силах. Я больше не могу, и это убивает меня.

– Привет ребята! – весело приветствует их Эрика.

И девчонки останавливают качели. Темноволосая смотрит на меня снизу вверх и улыбается. В соответствии с описаниями Эрики, я понимаю, что это – Дина. Она небольшого роста, но очень красивая, у неё пышные волосы, чёлка слегка прикрывает глаза. Белые шорты и розовый топ, плотно облегают её пышные формы, и мне становится не по себе от одной только мысли, когда я представляю её в бикини. На другую девушку я едва могу взглянуть. Лина. Я не хочу смотреть на неё. Я не хочу её видеть. Я ненавижу её, хотя даже не знаю её. Я ненавижу себя, за то, что испытываю подобные чувства.

Повзрослей, Тина! Это не её вина. Она может быть очень хорошим человеком.

– Ты – та самая девушка с реки, про которую рассказывал Валера?

Мои щёки заливаются румянцем и я, наконец, поднимаю на неё глаза.

Лина высокая блондинка, её волосы зачёсаны и заплетены в длинный хвост. Она выглядит, точно как и Дина. Я хочу сказать, что, да, она блондинка, у неё есть веснушки и она очень бледная, но она выглядит также. Те же короткие шорты, только коричневого цвета. Тот же топ, только цвета лаванды. Они похожи почти на генетическом уровне, словно бумажные куклы, и теперь, вдруг, я совсем по-новому смотрю на Эрику, испытывая признательность к её эклектическому стилю.

Как Валере могла понравиться эта девушка, а затем понравится такая, как я? Мы не могли быть более разными, даже если бы сильно старались. Она блондинка с большой грудью, знающая толк в моде. А я совсем другая.

– Это – Тина. Она моя лучшая подруга, – говорит Валерка с лёгкой улыбкой.

И я мысленно вздыхаю. Он всё такой же. Лишь на минуту он снова мой, а затем все мои чувства уходят в небытие.

– Привет, Тина! Бог мой, ты такая красивая. Разве она не красавица, Лина? Серьёзно, у тебя такая совершенная кожа. Бьюсь об заклад, что у тебя никогда не было прыщей, – говорит Дина, поднимаясь с качелей и подходя ближе ко мне, чтобы получше рассмотреть, как мне кажется, и я чувствую себя довольно глупо.

Ну, в одном она права, я никогда не имела проблем с прыщами.

– Эм, спасибо. Ты тоже очень красивая, – бормочу я, немного растерянная, чувствуя себя не в своей тарелке.

Как, чёрт побери, я должна отвечать на вопросы, вроде этого?

– Ой, ты такая очаровательная! – визжит Лина, и я чувствую себя так, будто вошла в «Сумеречную Зону». – Динуля, она вся прекрасна, спортивная, ты, наверное, много ходишь пешком? Ты такого телосложения, когда можно есть всё, что хочется, и ты всё равно никогда не поправишься, да?

Хорошо, возможно они и в этом правы, я ем много всякой вредной пищи, но я не такая тощая или что-то в этом роде, у меня средний нормальный вес, я так полагаю. Что не так с этими людьми? У меня не так много подруг, но обычно люди не ведут себя так, как они, не правда ли? Я хочу сказать, что это не совсем нормально, я ведь права?

– Ну, я думаю, что Тина достаточно симпатичная. Мне кажется, в ней есть что-то французское или что-то в этом роде, – говорит один из парней.

Я думаю, что это Миша, после я заметила, как Валерка откидывает голову назад и смеётся. О Боже, он думает, что это смешно.

– Ты идиот, это не французское. Это испанское, – Денис улыбается мне и подмигивает.

Тут же я чувствую, как дёргается рука Эрики рядом с моей. Валера зажимает рот рукой, пытаясь скрыть улыбку, и я, прищурив глаза, пристально смотрю на него.

– Ну ладно, мы пойдём, купим мороженое, – весело говорит Эрика. – Встретимся позже.

– Позже, – комментирует Валерка.

До меня доносится его приглушённый шёпот, и я чувствую себя ужасно разочарованной. Вот и всё. Это всё, что осталось от моего лучшего друга, я так полагаю. Двенадцать раз, пока мы шли к магазину, я напоминала себя, что я в полном порядке. Каждый шаг, я повторяла внутри себя, я в порядке, я в порядке, я порядке.

Лгунья.

Лиля снова за кассой этим летом, и я вижу, что её заинтересовала небольшая банда Валеры.

– Привет, Тина, Эрика, – она не сводит с меня глаз, её брови сведены, и губа закушена.

Я просто качаю головой, стараясь показать ей, чтобы она забыла и не волновалась, но её лицо по-прежнему напряжённое.

– Привет, Лиля! Рада тебя видеть, – вежливо приветствует её Эрика. – Можно мне клубничный щербет, пожалуйста? Тина, а ты что хочешь? Я куплю тебе мороженое. Ты его заслужила.

– Что ты подразумеваешь под этим? – спрашиваю я, пока Лиля отвернулась к морозильной камере за прилавком.

Я уже немного устала от всего этого покровительского дерьма. Я в порядке.

– Я просто имею в виду, что это должно быть очень тяжело для тебя. Я знаю о твоих отношениях с Валеркой. Знаю, – многозначительно говорит она.

Моя челюсть здоровается с полом.

– Тебе Валера сказал? – шепчу я.

Эрика качает головой.

– Нет, я видела вас, ребята, видела ваши поцелуи в прошлом году. На берегу. И видела его руку в твоих шортах, – Эрика говорит про это как в ни в чём не бывало.
Я слышу, как Лиля фыркает и мне хочется умереть, моё лицо заливает краска смущения.

