Последний визит: 2023-03-05 16:55:12
Сейчас не в сети

Спектр синих глаз. Пятая глава

«Не будем пить из одного стакана
Ни воду мы, ни сладкое вино,
Не поцелуемся мы утром рано,
А ввечеру не поглядим в окно.
Ты дышишь солнцем, я дышу луною,
Но живы мы любовию одною.

Со мной всегда мой верный, нежный друг,
С тобой твоя весёлая подруга.
Но мне понятен серых глаз испуг,
И ты виновник моего недуга.
Коротких мы не учащаем встреч.
Так наш покой нам суждено беречь.

Лишь голос твой поёт в моих стихах,
В твоих стихах моё дыханье веет.
О, есть костёр, которого не смеет
Коснуться ни забвение, ни страх.
И если б знал ты, как сейчас мне любы
Твои сухие, розовые губы!»

Анна Ахматова

– Итак, Исмаэль сказал, что у тебя есть парень? – спросила мама, и я со всей силы нажала на педаль тормоза, приходя в ступор на углу улицы в центре Сочи.

– Когда ты разговаривала с Исмаэлем? – спросила её я.

Исмаэль и я один или два раза в месяц приезжали на выходные в Сочи, чтобы навестить маму. На мой шестнадцатый день рождения, она купила мне машину, чёрненький Lexus RX350.

Автомобиль, хоть и не новый, но, зато, с кондиционером. У нас раньше никогда не было машины с кондиционером. Единственная проблема – это рычаг коробки передач. Дима пытался научить меня ездить на механике, но я всё равно ещё немного нервничаю, выжимая сцепление.

– Он приезжал ко мне на прошлой неделе, после сдачи экзаменов.

– Исмаэль в прошлом семестре посещал муниципальный финансовый колледж.

Я крутила ручку настройки радио, пытаясь найти песню, которая бы меня не бесила, но постоянно натыкалась на тупую попсятину. Ну, почему ни одна радиостанция не включает в свой эфир нормальные песни?

– Тина, зелёный, – проговорила мама.

Я нажала на педаль газа, отпустив сцепление, заставляя тем самым колёса вращаться на горячем асфальте. Она вздохнула, впиваясь своими ухоженными ногтями в приборную панель, когда я резко повернула влево, занимая место на стоянке. Я припарковалась, но мама осталась сидеть в машине.

– Я не выйду, пока ты не расскажешь мне об этом парне, – она вытаскивает сигарету из сумочки, зажимая её своими накрашенными губами, прикуривает, опускает окно и смотрит на меня выжидающе.

– Было всего лишь одно свидание. Это брат Лили, Саша. Мы ходили в боулинг. Он не мой парень. Так что нечего рассказывать.

Я не стала рассказывать ей о том, что после боулинга мы с ним обжимались, и он облапал меня всю, и после этого его эго раздулось до нереальных размеров. На следующий день он рассказывал всем в школе, что я его девушка. Я была вынуждена поставить его на место, и теперь Лиля злится на меня. И это даже не смотря на то, что он изменил мне с одной из сестёр Волковых во время обеда. Но Лиля вела себя так, будто я совершила преступление против человечества или что-то в этом роде.

С тех пор, как прошлым летом Саня разбил ей сердце, Лиля заняла совершенно новую, более циничную жизненную позицию. И мне кажется, что, всё же, это правильное решение. Лиля полностью смирилась с тем, что ей навсегда придётся остаться в нашем городке. Когда-то она собиралась выйти замуж за Саню, и помогать ему вести бизнес, но теперь она по-новому оценила свои планы на жизнь. Она решила вернуться в колледж и теперь живёт в университетском городке. Она даже не приехала домой на Рождество, но на летние каникулы она вернулась на пристань, чтобы заработать немного денег до начала семестра. Папа позволил ей остановиться в одной из комнат нашего отеля, удерживая часть из её зарплаты, так как она не могла вернуться домой – туда, где жили Эмилия и её новорождённый ребёнок. Но и позволить себе четырёхмесячную аренду номера она тоже не могла, поэтому папа предложил ей такой вариант.

– А что насчёт Димы? Он всё ещё пытается ухаживать за тобой? – поддразнила меня мама, стряхивая пепел в окно.

Она знает, что я терпеть не могу эту тему.

Весь этот год я, на самом деле, очень сильно старалась не думать о Валере. Я даже сходила на пару свиданий: это были ребята из моего кружка по фотографии. Но всегда что-то напоминало мне о нём: передача по телевизору или определённая песня по радио. Каждый раз, когда я вспоминала о Валерке, я думала о том, что никогда не смогу сделать с ним какую-нибудь глупую вещь. Совершить те глупости, которые все совершают в старших классах. Он никогда не проводит меня до дверей кабинета, и не будет носить мои учебники. Он никогда не прогуляет со мной уроки, чтобы поесть вкусного мороженого. Он никогда не пригласит меня на первое свидание или на футбольный матч в пятницу. Или о том, что он никогда не отдаст мне свою куртку, чтобы я могла согреться. И он никогда не пригласит меня на выпускной вечер.

Поэтому, когда Дима пригласил меня на школьный бал в предпоследним классе, я сказала «да». В то утро я услышала по радио Journey's с песней «Don't Stop Believin'», это был трек номер семь на моём диске, которая должна была напоминать мне о супер-удивительном друге Валере, а я так соскучилась по Валерке, что не могла дышать. Я была зла на него за то, что он имел такую власть надо мной, но я злилась и на себя, за то, что позволяла ему это. Я не знаю, почему я согласилась. Может быть, это был страх или боль, а, возможно, попытка доказать самой себе, что Валера не контролирует мою жизнь. Какая бы не была причина, я сказала Диме «да».

На самом деле, Димка был довольно популярным парнем в школе. Девушки считали его горячим, а парни – крутым. Он ездил на грязном байке, и, благодаря репутации своих братьев, выглядел в их глазах гораздо круче, чем был на самом деле. Как бы то ни было, Дима обычно крутился рядом и курил травку, поэтому я была в шоке, когда он пригласил меня. Я думала, что он ненавидит меня. А оказывается, я просто ничего не понимала.

Мама купила мне атласное платье с пышными рукавами, отделанное кружевом. Я накрутила и причесала свои волосы точно так же, как было написано в «Космо», осторожно, по миллиметру, подрезая чёлку. Дима надел смокинг и принёс мне корсаж.(Я тогда сняла нас полароидом, и снимок на стене напоминал мне, как красиво мы выглядели). В тот вечер за углом школы Димка вместе с друзьями курил травку и пил виски из фляги, которую он пронёс в кармане пиджака, а после пытался научить меня танцевать медленный танец.

Всё шло хорошо, пока не заиграла следующая песня. Это были чёртовы Styx с песней номер три. Я разволновалась. Мне так сильно захотелось, чтобы Валерка был тут, что я обернула руки вокруг шеи Димы, и спрятала лицо на его плече. Я притворилась. Я представила себе, что это к плечу Валеры прижимаются мои губы, что это в его волосы я зарываюсь пальцами, что это его руки скользят по моей спине.

А потом Димка поцеловал меня слюнявым, влажным поцелуем с языком, в котором не было и одной десятой доли заботы и нежности, что присутствовали в поцелуях Валеры. Это открытие шокировало меня и вернуло в реальность, всё волшебство пропало и теперь всё, что я чувствовала, это то, как огромные лапищи Димы сжимают мою задницу, и его горячее дыхание возле своего уха, пока он невнятно напевал мне мелодию, окончательно унижая мои чувства к этой песне. Я возненавидела себя. Меня бесило, что я сказала ему «да», и что представила Валеру на его месте. Мне не нужно было этого делать. Одна маленькая трещина в моей обороне, и я осталась совершенно беззащитной, и это причиняло сильную боль. Следующие полчаса я провела в ванной, разрывая себя на части. А после собирая обратно. К счастью, Димка снова уходил покурить, и даже не заметил моего отсутствия.

