Последний визит: 2023-03-05 16:55:12
Сейчас не в сети

Лунная слеза. И пришёл Он

Плачь - не плачь, сердцу не поможешь...

- Конечно, Раиса, к четырём я буду, - ответил я, расхаживая взад и вперёд по своей комнате и всё время нервно взъерошивая свои волосы. – Да, хорошо, увидимся.

Нажав «отбой», я швырнул телефон на кровать, выскочил из комнаты и спустился в холл. Затем рванул в ванную, откинул крышку унитаза и едва успел опуститься на колени, прежде чем мой пустой желудок начал выворачивать меня наизнанку. Казалось, мои мышцы уже никогда не перестанут сокращаться, но кроме желчи ничего не выходило. Тяжело дыша, я с потным лбом стоял над унитазом, опираясь на холодный фарфор, пока не почувствовал, что тошнота наконец-то прошла. Вытерев рот тыльной стороной ладони, я сидя прислонился к стене и, прижав к груди колени, уронил на них голову. А когда открыл глаза, то увидел перед собой его. Он стоял передо мной на коленях, и его пальцы нежно поглаживали меня по щеке.

- Всё будет хорошо, Валера, - пообещал он. - Ты и я, вместе мы сможем преодолеть что угодно, помнишь?

Обливаясь слезами, я всматривался в его призрачный образ, желая, чтобы он стал настоящим, пока очертания не начали медленно угасать.

- Постой, не уходи... не исчезай, пожалуйста, - умоляя, тянулся я рукой к мальчику, которого здесь вовсе и не было.

В глубине души я знал, что это всё моё воображение, что Сергей был совсем в другом месте, и что нехватка сна сыграла со мной злую шутку. Скатившись по стене на пол, я свернулся калачиком и выпустил наружу всё, что накопилось у меня внутри: страх, печаль, бессилие, боль... Мой желудок уже опустел, теперь пришло время для сердца сделать то же самое.

Слёзы бежали по лицу, стекая на шею и пропитывая воротник рубашки, когда я заставил себя подняться с пола, каждым малейшим движением доказывая, что всё ещё жив, хотя моё сердце остановилось. Подтащив себя к раковине, я впервые за много дней посмотрел на себя в зеркало.

В его отражении меня приветствовал сломленный юноша с покрасневшими глазами, грязными, сальными волосами, заросшей бледной кожей и глубоко посаженными чёрными кругами. Плеснув в лицо воды, я почистил зубы, а затем вернулся в свою комнату, чтобы переодеться. В комнату, которую я так любил, которая когда-то была для меня уютным пристанищем от мира и родителей и которая теперь стала моей тюремной камерой. Всё в ней напоминало о счастливых временах. Наши с Серёженькой раздумья, грёзы, надежды и любовь, которая витала здесь повсюду: от фотографий на моём комоде, компьютерной заставки, морской ракушки на книжной полке и даже рубашки поверх грязного белья – всё это было напоминанием о потерянной мечте.

И неисполненных обещаниях.

До прихода к Дитрихам оставалось меньше часа, и я провёл это время лёжа на постели с включённой на полную громкость «Hey, Jude». После восьмого повтора я, наконец, сел, сделал несколько глубоких вдохов и, схватив свой рюкзак, запихнул в него все домашние задания, которые собрал для Серёжи.

Сегодня я не бежал к нему домой. Я шёл медленно, едва переставляя тяжёлые неуклюжие ноги, пока они неохотно не довели меня. А когда мои глаза наткнулись на машину господина Дитриха на подъездной дорожке, который редко бывает дома днём, моё сердце пропустило удар от осознания, зачем он здесь.

Сергей был дома.

Вместо ступенек я пошёл по наклонному съезду, потому что знал – недавно по нему впервые поднялся Серёга, и если бы я присмотрелся, то разглядел бы на клочках мокрого снега следы его колёс. С последним глубоким вздохом я постучал в дверь и сразу же услышал внутри шарканье шагов.

Было неудивительно, когда госпожа Дитрих открыла дверь и, приветствуя меня крепкими объятиями, потянула в дом, но прежде чем закрыть её, выглянула наружу, а затем повернулась ко мне.

- Ты бегал? – обеспокоенно спросила она.

- Шёл, - ответил я, стаскивая с плеча рюкзак.

- Валерий Русик! На улице мороз, а на тебе только спортивный свитер! – отчитала она меня. – Тебя мог бы подвезти Толя.

И будто по сигналу появился господин Дитрих. Подойдя ко мне, он протянул руку:

- Валер, сынок, рад снова видеть тебя.

- Он пришёл пешком, - заявила она ему чисто по-матерински.

- Валера? – укоризненно спросил он меня, и я кивнул.

- Родители на работе, - пожал я плечами, - а я всё равно повсюду бегаю, это же не проблема, - и тут же внутренне съёжился, когда с моего языка слетели последние слова, что бегать – это легко, в то время как их сын только что потерял такую способность. – Простите, что я сказал...

- Ну что ты, Валерочка, - прервала меня Раиса, положив руку мне на плечо, - тебе не нужно из-за нас подбирать слова.

Отчасти мне хотелось поспрашивать о Серёге. Теперь, когда я узнал о его травме больше, меня стали интересовать подробности его состояния. Я также хотел позадавать им всякие бессмысленные вопросы типа «а как там "Спартак"?» (профессиональный футбольный клуб – прим. авт.), но это просто было уловкой, чтобы избежать встречи с ним, чтобы не ходить в его комнату и не столкнуться со страшной реальностью – увидеть его в инвалидном кресле.