– Иисус, Эрика, ты не могла бы держать свой рот на замке? – шепчу я.

И теперь уже Лиля громко смеётся:

– Ох, да брось, Тина, любой, кто видит дальше своего носа, может с уверенностью сказать, что вы трахаетесь. Это настолько очевидно, – говорит Лиля.

Мои глаза чуть не вылезли из орбит.

– Мы никогда... мы не делали этого.

Я закрываю глаза, и стараюсь сделать вид, что меня тут нет. Это всё равно, что попасть в кошмар или что-то вроде этого.

И тут раздаётся звон, означающий, что кто-то вошёл, и повернувшись, я вижу голову Валеры, заглядывающего в магазин. Эрика смеётся, за что получает от меня удар по руке.

– Ой, – сердится Эрика, потирая ушибленное место.

– Привет! Тина, можно тебя на секундочку? – Валерка заходит в магазин.

Я пожимаю плечами, стараясь выглядеть равнодушной. Я киваю в сторону склада, и слышу смех Лили позади себя, Валера смотрит на неё, потом на меня, по его лицу видно, что он ничего не понимает. Просто закатив глаза, я хватаю его за руку и тяну на склад.

Но, зайдя на склад, я сразу отпускаю его руку, вся раздражённая и немного смущённая, и у меня такое чувство, что я в большой куче дерьма.

– В чём дело? – спрашиваю я его равнодушным голосом.

Тина, ты должна быть равнодушной. Просто расслабься.

– Что с Эрикой? – с долей подозрения спрашивает Валерка.

Рукой он убирает волосы со лба, наклоняя голову вниз и пристально смотря мне в глаза. Боже, какой же он высокий. Он, должно быть, вырос где-то на целых четыре дюйма.

– Почему ты такой высокий? – выпаливаю я.

Он смеётся.

– Я не знаю, возможно, гены? Мой дед был ростом около ста восьмидесяти сантиметров, – Валерка пожимает плечами, и делает несколько шагов в мою сторону, моё дыхание останавливается в груди.

Он так великолепно пахнет – как душистое мыло и крем для загара, и я всё ещё могу видеть остатки липкого сиропа в уголке его губ, и я хочу поцеловать его. Не осознавая, я облизываю губы. Засунь свои чувства обратно, Тина.

– Эм... так о чём тебе нужно было поговорить со мной? – спрашиваю я, делая несколько шагов назад.

Валерка просто смотрит на меня, и по выражению его я не совсем могу понять, что он хочет. Он выглядит так, словно подбирает какое-то одно идеальное слово, которое может описать всё, что он думает, но не может вспомнить его. Вот оно уже как будто на языке, но его не поймать.

– Я скучал по тебе, – шепчет он.

Я опускаю взгляд на пол, рассматривая облупившийся фиолетовый лак на ногтях пальцев ног, выглядывающих из моих шлёпанцев. Валера в кроссовках фирмы «Vans», и я улыбаюсь, потому что это напоминает мне о тех временах, когда всё было не так сложно.

– Я понимаю, что всё это странно, с Линой и прочим, но... – начинает Валера.

Но я больше ни минуты не хочу терпеть этой снисходительности.

– Валер, я порядке. Всё хорошо. Я в полном порядке. Всё хорошо. – Чёрт побери, слова совсем не хотят выходить из моей головы.

Валерка улыбается, и я знаю, что он может видеть меня насквозь:

– Хорошо. Я рад, что всё в порядке. – Он подмигивает мне, и, без задней мысли, я игриво, но при этом сильно ударяю его кулаком в грудь, пытаясь бороться с широкой улыбкой на своих губах.

– Эй, – смеётся он. – За что?

– Ты – такой засранец, – я закатываю глаза, чем вызываю ещё один его смешок.

– Итак, я к тебе за советом. Ты не можешь подсказать нам хорошую бухту для кемпинга? Мы хотели бы провести ночь на реке, и я надеюсь, что ты поможешь найти нам хорошее место, – просит он.

– Ох. Мм, да, я знаю одно такое местечко, – бормочу я, немного расстроенная.

– Вы, ребята, тоже можете к нам присоединиться. Ты, Исмаэль и все, кого вы пригласите, – быстро говорит Валерка.

И я борюсь с желанием закатить глаза. Теперь он просто смешал меня с одной из многих.

– Конечно, здорово звучит. Я скажу Исмаэлю и всем, кого знаю, – я не могу даже смотреть на него.

– Здорово. Хорошо, я буду очень рад видеть тебя поблизости, – шепчет Валера.

Но он не двигается. Я чуть приподнимаю голову, и вижу, что он смотрит на меня, и я чувствую, как сильно накалён воздух между нами. Глубоко вздохнув, я смотрю ему в глаза и уже не могу отвести взгляд.

На одно мгновенье я позволяю себе одну маленькую слабость, я позволяю себе вспомнить. Я вспоминаю его руки на моих бёдрах, то, как его губы касаются моего тела, его твёрдое тело, прижатое к моему, и я вижу, что он тоже всё это помнит. Он улыбается, не разжимая губ, и в этот момент волосы снова падают на его лицо, отвлекая и разрывая нашу связь.

– Я в порядке, – шепчу я.

– Конечно, ты выглядишь... отлично, – в ответ мне шепчет Валера.

– Тебе, вероятно, следует вернуться к своим... друзьям, – бормочу я, и он кивает. Валерка выходит через заднюю дверь, и теперь, наконец, я могу дышать.

