Вкус спелой любви на губах. Третья глава

Валера:

Я прислушивался к отдаляющимся шагам Грея, стараясь сохранить их в памяти. За убийство меня посадят на долгие годы, в течение которых я буду вспоминать звук его шагов, его голос, когда он сказал, что вытащит меня, его взгляд...

Но я ни о чём не жалел. Я хотел этого с того самого дня, когда всё началось...

Не знаю, как нам с Тиной удалось выжить так долго в этом кошмаре, но теперь всё будет по-другому. Ей не придётся больше вздрагивать от страха при малейшем шорохе. И теперь у неё есть Максим, а в нём я уверен на сто процентов. Макс никогда не причинит Тине зла, будет всегда оберегать её. По крайней мере, мне хотелось в это верить.

А я... Уже не важно, что будет со мной. Главное, что этот ублюдок больше не сможет издеваться над теми, кого я люблю. Долгие годы Пётр измывался над нашей семьёй, включая и свою родную дочь, угрожая, что если хоть один из нас проболтается, то он всех перережет. Мы жили в постоянном страхе, ожидая, когда подонок снова захочет снять какое-нибудь видео для своей коллекции, и просто не могли противостоять ему.

Год, который он провёл за решёткой, устроив поножовщину в одном из баров Москвы, стал для нас благословением. Не знаю, как об этом не стало известно в округе, но и мама, и мы с Тиной вздохнули с облегчением. В последние несколько месяцев перед этим Пётр вообще озверел. Ему было мало просто снимать наш с Тиной секс. Его извращённая фантазия требовала всё больше и больше. Этот монстр постоянно придумывал для нас разные позы, избивал меня так, что я по нескольку дней не мог сесть на задницу, если вдруг кончал раньше, чем он успевал насытиться зрелищем. При этом извращенец заставлял Тину стонать и кричать так, словно она получала от нашего соития огромное удовольствие. А когда всё заканчивалось, сестра должна была улыбаться, глядя в камеру, и благодарить папочку за то, что нам было так хорошо вдвоём.

Меня передёрнуло от этих воспоминаний, которые навсегда останутся в моём сознании уродливыми шрамами. Нам с Тиной пришлось приспосабливаться, чтобы выжить. Я делал всё, чтобы она не испытывала боли. Она старалась не делать ничего, чтобы не провоцировать меня на быструю развязку. А потом мы подолгу сидели в моей или её комнате, молча вымаливая друг у друга прощение. Через пару недель всё повторялось. И так долгие три года.

Когда отчима посадили, мы с Тиной решили уехать, но мама постоянно была в какой-то прострации, а мы с сестрой – несовершеннолетние подростки. Лишь осознание того, что у нас впереди три года без монстра, остановило нас от поспешного бегства. Я заканчивал школу раньше Тины, а потому планировал использовать лишний год для того, чтобы заработать денег на переезд, так как пособия едва хватало на питание и оплату дома. Потом мы оба могли бы поступить в университет где-нибудь подальше от Москвы, например в Германии, и забрать маму с собой. Это был неплохой план, но мы просчитались. Петра выпустили намного раньше за хорошее поведение.

Увидев его вчера вечером на пороге нашего дома, мама закричала, а он тут же ударил её в живот, чтобы она заткнулась и не перебудила всю округу. Ведь для соседей Пётр Русик был отличным семьянином, тяжело вкалывавшим на заводе, чтобы прокормить дочь, жену и приёмного сына.

А когда сегодня он позвал нас с Тиной в подвал, я не выдержал и заявил, что не буду больше делать этого. Тогда Пётр набросился на меня, сбил с ног первым же ударом и начал избивать. Такое было впервые. Обычно отчим заботился, чтобы ни у кого из нас не оставалось синяков в тех местах, где это могло быть заметным. Но сегодня он словно озверел. Решив, что с меня довольно, грёбаный ублюдок вытащил из ящика с инструментами охотничий нож, двинулся на Тину, а когда она попыталась сбежать, схватил девушку за волосы и несколько раз ударил головой о стену. Не знаю, где взял силы подняться, но я набросился на Петра сзади, обхватил его за шею рукой, согнутой в локте и начал душить. От неожиданности он выронил нож, но тут же стряхнул меня с себя. Я упал и на несколько мгновений потерял сознание, больно ударившись головой о деревянный пол. А когда очнулся, осознал, что мне катастрофически не хватает воздуха. Пётр уселся на меня верхом и вцепился мёртвой хваткой мне в горло. Внутри начала подниматься паника, усиленная стонами и всхлипываниями Тины. В тот момент я понял, что если сдамся, то ни Тина, ни мама не выживут.