- Рай, почему бы тебе не пойти и не приготовить нам горячего какао, а я пока минутку поговорю с Валеркой? – предложил жене Анатолий, и она направилась в кухню. - Садись, сынок.

Я сделал, как он и просил: опустив рюкзак на пол, сел в кресло напротив него.

- Я хотел бы дать тебе представление о том, чего ожидать, прежде чем ты войдёшь туда, - сказал он, наклоняясь вперёд. Это было так похоже на то, как он предупреждал меня о состоянии Серёжи, когда я впервые шёл увидеть его в больнице. И хоть я понимал, что он никак не мог выглядеть хуже, чем когда лежал на больничной койке, всё равно стал нервно кусать свою губу. – Сейчас он выглядит гораздо лучше. Синяки почти исчезли, раны быстро заживают, и даже возвращается румянец.

- Хорошо, - ответил я, не зная, что ещё сказать. - Это хорошо.

- Да, это так. Но это ещё не всё. Рядом с ним больше нет мониторов, как в больнице, и он теперь может по желанию свободно перемещаться, конечно, с некоторыми ограничениями. Но он всё ещё слишком слаб, чтобы самостоятельно пересесть со своего кресла на кровать. Правда, в скором времени окрепнет. Сбоку его коляски висит пакет, соединённый с катетером. И хоть он выглядит как Сергей, но... в общем, есть и различия. У него большая душевная травма, и он всё ещё пытается осмыслить случившееся и его последствия. Он весь на эмоциях. В одну минуту в отчаянии, а в следующую уже отрешённый. А ещё бывают вспышки гнева.

О-о, я ожидаю больше, чем вспышку.

- Понятно. Гм... а... ну, там... я что-нибудь должен говорить?

- Веди себя естественно. Вы – лучшие друзья. Вы всегда были вместе, просто сейчас будь с ним рядом, Валера. И если он вспылит, не слушай его. Ему ведь нужно время, чтобы привыкнуть и приспособиться. Со временем он успокоится.
Тут вошла Раиса и, протянув нам по чаше какао, присела рядом с мужем. Я неспеша сделал глоток, не обращая внимания на обжигающую жидкость, которая потекла мне в горло. Чем медленнее я пил, тем больше тянул время перед встречей с Серёжкой.

Анатолий продолжил:

- Завтра придут его физиотерапевт и специалист по профреабилитации, и они займутся им. А мы надеемся, что примерно недели через две он снова отправится в школу. Как думаешь, ты сможешь приходить к нам каждый день после школы, чтобы заниматься с ним?

- Да, без проблем, - спокойно ответил я.

- Его комната теперь в моём старом кабинете. Мы перенесли всё из его спальни вниз, чтобы облегчить жизнь и ему, и нам.

- И не больше часа, - напомнила мне Раиса.

Можно подумать, он позволит мне остаться на целый час.

- О'кей, - медленно произнёс я, а потом понял, что они намекали мне пойти уже и встретиться с ним.

Поставив чашку на стол, я улыбнулся им, поднял свой рюкзак и направился по коридору в сторону новой комнаты Сергея. С каждым шагом моих одеревеневших ног внутри меня всё сжималось. И вот я встал перед его дверью. А затем с дико бьющимся сердцем постучал и стал ждать.

Ответа не было.

Взглянув в сторону гостиной, я снова постучал.

И снова ждал.

Никакого ответа.

В дальнем конце коридора из-за угла появилась Раиса:

- Просто входи, он ждёт.

Кивнув, я медленно повернул ручку и распахнул дверь. Мой взгляд мгновенно наткнулся на Серёгу. Он сидел ко мне спиной в своём инвалидном кресле у окна, выходившего на задний двор и бассейн. И если не считать еле заметного движения его плеч от дыхания, он был совершенно неподвижен, словно застывший мрамор. Вымытые волосы снова находились в своём естественном беспорядке, хотя, казалось, несколько утратили свой блеск.

Но что поразило меня больше всего, так это инвалидная коляска – настолько устрашающе это выглядело. Совсем не так, как если бы он сидел на стуле или в своём рабочем кресле, свесив ногу с подлокотника. Здесь сразу угадывалось назначение этой коляски, которое ни с чем нельзя было спутать.

Тюрьма.

Спинка и сиденье были из чёрной кожи, которая немного прогибалась под его весом. Колёса были огромными и покрыты чёрной резиной, а внутри них, слегка выступая наружу, находились металлические поменьше, вероятно, для рук, чтобы отталкиваться. На блестящей металлической раме по бокам имелись ручки с резиновыми вставками. А его ноги под неудобным углом покоились на двух твёрдых пластмассовых квадратах.

Но независимо от того, где он находился – в больничной койке или в коляске – он всё ещё был Серёжей. Когда я перевёл дух, после того как, видимо, затаил дыхание, то заметил, как его челюсть дёрнулась, а затем жёстко напряглась.

- Привет, - выдавил я.

Мне хотелось шагнуть вперёд, хотелось подойти к нему, присесть перед ним и положить свою голову ему на колени. Мне ужасно хотелось почувствовать его ободряющие прикосновения, чтобы он поглаживал меня по волосам и тем самым показывал, что всё в порядке. Я хотел, чтобы он смотрел на меня, хотел меня, простил... Но мои ноги не двигались. Я словно прирос к полу прямо у двери, а сердце билось как сумасшедшее, ускоряя свой бег с каждой прошедшей секундой.
Оторвавшись от него взглядом, я в первый раз оглядел его новую комнату. Она была обустроена почти так же, как и бывшая наверху, только у стола теперь не было кресла, а в углу стоял дополнительный столик, на котором громоздились коробки со стопками пакетов для катетеров, какими-то трубками, резиновыми перчатками, йодными антисептиками и подгузниками для взрослых.