Я настолько не в порядке...

– Почему ты всегда зовёшь его с нами? – шиплю я на своего брата, когда мы извлекаем последние сумки для кемпинга, что лежат у нас в лодке.

– Что? То, что несколько школьных лет вы недолюбливали друг друга, не означает, что это нужно продолжать. Дима - клёвый чувак, – отвечает брат.

Да уж, Димка, действительно, клёвый чувак.

– Хорошо, но если он сделает что-нибудь, ты будешь нести за него персональную ответственность, – говорю я, поднимая стул над головой и шлёпая по воде в шлёпанцах.

– Тина, Димка больше не одержим тобой. Он двигается дальше. Так что не будь такой высокомерной, – ругается Исмаэль, вынося на берег переносной холодильник.

– Ужасно, как здесь жарко. Будет ещё жарче, такая температура сохранится и ночью?

Дина и Лина одеты в одинаковые бикини двух оттенков розового. Я думаю, что они вместе ходят по магазинам за покупками.

– Привыкай, дорогуша, – улыбается Дима и снимает с себя футболку. – Не забудь воспользоваться лосьоном для загара, мне бы не хотелось, чтобы твоя нежная кожа сгорела.

О, Боже, от выходки Димы у меня мурашки по телу. Меня не волнует, что говорит мой брат, но Димка иногда ведёт себя неприемлемо. Я хочу сказать, ведь у Дины есть парень.

Я ставлю раскладной стул на берег длинной скалистой бухты. Бухта большая, достаточно большая для трёх палаток, всех наших стульев и для костровой ямы. Роза в одной из палаток раскладывает провизию, в то время как Исмаэль, Миша и Эрика возводят навес. Я оглядываюсь по сторонам и вижу Валеру и Дениса, которые роют яму для костра. Денис, наконец-то, переоделся, и теперь одет в чёрные плавательные шорты и в застёгнутую на все пуговицы рубашку. Мой взгляд переходит на Валеру и я застываю. Мышцы его спины рельефные и словно высечены из камня, плечи покрыты веснушками и загаром. Я замечаю две небольшие царапины на пояснице и обнажённый участок его задницы – бледно-белую кожу по сравнению с его коричневым загаром на спине. Ох, грёбаный, чёрт побери. Это будут долгие три дня.

И именно в этот момент в прямой моей видимости появляется ещё одна пара ног. Сливочно-белая кожа, длинные стройные ноги, тянущиеся к фигуре идеальной формы в ярко-розовом бикини, а блондинистые волосы закрывают спину. Лина. Она наклоняется, чтобы потянуть Валерку за шорты, и теперь её совершенный зад закрывает мне обзор. Он поворачивается, чуть не падая, и его глаза встречаются с моими. Я быстро отвожу взгляд, отвратительно чувствуя себя из-за того, что наблюдала за ними, но ещё хуже от того, что меня поймали за этим занятием.

Ища спасения, я бегу к воде и ныряю с головой, даже не потрудившись снять с себя футболку и шорты. Я погружаюсь под воду, позволяя своей голове отдохнуть ото всего. Закрываю глаза и на несколько мгновений блокирую звук, вид и запах, позволяя себе стать невесомой. Я задерживаю дыхание так долго, как только могу, пока мои лёгкие не начинают вопить, и только потом выплываю на поверхность. Судорожно ловя воздух ртом, я с трудом открываю глаза, когда начинаю чувствовать, как жаркое солнце опаляет моё лицо. Спрячь свои чувства, Тина. Ты можешь справиться с этим.

Я могу справиться с этим.

Весь день мы проводим в лагере, щёлкаем семечки и поедая вяленую говядину. Денис и Миша в перерывах пьют пиво, а за обедом приканчивают ещё по одной банке, и, в итоге, весь день у них проходит в пьяном угаре. Лина и Дина валяются в шезлонгах, загорая на солнце, попивая вино из холодильника, вновь переживая два последних года в школе и все потрясающие события, которые там произошли. Я слушаю всё это, но прислушиваюсь только в те моменты, когда речь заходит о Валере.

По кусочкам, я узнаю, что Валерка и Лина вместе пошли на выпускной вечер, и что Валера отличник. Он капитан баскетбольной команды и устраивает самые помпезные вечеринки, когда его родители уезжают из города. Их разговоры наводят меня на вопросы о нём. Устроит ли он вечеринку, когда вернётся домой? Я помню, он говорил мне, что совершил ошибку, когда переспал с Линой, но, тогда, что всё это значит? Это беспокоит меня, и я задаюсь вопросом, что я, в сущности, знаю о Валере. Я не знаю его так, как знают эти люди. Я не знаю его так, как знает его Лина. А если я не знаю его, как я могу доверять тому, что чувствую к нему? В моей голове полный беспорядок, все мысли спутались, и я чувствую себя ужасно, что подслушиваю их разговор в надежде больше узнать о нём.

– Ты такая красивая, Тина, у тебя есть парень? – с робкой улыбкой на лице
спрашивает меня Дина.

– Эм... нет. Я, на самом деле, ни с кем не встречаюсь, – бормочу я, надеясь, что мой ответ подавит их любопытство.

– Да не уж то? А что насчёт либерального хиппи Гоши? – спрашивает Эрика, приподнимаясь на локтях.

Мне хочется задушить её. Я смотрю на неё, и она одними губами мне шепчет «искра», и мне интересно, по какой причине она это делает.

– Он просто друг, – не задумываясь, говорю я, и слышу, как Валерка фыркает.

