Непристойное поведение. Эпилог

На следующий день Денис проснулся от приглушённого шелеста снега за окном. На карниз намело уже несколько дюймов, а значит, на земле будет ещё больше. Хорошо, что у него не было на сегодня особых планов, подумал он и обнял Валеру.

– Ммм. Что такое? – пробормотал тот.

– Ничего, – прошептал Денис. – Спи. На снегопад полюбуешься позже.

– На улице метель? – Валерка зевнул и заморгал. – Серьёзно?

– Не знаю, похоже. По крайней мере снега должно быть много.

Валера сел, поморщился и перекатился на бок.

– Надо испечь печенье и слепить снеговика.

Встав Денис бросил взгляд в окно – судя по всему, метель лишь усиливалась, весь мир казался затянутым ледяным белым покрывалом.

Вода перестала течь, и сверху раздался крик Валеры:

– Я всё!

Дениска одним глотком допил кофе и пошёл наверх, думая о Валерке: мокром и раскрасневшемся после душа, потому что эта мысль была куда более привлекательной, чем размышления о предстоящих часах за уборкой снега. Сейчас хватит с него и душа, но потом он пообещал себе помокнуть в ванне. Ему это просто необходимо.

Накладывание мази на ягодицы Валеры оказалось забавной кодой порки. Обычно стоически перенося боль, сейчас тот лежал на кровати, извивался, всхлипывал, стонал и даже один раз вскрикнул, жалуясь на щекотку, пока улыбка Дениса не переросла в смех.

– Ты как маленький, – заявил он Валерке. – Хорошенький, конечно, но нытик. Мазь помогает синякам рассасываться.

– Она холодная и склизкая. – Тот перевернулся на бок и надул губы. О да, очень хорошенький. – И мне нравятся синяки.

– Минут пять любовался ими в зеркале ванной, да? – вздохнул Дениска. Это не было предположением.

– По меньшей мере, – согласился Валерка, нисколечко не устыдившись. – Интересно, а до начала нового семестра они продержатся?

– Сомневаюсь. На тебе всё быстро заживает. – Дэн закрутил крышку и встал. – А теперь одевайся, пошли завтракать.

Нежность сменилась желанием, чистым и незамутнённым, возбуждение накрыло так внезапно, что Денис не смог скрыть его. Глаза Валеры потемнели, губы приоткрылись. Дениска понимал: один его жест, и тот опустится на колени и будет ждать приказа, чтобы доставить ему удовольствие, с готовностью открывая рот для пальцев Дениса, а потом и члена. Умение Валеры отдавать и подчиняться казалось безграничным, и горячая волна, захлестнувшая Дэна при этой мысли, пьянила почище, чем могла бы реальность.

Но как бы Денис ни хотел почувствовать губы Валеры на себе, как бы ни хотел связать его и заставить всхлипывать и улыбаться, пока Дэн бы медленно овладевал им, так медленно, что от попыток сдержаться перед глазами бы плыло, а от желания войти до конца одним рывком кружилась бы голова... сейчас всё же не подходящее время. Чтобы научить того дисциплине, нельзя давать Валере то, о чём он просит, за так, как бы сильно Дэну самому этого ни хотелось. Он заставит Валерку подождать.

Ещё совсем немного.

Однако им обоим нужно было хоть что-нибудь, чтобы продержаться сейчас. Дэн положил руки на стойку по бокам от Валеры, прижал того всем телом к раковине и поцеловал, глубоко врываясь языком в его рот, чувствуя, как Валерка постанывает и ёрзает, но не для того, чтобы избежать прикосновений к саднящим ягодицам, а чтобы увеличить давление.

– Вот же распутное создание, – прошептал Дэн на ухо Валерке, он говорил это многим мужчинам и женщинам, но никогда с таким убеждением, таким голодом. – Хороший мальчик. – Он запустил руку под футболку Валеры, как бы между прочим, не спрашивая, и нащупал большим пальцем его сосок. – Я мог бы надеть на них зажимы. Заставить тебя разгребать снег, пока они не набухнут и не станут гореть и ныть, но, думаю, я оставлю это на потом, когда смогу следить за твоим лицом, видеть в глазах, как сильно тебе это нравится.

Валерка тихо застонал и повернул голову, выпрашивая ещё один поцелуй, его губы были такими жаждущими, что Денис просто не мог ему отказать, тем более когда сам хотел того же. Он начал ласкать язык Валеры своим, положив ладонь ему на затылок, удерживая на месте.

– Я мог бы опуститься для вас на колени, – прошептал Валерка и резко втянул в себя воздух, когда Дэн снова сдавил его сосок. – Позвольте мне, пожалуйста.

Дениска ответил не сразу, и Валера, видимо, счёл молчание знаком согласия, потому что сделал полшага в сторону, чтобы можно было сесть на пол у ног Дэна, потёрся щекой о его бедро, а потом и о твердеющий член, и подышал на него сквозь ткань слаксов.

– Боже, обожаю, когда ты такой, – простонал Дэн и сам поразился тому, как неровно прозвучал его голос, – но тебе лучше остановиться... Валер, мы же только позавтракали, чёрт побери.

Валерка поднял глаза и ухмыльнулся.

– Этим нельзя заниматься после завтрака? Это правило? Мне нужно его запомнить? Или, может, записать куда-нибудь?

Дэн сжал пальцами прядь шелковистых волос и игриво потянул.

– Не смей. Мы можем заниматься этим когда угодно, но только не когда нам нужно разгрести снег. – Он кивнул на окно. – Смотри, уже не так метёт. Пошли одеваться – у меня есть ещё одни тёплые сапоги, если нужно – и приступим.

Может, снег поможет ему охладиться, чтобы смотреть на Валерку, не желая послать к чертям все свои принципы, но надежды на это было мало. В конце концов, снег – всего лишь замёрзшая вода, чудеса не в его компетенции.

На следующий день Валерка напоминал Денису пчелу, гневно бьющуюся о стекло, не в силах понять, почему не может прорваться сквозь воздух, но отказываясь бросать попытки.

Спал Валерка плохо, то прижимаясь к Дэну, то беспокойно ворочаясь, раскидываясь на всю кровать. Немного поковыряв завтрак, он занялся печеньем, пока на дне не остались лишь крошки и, заметил Дэна с усмешкой, шоколадно-имбирное печенье, которое он просил не трогать.

Денис уже собирался немного поучить дисциплине превратившегося в надутого подростка Валеру, но ему хотелось посмотреть, как далеко тот готов зайти. Дэн предпочёл бы, если бы это его плохое настроение прошло само; да, поведение Валерки раздражало, но причины его были вполне понятны. Если же тому требовалось внимание, что ж, Дэн даст ему столько внимания, сколько сможет выдержать его многострадальная задница, но какая-то часть его противилась мысли о том, чтобы хоть что-то из того, чем занимаются они с Валерой, ассоциировалось с отцом – причиной всех его бед.