С тех пор он ещё трижды приглашал меня на свидания, и каждый раз я находила какие-нибудь оправдания. То мне нужно было делать домашнее задание, то мне нужно было ехать к маме, то работать. На самом деле мне просто не нравился Дима. Я с трудом терпела его, как своего друга. Да и ему я, на самом деле, не нравилась. Просто, он вообразил себе, что это его обязанности.

– Дима непреклонен, – пробормотала я, опуская голову на руль. – Я не знаю, что мне делать, мамочка.

– Если честно, дорогая, то ты нравишься Диме, потому что ты замечательный человек. И это приятно, что он за тобой так усиленно ухаживает.

Мама погладила меня рукой по голове, и мне захотелось возразить ей. Мне не хотелось, чтобы это было приятно. Я не хотела нравиться Диме, потому что никогда не смогу ответить на его чувства. Я никогда не смогу стать для него той, какой он хотел бы меня видеть.

Потому что глубоко внутри, под оболочкой цветущего кокона, и неважно, сколько раз я пыталась отрицать это, в глубине души я знала, что уже принадлежала кому-то другому. Тому, кто прямо сейчас ждал меня на пристани.

– В следующий раз привези с собой друга, того, что из Петербурга. Я хотела бы познакомиться с ним, – сказала мама, она сделала ещё одну долгую затяжку и стряхнула пепел в окно. – Он ведь уже приехал?

– Да, его семья приехала сюда несколько часов назад, – тихо проговорила я.

Когда я уезжала, я увидела, как автомобиль Русиков подъезжал к пристани, но было уже поздно возвращаться. Мне нужно было доставить свою задницу аккурат к обеденному перерыву мамы, и с тех пор я сижу, как на иголках, сильно переживая и волнуясь. Так же сильно, как я умираю от желания увидеть его, также сильно я полна решимости не дать Валерке возможности соблазнить меня. Мы друзья, и точка. Этого достаточно. Никаких поцелуев, никакого трения друг о друга, никакого массажа моей груди в любом виде. Я не могу позволить своей крепости разрушиться за один миг, если не хочу повторения нашего развратного поведения прошлым летом. Это самый лучший вариант: отдалиться и оградиться. Никаких обязательств, никаких ожиданий, никакой боли.

– Вы могли бы приехать ко мне на следующей недели! Мы бы приготовили барбекю и посмотрели фейерверк. Вы можете увидеть салют прямо из моего двора, – проговорила мама, посмотрев на часы.

Ещё раз затянувшись, она выкинула бычок в окно и, схватив сумочку, быстро проговорила:

– Мы поговорим позже, дорогая. Я уже опаздываю. Спасибо, что пообедала со мной.

Мама поцеловала меня в щёку, оставляя след от помады на моей коже, после быстрым шагом направилась в роскошное здание. Вытирая щёку, я наблюдала за тем, как она шла, её волосы подпрыгивали в такт шагам, а я обдумывала её приглашение. Я никак не могла представить встречу Валеры с моей мамой в Сочи. Пристань для нас – всё равно, что маленький пузырь безопасности, где всё понятно и так, как должно быть. Я не знала, как бы развивались наши отношения за пределами городка, и от этого мне становилось не по себе.

Ох, чёрт, кого я обманываю? Я не знаю даже, как будут развиваться наши отношения на берегу реки.

Прибавив газу, я поехала обратно к пристани. Правда, в городе пришлось снизить скорость до невыносимых шестидесяти километров в час, пока не выехала на неровную мостовую. В городе полицейские очень строго следят за соблюдением скоростного режима. Я думаю, это потому, что полицейским в городе, где проживают меньше пятисот тысяч, больше нечем заняться.

Я даже не потрудилась сначала заехать домой. Припарковав свой автомобиль рядом с большим чёрным мерседесом, я поспешила к входной двери. Три коротких удара в дверь, и передо мной стоит Валера, его сильная челюсть покрыта щетиной, волосы в полном беспорядке, и он улыбается. Моё сердце тает, и я хмурюсь. Это будет сложнее, чем я думала.

Валерка сунул ноги в шлёпанцы и вышел за дверь, я повернулась и пошла в сторону качелей, к нашему месту там, где я буду чувствовать себя лучше, и я знаю, что говорить.

Мгновенье, и рука Валеры проскользнула в мою, и я поняла, что весь мой план вылетел в трубу. Его рука, такая тёплая и нежная, и было так легко сплести наши пальцы. Мы просто держались за руки. Друзья ведь могут держаться за руки, так ведь?

Я позволила ему вести меня. Он ничего не говорил, только очень часто смотрел на меня через плечо, бросая хитрые взгляды. Валерка потянул меня в прачечную, и тут же его губы оказались на моих, и я ответила ему со всей страстью, теряясь в его прикосновениях, наслаждаясь его вкусом, утопая в сладком облегчении от той ноющей боли, что преследовала меня весь прошлый год. Его пальцы проскользнули под кромку моей футболки, и я окончательно растаяла, моя душа воспарила, когда его руки обернулись вокруг моей талии, и он коснулся моей голой кожи. В этот момент только это имело для меня смысл и значение.

Но, вдруг, я вспоминаю о своей крепости и отталкиваю его. Это не было дружеским поцелуем. Этот «О, Боже, вся моя женская сущность пульсирует» поцелуй был именно тем, чего я пыталась избежать. Запрыгнув на столик, я заработала некоторое расстояние между нами. Хорошо, таким образам я ограничила наши прикосновения. И в любом случае, он на самом деле не захочет ко мне прикасаться после того, что я ему расскажу о Саше и Диме. Особенно о Диме.

Валера смотрел в пол, рукой пробегал по своим волосам, лампы дневного света ловили красный цвет, отсвечивая его бледную кожу. Я сосредоточила своё внимание на его мелких веснушках, разбросанных по носу, ресницах, скулах, и мне потребовались все мои силы, чтобы не сдаться и не окликнуть его первой.

Мне нужно было что-то сказать, прервать это молчание, которое повисло между нами и стало таким тягучим и всеобъемлющим.

– Я ходила на свидание с братом Лили, – на одном дыхании выпалила я. Валерка взглянул на меня, и сложил руки на груди, снова переводя взгляд на пол. – А на выпускной я пошла с Димой. И он поцеловал меня.

Валерка не двигался. Он молчал в течение долгого времени, а я ждала.

– Знаю, – наконец, промолвил Валера, я посмотрела на него, ужасно смутившись.

– Исмаэль. Он пишет Розе электронные письма, и звонит по телефону, иногда, – прошептал он.

Я была застигнута врасплох. Я была в ярости. Мне не понравилось, что мой брат сплетничал за моей спиной о моей личной жизни.

– Что? – спросила я, он ошарашил меня.

Ведь это также означало, что Валерка тоже мог звонить мне, мог бы писать мне письма, но он этого не делал.

И должна признаться, это открытие причинило мне острую боль.

– Подожди, что? – снова спросила я, и улыбка растянулась на губах Валеры.

Мысль об этих двоих, весело смеющихся над моими жалкими попытками личной жизни, ужасно бесила. И, к тому же, я была предана своим братом? Я убью его.

– Тина, всё хорошо. Я не сошёл с ума или что-то в этом роде, – проговорил Валерка.