Все взгляды обращаются к нему, он смотрит в свой альбом, что-то рисуя, а потом поднимает взгляд на нас.

– Ой, извините, просто вспомнил кое-что смешное.

Его глаза горят, и я смотрю на него с презрением. По крайней мере, я надеюсь, что у меня получилось презрение, потому что именно это чувство я сейчас испытываю к нему.

– Что-то вроде друга с привилегиями? – спрашивает Лина, растягивая слова.

Я чувствую взгляд Валеры на себе. Он тоже ждёт моего ответа.

– Нет, он мой партнёр в фотографическом классе. Иногда ходим есть мороженое, – отвечаю я, удерживая свой взгляд на Валере.

Он скрипит зубами, и я злобно смотрю на него. Как он смеет?! Он может трахаться с какой-то курицей, потом привозит её сюда, к нам, и я должна выглядеть при этом полностью равнодушной? А мне нельзя даже поесть мороженого с каким-нибудь глупым парнем? Именно поэтому мы и не можем быть больше, чем друзьями.

– О, Боже, это так романтично! Это ведь так горячо – находиться вдвоём в тёмной комнате, не так ли? Правда? – Дина уводит тему в сторону своих сексуальных фантазий.

Я радуюсь, что этот разговор закончен. Я стараюсь больше не смотреть на Валеру, но до сих пор чувствую на себе его взгляд.

Я пытаюсь сосредоточиться на книге, которую пытаюсь читать, но изматывающая жара не даёт полностью расслабиться. Мальчики на время бросают играть в футбол и бегут купаться. Исмаэль плещется с Розой, Эрика и Дима катаются на камерах позади лодки, но у меня нет сил, чтобы составить им компанию. Валерка что-то печатает на своём ноутбуке, Денис что-то наигрывает на гитаре. Миша и Дина набрасывают различные вариации «похода в горы», а Лина жуёт жвачку, надувая огромные розовые пузыри, которые оглушительно лопаются. В конце-концов мне всё это надоедает, я не могу больше это выносить.

Сняв с себя футболку и шорты, я бросаю их на свой стул и остаюсь в своём слитном спортивном синем купальнике, который выглядит ужасно в сравнении с бикини остальных девушек, и иду к воде. Я плаваю на спине, скучая по комфорту прошлого лета, и думаю, что возможно, мне удаться уговорить Исмаэля, чтобы он отвёз меня сегодня на пристань. Просто, скорей всего, будет трудно разделить спальные места в палатке. У нас две палатки на десять человек, и, без сомнений, Валерка захочет переночевать со своими друзьями. А это означает, что я буду в палатке с Розой, Исмаэлем, Эрикой и Димой. Мне ненавистна мысль, что Валерка будет в одной палатке с Линой; их ноги переплетутся, их прикосновения, прерывистое дыхание и поцелуи... и всё это в нескольких шагах от меня. Может быть, мне просто остаться сегодня ночью в лодке?

Почему я такая ужасная и ревнивая? Настоящая сука! Я противна себе из-за того, что не хочу, чтобы Валера был счастлив с Линой. Если он любит её, то он должен быть с ней. Это настолько нечестно – думать, что раз мне так плохо, то и ему я не могу желать счастья с другой. Он ничего мне не должен. Это не должно быть таким сложным.

Мне ненавистна эта зависть, которую я обнаружила в себе. Раньше я никогда не была ревнивой, но, опять же, раньше я никогда ни о ком так не заботилась, чтобы испытывать ревность. Я привыкла принимать вещи такими, какими они были. Это же было похоже на то, что часто повторял отец: «Всегда найдётся кто-то, кто будет лучше тебя, но всегда есть и тот, кто хуже тебя». И это даёт надежду. Я хочу сказать, что Валера по-прежнему всё ещё мой друг. Всё так, как и должно быть.

Исмаэль возвращается как раз вовремя, чтобы начать приготовление барбекю и хот-догов. Над пылающим костром он ставит железную решётку, и мы сразу же начинаем жарить сосиски на проволочной решётке. Вечером мне становится немного спокойнее, уже темно и я не могу теперь хорошенько рассмотреть мускулистую грудь и живот Валеры, и воспоминания о том, что я чувствовала, когда прикасалась к ним, не такие яркие. По-прежнему, очень жарко, и мы часто купаемся, чтобы охладиться. Я убрала волосы в пучок, чтобы они не болтались по спине.

– Эй, Тина, будешь пиво? – спрашивает меня Денис, пока я смотрю на костёр, восхищаясь красотой оранжевых и красных языков пламени, которые по бокам облизывают яму.

Я поднимаю взгляд, ожидая запрещающего окрика брата, но Исмаэль полностью поглощён Розой. Ох, выколите мне глаза!

– Тина не любит пиво, – говорит Валерка, принимая из рук Дениса банку.

Он открывает её и полностью выпивает в несколько больших глотков. Почему меня это так раздражает? Как будто он знает обо мне всё, а я совершенно ничего не знаю о нём.

– Да, я буду, – с негодованием говорю я.

Денис улыбается и подаёт мне пиво из холодильной сумки. Я начинаю открывать банку, как из неё тут же поднимается пена и выплёскивается мне на грудь, колени и руки.

– Дерьмо! – проклинаю я судьбу, слизывая жидкость с рук.

