Вкус спелой любви на губах. Альтернативный эпилог

Год спустя...

Валера:

Смутно припоминаю, как вернулись домой парни и обнаружили меня на диване в гостиной в абсолютно неадекватном состоянии. Я попытался сопротивляться, когда Денис начал поднимать меня на ноги, но ничего не помогло. Парни дотащили меня до моей комнаты и уложили в кровать. Однако даже сквозь пьяный угар я понимал, что боюсь оставаться один. Меня пугало одиночество именно сейчас как никогда раньше.

- Не уходи... - только и смог выдавить я, схватив Дэна за руку. – Пожалуйста...

- Конечно, Валер, успокойся. Я останусь.

И только когда Денис улёгся рядом со мной, а я уткнулся носом в его плечо, мне удалось немного успокоиться. Дрожь прошла, мысли улетучились, я провалился в пустоту.

Когда я открыл глаза, по ним тут же резанул яркий свет, вынудив меня зажмуриться. Немного полежав, решил совершить героический марш бросок до туалета, но когда попытался подняться с кровати, голова закружилась, и до меня дошло, что я погорячился, начав действовать слишком резво.

- Проснулся? С добрым утром, - усмехнулся вошедший в этот момент Денис. В ответ я лишь промычал. – Держи, - парень протянул мне стакан с водой и пару таблеток от головной боли.

Приняв лекарство, я предпринял ещё одну попытку встать. На этот раз мне удалось подняться и, шатаясь, добрести до ванной комнаты.

- Сам справишься? – поинтересовался Дэн.

- Хочешь подержать? – фыркнул я.

- Ну ты же знаешь, что я всегда готов прийти на помощь другу, - рассмеялся парень. – Так что зови, если понадоблюсь.

Я выругался себе под нос и захлопнул дверь. Справив естественную нужду, решил, что душ мне сейчас не помешает. И действительно, прохладная вода оказывала лечебное воздействие гораздо лучше любых таблеток.

Вернувшись в комнату, я удивился, увидев, что Денис не ушёл.

- Где парни?

- Решили прогуляться по городу, - ответил он. – Леон дал нам выходной, учитывая обстоятельства.

- Прости, я подвёл всех, - пробормотал я виновато, но Дэн подошёл ко мне и взял за плечи.

- Валер, не извиняйся. У каждого бывают такие моменты, когда внутри что-то ломается. Это не зависит от нас. Просто так происходит. И нужно время, чтобы излечиться.

- Я не смогу сам, - проскулил я, уткнувшись носом в плечо парня.

- Сможешь, ты сильный, - заверил Дэн.

- Я боюсь...

- Не бойся. Я рядом.

Я вцепился в футболку Дениса, сгребая тонкую ткань в кулаки, и прижался к телу парня, ища поддержки, подпитываясь его силой, вбирая уверенность и веру в то, что всё образуется. Даже сам не заметил, как потянулся губами к шее Дэна. И лишь когда почувствовал пульсирующую жилку, понял, что происходит. Отпрянул, виновато опуская взгляд.

- Прости, я не должен...

- Валер, посмотри на меня, - приказал Дэн, и я подчинился. – Я же сказал, что буду рядом.

Запустив пальцы мне в волосы, Денис притянул меня к себе и поцеловал. Нежно, едва каясь моих губ, словно пробовал на вкус. Чуть лизнул самым кончиком языка, призывая открыться для него. И снова я подчинился. А мои руки сами забрались под футболку Дэна, желая почувствовать горячую кожу. С каждым мгновением я всё больше растворялся в новых для себя ощущениях – незнакомые губы, не Грея, которые я так любил целовать; чужое дыхание, отдающее мятой намного сильнее, чем дыхание Дитриха, к которому я привык; совершенно другое тело, не то, каждую клеточку которого я знал. Но вместе с тем внутри зарождалось какое странное чувство – смесь горечи потери и адреналина новизны. Я хотел быть с Денисом, стремился узнать его так же хорошо, как знал Грея, но при этом меня не покидало осознание того, что никогда больше не удастся мне испытать такого сильного эмоционального взрыва, как с бывшим любовником.

Поцелуй затягивал, возбуждал, сводил с ума. Но мысль, что это не Дитрих, надоедливо долбилась в мозгу. Не его губы, не его дыхание, не его руки... Прервав поцелуй, я резко отпрянул от Дениса, тяжело дыша. Почему я не мог броситься в этот омут с головой, забыть обо всём случившемся и окунуться в новую страсть?

Я боялся даже пошевелиться, понимая, что в любой момент могу сорваться и просто сбежать. Но в то же время осознавал, насколько сложно мне будет пережить всё в одиночку. А Дэн ждал, когда я, наконец, приму решение. Не настаивал, не подталкивал. Просто ждал. И для меня самым сложным оказалось переступить через собственные воспоминания, в которых я был близок с одним-единственным человеком, если не считать вынужденной связи с сестрой, – Дитрихом Греем. Страх расползался по венам, сжигая едва зарождавшуюся уверенность в правильности моих действий. Страх за то, что, переступив черту, я лишусь последней призрачной надежды на возвращение. Словно секс с другим парнем, не с Греем, окончательно разведёт нас с любимым по разные края бездонной пропасти.

А ещё мне не хотелось терять друга, единственного, кто меня сейчас понимал и готов был разделить боль, горевшую в сердце. И я сломался, не выдержал напряжения. Не сказав ни слова, вылетел из комнаты.

Денис нашёл меня спустя полчаса и несколько судорожно выкуренных сигарет на полу в тренажёрке, забившимся в угол в попытке спрятаться от реальности, давящей в своих жерновах мою душу.

Опустившись рядом со мной, парень проговорил:

- Я знаю, что ты сейчас чувствуешь. – В подтверждение своих слов он кивнул и похлопал меня по плечу. – Твой мир разлетелся на мелкие осколки. Всё, чем ты жил, ушло безвозвратно. Тот, ради кого ты дышал, больше никогда не будет рядом. Мне знакомы все эти ощущения, я и сам прошёл через подобное. – Он закурил и немного помолчал, и лишь дыхание Дэна свидетельствовало, что я не один в помещении. – Сложнее всего первые несколько недель. И в это время очень важно не быть одному. Поверь мне, тебе не удастся сбежать от боли, как бы ни пытался, но ты можешь хоть немного отодвинуть её на задний план, на несколько минут забыть о ней, словно переместить в параллельный мир, заткнуть в самый дальний уголок души.

Парень нахмурил брови, словно пытаясь собраться с мыслями и сообщить мне что-то очень важное, потом сделал несколько шагов, сокращая расстояние между нами до минимума, и, положив руку на моё плечо, заговорил:

- Валер, я понимаю, о чём ты говоришь. Поверь, я и сам когда-то так же воспринимал в штыки любое проявление физического влечения ко мне со стороны кого-то, не Тима. Но потом понял, что жизнь не стоит на месте. Мне тогда только исполнилось двадцать лет, гормоны кипели похлеще вулканической лавы. А от нерастраченной энергии все внутренности сводило судорогой. Поначалу я нашёл выход в музыке, на какое-то время помогло, но ненадолго.