Именно тогда я почувствовал слёзы на своих щеках.

Я не знал, что сначала сказать: принести свои извинения за всё, попросить, чтобы он простил меня или просто вести себя как ни в чём не бывало.

А может, я должен сделать что-то ещё? Попробовать успокоить его, как и раньше?

Опустив рюкзак на кровать, я заставил себя приблизиться к Серёжке на шаг, и всё ещё стоя позади него, начал шептать:

- Если вдруг пришла пора несчастий,
Девы Марии образ предстаёт,
Тихо мне напомнив: всё пройдёт...
И в трудный час напастей
Предо мною вновь она встаёт,
Тихо мне напомнив мудрые слова: всё пройдёт...

Всё пройдёт, всё пройдёт,
Всё пройдёт, всё пройдёт...
Шепчет мудрые слова: всё пройдёт...

Когда душа, в которой рана,
С болью справившись, живёт,
Нужно просто вспомнить: всё пройдёт...
Пусть у каждого свой путь,
Но всегда есть шанс это увидеть,
Нужно просто вспомнить: всё пройдёт...

(«Битлз», песня «Let It Be» - прим. авт.)

Я успел пропеть лишь два куплета, когда он, наконец, заговорил:

- Уходи.

Что-то сдавило мне горло, но я всё равно рад был услышать его бархатный голос, даже с таким новом грубым тоном.

- Серёж, я..

- ЩАС ЖЕ! - рявкнул он, но его тело оставалось безжизненным.

Поражённый такой силой гнева, вложенного в одно небольшое слово, я невольно сделал шаг назад и бросил взгляд на свой рюкзак, набитый его домашними заданиями.

Внутри меня всё просто кричало поскорее уйти, убежать и никогда не возвращаться. Между нами пролёг непреодолимый раскол, и никакой возможности с ним справиться не было.

Он был парализован и винил в этом меня.

Мне нужно немедленно убраться, извиниться перед его матерью и сказать ей, что она должна найти кого-то другого. Возможно, Лену. А самому сидеть дома и оплакивать всё то, что мы потеряли, даже не успев познать.

Да, именно так я и должен поступить.

Однако что-то всё же заставило меня сесть на кровать. Открыв рюкзак, я вытащил учебник по истории, решив, что для меня лучше начать с чего-нибудь лёгкого.

- А. К. передавал тебе привет и сказал, что тебе нужно будет сдать два теста, которые ты пропустил. Но перед этим он хотел, чтобы я помог тебе позаниматься над ними. Мы всё ещё проходим сражение между Грантом и Ли. Надо было написать две страницы эссе о том, почему мы думаем, что ни одна из сторон не была объявлена победителем.

Мои руки дрожали, когда я перелистывал страницы, стараясь сосредоточиться на тексте, даже когда заметил краем глаза его шевеление. Он слегка повернул голову в сторону и почти взглянул на меня через плечо.

- Почему ты всё ещё здесь? - спросил он твёрдым голосом, но уже не так громко, как раньше.

- Чтобы подтянуть тебя, - пробормотал я в ответ.

- Подтянуть меня? Мы оба знаем, что я умнее, чем ты, - фыркнул он.

Не поднимая глаз от учебника, я старался не смотреть на Серёжу и спокойно сносить его нападки.

- И мы оба знаем, что последние две недели в школе был я, а не ты, - резко напомнил я ему.

Он закатил глаза и снова отвернулся к окну:

- Я сам могу прекрасно подтянуть себя.

- Отлично, но я не уйду. Твоя мама попросила меня об этом, поэтому я собираюсь так и сделать, - и поёрзав на его кровати, начал читать: - Битва при Спотсильвании Корт Хаус была вторым крупным сражением Оверлендской кампании под руководством генерала Улисса Симпсона Гранта. Бой вёлся в районе рек Рапидан и Раппаханнок в центральной Вирджинии, где с 1862 по 1864 пало более ста тысяч человек с обеих сторон. Конфедераты выигрывали гонку, подтянув свои силы к Спотсильвании, и каждая армия начала занимать новые позиции к северу от небольшого городка. В результате перестрелки сторон снайпером был убит командир Шестого корпуса генерал-майор Джон Седжвик, которого затем сменил генерал-майор Горацио Райт. Тогда генерал Ли развернул свои войска в боевой порядок в линию траншей, протянувшуюся более чем на четыре мили, разместив артиллерию таким образом, чтобы можно было...

- Да заткнись ты уже, - вздохнул он и уронил голову на кожаную спинку.

- ...обстреливать наступавшие войска противника продольным огнём. В оборонительной линии генерала Ли было лишь одно большое слабое место — уязвимый выступ, известный как «Ослиная Подкова», который простирался более чем на милю вдоль фронта главной траншейной линии. Во время сражения Ли осознал слабость своих позиций в этом месте. Войска Союза быстро прорвали линию обороны конфедератов, и Второму корпусу с трудом удалось выбить их с занятых позиций.

- Убирайся, - прорычал Сергей, но я вновь проигнорировал его.

- Вот это и есть один из боёв, который должен быть упомянут в эссе, а другой...

- ВОН!

- ...Битва в Глуши, случившаяся в мае 1864 года. Это было первое сражение кампании 1864 года между армией Союза под командованием Улисса Гранта и армией Конфедерации под командованием Роберта Ли во время Гражданской войны в США. Обе армии понесли тяжёлые потери...

Дверь комнаты приоткрылась, и Раиса просунула в неё голову:

- Ну как вы тут? Что-нибудь нужно? Может, принести чего-нибудь поесть или попить?

