Вкус спелой любви на губах. Восьмая глава

Неделю спустя...

Валера:

- Может, всё же лучше я отвезу вас? – спросил Максим, и я удивился, насколько заботливо звучал его голос.

- Не надо, мой хороший, - в очередной раз попыталась уговорить его Тина. – Мы сами.

Поцеловав своего медведя в щёку, Тина уселась позади меня на байк и надела шлем.

- Макс, всё будет хорошо, не переживай, - сказал я, прежде чем завести двигатель и тронуться с места.

В больницу мы ездили каждый день, но в основном меня возил Грей, а Тину - Максим. Иногда мы пересекались друг с другом, иногда нет. А я хотел поговорить с Тиной. Я видел, что она избегает меня, но не понимал почему. Сестра сама пряталась за Максом, зная, что он не подпустит никого и близко к своей девочке, не оставит её наедине ни с кем, даже со мной, если Тина сама того не захочет.

Но сегодня я приехал к Максу и просто попросил Тину поехать со мной к маме, только мы вдвоём. Я боялся, что она откажет, но сестра внимательно посмотрела мне в глаза и, помолчав минуту, просто кивнула.

Врачи пока не разрешали заходить в палату даже родственникам, поэтому нам оставалось только стоять за дверью и наблюдать за мамой через небольшое окошко. Она сидела в кресле вполоборота к нам и смотрела в окно отсутствующим взглядом. Я стиснул зубы, чтобы не закричать, но, услышав всхлип, повернулся и заметил, что Тина плачет. Обняв, я прижал девушку к своей груди и уткнулся носом в её макушку.

- Тише, малыш, - прошептал я. – Всё будет хорошо, с ней всё будет хорошо. – Не знаю, кого я уговаривал: себя или Тину.

За спиной послышались негромкие шаги, которые затихли рядом с нами. Я обернулся. Это был лечащий врач мамы.

- Доктор Морилов, как она? – спросил я, сдерживая дрожь в голосе.

- Если честно, я думал, будет легче. Она слишком долго находилась под воздействием транквилизаторов, и нам пока не удаётся вывести её из этого состояния.

Ещё раньше, как только были сделаны все анализы, врач сказал нам, что, скорее всего, Пётр держал её на каких-то препаратах - я тогда даже не запомнил названия.

- И что теперь? – я боялся услышать ответ.

Доктор Морилов покачал головой.

- Пока не знаю. Последствия применения психотропных препаратов оказали слишком сильное анксиолитическое воздействие, что практически полностью подавило такие чувства, как страх, беспокойство, тревогу. Сейчас она фактически лишена эмоциональной напряжённости.

Мы с Тиной практически ни слова не поняли из того, что говорил мужчина, и от него не ускользнуло это.

- Как бы сказать... - Врач на несколько секунд задумался. – Это словно та часть её мозга, которая отвечает за эмоциональную сторону жизни, атрофировалась, не действует. В таком состоянии, в каком сейчас находится ваша мать, она не испытает страха, даже если окажется в эпицентре взрыва или столкнётся нос к носу со львом.

Я кивнул, давая понять, что услышал и осознал его слова.

- Есть шанс...

- Безусловно, - даже не дослушав меня, ответил мужчина. – Конечно, стопроцентного восстановления ожидать не стоит. Будьте готовы к тому, что, возможно, она никогда больше не будет реагировать на происходящее эмоционально. Но разумеется, какую-то часть нормального мировосприятия нам удастся вернуть.

- И как скоро?

- А вот тут я ничего не могу обещать, - пожав плечами, ответил доктор Морилов. – Нам сейчас удалось подобрать наиболее эффективный медикаментозный курс, но в любом случае это займёт не менее восьми недель.

Тина опять заплакала, и я ещё сильнее прижал девушку к себе.

- Спасибо, доктор, - выдохнул я, когда понял, что он больше ничего не может нам сообщить.

- Не за что, - ответил мужчина и пошёл по коридору к стойке дежурной медсестры.

- Пойдём, Тина, - прошептал я. – Мы пока ничего не можем сделать, остаётся только ждать.

Девушка кивнула, и мы пошли к лифту. Оказавшись на улице, я спросил:

- Хочешь кофе? Мы могли бы заехать куда-нибудь.

- Нет. - Сестра помотала головой. – Отвези меня к Максиму.