Я фыркнула:

– Хорошо, потому что ты и не должен был, – сказала я.

Тон моего голоса был раздражённым, как ад, но меня это не заботило. Я даже не должна была об этом думать, но все мысли, что проносились в моей голове, были о том, как я глупо себя чувствовала, надеясь на то, что Валера будет расстроен, думая, что между нами нечто большее, чем просто весёлое времяпровождение.

– Это только дало мне понять, что я ничего не жду. И я не хотел, чтобы ты чувствовала себя ограниченной мной. Ты позволила себе быть с другими людьми. И я тоже, – шёпотом добавил он.

– Ох, хорошо, я рада, что теперь у меня есть твоё разрешение, – проговорила я с сарказмом.

Меня всё ещё очень бесило, что Валерка знал всё, а я ничего. Это так несправедливо.

– Я переспал с одной цыпочкой в школе, Линой, – вдруг сказал Валера.

Я несколько раз моргнула, мой мозг полностью отключился.

– Переспал, что ты имеешь ввиду... – я умолкла, запутавшись.

Валерка посмотрел мне прямо в глаза, его взгляд горел и сочился тем, то он имел в виду. Секс.

– Ох, – задохнулась я, весь воздух вышибло из меня.

Пульс зашкалил, и я облокотилась на прилавок. Чёрт побери, я не могла дышать. О Боже, я упаду в обморок.

Нет, Тина, соберись. Закройся. Отстранись.

– Это было ужасно, – продолжал Валера. – Я был абсолютно пьян и не соображал, что делал, и это была большая ошибка.

– Всё в порядке, я не сошла с ума или что-то в этом роде, – лгала я.

Я лгала, сукин ты сын.

– Я хотел, чтобы это была ты, – прошептал он, и я резко вздохнула.

Когда речь зашла обо мне, совершенно другие эмоции одолели моё тело. Это так неправильно. Мне хотелось кричать на него, сказать ему, что этого никогда не будет, ни сейчас, ни когда-либо, но мой голос пропал.

Кроме того, я даже не уверена. Что сама считаю также.

– Я по-прежнему хочу, чтобы это была ты, – голос Валеры звучал томно и низко, и моя стена рушилась, его слова развеивали в пух и прах её последние кирпичики.

Его руки на моей талии, его бёдра между моими коленями, и он полностью сокращает расстояние между нами, и я позволяю ему это сделать.

«Только на лето, только на лето, только на лето», – твержу я в своей голове, пока его губы касаются моих, вытягивая из меня последние капельки силы воли, что у меня остались...

– Вот дерьмо, ты за единороссов? – раздражённо проговорил Исмаэль, откидываясь на стуле, пока мы отдыхали в песчаной бухте.

Папа сгорбился над небольшим переносным грилем, тыча ножом в шипящие котлеты. Как всегда, он настоял на том, чтобы мы провели двенадцатое июня в бухте. Снова никаких фейерверков. Клянусь, что когда-нибудь, я, всё же, увижу этот проклятый фейерверк! Я навела фотоаппарат на брата, он показал мне язык, но я успела зафиксировать этот кадр. В фотоаппарате зажужжало, и он выплюнул мокрую и серую картинку. И, вот, спустя пару минут, на фоне стал вырисовываться мой брат: его хитрожопое лицо навсегда запечатлелось на небольшом прямоугольном листке.

– Нет, я сказала, что буду голосовать за Путина. А во все эти политические партии я не верю. Политика-шмолитика. Они все ; просто марионетки, весь срок, пока они правят страной, они танцуют под дудку более могущественной руки, – проговорила Роза, пальчиком подталкивая очки с кончика носа.

Эрика закатила глаза и повернулась на покрывале рядом со мной. Она стянула бретельки от купальника с плеч, чтобы не оставалось белых полосок и сложила руки под подбородком.

– Ох, нет, я думаю, они поженятся, – прошептал мне Валера на ухо, положив руку мне на поясницу, пока я пыталась сдержать смех.

– И у кого же, по-твоему, эта могущественная рука? – скептически спросил Исмаэль.

– У тех, кто контролирует все богатства или большинство, – ответила Роза таким тоном, будто это был очевидный факт.

– То есть, ты имеешь в виду единороссов, – пошутил Исмаэль. – Открой глаза, детка, это многопартийная система промыла тебе мозги, так же, как и всем остальным. Честно говоря, я не доверяю правительству.

– Исмаэль, – ругнулся папа, вынимая сигарету изо рта. – Не говори ерунды. Сегодня День России, чёрт возьми. Твои заявления непатриотичны.

– Фактически, можно утверждать, что его заявление очень даже патриотично. Я имею в виду, разве не это сделали большевики более девяносто лет назад? Подвергли сомнению их правительство?

Отец искоса посмотрел на Розу, развалившуюся в кресле: её шляпа с широкими полями закрывала её лицо от жаркого летнего солнца. Роза просто ошеломляла. Я имею в виду, что помимо того, что она обладает мозгом злого гения, так при этом у неё ещё и фигура супермодели. Её золотые волосы спадают на плечи густыми волнами. Ноги у неё длинные и стройные, линии тела переходят с тонкой талии в соблазнительные изгибы бёдер, а её грудь заставляет меня стесняться и смущаться. И она выглядит такой уверенной, нежась под солнцем в своём слитном зелёном купальнике и споря с моим отцом о сложных вещах в политике. Теперь я абсолютно точно понимала, почему Исмаэля так тянуло к ней.

– Да уж, Исмаэль – очередной Ульянов-Ленин, – ответил папа, указывая на переносной холодильник. – Эй, Тина, принеси мне одну банку пива.

Порывшись в холодильнике, я обнаружила красные и белые жестяные банки, среди которых лежала бутылка тёмного. Я вытерла пот с шеи и лба. Боже, я сейчас расплавлюсь. Пот стекал по всему телу, по лицу и плечам, было ужасно жарко и трудно дышалось. Пришло время купаться.

Зайдя поглубже в воду, я ныряю с головой. Вода освежает мои волосы и приносит сладкое облегчение моей перегревшейся голове. Я плаваю, между стен из скал, красные, оранжевые и коричневые разводы на которых свидетельствуют о миллиардах лет эрозии, меня окружают тишина, покой и безмятежность.

– Красиво.

Голос Валеры заставляет меня очнуться. На его носу блестят капли воды, а с мокрых волос вода стекает на глаза, и я вновь поражаюсь, насколько он красив. Мне так хочется зафиксировать и сохранить этот момент, чтобы этот его образ согревал мне душу в течение всего года. Всё начиналось с мелкого и маленького ручейка, заставляющего твёрдую землю под моими ногами размываться и превращаться в ил.

– Я знаю. Посмотри на эти скалы. Ты видишь эти трещины и разводы? Ты можешь поверить, что смотришь на то, что было здесь миллион лет назад? Можешь ли ты себе представить, что видели эти скалы?

Я плаваю на спине, яркое солнце застилает мне глаза. Вода ходит волнами вокруг меня, что-то невесомое касается моей руки, плеча, нежно трогает моё лицо, гладит волосы. Тень нависает надо мной и я открываю глаза. Солнце светит сквозь волосы Валеры, делая их огненными, в его глазах танцуют искорки, а губы растянулись в изумительной улыбке.

– Я не про скалы, а про тебя, глупенькая, – смеётся он. - Ты. Ты красивая. Красивая. Ты полна красотой. Не только красивое личико, и не отдельно фигура, я считаю, что ты вся красивая.

Это самый приятный комплимент, который он когда-либо делал мне.

