Лунная слеза. День назначь - я начну войну

Если бы он не винил меня из-за той зимней ночи...

Он потребовал, чтобы я держался от него подальше. Я так и делал... пока он бодрствовал.

Но ночи были моими.

Для меня уже стало привычным делом лезть под одеяло полностью одетым и ждать, когда на часах будет показывать два. Потом я вставал и тихо прокрадывался из дома, сонно шаркая ногами по снегу к машине. По дороге в больницу я всегда ехал в полной тишине, а мой айфон просто лежал рядом на соседнем сидении, пока я колесил по уже слишком хорошо знакомому маршруту.

Медсестра Олеся и глазом больше не вела, когда я отмороженно шагал по коридору к палате Сергея. Она продолжала прикрывать мои ночные визиты, каким-то образом понимая мою острую необходимость быть там, с ним. Возможно, она догадывалась, что здесь было нечто большее, чем дружба, не знаю, но меня это не волновало. Главное, что она позволяла мне видеть его, никому не говоря об этом.

В его комнате всегда было темно, за исключением тусклого света мониторов, которые по-прежнему следили за его состоянием. Нерешительно я подкрадывался к его постели, не смея сесть, потому что слишком боялся, что не успею выскочить, если он вдруг проснётся. Я просто стоял рядом, держа свою руку в сантиметре от его и ощущая исходившее от неё тепло. Даже притом, что меня так убивало быть с ним одновременно рядом и далеко, не имея возможности касаться, я всё равно чувствовал себя здесь намного спокойней и уютней, чем где бы то ни было, наблюдая за его ровным, глубоким дыханием. Я знал, что внутри себя Сергей затаил на меня злость и обиду, но пока он спал, я этого не чувствовал, ощущая лишь его умиротворённое присутствие. Порой его сон был спокойным, хотя, как правило, во сне он больше метался, и его закрытые веки всё время беспокойно трепетали.

Мой мальчик по-прежнему был прекрасен. Я всё ещё мог рассмотреть его красивое лицо под бледной, измождённой кожей, его густые ресницы поверх тёмных кругов под глазами, уникальные оттенки сажи и меди в его волосах, хотя сейчас они были примятыми и слипшимися. Ничего из этого не имело значения. Он всё ещё был Серёгой, и всё ещё был для меня... всем.

Он потерял веру в меня. Конечно же, в своём несчастном случае он обвинял меня. И пьяный там был водитель или нет, но, положа руку на сердце, Серёжа был прав. Думаю, именно из-за этого мне было больнее всего. Я не мог спорить с его логикой, не мог отрицать, что хотел его приезда ко мне в ту ночь. И дорога, по которой он тогда ехал, вела к моему дому, а не к его. Это я вынудил его оказаться на пути того пьяного водителя.

Мой голос всегда нерешительно застревал в горле, когда мне хотелось поговорить с ним. Во мне было такое неудержимое желание рассказать ему, как сильно я скучал по нему, как отчаянно любил и до боли страдал за него. Но в итоге единственными словами, которые мог выдавить из себя тихим шёпотом, были «прости меня».

Это повторялось из ночи в ночь. Я проводил в палате Серёжки всё те же отведённые мне Олесей десять минут, а затем уходил с влажными дорожками на своих щеках. На холодном воздухе мои слёзы застывали, пока я подходил к машине, а затем быстро вскакивал в неё, будто оказывался там внутри в безопасности. Обратная дорога тоже проходила в тишине, которая прерывалась лишь звуками моих рыданий.

Эти мои посещения продолжались почти неделю, пока мой отец однажды утром не подошёл ко мне, когда я уже выходил из дому, направляясь в школу. Опустив руку мне на плечо, он остановил меня и жестом показал снять наушники.

- Я на сегодня взял выходной, чтобы отправиться к Дитрихам. Не хочешь пойти со мной? - спросил он, надевая куртку.

- Зачем?

- Вчера я разговаривал с Анатолием. Они ещё не приделали к своему крыльцу пологий скат для Серёги. Правда, он уже присматривался к алюминиевым, но они не настолько прочные как дерево. Так что я собираюсь построить для него хороший, деревянный. А ты мог бы мне помочь.

- А, да, конечно, - согласился я, пожимая плечами и стараясь вести себя несколько непринуждённо, а не так, как чувствовал себя на самом деле. При мысли о доме Серёженьки моё сердце тут же заколотилось. Что ж, если он собирается выбросить меня из своей жизни, то я, по крайней мере, сделаю для него что-нибудь полезное, пока у меня есть такая возможность. - Я подойду туда после занятий.