- Тина, - начал я, понимая, что тянуть больше нельзя. – Рано или поздно нам придётся поговорить.

- Валер, я прошу тебя...

- Нет! Тина, пойми, мы не сможем до конца жизни делать вид, что ничего не произошло! – Мой голос неожиданно сорвался на крик.

- Валера, не надо! Не сейчас! Не здесь! – выпалила Тина, едва сдерживая слёзы.

Я стиснул зубы и втянул воздух.

- Ладно, поехали, - процедил я и сел на байк.

Однако я не собирался и дальше притворяться, что всё хорошо. Намеренно проехав поворот к дому Макса, я свернул на небольшую дорожку, ведущую в лес, к той поляне, где мы любили сидеть с Дитрихом. Остановив мотоцикл, я снял шлем и сказал:

- Слазь.

- Зачем ты привёз меня сюда? – чуть слышно спросила сестра.

- По крайней мере, здесь мы можем не сдерживаться, и на нас никто не будет обращать внимание. Здесь ты можешь орать на меня, биться в истерике, но в любом случае мы поговорим!

- Хочешь поговорить? – воскликнула Тина, впившись в моё лицо сердитым взглядом. – Хорошо. О чём ты предпочитаешь побеседовать? О том, в каком аду мы провели три года нашей жизни? Или о том, как ты зарезал этого ублюдка, моего папашу? Или, может, о том, что теперь твоя мать как овощ, и неизвестно, сможет ли она выкарабкаться из этого состояния?! Выбирай тему! Любую! На свой вкус!

Я добился того, чего хотел: Тина вырвалась из кокона, в который спряталась после убийства отца. Я вскрыл её раны, но именно это и нужно было сделать. Максим никогда не смог бы так. Он охранял её, оберегал от всех воспоминаний, но я знал по себе, что невозможно справиться с таким в одиночку. Тина должна всё это излить из себя, как сделал я благодаря Дитриху.

- Тина, - прошептал я, подойдя к сестре и положив руки ей на плечи. – Всё закончилось, тебе больше нечего бояться. – Я постарался улыбнуться и, прикоснувшись ладонями к щекам сестры, заставил посмотреть на меня. – Всё, что было с нами - это страшно, но мы выдержали, мы выстояли, потому что были вместе. Не отталкивай меня и сейчас. Позволь мне по-прежнему быть рядом. Мы поможем друг другу.

Тина подняла на меня взгляд, и я облегчённо вздохнул, когда увидел, как из её фиалковых глаз потекли слёзы. И я знал: слёзы - это хорошо, слёзы - это просто замечательно.

Прижав девушку к себе, я гладил её по спине, а Тина рыдала до истерики и почти кричала. Она говорила без перерыва, слова сыпались непрерывным потоком. Срывающимся голосом сестра выплёскивала все те чувства, которые копились в ней с момента возвращения Петра.

Когда она замолчала, я всё ещё прижимал её к себе, но девушку уже хотя бы не трясло, лишь изредка худенькие плечики вздрагивали, и до меня доносились глухие всхлипывания. Потом мы сели на траву возле байка и долго разговаривали обо всём и ни о чём. Она рассказывала про Максима - какой он заботливый и ласковый. Расспрашивала про наши отношения с Дитрихом, и я поведал ей всё без утайки с того самого момента, как Грей забрал меня из тюрьмы. Я даже рассказал ей про ту нелепую идею с суицидом (теперь она действительно казалась мне нелепой). Услышав об этом, Тина накинулась на меня с кулаками и начала обзывать кретином и шизанутым педиком, но потом успокоилась, вцепилась мне в волосы и притянула мою голову к своей груди, гладила по спине, шептала, чтобы я никогда в жизни больше не смел даже подумать о чём-то подобном.

Но было ещё кое-что. Я должен был сказать это, но не решался до того момента, как мы уже собрались уезжать.

- Тина, я прошу, ты только не кричи сейчас, не ругайся. Просто выслушай меня, хорошо? – пристально глядя сестре в глаза, выдавил я, стараясь придать своему голосу как можно больше уверенности. – Ты должна поговорить с Максимом, рассказать ему всё.

- Нет! – отрезала Тина, поднялась и отошла на несколько шагов.

- Тина, послушай...

- Я сказала нет, Валерка! – выпалила она, поворачиваясь ко мне. – Никогда, слышишь, никогда Максим не узнает о том, что между нами было!