Переведя дыхание, парень продолжил:

– Я знаю, что ты чувствуешь. Всё ещё любишь Дитриха, и это надолго, поверь. Или ты думаешь, что мне вот так сразу удалось избавиться от моей любви к Тиму? – Дэн покачал головой. – Прошло уже почти пять лет, а я до сих пор не могу отделаться до конца от этой зависимости.

Он хмыкнул и отошёл к окну. Упёршись ладонями в подоконник, Денис склонил голову и снова заговорил:

- Сразу после его свадьбы я попытался уйти в загул. Пошёл в клуб, познакомился с милым мальчиком, привёз к себе, но уже через пятнадцать минут выставил его за порог, даже не объяснив ничего. Просто прогнал. А всё потому, что боялся. Боялся причинить ему боль, назвать Тимом или ещё что-то. Целый год я избегал любых отношений, пока не почувствовал себя разбитым. Все эти воспоминания, не дававшие спать по ночам, дрочка на фотографии бывшего - всё это засасывало меня как болото. Я осознал, что если не выберусь из этого, то сгнию в собственном унынии. И тогда в моей жизни появился один парень. Мы познакомились совершенно случайно. Он работал барменом в ресторане, куда меня приглашали играть на разных мероприятиях. Вот после одного такого банкета мы с ним разговорились, пару раз сходили в клуб просто потанцевать, а потом он пригласил меня к себе. Я долго не решался, но он убедил, что ничего страшного не случится, если мы просто выпьем по бокалу вина, поговорим. И я пошёл. Едва мы вошли в квартиру, у нас обоих словно сорвало стопкран. А наутро я сбежал, точно так же, как ты сегодня. Но он нашёл меня, заставил рассказать ему всё и сказал одну интересную фразу: «Любовь приходит и уходит, а настоящий здоровый секс ещё никому не мешал».

- Я нужен тебе, Валера, - прошептал Дэн, сев прямо передо мной. – Не отталкивай меня. Позволь помочь. – Взяв меня за подбородок, парень заставил поднять голову и посмотреть на него. Прислонившись лбом к моему лбу, Денис проговорил: - Просто разреши мне быть рядом. Я не хочу, чтобы ты один проходил через это.

- Мне страшно, - прохрипел я срывающимся голосом.

- Знаю.

- Я люблю Дитриха. Я всё ещё чертовски сильно его люблю. Каждое мгновение думаю о нём, вспоминаю. Стоит закрыть глаза, вижу Грея обнимающего и целующего меня. Стоит открыть глаза, и всё растает как утренний туман. Грей улыбнётся, поцелует, обнимет и шепнет, что это был всего лишь сон.

Поднявшись, парень сделал несколько шагов, но остановился и добавил, прежде чем выйти из комнаты:

- Ты сам должен сделать первый шаг. Даже если боишься оступиться, потерять равновесие и рухнуть в пропасть - задержи дыхание, зажмурься, чтобы не смотреть вперёд, но найди в себе силы.

Оставшись один, я дал волю слезам. Вгрызался в кулак, чтобы не закричать, до крови кусал губы, пытаясь физической болью заглушить душевную, и ревел до истерики, хрипя, пока горло не начало саднить. Сколько прошло? Минута, пять, час... Я не знаю. Но постепенно из развалины я начал перерождаться в нечто новое, более сильное. С каждым новым глотком воздуха я собирал себя по кусочкам, склеивая, как разбитый стакан. Трещины всё ещё кровоточили, но, по крайней мере, моя душа уже не валялась потускневшими осколками в заснеженной Москве, а возрождалась здесь и сейчас.

Грей:

Мне так и не удалось забыть Валерку. Часто я включал ноутбук, выходил в интернет и искал любую информацию, связанную с Русиком, пристально следил за его жизнью и в глубине души радовался, что у него всё получалось. За прошедшее время вышло уже два сингла в его исполнении, на одну из песен был снят клип. Я заслушивал композиции до дыр, запоминая каждое слово, резавшее моё сердце на куски. Я знал, что эти песни обо мне. Особенно ”Лунатик”, ставшая визитной карточкой нового проекта. А когда впервые увидел видео к этой композиции, долго не мог прийти в себя, справиться с нахлынувшими эмоциями.

Валера стоял в пустом длинном коридоре, подсвеченном лишь тусклой лампочкой на потолке. Ничего примечательного. Парень - босой, одетый только в низко сидящие на бёдрах джинсы - просто неторопливо шёл на камеру. Но как только его лицо попало в луч тусклого света, меня пронзила боль – столько горечи было в голубых глазах, что хотелось кричать вместе с ним. А когда к концу песни словно какая-то потусторонняя сила начала бросать его из стороны в сторону, и на тело Валерика стали проявляться синяки и ссадины, а на разбитых губе и брови багровели капли крови, я мог думать только о том, чтобы сорваться с места, бросить всё и помчаться к Валерке. Лишь последние кадры остановили меня от необдуманного поступка: упав на колени, Валера пропел последнюю фразу, поднял голову и посмотрел прямо в объектив камеры. Этот взгляд сказал мне намного больше, чем вся песня до этого. Русик не хотел, чтобы я приезжал. Напротив. Он мечтал проснуться и вырваться из кошмара, которым стали для него наши отношения. Именно они довели его до отчаяния, заставляя до крови расшибаться о стены непонимания и разочарования.

Наверное, это и стало решающим фактором для меня – осознание того, что наши отношения не принесли нам обоим ничего, кроме боли. И Валерик пострадал в большей степени, чем я. Ему едва удалось оправиться от ужасного прошлого, как он окунулся в настоящее, казавшееся поначалу сказкой, но превратившееся со временем в ещё более разрушающую действительность. Мечты были разбиты вдребезги, а реальность обернулась мрачной непроглядной мглой...

А несколько недель назад в интернете появились слухи про Русика. Якобы он начал встречаться с Денисом Эниану, музыкантом, родом из Молдовы. Когда я увидел первые нечёткие снимки с какой-то вечеринки в одном из клубов, на которых Валерка и Денис держались за руки, поначалу меня обуяла дикая ревность. Потом я понял, что просто не имею морального права его ревновать после того, как бросил и предал его около года назад.

На следующий день я вновь вышел в интернет. Фотографий было уже больше. Валера и Денис на мотоцикле; выходящие из здания студии; на выступлении в каком-то клубе, стоящие так близко друг от друга, что не оставалось никаких сомнений в степени близости их отношений. И эта улыбка на губах Русика... Вглядываясь в его лицо, я понял, что он счастлив. Пусть в огромных глазах ещё таилась тень грусти, но он ожил. Как тогда, в самом начале нашего безумного романа, когда он начал оттаивать после происшествия с отчимом.

И я понял: просто не имею права снова рушить то, что Валерка выстраивал с таким трудом. В тот момент я пообещал себе, что никогда не попытаюсь увидеться с Русиком. Наши пути разошлись - так распорядилась судьба. До конца своих дней я не забуду Валеру, но всё это теперь в прошлом. Мне остались лишь воспоминания...

Валера:

В Москве нас встречал водитель, которого обязали доставить и музыкантов, и инструменты в кратчайшие сроки. А остановились мы в доме Максима, любезно предоставленном его родителями. Отец и мать Макса встретили меня объятиями и радостными приветствиями. Как-никак я брат их будущей невестки. Тина и моя мама тоже были тут, а вот бедному Максиму пришлось на сутки переселиться в гостевой домик Тамары Львовны, и старушка была просто счастлива приютить временно бездомного Макса, которому запретили проводить ночь перед свадьбой в одном доме с будущей женой.