На мои колени падает полотенце, я поднимаю голову вверх и натыкаюсь взглядом на Валерку, в его глазах танцуют огоньки, я взволнованно и быстро бормочу слова благодарности и привожу себя в порядок. Он снова садится в своё кресло, а Лина садится на песок рядом с ним, спиной облокачиваясь на его ноги. И это больно, очень больно видеть их вот так вместе. Ужасно больно. Я подношу банку к губам и начинаю пить пиво, совершенно не чувствуя вкуса; я просто глотаю жидкость, пока она не заканчивается.

Денис кричит «ура» и бросает мне ещё одну, я же просто хочу ничего не чувствовать. Я выпиваю ещё одну банку, и в этот раз пена попадает мне в нос, что заставляет меня рассмеяться. Неожиданно, рядом со мной, на полотенце опускается Эрика, с пакетиком травки в одной руке и косячком в другой; а с другого бока приваливается Дима, его горячая тяжёлая рука опускается мне на плечо. Он подносит к моим губам что-то из бумаги, я вдыхаю много раз, как это обычно делает Димка. В мои лёгкие попадет дым, он заставляет меня подавится, поперхнуться и вызывает кашель. Но мне уже всё равно; у меня в руке есть ещё банка пива, а главное, я больше не вижу Валеру.

Исмаэль снова рассказывает историю о серийных убийцах, и высказывает свои предположения, что они были похищены инопланетянами. Это его любимая тема, когда он выпьет.

– На самом деле, инопланетяне? – шепчет Дина, вглядываясь в небо, и я фыркаю. – Интересно, а они могут видеть нас?

– Я уверен, что они могут увидеть всё, что захотят. Их технологии, скорее всего, очень продвинуты, – размышляет Исмаэль.

– И зачем они прилетают в наш дерьмовый захудалый городишко? За рыбой? Почему, чёрт возьми, они прилетают сюда, Исмаэль? – спрашиваю я, и мой голос полон сарказма.

– Ты же знаешь, что мы находимся в нескольких милях от места, где испытывают ядерное оружие. Если бы ты вела инопланетную жизнь, исследуя другие планеты, куда бы ты отправилась прежде всего? – упорствует Исмаэль.

– В Сочи. Я бы отправилась в проклятый Сочи, – выпаливаю я.

Эрика смеётся.

Ещё несколько банок пива, и я уже совсем себя не контролирую. Я делаю ещё одну затяжку, бумага тлеет и дым щекочет ноздри. Скалы и звёздное небо начинают вращаться вокруг меня, даже когда я закрываю глаза, и я не могу понять лежу я или лечу. Но, всё же, я лежу на спине, потому что своей потной кожей чувствую песок и камушки. Тут Дима нависает надо мной, и звёзды вращаются вокруг его головы. Они кажутся такими близкими, как будто можно достать и сорвать с ночного неба эти белые пятнышки. Я поднимаю свою тяжёлую руку и пытаюсь схватить звезду, открывая и закрывая кулак рядом с головой Димы.

– Ты повзрослела, малышка, – говорит он.

Я смеюсь, потому что вот уже три года, как никто не называет меня так, и из уст Димы это звучит очень смешно.

– Что ты делаешь?

– Я только... я просто... я хочу схватить звезду, – сквозь смех произношу я.

Мне самой смешно от своих слов. Я поворачиваю голову, смутно осознавая, что голова Димы лежит на моём плече, и его тело трясётся от смеха. Я пытаюсь сесть. Эрика лежит рядом со мной, выпуская из своих розовеньких губ колечки дыма. Денис, зажав сигарету во рту, наигрывает что-то на гитаре, Миша в это время напевает жалобную песню о ненависти к самому себе, – я никогда раньше не слышала её. Мой брат исчез, наверное, где-то с Розой наслаждаются своими псевдо-отношениями. Дину рвёт в кустах, а Лина придерживает её длинные вьющиеся волосы, и я начинаю хихикать. И тогда мой взгляд падает на Валеру.

Он всё ещё сидит в своём кресле. Ногами упираясь в песок, руками крепко держась за подлокотники, он пристально смотрит на меня.

Он просто сидит и прожигает меня взглядом. Я сдерживаю смех и затаиваю дыхание. Я почти не дышу, когда смотрю в его синие глаза, в которых отражается красный цвет костра. Его зубы сжаты, лицо напряжено, и он не отводит от меня взгляда.

– Тина, пойдём, прогуляемся, – губы Димы целуют мою кожу на шее.

Я чувствую его горячее дыхание около уха: я никогда не могла себе представить, что меня будет тошнить от звука своего имени.

– Тина, кто-нибудь хоть раз целовал тебя под звёздами?

– Да, – шепчу я, и мои глаза наполняются слезами, когда я смотрю в огненно-синие глаза, и понимаю, что больше не могу этого терпеть.

Губы Димы, по-прежнему, у меня на шее и я чувствую, что ещё чуть-чуть, и я сломаюсь, и расплачусь прямо тут, на глазах у всех, а я не могу себе такого позволить. Мне нужно выбираться отсюда.

– Прекрати, Дима, хватит, – руками я упираюсь в его плечи, отталкивая его подальше от себя, но он хватает меня за руку, пальцами впиваясь в кожу.

– Тина, пойдём. Разве ты не почувствовала этого, только не говори мне, что ты сейчас не чувствовала того же, – продолжает Дима.

Он не обращает внимания ни на мои слова, ни на мои действия, а я смотрю на Валеру, который сидит на краешке кресла безумно раздражённый.

– Всё, что я чувствую, – это то, что мне плохо. Мне нужно пойти искупаться, – мой голос дрожит, я вырываюсь из захвата его рук и иду к воде.