– Не хочешь сходить перекусить в город? – спросил он около одиннадцати, откладывая книгу, которую пытался читать. – Или позвонить Алексу и узнать, не хочет ли он выпить с нами кофе?

– Не особо, – ответил Валерка. Он то стоял у окна, разглядывая ярко-голубое небо и огромные снежные сугробы, то бродил по первому этажу, хватая попадающиеся под руки вещи и разглядывая их, прежде чем снова начать бесцельное движение. Сейчас он как раз вертел в руках деревянную подставку, придерживавшую книги на столике у стены. Без держателя книги попадали друг на друга, несколько соскользнуло на пол. – Упс.

Так, с него хватит. Если спускать Валерке с рук такое поведение, ни к чему хорошему это их отношения не приведёт, а Валерка в режиме невоспитанного подростка не слишком-то привлекателен.

– В самом деле «упс». Подними их, пожалуйста. – Какое-то мгновение ему казалось, что Валерка не послушается, но тот со слабой вызывающей улыбкой скрупулезно собрал книги, выставив идеально ровно, с такой тщательностью, которая, учитывая не сходящую с лица улыбку, граничила с дерзостью.

Дэн откинулся на спинку стула.

– Значит, хочешь поиграть, – насмешливо протянул он. – Мог бы просто сесть на колени и подождать, когда я тебя замечу; я бы понял намёк, поверь мне.

Наглая улыбка Валеры померкла, он замер на мгновение, а потом подошёл к стулу Дениса и тяжело опустился на колени. Наклонившись, он коснулся виском его ноги, открыв бледную шею, такую беззащитную во внезапно наступившей тишине.

Протянув руку, Дэн положил её Валерке на затылок.

– Эти дни были для тебя не самыми лёгкими, но это не извиняет твоего грубого поведения. Тебе нужно найти другой способ выражать свои чувства. – Он улыбнулся. – Или я могу сделать это за тебя. Ты ведь этого от меня хочешь, не так ли?

Он услышал, как Валерка сглотнул.

– Да.

– Да, – согласился Дэн, и в комнате воцарилось молчание, пока Валерка не начал ёрзать, скорее от нетерпения, чем оттого что затекли мышцы. – А теперь ты ещё и плохо себя ведёшь, сидя на коленях, а я не могу спустить такое с рук. – Валерка поднял на него глаза, сейчас в них читалось облегчение. Ему нужны были логичные и понятные границы... но какому сабу они не нужны?

– Ты всё утро пытался вывести меня из себя, – сказал Дэн, в его голосе не слышалось злости, потому что эта эмоция никогда не была частью всего этого. – Неугомонный, шумный, неуклюжий... мне это не нравится. Начнём с извинений, пожалуй. Заставь меня поверить своим словами, иначе будешь стоять в углу и ждать, пока я дам тебе второй шанс.

Валера прижался губами к колену Дэна и передёрнулся, а потом снова поднял глаза и решительно встретил его взгляд.

– Мне жаль, – прошептал он. – Я не хотел... я ничего не мог с собой поделать. Я собирался остановиться, но не знал как и не знал, что могу попросить... об этом. Мне жаль, Денис. Пожалуйста, простите меня.

Иногда он забывал, как неопытен Валерка.

– Ты всегда можешь попросить, – сказал Дэн, обхватив его лицо, этот жест давно стал для них молчаливым посланием. – Я не всегда буду давать тебе именно то, чего ты хочешь, но что-нибудь обязательно. Я никогда не оставлю тебя жаждущим, обещаю. – Он похлопал Валерку по щеке. – Ты прощён... но это не значит, что тебе не придётся иметь дело с последствиями, но ты же знал, что всё не так просто?

– Да. Я знаю, что заслужил наказание... я и себя тоже сводил с ума, не только вас. Мне очень жаль. – Валерка закрыл глаза и снова прижался к бедру Дениса. – Мне кажется, я теряю рассудок. Я такой никчёмный, Дениска. Иногда я не знаю, можно ли это исправить. Или, если и можно, то на это уйдёт...

– Я не хочу тебя исправлять, – отрезал Дэн. – С тобой всё в порядке. Открой глаза. Посмотри на меня. – Он подождал, пока Валерка подчинится, и продолжил; он с трудом сдерживал раздражение, направленное на человека, с которым никогда не встречался, а не на того, который сидел на коленях перед ним. – Помнишь первый раз, когда я привёл тебя в клуб? – Валерка кивнул и нахмурился. – Несколько дней спустя я пришёл туда один и провёл целый вечер, отвечая на вопросы о тебе. Чтобы подвести итог всех разговоров, мне понадобится всего одно слово: счастливчик. И они имели в виду вовсе не тебя; Домы, сабы... неважно. Они говорили обо мне. Это мне повезло, потому что они видели, что ты особенный, и что ты делаешь меня счастливым. Чёрт, да Мишка никогда тебя не встречал, а стоило рассказать ему о тебе, первое, что он мне заявил, это что мне улыбнулась удача. – Денис сделал глубокий вдох. – Ты гей, и твоего отца это не радует. Такое случается так часто, что это фактически закономерность. Ты узнал, что тебе нравится подчиняться; это необычнее, согласен, но ты был в клубе и знаешь, что ты такой не единственный. Родители практически отреклись от тебя, и ты расстроен; ну, кто бы не расстроился на твоём месте? Я не вижу, что в тебе не так.

Он положил ладони на щёки Валеры, чтобы тот не мог отвернуться.

– Ты мой, Валера. Мой. Всё, что я делаю с тобой или для тебя, мне не трудно, я не считаю тебя обузой.

Было видно, что Валере хочется поверить ему, но он никак не может заставить себя.

– Я просто... вы можете забрать меня отсюда? Отсюда, я о... об этой реальности. Мне нужно, чтобы вы сделали мне больно. Нужно почувствовать хоть что-то вместо всего этого. Боже, наверное, я несу какую-то чушь...

Денис вздохнул и скользнул ладонями на плечи Валере.

– Конечно, нет, – терпеливо сказал он. – Ты просишь о том, чего желает каждый саб, том, что каждый Дом хочет дать. Однако боль... мне не нужно причинять её, чтобы вырвать тебя отсюда туда. Сабспейс. Слышал этот термин? Да. Конечно же, слышал.

– Пожалуйста... – Валерка прильнул к ноге Дениса и потёрся щекой о внутреннюю сторону его бедра, чуть не задевая член. – Прошу, Дэн? Я сделаю всё, что вы захотите, обещаю. Просто скажите, что мне делать. Мне раздеться? Я знаю, вы любите, когда я голый.

– Валера. Сосредоточься, – одёрнул его Дэн, и тот отпрянул и заглянул ему в лицо, широко распахнув глаза.

– Да, Дэн.