Заглянув в комнату, я сначала подумал, что мама спит, но заметил, как она открыла глаза, прежде чем закрыл дверь.

- Ма, - тихонько позвал я и подошёл к кровати.

- Валера, сынок, - прошептала мама, улыбнувшись, и села.

Я обнял её и поцеловал в щёку, после чего опустился рядом и какое-то время молча смотрел на неё, радуясь в душе: взгляд был уже не такой отрешённый и пустой, как в нашу последнюю встречу, щёки больше не казались такими впалыми, и на них появился румянец, а на губах играла искренняя улыбка.

- Я так ждала тебя, сынок, - проговорила она, погладив меня по щеке. – Скучала.

Сердце защемило от чувства вины. Со своими попытками сбежать от собственных чувств я совершенно не подумал про маму. Она начала отходить от всего случившегося, а меня не было рядом. Может, к чёрту всё? Переберусь вновь сюда, буду со своими родными. Но, словно услышав мои мысли, мама сказала:

- Я рада за тебя, дорогой. Тина всё время ставит мне твои песни. Они такие красивые. Мне нравится слушать, как ты поёшь.

- Спасибо, ма, - прошептал я и обнял её, уткнувшись лицом в длинные волосы. Они, как прежде, пахли лавандой, и я с радостью тонул в этом аромате, который помнил с детства.

- Тебе всегда нравилась музыка, Валерка, - проговорила мама, поглаживая меня по спине. – Ты любил играть на гитаре. Сыграешь мне?

- Конечно сыграю, ма, - усмехнулся я. – Только не сегодня, ладно?

- Хорошо, сынок. А сейчас иди. Тина очень переживает, чтобы всё было как надо.

- Всё будет как надо, ма. Я лично прослежу.

- Они с Максимом так любят друг друга, - задумчиво проговорила мама. – Я хочу, чтобы и ты когда-нибудь встретил такого человека, который сделает тебя счастливым.

- У меня уже есть такой человек, ма, - с опаской прошептал я, надеясь, что мама, даже узнав о моей ориентации, примет меня.

- Это тот парень из твоей группы? – спросила она, и я отодвинулся от мамы, удивлённо посмотрев на неё. – Тина показывала мне снимки. Она сказала, что это твой лучший друг, но... Вы ведь не просто друзья?

Я опешил. Неужели Тина всё рассказала ей? Но как она не побоялась?

- Откуда ты узнала? – поинтересовался я, не желая мучиться догадками.

- Я всегда знала, что ты не такой, как все, Валера.

- Но как?

- Не знаю, - мама пожала плечами. – Наверное, просто чувствовала. Мне трудно объяснить это. – Она сжала мою ладонь и попросила: - Ты познакомишь меня с ним?

- Конечно, ма! Обязательно познакомлю.

- А сейчас иди. Тина будет волноваться.

Поцеловав маму в щёку, я вышел из комнаты, но ещё несколько минут стоял в коридоре, прислонившись спиной к закрытой двери и перебирая в памяти наш разговор. Она знает всё. И принимает меня таким, какой я есть. Это то, чего мне не хватало для полного счастья. На душе сразу стало теплее от этой мысли.

Через пару часов мы закончили установку аппаратуры и саундчек, Тина высказала свои пожелания по поводу списка композиций, сделав уточнение, чтобы я не вздумал завтра исполнять слишком уж печальные песни. Это не облегчило составление саундлиста, поскольку в нашем репертуаре таковых было слишком много, а потому мы решили по максимуму исключить собственные треки, заменив их известными романтическими балладами, более подходившими к случаю.

К моменту, когда мы закончили, Тина уже уехала домой, зато в бар явился раздражённый до чёртиков жених, при этом норовивший сорвать своё недовольство на всех, кто попадался под руку. Однако, увидев меня, Максим заметно повеселел.

- Валер, дружище! Ну слава Богу! Хоть ты приехал! А то эта задница, Дитрих, решил дотянуть до послед... - Макс осёкся на полуслове, понимая, что затронул очень неприятную для меня тему. Мне даже стало не по себе. Почему из-за нашей с Греем ссоры Максим должен задумываться над каждым своим словом, опасаясь задеть мои нежные чувства?

- Да всё нормально, Макс, - усмехнулся я и похлопал его по плечу. – Я не собираюсь впадать в истерику при каждом упоминании о Грее.

- Точно? – переспросил Максим, а когда я кивнул, вздохнул с облегчением.

- Что-то случилось? – спросил Дэн, заметив мою растерянность.

- Похоже, Дитрих уже здесь, - прошептал я. – Чёрт, - выругался чуть громче. – А я так надеялся, что он приедет только завтра.

- Валер, рано или поздно вы бы всё равно встретились. Какая разница - сегодня или завтра? Всего лишь вопрос времени.

- Знаю, но... Блять, я просто не готов сейчас.

- Мы можем уехать, - предложил парень, пристально глядя мне в глаза, но я замотал головой и проговорил:

- Нет, я обещал Максиму, что не буду впадать в истерику.

- Я с тобой, Валера. Слышишь? Я с тобой.

- Спасибо, - ответил я, набрал в лёгкие побольше воздуха, как перед прыжком в воду с огромной высоты, и сделал первый шаг туда, где мне предстояло серьёзное испытание – встреча с Дитрихом Греем.

Из гостевого домика уже доносились радостные возгласы Макса, сопровождавшиеся голосом Грея, и, оказавшись в прихожей, я был готов к тому, что сразу увижу бывшего любовника. Но когда наши взгляды встретились, меня затрясло от страха и растерянности. Сердце заколотилось так сильно, что его стук эхом отдавался в висках, во рту пересохло, а зубы стиснулись до боли в скулах. Не знаю, что случилось бы, если бы Дэн не взял мою ладонь в свою и не сжал её.

В голове бились последние слова Дениса: «Я с тобой... Я с тобой...» И только это спасло от полного погружения в воспоминания и от паники, норовившей захлестнуть меня.

На несколько минут в комнате воцарилась гробовая тишина. Никто не знал, что произойдёт. Максим и парни из моей группы внимательно следили за мной и Греем, пытаясь понять, как себя вести. И я осознал, что сейчас всё зависит от меня. Тогда я вытащил свою ладонь из сжимавших её пальцев Дэна и сделал несколько шагов, остановившись прямо перед Дитрихом.

- Привет, - начал я, заставив себя улыбнуться, и протянул руку. – Давно не виделись.

Тишина стала просто пугающей, а присутствующие, в том числе и я, казалось, боялись даже дышать. Сцена получилась достойной самых маститых режиссёров – мастеров нагнетания обстановки. Не хватало разве что напряжённой музыки для пущего эффекта. Я внимательно следил за Греем, а тот растерянно переводил взгляд с моего лица на протянутую руку, словно не решаясь коснуться её. Но, наконец, пожал, сказав:

- Привет, Валера.

Парни облегчённо вздохнули, и Максим выпалил:

- Ну вот и славно. А теперь предлагаю торжественно проводить мою холостяцкую юность.