Он облизывает губы, и я замечаю, как его рука под водой потянулась к моему запястью, он крепко хватает меня за кисть. Валерка тянет меня в более глубокое место, подальше от лодки моего отца. Он обнимает меня за талию, сплетая свои руки за моей спиной, и прижимает меня к своему телу, чтобы нежно поцеловать меня в губы. Мы почти раздеты, и я подумала о том, что лишь тонкая ткань купальника разделяет наши тела. Каково будет прикоснуться к его груди своей голой грудью? Эта мысль заставляет меня углубить поцелуй, наши языки сплетаются в нежной и страстной битве. Руки Валеры ласкают мою спину, и я, оборачиваю ноги вокруг его талии. Его глаза широко распахиваются, но он не прерывает поцелуй, а мне уже всё равно. Он не может называть меня красивой и так страстно целовать, не ожидая от меня каких-нибудь действий.

– Что? Я сделала что-то не то? – спрашиваю я, забрасывая свои руки ему за шею, а сердце бешено колотится в груди.

– Всё хорошо. Шокирует немного, но это определённо хорошо, - улыбается он.

Я провожу рукой по его мокрым волосам, сильно потянув за них, губами прижимаясь к влажной коже его челюсти, шеи и плеча. Мне не нравится то, как сильно я нуждаюсь в нём, как я хочу, чтобы он всегда был здесь. Это, определённо, были мои неприкосновенные правила, но теперь всё летит к чертям.

Мой мозг не замолкал. Интересно, а он считал, что Лина тоже красивая девушка? Интересно, а он целовал её так же, как меня? Интересно, на что это похоже – заниматься сексом с Валеркой – это всё, о чём я могу думать. Я завидую всем, кто был ближе к нему, чем когда-либо была я. Мне хочется быть рядом с ним. Я хочу чувствовать его, как чувствовала его она. Я хочу быть его первым номером, его любимой.

Я снова целую Валеру, на этот раз поцелуй получился голодным и страстным, и, когда я провожу своей рукой по груди Валеры, задев пальцем сосок, он низко стонет мне в рот. Я очарована этим звуком. И я снова повторяю свои действия, его сосок твердеет под моими пальцами, и Валерка уже с трудом дышит, целуя мой подбородок, переходя на шею, губами посасывая мочку уха, а я сильнее сжимаю бёдра вокруг его талии. Чувство удовольствия и приятного напряжения начинает расти у меня между ног, я не могу сдержать себя и тихонько трусь о Валеру. Губы Валеры перемещаются мне на плечо, а затем к груди, язык танцует на ключице. Его рука, скользнув вверх по моему телу, сжимает грудь, потянув за сосок через тонкий материал купальника, и в этот момент я благодарю Господа, что не надела купальник с поролоном. Он не сводит с меня глаз, когда пальцем поддевает лямку купальника на моём плече, и медленно опускает её. Вода касается моей голой груди, и я прижимаюсь к нему лбом, пытаясь привести в порядок дыхание.

– Блять, – рычит Валерка.

Он выводит пальцами круги по ореолам моем набухшей груди, и мне становится трудно дышать. Он приподнимает меня из воды, на прохладном воздухе мои соски становятся еще твёрже, и всё, о чём я могу думать, это: «Пусть он, пожалуйста, возьмёт их в рот, пожалуйста–ох–пожалуйста–ну–пожалуйста–оближи–мои–соски!» Никогда бы не подумала, что когда-нибудь кого-нибудь, пусть даже мысленно, буду умолять, чтобы поцеловали мою грудь.

Но это не кто-то, это – Валера. И этим всё сказано.

Он оставляет поцелуи на моей груди, и я задыхаюсь, эти ощущения рождают у меня желание толкаться бёдрами в его живот. Картина, представшая передо мной, была очень красивой: его красные губы, двигающиеся на моей белоснежной коже. Коже, которая никогда не видела жарких солнечных лучей. Я слежу за движениями его губ, смотрю как он затягивает в рот мой сосок или языком обводит круги вокруг него, а мне всё мало, и, кажется, он недостаточно близко. Сжав ноги, я начинаю тереться своими бёдрами о него, но при каждом трении мне хочется больше, сильнее, быстрее, чего угодно больше, мне просто необходим он.

– Твоё сердце так бьётся, – шепчет Валера, и я прилагаю все усилия, чтобы восстановить дыхание.

Его руки скользят по моей спине вниз, к бёдрам, мои глаза закрываются, когда его пальцы касаются меня между ног. Я издаю стон, моё тело дрожит, новая волна эмоций заставляет кипеть кровь в моих жилах.

– Всё в порядке? – спрашивает он.

– Это немного шокирует, – говорю я, передразнивая его. – Но это, безусловно, хорошо.

– Могу я прикоснуться к тебе ещё раз? – шепчет Валерка мне в шею, целуя мою раскрасневшуюся влажную кожу.

Кивнув, я нахожу его губы и крепко целую. Я уже задыхаюсь, когда он пальцами поддевает лайкровую ткань моего купальника. Не прерывая поцелуя, он нажимает на мою чувствительную плоть, опустив вторую руку на поясницу и сильнее прижимая к себе, заставляя меня потеряться в ощущениях, забывая обо всём.

Я глажу его грудь и подтянутые мышцы живота. На миллисекунду Валерка замирает и перестаёт двигать пальцами, откидывая голову и закатывая глаза, не сдерживая тихие ругательства, слетающие с его губ так близко от моих. И его пальцы движутся быстрее и сильнее, усиливая напряжение в моём животе, похожее на электрический заряд, который вот-вот взорвётся. Пальцами я проскальзываю под резинку его бордшорт, и, встретившись с его шелковистой плотью, ахаю. «О, Боже,» – я дотронулась до него. Только коснулась его, он такой нежный, гладкий и такой тёплый.

– Тина! – стонет он.

Пальцами он отодвигает край моих трусиков, и трётся об меня, только об меня, выводя круги вокруг моей чувствительной плоти, заставляя мои бёдра извиваться от движений его руки. Это почти невозможно терпеть, в некоторых местах это слишком чувствительно, но так необыкновенно хорошо в других.

– О, чёрт тебя побери! – мой стон громок, и мои ноги, обёрнутые вокруг его талии, дрожат.

– Шшш, – улыбаясь, шепчет Валерка, а я сгораю от ощущений, нуждаясь в большем.

Проскользнув рукой в его плавки, я оборачиваю пальцы вокруг его плоти, и он задыхается. Его плоть так тепла, и нет волос, и при этом он такой нежный, – я наслаждаюсь этим несоответствием гладкого и твёрдого, словно шёлк на мраморе. Я снова и снова глажу его по всей длине, просто чувствуя Валеру, удерживая Валеру, познавая Валеру.

– Валерка, – задыхаясь, произношу я, будучи не в состоянии контролировать своё дыхание и отчаянно нуждаясь в каком-нибудь средстве от глубокой боли. – Дотронься до меня... внутри.

– Тина, о, мой Бог, остановись! Я сейчас кончу! – задыхаясь, шепчет Валерка в мою шею, его тело охватывает дрожь, он наклоняется, и его плоть пульсирует в моей ладони.

Его лицо выглядит так красиво, когда он получает удовольствие от моей руки.

Мне хочется поцеловать его ещё раз, но в этот момент мы слышим звук лодочного мотора, лодка явно направляется к нашей бухте. Мы тут же отстраняемся друг от друга и пытаемся привести себя в порядок, и тут лодка с доктором и мамой Русик подплывает к нам с уже выключенным мотором. Мы плывём, чтобы забраться в лодку, делая вид, что только что не ласкали друг друга под надёжным покровом воды. Валерка дарит мне хитрую улыбку, и я закатываю глаза, но, честно говоря, я ещё никогда за всю свою короткую жизнь не чувствовала себя настолько полной энергии.

