Последний визит: 2023-03-05 16:55:12
Сейчас не в сети

Спектр синих глаз. Вторая глава

«А ты думал - я тоже такая,
Что можно забыть меня,
И что брошусь, моля и рыдая,
Под копыта гнедого коня.

Или стану просить у знахарок
В наговорной воде корешок
И пришлю тебе странный подарок -
Мой заветный душистый платок.

Будь же проклят. Ни стоном, ни взглядом
Окаянной души не коснусь,
Но клянусь тебе ангельским садом,
Чудотворной иконой клянусь,

И ночей наших пламенным чадом -
Я к тебе никогда не вернусь.»

Анна Ахматова

– Тина! Вставай! Ты знаешь, какой сегодня день? – Исмаэль запрыгивает на край моей кровати и сильно стучит по моей подушке, потому как я пытаюсь скрыться под простынёй.

– День убийства моего брата? – бормочу я.

Исмаэль в ответ сдёргивает простыню с моей маленький кровати. Слава Богу, у меня есть своя комната. Я бы сошла с ума, если бы он будил меня так каждое утро.

Ох, подождите. Мне всё равно приходится так просыпаться каждый день. Проклятье.

– Да, сегодня именно этот день, поэтому и бужу тебя, так как хочу встретить смерть от руки своей бездарной сестрицы, – пока он произносит эти слова, я могу видеть, как он буквально закатывает глаза. Я переворачиваюсь на живот и кладу голову на руки.

– Папа сказал, что тебе пора вставать. В этом году ты будешь помогать мне закачивать газ, – продолжает Исмаэль, а я простонала и лениво сползаю с кровати. Я смотрю на часы возле моей кровати. Четыре тридцать. Ох, папа всегда был ранней пташкой. Обычно я могла учуять запах свежеприготовленного кофе задолго до того, как подумаю о том, чтобы встать.

Оказавшись в ванной, я надеваю купальник, розовые и фиолетовые полосы неуклюже растянулись по моему телу. Я смотрю на себя в зеркало с боку и хмурюсь, увидев две маленькие шишечки на груди. Сиськи. Что я должна делать с этим? Теперь я даже не могу носить свой новый купальник без футболки, так как боюсь, что люди заметят. Мама заметила. И у нас был большой разговор на эту тему, когда мы навещали её на прошлой неделе. Она сказала мне, что моё тело изменится в ближайшее время, и я буду чувствовать себя по-другому, у меня будет грудь и женский цикл. Мне до сих пор не по себе от этого разговора. Я узнала об этой проблеме в прошлом году на уроке здравоохранения, но потом Лиля рассказала мне о тампонах и сказала, что мы должны вставлять их туда. Я сказала маме, что не хочу этого женского цикла, если это означает, что мне придётся использовать тампоны, и она рассмеялась надо мной. Рассмеялась! Мне всё равно, я никогда не буду использовать эти штуки, никогда.

К счастью, что пока у меня есть только грудь. Мама купила мне лифчик и пачку прокладок на всякий случай, но я молю Бога, что он оттянет всё это кровотечение как минимум на год, а может на два.

Надев майку, я завязываю узелок спереди, как, я заметила, делала Лиля; только она делает так, что можно увидеть её живот, но я не настолько смелая. После заплетаю свои волосы в тугую французскую косу, такую тугую, что у меня начинает болеть голова, затем трачу много времени, чтобы немного намазаться кремом для загара. В прошлом году я бы отдала всё, что угодно, чтобы поработать с Исмаэлем, но теперь меня раздражает, что эта работа отбирает у меня время на сон. Не то, чтобы я была соней, но просыпаться до восхода солнца ужасно, особенно если учесть, что здесь солнце встаёт очень рано.

Уже с утра стоит такая жара, что гравий под ногами нагрелся и я сразу это почувствовала, когда я сделала несколько шагов от нашего дома. Исмаэль ушёл, взяв с собой тележку, поэтому я иду четверть мили одна мимо палаточного лагеря к пристани. Я вижу, что лагерь уже с утра гудит активностью, и мне интересно, здесь ли Валера и его семья. Я ищу взглядом их трейлер, но не вижу его. Весь прошлый год я часто вспоминала о Валерке, надеясь, что он появится этим летом, но раньше у меня тоже были надежды. Каждый год я находила себе друга, и каждый год они уезжали. Некоторые из них возвращались, но большинство из них не делали этого. Год – это слишком долго. Меняются планы, и люди тоже, так что я стараюсь не слишком сильно надеяться. Но я до сих пор каждый раз вспоминаю Валеру, когда смотрю на нашу ракушку, на которой он нацарапал наши инициалы. Я всё ещё думаю о нём, как бы ни старалась этого не делать.

Лагерь почти полностью заполнен. Грузовики медленно сдают назад, вниз с уклона, чтобы спустить лодки на воду, на берегу их уже ждут хозяева. Как только их отцепляют, и водители уезжают, хозяева поднимаются в лодки и заводят двигатель. Я вижу брата на бензоколонке, и бегу; мои новые парусиновые туфли на каучуковой подошве хорошо защищают ступни от каменистой дорожки.

В этом году мама получила премию и купила мне и Исмаэлю новую одежду. Исмаэль за прошлый год вырос на целых четыре дюйма. Он стал таким же высоким, как папа сейчас. Мама повела нас в универмаг, где мы смогли полностью обновить наш гардероб. В основном, мы купили одежду для школы, но также у меня появилось несколько хороших вещей, которые я смогу носить на пляже. Такие, как мой новый купальник и эти мягкие фиолетовые велюровые шорты. Я хотела что-то, что не будет промокать в воде, но, видимо, двенадцатилетние девочки не носят плавательные шорты.

Я останавливаюсь возле кабинета моего отца, чтобы пожелать ему доброго утра, и он целует меня в щёку, протягивая немного денег на завтрак, но я ещё не проголодалась. Я покупаю булочку и сок у Лили, так или иначе, и тут же откусываю кусочек чёрствой сдобы, который царапает горло. Я останавливаюсь на мосту и наблюдаю за жирными рыбами в воде. Жадные малявки ждали, когда я брошу им остатки сдобы, поэтому я крошу им булочку и наблюдаю, как они проглатывают их.

– Тина! – слышу я крик мальчика, и оборачиваюсь на звук, замечая красновато-коричневые волосы и бледное лицо.

Валера тоже вырос. Он бежит по мостовой из отеля. Я по-прежнему немного выше его, но он больше не кажется таким тощим. Его волосы стали короче и теперь больше не растрёпаны, а аккуратно зачёсаны назад и немного на бок. Он одет в шорты цвета хаки и футболку поло, что означало, что они, видимо, только что приехали, потому что это не та одежда, которую принято носить на реке, она выглядит неуместной и слишком формальной. Я улыбаюсь ему, вытирая руки о шорты; я так счастлива его видеть, что даже хочется обнять. Может быть это странно, но я боюсь, что я и моя новая грудь коснёмся его, поэтому я просто машу ему, и он улыбается мне своей забавной улыбкой, которая заставляет меня растекаться лужицей.