К полуночи мы решили, что смысла ехать в дом родителей Максима уже нет, особенно учитывая наше состояние, а потому предпочли воспользоваться надувным матрасом и парой спальников, найденными в кладовке. Нам с Денисом как единственной официальной паре согласной делить одну постель выделили кровать в спальне. Максим на правах жениха занял диван в столовой-гостиной, мальчики из моей группы согласились провести ночь в спальных мешках, а Дитриху достался надувной матрас, хотя он вполне мог поехать к родителям, поскольку за весь вечер выпил лишь бутылку пива. Но он даже не собирался уезжать, а устроился на ночлег вместе со всеми.

Денис заснул практически сразу, но я почти час проворочался с боку на бок, так и не уснув. Тогда поднялся, натянул джинсы, прежде чем покинуть спальню, налил себе уже остывший кофе, который варили часа три назад, набросил куртку, сунул босые ноги в ботинки и вышел на улицу, намереваясь покурить и проветрить мозги.

Однако я был не одинок в своём решении. Услышав звук открывающейся двери, Дитрих, сидевший на крыльце, повернулся и глянул на меня. Несколько мгновений я сомневался, остаться мне или всё же стоит уйти, но потом решил, что не случится никакой катастрофы, если мы просто посидим рядом. В конце концов, весь вечер нам удавалось делать вид, что ничего страшного не произошло.

Однако сейчас мы были наедине. Кто знает, чем всё это обернётся...

Присев рядом с Греем, я закурил и сделал глубокую затяжку, когда Дитрих заговорил:

- Похоже, у вас с Денисом всё складывается довольно неплохо.

- Да, - ответил я, несколько раз рассеянно кивнув.

- Он хороший... - пространно произнёс Грей.

- Хороший, - согласился я.

- Лучше меня. - Дитрих сделал свой вывод после нескольких часов общения с Дэном. И этот вывод мог бы оказаться верным, если бы не одно большое «но» - Денис в принципе не мог быть для меня лучше, потому что я не любил его так, как всё ещё любил Грея. Только вот я не мог этого сказать.

- Он другой. Не лучше, не хуже - просто другой.

Дитрих хмыкнул и отхлебнул пива из бутылки, зажатой в руке.

- Я рад за тебя, - выдавил он, но я не поверил его словам – слишком натянуто они были произнесены.

Выбросив окурок, я хотел подняться, но Грей взял меня за руку и попросил:

- Побудь ещё немного... - И добавил, глядя на меня с мольбой в глазах: - Пожалуйста...

Я не смог отказать ему. Мы просто молча сидели рядом, уставившись в темноту и думая каждый о своём. Даже не курили, просто были рядом, как когда-то давно в этом доме, на этом крыльце, на этих ступеньках. Сидели, пока морозный воздух не пробрался под одежду, заставляя дрожать и ёжиться.

- Пойдём в дом, - предложил я, поднимаясь. – Тут холодно.

Развернувшись, я поднялся на крыльцо и уже взялся за дверную ручку, когда услышал:

- Я не могу... - Я остановился, ожидая продолжения. – Не могу там... Зная, что ты в его объятиях... На той кровати, где были мы...

- Хватит, - прошипел я, заставляя Дитриха замолчать, но не поворачиваясь к нему. – Это было давно, когда-то очень-очень давно!

- Но ты ведь тоже помнишь, - прошептал Дитрих, подойдя ко мне. Я не видел, но чувствовал, что он стоит прямо за моей спиной. Едва сдерживается, чтобы не коснуться меня.

- Помню, - выдохнул я. – Но так хочу забыть...

- И не получается... - продолжил за меня Грей. – Перед глазами постоянно всплывают картинки, особенно когда пытаешься уснуть...

- Не надо. Пожалуйста, - простонал я, зажмуриваясь в попытке избавиться от оживших видений проведённых вместе с Дитрихом ночей.

- Прости...

Он замолчал, но легче не стало. До боли захотелось прижаться к нему спиной, ещё хоть раз почувствовать его губы на своей шее, прикосновения тёплых рук, горячее дыхание, смешивающееся с моим...

Сам не понимая, что делая, я чуть подался назад, пока не ткнулся спиной в грудь Дитриха. Так близко... И жар его тела просачивался сквозь одежду, несмотря на собачий холод, согревая, но заставляя дрожать ещё сильнее, чем морозный воздух. Я дёрнулся, когда ледяные ладони Дитриха забрались мне под куртку и коснулись кожи на животе, но уже в следующее мгновение стало тепло... Так тепло, что я начал плавиться под этими прикосновениями. Пальцы гладили мою кожу, чуть царапали её, сминали и снова едва касались. Грей уткнулся носом мне в затылок и глубоко вдохнул, застонав.

В мозгу проносились тысячи мыслей, но ни единой связной. И все они были об одном – наплевать на всё, поддаться этому мимолётному желанию и броситься в омут с головой, ещё хоть раз почувствовать каково это - заниматься любовью, не просто трахаться, а любить друг друга.

Резко развернув, Дитрих прижал меня своим телом к двери и впился жадным поцелуем мне в губы, а я запустил пальцы в его растрёпанные, заметно отросшие с момента нашей последней встречи волосы и прижал ещё ближе к себе, отдаваясь этому поцелую до последней капли.

Целую вечность мы не могли оторваться друг от друга, целовались до боли, кусаясь, сталкиваясь зубами, смешиваясь дыханием, обмениваясь стонами. Руки Грея блуждали по моему телу, распахнув полы куртки. И эта смесь жара и холода пьянила, сводила с ума.

А когда Дитрих первым прервал поцелуй, но лишь для того чтобы пройтись губами по моей шее, спуститься ниже, к ключице, чуть прикусывая кожу, на меня словно снизошло озарение. Что мы делаем? Что я делаю?! Так долго я учился жить без него! Зачем? Только лишь для того чтобы сорваться при первой же возможности? А что дальше? Снова бессонные ночи, полные боли и горечи. Воспоминания, сжигающие заживо. Сердце, разорванное в клочья. Нет! Я так больше не смогу!

Я завоюю его вновь для себя, украду его для себя, стану его мужем, пусть в этой грёбаной стране и не легализованы однополые браки. Мы будем двумя половинками одной слезы.

Три года спустя...

Валера:

День выдался не по-зимнему тёплый. На ярко-голубом покрывале неба не было ни единого облачка, а солнечные лучи играли на ослепительно-белом снежном покрове. Ещё вчера была вьюга, а сегодня казалось, что вот-вот наступит весна. И лишь часто встречающиеся Санта-Клаусы и предпраздничная суета напоминали о том, что до Рождества оставалась всего неделя.

Однако настроение тут же испортилось, стоило мне увидеть засевшего в чёрных, лишённых привычного одеяния из листвы кустах очередного папарацци с камерой наперевес, явно охотившегося за сенсационными снимками.

- Чёрт, - негромко выругался я. – Как же они мне надоели.

Грей тут же отреагировал на мой раздражённый шёпот и крепко сжал мою ладонь холодными от мороза пальцами.

- Перестань, - проговорил он, наклонившись ближе. – Будто для тебя это эксклюзивное явление. Пора бы уже привыкнуть к тому, что ты – личность популярная.

- Да, но сколько можно? – прошипел я. – Не помню ни одного дня за последние три месяца, когда нам удалось бы спокойно погулять, без такого настырного сопровождения.