- Тина, он должен...

- Что? Должен знать, что мы спали с тобой?

- Мы вынуждены были делать это.

- И что?! Да, пусть мы делали это, чтобы спасти свою жизнь, но зачем Максиму знать?

- Он любит тебя и заслуживает откровенности.

- Зачем? – спросила Тина. – Думаешь, от этого он полюбит меня больше?! Зная, что с тринадцати лет меня трахали, как последнюю шлюху?!

- Тина, не надо так говорить.

- Но это правда, Валера. Правда, от которой никуда не денешься. Всё именно так и было. И не знаю, смогу ли я когда-нибудь переступить через тот страх, то безразличие, которое сейчас сидит во мне. Не знаю, смогу ли я хоть раз за свою грёбаную долгую и счастливую свободную жизнь испытать оргазм! Но зачем Максиму знать об этом?! Я немного успокоюсь, мы будем вместе... В конце концов, тогда, в мой день рожденья, я уже почти готова была переспать с ним.

- И что? Что будет дальше? Будешь продолжать скрывать от него всё? А как же он? Неужели Макс не заслуживает правды?!

- Какой правды?! Узнать, что девушка, в которую он влюблён, на самом деле зомби, лишённая всяких чувств?

- Это не так, - прервал я этот нелепый поток. – Тина, Максим имеет право знать, что ты пережила. Поверь, он не оттолкнёт тебя.

- А ты откуда знаешь?

- Он слишком сильно любит тебя.

Тина несколько секунд смотрела мне прямо в глаза, потом опустила взгляд и прошептала:

- А если он бросит меня, Валерка? Как мне жить дальше без него?

Я подошёл и обнял сестру, погладил по волосам, поцеловал в макушку и проговорил:

- Не бросит, малышка. Он никогда тебя не бросит.

- Тогда будет со мной из жалости...

- Глупенькая, - грустно усмехнулся я. – Поверь, Макс для этого слишком безжалостный сукин сын.

Тина фыркнула.

- Но если ты действительно хочешь быть с ним, то позволь ему находиться рядом. Позволь ему помочь тебе. Он сможет. – Я пытался подобрать правильные слова, чтобы убедить Тину. – Но для этого ты не должна ничего скрывать от него.

- Ему будет противно даже прикоснуться ко мне после всего того, что с нами было, - выдохнула девушка мне в грудь.

- Малышка, ты была жертвой.

- Как и ты.

- Как и я, - мне пришлось согласиться. – Но это наше прошлое. Нам надо идти дальше. Тебе надо идти дальше. И если ты хочешь, чтобы Максим был с тобой, позволь ему, откройся, доверься.

- Я не смогу...

- Сможешь, - достаточно убедительно ответил я. – Ты сильная.

- Только не сейчас, - вздохнув, ответила Тина. – Чуть позже...

- Хорошо, не сейчас. Но обещай, что ты всё ему расскажешь.

- Обещаю.

- Вот и славно. - Лишь теперь я позволил себе расслабиться.

Через несколько дней после нашего с Тиной разговора прошёл суд. Заседание было закрытым. На нём присутствовали только судья, прокурор, мой адвокат и участковый. Аркадий предполагал, что придётся вызвать в качестве свидетеля Тину, но и этого не понадобилось. Рассмотрев дело, основываясь на свидетельских показаниях участкового и видеозаписи случившегося в подвале в тот вечер, судья вынес окончательный приговор – убийство в целях самозащиты и сохранения жизни близких родственников, совершённое в состоянии аффекта. Меня оправдали. Даже мой адвокат не надеялся на такой исход. Он ожидал, что мне присудят условный срок, назначат общественные работы и штраф, но судья не сделал даже этого. Ещё до оглашения решения Аркадий заметил сомнения во взгляде судьи и шепнул об этом участковому. Тогда Михаил протянул моему адвокату один из дисков с видеозаписью того, что делал с нами Пётр. Ни защитник, ни обвинитель не знали всего. Судья лично просмотрел запись, а когда вернулся в зал заседаний, его лицо было багровым от злости. Услышав оправдательный приговор, прокурор даже не попытался спорить, поскольку судья бросил на него предупреждающий взгляд и заявил, что приговор окончательный и обжалованию не подлежит, пересмотр дела может повлечь за собой тяжёлые психологические травмы несовершеннолетних (я понял, что речь идёт о Тине). К тому же прокурор – давний друг судьи, и, как он сам потом сказал, доверяет его решению полностью.