При мысли о еде мой желудок скрутило:

- Спасибо, Раиса, мне ничего не нужно.

- Серёж, а ты?

- Я в порядке, - отрезал он.

На её лице промелькнула боль, но она тут же спрятала её.

- Ну, если вам вдруг что-нибудь понадобится... - и она прикрыла дверь.

- Ты не должен так грубо обращаться с ней. Ведь это на меня ты злишься, зачем же тогда срываться на ней?

И он наконец-то развернулся, медленно и неуклюже, натыкаясь на край своей кровати.

- А почему бы и нет? Это из-за неё здесь сидишь ты, правильно?

С болью я посмотрел ему в лицо, впервые с тех пор, как он пришёл в сознание. И впервые с того дня, когда он вышел из моей комнаты накануне Нового Года. Он выглядел так, словно по-прежнему лежал на той больничной койке: бледный и худой, хотя его тело и было скрыто под джинсами и футболкой с Битлз. А глаза, которые привыкли смотреть на меня с любовью, теперь были полны ярости и отвращения.

Но у меня всё ещё перехватило от него дыхание.

Я отчаянно искал в этих зелёных глазах хоть какие-то следы той любви, которая в них когда-то светилась, но ненависть и безысходность полностью затмили всё, что он чувствовал до аварии. Чем дольше мы смотрели друг на друга, тем быстрее колотилось моё сердце. Я чувствовал, как усиленно вздымалась моя грудь, словно я только что пробежал кросс, но сам был абсолютно неподвижен, пригвождённый его лютой злостью. Это было противостояние стойкости каждого из нас. И легко сдаваться никто не собирался. Он пытался своим гневом напугать меня и заставить уйти, и, честно говоря, мне действительно было чертовски страшно, но я всё равно оставался сидеть на кровати.

После того, как я доставал его день и ночь в течение месяца, пока он, наконец, не позволил мне поносить его любимую футболку Abbey Road, Сергей сказал, что я самое упрямое существо из всех, кого он знал. Так я прошёл испытание на упорство.

Он первым нарушил молчание.

- Я тебя ненавижу, - плюнул он в меня этими страшными словами. - Ты мне неприятен. Не знаю, что я вообще в тебе нашёл. Это, чёрт побери, - бросил он с презрением, указывая на свои безжизненные ноги, - полностью твоя вина.

Эти слова уничтожили последнюю мою надежду. Но хоть моё сердце и разрывалось от таких откровений, я всё же позволил Серёге продолжать, потому что если это так требовалось ему, то это было самое меньшее, что я мог для него сделать. Да я дал бы ему всё что угодно, даже преподнёс бы на блюде своё разбитое сердце.

Чёрт, если бы можно было сделать пересадку ног, то я бы сделал это для него без разговоров!

Не глядя на его ноги, я продолжал удерживать его пристальный взгляд и даже не стал скрывать свои слёзы, скатившиеся по щекам.

- Серёж, клянусь, я бы отдал тебе свои ноги, если бы мог, - прошептал я.

Он скептически покачал головой:

- Ага, как же, мистер Стар Трек. Думаешь, ты согласился бы променять свои пробежки на то, чтобы всю оставшуюся жизнь просидеть в этой чёртовой инвалидной коляске?

- Да, - сглотнул я, - для тебя да. Я бы отдал всё что угодно, лишь бы повернуть время вспять, - уже почти рыдал я.

Он настороженно посмотрел на меня, оценивая, насколько правдивыми были мои слова, а потом заговорил снова.

- Ты не можешь повернуть время вспять, но зато можешь убраться из моей грёбаной комнаты и больше никогда не возвращаться, - резанул он и снова развернул своё кресло к окну.

Несколько минут я так и сидел на кровати, уставившись ему в затылок и обливаясь слезами. Затем, утерев своё лицо, я вытащил все учебники, положил их на его кровать, молча встал и, повесив пустой рюкзак на плечо, повернулся к двери. Но когда уже взялся за дверную ручку, взглянул на Серёжку в последний раз.

- Я знаю, что прямо сейчас ты сильно ненавидишь меня, но я всё ещё люблю тебя, - прошептал я тихо.

И с моего языка чуть не сорвались следующие привычные слова «береги себя, малыш», но внезапно они оказались бесполезными. Уже было слишком поздно желать ему безопасности. Потом открыл дверь и вышел из его комнаты. Но уходить из его жизни я не собирался.

Раиса была на кухне и услышала мои шаги по коридору.

- Ну что, есть какие-нибудь успехи? - спросила она, вытирая руки о полотенце.

Никаких, блядь, абсолютно.

- Немного. Но, кажется, он уже устал, - ответил я.

- Так значит, мы увидимся с тобой завтра после школы?

- Не сомневайтесь, - одарил я её лёгкой улыбкой, прежде чем направиться к двери.

Он пытался вычеркнуть меня из своей жизни, но я был частью его прошлого и уходить никуда не собирался.

В четыре часа я постучал в двери к Дитрихам, и мне тут же открыла поджидавшая меня Раиса. Я почти не спал прошлой ночью, и круги под моими глазами были настолько тёмными, что напоминали полученные в драке синяки. А Ленка даже сделала мне небольшой выговор, заметив, что я похудел, и что мне следовало бы начать заниматься собой.

Я только посмеялся над её советом.

Если он страдает, то я собираюсь страдать вместе с ним.

После школы я заскочил домой на несколько минут, чтобы, прежде чем отправиться к Серёге, подготовить все задания, которые собрал для него. Я надеялся, что сегодняшняя наша встреча пройдёт лучше, чем вчера, что, возможно, его гнев поубавился. Но в глубине души всё равно знал, что он опять будет злиться капитально. И от этого понимания мои ноги мучительно медленно и неуклюже шаркали по тротуарной слякоти.