Жуткие картинки, всплывающие в моём мозгу, придали сил и уверенности. Я начал шарить ладонями по полу в поисках спасения, когда под пальцами проскользнуло холодное лезвие. Нащупав ручку, я поднял нож и со всей силы всадил его в живот Петра. Он завыл от боли, но не отпустил моё горло. Тогда я нанёс ещё один удар... А потом ещё один... Тело отчима обмякло и придавило меня к полу. Лишь сейчас я смог вдохнуть живительный кислород. С трудом я вылез из-под истекающего кровью тела, немного отдышался и сел на колени. Только сейчас я осознал, что моя жизнь закончилась. Я убил человека, и не важно, что этим спас не только свою жизнь, но и Тины, и мамы. Я – преступник, грёбаный убийца!

Что было дальше, я не помню. Очнулся, когда Грей сказал, что должен позвонить в полицию, и пообещал вытащить меня.

Но какая теперь к чёрту разница?! Главное, что Тина и мама в безопасности.

Грей:

Ввалившись в кабинет участкового, я бросил ему на стол пакет с дисками.

- Дитрих! Макс! Что вы себе позволяете?!

- А вы посмотрите, Михаил, - с вызовом в голосе бросил я. – Полюбуйтесь, какие замечательные улики пропустили ваши недоделанные офицеры!

- Да как ты смеешь?! – закричал он, но тут же перевёл взгляд на пакет и спросил: - Что там?

Я достал первый попавшийся диск и бросил его перед участковым.

- А вы посмотрите. Не знаю, надолго ли вас хватит.

Михаил Степанович вставил диск в привод и запустил видео. Но уже через несколько минут выключил его, негромко выругавшись. Я видел, что он едва сдерживается, чтобы не разнести этот чёртов компьютер.

- Где вы это нашли? – сквозь зубы прошипел он.

- В подвале. Под полом был тайник.

Участковый заглянул в пакет, и его глаза чуть не вылезли из орбит.

- Господи, сколько же их тут?!

- Они все подписаны по датам, - выдавил я.

Несколько секунд участковый молчал. А когда заговорил, в его голосе слышалось отчаяние.

- В любом случае я ничего не могу сделать сейчас.

- Вы оставите его за решёткой?! – Я не удержался и стукнул кулаком по столу.

- Разве этого недостаточно?! – выкрикнул Максим.

- Остыньте оба! – прикрикнул участковый, поднявшись, а когда мы с Максом отступили, продолжил: - Поймите, произошло убийство, и дело попадёт в суд. А до этого парень будет сидеть.

- Неужели всё это не доказывает, каким ублюдком был его отчим? – наполненным горечью голосом спросил я.

- Грей, дело не в этом. В защиту Валеры есть неоспоримые доказательства. Мы нашли камеру, там всё заснято. Он защищался.

- Тогда... - начал я, но Михаил жестом остановил меня.

- Я не могу отпустить его до суда. Возможно, если бы его адвокат подал ходатайство об освобождении под залог... Но и это, боюсь, не решило бы проблему. Во-первых, уверен, что сумма будет немаленькая. А во-вторых, Валерка отказался от защиты и уже написал признание.

- Что?! – в один голос воскликнули мы с Максимом, а Михаил Степанович просто кивнул, устало опускаясь в кресло.

- Грей, если хочешь вытащить отсюда Русика, найди хорошего адвоката. И деньги на залог, - посоветовал участковый спустя несколько минут, когда мы с Максимом уже выходили из его офиса.

Я понял, что вся ситуация не доставляла особого удовольствия Михаилу Степановичу, но он не мог пойти против закона, которому служил уже больше двадцати лет.

- Что ты будешь делать? – спросил Максим, когда я остановил машину возле его дома. – Ты ведь не оставишь этого?

Я кивнул, но пока и сам не знал, как решить проблему.

- Ладно, пойду к Тине. Не хочу надолго оставлять её. Я должен быть рядом, когда она проснётся.