– Я делаю это – всё это – не для того, чтобы наказать тебя за то, кто ты есть, или за то, чего ты хочешь, – произнёс Денис, чётко выговаривая слова. Валерка казался обескураженным и потерянным. Что, конечно, так и было; Дэн и то, что он предлагал, было для него непривычно, а семья была рядом всю жизнь, и теперь он остался один. Дэн не мог себе представить, как не по себе сейчас Валере. Он помедлил и тихо добавил: – Я не твой отец.

Взгляд Валеры, открытый и умоляющий, вдруг стал жёстче, он отстранился и встал.

– Поверить не могу, что ты говоришь мне это.

– Мне нужно быть уверенным, что ты это осознаёшь, – сказал Дэн. – Нужно знать, что ты понимаешь, что есть что.

– Я никогда не думал о тебе, как об отце, – холодно бросил Валера. – Я никогда не хотел от тебя этого. Если ты так считаешь... – Резко тряхнув головой, Валерка сделал шаг назад. – Ты меня совсем не знаешь, да?

Денис встал, не понимая, как всё так обернулось.

– Конечно, знаю. Иногда мне кажется, я знаю тебя лучше, чем ты сам.

– Значит, ты ошибаешься. – Валерка отступил ещё на шаг; его голос звучал зло, Дэн никогда его таким не слышал. – Боже, поверить не могу, что я думал, что у нас что-нибудь выйдет. Наверное, мне лучше немного передохнуть. И нет, мне не требуется твоё разрешение. – Он замолчал, а потом медленно, чуть ли не по слогам произнёс: – Джуниор.

Потрясённый услышанным стоп-словом, которое сейчас означало куда больше, чем просто конец сцены, Денис молчал, а Валерка развернулся и пошёл наверх.

Денис слышал, как тот собирает вещи, а потом спускается вниз по лестнице и надевает кроссовки. Ему хотелось пойти за Валерой, обнять его и успокоить, но сейчас тому нужно было совсем другое, и Дэн не мог дать ему то, что было нужно. Не сейчас и не так. Он позволит Валере немного остыть, а потом они поговорят.

Не двигаясь с места, Дэн вслушивался в тишину, наступившую, когда дверь за Валеркой захлопнулась (Прим. авт.: Дурак, вот так мы и теряем любимых. Теряем навсегда. Другого раза может и не быть).

Это было самым трудным, что ему когда-либо приходилось делать.

О том, что общежитие ещё закрыто, а значит, идти ему некуда, Валера вспомнил, только когда уже ехал вниз по улице. Что-то он в последнее время то и дело от кого-нибудь бежит. Может, всё, что говорил отец, правда? Может, он трус, забывший о морали? Денис о нём явно не слишком высокого мнения. Лучше побыть одному, пока он не сумеет разобраться, что же делать.

Он снял номер в первой же гостинице. Валерка проспал весь день и весь вечер смотрел гетеросексуальное порно, отвратительное и скучное, и только после двух снова смог заснуть.

Проснувшись первым желанием было позвонить Денису, но из этого всё равно ничего хорошего не вышло бы. Дэну он не нужен... ему нужна игрушка, простая и интересная, которая со временем наскучит, чтобы потом её можно было с лёгкой душой выбросить. А не бракованная, которая включается через раз и работает из рук вон плохо. Вроде Валеры.

Поэтому он позвонил Алексу, он знал, что тот на работе, но ему было всё равно.

– Валера! Хорошо, что позвонил. Как у вас дела, ребята? – На заднем фоне послышались громкие голоса, и Алекс засмеялся. – Прости, у нас тут сумасшедший дом. Люди до сих пор празднуют... а может, они просто так и не протрезвели с Нового Года. Ты успеешь вернуться к вечеринке в клубе на Старый Новый Год? Это будет что-то.

– На самом деле я уже вернулся, – сказал Валерка. – Поругался с отцом... это длинная история, не хочу углубляться в детали. А потом мы поссорились с Денисом, и нет, об этом я тоже не хочу говорить. Как ты?

– Судя по всему, лучше, чем ты. – Теперь голос Алекса звучал обеспокоенно, а через минуту звуки на заднем плане стали тише, будто тот вышел в место поспокойнее. – Ты в порядке? Не хочешь посидеть вместе после работы? Сегодня вечером я свободен – на две ночи в неделю Мастер даёт мне передышку.

– Да, я в порядке. – Это было неправдой, но Валерка начинал понимать, что и помимо Дэна есть люди, которые могут помочь ему. – Эээ... знаю, это прозвучит... странно, но... помнишь тогда, в клубе, Мастер дал мне свой номер? – Валера давно его выбросил, но если Алекс согласится на то, о чём он просит, можно будет получить его снова. – Как ты думаешь... нет, ты не будешь против, если я...

Молчание в трубке заставило его сглотнуть. Может, это не такая уж и хорошая идея. Он знал, что почувствовал бы, если бы ему пришлось делить Дэна с другим сабом, даже с таким хорошим другом, как Алекс, одно дело – фантазии, но в действительности, Боже, ему не хотелось даже думать о том, что Дэн станет дарить своё внимание другим, его руки – прикасаться к ним, его улыбки и слова поощрения будут обращены к ним, а не к нему. Так, похоже, к списку его прегрешений надо добавить ревность и жадность...

– Ты хочешь поиграть с нами? – с сомнением спросил Алекс, без труда заполнив пробелы в сказанном. – Господи, Валер, уверен, мне бы это понравилось... я так скучаю по твоей тощей заднице, и ты знаешь это... а Мастер, мне казалось, что ты ему очень приглянулся, но я не думаю, что это хорошая идея. Возбуждает, конечно, и я бы с удовольствием посмотрел, как далеко Мастер заставит тебя зайти... чёрт, да у меня встаёт только при мысли об этом, и что теперь делать? Боже, я в грёбаной копировальне со стояком. Ненавижу тебя.

– Пожалуйста, – сказал Валерка, надеясь, что на Алекса это подействует так же, как на Дэна. – Пожалуйста, Алекс.

Он услышал, как тот шумно вздохнул.

– Денис будет в бешенстве, если узнает. – Было ясно, что Алексу хочется, но он нервничает. – Так со своими Верхними не поступают, Валера, даже если вы очень друг на друга злитесь. Иди найди Дэна и сделай то, что у тебя получается лучше всего: похлопай ресницами, надуй губы, полижи его ботинки, что угодно, пусть он сам о тебе позаботится. Это будет здорово. Что может быть лучше порки после ссоры?

– Дело не в этом, – возразил Валера. – Он не хочет меня. Я... Алекс, я стоял на коленях у его ног, умоляя меня отшлёпать, сделать мне больно, а он не стал. Он думает, что я ищу замену отцу или что-то в этом роде, а я просто... я схожу с ума. – У него перехватило горло, как при удушье; он не мог дышать. – Ты можешь просто одолжить мне Мастера? Всего на один вечер, если он... мне даже секс не нужен. Мне просто надо забыться хотя бы на час, не думать ни о чём. Если ты против, ладно, но... может, Мастер сумеет меня с кем-нибудь познакомить? Кем-нибудь, кто в этом понимает. – Он прерывисто вздохнул. – Я не знаю, что ещё делать.