Сегодня Раиса встретила меня не в своей обычной жизнерадостной манере. Выражение её лица сменило беспокойство и безнадёжная усталость.

- Входи, Валера, - произнесла она, впуская меня внутрь. – Хочешь горячего шоколада?

- Да, спасибо, - согласился я, зная, что она угостит меня, даже невзирая на мой отказ. - Как там сегодня Сергей? – спросил я, следуя за ней не кухню.

Тяжело вздохнув, она поставила на плиту кастрюльку:

- Ему пока очень трудно приспособиться. Толя говорит, что это нормально, но... я не знаю.

Я стоял в дверях, неуверенный, чем успокоить её. Для меня она была второй матерью, но сейчас я чувствовал себя неловко, не зная, как реагировать на её слова.

- Сегодня утром пришла его физиотерапевт, но как только она вошла в его комнату, он сразу же сказал ей, чтобы она... ну, в общем... не очень вежливо попросил её уйти.

Я чуть не рассмеялся оттого, как она охарактеризовала ругань Серёги.

- Потом приехала специалист по профреабилитации, чтобы показать ему, как правильно менять катетер, а Серёжка сказал ей, чтобы она держала от него свои руки подальше, иначе он предъявит ей иск за домогательство, - продолжила она, повернувшись ко мне. - Она тут же выскочила от него и сказала, что мне нужно провести с ним беседу. А завтра они обе хотят вернуться и попробовать ещё раз.

- Мне очень жаль, - сказал я ей... ему... им всем.

Если бы не я, она бы не стояла сейчас передо мной, чуть не плача. И её сын ходил бы, а не застрял в том проклятом инвалидном кресле.

- Я предложила ему помочь принять душ, но он отказался. А когда мне нужно было поменять ему катетер, он просто закрыл глаза и начал без остановки стучать кулаками по постели. Я понимаю, что это нелегко для него, но не знаю, как мне быть, Валерка. Ведь пока он не научится делать это сам, я должна...

Я кивнул, не имея понятия, что сказать или сделать.

Стоя в неловкой тишине, мы ждали, когда закипит вода. После того как всё было готово, Раиса протянула мне полную чашку, и я принялся пить.

- Удачи, - пробормотала она, когда я, выпив, поблагодарил её и направился к комнате Серёги, чтобы снова с ним встретиться.

Без всякого стука я толкнул дверь и ничуть не удивился, застав его в той же позе, что и вчера. Он был в другой футболке и с немытыми волосами, но в остальном точно таким же.

Словно холодный камень, Сергей неподвижно сидел лицом к окну и смотрел на бассейн. Я знал, что сердце его билось, и в голове кружили мысли, но он не проявлял никаких признаков жизни. Он даже не шевельнулся, когда я вошёл. Я прекрасно понимал, что он слышал когда я пришёл и как подходил к его комнате, и что сейчас стоял здесь. Он просто не хотел меня признавать.

Присев на кровать, я вытащил очередное его задание и открыл учебник по физике.

- Сегодня по физике мы начали раздел о термодинамике, - начал я тихо, надеясь, что он не услышал дрожь в моём голосе, - которая изучает соотношения и превращения теплоты и других форм энергии. Термодинамика основывается на трёх законах — началах, которые сформулированы на основе экспериментальных данных и поэтому могут быть приняты как постулаты.

Оторвавшись от книги, я посмотрел на его реакцию.

Ноль.

Вздохнув, я продолжил.

- В термодинамике имеют дело не с отдельными молекулами, а с макроскопическими телами, состоящими из огромного числа частиц. Эти тела называются термодинамическими системами. В термодинамике тепловые явления описываются макроскопическими величинами — давление, температура, объём, которые не применимы к отдельным молекулам и атомам, - прочёл я прямо из учебника.

Монотонно я всё также продолжал читать и просматривать всё, что мы проходили в школе. Я также выполнял за него его домашнее задание, полагая, что сам он этого делать не собирался.

- Следующий вопрос: дать определение нулевому закону термодинамики. Как ты думаешь, что это? - спросил я его, постукивая кончиком карандаша по книге и ожидая его ответа. После минутного молчания я сам ответил: - Это если две системы в отдельности находятся в тепловом равновесии с третьей системой, то они находятся в тепловом равновесии и одна с другой.

И записал этот ответ в его тетрадь, пока он продолжал смотреть в окно, по-прежнему не признавая моего присутствия. Интересно, как долго он будет игнорировать меня? Я задал ещё несколько вопросов, на которые сам же и ответил, пока задания наконец-то не кончились. Тогда я захлопнул книгу и стал оглядывать комнату, словно ища подсказки, что сделать или сказать.

- Малыш, я не знаю, что делать, - признался я тихо. - Я просто знаю, что... что это очень тяжело для тебя, для твоих родителей, но также знаю, что ты всё сможешь. Помнишь, - слегка оживился я, погружаясь в воспоминания, - когда я сломал лодыжку, катаясь на лыжах в прошлом году на каникулах? – и не дожидаясь ответа, продолжил: - Помнишь, как мне пришлось целых шесть недель втыкать на тех проклятых костылях? Без твоей поддержки я не мог даже спуститься по лестнице. Мог только туда-сюда ковылять по коридору. Помнишь, как ты приезжал ко мне каждый день, привозил мою домашку и объяснял всё то, что я пропустил? И я занимался. Я помню, как ты сам разрывался между учёбой и работой, но всё равно ежедневно помогал мне всё нагнать. Помню, как я до смерти злился из-за того, что мне приходилось пропускать свои тренировки по бегу в начале весны, и если бы я выбыл из соревнований, то меня могли вообще дисквалифицировать. Я был просто в бешенстве, но ты неизменно был рядом со мной и поддерживал, Серёжа. Каждый день. Несмотря ни на что. И даже когда я срывался на тебя и кричал, ты всё равно никуда не уходил, - а потом с вызовом приподнял свой подбородок и заявил: - Вот и я никуда не уйду, так что лучше бы тебе привыкнуть видеть меня здесь. Вот так вот.

