Последний визит: 2023-03-05 16:55:12
Сейчас не в сети

Загнанные любовники

Денис:

Я покидаю сторожевую башню Создателя королей.

В груди — неописуемый ступор, тяга.

В последний раз тенью я иду по коридорам, полных призраков детства.

Тут и там семейные портреты — постановочные, красивые и идеальные; их застывшие матовые глаза смотрят, как я прохожу мимо.

«Останься, — холодно шепчут стены. — Ты не сможешь существовать в другом мире. Ты увянешь и исчезнешь».

Но я видел своё будущее: штормовые облака, собравшиеся на горизонте равнины, — предвестники места, где заканчивается мир, проистекая в небытие, в котором я живу в тени человека, падшего под гнётом собственной власти.

Домашний холод протягивает к моим плечам длинные ледяные пальцы, впивающиеся в мою плоть с силой тисков.

«Останься», — настаивает холод, с каждым моим шагом становясь мощнее.

На миг я жалею, что не могу остаться и снова быть холодным.

Но вот передо мной входная дверь — я делаю к ней ещё один шаг, другой.

Моя сумка торопливо брошена в багажник такси.

А я сижу на заднем сиденье, пропахнувшем старой кожей и несвежим дымом.

— Аэропорт, — говорю я водителю, держа в руке торопливо набросанный адрес.

Автомобиль отъезжает от тротуара.

И я ухожу, спускаюсь с горы Олимп. Дом моего детства остаётся в прошлом, как последние обрывки давно забытых снов.

Вот оно — рёв реактивного двигателя, стремительный взлёт, осознание происходящего: я действительно уезжаю.

Оно опускается на мои плечи, когда мы едем по взлётно-посадочной полосе. Блестящий самолёт увеличивает скорость и взмывает ввысь.

Под тонкой плотью мои кости слабые, хрупкие и хилые. Пальцами сжимаю подлокотники и смотрю, как город поглощают серебряные облака и лазурь бескрайнего неба.

Земля уменьшается, как позабытая игрушка. Я боюсь.

Минуты ползут, а я не мигая смотрю на спинку находящегося передо мной кресла. Мыслями я далеко, восстанавливаю в памяти линии большого кабинета, наполненного голосом Эдит Пиаф, спальню, личные вещи и спёртый воздух.

Мои шаги по холодному тротуару, когда Валера исчезал внутри кофейни.

Его каменное молчание, пока я высмеивал его.

Его открытый рот возле моей шеи после оргазма, его дыхание, замедлившееся до того, как он изрёк свои подытоживающие слова и ушёл.

Я любил тебя.

Нет, не любил. Он не мог.

Разве я что-нибудь дал ему? Лишь лёд, когти и яд...

Непрошенные воспоминания вспышками мелькают перед глазами: его лицо, задумчивое и спокойное в отражении зеркала в туалете, пока я поправлял волосы.

«Я вижу тебя», — сказал он.

Воспоминания отступают, оставляя меня в холодных когтях стратосферы.

А теперь я лечу столь же отчаянно, как Икар когда-то летел в поисках безопасной гавани, места, в котором можно восстановить расплавленные восковые крылья.

Натурал охотится ради удовольствия, бисексуал — чтобы довести свою стратегию до совершенства.

А гей, неудовлетворённый сын солнца, покинул дом отца, чтобы тысячелетиями бродить по небу.

— Я ухожу, — едва дыша, однажды сказал я Валерке, лёжа под ним, своим весом вдавливающим мою грудь в постель.

Но он лишь обозвал меня лгуном и ещё крепче прижал к себе.

А я позволил.

Слова Валеры, голос Валеры. Его жар, опаляющий мою кожу, пока я таял, растворялся, постепенно исчезал под его плотью.

И теперь я уже не бог. Исчезла неприкосновенность, исчезла моя власть.

И хоть я наконец-то лечу, свободным себя не чувствую.

Воспоминания роятся, пробуждаясь непрошенными гостями, фантомы умоляют, чтобы их воскресили. Я позволяю пережиткам прошлого поглотить меня целиком, теперь их цвета становятся резче.

Я снова ребёнок, маленький, бледный и невзрачный, с излишне большими глазами и недовольно поджатыми губами. Ноги слишком длинные для моего тела, я очень худой. «Абсолютно нескладный для одиннадцатилетнего мальчишки», — вздыхает мать, обращаясь к отцу, думая, что я не слышу.

Но сегодняшний вечер иной. Я бегу под тёплым светом садовых фонарей к дому Русиков. Звуки вечеринки приближаются с каждым шумным шагом. Ноты музыки пробиваются через открытые двери на террасе, где мои родители, попивая вино, общаются со своими хозяевами. Близости этого достаточно, чтобы я ощутил себя взрослым и красивым.

Бегу, бегу, бегу через кухню, вверх по лестнице и останавливаюсь, тяжело дыша и смотря сверху на просторные залы.

Гости расфуфырены и разодеты, показушничают своими богатствами. Взгляды их затуманены от вина. Они смеются, беседуют, танцуют, выражают сочувствие ежедневным трудностям корпораций, домашнего обихода и общественной жизни.

Посреди всего этого — Валера, красивый и полный высокомерия молодёжи и богачей.

За это они его и любят, следят за каждым его движением. Он овладевает их вниманием и с грацией им пользуется, ухмыляясь, посмеиваясь и подмигивая. Я хочу его ещё сильнее.