– Мне надо сделать парочку звонков, – сказал Алекс, в его голосе звучало сочувствие. – Не ходи искать один, договорились? Я понимаю, что ты испытываешь, и со стороны Дэна действительно нехорошо было бросить тебя вот так, но ты же не можешь просто пойти и подставиться какому-нибудь уроду. Я позвоню Мастеру, но, чтобы он ни сказал, не ходи никуда один, слышишь меня?

– Хорошо, – согласился Валера. – Перезвони мне поскорей, ладно?

– Как только смогу, – пообещал Алекс.

Он не соврал, и спустя полчаса у Валеры уже был план на вечер, который включал в себя Алекса, Мастера и игровую комнату у того дома – Алекс заверил Валеру, что там есть всё.

– Будет здорово, – сказал он. – Мастер просил не опаздывать, и он не шутил... если опоздаешь, отдуваться придётся мне. И поесть не забудь, но не слишком много. Он наверняка захочет тебя трахнуть.

Мысль о том, как Мастер будет входить в него, заставляя кричать, завела Валерку сильнее, чем он считал возможным раньше, особенно учитывая, как это пугало его всего несколько месяцев назад. Теперь он знал, что дело не в сексе, а скорее в способности прогнуться, несмотря ни на что, умении позволить другому заставить тебя отрешиться от всего, подарить ощущение покоя. От понимания, насколько он на самом деле разбит и бесполезен, его скрутила тошнота, ощущение было таким болезненным, что он готов был сделать что угодно, обратиться к кому угодно, лишь бы забыть обо всём хотя бы ненадолго.

День тянулся вечно, но, наконец, время пришло, ну, или почти. Валерка приехал по адресу, который дал ему Алекс, на двадцать минут раньше. Машина Алекса уже стояла на подъездной дорожке, так что было ясно, что с местом он не ошибся.

Вытащив ключ из зажигания, Валера посмотрел на дом. Он оказался меньше, чем у Дэна, более современным и почему-то не таким уютным. Подъездная дорожка была расчищена, голая и аккуратная, и от такого внимания к мелочам у Валеры пересохло во рту.

Он думал об этом всё это время, член стал таким твёрдым, что Валерка с трудом сдерживал желание подрочить, но обучили его хорошо. Если Мастер вдруг об этом спросит, Валере хотелось, чтобы он мог сказать, что ждал. Игровая комната... Перед глазами вставали мрачные картинки из порнофильмов, что совсем не помогало успокоиться. Цепи, рамы, плети и кожа, Алекс, наблюдающий за тем, как он умоляет и кричит, и... Валера застонал и часто задышал. С одной стороны, когда они познакомились в клубе, Мастер показался ему привлекательным. Он был сильным, мускулистым, источал уверенность, а это Валере нравилось.

Однако Дэн того явно недолюбливал; это было абсолютно ясно. Дэн считал, что Мастер не разбирается в том, что делает. Но Дэн может и ошибаться. К тому же ему не нужно, чтобы Мастер был экспертом – главное, чтобы тот был достаточно хорош в своём деле.

Еще пятнадцать минут. Может, постучать? Интересно, если прийти раньше, это тоже аукнется ему, как и опоздание?

Зазвонил мобильник, и Валера вытащил его из кармана. Что он будет делать, если это Дэн, что говорить? Чёрт, может, просто уехать...

– Вижу, ты пунктуален, – протянул Мастер, его голос был глубоким и вкрадчивым. – Хороший мальчик. Но тебе нет нужды сидеть на улице и морозить задницу. Входи и позволь мне согреть её.

– Да, сэр, – слабо отозвался Валера и открыл дверцу, всё ещё прижимая телефон к уху. – Спасибо, что разрешили мне прийти.

– Не делай поспешных выводов, – сказал Мастер. В голосе зазвучал смех, видимо, он считал себя остроумным. – Мне нравится, когда другие держат рот на замке, пока я не задам вопрос. Я не люблю пустой болтовни.

Валера послушно замолчал и подошёл к двери, которая распахнулась прямо перед ним. Мастер оказался даже крупнее, чем ему помнилось, волосы и усы были аккуратно подстрижены. На нём были белая рубашка с чёрным кожаным жилетом, кожаные брюки и тяжёлые ботинки.

– Входи, – велел он, закрыл дверь и, взяв Валерку за подбородок, стал разглядывать его лицо. – На колени.

Боже, да этот парень времени зря не теряет. Валерка сел на колени, опустив голову, и сказал себе, что Мастер – сейчас главный, а ему остаётся лишь подчиняться. Это просто. Он сумеет.

– Значит, вы с Дэном расстались, – заметил Мастер, – я так и думал, что долго вы не продержитесь. У него репутация чертовски требовательного Дома, все эти правила и нормы, к тому же он цацкается с девственниками, а я нет, – и с силой потянул Валеру за волосы, заставив откинуть голову, так что он сквозь выступившие слёзы уставился в холодные карие глаза Мастера. – Я сразу показываю новичкам, кто их хозяин, и если они хотят этого так же сильно, как ты, то им нравится, и они умоляют о большем. Ты собираешься делать то же самое, мальчик-красавчик? Будешь меня умолять?

Слова были грубыми, почти пошлыми, но в их искренности не приходилось сомневаться. Мастер был возбуждён; стоя на коленях в такой позе, его член, толстый и длинный, трудно было не заметить, выпуклость чётко проступала под кожаными брюками, а всё остальное было неважно. Если он уже довёл Мастера до такого состояния, значит, делает всё правильно. Значит, он хоть на что-то годен.

– Да, сэр, – сказал он. – Пожалуйста, Мастер. Прошу, делайте со мной что захотите... ударьте, отшлёпайте, выпорите. Т-трахните. Пожалуйста... обещаю быть послушным.

– Ну конечно, ты будешь послушным, – оборвал Мастер. – Я не собираюсь давать тебе выбор. Я намерен сделать тебе очень больно... связать, заставить кричать и плакать, отшлёпать по этой сладенькой попке, пока она не покраснеет. А потом, когда тебе будет казаться, что ты больше не можешь, я тебя трахну. Просто одним толчком войду по самые яйца. – Его улыбка стала почти жестокой, и на какую-то долю секунды у Валеры внутри всё сжалось, как будто это по-настоящему, и ему угрожает реальная опасность.

Мастер заметил выражение лица Валеры, и его глаза сверкнули, а губы растянулись в ещё более широкой улыбке, на мгновение он словно стал моложе и как-то непринуждённее. Наверное, это должно было бы успокоить, но почему-то лишь напомнило Валере о том, что для Мастера это игра. Для Дэна же всё это было частью его самого, естественной и неподдельной. Боже, как ему не хватало Дэна...

– Да. Будет весело, – сказал Мастер довольно. – Теперь иди за мной.