После этого мы, наконец, вернулись на стоянку трейлера Русиков, чтобы убедиться, что Исмаэль по-прежнему планирует вместе с девочками посмотреть домик старого следопыта. Ветхий особняк в екатерининском стиле стоял посреди двора: большой, белый, с террасами и фронтонами. Дети в школе поговаривали, что последние владельцы были серийными убийцами, и что у них в доме есть секретный подземный ход, ведущий к реке, по которому они могли убежать, в случае, если их ужасные дела будут раскрыты.

Мы нашли Нину, свернувшуюся калачиком на диване и читающую книжку, на кончике носа у неё держались очки. Доктор Русик сидел за небольшим столом, на котором, беспорядочно были разбросаны документы, книги и листки бумаги, и печатал что-то на ноутбуке. Когда я зашла, Нина посмотрела на меня и улыбнулась, и у меня появилось такое чувство, будто я не видела их всё лето.

– Привет, детишки! Тина, ты совсем немного разминулась со своим братом. Он зашёл за девочками, и они уехали на карте, – сказала Нина.

– А они не сказали, куда поехали? – спросила я.

Нина поджала губы:

– Мне кажется, я слышала что-то о доме? Знакомо звучит? – Она поправила очки на носу.

Я улыбнулась: «Джек-пот!»

– Эм, да. Это историческое место, нужно проехать немного вверх по дороге, – выдумала я, не желая, чтобы нас раскусили.

– Я переоденусь, а потом мы пойдём, поищем их, хорошо? – спросил Валерка отца, но тот не оторвался от компьютера, очевидно, погружённый в свою работу.

Нина недовольно смотрела на мужа, пока Валерка ждал ответа отца.

– Папа? Ты не против?

– А? – склонив голову, произнёс доктор Русик, не отрываясь и печатая ещё пару слов, прежде чем, наконец, посмотреть на своего сына. – Что? Да, конечно, идите, развлекайтесь. Наслаждайтесь отдыхом.

– Спасибо, - пробормотал Валерка и пошёл по узкому коридору к двери, за которой, должно быть, была его комната.

Немного неуклюже я сажусь в кресло напротив дивана и жду; только «щёлк», «щёлк», «щёлк» кнопок ноутбука доктора Русика, заполняют тишину в комнате. Нина вернулась к чтению своей книги, её брови сошлись, выдавая её волнение.

Валера возвращается в хлопчатобумажных шортах и футболке-поло; вид этой одежды на нём заставляет мой желудок сжаться. Эту одежду он носил в Санкт-Петербурге, не на реке.

– Готова? – спрашивает он.

Я киваю и иду за ним к двери. Как только мы оказываемся на улице, Валерка переплетает свои пальцы с моими, и на мгновенье, в которое я ненавижу себя, я представляю, что мы на самом деле пара. Эта его белая футболка убивает все мои мечты, и это не может не расстраивать меня, что отражается на моём лице, каждый раз когда я вижу его в ней. Это напоминание. Валера не мой.

– Почему ты так ненавидишь эту футболку? – спрашивает он.

– Я не ненавижу её, ; отвечаю я, и злюсь сама на себя из-за того, что все мои эмоции так очевидны.

– Да, это так. Ты всегда делаешь такое лицо, когда я надеваю её, – требует он ответа.

– Какое лицо? Я не делаю никакого особенного лица, – отрицаю я. Отрицаю всем своим сердцем.

– У тебя такая гримаса на лице, – хихикает Валерка. – Что–то вроде... – Его губы собираются в кучку, глаза закатываются, и он делает вид, что блеет.

– Я никогда не делала такого лица, – смеюсь я. – Нам нужно достать карт. Я не хочу рисковать и идти домой за своей машиной, а пешком идти слишком далеко. Мы можем взять один из тех, что припаркованы на пристани. – Я встряхиваю рукой, заставляя позвякивать ключи, привязанные шнурком к моему запястью.

Валерка улыбается, а его лицо становится очень хитрым.

– Ты сегодня такая бунтовщица, Тина, – комментирует Валерка. – Бросила работу, а теперь предлагаешь угнать карт.

– Это не угон, раз есть ключи, мы просто позаимствуем его без спроса, – объясняю я, пока мы приближаемся к задней стороне офиса отца.

Свет не горит, что означает, что папа уже ушёл. Отключив карт от розетки, я сворачиваю шнур, прежде чем повернуть ключ зажигания. Валерка садится рядом со мной, и я разворачиваю карт, колёса прокручиваются на гравии дорожки, когда я отъезжаю от отцовского офиса.

– А ты уверена, что знаешь, как им управлять? – спрашивает Валерка, вцепившись в крышу карта.

– Расслабься, этот карт не разгоняется больше шестидесяти километров в час. Если ты и упадёшь, то сгруппируйся и катись вниз, – отвечаю я, и Валерка смеётся, пока мы выезжаем на поиски моего брата.

Мы едем по тёмной пустой дороге, не разговаривая друг с другом, и лишь небольшой кусочек луны освещает наш путь. Подозрительно тихо, и только гул электромотора и шорох резиновых колёс на дороге отвлекает меня от грустных мыслей. Воздух наполнен влагой и пахнет так, будто вот-вот начнётся буря. С каждой минутой мне становится всё больше не по себе, но я не хочу выглядеть неженкой перед Валеркой, поэтому молчу до тех пор, пока мы не подбираемся совсем близко к старому дому. Перед фасадом дома находится целая свалка автомобилей: старые грузовики и ржавые детали автомобилей, шины, вонючие кресла и просто тонны другого автомобильного мусора. И тут я замечаю ещё один карт, припаркованный у боковой стены дома и вздыхаю с облегчением: теперь я чувствую себя более уверенно, когда знаю, что мой брат здесь.

Мы с Валеркой подходим к входной двери. Он приоткрывает её, и мы слышим тихое бормотание внутри, движением руки я прошу Валерку не шуметь. Он понимает мой знак, и мы входим в дом. Внутри очень жарко, и затхлый запах плесени смешивается с вонью прежних вечеринок – запах алкоголя и сигаретного дыма впитался в стены. Валера проводит рукой по моей спине и бедру, пытаясь найти мою руку в тёмной, словно смола, комнате. От прикосновения моё сердце бьётся быстрее; кажется, что его стук может выдать нас с головой.

Мы прислушиваемся к шёпоту доносящихся голосов, довольно сильный запах марихуаны витает в воздухе. Они курят травку! Тут я вижу лучик света, направленный в нашу сторону, и их голоса смолкают. Они что-то услышали.

Легонько я бью ногой по стене. Безусловно, благодаря театральности Исмаэля девчонки будут очень напуганы. До нас доносится один взволнованный голос, скорей всего Эрики, а затем ещё один. Я чувствую, что Валерка улыбается, уткнувшись лицом мне в плечо. Я снова повторяю удар, на этот раз Валерка решает присоединиться и тоже стучит рукой по штукатурке.

– Нужно сматываться отсюда, это уже не смешно, – выговаривает Эрика, и её голос становится громче по мере того, как она приближается к прихожей, в которой мы прячемся.

– Эрика, подожди, – теперь мы слышим Розу, её шаги всё громче, следом раздаётся тяжёлый топот моего брата, я уверена в этом.

– Ох, да пускай идёт, не держи её.

Дима? Что за дерьмо, какого чёрта Димка тут делает? А где мой брат?