Отец кивнул и, открыв дверь, направился к своему грузовику, а я вышел на тротуар и поплёлся в школу.

Когда я ступал на школьный двор, моё тело автоматически перемещало меня из кабинета в кабинет в течение дня, ноги сами собой отводили на занятия, разум отрывочно реагировал на то, что приходилось слушать, читать или делать на уроках, пока не приходило время ковылять на обед. Ежедневно сидя в углу за столом в одиночестве, я совершенно не обращал внимания на любопытные взгляды и оградился ото всех невидимым щитом, чтобы никто не осмеливался проникнуть через него.

За исключением одного человека.

Она входила, брала свой обед, а затем подходила ко мне и, не спрашивая разрешения, садилась рядом, отодвигая мои учебники и ставя свой поднос. Её болтовня была непрерывной и бессмысленной, но это было чем-то. Даже если я ни разу не взглянул на неё, Лена продолжала говорить и задавать вопросы, не ожидая от меня на них ответов и откидывая волосы на плечо. Она просто болтала ни о чём. Но это единственное, что было нормальным в моей жизни.

Она вела себя так, будто ничего не изменилось. Словно Серёженька как обычно сидел со мной рядом и закатывал глаза на её жалкие шутки или высказывал своё мнение по поводу свежей сплетни насчёт выпускного.

Но его не было.

Порой было трудно её игнорировать. Иногда я ловил себя на том, что мой взгляд отрывался от книжной страницы и устремлялся к её страдальческому лицу и сочувственным тёмно-карим глазам. Они тут же загорались, если я одаривал её своим вниманием, которого она так добивалась, а когда однажды улыбнулся, то подумал, что она устроит по этому поводу вечеринку.

- Знаю, тебе сейчас очень тяжело, - прошептала она, слегка ткнув под столом мою ногу. – Но, может, уже чуточку легче, а?

Пожав плечами, я вздохнул и снова уткнулся в свою книгу, благодарный ей за её присутствие.

Слухи после аварии Сергея разрастались со скоростью света. Говорили, будто Серёга совсем не следил за дорогой и не заметил другого лихача на заснеженном шоссе.

Можно подумать, он способен на такую безответственность.

Они и понятия не имели, каким он был на самом деле. Все видели лишь симпатичного, умного и воспитанного парня. Но мало кто знал, что он был даже более совершенен, чем можно было подумать.

Они и не подозревали, какой это замечательный и невероятный человек. Как он мог помочь стоявшему перед ним человеку в очереди, если у того не хватило налички, или как придерживал двери для матерей с детьми, или как всегда обнимал мою маму, когда покидал наш дом.

Им было невдомёк, что он тщательно распланировал своё будущее, выбрав для нас обоих колледж, где сам мог бы играть в баскетбол, а я – изучать историю. Как постоянно следил за состоянием своей машины и менял в ней масло в точности по графику. Как усердно работал и отлаживал себе на счёт деньги для колледжа.

На большинство вопросов о состоянии Сергея, которыми меня обстреливали каждый день, я отмалчивался, игнорируя их либо пожимая плечами. И со временем все наконец-то поняли, что мне совсем не хотелось давать никаких ответов.

Когда учебный день подошёл к концу, я, послав слабую улыбку Лене, выскочил из школы и побежал трусцой к дому Дитрихов. Мой отец был уже там. Дверцы кузова его грузовика были открыты, и он выгружал из него фанеру с досками. Сколько помню себя, отец всегда работал на стройке, и только когда мы переехали в Москву, он рискнул и открыл свой собственный небольшой столярный бизнес. Вначале дело двигалось медленно, но постепенно он набрал клиентуру и довольно скоро прослыл качественным, профессиональным мастером. Заказов существенно прибавилось, что он уже не мог справляться с ними в одиночку, поэтому начал нанимать себе помощников.

Махнув рукой, отец подозвал меня и стал инструктировать насчёт расположения наклонной площадки и плана работ. Работал я старательно, внимательно выполняя все папины указания. Сначала я удалил часть перил вокруг веранды и начал настилать на пол доски. Иногда во время каникул и летом я помогал отцу, поэтому вполне был знаком с основными инструментами и умел с ними обращаться. И когда я застегнул на своих бёдрах пояс-сумку с ними, то вспомнил, как Сергей впервые увидел его на мне.