Не издаю ни звука, когда внезапно Валерка поднимает голову, встречаясь со мной взглядом. Вот она — магия. Падаю в кроличью нору, падаю и падаю, приземляюсь и растягиваюсь в длину, расту — я уже не ребёнок, я выше, старше и, наконец, красив.

Наши взгляды встречаются. Если его призрак и удивлён этим волшебным переменам в воспоминаниях, он того не показывает, терпеливо дожидаясь, когда я заговорю.

— Ты не любишь меня, — настойчиво говорю я, и праздные разговоры вдруг затихают.

Все взгляды устремлены на нас, но он остаётся невозмутимым.

— Повторяй, пока это не покажется правдой, — с улыбкой отвечает он.

Потому я повторяю.

— Ты не любишь меня, — выдыхаю я и просыпаюсь.

Но я один.

Я без сил, но спать тоже не могу.

Наконец, ночное небо окрашивается в розовые оттенки восхода солнца, и всё вокруг замирает в безмятежности и красоте.

Вскоре ближе и ближе становится пёстрая мозаика земли, окружающая аэропорт.

В ушах закладывает, когда мы снижаемся.

Вдали вырисовывается городской горизонт, а потом исчезает за взлётно-посадочной полосой, диспетчерской вышкой и грузовиками.

А потом — толчок.

И самолёт едет по земле.

— Bienvenue, дамы и господа, — весело по интеркому заявляет пилот. Я слышу, как пара сзади меня ноет из-за разницы во времени.

А вот и толкотня на высадке, в руках — вялость, пока тело уныло перемещается по воздушному мосту, с каждым дыханием требуя сон.

Я вспоминаю, что в Петербурге почти полночь, а я не спал два дня.

Но продолжаю идти вперёд.

Впервые, когда я остаюсь у него на ночь, заснув посреди незнакомых простыней, пальцы Валеры опираются на изгибы моих бёдер.

— Что это за смуглый и сильный мужчина у меня в постели? — несколько часов спустя шепчет он, раскатисто смеясь и подставляя мою обнажённую грудь бледному утреннему солнцу. — Раньше к этому часу он уже уходил.

А я, бесстыдно проснувшись, испепеляю его взглядом, пока он ведёт пальцем по моей грудной клетке, голодными глазами смотря, как предательски твердеют мои соски.

— Как цыганская мечта, — с ухмылкой бормочет он, выписывая круги на моей коже. — Денис без фамилии, пришедший из ниоткуда и никого не знающий.

Он переворачивается на спину, когда я отпихиваю его, и шипит от удовольствия.

— Я знаю тебя, — отвечаю я и навёрстываю упущенное.

Париж.

Это La Ville-Lumi;re, Город Света и Город Любви.

И я здесь один-одинёшенек.

С моего места видны мраморный фасад Tiffany & Co и окисленная медь Вандомской колонны.

Я и раньше бывал на этих оживлённых улицах, которые бурно разрастаются по всему Парижу, их вельветовые ленты скользят вдоль переполненных районов, усаженных деревьями бульваров и архитектурных сооружений барона Османа.

Но Парижа, изведанного мною в школьные годы, теперь не стало. Его богатые двери закрыты для меня, стоящим на забитом тротуаре вдоль Рю де ля Пэ. Привилегированная личина снята, явив грозный остов ещё одного жадного города.

Я думаю о брошенных мною спальнях в Москве и Санкт-Петербурге. Думаю о комфортном матрасе, отлично подходящем моему телу, накрытому шёлковыми простынями и подушками.

Думаю о тепле двух тел под этими одеялами, о русых волосах на тех подушках. О стеклянно-голубых глазах.

Уличный продавец подсказывает, как пройти к вокзалу Монпарнас, а потом безуспешно пытается склонить к покупке карты.

— Вокзал в четырёх милях отсюда, — сообщает он на беглом французском.

Я пытаюсь перевести мили в километры, а потом решаю, что это не имеет значения.

И иду, но всё кругом — сплошное препятствие, а я безумно устал.

— Зачем тебе столько книг о войне? — однажды вечером спрашиваю у Валеры, когда мы, потные и пресыщенные, лежим на ковре в его логове.

Ещё пытаясь отдышаться, он вытягивает шею, следом за мной глядя на книжную полку.

— О... мне интересно.

— Тебе нравится сражаться, — заявляю я, безжалостно ущипнув его за мочку и улыбнувшись, когда он охает и пытается отстраниться.

— Мне нравится изучать стратегию, — поясняет он. Я прикладываю к его губам пальцы, проталкивая их, пока он не открывает рот и не начинает слегка покусывать кончики.

— Стратегия для воинов. Так скажи мне, — шепчу я, зацепляя пальцы за углы его рта, подражая движению из нескольких предыдущих ночей, — тебе нравится воевать, Валера?

— Зависит от врага, — говорит он, и я чувствую, как он опять шевелится во мне. — Мне нравятся поединки, которые я могу выиграть.

Я сажусь, вжимаясь пальцами в его бёдра, что подо мной, и он начинает твердеть.

— Думаешь, ты обыграешь и меня? — спрашиваю, сжимая его каждой своей частичкой, заставляя закатить глаза.

Он ухмыляется.

— Может быть, я уже обыграл?

— Ты сильный, самый сильный, — когда-то он сказал мне. Его голубые глаза светились уверенностью, смешавшейся с потоком слёз.

Тогда я не верил в эти слова.

Не верю в них и сейчас.

Моя королева поставлена под удар.