Вдруг, что-то огромное хватает меня сзади, и я кричу так, что мои лёгкие чуть не лопаются, а сердце в испуге бешено стучит. Я цепляюсь за Валеру, который ругается и пытается вырвать меня из рук кого-то. Кто-то хочет меня похитить? Я до сих пор кричу, крепко зажмурившись, когда понимаю, что кто-то зовёт меня по имени.

– Тина! Тина, открой глаза!

– Может, дать ей пощёчину?

– Пошла к чёрту, Роза.

Голос Валеры вытягивает меня из состояния истерики, я открываю один глаз и вижу своего брата, который держит меня за плечи и улыбается, как идиот.

– Из всех самых тупых, грёбаных и идиотских шуток ты придумал самую дебильную, – ожесточённо кричу я, и при каждом оскорблении стараюсь как можно больнее ударить его, – я чуть не заработала сердечный приступ! Как вы узнали, что это мы?

– Мы слышали ваши шаги по гравию, – смеётся Исмаэль.

Я пытаюсь ударить его ещё раз, но он перехватывает мои запястья, чтобы блокировать удар. Он пил, я чувствую запах пива из его рта.

– Ну же, Тина! Это был классический розыгрыш.

- Ты всё ещё такой же мудак, – бормочу я, взбешённая, что он заставил меня кричать, как банши.

- А ты всё ещё такая неженка, – парирует Исмаэль.

– Ну, и чем вы тут занимались, прежде чем попытались убить меня, чудовищно испугав? – спрашиваю я, выдёргивая руку из лап своего брата, и пытаясь сменить тему.

– Вызывали мёртвых, - говорит Эрика.

Мои брови удивлённо ползут вверх.

– Что? – переспрашиваю я её.

– Она, – Роза обвинительно указывает на Эрику, – принесла доску для спиритического сеанса.

– Это просто ради забавы, – защищается Эрика, упираясь руками в бёдра.

Она, видимо, смотрела «Грязные танцы», поскольку была одета также, как и Baby, в обрезанные выше колен джинсы, и в белую рубашку, которая спереди была завязана узелком, обнажая её худенький живот. Даже кеды на ней белые.

– Конечно, это же просто игрушка. Сделана для игры, – саркастически комментирует Валерка.

– А где она? – спрашиваю я, оглядываясь.

Эрика хватает меня за руку и тянет через невысокую дверь в соседнюю комнату. Возле одной из стен расположен большой каменный камин. А через грязные стёкла едва просачивается лунный свет. Доска лежит на полу, рядом с шестью закрытыми банками пива. Эрика садится на пол возле доски, я делаю тоже самое. Она протягивает мне одну из закрытых банок, и только я начинаю открывать её, как мой брат вырывает банку из моих рук.

– Я так не думаю, сестрёнка, – говорит Исмаэль, прежде чем сделать большой глоток. – Ты несовершеннолетняя.

– Мы тут все несовершеннолетние, – утверждаю я.

Но Исмаэль лишь качает головой и допивает пиво. Он сминает банку и бросает её в угол, в кучу мусора.

– Ну, хорошо, мы должны задать вопрос и следить за указанием стрелки, – инструктирует нас Эрика.

Роза становится первой, кто уступает и соглашается на игру сестры, потом присоединяется Дима и даже Исмаэль садится, вытянув свои длинные ноги. Я смотрю на Валерку в ожидании, что он тоже присоединится к игре, но он просто смотрит в окно.

– Валер? – окликаю я его.

Но он лишь качает головой:

– Нет, спасибо, – у него мрачный вид.

Чёрт, что же вызвало у него такое сильное раздражение?

– Хорошо, тогда мы задаём вопрос, и посмотрим, куда нас приведёт стрелка. Только не нужно толкать пальцами. Просто положите их на пластиковый указатель и смотрите, что она вам скажет, – заканчивает объяснения Эрика. – Поняла? Задавай свой вопрос.

– Займусь ли я сексом в эти выходные? – вызывающе спрашивает Дима.

Я отказываюсь играть. Мне гораздо интересней выяснить, что так расстроило Валеру.

– Что? Такие вопросы можно задавать, – насмехается Димка, комментируя мой уход.

– Да, и не важно, что мы все уже знаем ответ, – спокойно отвечаю я.

– Знаю, а может спросить, будет ли отец Тины ругать её за то, что она бросила работу, променяв её на игры с парнем? – издевается Дима.

Мне хочется скрутить его тупую шею. Проклятье! Откуда он, чёрт возьми, узнал про это?

– Ты бросила магазин? – спрашивает Исмаэль.

Я пожимаю плечами в ответ:

– И что? Будто ты никогда не уходил с работу раньше... – обвиняю я.

– Нет, никогда, – рявкает Исмаэль.

– Погасите огонь! Вот чёрт, это чёртовы легавые! – отчаянный крик Валеры прерывает нашу ссору. – Похоже, что они медленно приближаются к дому.

Выглянув из окна, я вижу одного за рулём полицейской машины, медленно ползущей мимо дома. Мы должны срочно выбираться отсюда. Мы должны покинуть дом прямо сейчас. Он развернётся и вернётся сюда, и тогда отец убьёт меня.

– Это местный участковый, - в панике кричу я. – Уходим отсюда! Он сейчас вернётся.

Спотыкаясь в темноте друг о друга, мы выскакиваем из дома и тут же разбегаемся в разные стороны. Валера остаётся рядом со мной, и мы вдоль стенки дома чуть ли не ползком пытаемся найти укрытие. И тут мы слышим шорох гравия под шинами машины у парадного входа. Вот дерьмо, ебать, дерьмо, сукин сын!

Валерка пробирается к старым ржавым грузовикам. Дерьмо, он что, хочет, чтобы мы спрятались там? Я слышу, как хлопает дверь машины, и тут же на гравийной дорожке раздаются уверенные шаги. Мы достигаем грузовика как раз в тот момент, когда он открывает дверь и заходит в дом.

Моё сердце стучит, как бешеное, пока мы забираемся в кузов грузовика. Я ложусь плашмя, стараясь занять как можно меньше места, так как Валерка поднимается следом за мной. Наше укрытие полностью покрыто грязным брезентом, и моя футболка пропитывается едкой ржавой грязью. Я молю Бога, чтобы мне не пришлось делать прививку от столбняка, когда всё это закончится. А о змеях, пауках, или грызунах, которые, скорей всего, тут жили, я даже думать не хочу. Меня утешает лишь то, что, наверняка, жаркое солнце сделало это место непригодным для их житья.

Но, если вы удираете от копов, то это вполне пригодное место.

Посмотрев на Валерку, который расположился рядом со мной, я стараюсь не рассмеяться над всей этой ужасной ситуацией, в которой мы оказались. Я молю удачу, чтобы легавый осмотрел территорию и подумал, что тут никого нет и уехал прежде, чем найдёт кого-либо из нас. Потом я вспоминаю о пустых банках из-под пива, и о том, что дом пропах дымом травки, и начинаю паниковать: грудь поднимается с бешеной частотой. Валера гладит мой живот, останавливая руку между моих грудей, прямо под сердцем.

– Шшшш, – шепчет он мне на ухо, касаясь губами мочки моего уха, а затем опускается на шею.

Я чувствую, как тёплая волна проносится по моему телу. О, Боже, как сильно это отвлекает.

Я поворачиваю голову, чтобы найти его губы, стараясь вести себя, как можно тише во время наших поцелуев. Его рука медленно двигается, нежно лаская мою грудь, потом живот, бёдра и, наконец, попадая туда, где я жду её больше всего – между моих ног.