Неуклюже забираясь в лодку, тяну к себе за верёвку одну из больших камер, что привязаны за бортом. Эта верёвка осталась от прошлой прогулки Исмаэля по реке, и с её помощью я перебираюсь на нос лодки.

Забираюсь в камеру, устраиваюсь так, чтобы мои ноги свисали с края, и позволяю течению реки унести меня подальше от бухты. Я плачу. Сижу в резиновой камере, окружённая тёплой водой, которой заполнена нижняя часть моего маленького святилища, и рыдаю – эффект алкоголя и травки всё ещё очень действует на моё подсознание. Как я попала сюда, как эти глупые летние «ходячие кошельки» могли сломить меня? Почему я позволяю Валерию Русику иметь такое влияние на меня?

– Тина? – я чувствую, как тёплая и влажная рука касается моей ноги, и, спохватившись, поворачиваю голову.

– Могу я посидеть на твоей камере? – запыхавшись, спрашивает Валера, держась на воде.

Его влажные волосы падают на глаза, и он смотрит на меня сквозь свои тёмные ресницы.

– Нет, уходи, – бормочу я.

Мне не хочется, чтобы кто-нибудь видел меня в таком состоянии, – глаза опухшие, сердце плачет.

– Тина, просто уступи мне немного места. Я плыл сюда всю дорогу сам и если ты не подвинешься, то я потеряю сознание и утону. Хочешь, чтобы моя смерть была на твоей совести? – шутит он и улыбается.

Я снова возвращаюсь к обороне, я не хочу его видеть.

– Иди, возьми себе свою камеру, – настаиваю я, и чувствую, как он с силой цепляется за другую сторону камеры и забрасывает на неё ногу.

– Нет, я не хочу свою собственную камеру. Я хочу разделить с тобой одну на двоих.

Сначала появляется его лицо, потом плечи, ноги и вот он уже весь лежит на небольшом пространстве камеры, его мокрое тело прижимается ко мне, и у меня не остаётся сил с ним спорить. Мы сидим бедро к бедру, его длинные ноги под моими руками, а я своими ногами касаюсь его таза. Пальцем он проводит по шраму на моём колене, щекоча повреждённую кожу, и я начинаю задыхаться.

– Я не должна позволять тебе прикасаться ко мне, – бормочу я.

Это моё правило для этого лета. Никаких касаний.

– Ну, это дерьмовое правило, – говорит Валерка, теперь уже выводя рукой круги на моём колене.

– Валер, прекрати. Просто остановись, пожалуйста, – шепчу я, и на мои глаза наворачиваются слёзы.

– Я не хочу останавливаться, – дерзко ворчит Валерка.

– Ну, ты должен, – резко отвечаю я, мягко отталкивая его руку от своей ноги. – Боже, Валерка, твоя девушка вот там.

– Лина – не моя девушка. И никогда ею не была. Это было только... один раз. Она здесь, потому что у Дины слишком длинный язык, поэтому она пригласила свою подругу. Ничего нет между нами, Тина, – Валерка снова кладёт руку мне на колено.

Я щурюсь, слова Валеры находят отклик в моей голове. Он ошибается, между ними есть всё.

– Ты можешь обманывать меня, – замечаю я, проводя руками по ногам, рассерженная, что не побрила ноги. – Я не должна ревновать тебя.

Это ещё одно моё правило. Не ревновать.

– А ты ревнуешь? – спрашивает Валерка, и его губы растягиваются в улыбке.

– Понятное дело, – я закатываю глаза.

Валерка снова проводит пальцем по шраму, посылая мелкую дрожь по всему моему телу, вызывая покалывание в ногах.

– Ты не достаточно хорошо это скрываешь, – дразнит Валера.

Я опять сбрасываю его руку с колена.

– Мне просто становится противно, когда я думаю, что эти твои друзья знают ту твою сторону жизни, которую я не знаю. Я хочу сказать, про меня ты знаешь всё, ты видишь и знаешь всё о моей жизни. Во мне нет ничего такого, чего бы ты не видел, Валерка, – пытаюсь я объяснить.

– О чём ты говоришь? Ты самый непонятный и запутанный человек на этой планете. Это так похоже на тебя, – держать все свои мысли глубоко взаперти в своей голове, и мне приходиться играть с тобой в двадцать вопросов, чтобы понять, какого чёрта, ты думаешь. Это выводит меня из себя! – раздражённо говорит Валера.

Я снова смотрю на небо, пытаясь понять эти чувства и пытаясь найти слова, чтобы объяснить их. Это так трудно, потому что я даже не знаю, что хочу объяснить.

– Кем ты хочешь стать, когда вырастешь? – улыбаясь, спрашиваю я, потому что кажется, что мы уже выросли.

Мы похожи на взрослых, но есть ещё крошечная часть меня, которая всё ещё хочет быть маленькой девочкой, которая купается в мамином бассейне и представляет себя лаундж певицей.

– Я буду доктором, как и мой отец, – спокойно ответил он. – В сентябре я иду учиться в Университет Петербурга, а затем стану медицинским работником в Санкт-Петербурге. Как и мой отец.

– Нет, я спросила, кем ты хочешь стать? Я вот, например, всегда мечтала стать лаундж-певицей в кабаре, – признаюсь я, и он удивлён. – О, да ладно, неужели это действительно очень трудно представить?

– Да нет, я уже вовсю представляю тебя в блестящем платье, раскинувшейся на рояле.

Валерка смеётся, и я легонько пинаю его ногой по рёбрам.

– Это не мечта. Мечта должна идти из глубины твоего сердца. Кем бы ты на самом деле хотел бы стать в будущем, – настаиваю я.