Я понимал Максима. В данную минуту Тина была для него важнее всего. Но я должен был вытащить Валерика: не мог позволить ему провести ночь в камере.

Максим:

Как только я вошёл в дом, ко мне кинулась мама.

- Ну что? – спросила она, взволнованно заглядывая мне в лицо.

Но как я ни пытался, просто не мог рассказать всё, что увидел и узнал. Помотав головой, я пробормотал:

- Как Тина?

- Спит. Я несколько минут назад заходила...

- Пойду к ней, - чуть слышно произнёс я и направился к лестнице.

- Так что у них произошло? – осторожно спросила мама.

- Не сейчас... - бросил я и пошёл наверх. Просто не мог рассказать ей. Пока не мог. И мама поняла это. Она больше не стала расспрашивать. Только поинтересовалась, не голоден ли я. Но мне бы кусок в горло не полез, даже если бы я сутки ничего не ел перед этим. Увиденное на диске до сих пор стояло перед глазами, а внутри всё сжималось в тугой комок, мешая дышать.

Быстро приняв душ, я натянул спортивные штаны и футболку и пошёл в комнату для гостей, где на огромной кровати, свернувшись клубочком, спала Тина. Опустившись на пол, я смотрел на мою девочку. Даже во сне её личико было тревожным. Красивой формы чуть изогнутые брови сошлись к переносице, губы плотно сжаты... Осторожно, чтобы не разбудить Тину, я провёл пальцем по её лбу, щеке, скуле...

Господи, всё, что я раньше говорил и делал... Всё, что мы с Дитрихом говорили и делали... Всё это было жестоким и несправедливым. Постоянные пошлые шуточки в присутствии Тины и Валерика, подколы, мои подкаты с обниманиями и поцелуями... Лишь теперь я осознавал всю мерзость, которую должны были испытывать эти двое.

Уж не знаю, где этот подонок, их папаша, пропадал последний год, но ясно одно – за эти месяцы и Тина, и Валера ожили. А я, дурак, списывал всё на свои достоинства, что Тина, наконец, разглядела во мне красавца-соблазнителя и поддалась моим чарам. Каким же кретином я был!

И в день её рождения, когда я впервые по-настоящему поцеловал Тину, она откликнулась на тот поцелуй, и мне на какой-то момент даже показалось, что девушка готова на большее. Но потом испуг в её глазах... Сейчас мне даже представить сложно, через что Тине пришлось пройти. И какая борьба была в ней, чтобы моя любимая смогла хотя бы на несколько минут перешагнуть через своих демонов и просто попытаться изменить что-то в наших отношениях.

Но сегодня всё кончилось... Всё то, к чему мы шли долгие месяцы, сгинуло в пропасти, когда вернулся этот монстр. И крупно повезёт, если Тину не постигнет участь её матери. А я... А мне остаётся лишь ждать.

Хотя нет, мне предстоит гораздо более сложная миссия. Я должен спасти мою девочку, излечить её душу. Это будет трудно, и ещё не один месяц уйдёт на то, чтобы Тина снова научилась доверять людям... мужчинам.

Я вздохнул и, взяв ладошку Тины в свою руку, поднёс её к губам, пытаясь отогреть словно в лютый мороз. Девушка встрепенулась от моего прикосновения, но я начал нашёптывать ей ласковые слова, пытаясь успокоить. Густые ресницы Тины дрогнули, и она посмотрела на меня сонным взглядом.

- Максим, - прошептала любимая чуть слышно.

- Да, малышка, я здесь.

- Обними меня... пожалуйста...

Моё сердце сжалось от боли, которая прозвучала в голосе Тины. Я забрался на кровать и, обняв Тину за плечи, прижал к себе.

- Я с тобой, малышка. И я никуда тебя не отпущу... Всегда буду рядом...

- Обещаешь? – скорее почувствовал, чем услышал я.

- Обещаю, малыш, - прошептал я и коснулся губами её макушки, вдыхая пьянящий аромат волос. Тина обхватила меня рукой за талию, словно в поисках защиты от призраков прошлого. И я мог оградить её от всего, это было в моих силах. И я сделаю всё, чтобы она больше никогда не испытала той боли, через которую ей пришлось пройти.