– Привет, – говорит он, останавливаясь рядом со мной, слегла запыхавшись. – Я узнал тебя по твоей большой косе.

– Ну, я тоже могу сказать пару слов о твоей одежде. Вы позже пойдёте играть в гольф? – я смеюсь над ним, а он непонимающе смотрит на меня, словно решил, что одет нормально для реки.

– Нет, мы собираемся поплавать на новой лодке отца. Папа купил новую лодку! И злая ведьма ушла, Тина. Они развелись. В этом году здесь только я и папа. Я же говорил тебе, что заставлю его вернуться, – продолжает говорить он, не обращая внимания на мой придирчивый комментарий, но мне сразу становится интересно то, о чём он говорил.

Злая ведьма ушла. Интересно, что произошло? А его папа купил лодку! Это означает, что они смогут стать постоянными клиентами! У нас было несколько таких семей, которые отдыхают здесь каждый год. Они платят заранее, чтобы забронировать место, и оставляют свои лодки в специальных гаражах у папы Димы. Мы даже знаем их всех по имени. Папа любит таких клиентов и делает всё, чтобы они были счастливы; постоянные «ходячие кошельки», на деньги которых мы можем рассчитывать каждый год.

– Разве твой отец знает, как управлять лодкой? – осторожно спрашиваю я.

Есть множество негласных правил о лодках. Есть очень много инструкций, но их не принимают всерьёз люди, которые впервые выходят на воду, например, взаимное уважение друг к другу и к самой реке. Это может быть на самом деле довольно опасно, было много глупых людей на воде, которые убили других и самих себя, потому что не следовали правилам.

– В прошлом году мы плавали на яхте, – многозначительно говорит Валерка.

– И что? Там ничего особенного делать не нужно, кроме как рулить, – отвечаю я, и Валера хмурится.

– Ну, он брал несколько уроков. И купил мне спасательный жилет, – оптимистично добавляет Валерка, и я смеюсь, потому что не уверена, говорит ли он это с сарказмом или серьёзно, но, в любом случае, это немного смешно.

Губы Валеры растягиваются в лукавой улыбке, и я очень счастлива, что он здесь.

– Я могу помочь вам, и Исмаэль сможет. Мы выросли здесь, мы знаем всё, что нужно знать о реке. Ну, а прямо сейчас мне нужно помочь своему брату на бензоколонке, дай мне знать, когда твой папа решит выйти на лодке, и мы придём на помощь, – говорю я, поворачиваясь к заправке. Я заметила, что брат уже ищет меня глазами, скорей всего он будет кричать на меня на пристани, и, вероятно, это будет очень неловко.

– Хорошо, я пойду, поговорю с отцом. В этом году мы будем жить в отеле, потому что пришлось буксировать лодку. Но я приду к тебе в ближайшее время.

Валера идёт задом наперёд, пока говорит. Он смотрит на меня и улыбается, как будто знает, что я очень рада видеть его, и я закатываю глаза, пытаясь скрыть улыбку, которая готова появиться на губах.

И именно в этот момент я спотыкаюсь на неровной поверхности пристани и падаю на задницу. Мой копчик болит, по коже словно прошлись наждачной бумагой, царапая всю заднюю часть бедра, и ссадины жжёт. Я и раньше падала, мои ноги всегда были покрыты царапинами и синяками с начала лета и до конца, но эта боль была очень сильной, и моё лицо покраснело. Я чувствую себя униженной.

Валерка выглядит очень взволнованным и спешит ко мне на помощь.

– Ты в порядке? Не ушиблась?

Он хватает меня за руку, его холодная рука касается моей тёплой кожи, но я просто пожимаю плечами. Я понимаю, что он просто пытается быть хорошим, но я слишком смущена. Но ещё хуже мне становится, когда я слышу смех своего брата с бензоколонки. Я поворачиваюсь, чтобы удостовериться, действительно ли он смеётся надо мной, и да, он смеётся именно надо мной. И не только он. Тысяча людей, что были поблизости, смеются и показывают на меня, самое смешное зрелище дня, предоставленное вам вашей покорной слугой.

– Всё хорошо, – бормочу я, вставая и кусая губы лишь бы не заплакать, чтобы сохранить хоть малую каплю достоинства перед теми людьми с пристани, что смеются над моей неуклюжестью. – Увидимся позже, Валерка.

– Хорошо, Тина, – усмехается он, и, прежде чем я ушла, поворачивается и начинает падать лицом вниз, размахивая руками, крича при этом, как маленькая избалованная девочка. Сначала я подумала, что это несчастный случай, но потом я слышу смех с бензоколонки, и вижу, как Валерка быстро встаёт на ноги и подмигивает мне, прежде чем лёгким бегом направиться через мост, к своему лагерю; а я наблюдаю за ним с замешательством и раздражением. Он что, смеялся надо мной?

Теперь уже осторожно направляюсь к заправке, а мой брат всё ещё посмеивается. Потрясающе.

– Это был Валерка? – спрашивает меня Исмаэль, кладя в карман горсть монет. Он машет блестящей красной лодке и украдкой посматривает на меня.

Я киваю, нахмурившись. Лодка скользит к пристани, и я становлюсь на колени, чтобы успеть поймать концы верёвки до того, как она ударится о резиновый бампер, установленный по всему периметру пристани.

– Этот ребёнок совсем новичок, – усмехнулся Исмаэль, качая головой.

Мне потребовалось ровно минута, чтобы осознать, что Валера скорей всего не смеялся надо мной, а сделал это для того, чтобы переместить всё внимание с меня на себя. И я должна признаться, что больше не чувствую себя так глупо. Исмаэль даже не вспоминает, что я упала. Моя оплошность, скорее всего, забыта, и я сделала себе пометку поблагодарить Валеру позже.

Исмаэль и я работаем всё утро, обслуживая клиентов на нашей небольшой бензоколонке. У нас только четыре насоса. Обычно не бывает так много работы на заправке, но за первые выходные лета мы стали похожи на таможенных полицейских, к которым выстроилась огромная линия из лодок, желающих пополнить свои запасы газа.

К обеду очередь сократилась, и папа сказал, чтобы мы пообедали. Я не видела Валерку с самого утра, и мне стало интересно, знает ли он, где меня искать, помнит ли он, где я живу. Может быть, мне нужно найти его номер и рассказать, что я делала на пристани. Я решила, что сначала пообедаю, а потом, если так и не увижу его, узнаю у отца, где они остановились.

Назад я ехала в карте, которым управлял Исмаэль, мы сделали себе сэндвичи с желе и арахисовым маслом. Сидя дома под большим вентилятором, мы поглощали свой обед, а прохладный ветерок ласкал наши вспотевшие тела. Я так загорела, что у меня уже начала шелушиться кожа на плечах, и немного на лице, когда я морщу нос. После того, как я съела бутерброд, я нанесла ещё крем для загара на свои плечи и лицо, и когда я стала выбирать шляпку из папиной коллекции, услышала стук в дверь. Я побежала по коридору, желая открыть дверь быстрее Исмаэля. Это мог быть Валерка.