– Ну, и что у нас здесь?

Яркий свет фонаря ослепляет нас, рука Валеры тут же исчезает, и, сощурив глаза, я вижу силуэт человека в форме, в руках которого фонарь, голова высоко поднята, и он улыбается, его белоснежная улыбка заставляет мой желудок сжаться и упасть в пятки.

– Блять, – бормочет Валерка рядом со мной.

Да, в точности мои чувства.

Папа вышагивает по комнате, пока я сижу на диване, и пытаюсь большим пальцем стереть след от бензина на своей ладони. Он ничего не сказал с тех пор, как участковый уехал. Слава Богу, легавый не стал нас арестовывать, и не стал искать других. Он решил, что мы с Валеркой были единственными, кто пролез в заброшенный дом. Он также предположил, что это мы были ответственными за все пустые банки пива. Но участковый знал моего отца, поэтому, вместо того, чтобы повезти нас в участок, он высадил на пристани. Валерка всё ещё сидел в патрульной машине, пока легавый объяснял моему отцу, как он нас нашёл, и теперь мне грозит наказание за многие преступления; а самое ужасное – я не знаю с чего мне начать оправдываться.

– Папа, я клянусь тебе, мы не пили, – оправдывалась я, надеюсь, что это звучит убедительно.

Папа проводит руками по лицу, прежде чем упереть их в бока, щурит глаза, пытаясь осознать всё. А потом его усы начинают дёргаться:

– Не лги мне, деточка. Я знаю всё, что происходит на моей пристани. Абсолютно всё. Я знаю, что ты сбежала с работы пораньше. Знаю, что ты угнала карт, чтобы Бог знает, чем заняться с этим голодранцем, а затем вы забрались в заброшенный дом, чтобы напиться!

Отец в ярости, и горячие слёзы злости катятся из моих глаз.

– Этот голодранец – мой лучший друг, – отвечаю я, защищаясь, – А с работы я ушла раньше, потому что была там весь день, и была сыта по горло.

– Это – твоя работа, конечно, ты была сыта ею по горло. Что, чёрт возьми, ты делаешь, Тина? Я не воспитывал тебя подобным образом, – папа тыкает в меня пальцем.

Я скриплю зубами, такой снисходительный жест я с трудом смогу выдержать.

– Ты воспитал меня для того, чтобы я делала то, что ты хочешь, выполняла твои указания. Я не хочу работать в магазине. Меня не волнует будущее этой отстойной пристани, – кричу я.

За что папа просто бьёт меня по щеке. Никакого разбирательства, никаких попыток защититься и оправдаться, он просто вынес приговор.

– Больше никакого общения с Валерой. Ты под домашним арестом, и не можешь выходить за пределы пристани, – зачитывает приговор папа.

– Что? Означает ли это, что мне также запрещено купаться, кататься на водных лыжах и прочее? – спрашиваю я, как громом поражённая.

– Ты не должна покидать территорию пристани, – рявкает отец.

Мне хочется кричать.
н
– Как долго? – я в ярости, и мне, смерть как, хочется дотянуться до чего-нибудь, что я смогла бы сломать.

– Столько, сколько нужно! – говорит отец.

Его идиотский палец снова насмехается надо мной, пока он машет им перед моим носом тычет им в меня.

– Ну, что за дерьмо! – возмущаюсь я.

– Следи за языком, юная леди, – рычит папа.

– Это почему же Исмаэлю можно ругаться, а мне нет?! Исмаэль может делать всё, что чёрт пожелает, и ты всё позволяешь ему, пропуская мимо ушей. Мне невыносима жизнь здесь, – пулей я вылетаю в свою комнату, сильно хлопнув дверью, всё ещё выискивая, что же тут можно разбить.

Мой взгляд падает на стеклянные бутылки и, на мгновенье, я представляю, как я бью их об стенку, и они разлетаются на мелкие осколки. Но, вместо этого, я падаю на свою кровать и прячу голову под подушку, позволяя простыням впитать в себя мои слёзы, выдыхая в мягкий хлопок, который пахнет, как мама.

Чуть за полночь Исмаэль стучится ко мне в дверь. Я рассказываю ему всё, что произошло, и он даже говорит, что готов сам стирать всю следующую неделю, если это заставит меня чувствовать себя лучше, но всё бесполезно. Мне больше нельзя видеться с Валерой, эта мысль опустошает моё тело. Ко времени, когда я буду свободна, Валерка уже уедет, и лето закончится.

Каждое утро Валера заходит в магазин покупать жевательную резинку, так он может оправдать своё появление в качестве покупателя. Его, можно сказать, почти не наказали. Его отец прочёл ему лекцию о вреде алкоголя и о том, что он делает с человеком, и на этом наказание закончилось. Когда я рассказала Валере, что мне больше не разрешают видеться с ним, он был в ярости и уже хотел промаршировать в кабинет моего отца, но я смогла отговорить его. От этого будет только хуже. Отец не уступает, никогда.

Валерка не может вынести эту вынужденную разлуку. В ту ночь, и каждую последующую он залезает ко мне в окно. Хоть я и понимаю, что не должна этого делать, всё равно не могу не открыть ему окно, и позволяю Валере попасть в мою комнату. Иногда он приносит мне мороженое или бисквиты. Я рассказываю ему о своих занятиях фотографией, а он мне ; о баскетболе. Мы спорим, смеёмся, и обсуждаем разные глупости, шепчемся друг с другом под музыку INXS и Бон Джови, да под любую другую музыку с моего плеера. Под дверь мы ставим обувь, на случай, если папа вздумает зайти без стука.

И, конечно, мы занимались и другими вещами.

Когда Валера впервые довёл меня до оргазма, я смеялась до слёз. Я читала в «Космо», что это похоже на взрыв, и всегда представляла что-то вроде извержения вулкана, ну, или фейерверка, который будет исходить из моего влагалища. «Космо» ни разу не упоминал о том, что на самом деле будет чувствовать моё тело; то, что я буду задыхаться, открывая и закрывая рот, подобно рыбам под пристанью. В журнале не написали о судорогах, или о сверхчувствительности к каждому прикосновению, они также забыли упомянуть о нелепых звуках, которые будут слетать с моих губ. Поэтому, когда Валерка использовал пальцы, чтобы довести меня до края, все эти странные ощущения, что были вызваны в моём теле, в сочетании с представлением фейерверка заставили меня рассмеяться через несколько секунд после того, как спала эйфория от возбуждения. Сначала мой неуместный смех вызвал у Валеры лёгкую депрессию, но когда я залезла к нему на колени и всё объяснила, он смеялся вместе со мной.

Мне нравится дурачиться вместе с Валеркой. Он очень нежный, и когда мы целуемся, он играет с моими волосами и заставляет дрожать моё тело до кончиков волос. То как он касается меня – это что-то особенное, как будто он обращается с тем, о ком хочет заботиться. Наше с ним сближение всегда очень медленное, томное и страстное, и я никогда не смогу забыть чувства, которые испытываю рядом с ним.

И это, в каком-то роде, очень пугает меня.

В последнюю ночь, перед запланированным отъездом, Валера забирается в моё окно одетым в самую простую одежду, которую он, обычно, носит на реке: джинсовые шорты и майку, а его волосы спрятаны под бейсболкой. И выглядит он каким-то мрачным и молчаливым, и я могу с уверенностью сказать, что в эту ночь мы не будем обниматься и смеяться.