Валерке понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что идти он должен, не вставая с колен. Золотистый махровый ковёр пощёлкивал от статического электричества, пока Валерка полз за Мастером по коридору к лестнице, которая, на первый взгляд, казалось, вела в обычный подвал.

– Можешь встать, – милостиво разрешил Мастер, когда Валерка уже собирался спускаться. – Не хочу, чтобы ты покалечился до того, как я получу своё.

У подножия лестницы обнаружилась дверь, закрытая на защёлку. Мастер открыл её и толкнул, жестом приглашая Валеру присоединиться к Алексу, стоящему на коленях с кляпом во рту и тугим кольцом, обхватывающим член.

Валера машинально опустился на колени, глаза его удивлённо распахнулись. Алекс был заперт внутри. Бог с ним, его не связали, но ведь он был в ловушке, один. Когда Дэн связывал Валеру, то не отходил дальше нескольких метров, а если надевал повязку ему на глаза, то всегда старался, чтобы Валерка слышал его голос или тихий шелест одежды и негромкое, размеренное дыхание.

Нужно встать и убраться отсюда. Сейчас же. Мозг кричал бежать, а член... о чёрт, был до боли твёрдым.

– Видишь этого непослушного мальчишку в углу? – спросил Мастер, захлопнув дверь ногой. – Ему нельзя кончать сегодня, но он будет смотреть на всё, что я с тобой делаю, так, малыш?

Алекс кивнул, глаза его блестели от слёз и обиды.

– Ч-что он сделал? – выпалил Валера, не подумав. Вся грудь и бёдра Алекса были в следах плети, едва заметный алый узор проступал на светлой коже, соски опухли, вокруг них тянулись красные полосы, как будто Мастер целился по ним специально. Никакой крови, да и отметины скоро пройдут, но это должно быть очень больно. Со своего места Валерка не видел спину Алекса, но подозревал, что что на ней тоже нет живого места.

– Ты забыл, что я сказал о разговорах? – поинтересовался Мастер шёлковым голосом. Валерка напрягся и опустил голову, надеясь успокоить Мастера, который казался почти довольным, будто радовался, что Валерка дал маху. – Пожалуй, я понимаю, почему Дэн тебя бросил, раз уж ты не в силах запомнить простой приказ и не знаешь, как обращаться к своему Дому. Сними одежду – придётся оставить тебе напоминание.

Валера начал раздеваться: стащил рубашку, бросив её на пол к куче одежды Алекса, затем расстегнул джинсы. Снимая всё, он напоминал себе, что в первый вечер с Дэном тоже нервничал. То, что ему не по себе, вовсе не значит, что что-то не так. Алекс много месяцев был с Мастером, доверял ему. Это должно успокаивать.

Раздевшись, он завёл руки за спину, скрестил запястья и, не говоря ни слова, наклонил голову. Мастер приказал молчать, значит, он будет молчать. Если он будет хорошим и послушным, то скорее окажется там, где ему нужно быть.

– На колени, – рявкнул Мастер и хлопнул его по затылку с такой силой, что у Валеры вырвался удивлённый вздох. Дэн никогда не бил его так, ни за что, без предупреждения, и хотя это было не слишком больно, всё же чертовски неожиданно, поэтому Валерка среагировал не сразу и, опустившись на колени, заработал ещё одну затрещину. – Такой хорошенький и такой тупой и медлительный...

Валера просто ничего не мог поделать – когда он поднял глаза на Мастера, на его лице наверняка читалась досада. Чёрт, опять он всё портит, ему просто нужно было отключить голову, а он никак не мог это сделать.

Слишком поздно он осознал, что это выражение могут понять неправильно – и судя по гневу в глазах Мастера, так оно и было.

– Знаешь, я начинаю сомневаться, что ты этого заслуживаешь, – сказал тот звенящим от раздражения голосом. – Заслуживаешь моего внимания, моего члена в своей заднице. Ты производишь не слишком приятное впечатление, и Алексу придётся заплатить за свои сказки о том, какой ты замечательный любовник и в каком отчаянном ты положении, потому что ты просто тратишь моё время зря.

Несмотря на всю нарочитость поведения Мастера, сейчас он был искренне недоволен, и Валерка понимал, что небезосновательно. Он делал одну ошибку за другой, от напряжения и жажды становился неуклюжим, когда хотелось быть самим совершенством.
Он закрыл глаза, пытаясь взять себя в руки. Нужно всё исправить. Сделать так, чтобы Мастер захотел поиграть с ним, и вытащить из дерьма Алекса. Он сумеет, сумеет.

Заставить себя смириться, не испытывая должного уважения к Мастеру, было нелегко, но Валера тихо, виновато заскулил, словно щенок, подполз ближе, наклонился и прижался губами к кожаным ботинкам Мастера. Это было самое унизительное, что он когда-либо делал, и его затопили стыд и возбуждение. Он перестал думать о том, чтобы отступиться и уйти – он зашёл слишком далеко. Это напоминало день, когда он вырвал у Дэна согласие стать его Домом; Валерка испытывал то же нетерпение, ту же иссушающую жажду, которую просто необходимо было утолить, и плевать на последствия.

Это было эгоистично. У Дэна могли возникнуть проблемы; а Алекса, судя по всему, высекли уже сегодня, к тому же если Дэн обо всём узнает, он будет огорчён и разочарован. Валера всё понимал, но не собирался останавливаться.

Чувства других не в счёт. Отец на собственном примере научил его, что безжалостные в своих стремлениях люди всегда достигают успеха. Его отец умело пользовался своими методами, и Валерка решил заставить их работать на себя.

Ему нужна была боль, нужно было потерять контроль, и раз уж Дэн не дал ему этого, он возьмёт это у кого-нибудь ещё.

Он потёрся щекой о ботинок Мастера и жалобно, тоскливо всхлипнул.

Видите, я умоляю вас, Мастер? Видите, как мне жаль? Неужели вам не хочется наказать меня? Сделать мне больно, трахнуть, овладеть сейчас же, чёрт возьми, сейчас...

– На скамейку, – бросил Мастер, и Валерка поспешно ринулся выполнять приказ. Он видел такие в клубе; на них имелись крепления для рук и ног, так что разобраться было несложно, но Валерка всё же порадовался, что как-то наблюдал сцену с её использованием, потому что теперь мог встать на неё, ничего не напутав. – Молодец. – Ладонь Мастера прошлась по голой заднице Валеры, потом хлопнула по ней, но не сильно. – Пожалуй, мне нравится, как ты выглядишь в такой позе.

Валерка снова занервничал, но положение было отчаянным, и он всё равно готов был согласиться на что угодно, поэтому послушно лежал, пока Мастер пристёгивал его толстыми ремнями. Он чувствовал себя совсем беззащитным, с выставленным напоказ задом и болтающимся членом и яичками, а когда Мастер затянул ремни, он понял, что не может пошевелиться.

Однако Мастер не дал ему времени поволноваться – Валерка почувствовал, как его ягодицы погладили паддлом.