Закончив свою речь, я встал и поднял рюкзак.

- До завтра, - проговорил я, перед тем как открыть дверь.

Выйдя, я попрощался с его мамой, и она спросила меня, как всё прошло.

- Могло быть и хуже, - пожал я плечами.

- Увидимся завтра?

- Да, в это же время.

- Договорились.

Очутившись на свежем воздухе, я обратил внимание, что снаружи было не настолько холодно, как в его комнате.

Вернувшись домой, я не стал ужинать, а сразу же направился к себе в комнату, где впервые за несколько недель включил телевизор и бухнулся на кровать. Пролистав несколько каналов, я решил остановиться на старых фильмах восьмидесятых и под звук телевизора принялся за свои уроки.

«...Я отдал ей своё сердце, а она мне – карандаш»

Эти слова привлекли моё внимание, и я взглянул на экран. Какое-то время я смотрел этот фильм, и тут внезапно у меня возникла идея. Она была бредовой, но я готов был на всё. Выключив телик, я схватил свой айфон с портативными динамиками и помчался вниз.

- Мам, можно я возьму твою машину? – войдя в гостиную, спросил я у мамы, где они с отцом смотрели телевизор.

- Куда ты на ночь глядя? Уже поздно.

- К Серёжке, - признался я. - Я быстро. Только завезу ему ещё один учебник.

Её взгляд упал на динамики в моих руках, но она всё равно кивнула. Тогда я быстро вынул ключи из её сумочки и пулей рванул к машине.

Припарковавшись через дорогу от его калитки, я вылез из машины, прихватив с собой динамики с айфоном, и мысленно поблагодарил Господа, когда увидел, что ни господина, ни госпожи Дитрих автомобилей не было, а значит, они не дома, и меня никто не запалит. Войдя во двор, я тихонько обошёл их дом, пока не очутился под окном Сергея. Оно было задёрнуто шторой, но внутри горел свет.
Найдя в своём айфоне нужную песню, я включил её через динамики и врубил громкость на полную, чтобы он услышал. Потом поднял их так высоко, как только мог, что мой свитер задрался вверх, и я почувствовал на своём оголённом животе холодный воздух. Несколько секунд спустя началась песня.

Очевидно, я поражён тем, как ты любишь меня,
Очевидно, боюсь того, как сильно сам тебя люблю,
Очевидно, я поражён тем, как ты вырываешь меня из реальности
И заставляешь ждать твоего звонка.
Очевидно, я поражён тем, как действительно в тебе нуждаюсь.

От непривычного положения мои руки начинали затекать, и я, поёживаясь, стал топтаться на месте. Пожалуйста, малыш, ну пожалуйста...

Очевидно, я одинокий человек,
Застрявший посреди чего-то,
Чего совсем не понимаю.
Но, очевидно, ты единственный человек,
Кто смог бы мне помочь.
Малыш, помоги мне это понять.

(Пол Маккарти, песня «Maybe i'm amazed» - прим. авт.)

Песня проигрывалась уже в третий раз, и мои руки просто вопили, чтобы я опустил их. Но стиснув зубы, я поднял их ещё выше.

Мне просто нужно чуть больше удачи.

Пристально наблюдая, не мелькнёт ли в окне хоть какое-то малейшее движение, я думал о том, чего ожидаю от него. Что он откроет окно и скажет, что прощает меня? Пригласит на кофе с печеньем? Пошлёт на хрен?

Когда песня заиграла в четвёртый раз, я увидел, что занавески на двери во внутренний дворик сдвинулись в сторону, а потом она начала открываться. Моё сердце замерло, и я нажал на паузу.

- Валера? - спросил тихий голос, когда дверь приоткрылась пошире. - Что ты здесь делаешь?

Опустив динамики, я попытался спрятать их под свитер.

- Привет, Галя. Я... да так, ничего. Просто привёз Серёже одну книгу, ну и... подошёл сюда посмотреть на бассейн.

Она приблизилась и, скрестив руки на груди, взглянула на накрытый бассейн, а затем снова на меня.

- Немного прохладно для купания, не правда ли? - пошутила она.

- Да, - нервно хмыкнул я. – Ну ладно, мне пора.

- А как же книга? – с подозрительностью спросила она.

- Эм... книга... я... оставил её в машине, - соврал я. – Ладно, уже завтра занесу. Спокойной ночи.

- Спокойной ночи, - ответила она и, развернувшись, направилась в дом.

Выскочив за калитку, я побежал к машине и, сев в неё, бросил динамики на заднее сидение, а затем завёл двигатель.

Чёрт, чёрт, чёрт.

- Серёжка прав – я натуральный кретин, - пробормотал я себе под нос и вырулил на дорогу.

На следующий день после школы я опять заскочил к себе домой, прежде чем отправиться к Сергею. И внутри меня снова всё завязалось узлом. Его задания уже лежали в моём рюкзаке, а сам я сидел на кровати, покрытой всевозможными распечатанными статьями о новейших препаратах для повреждённого спинного мозга. В ушах были плотно воткнуты наушники, из которых доносилась «In my Life».