Он сидит на моей кровати, держит в руках небольшой подарок и пристально разглядывает бледно-розовую обёрточную бумагу на нём. Это заставляет меня улыбнуться, так как розовый – не мой цвет. Он слишком женственный и нежный, это совсем не про меня. Я жёсткая, полная жизни, мои цвета – это насыщенный красный или оранжевый, как небо в сумерках или цвет камней, что у устья реки.

Валерка ничего не говорит, только постоянно теребит бумажную коробку, что лежит на его коленях. Мне не хочется проводить нашу последнюю ночь в неуютной обстановке.

– Ты сердишься на меня, что ли? – спрашиваю я его, мой голос звучит резко и обвинительно, не так, как я бы хотела.

– Почему ты не позвонила? – спрашивает Валерка.

Я непонимающе смотрю на него.

– В прошлом году, когда я дал тебе номер своего телефона, почему ты не позвонила?

– Слишком большое расстояние, – еле слышно отвечаю я, пытаясь не выдать других причин.

Ему не нужно знать, как простое упоминание о нём заставляет сжиматься моё сердце; и как огонь несётся по моим венам, и что я разваливаясь на части, когда слышу песни, которые напоминают мне о нём. Это только заставит его чувствовать себя обязанным, а это было бы несправедливо по отношению к нам обоим.

– Исмаэль звонит, и ещё он пишет электронные письма. Письма, практически, бесплатные, кроме оплаты Инета, – брови Валеры сходятся на переносице, показывая его разочарование.

Не смотря на то, что мне хочется всё отрицать, одна маленькая букашка шепчет мне на ухо, что я должна быть честной с ним и объяснить, почему я должна задвинуть мысли о нём в самый дальний потайной ящичек, почему я не могу позвонить ему и притворится, что всё великолепно. Я не в порядке. А что если он будет слишком занят, чтобы ответить на моё письмо? Легко игнорировать те вещи, которые, на ваш взгляд, не являются первостепенными.

– Я, на самом деле, очень скучаю по тебе, когда я дома, – шепчет Валерка. – Когда ты не звонила, я подумал, что... что ты больше не хочешь дружить со мной.

– Дружить? – спрашиваю я.

Я смотрю на Валерку и ловлю его пристальный взгляд на себе, его синие глаза отражают, такую знакомую мне, боль.

– Ты знаешь, что это больше, чем дружба.

Я опускаю свой взгляд на руки, сдерживая себя, чтобы не разреветься.

– Тина, я... – начинает Валерка, но я не хочу слышать того, что он скажет.

Если я услышу это из его уст, это станет реальностью, и всё станет намного хуже, когда он уедет. А он уедет. В этом нет сомнений.

– Нет, – резко выдыхаю я, зажмуриваясь, словно пятилетняя истеричка. – Не говори этого. От этого станет только ещё невыносимей.

– Невыносимей? – жизнь покидает его лицо, и я должна всё ему рассказать.

– Когда ты уезжаешь, это невыносимо. И если ты скажешь то, что, я думаю, ты собираешься сказать, то всё станет намного сложнее. Я люблю наше лето. Это всё, о чём я могу думать, всё, чем я живу, но это не реальность, – пытаюсь объяснить я.

Мне хочется донести до Валеры, что я забочусь о нём, чтобы он понял, какой счастливой он делает меня каждый раз, когда приезжает. Но потом мне приходится одной мириться с реалиями жизни.

– Почему это так сложно? Там, дома, когда мне нравится девушка, а приглашаю её, и – бум, – всё, готово. Но с тобой всё по-другому. Всё просто совсем по–другому! – говорит Валерка.

Сердце сильно бьётся в груди, я прижимаю руку к телу, пытаясь успокоиться и удержать сердце в себе.

– Ты прав. Здесь всё не так, как дома, – шепчу я, уже не сдерживая слёзы.

Я поворачиваюсь к нему лицом. Головой он откинулся к спинке моей кровати, взгляд направлен в потолок, и он часто моргает своими длинными тёмными ресницами. Крошечная слезинка катится по щеке, следом ещё одна, и мне так хочется забраться к нему на колени, уткнутся лицом в его шею, почувствовать его руки на своей талии. Но уже слишком поздно для этого.

Большим пальцем я глажу его по переносице и ощущаю его шелушащуюся кожу. Он закрывает глаза и его лицо меняется от моего прикосновения, ещё несколько слезинок скатываются из его глаз.

– Я ничего не жду от тебя, Валера. Я не понимаю того, что происходит между нами. Я не знаю, что делать, и как двигаться, чтобы тебе было хорошо. Я только знаю, что мне очень нравиться, когда я рядом с тобой. Мне нравится то, как ты заставляешь меня чувствовать. И я всегда буду твоим другом. Независимого ни от чего, так ведь? Мы всегда будем друзьями, – Валерка смотрит на меня, а я не знаю и не понимаю, о чём он думает.

Не сказав ни слова, он протягивает мне подарок. Я снимаю упаковочную бумагу и вынимаю из коробки бутылку. Она длинная, с широким горлышком и интересным колпачком.

– «Мальчик Русик», да? – читаю я.

Валерка пожимает плечами.

– Так обычно меня называют дома, – застенчиво отвечает Валера. – Ну, понимаешь, всё из-за русых волос.

– Не понимаю, – честно признаюсь я, держа бутылку в руках и чувствуя себя полной идиоткой.

– Это Санкт-Петербург. Смотри, видишь ветку и камушек – они из нашего леса, песок и вода – с пляжа у Финского залива, кофе в зёрнах – ну, это потому, что в Санкт-Петербурге обожают кофе, и всё это – в одном флаконе. А «Мальчик Русик» – это я, – объясняет Валерка, и я теряю дар речи.

– Валер, я... я не знаю, что сказать, – шепчу я.

Мне становится трудно дышать от подарка, сделанного с таким вниманием к деталям.

– Мне очень нравится. Это прекрасно.

– Я подумал, что может быть... ты можешь... ты найдёшь для неё местечко в своей коллекции, – выговаривает он.

И я ставлю её рядом со своей шкатулкой для украшений. Я сглатываю рыдание, от которого жжёт в моей груди, и прячу своё лицо от него. Не плачь Тина, не плачь.

– Извини, Тина. Прости, что я живу так далеко. Прости, что не могу пригласить тебя на выпускной бал или на свидание. Прости меня за то, что тебе грустно. Прости меня за всё.

Мне не хочется, чтобы Валера жалел меня. Мне становится больно от мысли, что Валерка в Санкт-Петербурге, в кругу своих подруг и друзей-спортсменов, будет плохо себя чувствовать, вспоминая маленькую несчастную девочку из небольшого городка, с которой он дурачился у реки.

– Не жалей, – гордо говорю я, наконец-то, поворачиваясь к нему лицом. – Валер, со мной всё будет хорошо. Не жалей меня.

– Это не то, что я имел в виду, – бормочет Валерка. – У меня, почему-то, такое чувство, что мы расстаёмся или что-то в этом роде?

Его вопрос ставит меня в тупик, так как раньше я никогда не думала о себе и Валере, как о настоящей паре, но всё выглядит именно так.

– Валер, мы не расстаёмся. Мы никогда не были вместе. Мы не можем потерять того, чего никогда не было, – я сажусь на кровать и позволяю своему плечу прикоснутся к его.

– Ты всё ещё мой друг, так ведь? Ты обещала, что мы всегда будем друзьями? – шепчет Валера.

И я больше не могу сдерживать слёзы. Они медленно катятся по моим щекам, пока я облизываю большой палец, протягивая ему свой дрожащий мизинец.

– Обещание на мизинцах.

Опубликовано: 2016-01-04 17:01:18
Количество просмотров: 182

Комментарии