Грей:

Попрощавшись с Максом, я выехал на дорогу и минут пятнадцать просто кружил по улицам Москвы, пытаясь найти выход. Но решение пришло само собой: я вдруг осознал, что стою перед домом Аркадия Жуста – юриста моего отца. Выскочив из машины, я направился к зданию и нетерпеливо нажал на кнопку звонка несколько раз.

До меня донеслось недовольное ворчание, а когда дверь открылась, на пороге стоял Аркадий - один из трёх братьев, владевших небольшой юридической конторой в Щёлково. В какой-то момент Аркадий решил перебраться в Москву и занимался теперь исключительно завещаниями и прочими небольшими делами жителей нашего столичного города.

- Чего тебе? – сонным голосом спросил он. Я непроизвольно глянул на часы и удивился, что Аркадий спал. Было всего девять часов вечера.

- Прошу прощения, что разбудил вас, сэр, - начал я, - но дело срочное и не терпит отлагательств.

- Заходи, - буркнул мужчина, впуская меня в дом. – Рассказывай, - потребовал он, едва закрыл за мной дверь.

- Валера Русик в тюрьме, - без предисловий выпалил я.

- Что? – недоверчиво усмехнулся Аркадий. – Как это в тюрьме? За что?

- Убийство. Он зарезал своего отчима, - пояснил я.

- Да, - только и смог выдохнуть мужчина.

- Надо вытащить его. Это была самозащита. Участковый сказал, что есть видеозапись.

Он приподнял удивлённо брови и произнёс:

- В таком случае не должно быть никаких проблем. Любой адвокат добьётся его освобождения под залог уже завтра.

Я судорожно замотал головой и сбивчиво произнёс:

- Он отказался от защитника, подписал признание.

Аркадий внимательно посмотрел на меня, словно пытаясь понять мои мысли.

- Ты хочешь, чтобы я занялся его делом?

Я кивнул.

- Грей, ты же понимаешь, что я могу сделать это только по желанию твоего отца.

- Нет! У меня есть деньги. Трастовый фонд, которым я могу пользоваться со дня моего восемнадцатилетия. И я собираюсь нанять вас.

Несколько минут Аркадий молчал, обдумывая и взвешивая все «за» и «против», потом тихо проговорил:

- Хорошо, я возьмусь.

Я облегчённо вздохнул, но когда он сказал, что отправится в участок завтра с утра, яростно запротестовал:

- Нельзя оставлять его там на ночь! Вы не видели, что этот ублюдок отчим делал с ним и Тиной! Вы не можете просто так бросить его! Ему нужна помощь сейчас!

Под действием нахлынувших эмоций, я схватил адвоката за халат и выкрикивал всё это, глядя мужчине прямо в лицо.

- Тихо, тихо, парень, - попытался успокоить меня Аркадий. – Остынь. Я сейчас переоденусь и поеду.

Только услышав эти слова, я отпустил его и перевёл дыхание, поражаясь тому, насколько бесконтрольной оказалась моя паника.

- Я подожду.

- Нет. Езжай домой. Я позвоню тебе, как только выясню всё.

- Нет! Я должен быть уверен, что он выйдет как можно скорее. К тому же дом Русиков опечатан. Ему некуда будет идти. Только ко мне домой.

- А где его мать? Тина?

В двух словах я всё пояснил Аркадию, потом он поднялся наверх, но уже минут через десять спустился, одетый в строгие чёрные брюки и белую рубашку, а в руке он держал серый свитер.

- Я сейчас созвонюсь с участковым, выясню у него все обстоятельства дела и подготовлю прошение об освобождении под залог. Потом поеду к судье и попробую добиться решения сегодня же. А ты поезжай домой и жди моего звонка.

- Нет, - отрезал я. – Я буду в участке.

- Как хочешь, - пожав плечами, ответил Аркадий.

Ровно через полчаса я опять подъехал к участку, но из машины выходить не стал. Откинувшись на спинку сиденья, я думал о Валере. Каково это - знать, что ты убил тварь и теперь должен ответить за это? А уж с обострённым чувством ответственности Валерика... Я был практически уверен, что отказ от адвоката и признание были как раз тем самым самобичеванием, которое отличало Русика от всех моих знакомых: он не мог просто так простить себя, продолжая тащить на своих плечах груз за любую провинность, даже случайную. Вероятно, это были последствия издевательств отчима. Не удивлюсь, если Валера испытывал вину перед Тиной за то, что делал с ней.