Это было прошлым летом. Я работал у отца, когда Серёга уехал с работы в обеденный перерыв и приехал ко мне. Мы быстро зашли за угол здания, чтобы не привлекать к себе внимания. Я стоял перед ним без рубашки, загорелый и с кожаным поясом для инструментов, который низко висел на моих бёдрах, а по обнажённой груди струился пот. Протянув руку, я стёр слюну с его подбородка.

- Малыш, прекрати, - покраснел я, переминаясь с ноги на ногу под его плотоядным взглядом. - Почему ты здесь?

- Я привёз тебе обед, - сказал он, протягивая пакет с сэндвичем и содовой. - И хотел посмотреть, насколько глубоко мой неутомимый сексагрегат вбивает здесь гвозди.

- И это ты ещё меня называешь мужланом? Как тебе не стыдно, - рассмеялся я, но его глаза жадно блуждали по моему голому торсу, а затем остановились на поясе.

- Думаю, это самая горячая вещь, какую я когда-либо видел, - тихо произнёс он хриплым голосом, от которого мгновенно пробудился мой член, и я внезапно обрадовался тому, что на мне были надеты свободные плотницкие штаны. – А скажите мне, мистер плотник, вы хорошо умеете пользоваться своим инструментом? Сможете ли вы мне им... вдолбить?

- Заткнись, мать твою, - пробормотал я смущённо.

В постели я не задумываясь мог нести Серёже всякую грязную похабщину, но когда он заговорил так в общественном месте, мои щёки залились стыдливой краской, и член встал колом. А когда я откинул с лица свои волосы, он и вовсе громко застонал.

- Сделай так ещё раз, - попросил он, облизывая губы.

Хихикнув, я стряхнул волосы обратно на лицо, а затем поднял руку, при этом типа случайно задев ею свой живот и грудь, после чего пропустил сквозь пальцы свои потные пряди и повторно смахнул их с лица.

- О Боже, - прошептал он. - Мне пора... гм... нужно кое о чём позаботиться. Ты придёшь сегодня вечером?

После долгого взгляда на его оттопыренный пах, я поднял глаза:

- Обязательно.

- Хорошо. А можно попросить тебя приехать только в этом поясе? – спросил он полушутя.

- Обещаю привезти его с собой. Береги себя, малыш, - прошептал я, касаясь пальцами тыльной стороны его ладони, прежде чем он повернулся, чтобы уйти.

- До скорой встречи, любимый.

- Серёж?

- Да?

- Спасибо за обед, - улыбнулся я, счастливо сверкая ямочками и держа в руках пакет.

- О, поверь, для меня это одно удовольствие. Возможно, я даже смогу договориться привозить тебе обед ежедневно, - подмигнул он на прощанье.

Всё было так просто для нас тогда. А самой большой нашей проблемой было попробовать какую-нибудь новую позу или кто кому первый будет делать минет.
Хотя это не совсем верно.

Главной проблемой было то, что мы продолжали ото всех скрываться, и планов открыться в ближайшее время у нас не было.

Мы много раз обсуждали эту тему, вот только ни один из нас не был готов столкнуться с тем разочарованием, которое, мы знали, ожидало нас. Нет, мы были почти уверены, что наши семьи обе смогут принять нас как гей-пару, но понимали, что, независимо от этого, они всё равно будут разочарованы. У моих родителей никогда не будет внуков Русиков, да и фамилия Дитрих закончится на Сергее. Мы также знали, что у них появятся из-за нас дополнительные страхи за наше здоровье и безопасность и беспокойство по поводу дискриминации, с которой нам ежедневно придётся сталкиваться.

А это всё было слишком большой обузой для наших родных, чтобы её на них вешать. Поэтому мы решили, только когда получим высшее образование, усадим их всех и откроемся. Просто скажем, что мы давно влюблены, и что это навсегда. И что любые проблемы, с которыми столкнёмся, всегда будем решать вместе.

М-да... тогда мы ещё не знали, что самое большое препятствие на нашем пути ничего не будет иметь общего с гейской жизнью.