Когда я открыла дверь, Исмаэль чуть ли не наступил мне на пятки, но на крыльце стоял Дима. Волосы закрывали его глаза, а на носу виднелись бисеринки пота. Я изо всех сил старалась не показывать разочарования, впуская его в дом.

– Привет, Саня собирается отвезти всех нас двенадцатого числа в Волгоград. Вы поедете с нами? – спрашивает Димка и шевелит бровями так, что меня начинает подташнивать. Ох, фу!

Волгоград – это большой город в России, к югу отсюда, с гостиницами, казино и магазинами. Они устраивают много мероприятий, посвящённых празднованию дню независимости России. Исмаэль и я всегда хотели съездить туда, но папа вечно либо слишком занят, либо слишком уставший, чтобы ехать два часа. Как правило, мы отмечаем этот день, выбрав отличное местечко на реке. Мы приносим ящик со льдом, полный напитков и продуктов, и делаем барбекю прямо на пляже. Мы плаваем, едим, бегаем, пока не становиться слишком темно. Иногда папа берёт нас на лодку, и мы плывём вверх по реке, и он останавливает лодку посередине реки, и мы плаваем. Исмаэль всегда пытается запугать меня рассказами о похищениях людей инопланетянами и о стокилограммовых сомах, которые едят людей, но я никогда не попадаюсь на его удочку. Ну, не больше чем того стоило.

– Всё зависит от того, кто ещё едет? – заметил Исмаэль.

Я думаю, что он надеется, что кузина Лили, Эмилия, тоже поедет. Эмилия совсем недавно переехала к нам из Москвы. Судя по всему, её родители развелись или что-то в этом роде, и она вместе с мамой переехала в дом Лили. Эмилия – городская девчонка и это видно в каждом её движении. У неё длинные мягкие волосы, которые она каждый день накручивает, она носит короткие шорты и бреет ноги. Ей только что исполнилось пятнадцать, но у неё уже есть парень, который живёт в столице. Иногда Эмилия помогает Лили в магазине, и я часто болтаю с ними, когда мне скучно. И они говорят о французских поцелуях и о том, как добраться до третьей базы, и, хотя я понятия не имею, что всё это значит, я почти уверена, что это делают с грудью. И я притворяюсь, что не обращаю на них внимания, когда они посматривают на меня украдкой.

Исмаэль в течение всего года бегал за ней, но она не обращала на него никакого внимания. И мне очень сильно нравилось это. Исмаэль думает, что он уже такой большой, и это значит, что он больше не может проводить много времени со мной, и, если честно, мне очень грустно от этого. Раньше брат всегда брал меня с собой на все его безумные приключения, но теперь он избегает меня, словно чумы, и заставляет выглядеть идиоткой. Как будто мне мало самой знать, что я такая.

- Все. Это будет обалденно, – говорит Димка, протягивая к моему лицу свои руки.

Я вздрагиваю, и убираю их с моих щёк. Терпеть не могу, когда он так делает. Это так грубо. Ведь он фактически бьёт меня по лицу! И мне хочется поймать его пальцы и сломать. В такие моменты мне действительно жаль, что я не могу использовать дар джедаев, чтобы мысленно помучить его.

Я бью его по руке, которая направлена к моему лицу, и отталкиваю к стене. Наши отношения всегда были такими. Он дразнит меня, в ответ я говорю ему что-нибудь умное. Что приводит к физическому выяснению отношений, и, прежде чем я осознаю, мы с ним дерёмся ногами, царапаемся и кидаемся друг в друга вещами. Однажды мы подрались на детской площадке в третьем классе, потому что он дёрнул меня за косу и сказал, что мои волосы похожи на ослиный хвост. Он обозвал меня тупицей, а я толкнула его на землю, нанося ему удары коленкой по груди, пока он не заплакал. После меня ждали большие неприятности, но это того стоило.

– Смотри, Димка, ты же знаешь, что мне ничего не стоит тебя ударить, так что лучше остановись пока не поздно, – предупреждаю я, но он только улыбается.

Я знаю, что это всего лишь детские игры, но это начинает выводить меня из себя. Улыбка на лице Димы меня раздражает, и он делает это нарочно, чтобы разозлить меня, и мне не нравиться, что он думает, что он в состоянии заставить меня сделать что-нибудь, даже если это значит побить его.

– Так будет не всегда, Тина. Настанет тот день, когда я буду больше тебя, так что следи лучше за собой, – говорит Дима с раздражительной дерзкой уверенностью.

– Что значит «следить лучше за собой»? – недоверчиво смеюсь я, поднимая брови на его комментарий. – Что? Ты собираешься ударить девушку? Очень круто, айс.

– Ох, Тина, ты не девушка. В прошлый раз я проверял, девушки были красивыми и у них были сиськи, – говорит Дима с улыбкой, а мои руки инстинктивно складываются крестом на моей груди.

Ох, какая мерзость! Ненавижу, когда они называют их сиськами. Это заставляет меня думать о вымени коровы. Моё лицо покраснело, и слёзы стали собираться в глазах. Мне нужно было уйти от него. Всё моё тело дрожит от гнева, я выбегаю из дома и так хлопаю дверью, что окна трясутся в расшатанных рамах. Я так сильно его ненавижу!

Я бегу к магазину, надеясь найти утешение в мороженом, когда вижу, что Валера идёт ко мне. И я чувствую, как сердце начинает биться совсем по-другому. Гнев сменяется волнением, и я вытираю слёзы с глаз.

Он в плавательных шортах, белой хлопчатобумажной футболке с зелёными рукавами и бейсболке, которая скрывает его тёмные волосы и глаза, но я вижу, что его губы растягиваются в широкую улыбку, когда он машет мне.

– Привет, – весело кричу я, когда он подходит, я замечаю на его ладони большую красную царапину, пока он машет. – Что случилось с твоей рукой?

Он смотрит на свою ладонь и пожимает плечами.

– Я не знаю. Я просто сидел весь день, ожидая своего папу.

Я хватаю его руку и подношу ладонь очень близко к лицу, чтобы рассмотреть рану. Я и сама каждое лето зарабатываю несколько таких царапин. И сразу же поняла, что он получил её на пристани. Мой желудок переворачивается, когда я вспоминаю, как Валерка специально упал сегодня утром, чтобы я смогла сохранить лицо.

Я быстро отпускаю его руку, и он наклоняет голову в сторону, его глаза танцуют, едва заметные под козырьком. Он быстренько суёт руки в карманы, и мы идём в сторону пристани.

– Я думаю, ты получил её на пристани, – роняю я.

Он пинает ногой камни, что поднимает пыль возле наших ног, а потом переворачивает кепку так, чтобы можно было вытереть пот со лба.