Я хмурюсь, глядя на красную шахматную фигуру из слоновой кости, чьи детали освещены лунным светом, проникающим сквозь простирающиеся от пола до потолка окна в квартире Валеры. Луна — единственный источник света, лучи обрисовывают мрак его логова ледяными серебристыми тонами. Мы смотрим каждый на свою пешку, лицо Валеры задумчивое, тёмные брови сведены в размышлениях. Пока наши взгляды устремлены на доску, мы могли бы обратиться в мрамор, могли бы обратиться в камень — такой же молчаливый. Наша кожа отливает теми же бледными оттенками, что и расположенная между нами квадратная шахматная доска Стаунтон.

Я обнажён под обёрнутой вокруг моего тела тонкой простынёй с постели Валеры. Он точно так же облачён в шерстяной плед с дивана. Мягкая тёмная ткань свисает с бёдер Валеры, сидящего на противоположном конце небольшого столика. Я заканчиваю с размышлениями и совершаю ход, поставив красную королеву на три клетки от центра, подальше от белого коня Валеры. Он следит за моим ходом и улыбается, выжидая лишь мгновение, чтобы вернуть пешку в игру.

Ни намёка на угрозу, теперь я свободно могу передвигаться: осторожно ставлю красного слона на соседнюю с белым конём клетку. Предупреждение.

— Слыхал о Вишванатане Ананде? — спустя секунду спрашивает Валерка. Он ставит белого слона на клетку позади своего коня — теперь я не могу вести атаку, не ожидая расплаты.

Я отвечаю, качнув головой, взгляд сосредоточен на доске. Он молчит, пока я обдумываю партии, ищу очередную возможность атаковать. Наконец, возвращаю коня в игру.

— Это шахматный гроссмейстер, который, по мнению большинства, является одним из лучших игроков в мире, — продолжает Валерка, переставляя очередную белую пешку на две клетки от моей королевы.

Я хмурюсь, смотря на его проделки: теперь набор ходов для моей королевы ограничен. Мало того, мой слон теперь отступает.

— И? — вопрошаю я, вознегодовав из-за недостатка вариаций.

Он лишь пожимает плечами. Слежу за его изящными пальцами, выводящими белого рыцаря на центр доски.

Моя королева практически нейтрализована, учитывая соотношение наших фигур.

— Однажды он заметил, что шахматы — это язык. Его можно развить до совершенства постоянной практикой, но только опыт, приумноженный врождёнными навыками, приносит игре истинную маневренность.

Сведя брови, я ставлю королеву на единственную оборонительную позицию: одна клетка вправо.

— Полагаю, ты относишь эти слова к себе, — задумчиво произношу я.

Моё насмешливое замечание порождает у него улыбку. Белый рыцарь снова в игре, на сей раз приземляется прямо посреди моих фигур.

— Шах, — объявляет Валерка.

«Чёрт», — думаю я, но молчу. Довольное выражение на его лице, похоже, означает, что он всё равно понял мои мысли.

— Тройной удар конём, — с обворожительной улыбкой сообщает он. — Подобная стратегия позволяет коню одновременно нападать на обе фигуры противника из позиции, недоступной для контратаки.

Я испепеляю его взглядом, переместив от опасности короля и готовясь к неизбежному.

— Прощайте, миледи, — самодовольно провозглашает он, удалив красную королеву с доски, пока я молча скрежещу зубами.

Спустя шесть ходов он выигрывает, даже не запустив в игру короля.

— Не дуйся, — со смехом упрекает он и, встав, заворачивается в плед. — Для новичка ты отлично справился.

— Я не новичок, — шиплю я; кожа моя краснеет от гнева на проигрыш, виной которому стала моя собственная некомпетентность. Пальцы напряжённо впиваются в края простыни, мысленно переигрываю его стратегию. Глупый, глупый мальчишка.

Не обращая внимания на мою сдержанность, он обходит стол, наклоняется ко мне, чтобы прижаться губами к волосам.

— Я тебе не верю, — говорит он, положив руки на мои голые плечи.

— Игре меня научил отец, — холодно сообщаю я, ещё сильнее застыв, когда он издаёт смешок. — Не смей, чёрт тебя дери, надо мной насмехаться.

— Прошу прощения, — отвечает он тоном, в котором не сквозит на тени раскаяния. — Какая досада, что он так плохо обучил тебя игре.

Когда его рука ныряет под простынь, я хватаю его за запястье, отпихивая юркие пальцы. Он бесстрашно не внимает моей хватке, снова находя рукой мою грудь. Лаская меня, он одобрительно напевает, а я с трудом сдерживаю стон, когда его пальцы искусно превращают мой сосок в пламя.

— Одна победа не делает из тебя мастера.

— Долгие годы побед — да.

Вспышка-воспоминание о его тонких бёдрах, врезающихся в безымянного мальчика-потаскуху в саде-лабиринте.

— Ты слишком агрессивен в игре, забываешь о тактике, — продолжает он, прижавшись ртом к коже под моим ухом. — Твоя игра слишком предсказуема... ряд несвязанных атак или оборон, которые всё равно приведут к захвату твоей королевы. — Он обхватывает мою длину, пальцами скользнув ниже, к яйцам. — Раздвинь, — шепчет он.

Дерзко сжимаю ноги ещё крепче.

Его низкий смех раздаётся возле моей шеи.

— Не веди себя, как обиженный неудачник, Денис. Я хочу получить трофей своей победы.

Я резко отодвигаю кресло.