Лишь теперь, покидая зал суда, я мог вздохнуть спокойно, хотя и понимал, что воспоминания про тот ад, через который мы прошли, останутся со мной до конца жизни.

Выйдя на улицу свободным человеком, я тут же оказался лицом к лицу с Греем, который, я был уверен, всё это время непрерывно курил, нервно расхаживая по крыльцу перед зданием суда.

- Ну как? – с опаской в голосе спросил Дитрих.

- Не виновен, - чуть слышно прошептал я, и Грей скорее прочитал ответ по моим пересохшим губам. На мгновение прикрыв глаза, он выдохнул, потом крепко обнял меня, прижимая к себе, и прошептал:

- Поехали домой.

Грей:

Я стою на площадке второго этажа, облокотившись на перила, и тупо разглядываю толпу внизу. Чёрт, кто все эти люди? Что я тут делаю? Ах да, это же началась череда прощальных вечеринок, перед тем как мы все разъедемся по своим будущим местам учёбы. Буду ли я скучать по ним? Не думаю.

Среди скопления пьяных подростков тщетно пытаюсь углядеть его. Он же сказал, что придёт. Ну и где тогда до сих пор его черти носят? В сотый раз достаю телефон из кармана джинсов: может, Валерик звонил или писал, что задержится. Нет. Не писал, не звонил. Чёрт.

Уже было решаю уехать отсюда, как вижу его. Я замираю и почему-то резко ощущаю нехватку воздуха. Разглядываю, как экспонат в музее. Красивый, подтянутый, светлая лохматая шевелюра и глаза, меняющие цвет от настроения. Я откровенно пялюсь на него, жадно разглядываю, пытаюсь сохранить в памяти каждую мелочь, каждую деталь. Вот он стоит, засунув руки в задние карманы джинс. Стоит, гордо расправив плечи, при этом ещё больше натягивая футболку у себя на груди. А вот поднимает руку, запускает пятерню себе в шевелюру, устраивая ещё больший беспорядок на голове. Что-то кому-то объясняет, рассказывает, жестикулирует, в воздухе чертит руками схемы. Так. Стоп. С кем он разговаривает? Я не знаю этого парня. Кто-то новенький? Не думаю, учебный год закончен. Просто приезжий? А откуда он его знает? Теперь я не любуюсь им, теперь я слежу. Неужели он не чувствует моего пристального взгляда на себе? Эти двое увлечённо что-то обсуждают, улыбаются друг другу. Валерик достаёт телефон, и тот парень тоже. Склоняют головы чуть ближе друг к другу, видимо диктуют номера, пожимают руки, расходятся.

Он оглядывается по сторонам. Подходит к импровизированной стойке, берёт банку пива, открывает, делает глоток. Что, даже не попытается найти меня? Нет. Так и стоит, смотрит на народ, пьёт пиво. Я психую. Да он, да я... Сам себя завожу ещё сильнее. Да я покажу ему, кто кого тут ждёт, да я сейчас устрою ему! Сбегаю вниз по лестнице, подлетаю к нему.

- Ну и где ты был? Почему так поздно? - сразу начинаю наезжать на него.

- Привет. В мастерской задержался, надо было кое-что доделать. - Он улыбается мне. - Как тебе тут? Есть что-нибудь интересное?

- Смотря что ты считаешь интересным. - Я не в настроении шутить.

- Да ладно тебе, ты тут давно, а я только пришёл, ещё не успел осмотреться.

- Только пришёл? Не ври! Ты уже успел полюбезничать с каким-то уродом!

- Я не любезничал. И не с уродом.

Я не знаю, что сказать в ответ. Выхватываю у него банку пива, делаю глоток.

- А ты ревнуешь что ли? – Он щурит на меня свои голубые глаза.

У меня аж пиво не в то горло идёт от такого наглого заявления.

- Ага, разбежался, ревную я его, не смеши, - прокашлявшись, отвечаю притворно равнодушным голосом.

- Ревнуешь-ревнуешь, – хихикает он. - Ну кто бы мог подумать...