– Может быть, – говорит он, и я посмотрела на него украдкой.

Он пинает ещё один камень. И мне не нравится это неловкое молчание, которое окутало нас, поэтому я решаю выразить ему свою искреннюю благодарность.

– Знаешь, ты не должен был делать этого. Падать специально. Со мной было бы всё хорошо, – звучало всё не совсем так, как я хотела.

Тон моего голоса был не правильным, слова неправильные, я вообще не звучала так, будто хочу поблагодарить его.

– Тебе надо было видеть своё лицо. Я уже начал думать, что ты собираешься выбить всё дерьмо из себя, – сказал он и посмотрел на меня, чтобы понять, слышала ли я его ругательство.

Да, я слышала, но это не слишком грандиозное событие. И не такое услышишь, когда растёшь вместе с кучей мальчишек. Я имею в виду, он же знает, кто мой брат? Я закатила глаза и он рассмеялся.

– Вот видишь? Ты закатываешь глаза, а это универсальный знак для меня «Давай не будем вспоминать прошлое», – смеётся он. Он слишком рад, что поставил меня в тупик.

– Я просто хотела сказать тебе спасибо, мужик! Ну почему это должно быть таким грандиозным событием, – говорю я, легонько толкая его своим плечом.

– Это не грандиозное событие. Мне просто кажется весёлым, что ты не можешь сказать обычное «спасибо» без какого-либо нытья, – он толкает меня в ответ.

– Я не ныла! – яростно кричу я, уперев руки в бока, и останавливаюсь.

Валерку это явно забавляет, и он смеётся над моей глупой истерикой. Он просто снова прикалывается надо мной.

– Хорошо, может быть, я немного поплакала, – отвечаю я, убирая руки с боков. – Я просто ничего не могу с собой поделать, вот и плачу. Ты бы и не так себя повёл, если бы тебе пришлось иметь дело с кучкой болванов каждый день.

– Болванов? Кто? Дима? – спрашивает Валерка, и я поднимаю бровь, глядя на него, но затем моё лицо расслабляется, и я стараюсь больше не плакать, хотя я думаю, это довольно очевидно, кто тут болван.

; Они так меня раздражают. Всё чем они занимаются - это издеваются надо мной, особенно Димка. Я просто ненавижу его.

Комментарий о Диме снова поднимает в моей груди волну гнева, он бесит меня всё больше и больше. Я мысленно спрашиваю себя, кто он вообще такой? Моё тело развивается нормально, мне мама об этом сказала. И меня это нисколько не стесняет. У многих девушек в нашем классе есть грудь, и я бы солгала, если бы сказала, что я не сравнивала. Но это всё чертовски смешно. Боже, как жалко, что у парней не бывает груди, только так я могла бы хорошенько поиздеваться над Димкой.

– Он так задирает тебя, потому что ты ему нравишься, – отвечает Валера, и тёплые капли пота скатываются по моей спине.

Я не хочу нравиться ему. Я хочу, чтобы он отстал от меня.

– Но это совсем не то, что между мной и тобой, – я замечаю, что теперь Валерка смотрит на землю.

– Нет, я имею в виду, что ты нравишься ему. Типа, он хочет стать твоим парнем, – ровным голосом произносит он, глазами изучая облако пыли, которое поднял своими ногами. Сделав несколько шагов, я останавливаюсь.

– Что? Почему он хочет стать моим парнем? Поверь мне, Димке я совершенно не нравлюсь, – усмехаюсь я, рассуждая о том, как абсурдно это предложение, и продолжаю смеяться.

– Может он просто не знает, с какой стороны к тебе подойти. Ты немного пугающая. Я хочу сказать, что когда я впервые встретил тебя, ты ударила меня. Возможно, он боится, что ты ударишь его, – говорит Валерка, растягивая губы в улыбке, и опять, уже второй раз за день он ставит меня в тупик.

Мой рот открывается и закрывается, как у тех противных рыб под пристанью. Я просто продолжаю шевелить губами, ожидая, когда слова начнут срываться с губ, но ничего не могу сказать.

– Я не пугающая, – наконец, бормочу я. – Нытик, может быть. Но не пугающая. Я хороший человек.

– Да, ты такая, – под кепкой едва видно глаза Валеры, но он поворачивается и смотрит на меня.

Цвет глаз изменился; когда мы стояли возле реки – они были зеленовато-синие, а сейчас под тенью козырька бейсболки они стали более тёмными.

– Какая? Нытик или пугающая, или всё-таки хорошая? – спрашиваю я, и он смеётся.

– Всё вышеперечисленное? – произносит он больше, как вопрос, и продолжает хохотать, после чего пожимает плечами. Я игриво толкаю его в плечо, но не могу сопротивляться подёргиванию мышц на щеках, несмотря на то, что пытаюсь держать себя в руках.

– Придурок, – бормочу я себе под нос, но это только заставляет Валерку рассмеяться сильнее.

Не в силах больше бороться с улыбкой, я поворачиваю голову и слегка улыбаюсь. Ничего не могу с собой подделать – смех Валеры очень заразителен.

– Куда мы идём? – спрашивает Валерка, пока мы идём по мостовой к пристани.

– Я иду за тобой. Я думала, мы собираемся покататься на лодке твоего отца, – отвечаю я.

– Он не хочет выходить на воду сегодня. Ему нужно написать новую книгу для госпиталя, для студентов-медиков или кого-то в этом роде. Папе нравится это место, особенно ему нравиться, что тут никто не может достать его. Я боялся, что он не захочет возвращаться сюда из-за воспоминаний о злой ведьме, но потом он купил лодку, и я понял, что этим летом мы приедем к вам. Папа хочет оставлять лодку в городе в гараже Блиновых, – тараторит Валерка, в то время когда мы идём через главную автостоянку, разделяющую отели и трейлеры.

Гараж Блиновых был единственным местом для хранения лодок в нашем городе. Я всё время говорила папе, что нам нужно добавить гараж к нашим услугам, но отец не хотел отбивать клиентов у Василия. Василий – папа Димы, и они с моим папой хорошие приятели, дружили с самого детства, или почти так, ну уже очень давно. Так что имело смысл то, что папа не хотел портить с ним отношения. Мне также было известно, что Василий завышал цены, так как знал, что на несколько сотен километров он единственный, кто предоставляет гаражи для лодок.

Мне не нравилось смотреть, как Валеру и его папу обманывают, но наш бизнес в своём роде опирался на бизнес Блиновых. Если есть место, где можно хранить лодки, то гости будут возвращаться чаще из года в год, а это означает, что мы получаем постоянные «ходячие кошельки», что в свою очередь означает, что мой отец будет меньше нервничать.

– Ты хочешь мороженое? – спросила я Валеру.

Он кивнул, и мы направились в наш магазин. Лиля в течение всего года работает за кассой. В зимние месяцы у нас не очень много клиентов, всё зависит от температуры, но иногда у нас бывают вспышки активности: обычно это рыбаки.