Сидя в машине, я то и дело поглядывал на пустеющую парковку, ожидая появления Аркадия Жуста с хорошими новостями. И когда его серебристый седан вырулил с дороги, я тут же выскочил из машины и подбежал к нему.

- Ну что?

- Судья подписал прошение. Но залог – сто пятьдесят тысяч.

- Я вернусь минут через тридцать с чеком, - не раздумывая выпалил я, на что у Аркадия округлились глаза:

- У тебя есть такая сумма?

- Скажем так, мой дед очень любил единственного внука. Поэтому позаботился о моём будущем. – Это было чистой правдой. Отец папы оставил мне состояние в двадцать миллионов, что очень злило Галю. Но дед был уверен, что девчонке нельзя доверять такую сумму. Однако мне просто совесть не позволила бы оставить всё как есть. Потому я принял решение, что как только сестре исполнится восемнадцать, переведу на её счёт половину доставшегося мне наследства. Дед явно не ожидал от меня такого широкого жеста, поскольку не сделал в завещании никакого запрета.

- Хорошо, - сказал Аркадий. – Вези чек, а я пока займусь документами. Всё равно это займёт не меньше часа.

Я сорвался с места и помчался к машине.

Уже через сорок минут я вручил Аркадию чек на необходимую сумму и, вернувшись на парковку к своей машине, прикурил, нервно зашагав по тёмному асфальту. После третьей сигареты я перестал считать, но потребность в никотине не уменьшалась. Я прикуривал одну сигарету от другой, бросая окурки на землю и яростно затаптывая их носком кроссовка. Но с каждой минутой напряжение внутри меня нарастало, не желая отступать ни на дюйм. Я не знал, что скажу Валерке, когда он выйдет. Понятия не имел, как вести себя с ним.

Я как раз полез в карман за очередной сигаретой, когда увидел Русика, появившегося на крыльце здания. Затушив окурок, я кинулся к другу, но остановился в метре от парня. Он смотрел на меня рассеянным взглядом, сжимая в руке бумажный пакет с личными вещами, изъятыми при аресте. На нём, словно напоминание о совершённом жестоком преступлении, всё ещё была одежда, пропитанная кровью его отчима.

За спиной Валеры показался Аркадий.

- Завтра я свяжусь с тобой, как только узнаю дату суда. Но могу сказать одно, парень: тебя ждёт оправдательный приговор. Но если бы не видеозапись... - С этими словами он похлопал парня по плечу и слегка улыбнулся, заметив, как Валерик кивнул. И, не сказав больше ни слова, адвокат направился к своей машине.

- Пойдём, - позвал я друга и кивнул в сторону «BMW». Валерик послушно поплёлся за мной. И лишь когда я выехал с парковки на дорогу, парень спросил:

- Где Тина?

- У Максима. Ей вкололи слоновью дозу успокоительного, так что она проспит до самого утра.

- Хорошо, - прошептал Валера. – А мама?

Первым порывом было промолчать, но потом я решил, что это не лучший выход.

- Она в больнице, - тихо ответил я. Валерик наверняка понял причину её госпитализации, но, к моему облегчению, не стал узнавать подробности.

Это были единственные слова, которые мы друг другу сказали за всё время, пока ехали до моего дома. Лишь когда я остановился на подъездной дорожке, Валерка словно очнулся от шока.

- Я не могу! Не пойду к тебе!

- Эй, ты чего?! – воскликнул я.

Но он мотал головой из стороны в сторону и повторял:

- Я не могу... Не могу...

Тогда я схватил его за плечи и сильно встряхнул.

- Валерик! – Он успокоился и посмотрел на меня. – Родителей и Гали нет. Они ещё месяц будут в Италии. В доме будем только мы. Пойдём.

Я понимал, что Валере тяжело сейчас быть среди людей. Ему нужно какое-то время, чтобы прийти в себя, осознать случившееся и принять реальность. И я не собирался бросать его. Тем более что идти ему некуда, пока полиция не снимет запрет с дома. Да и потом не думаю, что он захочет туда вернуться.