К тому времени, когда госпожа Дитрих въехала на подъездную дорожку после её ежедневного визита к Серёге, мы уже примерно наполовину сделали нашу наклонную площадку. Стоя на коленях, я измерял кусок бруса и исподлобья наблюдал, как Раиса, выйдя из своей машины, подошла к моему отцу и улыбаясь пожала ему руку. Я не мог их слышать, но догадывался, что она рассказывала ему о состоянии Серёжи на сегодняшний день. Затем она вошла внутрь, а мы продолжили работу. Когда солнце начало заходить, отец достал две больших переноски и осветил ими двор, чтобы мы могли работать и после того, как стемнело.

Время от времени мы разговаривали, обмениваясь фразами о школе или о том, что делать дальше, но в основном работали молча, так что я почти всё время был поглощён своими мыслями. На дворе было довольно свежо, и я, натянув на себя капюшон своей толстовки, периодически дышал в ладони, пытаясь их согреть. Но спустя несколько часов наши руки уже настолько окоченели, что мы оба уже стали неповоротливыми.

- Давай что ли закругляться, Валерка. Завтра закончим, - сказал отец и выключил переноску.

Сложив в сторонке все материалы, мы уже собирались сесть в грузовик, когда подъехал папа Серёжки. Стоя со стороны пассажирского сиденья и переминаясь от холода с ноги на ногу, я увидел, как он выбрался из машины и с выражением крайнего шока на лице подошёл к моему отцу.

- Вань, я не... – и он запнулся.

- Толь, это меньшее, что я могу для вас сделать. Я знаю, ты бы сделал для меня то же самое, - прервал его мой отец, покачав головой.

Глядя на недостроенную площадку, Анатолий утёр со своей щеки слезу.

- Ваня, Валера, спасибо вам. Это... это просто потрясающе. Но я ещё подумывал... - и он умолк, не зная, как продолжить.

- Что? – с интересом спросил мой отец.

- Ну, у нас и внутри ещё есть работа. Мы собираемся превратить мой кабинет в комнату Серёжки, но там нужно переделать ванную комнату, потому что она не вполне просторная для его инвалидной коляски.

Отец положил руку на плечо Анатолия:

- Не беспокойся об этом, Толя. Я всё сделаю. Серьёзно. Как насчёт того, чтобы ты завтра показал мне, что нужно сделать, а я обсужу это со своими ребятами? Я знаю, они не будут против выделить на это своё время, а я снабжу нас всеми необходимыми материалами.

- Огромное тебе спасибо, Ваня, - сердечно поблагодарил его Анатолий и посмотрел на меня. - Как ты, Валер, у тебя всё в порядке?

Да хрен там.

У меня ничего не будет в порядке, пока в моей жизни снова не появится Сергей. И пока не простит меня.

- Да, вроде как, - тихо ответил я.

- Держись, сынок. Всё наладится, - сказал он с улыбкой. - Ещё раз спасибо тебе, Ванька. И ты должен будешь позволить мне заплатить вам за вашу работу.

- Естественно, нет. И это даже не обсуждается. Это моё личное желание, а не заработок, - возразил мой отец.

Они попрощались, и господин Дитрих направился в дом, а мы с отцом сели в наш грузовик. По дороге домой мы ехали молча. Глядя в своё окно на мелькавшие дома, я мысленно находился в палате мальчика, которого с большим нетерпением хотел поскорее увидеть и уже не мог дождаться этого.

Поужинав, я поднялся в свою комнату и, сев за стол, включил компьютер. Коротая время до моего визита к Серёжке, я перелопатил кучу всякой информации на различных веб-сайтах, посвящённой параличу нижних конечностей, начиная от элементарного ежедневного ухода вплоть до сексуальных отношений. А затем распечатал каждую статью, решив, что мне это пригодится, и что это чтение будет ещё одним моим домашним заданием.

Старательно я изучал нынешнее состояние Серёжи. Узнавал всё, что только можно, о спинном мозге и его повреждениях: медицинскую статистику, причины, расходы, лекарства, операции, самообслуживание, возможные последующие осложнения... всё. Это заставило меня чувствовать себя ближе к нему, даже если сейчас его не было рядом. Мне хотелось побольше узнать о том, с чем мы столкнулись и что случилось с его телом.

Открыв свой браузер, я вошёл в закладки, чтобы пройтись по форумам, на которых был недавно, и увидеть, ответил ли кто-нибудь на мои посты, которые я разместил на подростковых чатах.

Увидев значок одного ответа, я нажал на него.