Лиля и Эмилия стояли у прилавка, когда мы вошли в магазин. Эмилия, прислонившись к стойке, читала журнал «Vogue», все странницы, которого были заполнены фотографиями известных актёров и актрис. Ну, если честно, я думаю, что она не читала, а скорей пускала слюни на картинки. Лиля тем временем расставляла товар: жевательная резинка, зажигалки, батарейки, небольшие тюбики с кремом для загара. Стена за прилавком была покрыта фотографиями известных людей, которые останавливались здесь, ещё, когда мой дед только открывал этот бизнес.

Также там была наша семейная фотография, которая также была опубликована в местной газете: дедушка, папа, мама, я и Исмаэль стояли напротив нашего магазина. Меня немного расстраивает, что я не помню тот день, но мне тогда было что-то около четырёх лет. Выглядит всё так, будто я была очень счастлива. Мой папа высокий и худой, на нём символичные для него джинсовые шорты и майка, а его грязные волосы торчали из-под бейсболки. За усами не было видно губ, но я могла сказать, что он широко улыбается, потому что глаза его были слегка прищурены. Мама была похожа на кинозвезду, её улыбка было широкой и искренней. У неё были длинные светлые волосы, которые обрамляли её лицо, фигура стройная; на ней был одет красивый двухцветный купальник и короткие хлопковые шортики. А дедушка выглядел таким, каким я его всегда помнила: в брюках, хотя на улице скорей всего было больше сорока градусов, и в рубашке с коротким рукавом. Исмаэль и я стояли впереди, наши руки были на плечах друг друга, и тогда он был моим лучшим другом, так он тогда называл меня. А теперь он хочет общаться с детьми постарше, и я провожу очень много времени в одиночестве.

– Привет Тина, познакомишь со своим другом? – спрашивает Эмилия, когда мы подошли к прилавку.

На ней надето бикини и коротенькие шорты, они настолько короткие, что мне интересно, почему она даже не беспокоиться об этом. Её грудь очень красиво смотрится в верхней части купальника, и у меня тут же в голове звучат слова Димы, эти воспоминания вызывают боль, и моё лицо краснеет всё больше и больше.

Но я была не единственная, кто заметил грудь Эмилии. Валерка старается не смотреть, но каждый раз, когда он смотрит в другое место, его глаза возвращаются к груди девушки, и мне хочется ударить его за то, что это было так явно.

– Эм, это Валера. Он из Петербурга, – представляю я, но чувствую себя немного неуютно, потому что не хочу знакомить Валерку с Эмилией: Валера – мой друг, и часть меня хочет, чтобы больше его никто не знал.

– Хорошо, очень приятно познакомиться с тобой Валера из Петербурга. Сколько тебе лет, Валера? – спрашивает Эмилия, её глаза блестят, и она переводит взгляд с меня на него.

– Недавно исполнилось тринадцать, – шепчет Валерка, его бледное лицо становится ярко-красным, и я не могла не закатить глаза, заметив, как легко он сражён красивой девушкой. Я замечаю, что Лиля тоже закатила глаза, и это заставляет меня чувствовать себя лучше. По крайней мере, мне это не мерещится.

– Валер, ты играешь в футбол? Мне нравиться твоя бейсболка, – говорит Эмилия, наклоняясь к стойке, чтобы положить свои локти на прилавок, специально и совершенно бесстыдно выпячивая свою грудь.

Ох, выколите мне глаза!

– Да, я играю, но не в основном составе. У меня не так хорошо получается. С баскетболом гораздо лучше. Я могу попасть мячом в корзину во время прыжка, – Валерка странно заулыбался, эту улыбку я раньше не видела, меня это злит.

Я и понятия не имела, что он играет в футбол или баскетбол.

– Нам, пожалуйста, два мороженых? – прошу я у Лили, чтобы мы могли поскорее выбраться отсюда.

Мне не нравится, как Валера тратит время на Эмилию, и то, что он не может оторвать взгляд от её прекрасного лица и идеальной фигуры, и я вдруг чувствую себя такой ничтожной в своём двенадцатилетнем теле. Попрощавшись с Эмилией, мы уходим, но Валерка чуть не спотыкается о собственный язык, когда выходит из магазина.

К качелям мы идём в полной тишине. Пластиковые сиденья нагрелись, и мне приходится немного приспустить шорты, чтобы не обжечь ноги, когда я сажусь. К счастью, цепочка качелей не из пластика, она, конечно, нагрелась, но можно терпеть. Мы молча качаемся и едим мороженое. Время от времени можно увидеть проплывающую мимо лодку или кого-то, кто гоняет мяч по пристани, и всё это под музыку, доносящуюся из частного лагеря, где отдыхает большая группа подростков. Внутри меня ещё бушуют неприятные странные чувства. Мне обидно, и моё лицо выражает недовольство от того, как Валерка вёл себя с Эмилией, и я даже не знаю почему. Я не понимаю, почему неприятные чувства поглотили меня, пока мы слегка раскачиваемся на качелях. Я даже не смогла полностью насладиться мороженым. Оно было не таким вкусным, как обычно.

– Терпеть не могу эту песню, – неожиданно говорит Валерка, и я пытаюсь сконцентрироваться на музыке. – Я имею в виду, ну кто носит очки ночью? А потом ещё и пишет об этом песню? Только калека.

Я улыбнулась, его замечание заставило узел в моём животе немного расслабиться.

– Когда эта песня только вышла, мой брат настаивал на том, чтобы носить очки каждый день, каждую минуты, даже дома, а особенно ночью.

– Ты шутишь? В следующий раз, когда увижу его, я обязательно посмеюсь, – смеётся Валерка, и моё мороженое становится немного слаще.

– Ну, всё же, мне нравиться новый альбом группы «Garbage», – провозглашаю я, высасывая последние капли вкусного мороженого из картонной коробочки.

– Конечно, они тебе нравятся, и это, мой друг, делает тебя очень удивительной, – отвечает Валерка, и в моём животе снова трепещут бабочки, а щёки вспыхивают румянцем.

– Ты не хочешь пойти поплавать? – предлагаю я.

Я уже могу чувствовать, как солнце жжёт мою кожу на плечах и на затылке, так что я отчаянно нуждаюсь в прохладной воде. Валера сбрасывает кепку и футболку, и сейчас я как никогда понимаю, как он вырос. Кажется, что словно кто-то растянул его. Он всё ещё худой, но за его плечами и руками можно спрятаться от солнца, и я могу разглядеть намёк на мышцы груди и животе.

– Что? – спрашивает Валерка, и я понимаю, что он поймал меня за тем, как я рассматривала его. Я чувствую, как знакомое тепло окрашивает мои щёки, и очень злюсь на себя. Отлично, Тина! С какой стати, я вообще стала разглядывать его? Всё прошлое лето мы провели вместе. Я уже видела его раньше без рубашки.

– Ты намазался кремом для загара? – ухожу я от темы единственным вопросом, который смогла придумать. – Твоя бледная кожа здесь мигом поджариться до хрустящей корочки. Ты хоть раз загорал в Петербурге?