- Тебя это беспокоит? – с ехидной ухмылкой поинтересовался Дитрих, остановившись и коснувшись кончиками пальцев моей щеки.

- Не надо, - шикнул я, чуть отшатнувшись.

- Ну почему же, - задиристо приподняв брови, фыркнул парень. – Они хотят сенсацию, пусть получат её.

- Ну да, а потом все издания будут пестреть статьями о том, что Валерий Русик с любовником провоцируют скандалы, открыто демонстрируя свои отношения.

- Да забудь ты уже про ту злосчастную статейку. Наверняка какая-то очередная религиозная секта решила прославиться за счёт твоего имени.

- Но мне от этого не легче, - вздохнул я, опуская взгляд, чтобы скрыть от Грея своё недовольство. Мне и хотелось не скрываться, как когда-то, в Амстердаме. Но я понимал, что ко мне приковано внимание общества, значит просто не имею права на различного рода провокации. А открытое проявление наших с Дитрихом чувств расценят именно так.

- Брось, Валерик, - прошептал Грей, обнимая меня и зарываясь лицом в мои волосы. – Просто не обращай на всё это внимание. Поверь, большинству людей абсолютно всё равно, с кем ты спишь. Они любят тебя за твой талант, за твои песни. А если кому-то не нравится, что ты делишь постель с парнем, а не с девушкой, то это их трудности. – Дитрих отстранился и заглянул мне в лицо. – К тому же мы слишком многое пережили и заслужили то, что у нас есть сейчас. Не стоит тратить драгоценное время на всякую ерунду.

- Па! – звонкий голосок прервал немного пафосный монолог Грея. – Па!

- Ты слышал это? – воскликнул я, присев перед коляской и уставившись на улыбающуюся во все свои восемь зубов Нину - нашу совместную с Дитрихом дочь( точнее его дочь, появившуюся благодаря суррогатной матери, но это абсолютно не важно. Я люблю её также как любил бы родную дочку. Тем более скоро другая суррогатная мать родит для нас с Дитрихом сына, уже с моими генами). – Она сказала «папа»!

- Нет, она сказала «па», - поправил меня Дитрих, но мне было всё равно. Девочка сказала своё первое слово!

- Скажи ещё раз, малышка, - взмолился я. – Ну? Скажи «па-па».

- Па! – снова взвизгнула Нина.

- Па-па, - по слогам произнёс я, взяв девочку за ручки, одетые в ярко-розовые перчатки.

- Па! – выкрикнула она и весело захохотала. Ей и самой безумно нравилось то, что и она теперь может говорить. По крайней мере, по восторженному взгляду Нины мне именно так и показалось. Я взял её на руки и закружил, от чего малышка засмеялась ещё звонче.

- Валер, ты сам как ребёнок, - немного снисходительно к такому проявлению щенячьего восторга проговорил Грей. – Смотри в штаны не наделай от радости.

- Отстань, - отмахнулся я, усадив Нину в коляску, но девочка, видимо, не ожидала такого развития событий, потому что протянула ко мне ручки и снова крикнула:

- Па!

Я опять взял Нину на руки, поцеловав в раскрасневшуюся от зимнего воздуха щёчку.

- Ты слишком балуешь её, - буркнул Дитрих, насупившись, как замёрзший воробей.

- Дети для того и существуют, чтобы их баловали, - поучительно заявил я, возомнив себя специалистом по детской психологии.

- Ну да, только отдуваюсь потом я, - продолжал ворчать Грей. – Это же я часами ношу её на руках, пока ты развлекаешься на сцене.

- Ну ничего себе заявочки, - хохотнул я, уставившись на недовольного Дитриха. – Первые семейные разборки?

- Видимо, да.

- Что ж, тогда жду не дождусь, когда мы доберёмся до постели, чтобы помириться.

Я с наслаждением заметил, как во взгляде Грея загорелась страсть при одном лишь упоминании о постели.

«Похотливый засранец!» - чуть прищурившись, подумал я.

- На себя посмотри, - ухмыльнувшись, ответил Дитрих на моё беззвучное замечание.

Я уже не раз ловил себя на мысли, что нам с Греем и вовсе не нужны слова. Мы понимаем друг друга с полувзгляда. Поначалу это было непривычно: казалось, что Дитрих слышит всё, о чём я думаю, словно произношу вслух. Но потом понял, что в этом есть огромные плюсы, особенно когда мы среди людей, которым вовсе не обязательно знать всё, что мы с Греем хотим сказать друг другу. Это только наше.

Когда я открыл глаза и обвёл взглядом тёмную комнату, то не сразу понял, какое время суток. Осторожно, чтобы не разбудить Грея, я вылез из постели и вышел из спальни. В голове шумело после сна. На часах было четыре двадцать пять. Зайдя в детскую, убедился, что Нина видит приятные сны, а вот мне спать уже не хотелось. Выпив стакан холодного молока, я покурил прямо в доме, приоткрыв окно, и вернулся в комнату. Грей спал лёжа на животе и обхватив руками подушку. Сейчас он был совершенно не такой, каким я привык его видеть: спокойное лицо, брови не нахмурены, а на губах застыла невинная улыбка. Осторожно опустившись на кровать рядом с ним, я провёл кончиками пальцев вдоль его позвоночника, с удовлетворением замечая, что дыхание этого греческого Бога с чёрными волосами становится отрывистым и частым. Касаясь одними подушечками, мои пальцы продолжали ласкать бархатную кожу, скользя по пояснице, останавливаясь на соблазнительных ямочках над ягодицами, почти полностью скрытыми простынёй.

Ах, как же мне хотелось отбросить тонкую ткань и всласть насладиться великолепным обнажённым телом: упругой попкой, длинными, мускулистыми ногами... но я не хотел прерывать его ангельский сон.

Думая обо всём этом, я непроизвольно продолжал ласкать спину любимого и вдруг заметил, что он, всё ещё находясь во власти сна, отзывается на мои прикосновения, выгибаясь, подаваясь бёдрами ко мне. Я осмелел и стянул простыню, оголяя белый бархат упругих ягодиц. Наклонившись, я принялся покрывать лёгкими, почти невесомыми поцелуями кожу вдоль позвоночника, а моя ладонь уже жадно поглаживала и чуть сжимала сочные половинки сексуальной дитриховской попки. Губы скользили всё ниже, а когда я подобрался к копчику, то просто поддался мимолётному желанию, вцепился пальцами в зад Грея, раздвигая половинки, и провёл языком до бархатистой кожи над яичками. Стон Дитриха прорезал тишину, дыхание парня сбилось, а бёдра приподнялись в неистовом призыве. Я не мог отказать моему любимому мальчику. Всё ещё не отпуская ягодиц, я принялся кружить языком вокруг входа, едва касаясь нежной розовой кожи, но не проникая внутрь, дразня, возбуждая, наслаждаясь ощущением дрожи, наполнявшим тело Грея. Он всё ещё спал, я не сомневался в этом, потому что его движения были неосознанными, но стоны уже перешли в молящие всхлипывания.

Запустив руку между ног Дитриха, я с улыбкой отметил: Грей уже настолько возбуждён, что мне хватит всего пары движений, дабы он взорвался. Однако я не спешил довершить начатое. Обхватив его член у основания, я несильно сдавил, лишь для того, чтобы чуть сбить возбуждение, а губами в это время захватил одно яичко, посасывая и лаская языком, потом повторил то же самое со вторым. А свободной рукой продолжал гладить попку Дитриха, будто случайно большим пальцем задевая влажный от моей слюны вход. И ответом на каждое такое прикосновение был громкий стон.