– Я собираюсь сделать эту попку очень красной, – сказал Мастер. – Разогреть тебя.

И началось. Первый удар громким эхом отдался в ушах, тут же сменившись тёплым покалыванием – он оказался не слишком сильным. Валерка не знал, испытывать ли облегчение оттого, что это всё-таки не выйдет из-под контроля, или расстраиваться, потому что такого вряд ли будет достаточно, чтобы забыть обо всём, но несколько секунд спустя удары стали сильнее, и вскоре Валерка поймал себя на том, что охает с каждым движением паддла. Мастер не возражал против звуков, по крайней мере во время порки.

Было приятно. Иначе – он не чувствовал между собой и Мастером той связи, что с Дэном, того единения, – но всё же это было так близко к тому, чего он хотел, что Валерка жадно впитывал каждое ощущение.

– Дэн хорошо тебя отделал, – заметил Мастер, вырывая Валеру из тёплого тумана, потому что удары прекратились. – Чем?

Отвечать на вопросы или обсуждать Дэна совсем не хотелось, но он заставил себя вежливо сказать, несмотря на сковавшее тело напряжение:

– Стеком, Мастер.

– Когда?

– На Рождество, – ответил Валерка, стиснув зубы, чтобы не крикнуть Мастеру продолжать.

Тот усмехнулся.

– Славный подарок, но этого недостаточно. Я заставлю тебя по-настоящему корчиться от боли.

Валера вспомнил те пять ударов и передёрнулся. Боже, да он тогда не только корчился...

– О, тебе нравится эта мысль, да? – спросил Мастер. Удары возобновились, но как-то торопливо и небрежно, словно Мастеру вдруг стало скучно. – Знаешь, за что наказан Алекс?

– Нет, Мастер. – Произносить эти два слова искренне становилось всё труднее и труднее. Ему нужно было ещё, нужно было наращивать напряжение постепенно, а не как сейчас.

– Он просил меня обращаться с тобой полегче, – засмеялся Мастер. – Сказал, что тебе сейчас тяжело и ты новичок... Но ведь здесь не он главный, так? Всё решаю я.

Это был вовсе не вопрос, поэтому Валерка не стал отвечать. Никакого удовольствия – ни эмоционального, ни физического – от такой порки ему не грозило, поэтому он начал надеяться, что Мастер скоро приступит к чему-нибудь другому.

Тот швырнул паддл через всю комнату; он ударился о цементный пол с гулким стуком, от которого Валерка вздрогнул, натянув ремни.

Усмехнувшись, Мастер протянул:

– Ты в самом деле совсем зелёный. Хмм... Думаю, я знаю, что хочу сделать с тобой теперь.

Валера понял, что его отстёгивают. Зад саднил, но приятно; это лишь немного отвлекало, когда он выпрямился – мышцы слегка заныли – и опустился на колени, заведя руки за спину.

– Повернись, чтобы всё видеть. – Подойдя к Алексу, Мастер небрежно вытащил кляп. – Встань. – Валерка видел, как Алекс шевелит онемевшей челюстью, поднимаясь на ноги, как было приказано. Мастер обхватил стянутый кольцом член и погладил.

При других обстоятельствах выражение на лице Алекса могло бы показаться Валере забавным, но тот так сильно закусил губу, когда Мастер начал дрочить его член, тёмный и набухший от крови из-за кольца. Алекс всхлипнул, и Мастер убрал руку и несколько раз похлопал по члену, так что он мотнулся туда-сюда, а Алекс ещё раз заскулил.

– На колени, – сказал Мастер, и Алекс подчинился.

Мастер снова направился к Валерке и заставил поднять голову, рассматривая его губы, а потом грубо впихнул между ними два пальца.

– У тебя такой хорошенький ротик; пожалуй, я не против трахнуть его. Вытащи мой член.

При мысли об этом рот наполнился слюной, Валера стал неумело бороться с пуговицами на джинсах Мастера и вытащил его хуй, впечатляющий как длиной, так и толщиной, как, впрочем, и весь Мастер.

– Скажи мне, чего ты хочешь, – приказал тот.

Валерка поспешно отреагировал:

– Пожалуйста, Мастер, позвольте мне пососать ваш член. Я так хочу этого. Прошу.

Должно быть, этого оказалось достаточно, потому что Мастер не стал больше тянуть, просто скользнул большим пальцем в уголок рта Валеры, чтобы придержать его открытым, и толкнулся внутрь своим членом. Вкус оказался горьковатым, как будто Мастер слишком давно не принимал душ, и Валерка с трудом подавил рвотный позыв, когда головка снова прошлась по языку, скользнув в горло.

– Ты уж постарайся, – предупредил его Мастер.

Валерка давно никому не отсасывал, хотя всегда любил, и поэтому решил сделать для Мастера всё, что в его силах, но обнаружил, что тому плевать на его изобретательность. Мастеру нужен был просто мокрый открытый рот, который можно было трахать, вот и всё. После нескольких болезненных рывков за волосы и пары резких замечаний Валера сосредоточился на том, чтобы не напрягать мышцы горла и не захлебнуться при этом слюной. Что, мать его, Алекс нашёл в этом придурке?

Движения Мастера ускорились: рваные, грубые, до боли стирающие онемевшие губы. Челюсть заныла, и оставалось лишь надеяться, что Мастер скоро кончит. Но тот вдруг остановился и отстранился. Взяв член одной рукой, он мазнул им по щеке Валеры, оставив влажный, липкий след.

– Тебе нужно научиться сосать. Алекс может взять меня целиком, так, малыш?

Валерка не стал поворачиваться к Алексу, чтобы увидеть, как тот кивает. Он не хотел вспоминать о том, что его друг тоже в этой комнате, наблюдает, участвует; думать об этом было стыдно.

– Я хочу кончить в твою задницу, – заявил Мастер. – Алекс, тебе всё так же запрещено кончать сегодня, как бы ты ни умолял и не пресмыкался, но я позволю тебе подготовить его, раз уж ты так о нём печёшься. Побольше смазки, я не собираюсь торопиться.

– Да, Мастер. – Алекс на коленях подполз к Валерке и, взяв бутылочку смазки у Мастера, с явной нежностью поцеловал его руку и блаженно прикрыл глаза, когда Мастер куда ласковее, чем ожидал Валера, погладил его по волосам. Может, он всё-таки не совсем ублюдок. Может, какие-то вещи у него хорошо выходят... может, ему удастся так оттрахать Валеру, что он обо всём забудет?

– Не трогай его член, – приказал Мастер, а потом отошёл в сторону и стал возиться с креплениями на чём-то, похожем на гигантский крест.

Алекс заглянул Валере в глаза, снял крышечку с бутылочки и выдавил немного себе на пальцы, Валерка попробовал взглядом показать, что всё нормально, что с ним всё в порядке. Облегчённо вздохнув, Алекс обошёл его сбоку и скользнул пальцами в ложбинку между ягодиц. Трудно было не напрягаться, но Валера доверял Алексу, знал, что тот не сделает ему больно; он даже послушно опустился на четвереньки, когда тот положил ладонь ему на плечо и слегка надавил.