– У нас постоянно идёт дождь, девяносто процентов времени в Санкт-Петербурге дождь, о каком солнце ты спрашиваешь? И не беспокойся о моей бледной коже, – говорит он с самодовольной улыбкой, кладя свою футболку на качели. Немного стесняясь, я снимаю шорты, но никак не решаюсь снять футболку. Я решила, что буду носить футболку, пока у меня не вырастет грудь, то есть всегда, но сейчас я не могу купаться в футболке, ткань тяжёлая, и она приклеится к моей коже. И, кроме того, это же просто Валера. «Перестань быть такой занудой», - говорю я сама себе, стягивая футболку через голову, и бросая её на качели так же, как и Валерка.

Его глаза блестят на солнце, обрамлённые ресницами. Его губы растягиваются в полуулыбке, лицо становится задумчивым, но независимо от того, о чём он думает, он держит свои мысли при себе. Он бросается к береговой линии, крича на бегу:

– Кто последний окажется в воде, тот тухлое яйцо.

В июле мы не ездили к маме, потому что у неё изменился график, и она должна была работать, но мы проведём с ней целую неделю в августе, и я с нетерпением жду того момента, когда я, развалившись на матрасе, буду плавать в её бассейне. Папа не отпустил меня на праздник в Волгоград. Он сказал, что там будет слишком много народу, а я ещё маленькая для этого, но, возможно, я увижу фейерверк в следующем году, однако Исмаэля отпустили вместе с тремя братьями Димы. Лиля и Эмилия тоже поехали. Я сначала обиделась, но потом папа взял нас с Валеркой на ночную прогулку в лодке и разрешил нам искупаться в глубокой ночной реке. Даже доктор Русик взял перерыв в своей писательской работе и присоединился к нам, было довольно забавно наблюдать, что есть что-то общее между врачом из Петербурга и рыбаком из Поволжья. Они оба были разведены, а после несколько бутылок пива, мы узнали, что доктор Русик разводился дважды. Они примерно одного возраста, и оба любят баскетбол и покер. Но я всё же понимала, что папа видел в этом просто одну из возможностей крепче привязать к себе постоянный «ходячий кошелёк». Это то, в чём он был хорош – оказать гостеприимство, заставить гостей чувствовать себя особенными, уделить им дополнительное внимание, и тогда они будут возвращаться.

Валера и я прыгаем в воду прямо из раскачивающейся лодки. Мой папа устанавливает прожектор, - это как сигнал другим лодочникам, что мы здесь. По-прежнему очень жарко, температура достигает где-то тридцати градусов даже ночью, но вода кажется даже ещё теплее, чем днём. Мы плаваем на спине, погружённые в водную тишину, но мы можем чувствовать каждый выстрел фейерверков, разносящийся по всей местности. Мы наблюдаем за падающими звёздами, которые кажутся очень большими на этом чёрном небе. Время от времени нога Валеры касается моей ноги, или я могу почувствовать, как своей рукой он проводит по моим волосам, и всё это даёт мне понять, что я не одна. Мне так комфортно и спокойно, я хочу уснуть здесь под звёздами, плавая в невесомости вместе с любимым другом.

Некоторое время я не чувствую присутствия Валеры рядом с собой, и, оглядевшись по сторонам, убеждаюсь, что его нет. Я прислушиваюсь к разговору на лодке, но слышу только голоса моего отца и доктора Русика, спорящих о политике. Валеры нигде не было видно, и я плыву вокруг лодки, думая, что он просто отплыл от меня, но я одна в воде и начинаю волноваться. Истории Исмаэля об огромных сомах, которые питаются людьми, и о похищениях инопланетянами начинают всплывать в моей голове, и моё сердце начинает бешено стучать. Лодка раскачивается в нескольких метрах от меня, и я чувствую, как во мне поднимается паника, и я быстро плыву к ней, отчаянно желая выбраться из воды.

Я уже почти у цели, когда чувствую резкий удар по ноге. Я кричу и слышу, как мой голос эхом отдаётся от тихих скал вокруг нас, и я со всей силы бью ногой, пытаясь найти того, кто меня ударил. Моя нога задевает кого-то, и я, обернувшись, замечаю тёмные волосы Валеры над водой, прежде чем он сам полностью вынырнет на поверхность. Его лицо в крови, он держится за нос одной рукой, а второй шлёпает по воде.

– Боже, Тина! Ты ударила меня ногой в нос! – говорит Валерка, слёзы текут из его глаз. И он закрывает ноздри рукой.

– О, Господи, прости меня! – плачу я, хватая его за руку, и подплываю с ним к маленькой стремянке, которая свисает с кормы лодки. Валера забирается вверх по лестнице, и садиться на скамейку с помощью моего отца.

– Рыба ударила меня, и я испугалась, – пытаюсь объяснить я, залезая следом за ним.

Доктор Русик достаёт полотенце и осторожно прижимает его к лицу Валеры. Он пересаживает его на одно из передних сидений и наклоняет вперёд, продолжая свои манипуляции с полотенцем. Я тоже беру одно из полотенец со скамейки и заворачиваюсь в него, после чего присоединяюсь к ним.

– Я не думаю, что это рыба ударила тебя, – усмехается доктор Русик, и я непонимающе смотрю на него. – Ну, разве что, высокая загорелая рыба с тёмными волосами и синими глазами.

Я смотрю на Валеру, который застенчиво улыбается из-за полотенца. Прищурившись, я пытаюсь рассердиться, но это трудно - злиться на парня, который улыбается, несмотря на текущую из носа кровь.

– Тогда я предполагаю, что мы квиты, – строго говорю я, на что Валерка только громко смеётся вместе с моим отцом и доктором Русиком.

Папа ведёт лодку обратно к пристани, мы с Валеркой сидим на задней скамейке рядышком, вытянув ноги, позволяя тёплым брызгам и ветру бить нам в лицо. Я почти засыпаю под раскачивания лодки, пока она быстро скользит по воде. Была почти полночь, когда мы вернулись. Я встаю на нос лодки, и, когда мы уже достаточно близко, спрыгиваю на пристань, как раз вовремя, чтобы поймать лодку, прежде чем она врежется в резиновый борт пристани. Я быстро привязываю лодку к пристани, в то время как Валерка выпрыгивает из лодки, чтобы присоединиться ко мне. Как только лодка привязана, мы кладём полотенца на скамейку, чтобы они высохли, и идём назад к дому.

Пожелав спокойной ночи Валере и доктору Русику, мой папа обнимает меня за талию и практически тащит моё сонное тело. Моего брата ещё нет, когда мы возвращаемся; я залезаю в постель и, как будто, до сих пор чувствую движение воды. Я быстро засыпаю, представляя, что я всё ещё плаваю и смотрю в необъятное пространство тёмной вселенной.