«Чёрт! Ему нравится это!» - пронеслось у меня в голове. Я окончательно распрощался с неуверенностью и опять принялся ласкать розовую кожу, раздвинув молочно-белые половинки. Теперь уже мои прикосновения были уверенными, жадными, ненасытными. Я проводил языком от мошонки до копчика, возвращался обратно, останавливаясь возле самой дырочки, кружа вокруг, лишь слегка, кончиком языка, проникая внутрь, отчего Грей вздрагивал, подаваясь навстречу моим ласкам.

«Да, малыш, я знаю, как тебе хорошо». - Я едва сдерживался, чтобы не произнести это вслух, а внутри разгорался азарт – как далеко мне будет позволено зайти в этой игре? Я снова прижался к входу Грея. К красивейшему цветку в мире. Нежно играл с ним языком, слегка надавливая, кончиком скользя внутрь. До меня донеслись шипение и удивлённый возглас.

«Ну наконец-то, проснулся мой сладкий мальчик и теперь пытается понять, что с ним происходит».

Осознание того, что Дитрих уже не спал, но даже не подумал оттолкнуть меня, придало уверенности. Я слегка надавил на вход, и мой палец скользнул в Грея. Я замер, ожидая протеста или сопротивления. Но парень издал протяжный стон и выгнул спину как кот, оттопыривая попку.

"Блять!" Я не ожидал такой реакции! А главное, был совершенно не готов к тем ощущениям, которые захватили меня: отчаянное желание показать Грею то, от чего я сам уношусь в небеса, что доставляет мне сумасшедшее, ни с чем не сравнимое удовольствие.

Не обращая внимания на разочарованное ворчание Дитриха, я отодвинулся от него и потянулся к тумбочке, доставая баллончик со смазкой. Когда Грей понял, что я намерен продолжать, то перестал недовольно бурчать и расслабился, опять растянувшись на постели и раскинув руки и ноги в разные стороны. Но когда я вновь начал ласкать его вход, размазывая прохладный гель между половинками, парень непроизвольно выгнулся, открываясь мне. Не прекращая сладкую пытку, я запустил вторую руку между ног Дитриха, пытаясь добраться до его члена, и тогда Грей подтянул под себя согнутые в коленях ноги, предоставляя мне полную свободу.

Я задохнулся от доверия, оказанного мне, и полностью отдался тому, что делал. Обхватив возбуждённый член Дитриха ладонью, я неторопливо двигался по всей длине, задевая большим пальцем набухшую головку, потирая вдоль щели, размазывая горячие капельки. Губами и языком ласкал мошонку, облизывая, зацеловывая, дразня языком и тут же захватывая губами поочередно то одно, то другое яичко. А пальцы левой руки легонько ласкали вход, едва касаясь, потирая сморщенную кожу вокруг него.

Дыхание Дитриха сбивалось от каждой моей попытки ввести палец в его тугую дырочку. Но всякий раз я останавливался, боясь сделать ему больно, вызвать ощущение дискомфорта. Пока, наконец, Грей не взмолился:

- Пожалуйста... Валерик... Я так хочу...

Я не мог отказать ему в этой просьбе, и мой палец легко скользнул внутрь, не встретив сопротивления.

- Ох, блять... - Хриплый возглас потонул в подушке.

Мои движения стали смелее, палец уже легко скользил внутри Грея. Такого тесного, горячего... Его плоть сжималась, пульсировала, а набухший член Дитриха готов был вот-вот взорваться.

Но вдруг парень резко оттолкнул мою правую руку, заставив меня отпустить его возбуждённую плоть, и прошипел:

- Я хочу кончить, когда ты будешь во мне...

До меня не сразу дошёл смысл его слов, и лишь когда Дитрих схватил с тумбочки презерватив и сунул мне в руку, я осознал, чего он хочет на самом деле.

Отпрянув от парня, я сел на колени и отчаянно замотал головой, едва удерживаясь на грани, пытаясь не сорваться и не поддаться манящему соблазну. Несколько минут Дитрих не шевелился, ожидая моих действий, потом обернулся и удивлённо уставился на меня.

- Валерик, - тихо окликнул он.

- Нет... Я не могу...

Грей резко поднялся, повернулся ко мне лицом и через одно мгновение уже стоял передо мной на коленях, заглядывая в глаза.

- Малыш, пожалуйста... я так хочу тебя...

Я так привык, что сверху почти всегда Грей, а тут он сам предложил мне роль актива. Меня словно парализовало осознание того, что он просто хочет угодить мне.

- Валер, я хочу узнать, что испытываешь ты, - прошептал Грей, обхватив моё лицо своими горячими ладонями. - Покажи мне...

Я даже не успел ничего возразить. Уже через секунду Дитрих лежал на спине и прижимал меня к себе, обхватив за шею руками. А следующие его слова окончательно лишили меня здравого рассудка, отпуская на свободу все мои скрытые желания:

- Люби меня, малыш, пожалуйста...

Я словно сорвался в пропасть, бездонную, чёрную... В пустоту, затягивавшую меня, обволакивавшую звенящей тишиной, которая эхом отдавалась в моём теле. Все мои желания, скрытые и явные, вырвались наружу, унося контроль, уничтожая его, растворяя. Осталось только неприкрытое вожделение. А я словно вырвался из телесной оболочки, завис под потолком и молча наблюдал за собственными хаотичными, неподвластными мне более движениями.

Схватив Грея за запястья, я резко разорвал кольцо его рук, сковывавшее мою шею, и завёл их ему за голову, придавив к матрасу. Доли секунды я вгрызался жадным взглядом в красивое лицо парня, прежде чем впиться поцелуем в его приоткрытый рот. Мой язык, не встретив сопротивления, тут же проник в горячую глубину, и стон Дитриха растворился во мне.

Заставив себя оторваться от манящих губ Грея, я начал покрывать быстрыми жалящими поцелуями щёки, скулы, подбородок, ощущая едва заметную щетину, покалывавшую губы и язык. Спустившись к шее, я чуть прикусил кожу и тут же заглушил боль поцелуем, который тоже был далёк от нежного, однако дыхание Грея сбилось, а по всему его телу пробежала волна дрожи.

Я пытался, хотел быть нежным, но ненасытный зверь внутри заставлял меня с жадностью впиваться в самые чувствительные участки кожи, вызывая стоны Грея, и я даже не осознал, в какой момент моя рука скользнула между нашими разгорячёнными телами, а влажные от смазки пальцы настойчиво проникли в Дитриха. При этом я прожигал парня пристальным взглядом, наслаждаясь собственной властью над ним, тем контролем, о котором мечтал, и который Грей передал мне. Но в мозгу билась одна-единственная мысль: я не должен причинить боль любимому.

- Валерик... пожалуйста... - выдохнул Дитрих, изгибаясь подо мной в неконтролируемом желании.

Он перевернулся на живот, встал на четвереньки, а я замешкался. Мысли вихрем проносились в моей голове. Господи, как я хотел загнать себя в его тепло, ведь он тоже этого хотел, он сам подставлялся мне, открылся для меня. Только не так я хотел, мне надо видеть его лицо, его глаза, знать, что я не причиняю излишней боли.