— Я ничего тебе не должен, — заявляю, оборачивая вокруг себя простынь, и порываюсь встать, чтобы одеться. — Это всего лишь игра.

Но он быстрее меня, прижимает к себе, развернув лицом и прижав своим телом к столу.

— Всё-то для тебя игра, — парирует он, распахивая простынь и вжимаясь в меня. — Но правила не меняются только потому, что ты проиграл.

Я чувствую, что после первого нашего соития в его теле произошли небольшие перемены: он более худощав, более угловат. Намёки на жировые складки состоятельного человека, замеченные мною в его телосложении несколько недель назад, почти исчезли. Теперь он сплошные мышца, плоть и кость.

— Я побил тебя только один раз, — продолжает он, обхватывая меня руками, пока я спокойно смотрю ему прямо в лицо. — Так дай насладиться победой.

— Ты слишком привык побеждать.

— Не с тобой. С тобой — никогда.

Он наклоняется, намереваясь меня поцеловать. Я уворачиваюсь:

— Ты забрал мою королеву.

— Это всего лишь игра, — говорит он, повторяя мои слова.

— Отъебись.

— Я пытаюсь, — парирует он. Отодвигается и наклоняется вперёд, просунув руку к столу за моей спиной, а потом снова выпрямляется. Кладёт мне что-то на ладонь. — Возьми.

Я смотрю, что он вложил мне в руку.

Красная королева.

— Она твоя, — говорит он.

Он тянет меня к себе, и моё лицо прижимается к плоти над его сердцем.

Близость, тишина. Его руки рыщут, бредут по моему телу и удерживают рядом: одна лежит у меня на поясе, а другая медленно прокладывает путь вдоль позвоночника. Минуты тают, заполненные лишь пульсирующей кровью в его венах и нашим дыханием. Его пальцы движутся вверх, вверх, вверх, обхватывая мою голову, и на мгновение, на одно короткое мгновение, сознание меркнет, а я остаюсь безмолвным и бессильным, как королева, зажатая у меня в ладони.

— Могу я поведать тебе тайну? — прижимаясь к моим волосам, спрашивает он почти шёпотом.

Я киваю, округлив глаза.

— Я чертовски устал от игр.

Несколько долгих минут я молчу.

А когда он снова собирается меня поцеловать, я не противлюсь.

Я открываю глаза, но вокруг сплошная темень.

Со всех сторон нависают стены, шепчущие слова на незнакомом мне языке.

Подушка под головой непривычна. Самодельное стёганое одеяло слишком тяжёлое.

«Могу я поведать тебе тайну?» — однажды спросил Валерка — до того, как эти слова выжгли дыру у меня в груди, приземлились, как никели в оловянную чашу. Долгие дни после я чувствовал внутри себя их ударную силу, слышал скрежет, лязг, звон эха.

Но теперь они молчат, затихли под океаном разделявшего нас расстояния и весом странной бесформенной тени, что прижимается к влажным кавернам из мышц моего сердца. Теперь в моей вздымающейся и опускающейся груди ничего кроме пустоты.

Зрение медленно привыкает к темноте комнаты. Надо мной парит каждое принятое в жизни решение, эхом разглагольствуя о последствиях и отвергнутых дорожках.

Окрашенное в ночь небо простирается над миром за моим окном, и я поворачиваюсь к нему лицом. Ноги и руки беспокойно дёргаются под грузным одеялом, мышцы яростно жаждут движений. Я помню нервный трепет бескостных конечностей, усталость и пот на пропахнувших сексом простынях. Помню часы, проведённые между, волосы цвета осени, белого коня и резко очерченный подбородок, напряжённый от размышлений.

Я поднимаю руку к лунному свету, смотря, как кожа обретает цвет скрывающихся под ней костей, и вспоминаю о клетках шахматной доски. Рука висит в воздухе, пальцы вырисовывают на посеребренном потолке невидимые слова, поэмы сумасшествия, желания и страха до тех пор, пока у меня не остаётся сил. Я закрываю глаза, не желая видеть реалистичность в этой серебристой комнате, лунный свет холодной зимы, который подминает под себя и разбивает в щепки некий холод в глубине моей души.

Меня преследуют сны наяву: отрывки, силуэт и профиль матери, кружащей вокруг меня с неукротимой энергией, быстро повторяющей слова песни Padam, Padam. Отец, как всегда неразговорчивый, молча сидит у камина, рассеянно качая головой в такт музыки и смотря на пламя. Он не обращает внимания, когда мать, танцуя рядом, задевает его краем юбки.

"Mais il m'a coup; la parole
Il parle toujours avant moi
Et sa voix couvre ma voix..."

— Танцуй, Денис, — приказывает мать, сердито взирая на меня, покачивающего головой в знак отказа. Она приближается ко мне, её утончённые черты лица решительны и сердиты, а каблуки пересекают всё пространство комнаты.

Её пальцы настолько близко, что я чувствую аромат сирени с её рук и встаю, прогоняя видение, борясь с очередным приступом прерванного сна.

Холодное зимнее солнце поднимается над горизонтом, пока я бреду, невзирая на холод заурядной французской деревушки. Солнечный свет сияет довольно ярко, даруя чуточку своего тепла.

Слева от меня на несколько дюжин ярдов тянется мощёная дорога, чёрной лентой проложенная по большой равнине. Высокая трава касается моих коленей, прилипает к подошве, а небольшое стадо коричневых и белых коров поднимают головы и безучастно глядят, как я прохожу мимо них.