Он порвал со мной. И полностью разбил меня. Оставив в моей груди зияющую дыру в том месте, где когда-то было сердце. Сердце, которое билось с каждым его вдохом, каждым словом, каждым прикосновением ко мне.

Его жизнь теперь изменилась. И я прекрасно его понимал. Серьёзно.

Я постараюсь быть терпеливым, пока он не вернётся ко мне, только вот надежда на его возвращение стремительно таяла. Чем дольше я ждал, тем больше понимал, что сам он не собирался этого делать. Но я нужен ему, чтобы помочь понять, что его жизнь не остановилась, что она продолжается. Поэтому просто сделаю это своим долгом, своим крестовым походом, если хотите, чтобы помочь ему вновь стать полноценным человеком.

Он должен знать, что друг без друга мы не имеем смысла. В конце концов ему придётся выслушать меня, он не сможет молчать вечно. Должен же быть какой-нибудь способ прорваться через его крепость, и я обязательно его найду.
Закинув рюкзак на плечо, я потопал к выходу.

- Здравствуйте, Раиса, - поприветствовал я маму Серёги, когда она открыла дверь.

Но тут, уловив слабый аромат еды, которую она готовила, меня затошнило. Я целыми днями ничего не ел, потому что мой желудок больше ничего не принимал, кроме воды.

- Привет, Валера, - поздоровалась она усталым голосом. - Входи.

Я проследовал за ней на кухню, где уже кипела вода для какао.

- Как он сегодня? – спросил я, пока она занималась приготовлением.

- Опять отказался от своего физиотерапевта. Она сказала, что больше не придёт, пока мы сами её не пригласим. Сегодня вечером я хочу обсудить это с Толей. Посмотрим, может ему удастся вразумить его.

Прислонившись к буфету, я отхлебнул какао.

- А как он с тобой? Говорил тебе что-нибудь? - спросила она меня.

Я медленно покачал головой:

- Он молчит.

- Просто смотрит в окно? - спросила она, уже зная ответ, и я кивнул. Вздохнув, она закрыла глаза. – Как бы я хотела знать, как помочь ему с этим справиться. Я чувствую себя такой бесполезной.

- Вы не бесполезная. Как сказал Ваш супруг, это займёт некоторое время.

Она слабо улыбнулась мне, и я отправился к нему в комнату. Встав перед дверью, я сделал глубокий вдох, готовясь к тому, что меня ждёт за ней.
Затем толкнул её и сразу же ощутил запах немытого тела, смешанный с горьковатым душком мочи. Серёга снова сидел в кресле лицом к окну, откинув голову на кожаную спинку, а его глаза, казалось, остекленели и затуманились. Волосы же потускнели и слиплись. Правда, футболка на нём была другая и вместо джинсов – хлопковые пижамные штаны.

Тот мальчик, который так упорно боролся в больнице за свою жизнь, теперь полностью разочаровался в ней, потеряв всякое желание жить. И для него больше ничего не значили такие понятия как второй шанс или чудо. Сейчас он был лишь оболочкой того парня, которого я любил. А на месте сияющих изумрудных глаз и доброго, благородного сердца поселился пустой, отрешённый взгляд и ожесточённость.

Я, конечно же, был убит горем, оттого что он никогда уже не полюбит меня, так как винит в аварии и за это ненавидит. Но ещё больше меня убивало видеть его таким безжизненным, опустошённым, совершенно лишённым счастья и любви. Если бы мой уход из его жизни вернул бы ему ту искру, я бы сделал это мгновенно. Как бы меня это не убивало, но для него я пошёл бы на всё.

- Серёж? – позвал я, опустив рюкзак на постель. Затем, обойдя её, присел перед ним на корточки, положил руки на его колени и посмотрел ему в лицо, не обращая внимания на пощипывания в своих глазах, потому что слёзы грозились вот-вот брызнуть. - Малыш, впусти меня, пожалуйста. Позволь попытаться помочь тебе.

Потом я взял его за руку. Она была мягкой и прохладной, но я обрадовался, что он не отдёрнул её, и, прижав его ладонь к своей мокрой щеке, продолжил:

- Чувствуешь меня? Я здесь, малыш. Просто скажи, что ты хочешь, чтобы я сделал.

Я так ждал, что он погладит меня по щеке, что смахнёт мои слёзы большим пальцем.

Но так ничего и не произошло.

- Ты же обещал, что вместе мы преодолеем что угодно, Серёж, чтобы ни случилось. Ты обещал мне, помнишь? – двумя ладонями я погладил его руку, пытаясь дать ему тепло, чтобы в его тело вновь вернулась жизнь. – Ты помнишь, сколько хорошего у нас с тобой было, малыш? У нас снова могут быть такие времена, клянусь. Просто впусти меня, поговори со мной, пожалуйста, - шептал я между всхлипываниями.

Я смутно осознавал, что дверь в комнату была приоткрыта, и меня могли услышать, но на тот момент мне уже было наплевать.

- Дай мне знак, малыш, покажи, что ты ещё здесь, со мной... пожалуйста, ты мне нужен, Серёженька.

С отчаянием я стал оглядывать комнату в поисках чего-нибудь, что стало бы для него стимулом и оживило. Чтобы он хоть как-то отреагировал. Затем поднялся на ноги и начал перебирать вещи на его столе, но потом подошёл к комоду и нашёл перевёрнутое лицом вниз фото в рамке. Подняв его, я увидел на нём наше с Серёжкой изображение, где мы оба улыбались.

Я точно знал, когда оно было перевёрнуто.

Схватив это фото, я снова присел перед ним.