Всё. Моё терпение лопнуло. Со стуком ставлю пустую банку на стойку. Хватаю его за руку и тащу за собой к лестнице. И мне плевать на всё. Плевать, если увидят нас держащимися за руки, плевать, если заметят, какой злой я и какой довольный он. Оборачиваюсь к нему, заглядываю в глаза. Точно. Нифига не напуган, довольный, как будто выиграл в лотерею.

У самых ступенек он останавливается.

- Эй, потише. Я сам в состоянии идти, или ты собрался и по лестнице меня тащить? – ровным голосом спрашивает меня.

- Давай сам, только пойдёшь впереди меня, чтоб не сбежал. Я не собираюсь ловить тебя по всему дому, - огрызаюсь на него.

Он и поднимается впереди меня. А я снова издеваюсь над собой. Разглядываю его. Наблюдаю, как мышцы спины перекатываются под до безобразия обтягивающей футболкой, как напрягается и расслабляется его задница, пока он поднимался ступенька за ступенькой. Я сам себя наказываю. А он, знает ли он, как влияет на меня? Чувствует ли, что сейчас я раздеваю его взглядом, что мысленно я уже трахнул его? Нет? Тогда я сейчас покажу ему, что он делает со мной. Посмотрим, кто кого будет ревновать, после того как я продемонстрирую, на что способен мой член, и кому принадлежит эта задница. Оказавшись на площадке второго этажа, не даю ему расслабиться. Открываю дверь первой попавшейся комнаты и отвешиваю сильный шлепок по заду Валеры, тем самым направляя его внутрь. От моего удара парень вскрикивает и буквально залетает в помещение. Ничего, мой хороший, это только начало, посмотрим ещё, как запоёт твоя попка для меня. Оказавшись в комнате, оглядываюсь на предмет какой-нибудь тискающейся парочки, которой мы могли помешать. Никого. Отлично. Захлопываю за собой дверь, запираю замок.

Оборачиваюсь к Валерке. Смотрит на меня с вызовом. Сжимаю в кулак футболку на его груди, тяну ближе к себе, разворачиваю и припечатываю к двери с такой силой, что он ударяется о неё головой. Прижимаюсь к нему всем телом. Он то ли стонет, то ли всхлипывает, но не пытается оттолкнуть, просто смотрит на меня, просто терпит мою психованность. А меня передёргивает от его спокойствия. Равнодушный взгляд парня просто выводит меня на новый уровень агрессии. Правой рукой я вцепляюсь в волосы на затылке Валеры, поднимая его лицо к своему, левой же удерживаю правое предплечье, чтобы он и не думал сопротивляться. И, не глядя ему в глаза, кусаю его губы. Сильно кусаю, во рту тут же появляется металлический привкус крови. А он, блять, стонет, но не от боли - нравится ему это. Я снова нападаю на его рот. Уже с поцелуем. Мы целуемся так сильно, так безудержно. Сталкиваемся зубами, покусываем губы, наши языки сплетаются, проникая в рот друг друга. Ослабляю хватку только от нехватки кислорода. Отстраняюсь от Валерки и стягиваю с него футболку, отбрасываю куда-то себе за спину. И опять прижимаюсь к нему, одно колено вклинивая ему между ног. Мы снова целуемся. Уже спокойно, даже нежно. Зализываю место укуса, языком изучаю каждый уголок его прекрасного рта. Он отвечает мне. Его влажные тёплые губы такие податливые, сладкие, его язык такой нежный, упругий...

Если наши поцелуи стали спокойнее, то руки... Наши руки действуют без тормозов. Мы жадно гладим, ощупываем все места друг друга, до которых можно дотянутся. Он обнимает меня: одной рукой за плечи, второй - за талию. Прижимает ещё ближе к себе. Отпускаю его волосы, ладонями скольжу по шее, плечам, ниже к груди. Без ласки, без предупреждения скручиваю пальцами его соски. Только мой рот на губах Валеры не даёт его крику разнестись по всему дому. Я тут же заглаживаю чувствительную кожу его груди. Он оставляет мои губы в покое. Языком ведёт влажную дорожку по моей щеке сперва к уху. Облизывает мочку, втягивает себе в рот, слегка прикусывает. Едва сдерживаю свой стон. Не хочу показаться ему неженкой. Утыкаюсь лбом в изгиб его шеи. Мы оба уже взмокшие. Я просто упиваюсь его запахом. Валерка подцепляет пальцами мою футболку, хочет снять её. Отталкиваю его руки. Не хочу раздеваться, мне нужно просто достать член из штанов. Тем более уже есть, что доставать. Мы оба заведены не на шутку. Даже через двойную джинсовую ткань я чувствую его эрекцию. Он покорно обнимает меня, прекращая попытки раздеть.