В тишине вокруг меня роятся мгновения прошлого, воспоминания кружат, переполняя, выскакивая на поверхность из самых затаённых глубин и высоко простирая руки, схватив меня холодными щупальцами.

Отец обучал меня истории и власти, демонстрируя свои навыки с самообладанием и улыбкой, пока мы пересекали послушное море под парусом Хоруса.

Мать, красиво обрастающая перьями птица в ещё более красивой клетке, вышедшая замуж за деньги и рождённая для лучшего, рыдает летним вечером, когда задние фары исчезают вдалеке.

Блеск в глазах моего отца тускнеет после его возвращения домой.

Её жестокость, его меланхолия.

Взволнованный взгляд няни, когда я мучаюсь от судорог, пока она купает и успокаивает меня, смывая с моей юной кожи следы от сада-лабиринта Русиков и не понимая, что всё хорошо, безусловно хорошо.

Прилив сил от доминирования над лежащим подо мной мужчиной: Антоха дрожит, кончает, кричит, пока я толкаюсь в него с точностью и силой мастера по конному спорту. Гнев и стыд развратного священника, Димы и других любовников, возмущённых и лишённых мужественности, поскольку я насмехаюсь над ними, дразню, владею и трахаю. Моё личное преображение из мальчика в неистовое господствующее подобие Дьявола, Демона и прочих потусторонних существ.

Восторженное выражение на лице Валеры, когда он входит в меня, ощущение триумфа, бегущего по моим венам, когда я понимаю, что забрался на пьедестал, возведённый мною в юности, победил монстра из лабиринта.

Холод при осознании, что за победой тянется приз — бьющееся больное сердце.

Отвращение Валеры, держащего в руке конверт из папиросной бумаги и разрывающего прошлое.

Его рваное дыхание, пока он трахает меня на полу.

Линии на его спине, когда он уезжает.

И оцепенение, с которым я рассказываю уродливую поэму о прошлом.

Анна Ахматова как-то написала:

«Всё как раньше: в окна столовой
Бьётся мелкий метельный снег,
И сама я не стала новой,
А ко мне приходил человек.
Я спросила: "Чего ты хочешь?"
Он сказал: "Быть с тобой в аду".
Я смеялась: "Ах, напророчишь
Нам обоим, пожалуй, беду".»

Раздеваясь, я упиваюсь анонимностью, леденящим холодом.

Какофония улиц доносится до меня. Я неприкосновенен, готический гротеск, смешанный с каменной архитектурой.

Облачённый лишь в нижнее бельё, я жду чего-то, что покажется мне само. Сон опускается на меня, я отгоняю его как туман, но безуспешно — просыпаюсь, как только голова падает на грудь.

Теперь мимо проносится сельская местность мазками коричневого и серого цветов. Бесплодные поля простираются под холодным зимним небом.

Минуты ползут и застывают, пока... на горизонте не вырисовывается шпиль, гордо простирающийся к небу: с холма над городом нависает доминирующий собор в грубом стиле — причудливый пережиток давно забытой эры.

Я приехал в ад, и моё путешествие почти подошло к концу. Теперь это всё, что у меня осталось. Улыбка неба чуть меркнет, когда я поворачиваюсь, чтобы уйти. Усталость наполняет каждый мой шаг. Да, я был слишком жаден, не поняв тот приз, о котором сам же просил.

Исчезая вдали, моё сердце печальным метрономом отбивало мотивы Анны Ахматовой:

«В прошлое давно пути закрыты,
И на что мне прошлое теперь?
Что там? - окровавленные плиты
Или замурованная дверь,
Или эхо, что ещё не может
Замолчать, хотя я так прошу...
С этим эхом приключилось то же,
Что и с тем, что в сердце я ношу.»

Валера:

Листья на деревьях подрагивали на трясущихся ветках из­-за порывов ветра от моего бега, но во мне ветерка уже не найти. Лишь бесконечная тишина и лес, полный одиночества.

Мне надо принять, что блуждание в одиночестве ­снова мой путь в жизни.

Я вошёл на кладбище медленно, неохотно, зная, что меня окончательно добьёт его могила, увиденная своими глазами.

Земля была влажной, но отследить запах свежеразрытой почвы было легко. Я шёл между рядами надгробий, ведущих к моему Денису, словно указатели.

Вот он, камень с выгравированной датой рождения на нём. И, хотя я знал, что он здесь, упал на колени и взвыл: «НЕТ».

Приблизившись, я начал говорить с ним, надеясь на чудо, благодаря которому он каким-нибудь образом услышит и узнает, что я не переставал любить его.

— Денис... милый, мне так жаль. Так сильно жаль, — произнёс я, прижимаясь губами к буквам его имени. — Я люблю тебя. Люблю так сильно, и я так ошибался.

Я обнял надгробие, как обнимал его -­ осторожно, очень осторожно. И аккуратно прижался к нему, чтобы оно не сломалось и не упало.

— Я постоянно скучаю по тебе, любимый. Каждую секунду каждого дня. В некоторые дни мне кажется, что я прогнусь под бременем понимания того, как сильно мне тебя не хватает. Что я натворил, Дэн? — выкрикнул я в раннее утро. — Я согрешил, моя любовь... — я обводил пальцами имя, пока говорил. — Украл эту любовь для собственных эгоистичных нужд и бросил её тебе в лицо. Я солгал тебе. И за это
никакого наказания никогда не будет достаточно.

Прижался щекой к камню.