Мы вошли в дом, и первым делом я повёл Валерика в свою комнату. Достав чистую одежду и полотенце, я хотел отправить парня в душ, но понял, что он не в состоянии сам справиться, поскольку всё ещё пребывал в состоянии шока. Тогда я начал расстёгивать его рубашку, не встретив никакого сопротивления. Бросив пропитанную кровью ткань в мусорное ведро, я поморщился от отвращения. До сих пор мне было жутко вспоминать о случившемся. Но ещё страшнее было думать о том, что творится сейчас в душе Валерки.

Присев на корточки, я развязал шнурки его кроссовок и помог ему снять обувь. Потом принялся за джинсы. Когда Русик остался в одних трусах, я спросил:

- Дальше справишься сам?

Тот лишь кивнул и, ничего не ответив, шагнул в душевую кабинку. По всему его телу расползались тёмно-фиолетовые кровоподтёки – следствие побоев отчима. Мои глаза скользили по торсу Валерика, а увиденное отдавалось внутри резкой болью, словно я перенимал часть его ощущений на себя.

Словно почувствовав мой взгляд, Валерик повернулся, и мне стало неловко. Смущённо опустив глаза, я буркнул что-то насчёт первой помощи пострадавшему и вышел из ванной.

Когда я вернулся в комнату, Валера сидел на кровати в моих джинсах и футболке и смотрел в пол. Его волосы были всё ещё влажные и опускались тонкими вьющимися прядями на лицо. Я протянул парню чашку с кофе, но он отказался. Тогда я поставил кружку на тумбочку и опустился перед ним на колени.

- Покажи лицо, - твёрдо попросил я, и Валерик подчинился. Меня передёрнуло от увиденного. Теперь, при свете, я заметил, что его правая бровь была рассечена, а скулы и переносица покрыты ссадинами и синяками.

Ничего не сказав, я вышел и через минуту вернулся в комнату с аптечкой в руках. Поставив коробку на тумбочку, открыл её и достал перекись и ватные тампоны. Обильно смочив один из них, я сказал:

- Подвинься ближе. – И, когда Валерик выполнил мою просьбу, всё ещё избегая смотреть мне прямо в глаза, взял парня за подбородок и приподнял голову. Стоило мне прикоснуться ватой к рассечённой брови, Русик поморщился от боли, но не произнёс ни звука, лишь плотно сжал губы. – Сейчас пройдёт, - успокоил друга я, продолжая возиться с раной. В эту минуту я мысленно благодарил отца за то, что он научил нас с Галей оказывать минимальную медицинскую помощь. Эти знания сейчас очень пригодились мне. Заклеив рассечение над бровью пластырем, я начал обрабатывать ссадины.

Но вдруг Русик поднял на меня полный горечи взгляд.

- Я должен рассказать тебе, - тихо произнёс Валерка. – Этот ублюдок...

- Не надо, Валерик. Я знаю, - остановил парня я, но тот вздрогнул от моих слов, и на его лице отразился ужас.

- Что ты знаешь?

Я замялся, не решаясь произнести вслух то, что делал с ним и Тиной Пётр Русик.

- Мы с Максимом нашли видеозаписи, - отвернувшись, чтобы взять чистый ватный тампон, сказал я.

- Что?! – воскликнул Валера так громко, что я даже подскочил от неожиданности.

Повернувшись, я уставился на него непонимающим взглядом, а он спросил жёстким голосом:

- Максим видел всё?! – Я кивнул. – Блять, Грей, Тина не должна этого узнать! Она не выдержит такого! Он не должен говорить ей, что знает!

- Подожди, Валер, - попытался успокоить я парня, схватив его за плечи. – Что Тина не должна знать?

- Она любит его, понимаешь? А если будет знать, что он в курсе, то не позволит себе быть с ним! Она заставила меня поклясться, что никто никогда не узнает о тех мерзостях, которые этот ублюдок делал с нами! Тина не вынесет такого позора!

- Какой позор, Валера? О чём ты говоришь? Вы долгое время были жертвами! Вы оба! Я вообще не понимаю, как вам удалось...

- Грей, Макс не должен говорить Тине, что знает всё! И тем более что видел... Если она поймёт, то... Мне даже представить сложно, что тогда случится! Скажи ему!

Паника в голосе Валерки заставила меня поверить в его слова. Я вытащил из кармана джинсов телефон, но прежде чем набрать номер Максима, проговорил:

- Успокойся, я всё скажу ему.