- Гр... Грей, - от волнения я заикался. - Не так, ляг на спину, пожалуйста.

- Тебе так будет удобнее. - Он посмотрел на меня через плечо. - Не надо будет контролировать мой вес.

Меня сбило волной любви. Дитрих, понимая, что я могу причинить ему боль, продолжал заботиться обо мне. Я влюблялся в него снова и снова.

- Грей, пожалуйста, я не смогу так. Пожалуйста...

Он перевернулся на спину, открыл для меня свои объятия, развёл шире свои ноги. Удерживаясь на локтях, я навис над ним. Целовал его лицо, лоб, шею, плечи. Каждую клеточку его тела, до которой мог дотянуться, тела, которое скоро будет моим.

Правой рукой через его грудь, живот я добрался до его паха. Я ласкал его член, проникал в него пальцами, давая больше времени расслабиться.

Медленно убрав пальцы, я разорвал упаковку презерватива, зажав уголок зубами, и раскатал латекс по возбуждённому до боли члену. Подхватив его ноги за лодыжки, удобно устроил его ночи на своих плечах. Грей зажмурился в ожидании моего вторжения, казалось, он боялся дышать. И когда начал входить в тело Дитриха, чуть слышно приказал:

- Посмотри на меня, - парень послушно распахнул зажмуренные до этого глаза, в которых я увидел страх, разгоравшуюся панику. Я замер, осознавая, что своим напором, своей страстью испугал его. Нежно коснувшись губами приоткрытых влажных губ Грея, я опять приподнялся на руках и прошептал: - Я остановлюсь в любой момент, тебе надо только сказать.

- В-всё хорошо, - задыхаясь от волнения, ответил парень.

- Не дай мне причинить тебе боль, - взмолился я. - Никогда себе этого не прощу...

Я вздохнул с облегчением, почувствовав, как натянутое струной тело расслабляется подо мной. Грей едва заметно улыбнулся, обхватил моё лицо горячими ладонями и произнёс:

- Я хочу тебя...

Мучительно медленно я начал проникать в Дитриха. О, какой он был тесный, горячий, желанный. Я не торопился, прислушиваясь к телу Грея, к своим собственным ощущениям. И лишь когда осознал, что не чувствую сопротивления, плавно вошёл до конца. Дитрих непроизвольно закусил губу и чуть скривился.

- Расслабься, - прошептал я, целуя его. Именно так всегда поступал Грей. Разговаривал со мной, просил, направлял.

- Отпусти себя... Позволь показать, как это хорошо...

Грей сделал глубокий вдох и на несколько мгновений прикрыл глаза. Я воспользовался этой паузой, опёрся на левый локоть, а правую руку запустил между нашими телами и, едва касаясь, начал ласкать член Дитриха. От смеси страха, волнения и боли эрекция почти пропала, но стоило моим пальцам слегка сжать обмякшую плоть, потирая, нежно лаская головку и уздечку, как член Грея начал наливаться, тяжелеть в моей ладони. Я должен был заглушить боль другим, более сильным, ощущением. Уже через минуту я увидел, как глаза любимого словно расплавились от наслаждения. Огромные зрачки практически скрыли радужную оболочку и поблескивали желанием. Только тогда я начал медленно двигаться в теле Дитриха в такт движениям моей руки на его члене.

Мне стоило огромных усилий не сорваться, не броситься сломя голову в захватывающий водоворот эмоций. Я продолжал доводить парня до исступления размеренными глубокими толчками, поддерживая ритм и угол проникновения.

И лишь когда почувствовал, что Грей приподнимает бёдра мне навстречу, постепенно увеличил темп, продолжая ласкать набухший член парня. Мы оба были на грани. Я ощущал, как подрагивает возбуждённая плоть в моей ладони. Грей плавился подо мной, растворялся в моих движениях. В нём не осталось ни капли страха, он отдался на волю наслаждению. И в тот момент, когда с его приоткрытых губ сорвался громкий стон, смешанный с произнесённым хриплым шёпотом моим именем, я почувствовал, как горячая сперма брызнула мне на живот. Лишь теперь я отпустил свой контроль и, ворвавшись в последний раз в дрожащее от оргазма тело Дитриха, взорвался.

Перед глазами всё поплыло, потемнело, и резкие яркие вспышки на несколько мгновений ослепили меня.

После буйного секса я нашёл Грея в детской. Он сидел возле кроватки Нины и тихо напевал какую-то мелодию. Лишь прислушавшись, я узнал одну из моих песен. Я написал её ещё в разлуке с любимым, вложив всю свою боль. Но мне было непривычно слышать её из уст любимого мужчины. Внезапно я осознал, что для Грея всё случившееся за последние годы оказалось слишком тяжёлым грузом. Нам едва перевалило за двадцать, но меня не покидало ощущение, что мы прожили длинную жизнь, слишком длинную.

Подойдя к Грею, я положил ладонь на его плечо. От неожиданности парень едва заметно вздрогнул, однако промолчал и даже не повернулся.

- Мне нужно в душ. Составишь мне компанию?

- Следуй за мной, - паточным голосом ответил Дитрих.

Любимый прошествовал смелым шагом в ванную комнату и я вошёл следом. Он быстро разделся и шагнул в кабинку, скрываясь от меня за матовым стеклом. Быстро раздевшись, я открыл створку и вошёл в душевую. Грей стоял спиной ко мне, упёршись ладонями в белоснежный кафель и подставив голову под мощные струи воды. Капли стекали по гладкой коже спины, под которой отчётливо выделялись твёрдые рельефные мышцы. Я поднял руку, чтобы коснуться ложбинки между лопатками, но замер в нескольких дюймах, услышав голос:

- Где твоя былая спортивная сноровка. Слишком долго раздевался, я уже думал, что ты не войдёшь внутрь.

- Почему?

- Видимо стареешь, - последовал довольно жёсткий ответ.

Я понимал, что это значит. Грей не мог устоять против таких прикосновений. Но я всё же переступил через запретную в данный момент грань и провёл указательным пальцем по влажной коже, собирая прозрачные капли воды. Дитрих напрягся, по его телу прокатилась волна дрожи, а кожа покрылась мурашками. Наклонившись вперёд, я прошёлся языком по основанию шеи, где тоненькими прядками прилипли чёрные волосы. А когда моя грудь коснулась спины парня, тот застонал и чуть подался назад, требуя продолжения. Мои руки тут же обогнули талию Грея, и ладони принялись ласкать грудь любимого, спускаясь ниже.

Я знал, что происходит сейчас с Дитрихом: внизу живота нарастает тяжесть, загорается пламя желания, скручивая внутренности в тугой узел. Сердце начинает биться быстрее, отдаваясь каждым ударом в висках. Жажда наслаждения становится непреодолимо сильной и ненасытной, порождая сильнейшие ощущения. И больше не остаётся мыслей, никаких. Не хочется разговаривать или думать. Желание тянущей болью отдаётся в каждой клеточке, и боль эта захватывает всё тело. Кожу покалывает от прикосновений, она словно горит под моими ладонями, языком. И с каждым мгновением хочется большего.