— Я думал, что жизнь до тебя была адом, но жить вечность, зная, что я оставил тебя одного на смерть, несоизмеримо хуже. Никогда я не желал окончания этого существования так сильно, как сейчас, зная, что никогда не смогу почувствовать жара твоей ладони у моей холодной кожи в зимнюю ночь, твоих тёплых губ у своих.

Прижав пальцы к губам, я тщетно содрогался в бесслезных рыданиях. Знал, что никогда не найду другую пару губ, никогда не захочу никого другого.

У меня ничего не было.

Никого.

Вечность простиралась передо мной, и никогда она не казалась такой бесконечной.
Разум искал возможности, но мне было известно, что я смогу вынести лишь одну ночь без него. Достал канистру с бензином и обильно смочил ею себя.

— Ну, думаю, всё, — пробормотал я. — Я всегда полагал, что эта жизнь закончится, как и моя человеческая, в одиночестве и ужасе, не зная ничего о последующем. И всё же ничего такого нет. Бремя той боли, что я причинил тебе, постоянно со мной, преследует каждую невыносимую секунду всякого дня. Больше нечего бояться, потому что я уже потерял единственное, без чего не могу жить. Я знаю, что будет дальше, и облегчение от этого переполняет. Для меня нет жизни без тебя, — прошептал я, в груди заныло сильнее от чистой правды в моих словах. — Нет места в мире, где я смог бы скрыться от воспоминаний о твоей застенчивой улыбке, или о том, как
ты произносил моё имя во сне. Я молюсь, чтобы следующий шаг предоставил мне передышку от насмехающихся надо мной воспоминаний. Мне ничего не хочется так, как увидеть и услышать тебя снова, прикоснуться к твоему лицу ещё хоть раз. Я эгоист до мозга костей, Дениска. И если это не сработает... Если это не воссоединит нас, то хотя бы я буду мёртв, — я зажмурился. — Хотя бы мне не придётся ходить по
земле без твоего на ней присутствия.

Ещё раз прижался губами к серебряным буквам его имени.

— Моя любовь к тебе никогда не умрёт, мой прекрасный мальчик. Потому что она единственная является истиной в этом мире, — горячо признался я. — Прошу, знай, что она никогда не ослабевала. Ни на секунду.

Я встал, доставая коробок спичек из кармана. Всё ещё ранее морозное утро, слишком рано, чтобы кто-то оказался тут прежде, чем я сгорю дотла.

Я закричал, услышав, как Денис зовёт меня по имени, ветер донёс этот звук. Не более чем плод воображения, я понимал это, но даже этот небольшой звук был бальзамом для моего разбитого сердца.

Чиркнул спичкой, желая умереть с его голосом в голове.

— Валер, не надо!

Глаза распахнулись, когда что-то врезалось в меня сбоку. Пламя погасло от воздуха, взвихрившегося, когда я отлетел в сторону.

Инстинкты взяли вверх, когда я приземлился и присел, приготовившись к атаке. Вот только я узрел устремлённые на меня печальные красные от слёз глаза на лице, которые больше не думал увидеть.

— Дэн, — выдохнул я.

Нервные окончания покалывало и воспламеняло от обострённых чувств и близости той версии Дениса, которую я никогда не хотел видеть.

Мёртвый, но живой.

Реальный.

Я бросился к нему, не раздумывая, обнимая так крепко, что будь он человеком, точно бы сломался под натиском.

— О, Дэн. О Боже. Зачем ты умер?

Его глаза горели гневом, ноздри раздувались.

— Но я не жил, Валерка, — Денис вырвался из моих рук и сделал шаг назад, обняв себя руками отточенным движением. — Я умер внутри... опустел. Осталась лишь оболочка того, кем я был раньше.

— Ты всё для меня, — прошептал я ему.

Губы Дениса обрушились на мои, и я замер от шока на секунду. Мои руки оказались в его волосах, а губы прижались к его губам. Поцелуй был заряжен сильной болью и эмоциями, приправлен оттенком грусти и сожаления, и мы отчаянно цеплялись друг за друга.

— Попробуй, — попросил он.

Всё что угодно.

— Ты... — я закрыл глаза и покачал головой, прежде чем снова взглянуть на него. — Ты целый мир для меня, Денис. С того момента, как я увидел тебя, каждый вдох, каждое движение, что делал, были только для тебя. Поначалу я боролся с тягой поглотить тебя. Но дело в том, любимый, что ты поглотил меня, — сказал
я, прижав руку к груди. — Мой мир был унылым и бесцветным, но появился ты и раскрасил его яркими красками. Ты пробудил меня из спячки, в которую я впал, даже не заметив этого. И когда я ушёл от тебя... — я на мгновение зажмурился. — Я боролся с магнетической тягой вернуться всеми фибрами души. Каждый миг, после того как я разбил наши сердца, я провёл в мире бесконечной тьмы, единственное, что прорывалось через неё, это твоё лицо, — говорил я, вновь обводя пальцами его
черты, — твоя улыбка, смех. Эти воспоминания не стирались, они успокаивали и мучили меня одновременно.

— Покажи, что любишь и не оставишь меня, Валера. Убеди, что я буду твоим до конца времён, — он полностью прижался к моим губам один раз, второй. — Докажи, что я твоя пара, — сказал он, коснувшись языком моей нижней губы, отчего во
мне проснулось желание. — Покажи, как ты хочешь меня.

Глядя в его яркие глаза, я в очередной раз скользнул руками в его волосы.