Валерик глянул на меня взглядом загнанного зверя, но больше не кричал. Я поднялся и вышел из комнаты, сказав, что через минуту вернусь. Не хотел говорить в его присутствии, понимая, что это может стать ещё одной причиной истерики друга.

Максим взял трубку практически после первого гудка.

- Грей, как Валера? – тут же спросил он, и я вспомнил, что обещал позвонить, когда всё решится.

- Его выпустили под залог. Он сейчас у меня.

- Слава Богу, - выдохнул Макс.

- Макс, есть ещё одно, - неуверенно начал я. – Тина ещё спит?

- Да.

- Не говори ей, что мы нашли видеозаписи.

- Но...

- Никаких «но»! Вообще сделай вид, что ты не в курсе случившегося с ними! Если хочешь, чтобы она была рядом. Просто молчи об этом. Доверься мне. Потом всё объясню.

- Хорошо, - протянул Максим, но непонимание всё ещё сквозило в его голосе.

Закончив разговор, я вернулся в комнату. Валера сидел в той же позе, в которой я оставил его.

- Я всё сказал Максиму, - сообщил я. – Он будет молчать.

- Спасибо, - прошептал Валерка, и я продолжил обрабатывать его раны.

Валера:

Блять! Ну почему он смотрит на меня так снисходительно?! Почему в его взгляде жалость?! Мне она не нужна! Не хочу, чтобы меня жалели! Если бы мне хотелось вызвать нечто подобное, я давно уже рассказал бы Грею обо всём.

Но жалость настолько низменное чувство, что мне становится противно лишь при мысли о ней. Не надо меня жалеть, Грей, пожалуйста! Мне хотелось выкрикнуть это, но я сдержался, понимая, что вызову ещё больше сочувствия. Тогда я решил просто не обращать внимания на взгляд зелёных глаз, в которых не было и капли понимания происходящего. Лишь недоумение и... Проклятая жалость...

- Тебе надо поесть, - сказал Дитрих, возвращаясь в комнату с подносом в руках. Я всё так же сидел на кровати, тупо уставившись в пол. От запаха еды меня начало мутить, и я понял, что больше не выдержу. Вскочив с постели, я побежал в ванную и закрыл за собой дверь. – Валер, всё нормально?! – спросил Грей взволнованным голосом.

Я лишь промычал в ответ, пытаясь подавить приступы тошноты. Открыв на всю кран, я наклонился над раковиной, упёршись в её края локтями, и несколько раз плеснул холодной водой в лицо.

- Валера, - опять позвал Дитрих неуверенно.

- Сейчас, - ответил я и через минуту действительно вышел. – Я не хочу есть. Унеси, пожалуйста.

- Ладно, - растерянно протянул Грей и вышел с принесённой едой, оставив лишь чашку с кофе.

Проводив друга взглядом, я забрался на кровать, улёгся на бок спиной к двери и свернулся калачиком, подтянув ноги к груди. Через несколько минут я услышал, как дверь тихонько открылась, и неуверенными шагами Грей подошёл к кровати. Матрас прогнулся, когда друг присел на край.

- Валер, ты как?

Я чувствовал неуверенность и страх Дитриха, словно эти ощущения повисли в воздухе, электризуя его. Я понимал, что парень просто не знает, как себя вести в сложившейся ситуации, в первое мгновение у меня возникло желание притвориться спящим. Но когда, не дождавшись моего ответа, Грей поднялся и направился к двери, я ощутил острую необходимость почувствовать его рядом. Мне было страшно оставаться наедине с собой и своими мыслями.

- Останься, пожалуйста, - тихо попросил я, не поворачиваясь.

И Дитрих остался. Я почувствовал, как он опустился рядом со мной на кровать, но не знал, сел он или лёг. Главное, что он здесь. Не бросил меня. И тогда меня словно прорвало. Резко сев на кровати, я развернулся к Грею и посмотрел в его глаза:

- Я больше не мог этого позволить, понимаешь?! Я не мог допустить, чтобы кошмар продолжался и дальше! Мне было противно даже подумать об этом!

Ощутив неприятное жжение в глазах, я понял, что плачу. Дитрих уставился на меня, не зная, как себя вести, а я продолжал всё больше обнажать перед ним свою душу, вскрывая её, словно гнойный нарыв, выпуская наружу скопившееся за столько лет.