Привет, Отчаявшийся Сумрак, добро пожаловать на форум. Я, как и ты, гей, и мой бойфренд тоже парализован. Он нырнул головой вниз в реку и повредил седьмой шейный позвонок, так что я знаю, через что ты проходишь. Наверное, ты слышал это и раньше, но всё, что ты можешь сделать, это просто быть с ним рядом. Неважно, что он будет делать или говорить, помни – это не на тебя он злится. Да, будет очень тяжело, плохих дней будет немало, но будут и хорошие, поверь. Просто убеди его, что ты никуда не уйдёшь и не бросишь его несмотря ни на что.

Если захочешь поговорить о более личных вещах, можешь написать мне на е-мэйл.

Войдя в свою электронную почту, я отправил ему письмо с благодарностью и написал, что, уверен, в будущем у меня обязательно возникнут к нему вопросы. Затем взял все распечатки и, забравшись с ними на постель, начал читать о вялой работе кишечника и инфекциях мочевыводящих путей.

В какой-то момент между различиями сменных катетеров и анальными свечами я уснул и очнулся уже около пяти утра, когда было уже слишком поздно для визита в больницу. Разозлившись на себя за то, что проспал, я перекатился на спину и уставился в потолок. Мои мысли были переполнены образами Серёжки, лежавшего в той больничной палате в одиночестве и отчаянии. Если бы он только знал, что я чувствовал себя точно так же.

В школе Лена снова сидела со мной на ланче, бросив на мой стол свою сумку и грохнув подносом.

- Господи, - пробормотал я из-за громкого звука, уткнувшись в учебник по физике и читая домашку, которую забыл сделать вчера.

- Надо же, он разговаривает, - заметила она с сарказмом. – А то я уже начинала сомневаться, живой ли ты ещё.

- Да мне пофиг. Я не просил тебя сидеть здесь, - не поднимая головы, напомнил я ей грубым тоном.

- Да, не просил, но я подумала, может, ты был бы не против компании, учитывая, что какое-то время с тобой рядом не будет твоего лучшего друга. И также думала, что... нуу... не знаю, может, тебе захочется поговорить и поделиться своим горем.

- А почему я должен хотеть этим делиться? И почему с тобой? – резанул я, рассердившись на её настойчивость.

Блин, ну почему она просто не оставит меня в покое?

- Потому что мы друзья, Валера. Серёжа важен для нас обоих. Мне так же, как и тебе, очень грустно из-за того, что с ним случилось. Я слышала, его выписывают домой, это правда?

- Не знаю.

- Ты ещё не разговаривал с ним?

Я покачал головой и захлопнул книгу. Мне всё равно было не до физики.

- К нему не пускали посетителей, - вздохнул я.

- А, ясно. Я собиралась заехать к нему в эти выходные, но, может, лучше пока подождать?

- Угу, - только и сказал я, прежде чем собрать свои книги. - Мне пора на занятие. Увидимся.

Она не успела даже попрощаться, когда я ушёл.

После школы я снова встретился со своим отцом у Дитрихов, не забыв на этот раз надеть тёплую куртку. Поприветствовав меня словами «как дела в школе», он бросил мне строительный пистолет. По-видимому, он приехал сюда несколько часов назад, потому что скат был почти завершён, и осталось доделать совсем немного, чтобы приступить к покраске. Надев наушники, я выбрал плей-лист Сергея и хмыкнул, когда Джон сказал мне, что всё, в чём я нуждаюсь, это просто любовь.

Ага, мне потребуется сделать дохрена больше, чем просто любить.

Мы снова проработали до вечера, прервавшись только для того, чтобы поздороваться с госпожой Дитрих, когда она приехала домой, и выпить горячего какао, который она для нас приготовила. А когда вернулся господин Дитрих, то он завёл моего отца в дом, чтобы показать ему фронт работ, в то время как я заканчивал красить. Первый слой уже был нанесён, и под «Got to Get You into My Life» я приступил ко второму. Тут открылась входная дверь, и на крыльцо вышла Раиса. Я вытянул наушники и посмотрел вверх.

- Валер, могу я поговорить с тобой минутку?

- Конечно, мэм, - ответил я, поднимаясь и стряхивая снег с колен, прежде чем подняться к ней по ступенькам.

- Кстати, очень красиво. Вы с папой проделали замечательную работу.

- Спасибо.

- Валера, завтра Серёжа возвращается домой, но в школе он появится не раньше, чем через две-три недели. Помнишь, я просила тебя собрать все его домашние задания, но...