Следующим утром я просыпаюсь от громкого крика Исмаэля, доносящегося из коридора. Он ругается с папой из-за того, что, как я поняла, он только что вернулся домой из Волгограда. Я открываю дверь и слушаю их разговор.

– Да я же говорю, мы не были в Волгограде всю ночь, – кричит мой брат, хлопая дверьми настолько сильно, что звенят стёкла.

– Ну, и где ты тогда, чёрт побери, шлялся? – кричит папа в ответ, и мне слышны его глухие шаги по кухне.

– Здесь, рядом. Мы просто гуляли. Папа, на самом деле это не такое большое дело, – защищается мой брат.

– Где вы гуляли? Кто с тобой был? Я не вчера родился. Я знаю, о чём думают дети твоего возраста, когда просто гуляют, – звучит реплика моего отца, и я могу представить, как он стоит там, держа руки на бёдрах, усы его дёргаются, как всегда, когда он знает, что мы врём.

– Ну, вот смотри, мы вернулись очень рано, и девчонки захотели купаться, и нам пришлось идти с ними. Ничего страшного не произошло.

Интересно, кто «мы» в этом его сценарии? Наверное, Эмилия; Исмаэль сделает всё что угодно, лишь бы произвести на неё впечатление.

– Какие девчонки? Лиля и её кузина? – резко спрашивает папа.

– Её зовут Эмилия, – тем же тоном отвечает братец.

– Я знаю, как её зовут. Она целыми днями слоняется вокруг нашего магазина, выпивая мою диетическую колу. Ты видел эту девушку?

– Конечно, я видел её, пап. Кто её не видел? Я имею в виду, она ведь не невидимка, так ведь, папочка? – говорит Исмаэль с сарказмом, и я могу услышать, как папа топнул ногой по линолеуму.

– Теперь послушай меня, сынок. В нашей семье не много правил. Вы не так уж загружены здесь, и я не запрещаю вам играть, когда вы этого хотите. Но если такое опять повториться, тебе не поздоровиться. Ты меня слышал? – голос моего папы просто воплощение власти, в каждом слове – командные нотки.

– Да, – тихо говорит Исмаэль.

– Что «да», сын? – спрашивает папа также тихо. В этот момент я почти дошла до коридора.

– Я сказал, да, Сэр, – Исмаэль растягивает последний слог немного дольше, чем нужно, что позволяет ему сохранить лицо, пусть и только для себя. Я уверенна, что мой папа уловил смысл этого, но решил проигнорировать, чтобы битва закончилась, и все друг друга поняли. Когда вы начинаете спор с моим папой, то на самом деле вы никогда не выиграете.

– И ещё: ты под арестом. Ты и шагу не сделаешь с пристани, – добавляет папа, прежде чем открыть входную дверь.

– А как ты узнаешь, сделал я это или нет? – бормочет мой брат.

Я выхожу в коридор, потому что понимаю, что Исмаэль зашёл слишком далеко. Папа медленно разворачивается, чтобы подойти близко к Исмаэлю и властно нависает над ним. Они смотрят друг другу в глаза, но только мой братец немного сутулится, по сравнению с прямой и напряжённой спиной папы.

– Я замечаю всё, что происходит на моей пристани. Ты не сделаешь ни одного шага. Ты должен помнить об этом, сынок. Сегодня одни из самых оживлённых выходных, и у тебя много работы, – папа тыкает пальцем в его грудь, прямо в сердце, а потом поворачивается и выходит из двери. Весь дом трясётся, когда он хлопает дверью.

Исмаэль показывает средний палец закрытой двери и бормочет что-то себе под нос, я не могу расслышать, но на сто процентов уверена, что это какое-то ругательство.

Когда я захожу на кухню, Исмаэль быстро вытирает лицо, слёзы оставили следы на его грязном лице. Он не встречается со мной глазами и я ставлю варить кофе. Ему он понадобится, если он не спал всю ночь. Брат садится за кухонный стол и, положив руки на пластиковую поверхность, прячет в них лицо.

– Ты можешь поспать часок. Я потом тебя разбужу, – говорю я, но он качает головой, всё ещё пряча лицо в своих руках.

Он выпрямляется на стуле и протирает глаза.

– Нет, так будет ещё хуже, – бормочет он, и я ставлю кружку горячего чёрного кофе перед ним. Он смотрит на дымящуюся кружку и морщит нос, но он в любом случае выпьет его. Сделав несколько глотков горячей жидкости, он продолжает морщиться.

– Боже, я надеюсь, что не буду похожим на него, когда вырасту, - говорит Исмаэль.

А я думаю о том, как хорошо мой брат очаровывает клиентов с тем же выражением лица, что и у отца, и прямо сейчас, когда он пьёт свой кофе, убирая с потного лба взъерошенные, светло-русые кудрявые волосы, уже сейчас так сильно напоминает папу...

Валера стоит посередине цементного бортика глубокого бассейна, спиной к нам, так как он водит. Я не очень люблю плавать в бассейне, хлорированная вода вызывает зуд по всему телу, но для этой игры нам нужны границы. Я как-то раз играла в «Акулы и рыбёшки» в реке, и было всё очень запутанно, потому что очень многие хитрили.

Остальные из нас топчутся на месте с другой стороны бассейна. Мы, наконец-то договорились о правилах, каждый из нас играл по-разному. Я говорила, что акула передвигается по воде, Дима твердил, что они стоят на краю. Эмилия говорила, что у них в Москве есть правило, что акула ловит рыбёшек через бассейн, но я объяснила ей, что у нас тут так не играют. Исмаэль полностью поддерживал её, – ну ещё бы – и бесконечно повторял, что мы должны попытаться поиграть так, и когда мы сформулировали всё, то получили какую-то гибридную игру с несколькими исключениями из правил из-за особых обстоятельств, из-за которых я уже полдюжины раз спорила с Димкой.

«Рыбёшки» – Исмаэль, Эмилия, Дима и я, как предполагается, должны плавать как можно тише от одной стороны глубокого бассейна к другой, стараясь не потревожить Валерку, «Акулу». В любое время акула может прыгнуть в воду, и если она кого-нибудь поймает прежде, чем тот успеет прижаться к стенке, то он становиться новой акулой. Мы играли около часа, и я ещё ни разу не была поймана. Я довольно сильный пловец и сосредотачивалась на усовершенствовании своего отталкивания, как я это видела на прошлой неделе на Олимпийских Играх.

– Ну, давайте! Давайте, ребята, подплывайте, – проговорил Валерка со своего места. Я решила, что переплыву бассейн, пока он говорит, и тем самым не обратит на меня внимания. Я тихо ныряю под воду, изо всех сил работая ногами, и плыву с такой скоростью, что едва слышу приглушённый крик позади себя. Я уже могла видеть размытые стены бассейна всего лишь в нескольких дюймах от моих пальцев, но когда я только протянула руку, чтобы коснуться плитки, то услышала всплеск воды позади себя, а сердце готово было выпрыгнуть из груди. Валера в воде! Я плыву изо всех сил, чтобы выплыть на поверхность, и уже практически коснулась пальцами бортика, как пальцы Валеры хватают меня за лодыжку и тянут назад.