Через какое-то время эмоции начали стихать. Гнев, зревший внутри меня, постепенно вышел до последней капли вместе с истерическим криком и слезами. Я замолчал, дыхание выровнялось, и я уткнулся лбом в лежавшие на согнутых в коленях ногах руки. Грей всё это время сидел напротив меня, не произнося ни слова. Просто слушал и пытался понять суть за тем потоком беспорядочных слов, который вырывался из моего горла.

Но вдруг я почувствовал его руку на своём плече. Он ничего не сказал. Да слова и не нужны были. Достаточно и того, что он просто был рядом. Я устало опустился на кровать, уставившись в одну точку, но Дитрих не ушёл, как я ожидал. Он лёг рядом на спину, положив руку под голову, и тяжело вздохнул.

Время тянулось медленно, слишком медленно... Не знаю, как долго мы лежали в темноте, думая каждый о своём. Я вслушивался в его размеренное дыхание, со временем понимая, что Грей постепенно проваливается в сон под тяжестью испытанных за день эмоций, но боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть этот момент. Сейчас мне, наверное, не хватало только одного: хотелось уткнуться носом в его грудь и почувствовать, как сильные руки обнимают меня. Это не было сексуальным желанием. Просто мне необходима была дружеская поддержка. Но я почему-то был уверен, что в мире натуралов такое проявление чувств ненормально. Приходилось довольствоваться малым.

Веки постепенно наливались свинцом, закрываясь, и я погрузился в тревожный сон. А когда снова открыл глаза, в голове отбойным молотком стучала всего одна мысль: моя жизнь слишком дерьмовая, чтобы продолжаться. Тина и мама теперь в безопасности. Надежды на будущее слишком хрупкие, даже несмотря на заверения адвоката. Дитрих Грей никогда не будет моим...

Стараясь не разбудить Грея, я осторожно поднялся с кровати и почти бесшумно пробрался в ванную, прикрыв за собой дверь. Уперев ладони в края раковины, я посмотрел на своё отражение в зеркале, и впервые в жизни мне было противно видеть это.

Зажмурившись, я пытался отогнать от себя картинки из прошлого, которые оживали с каждой секундой и жалили, словно рой разозлённых пчёл. Сознание разрывало меня изнутри, и я понял, что не выдержу больше. Мне захотелось прекратить всё это. Раз и навсегда.

А когда на глаза попалась упаковка лезвий, я перестал думать. Мозг словно отключился, а жажда смерти стала почти непреодолимой. Дрожащими пальцами я взял одно лезвие и опустился на колени на кафельный пол. Ещё мгновение, и всё будет кончено.

Не будет больше тягостных воспоминаний. Чувство вины отступит. Я буду свободен...

Мне казалось, что поздно тебя окликать,
Ты ушёл, сел за руль, хлопнул дверью.
Я стоял и молча смотрел в окно
Повторяя: "Не верю, не верю!"

Я не верю, ты слышишь - кричали глаза,
Сердце вторило им и дыханью.
Вдруг завёлся мотор, лязг колёс, тормоза,
Он ушёл - я твердил сознанию.

Свечи, губ твоих тёплый огонь,
Нежность рук и касание тела.
Я шептал сначала: "Не надо, не тронь",
А потом в поднебесье взлетел.

Твоя кожа, как бархат, как тёплый атлас,
Золотистый, сквозь пальцы скользящий.
И поверив, что счастье есть только для нас,
Я с тобой стал тем - настоящим.

Поцелуи, объятья, безумная страсть,
Им не будет конца, мне казалось.
Мы лежали прижавшись, довольные всласть,
Ты смеялся, а я улыбался.

Мы уснули обнявшись, как часть одного.
Половинки сошлись, мне казалось.
А с утра ты оделся, забрал свой обрез...
Ничего, ничего не осталось.

Ничего, чтоб напомнило страсть и огонь,
В моей памяти всё под запретом.
Даже то, что шептал несмело "Не тронь",
Всё забыто, не помню об этом.

Я прошу, слышишь милый, запомни меня,
Не хочу быть одним из "колоды".
Просто помни, мой господин, что я лишь твой...
То, что было не тронут и годы...