Он жалел, что не может поговорить с Алексом, поэтому опустил голову и закрыл глаза, сконцентрировавшись на пальцах, которые влажно щекотали его анус. Он едва не всхлипнул, когда пальцы исчезли, но они вернулись несколько мгновений спустя, ещё более скользкие. Один вошёл в него, и Валерка задержал дыхание и подался ему навстречу, пытаясь втянуть его ещё глубже. Так близко к простате... Боже, он так хотел этого. Его член был таким твёрдым... Палец выскользнул и вернулся обратно, проталкивая в него ещё смазку и вырывая крик, прежде чем Валера смог остановиться.

– Достаточно, – приказал Мастер. Валерка повернул голову и увидел, что тот, облизываясь, смотрит на них. Мастер разулся и снял брюки, обнажив длинные, сильные ноги с тугими мускулами. «Да, на него действительно приятно смотреть», – рассеянно отметил Валера, разглядывая его толстый член и дрожа от возбуждения. – Иди сюда.

С чуть большим энтузиазмом Валерка присоединился к Мастеру возле странной рамы, думая, что же будет дальше. Он никогда никого не трахал стоя, впрочем, и его тоже никто не трахал, а если его привяжут к кресту, то места для манёвра будет не слишком много.

– Встань, – приказал Мастер, ну прямо сама деловитость, как будто секс – это самое главное. Валерка уже бросил попытки понять, что из всего этого извлекает Мастер; сцены были ему явно не слишком интересны, и исполнять все свои угрозы он тоже не стремился. Да, игровая комната была забита игрушками, а Мастер старательно строил из себя Дома, но не более того.

Валерка позволил Мастеру поставить себя рядом с обитым кожей крестом, так что член прижался к прохладной поверхности, и почувствовал знакомый прилив возбуждения, Мастер застегнул ремень на его левом запястье. Да. Так гораздо лучше. Так может и получиться...

Мастер схватил его за второе запястье и завёл вверх, движение оказалось слишком резким. Плечо пронзило болью – предупреждение, к которому Валера привык прислушиваться с тех пор, как повредил сустав. Господи, только не сейчас...

Он поёрзал, пытаясь устроиться поудобнее, и Мастер хлопнул его по боку.

– Стой на месте.

– Нет, я просто...

– Замолчи, или мне придётся заткнуть тебе рот, – перебил Мастер. – Я не могу позволить, чтобы ты меня отвлекал. Думаешь, это просто? – Он затянул ремень на правом запястье Валеры и ткнул ногой его лодыжку. – Раздвинь ноги шире. – Это был уже перебор: давление, неудобная позиция, напряжённые вытянутые руки – плечо просто горело.

Пытаясь уменьшить напряжение, Валера сделал полшага назад и наткнулся на Мастера – он не сразу заметил, что тот так близко, но всё же то, что сейчас упиралось ему в ягодицу, определённо было членом Мастера.

– Так хочешь этого, да? – Голос того сочился самодовольством.

– Ничего не получится, – решительно сказал Валера. – Не то, чтобы я не хотел – просто у меня давняя... – Прежде чем он успел договорить, объяснить, что нужно поменять положение, в рот ему сунули обещанный кляп. Только тогда Валерка вспомнил, что они даже не говорили о стоп-слове, хотя едва ли он смог бы сказать что-нибудь с кляпом во рту.

Мастер обхватил ягодицы Валеры обеими руками и сжал, раздвигая, поглаживая большими пальцами влажную, скользкую дырочку.

– Просто закрой рот и слушай. Это будет самый лучший секс в твоей жизни – обещаю, тебе понравится. Разве я не говорил расставить ноги шире? – Он снова пнул лодыжку Валеры, и его ступня скользнула вправо дюймов на восемь. В панике от острой обжигающей боли, охватившей руку, Валерка изо всех сил дёрнул левое запястье, пытаясь удержать равновесие.

Не сработало, и он почувствовал тошнотворный щелчок, когда правое плечо, которое так толком и не зажило после давней травмы, выпало из сустава. Валера закричал, задыхаясь из-за кляпа. Он не мог пошевелиться, потому что висел на одном запястье, а его грёбаная рука горела огнём, и почти все мысли от боли куда-то разбежались.

Он смутно слышал недовольный голос Мастера и встревоженный – Алекса, а потом кто-то подхватил его, придерживая обеими руками, принимая его вес на себя. От этого боль пронзила ещё раз, и Валерка снова закричал, казалось, крик разрывает горло и лёгкие...

Трагедия гораздо важнее любви. Мышеловка давно захлопнулась. Сыр застрял в горле.

В гудящем сердце Сапфирового Города молодой мужчина неопределённого возраста сидит на краю света и играет то, что он причудливо называет своей «композицией».
Те, кому случается проходить мимо, когда он не сочиняет музыку, когда его опухшие мозолистые руки отдыхают и он пристально всматривается в то, что может видеть лишь он – они на самом деле не видят его. Они видят старые кроссовки с дырками на носках, изношенную куртку, небрежно свисающие волосы и пустоту в пустых глазах. Они видят, что он сидит далеко от центра рыбного рынка, далеко от того места,
куда они традиционно шли слушать настоящую музыку.

Те, кому случается проходить мимо, когда его пальцы спокойны, продолжают идти. Они чувствуют мимолётную жалость или неуместную весёлость, или вовсе ничего не чувствуют. Они идут вперёд, не зная, что пропустят музыку, которая не могла бы быть более настоящей – магию, которая свершается в тот самый миг, когда его пальцы начинают танцевать.

Но есть и другие.

Много других.

Эти другие приходят ради его магии. Они приезжают из отдалённых уголков города и страны, и мира, по суше и морю, чтобы услышать игру этого человека. Большинство не знают его имени, они не знают его, но они знают его историю. Они знают сказку уличного музыканта из Санкт-Петербурга, который играет вечную колыбельную для единственного, которого он любил и потерял.

Они приходят, сердца и лёгкие ускоряются, готовые быть заворожёнными живой легендой.

Они приходят в петербургские сумерки.

Поскольку он начинает играть, только когда солнце уходит, в то время, когда ещё не совсем темно, но уже и не очень светло. Самое время для его сумеречной серенады, потому что он и сам пребывал в состоянии задумчивости, погружённый в неё навечно – он казался чем-то большим, чем был на самом деле, но много
меньшим, чем мог бы быть.

Он мог быть умным.

Он мог быть знаменитым.

Он мог быть королём мира.

Но не стал. Не стал, потому что в день, когда он покинул тот подвал, он оставил позади свою жизнь. Он не был способен спасти его, значит, он неспособен спасти себя.

Наука не может объяснить, почему он живёт, а Денис - нет.

Для него же его жизнь никогда не будет казаться чудом.