Мы снова целуемся. Я просто высовываю язык, дразню Валеру. А он целует его, посасывает, поглаживает своим языком.

Всё так же прижимаясь к нему бёдрами, я опускаю руки на пояс его джинс. Расстёгиваю кнопку за кнопкой. Как только появляется место для свободы действий, провожу ладонями по животу, бокам, пояснице Русика. Опускаю руки ниже и ладонями накрываю его ягодицы. Блять, а где трусы? Он без белья! И для кого это он щеголяет в таком виде? Нежная кожа его задницы, упругая мякоть. Всё это принадлежит мне. Я докажу ему это, понравится ему или нет, но докажу. Я поглаживаю, пощипываю его половинки, пальцами слегка провожу по ложбинке.

Он же плавится в моих руках. Такой расслабленный, горячий, прижатый мной к этой двери. Тяну его джинсы вниз по бёдрам, намеренно царапая пальцами кожу. Я хочу раздеть его полностью и потому сажусь на корточки, чтобы и джинсы снять до конца, и с обувью разобраться. Развязываю шнурки у него на кроссовках. Снимаю один, потом другой, кидаю их вглубь комнаты. Следом летят носки. Поднимаю одну его ногу, освобождаю её от штанины, затем другую. Отбрасываю ненужную деталь гардероба и поднимаю свой взгляд вверх.

Блять. Его член прямо перед моим лицом. Чёрт, я же видел его неоднократно. Почему же сейчас не могу оторвать взгляд от паха Валерки, и почему слюна во рту собирается с неимоверной скоростью? Я встаю на колени перед ним. А он просто прижался плечами к двери, притих. Кажется, даже дышать боится: глаза плотно зажмурены, и зубами прикусывает истерзанную мной нижнюю губу.

И я тоже замер. Просто рассматриваю его член. Прямой, необрезанный, с розовой головкой, чуть прикрытой светлой кожей крайней плоти, толстый ствол в узорах выступающих вен. Красивый. Наклоняюсь влево и дую на яйца. Член подрагивает, а сам Валера втягивает в себя воздух сквозь сжатые зубы. Мне нравится его реакция.

Протягиваю руку, просто прикасаюсь пальцами к стволу. Тёплая натянутая кожа. Такая бархатная. Будто обжигаясь, отдёргиваю руку. Чёрт, я боюсь. Боюсь своих желаний и порывов. Я хочу его член. Его член у себя во рту. Но я же не за этим привёл нас сюда. Да и не умею я. Ещё десять минут назад я был готов его жёстко трахнуть, а теперь стою перед ним на коленях. Это его удача или моя? Мысленно считаю до десяти. Он же так и стоит, замерев в ожидании моих дальнейших действий. Я решаюсь.

Снова прикасаюсь к его члену. Кончиками пальцев задеваю головку, сдвигаю крайнюю плоть. Его головка розовая, сочная, влажная, с закрытой прорезью. Я наклоняюсь вперёд и просто прикасаюсь к ней языком. Он хрипло стонет, ударяя ладонью по двери. Ему нравится? Я снова скольжу языком по головке. Стон повторяется. Ему точно нравится. А дальше что делать? Пытаюсь вспомнить, как вели себя девушки, когда радовали меня минетом, что мне нравилось в их действиях. Стоп. Я собираюсь сделать минет? Я? Сделать? Минет? Да, блять, собираюсь! И сделаю!

Уже уверенно сжимаю ладонь в кулак на его члене, двигаю рукой вверх и вниз. Это похоже на дрочку. А дрочить умеют все мальчики. Губами обхватываю головку, всасываю в рот, облизываю, кончиком языка скольжу по прорези. Стоны Валерки сливаются в один непрерывный. Свободной рукой захватываю его яйца. Под тонкой бархатной кожей два мягких шарика. Слегка сжимаю их в своей ладони, чуть оттягиваю, поглаживаю большим пальцем.