Валера ничего не говорит. Он снова гладит моё колено, его взгляд сосредоточен на узоре, который он выводит на моей коже.

– Это не имеет значения. Я никогда не смогу стать им, – бормочет Валерка.

Я закатываю глаза.

– Да ты сможешь! Ты можешь исполнить любую свою мечту. Тебе не нужно беспокоиться о деньгах, или обстоятельствах. У тебя есть все возможности, и всё, что тебе нужно сделать, – это просто протянуть руку и взять, – спорила я.

– Всё не так просто, Тина. Не всё, что я хочу, можно купить, – Валера пристально смотрит на меня сквозь волосы, которые падают ему глаза, сжав руку на моём колене. – Не всё можно получить с помощью чека.

– Я знаю, Валера. Но, просто притворись. Если бы ничего тебе не мешало, кем бы ты стал?

Он улыбается, в глазах танцуют огоньки, и постепенно разжимает свою руку на моём колене, снова легонько поглаживая.

– Я бы хотел играть на фортепьяно для лаундж-певицы, – говорит он.

И я глубоко вздыхаю. Такого ответа я не ожидала.

Мне так сильно хочется, чтобы это было правдой, что я вижу эту картинку почти наяву. Валера великолепен в чёрном смокинге, вот он собирается сесть за рояль, вот его длинные пальцы летают над белыми клавишами. На мне надето красивое сапфиро-голубое, расшитое блёстками платье, мои волосы рассыпаны по моим плечам мягкими крупными завитками. И, на одну минуту, я забываю о реальности, представляя, что всё так и есть. Валерка и я живём в пентхаусе в одном из роскошных отелей в Сочи, каждую ночь мы занимаемся любовью, каждое утро мы просыпаемся вместе и едим мороженое на завтрак. Всё это так смешно, но я позволяю себе отдаться этим фантазиям на несколько минут, только лишь одна проклятая минута истинного счастья, прежде чем я снова опускаюсь на землю, отталкивая от себя все эти фантазии.

Долгое время мы молчим, и мне становится интересно, а вдруг он тоже себе это представил, вдруг он тоже фантазирует.

– Я действительно не хочу быть врачом, – шепчет Валера. – Это впервые, когда я говорю об этом вслух.

– Тогда ты не должен им становиться, Валера. Ты не должен делать того, чего не хочешь, – говорю я. – Пиши или играй на фортепьяно, или в баскетбол, ты волен делать всё, что хочешь.

Валерка фыркает:

– Скажи это моему отцу. Ты знаешь, он ни разу не пришёл на мою игру. Я привёл свою команду к выигрышу в чемпионате города, а он даже не появился на трибуне. Он позволяет мне играть, лишь потому, что это хорошо скажется при поступлении в колледж.

– А я боюсь, что застряну на этой пристани до конца своей жизни, – выкладываю я свои страхи, позволяя ему залезть себе в голову. – Мне, на самом деле, даже не нужно поступать в колледж. Я уже знаю всё, что необходимо для работы на пристани. Платить за колледж будет пустой тратой денег и времени.

– Ты должна стать фотографом, делать снимки и продавать их. Ты можешь сделать это. Преврати свой талант в машину для зарабатывания денег, и тогда ты не будешь нуждаться в пристани.

– Не то, чтобы я нуждаюсь в пристани, Валера. Пристань, папа, брат – они нуждаются во мне. Я не могу просто взять и уйти, не могу просто взять и уйти от своей семьи, – подчёркиваю я.

Поверь мне, я бы смогла спокойно прожить без пристани.

– Когда мне было четыре года, мама стала заставлять меня брать уроки игры на фортепьяно. Один год, а потом она умерла. Она хотела, чтобы я получил всестороннее образование, посещал внеклассные занятия и прочее дерьмо.

Он снова выводит круги на моём колене, но я больше не раздражаюсь, и не требую, чтобы он остановился. Я просто слушаю, стараясь впитать в себя каждое слово.

– Первую песню, которую я выучил, была Twinkle, Twinkle, Little Star. Я играл её для мамы, прежде чем она умерла. Я не помню этого. Папа рассказал мне. Отец сказал, что мама так гордилась мной в тот день и это всё, чего я хочу добиться. Я хочу, чтобы мама мной гордилась. Я хочу стать таким человеком, которого она хотела видеть во мне. Вот почему я до сих пор играю на фортепьяно, потому что она этого хотела. Но также она хотела, чтобы я стал доктором, и я не могу даже вынести мысли, чтобы не оправдать её надежд. Я лишь хочу, чтобы она всегда гордилась мной.

Раньше я никогда не слышала, чтобы Валера так говорил о своей матери. Если честно, я раньше едва слышала о ней пару слов. Я не могла поверить, что он поделился этим со мной и позволяет мне увидеть его таким уязвимым. У меня нет слов. И я не знаю, нужно ли мне что-то говорить. Все те слова, что сейчас крутятся у меня в голове, звучат как-то неискренне в сравнении с его признанием.

– Я никогда никому раньше не рассказывал об этом, – Валера проводит рукой вниз, касаясь моей голени, руками крепко обхватывая мои ноги.

Он обнимает меня за ноги. Ему просто нужно было это объятье. И я могу дать ему это. Я чуть подвинулась, не смотря на небольшое пространство, что ограничивало действия, и заползла к нему на колени. Обернула руки вокруг его шеи, лицом уткнулась в его плечо. Просто обняла его. И почувствовала, как его напряжённое тело постепенно расслабилось, руки обняли меня за талию, и он крепко сжимает меня в объятиях. Очень долго, не двигаясь, мы просто сидим в обнимку и плывём по спокойной, тёмной воде.