— Всегда, — я страстно поцеловал его, сильнее, сильнее. Он укусил меня за
нижнюю губу, всосал верхнюю в рот и больно дёрнул за волосы. Затем отпустил губы и припал к коже на шее прямо там, где бился пульс, овладевая, нуждаясь. Безупречная кожа.

Моё сердце понесло кровь, напевая имя Дениса.

— Я жажду тебя, — прошептал я в его сладко пахнущие волосы. — Твой аромат, кожа, вздохи при поцелуе...

Денис простонал, и я решил, что это ещё лучше, чем вздох.

Он вновь прижался к моим губам, открываясь мне и углубляя поцелуй так, как мы никогда не могли раньше. Языки коснулись друг друга и переплелись, и весь новый мир возможностей открылся передо мной.

Когда я отстранился от него, чтобы дать возможность дышать, я скользнул губами вниз по его шее, он сжал мои волосы в кулаках, и мы вдвоём простонали от ощущений.

Быстро поняв, что ему больше не нужен воздух, я вернулся к его рту и оставался там Бог знает сколько времени, полизывая, изучая, закручивая, пробуя.

Денис взял одну мою руку и прижал к своей груди. Я коснулся большим пальцем его напрягшегося соска, легко проведя по нему, и он запрокинул голову от удовольствия. Другой рукой поднял его ногу, заставил его закинуть руки мне на шею и прижаться, обернуться вокруг меня.

— Вечность – долгое время.

— А вот тут ты неправ, сладкий мальчик, — я оттянул его футболку и провёл острыми зубами по коже на плече, вызвав шипение удовольствия. — Мне всегда будет тебя мало. Вечность не такая долгая, чтобы сделать с тобой всё, о чём я думал, её совершенно недостаточно для почитания твоего тела так, как мне это нужно.

Денис захныкал от моих слов, и я вцепился в его штаны на бёдрах, сжимая и скручивая их. И прежде чем я понял, что произошло, они оказались сорваны с его тела. Меня ничего не заботило, кроме прикосновений, я и думать не хотел отпускать его сейчас даже на секунду, чтобы позволить ему снять их.

Я настолько погрузился в его красоту, что не заметил, как мы пролетели по воздуху, пока не приземлился на спину на небольшой поляне в лесу.

— Не только ты теперь сильный, — его ухмылка была широкой и издевательской, и я не мог устоять, чтобы не поцеловать его.

— Думаешь, ты сильнее меня? — поддразнил я.

Я знал, что так и было. Во многих смыслах.

Денис схватил меня за руку и поднял с земли, врезавшись в меня и впечатав в дерево. Раздался громкий треск от удара, но, к счастью, оно осталось стоять.

— Впечатляет, — вымолвил я, когда его глаза загорелись от предполагаемого вызова.

Он сделал небольшой шаг назад и ухватился за край скрывавшей его большой футболки, медленно поднимая её. Я тяжело сглотнул, когда дюйм за дюймом показалась молочная кожа живота, простонал, заметив затвердевшие соски груди.

Он сорвал футболку через голову. Я пробежался глазами по его телу, пока он стоял передо мной обнажённым. На нём не было ничего, кроме вызывающей улыбки.

— Ты можешь взять меня... если поймаешь, — произнёс он, вскинув бровь.

— Надеюсь, ты быстро бегаешь, красавчик.

Он захихикал и бросился бежать, но медленно, и я покачал головой. Очевидно, кто-то хочет оказаться пойманным. Я позволил ему лидировать некоторое время, следуя за ним глубже в лес, а потом сорвался.

Подобрался ближе к нему, обернув руки вокруг его тонкой талии, останавливая нас и опуская одну руку в низ его живота.

Денис ахнул, почувствовав между бёдер мои пальцы, скользившие по нежной плоти. Лёгкими движениями я ласкал его тело, ожидая увидеть, возразит ли он. Лишь одобрительный лепет срывался с его губ, поэтому я задвигал пальцами быстрее, сильнее, радуясь, что моя память не позволит мне забыть ни одного звука, которые он издавал, приближаясь к оргазму.

— Боже, ты превосходен, — простонал я.

Мне надо было увидеть его лицо, так что я убрал ладонь и развернул его, притягивая ближе и обнимая одной рукой. Я поцеловал его и опустил руку меж его ягодиц, скользнув пальцем внутрь его ануса, чувствуя, как он сжимается вокруг меня, как в первый раз. Он закинул руки мне на шею, и я простонал ему в губы, двигаясь в нём, прижимая ладонь там, где ему больше всего хотелось.

Я отстранился как раз вовремя, чтобы увидеть, как он кончил, напрягшись вокруг меня и прижавшись ко мне сильнее. Он всхлипнул и исказился в лице, осев, когда опустился с вершины наслаждения.

Медленно я провёл рукой по его спине, крепко обнимая, безгранично благодаря за его красоту, любовь, за него самого.

— Займись со мной любовью, — прошептал он, прижавшись губами к щеке. — Возьми меня, Валера. Сделай своим.


— Тут? В лесу? — уточнил я. — Ты, правда, хочешь, чтобы секс был вот таким, на улице?

Денис вновь прижался губами к моим губам и отстранился, заглядывая мне в глаза, поглаживая по щеке рукой.

— Это неважно, Валерка. Мне надо почувствовать тебя, — он начал медленно расстёгивать мою рубашку. — Мне надо знать, что ты хочешь навсегда сделать меня твои, — сорвав оставшуюся ткань, промолвил он. — Прямо здесь. Прямо сейчас.