– Я поймал тебя! – кричит он, когда мы выплываем на поверхность.

Я запыхалась, и мне становится немного обидно, что меня впервые за эту игру поймали.

– Я коснулась стены, прежде чем ты дотронулся до меня, – утверждаю я, когда его лицо оказалось совсем рядом с моим. Я заметила, что его нос уже стал облезать, а кожа выглядит немного запачканной и она в веснушках. Технически, это произошло в одно и тоже время, но я не собиралась говорить об этом Валерке. Все могли чётко видеть, как я дотронулась рукой до стенки, прежде чем он потащил меня обратно.

– Нет, ты этого не сделала. Я оттащил тебя от стены, – проговорил Валерка, как ни в чём не бывало, как и всегда.

– Да, но не раньше, чем я дотронулась до стены, – утверждала я. – Ребята, вы же видели, как я дотронулась до стены, прежде чем он схватил меня за ногу, ведь так?

Эмилия и Исмаэль не обращают на нас внимания, они были слишком заняты, играя в воде в «mercy». Их руки переплетены, и они толкали друг друга взад и вперёд; суть игры заключалось в том, чтобы причинить достаточную боль человеку, чтобы он начал плакать и кричать мерси, но Исмаэль на самом деле даже не старался. Эмилия визжит и вопит, как маленькая девочка, так что понятно, что они ничего не видели. Димка только пожимает плечами, а его губы вытягиваются в хитрую улыбку, и я знаю, что он видел, как я прикоснулась к стенке, но не собирается ничего говорить.

– Отлично. Я буду акулой, но я коснулась стены, прежде чем ты схватил меня, – бормочу я.

Только я вылезла из бассейна, как папа вышел из отеля и направился к нам.

– Исмаэль, Тина, пора ехать к вашей маме. Мы уезжаем через пятнадцать минут, – говорит он, поправляя шляпу, которая сползла ему на глаза.

Я хватаю полотенце, оборачиваю его вокруг груди, и надеваю шлёпанцы, опасаясь, что ноги запылятся, пока дойду до дома. Валерка вылезает из бассейна и мокрый встаёт передо мной, нахмурив брови, сморщив нос, как будто он только что унюхал что-то ужасное.

– Ты уезжаешь? – спрашивает он и я киваю, меня немного смущает выражение его лица.

– Да, я должна ехать к маме, – ответила я.

Мне немного грустно, что нужно уезжать, но я очень скучаю по маме, я не видела её почти два месяца.

– Почему ты не сказала мне? Надолго? Когда ты вернёшься? – требует ответов Валера, и я потрясена тоном его голоса. Он злится!

– А тебе какая разница? – ответила я, защищаясь.

Мне не нравится, как он нападает на меня, как можно сердиться на человека, только из-за того, что он хочет увидеть маму?

– Эй! – говорю я, наклоняясь, чтобы подобрать свою мокрую одежду с земли. – В чём твоя проблема? Ты ведёшь себя, как последняя плакса.

– Я веду себя, как плакса? ТЫ... ты... просто... ты плакса, – кричит Валерка.

Его голос дрожит, а лицо стало красным, и я не могу точно сказать, что это, солнечные ожоги или он так зол. Но почему он злится на меня? Я чувствую, как слёзы на моих щеках смешиваются с хлорированной водой, что ещё осталась на моём лице, я вытираю их полотенцем, пытаясь скрыть тот факт, что Валера Русик заставил меня плакать.

– Чувак, ты что, плачешь? – я слышу смех Димы, и смотрю на лицо Валеры, его глаза покраснели и все в слезах, всё это могло быть из-за того, что мы целый час проплавали в воде. Но его лицо очень грустное, он расстроен, и я просто теряюсь, потому что чувствую, что это из-за меня.

– Пошёл на хер, Дима! – кричит Валерка, пугая меня.

Я никогда раньше не слышала этих слов из уст Валеры, и это кажется мне таким ужасным, чужим и уродливым. Потом я наблюдаю за тем, как он своей твёрдой походкой направляется в отель.

Я даю волю своим слезам. Расстройство, замешательство, гнев, защита, – всё это поднимается волнами в моём теле, натыкаясь друг на друга, как толстые рыбы, которые плавают возле пристани. И ещё мне очень грустно. Я хочу увидеть Валеру и убедиться, что с ним всё в порядке, спросить его, почему он злится на меня, и принести ему свои извинения за то, что я сделала, хотя не делала, но это было не главное. У меня оставалось всего десять минут, чтобы вернуться домой, одеться, и запрыгнуть в автомобиль, чтобы уехать в Сочи.

– Всё хорошо, Тина. Ты не плакса. Это не твоя вина, что мы должны ехать, – говорит Исмаэль, кладя мне руку на плечо. – И ты увидишь его снова следующим летом. Папа сказал, что доктор Русик уже зарезервировал место для себя.

Я рыдаю ещё сильнее, услышав слова Исмаэля. Хотя они, как предполагалось, должны были успокоить меня, чтобы я чувствовала себя лучше. И меня вдруг осеняет, почему Валерка был так расстроен. Когда я вернусь из Сочи, он уже уедет, и я не увижу его и не поговорю с ним целый год. От этой мысли мне становится очень больно, и я с трудом могу сдержать потоки слёз на моих щеках.

Всё время, что мы провели в Сочи, я хандрю и бешусь. Я просто хочу вернуться домой, на пристань, чтобы узнать, уехал ли Валера, или попытаться исправить ситуацию в лучшую сторону, отчаянно желая увидеть его хоть раз, прежде чем он уедет. Но когда я возвращаюсь, он уехал, и всё, чего мне хотелось – это спать и спать.

На следующий день папа приносит мне свёрток – крошечный белый конверт, на котором аккуратным и чётким почерком Валеры написано моё имя.

– Валера хотел, чтобы я передал тебе это. Он сказал, что это тебе подарок на день рождения, – папа садится на край моей кровати, и ждёт, пока я открою конверт, но я чувствую, что я должна сделать это одна, поэтому просто сую конверт под подушку, хоть и умираю от желания разорвать его.

– Ты знаешь, Тина, Валера действительно очень хороший друг на лето. Но он живёт далеко, так что, только так, – проговорил папа, целуя меня в лоб. – Я просто не хочу, чтобы ты ожидала слишком многого.

Его слова разрывают меня пополам, потому что, скорее всего, он прав. Может быть, я жду слишком многого. Но все эти мысли вылетают из окна, как только я вскрываю конверт, и из него выпадает плетёная полоска. Это браслет дружбы, он сплетён из ниток всех цветов радуги, около половины дюйма шириной и украшен несколькими серебряными бусинками. Я обвязываю браслет вокруг запястья, и клянусь, что буду носить его до тех пор, пока Валера не вернётся.

Опубликовано: 2016-01-04 16:54:43
Количество просмотров: 162

Комментарии