Выпускаю его член изо рта. Головка уже почти малиновая, яркая, блестит от моей слюны. Я наклоняюсь ближе, языком скольжу по стволу от самого кончика к основанию. Мне нравится, как Валера реагирует на мою ласку. Глаза по-прежнему зажмурены, рот приоткрыт в немом крике, дыхание сбилось, руками он шарит по поверхности двери в поисках поддержки, а всё его тело мелко дрожит.

Не могу удержаться. Сильно присасываюсь к головке его члена. Валерка вскрикивает и тут же прикусывает свою ладонь. Правильно. Не надо орать. Нас, наверное, и так уже потеряли.

С чмоком выпускаю головку изо рта. Глубоко вдыхаю. Я хочу попробовать взять глубже. Медленно и нежно я снова беру его в рот. Губами скольжу по головке, ниже, ещё ниже. Чёртов рвотный рефлекс! Стремительно выпускаю член Валеры изо рта. Рукой накачиваю его, скользкого от моей слюны. Губами, языком просто играю с головкой, целую по линии уздечки. Беру эту горячую терпкую плоть в рот, но уже не пытаюсь протолкнуть её вглубь. Не хватало тут ещё блевануть. Просто обсасываю, зализываю и даже использую зубы. Нет, не кусаю, просто скольжу зубами вверх и вниз. Левой рукой прикасаюсь к мошонке Валеры. Она уже стягивается. Значит, он близко. Вот откуда этот терпкий вкус у меня во рту. Вкус его спермы. Я собираюсь проглотить её? Я смогу проглотить её?

Его уже начинает бить отчётливая дрожь. Он скулит и всхлипывает, всё так же прикусив свою ладонь.

Член Валерки в моей руке значительно опухает, головке тесно во рту. Я сильнее сжимаю пальцы на его члене, сильнее сжимаю яйца. Бёдрами он непроизвольно подаёт вперёд. Я смогу. Я сделаю это.

Он кончает. Солёная, терпкая, вязкая жидкость наполняет мой рот. Я не могу проглотить её. Меня тогда просто стошнит. Я удерживаю её во рту, пока его не отпустит. Поднимаю взгляд на его лицо. Какой же он красивый в своём оргазме. Нахмуренный лоб, приоткрытый рот, кончик языка высунут, капельки пота. Красивый. Проходит несколько мгновений, член перестаёт пульсировать в моей руке. Я выпускаю его и из своего рта, и из своих рук. Валера отрывисто дышит. Открывает глаза. Смотрит вниз на меня. Благодарность, страх, недоверие, любовь - я не успеваю отследить весь вихрь его эмоций. Во рту всё ещё его сперма, я уже почти привык к её неприятному вкусу. Он же резко падает на колени передо мной. Я даже пугаюсь – может, он сознание потерял? А Валерка руками обнимает моё лицо и прижимается своими губами к моим. Пытаюсь увернуться, но он держит крепко. Не могу послать его подальше - рот-то занят. Может, выплюнуть всё это прямо на него? И пока я думаю, он проталкивает свой язык ко мне в рот. На секунду замирает, осознав, что я не проглотил. И тут же начинает меня целовать с такой силой, с таким нетерпением, как будто хочет отмыть мой рот. Его язык собирает сперму с моих языка, нёба, внутренней стороны щёк. Валера сам глотает свою сперму. От такого зрелища у меня кружится голова. Я слегка отталкиваю его.

- Ну всё, хватит, чего ты лижешься, как девчонка, - снова врубаю режим мудака.

Он ложится на пол, глубоко и часто дышит.

- А ну вставай, только попробуй мне тут уснуть, хотя бы оденься, - совсем я изворчался.

- А ты, ты не хочешь продолжения для себя? – строит мне глазки Валерик.

Чёрт, надо же, я и забыл о себе.

- Нет, ты еле живой. Не такой уж я ублюдок, чтобы трахать тебя до обморока. Позже, быть может.

Если хорошо меня попросишь.

Осень на дворе и горят костры -
Листья.
Дуло сентября у виска любви -
Выстрел.
Скоро кровь падёт алым лепестком -
Счастье.

Скоро всё это пройдёт с осенью -
Ненастьем.
А потом опять всё повторится -
Снова.
Осень и любовь слышат ли они -
Слово?

Если скоро снова кровь падёт, то
Чья же?
Осень и любовь, а между ними -
Счастье.