- Ты помнишь это? Это было моё шестнадцатилетие, помнишь? А я помню. И помню всё, что привело меня к тому моменту. К моменту, когда я поцеловал тебя, - я почувствовал, как моё тело начало дрожать. - Помню, я был так возбуждён. Всякий раз, когда ты оказывался близко, у меня сердце замирало, а потом вообще выскакивало из груди, стучась как оголтелое. И я знал, что ты это слышал. Боже, помню, как до безумия сильно хотел взять тебя за руку тем вечером. А когда ты слизывал со своих пальцев соус барбекю и покраснел, поймав на себе мой голодный взгляд...

Я посмотрел на Серёжу, но его запавшие глаза по-прежнему не отрывались от окна.

- Примерно за неделю я уже знал, что поцелую тебя в тот вечер. Я довольно долгое время присматривался к тебе: то якобы случайно касался, проходя мимо, то совсем близко подсаживался, когда мы смотрели телевизор, настолько, что мог ощутить тепло твоего тела. И ты никогда не отстранялся, малыш, никогда не был против того, что я так близко. А ещё... ещё ты однажды обнял меня. Крепко. Я не помню, почему ты это сделал, но помню, как моё сердце радостно пустилось вскачь, и как ты уткнулся лицом в мою шею, а я стоял такой счастливый и чувствовал твоё дыхание. Клянусь, ты даже поцеловал меня в неё. И тогда я понял, малыш – ты тоже хотел меня, но слишком боялся.

Вздохнув, я отложил фото на кровать и снова взял его ладони в свои.

- Этот поцелуй – лучшее из всего, что я когда-либо делал в своей жизни, Серёжа. И даже если я уйду и больше никогда тебя не увижу, этот поцелуй всё равно останется самым лучшим моим поступком, и я ни за что не пожалею о нём.

Затем оглянулся через плечо на бассейн.

- Ты поэтому всё время смотришь на бассейн? Потому что он напоминает тебе о нас? - Сергей не ответил, и я вновь повернулся к нему. – Да, с ним у нас связано много чего хорошего. А помнишь минет? - прошептал я. – Блин, как же горячо это было.

Реакции по-прежнему ноль. Он всё также был неподвижен, без каких-либо признаков жизни.

И тогда я попробовал другой подход.

- И это то, чего ты хочешь, Сергей? Хочешь быть пустым местом? Сидеть здесь и чахнуть до конца своих дней? Позволять маме менять тебе катетер и носить памперсы в чёртовы семнадцать лет? Это не тот Серёжка, которого я знаю и люблю. Тот стал бы бороться, чтобы вернуть свою жизнь, стремясь к самостоятельности, а не сидел бы здесь как овощ. Потому что это именно то, что ты сейчас делаешь, Серёга – доводишь себя до состояния растения. Ты только посмотри на себя. Тот Серёжа, которого я люблю, никогда бы не поступил так с собой, - мой голос стал жёстким и холодным.

Выпустив из рук его ладони, я встал и уставился на него, но он продолжал игнорировать меня. Его глаза оставались пустыми, он даже глазом не моргнул или хотя бы пошевелился от моих жестоких слов.

- А знаешь что? Мне уже до лампады. Делай, что хочешь. Нравится такая жалкая жизнь? Да, пожалуйста. Хочешь, чтобы я исчез из твоей жизни? Да ради Бога, флаг тебе в руки. Твои задания я оставлю на кровати, твердолобый осёл.

С зашкаливавшим сердцебиением и сдавленной грудью я бросил ему на кровать все задания и быстро направился к двери. А когда обернулся и на прощанье взглянул на него, то увидел, как по его щеке сбегает одинокая слеза. Вот оно! Ну наконец-то! Теперь я знал – крепость дала трещину, и стены начали медленно опадать. Впервые за много недель я от души улыбнулся и, выйдя из его комнаты, пообещал себе возвращаться сюда каждый день и бурчать на него, если это давало результаты.

- До свидания, Раиса, - бросил я, проходя мимо кухни. – До завтра.

- Всё в порядке? - крикнула она оттуда.

- Да, всё нормально, - ответил я и на этот раз уже начинал верить в свою ложь.

Закрыв за собой дверь, я глубоко вдохнул и выдохнул, а затем направился домой.

Но не успел пройти и ста метров, как телефон в моём кармане завибрировал. Вытащив его, я морально подготовился, а затем прочёл полученное сообщение:

Тащи свою чёртову задницу сюда.

- Опять явился? Времени не жалко?
И без тебя прикончили мы зло!
Тебе пора по возрасту на свалку...
- Вам в этот раз лишь крупно повезло...

- А в прошлый раз? А десять раз в неделю?
Ещё скажи, что ты, герой, помог...
- Я не герой, и прав ты – в самом деле,
Ты сам сдавал заученный урок.

Но наблюдал за действиями свыше,
Всё вышло так, как долею дано...
- Ну да? смотрите, что теперь я слышу?
Дано стрелять по жизни как в кино?

Дрожать за шкуру собственного брата?
Не в Рождество, с индейкой за столом!
Да Вашу долю я пошлю куда-то...
- Не говори... Ты борешься со злом...

- А ты – не зло? Скольких страдать заставил?
Скольких забрал у близких и друзей?
Кому семью "сосуда" ты оставил?
А это тельце? Выставишь в музей?

- Ты зол опять (не стало небо ниже),
Хотя бываешь злее востократ.
Но всё же рад, что снова тебя вижу...
- Ну да, я зол... Но тоже... Очень...Рад...

Опубликовано: 2015-11-25 23:31:45
Количество просмотров: 177

Комментарии