Спустя две недели Валера на своём серебристом BMW вместе с друзьями уезжает с пристани, а это только июль. Я расстроена, мне грустно до такой степени, что болит живот, но в памяти хранится то, чем Валера поделился со мной на реке, и это немного заполняет пустоту. Я работаю в магазине, и когда есть время, гуляю с Эрикой, так как Роза тратит всё своё время на моего брата.

Я не могу точно сказать, когда Эрика стала моим лучшим другом, но теперь я вижу, что у нас гораздо больше общего, чем казалось вначале. Она чувствует себя недоделанной, живя в одном доме с гениальной Розой и вундеркиндом Валерой. Она думает, что колледж – пустая трата денег, и ей противна сама мысль учиться ещё четыре года. И она увлечена парнем, которого не может иметь.

– Тина, он даже понятия не имеет о моих чувствах, – жалуется Эрика, пока мы качаемся на качелях.

Она всё время говорит о Денисе:

– Я хочу сказать, что если бы он хотел быть со мной, то сейчас мы были бы вместе, так ведь?

– Не знаю, Эрика, быть может, он думает, что он не из твоей лиги. Ты словно недостижимая, уверенная в себе женщина.

Я понятия не имею, о чём говорю. Мне просто хочется, чтобы она чувствовала себя лучше.

– Всё это, на самом деле, обозначает лишь то, что я ему не так сильно нравлюсь, – говорит Эрика, откидываясь назад при раскачивании, потом она подаётся вперёд и кубарем вылетает с качелей.

– Это не так, возможно ты нравишься ему слишком сильно, и это пугает его, – предполагаю я.

– Нет, если бы я, действительно, нравилась ему, то тогда бы ничего не могло встать у него на пути, даже он сам, – говорит Эрика, лёжа на земле вверх ногами, и волосы рассыпались вокруг её головы. – Ты знаешь, в позиции вверх ногами, мозг начинает работать лучше.

– Ты такая странная, – говорю я.

Эрика начинает громко хохотать, сидя на земле.

– Но, только подумай. Любовь подразумевает под собой риск, преодоление гордости и своего эгоизма. Любовь говорит за тебя, и ты можешь переубеждать меня, но я лучше предпочту иметь дело с болью, чем сидеть молча и ничего не знать. Если Денис не готов рисковать, значит, на самом деле, он просто не хочет меня, – Эрика снова принимает вертикальное положение, ставя точку в своих словах.

– Ты точно не бросала себя на алтарь самопожертвования? – фыркаю я.

– Ох, Тина, Тина, Тина. Он должен принести себя в жертву. Я приз, и Денису придётся что-то сделать, чтобы выиграть меня, – Эрика снова читала «Космо».
Я уже начинаю думать, что «Космо» пора запатентовать свои идеи или что-то в этом роде.

– Ну, я не хочу быть призом. Это сразу наводит меня на мысли о тех, дерьмовых зверях на ярмарке. Не должно ли это работать в обоих направлениях? Ну, ты знаешь, как инь и янь, давать и получать, горох и морковь, – спорю я.

– Ох! Я забыла! У меня ведь лежит твой подарок на день рождения. Валера дал мне строгое указание не дарить тебе до того момента, пока мы не будем уезжать, – говорит Эрика подмигивая.

Я с удивлением смотрю на неё. Если честно, то я уже пристрастилась к подаркам от Валеры. Они делают конец лета не таким мрачным, но я думала, что в этом году он просто забыл.

– Это книга, – пропевает Эрика и я смеюсь. – Я подглядела после того, как он уехал.

Влажность становится сильнее, принося с собой штормовой ветер и ураган. В воздухе пахнет дождём, и я вздыхаю. Лето прошло, и я начинаю думать о своей одинокой жизни. Я до сих пор не имею понятия, чем заняться в следующем году. От одной лишь мысли о том, чтобы торчать здесь каждую минуту, каждый день скручивает мой желудок, и я чувствую, как беспокойство поднимается в моей груди. Может быть, мне стоит пойти на ускоренные курсы в колледж. Может быть, я могу пожить с мамой, чтобы хоть на короткое время избавиться от пристани.

Я захожу за Эрикой в дверь, внутри всё безупречно чисто и пусто, никаких признаков, что здесь кто-то живёт. Всё собрано в коробки и уложено в машину. Утром Русики уезжают.

Эрика берёт со стола и протягивает мне полосатую коробку, я, развернув жёлтую папиросную бумагу, достаю огромную книгу. Переплёт сделан из красной кожи, а листы из плотного чёрного пергамента. Страницы пусты, и я с нетерпением жду пояснений Эрики.

– Это портфолио. Для твоих фотографий, – говорит Эрика.

И мои глаза наполняются слезами. Я даже не пытаюсь с ними бороться, потому что я уже полностью эмоционально истощена, и этот подарок – тот самый глоток уверенности, в котором я нуждалась прямо сейчас. Как он узнал, что это именно то, что мне нужно?

– О нет, в чём дело? – спрашивает Эрика, и я вытираю своё лицо от слёз тыльной стороной ладони.

– Это великолепно, Эрика, на самом деле. Я просто не понимаю. Почему он делает такие вещи, как это? – спрашиваю я её.

Она притягивает меня в крепкие объятия:

– Потому что он любит тебя, – проговаривает она мне в плечо.

– Возможно, – шепчу я. – Но мы обе знаем, что этого мало.