Правда, он сохранил свою музыку, также он сохранил слабые отголоски своего дара – словно случайные метеоры, пролетающие по ночному небу его разума, - которые позволяют ему мельком увидеть часть того, что он потерял. О некоторых потерянных вещах он не сожалеет. Он не скучает по тому, что слышал слова, которым лучше оставаться невысказанными. Он не скучает по докторам и иголкам, и белому. Он не скучает по Мастеру.

Но есть что-то – кто-то, - о ком он действительно скучает.

Очень сильно.

Прошёл год с пожара в клубе BDSM - месте, куда люди идут умирать. Он живой, но он не чувствует себя живым. Время смешало течение дней в его разуме, как листву в ближайшем лесу. Днём он расставляет на полках книги, которые никогда не прочтёт. На пляже он ищет сокровища, которые никогда не найдёт. Дни повторяются, повторяются и повторяются вновь до тех пор, пока не забудутся.

Но есть дни, которые останутся в памяти навсегда – дни, наполненные музыкой и смехом, и лучшего Дома с выразительными серыми глазами и открытой душой. Он никогда не забудет те дни. Он никогда не забудет своего Дома.

Когда Денис был жив, он был его солнцем, путеводной звездой надежды в его всеобъемлющей тьме – светом и теплом, и жизнью.

Но солнце неизменно уходит.

И теперь, когда его солнце зашло, он поднимает своё лицо к темноте и находит самую яркую, самую красивую звезду, сидящую так высоко, будто она была выше неба. Его бриллиант в полуночном небе. Он играет для вечной звезды, своей маленькой звезды. Он играет свои самые лучшие произведения для потухшей звезды с серыми очами. Только для него одного.

Играя, он сидел лицом к воде, спиной к миру. Он не принимает заказы на песни или подсказки. Он едва ли видит свою аудиторию, потому что он играет не для них. Он играет для кого-то, кого никогда не увидит.

Иногда к нему приходят люди, которых он узнал бы, если бы когда-нибудь смотрел сквозь звёзды в своих глазах. Чаще всего, это был похожий на медведя гризли мужчина в заляпанном фартуке, мужчина, чья помощь прибыла слишком поздно.

Иногда в толпе стоит женщина с малышом на руках. Иногда повар тоже стоит там, и он замечает разительное сходство в аристократических профилях женщины и пианиста. У них одинаковые орлиные носы, такие же волевые подбородки, похожие печальные глаза. Всё же она никогда не приближается к своему брату, никогда не говорит с ним, никогда не просит, чтобы он заметил её присутствие.

Она лишь смотрит. Она лишь слушает.

Она понимает.

- Мне жаль, - шепчет она, уходя, её слова уносит ветер.

Сегодня, в тот самый день, спустя год, как молодая жизнь угасла в ночном клубе, новый мужчина стоит в стороне от толпы. Его усы поседели от горя. Отец стоит с опущенной головой и влажными глазами и ждёт, когда юный пианист, его сын вернётся домой. Хотя пианист не видит мужчину и не знает, зачем он приехал, он знает, что это за день.

Его колыбельная – это его торжественный финал, причина, по которой путешественники отправляются в Санкт-Петербург, исполнение которой они ждут, затаив дыхание. И всё же из-за того, что муза колыбельной ушла из своей жизни, дыхание колыбельной никогда не приходит к своему естественному завершению, Валера никогда не играет дальше определённого момента в его песне. Мелодия всегда обрывается короткой – точно как жизнь Дениса.

Те, кому посчастливилось услышать сыгранную полностью колыбельную – в один-единственный день, – до сих пор помнят её.

- Это была поэзия, это была чистота, это была самая красивая вещь, которую когда-либо слышал этот мир, - сказали бы они. – Какая жалость, что мир никогда не услышит этого снова. – Те несколько счастливчиков всегда будут помнить, что слышали его музыку. Они всегда будут помнить, что видели его улыбку, ту мягкую, робкую улыбку, которая содержала в себе тайну.

Он всё ещё улыбается, но улыбается печально. Его глаза во время улыбки подобны перекошенным окнам в заброшенном доме. Он улыбается своей печали, когда его пальцы отрываются от заключительных нот.

Преследующая мелодия заканчивается нерешительной нотой, что задерживается в воздухе, всегда несчастная и бездомная. Пленённая им аудитория сидит, восхищённая и надеющаяся, что песня не закончилась, что окончание, наконец, прозвучит.

И всё же в глубине души они знают, что песня закончена, что они никогда не услышат чудесный финал истории любви, которую играл молодой пианист. Что у них никогда не будет «долго и счастливо».

Когда они чувствуют, что музыка закончена, они не аплодируют, они не кричат, они не окружают его, чтобы дотянуться и прикоснуться к человеку, который дотянулся и прикоснулся к ним. Они остаются тихими и потерянными, и одинокими.

Они приходят, чтобы быть очарованными, но вопреки этому они разбиты.

Но даже в их отчаянии, даже несмотря на то, что пианист тянет их в глубины отчаяния, он не покидает их, не бросает их на съедение демонам. Потому что в тишине не только лишение, в ней спасение.

Спасение в понимании, что колыбельные их жизней остаются ненаписанными. Их колыбельные живут, их мелодия угасает и льётся, и набирает силу. Так что они идут домой, к своим мужьям и жёнам, и детям, и касаются их, целуют их и любят.

В своей музыке он навсегда увековечил свою любовь. Своей музыкой он затрагивает чужие жизни, но он никогда этого не увидит и никогда больше не сможет понять. Пульсируя так же медленно и непрерывно, как кровь в вене, звуки, которые он издаёт, проходят сквозь людей, коих он никогда не встретит, оживляя жизнь после жизни, оставляя после себя маленькие чудеса.

Но молодой человек ничего не знает об этих чудесах. Он не знает ничего о жизни за пределами своей сферы, своих восьмидесяти восьми чёрно-белых клавиш и своей мерцающей маленькой звёздочки. Он не играет ни для кого больше. Пульс его музыки не бьётся для них. Его сердце бьётся для Дениса.

Он играет только для Дениса.

Как он всегда делал.

Каждый вечер Алекс забирает его и уводит обратно в то место, которое они теперь называют домом. Когда Валерка перестал быть умным, когда у Валеры больше не было Дэна, Валерке был нужен друг, такой, который не будет опьянён алкоголем и наркотиками. Алекс дал ему такого друга. Он привёл себя в порядок, приобрёл ветхое, но просторное жилище на окраине города, и начал кропотливый процесс по превращению его в дом.

Каждый вечер, когда Алекс сжимает плечо Валеры, подавая молчаливый знак, что пора идти, Валерка опускает руки, поднимает лицо к звёздам, вглядываясь в просветы облаков, и задаёт единственный вопрос:

- Доминант Денис услышит эту музыку?

Каждый вечер Алекс честно отвечает:

- Я думаю, Дэн слышит, парень. Я думаю, слышит.

И как-то, где-то – Денис слышит.