Было невозможно устоять перед его словами, и я сорвал джинсы с ног.

— Потрясающий, — прошептал я, снова протянув руку и чувствуя вес его члена в ладони.

Денис шагнул вперёд, выгибаясь и прижимаясь ко мне.

Я позволил ему вести, когда он толкнул меня на лесную почву. Взобрался на меня, прижимая нас самым невероятным интимным образом, ведя руками по моей груди и животу.

Холод закончился, и когда восход прорвался через листву деревьев, я сглотнул от вида нежных утренних лучей, ласкавших его кожу. Он светился и сиял, отражая свет, но даже это не могло сравниться с красотой его лица, смотревшего на меня.

— Ты так красив, — прошептал я ему, и он был таким, даже больше, так что его лицо озарила головокружительная улыбка.

Коснувшись указательным пальцем впадинки между его ключиц, я проследил за его движением вдоль мерцающей кожи его груди, по пупку. Его дыхание участилось, когда моя рука упала вдоль его тела, ожидая и желая.

— Я здесь, — произнёс он. — Коснись меня.

Руки метнулись к его бёдрам, пальцы впились в его кожу.

— Я хочу, чтобы ты схватил меня, Валерка. Чтобы ты коснулся меня так, как не мог раньше, — он опустил руки и переплёл наши пальцы. — Хочу, чтобы ты заявил права на меня, а я собираюсь заклеймить тебя.

Денис вернул мои ладони на свой таз, отпустив их и положив руки мне на плечи. Я вновь сжал плоть под пальцами, и он напрягся, скользнув по мне, от этого движения мне захотелось большего.

Он лёг на меня, целуя меня и двигаясь вперёд, отчего моя твёрдость заскользила вдоль него, легко касаясь его входа. Когда он отстранился, мы встретились взглядом.

— Я люблю тебя, Валера, — прошептал Денис.

— Люблю тебя, Денис. Пока солнце не исчезнет с небосвода.

Я прерывисто выдохнул, когда он медленно принял меня в себя, и мои руки обернулись вокруг него, заключая его в объятие, направляя ко мне.

Я любил быть глубоко в Денисе, и будь это возможно, я бы лежал здесь с ним до
скончания времён.

Он прижался лбом к моему, я достиг ягодиц, наслаждаясь ощущением его кожи под пальцами.

Я поцеловал его, и он проглотил мой громкий стон, скользя по моей длине вверх и вновь вниз долгим, медленным движением. Он вновь двинул бёдрами, приподнимаясь и упираясь руками мне в грудь.

Очередное движение, и я заскользил руками по идеальной коже вверх, накрыл его ствол, он задвигался быстрее, пробуя новую позу.

Я не мог более оставаться неподвижным и приподнял бёдра, когда он опустился на меня. Моё имя разнеслось громким криком удовольствия по лесу, и я положил руку на место соединения его плеча и шеи, прижимая к себе.

— Ты был создан для меня, — простонал я, вжимаясь головой в землю под собой.

Он вновь застонал ещё громче, качая бёдрами, пока мы учились, как двигаться вместе в размеренном ритме.

Я перевернул нас со скоростью, от которой человеческий глаз и не разобрал бы это расплывчатое движение, запутался руками в его волосах, страстно целуя, глубже и глубже врезаясь в него.

Денис громко захныкал, звук отдавался вибрацией у моих губ. Слыша его явное наслаждение, я сильнее двигался в нём, желая доставить ему обещанное удовольствие. Скользнул рукой по его члену, касаясь всей длины,
обводя головку, и он закричал.

Мои чувства должны были быть сверхчеловеческими, непогрешимыми, но пребывание внутри моего Дениса перекрывало их все, и всё, что я видел и чувствовал, это он.

— Кричи для меня, — зарычал я ему на ухо, поглаживая и выводя круги пальцами, чувствуя, как оргазм захватывает моё тело.

Минуту спустя всё случилось. Он кончил с моим именем на губах, словно с молитвой, звенящей по лесу, будто мы последние люди на Земле. Сжимал меня внутри себя сильнее, чем мне казалось возможным.

Когда его зубы впились в моё плечо, оставляя отметину, я застонал и сдался обрушившемуся на меня наслаждению.

Мир сошёлся в единственный луч света и взорвался. Удивительно, что я остался в сознании, когда столь сильная эйфория сбила меня с ног. Денис обхватил руками моё лицо, пока я отходил от последних секунд удовольствия, усилившегося от его толчков, отчего я содрогнулся.

Я зарылся лицом в шею моего любовника, когда его пальцы очутились в моих волосах, купаясь в нашей любви.

— Я привык думать об этом существовании, как о настоящем аде, Дэн. Больной фарс жизни, — шептал я у кожи под его ухом. — Но с тобой... это рай на Земле.

Денис так крепко обнял меня со своей силой, что я застонал от боли, но счастье было сильнее.

Я всегда был его.

И теперь... он стал моим.

Навсегда.

Наверное об этом когда-то писала Анна Ахматова:

Он мне сказал: «Я верный друг!» —

И моего коснулся платья.

Как не похожи на объятья

Прикосновенья этих рук.

Так гладят кошек или птиц,

Так на наездниц смотрят стройных...

Лишь смех в глазах его спокойных

Под лёгким золотом ресниц.

А скорбных скрипок голоса

Поют за стелющимся дымом:

«Благослови же небеса —

Ты первый раз одна с любимым».

Опубликовано: 2016-01-03 21:05:13
Количество просмотров: 192

Комментарии