- Я люблю тебя, - прошептал я, когда Грей откинул голову на моё плечо, и, обхватив зубами мочку уха, слегка прикусил чувствительную кожу. – Люблю, - снова прошептал, прежде чем провести языком по шее, ощущая, как бьётся пульс.

Бессознательный стон, сорвавшийся с губ любимого, отчётливо выдал полную капитуляцию. Мы вновь становимся единым целым - огонь и лёд. И сейчас важна только наша близость, единение не только тел, но и душ. Желание сменится наслаждением, срывающееся дыхание превратится в стоны, мелкая дрожь перейдёт в волны экстаза, принося долгожданное удовлетворение. И лишь когда биение сердец вновь станет равномерным, а дыхание глубоким, мы вернёмся в реальность...

В воздухе запахло озоном, как перед грозой. Да и не удивительно: мы почти физически ощущали искры, отскакивавшие от напряжённого до предела безумства.

- Давай я завтра устрою ужин, только для нас троих. Приготовлю что-нибудь безумно вкусное, например, мясо в медовом соусе. – Дитрих сильнее стиснул зубы при упоминании своего любимого блюда. – А потом уложу Нину в кроватку, прочитаю рассказ про медвежонка Тедди. – Я точно знал, что ударяю по самому больному месту, и делал это намеренно. – А когда малышка уснёт, мы с тобой уйдём в спальню, закроем дверь и будем любить друг друга, долго, страстно, пока не останется сил даже на то, чтобы целоваться, – шепча это, я скользил кончиком пальца по тёплой коже Дитриха, наслаждаясь тем, как его тело дрожало от моих прикосновений, и при этом не сводил взгляда с лица Грея, на котором отражалась любовь. – А утром... - вновь заговорил я, но тут же замолчал, давая фантазии Дитриха развить мою мысль.

- Уйдёшь, оставив скупую записку на столе, - завершил парень.

- Из тебя выйдет чертовски... паршивый предсказатель, Дитрих, - прошептал я на ухо Грею и пощекотал языком его шею. – Утром я заставлю тебя готовить завтрак, пока сам буду отсыпаться. – Я отклонился, чтобы видеть его лицо, отражавшее сотни эмоций. Но, видимо, Дитрих ещё не до конца осознал услышанное, потому я отступил на пару шагов назад и проговорил: - А вообще, нет. Ты сам будешь готовить ужин. Каждый день. В течение месяца. В качестве наказания за глупые мысли о том, что я могу бросить вас с Ниной.

Я наслаждался растерянностью на лице Грея, который не знал, что делать: расцеловать меня или же удушить. Решение, последовавшее минуту спустя, оказалось приятным для нас обоих.

Мы целовались как сумасшедшие, рыча, почти кусаясь, отдаваясь страсти и желанию. Наши члены, зажатые между животами, тёрлись друг о друга, возбуждаясь ещё больше, насколько это было возможно. Вцепившись в чёрные волосы Грея, я заставил его запрокинуть голову и впился губами в кожу на шее, чуть прикусывая кадык, проходясь по нему языком, вызывая стоны, почти крики. Ладони Дитриха скользили по моей спине, то слегка царапая, то сминая кожу, то едва касаясь. Я растворялся в этих ощущениях, желал большего, но не мог решить, чего именно: оттрахать рот Грея или чтобы парень оттрахал мой рот.

Мой язык скользит от основания его члена до головки, и вот я уже схожу с ума от такого же точно прикосновения. Мои губы играют с его яйцами - губы Грея проделывают то же самое с моими шарами. Я почти полностью заглатываю член Грея, надавив ему на поясницу и заставляя опустить ниже, а сам умираю от теплоты и влаги, когда Дитрих насаживается ртом на мой член до упора...

Мы кончили одновременно, выкрикивая ругательства и имена друг друга. И как только упали последние капли, я рухнул на Грея, обессиленный и удовлетворённый и мы вдвоём скатились по холодной стенке душевой. Грей вцепился мне в волосы и, прижав меня к себе, впился в губы жёстким поцелуем.

Грей:

Оказавшись в нашей спальне, когда за окном уже рассвело, я ехидно ухмыльнулся:

- Валер, если мы продолжим в таком духе, то пропустим ни только сегодняшний завтрак, но и обед и столь обещанный тобою ужин? – усмехнулся я и протянул руку, чтобы забрать у Валеры баллончик, но уже в следующее мгновение парень развернулся ко мне лицом и прошептал, прижавшись к моим губам:

- У меня есть предложение, от которого, уверен, ты не сможешь отказаться.

Я не успел ничего ответить, так как уже в следующее мгновение пальцы Валерки скользнули по моей заднице, лаская ложбинку между ягодицами и подбираясь ко входу. Паршивец оказался прав, я действительно не мог отказаться от удовольствия ощутить напряжённую, пульсирующую плоть Валерика в себе. Развернувшись спиной к Русику, я прижался к его влажной тёплой груди и потёрся задницей о стояк. Мы оба не смогли сдержать желание и застонали в унисон. Губы Валеры жадно касались моей ключицы, шеи, плеча. Рука парня обвилась вокруг меня, и пальцы сжали твёрдый сосок. А когда Русик осторожно, но настойчиво толкнулся в меня пальцем, потом двумя, моё тело задрожало от накатившего блаженства. Я чуть подтянул колени к груди, отставляя зад, и начал двигать бёдрами в такт движениям руки Валерки.

Но когда Русик убрал пальцы, и я почувствовал набухшую головку его шикарного члена возле самого входа, меня словно накрыло волной, погружая в тёмную глубину. Валерик начал медленно входить в меня, схватив влажной от смазки рукой за бедро, а я повернулся в отчаянном стремлении почувствовать его губы на своих. Парень безошибочно угадал это желание и провёл языком по моим приоткрытым губам, вонзаясь в меня до предела. Мой стон растворился в нашем поцелуе, а всю кожу обдало жаром, пронизывающим изнутри. Внизу живота разгорался огонь, распространявшийся по венам кипящей кровью, а в голове потемнело, будто внезапно наступила ночь. Руки и губы Валеры блуждали по моей влажной коже, оставляя обжигающие следы, а движения его бёдер с каждой секундой становились всё резче, доводя меня до исступления.

По достижении вершины блаженства мне показалось, что на несколько мгновений я даже потерял сознание, растворяясь в объятиях любимого. И лишь его низкий бархатистый голос вывел меня из забытья.

- Грей, ты в порядке? - спросил парень и потёрся носом о моё плечо.

В ответ я смог лишь промурлыкать, как объевшийся сметаны котяра. Русик засмеялся и слегка прикусил кожу на моей шее. Лёгкая боль от этого прикосновения пробежала по венам, но сейчас любое прикосновение Валерки было желанным и приносило наслаждение.

Пройдя длинный тернистый путь из мальчика-эгоиста, трахающего всё и вся - стал любящим и нужным для моего лучшего друга и единственного любимого на все времена, пока сердце моё выбрасывает густую и драгоценную кровь - кровь нашей запретной и сладкой любви.

Зима замела раны белые,
В метель укуталась ночь.
Что мы с тобою поделаем -
Время от нас мчится прочь.

Что мы с тобою поделаем -
У нас ни друзей, ни врагов,
Только лишь поле белое
Под покрывалом снегов.

Только лишь море синие
Под облаками спит,
Только любовь всесильная
Осудит и сразу простит.