- Их нужно принести? Я всё сделал, они у меня дома, - прервал я её. - Я могу принести их прямо сейчас.

- Нет, дорогой, спасибо, сейчас не нужно. Мы очень благодарны тебе. Однако, когда я связалась со школой, мне сказали, что за это время он может сильно отстать, если с ним не будет заниматься какой-нибудь репетитор.

- Репетитор?

Сергей был самым умным учеником из всех, кого я знал. Разве ему нужен репетитор?

- Ну, не именно репетитор, а кто-нибудь, кто помог бы ему объяснить то, что он пропустил и что сейчас изучается на занятиях, чтобы, когда он вернётся в школу, ему не пришлось навёрстывать упущенное. И я надеялась, что ты бы согласился быть этим человеком.

- Я?

- Да. Во-первых, у вас с ним много общих предметов, а во-вторых, ты всё равно будешь приходить к нам, так что мы могли бы предложить эту работу тебе, - подмигнула она мне. - И я знаю, что с тобой Серёжа будет чувствовать себя более уютно, чем с кем-то другим.

- Я... э-э... - и я запнулся, представив, как Серёга выставит меня, когда увидит. С другой стороны, у меня будет повод видеться с ним, а у него не останется выбора. - Конечно. Я с радостью помогу всем, чем только смогу, - наконец, ответил я.

- Отлично, я позвоню тебе завтра, и мы обговорим с тобой все детали, после того как я побеседую с директором школы. Спасибо тебе за всё, Валера. Я знаю, он будет благодарен тебе.

Или ненавидеть ещё больше.

- Не за что.

Затем в дверях появился мой отец, обменялся объятиями с Раисой, и мы с ним направились к грузовику. По дороге домой он сказал, что закончит площадку сам, пока я завтра буду в школе, а я сообщил ему, что буду помогать Серёжке нагонять школьную программу.

После ужина я извинился и отправился в свою комнату. Я даже не стал включать компьютер, а сразу плюхнулся на кровать, завёл будильник и схватил статью по рефлекторной эрекции. Проснувшись в два ночи, я как обычно отправился к Серёже. По дороге в больницу было как-то особенно холодно. Меня всего трясло, хотя печка в машине была включена на полную мощность.

Леся кивнула мне, когда я шёл по коридору, а затем свернул к его палате.

Моё горло каждый раз что-то сдавливало, когда я видел его. Тихонько прокравшись, я встал у кровати и уставился на моего спящего мальчика. Но как только занёс свою руку над его ладонью, пальцы Серёжи дрогнули, и мой взгляд невольно метнулся к его глазам, чтобы убедиться, что они всё ещё были закрыты. Я умирал от отчаянного желания дотронуться до него, ощутить его кожу, пульс, пробежаться пальцами по его щеке или волосам.

Ну хоть что-нибудь.

И пусть он был всего в нескольких сантиметрах от меня, а его рука даже ещё ближе, я всё равно чувствовал, как он ускользал от меня. Зыбкая связь, которую я удерживал между нами, слабела с каждой секундой, с каждым невысказанным словом и с каждой пропущенной лаской. Сердце в груди мучительно сжималось, дыхание давалось с трудом, а по щекам текли беззвучные слёзы.

С тихим «прости» я повернулся и направился к двери, задержавшись лишь на секунду, когда услышал его сонное и хриплое «Валера». Быстро захлопнув за собой дверь, я бросился по коридору, пытаясь сквозь слёзы найти дорогу. Сидя в машине, я ощущал, как разваливалась моя жизнь, за подобие которой так отчаянно цеплялся, понимая, что она быстро таяла. Сделав несколько глубоких вдохов, я завёл машину и поехал домой, а в голове всё время стоял его сонный голос.

Войдя в дом, я вернул ключи в мамину сумочку и повернулся в сторону лестницы.

- Где ты был? – раздался за спиной её голос.

Со вздохом я, не оборачиваясь, остановился. Я и так знал, что она сидела на диване, поджав под себя ноги и сжимая в руках чашку с чаем.

- Нигде, - ответил я, склонив голову.

- Ты был в больнице, да? - спросила она, уже зная ответ.

Взглянув на неё через плечо, я подтвердил её подозрения.

- Я иду спать, - пробормотал я и, перепрыгивая сразу через две ступеньки, убежал к себе.

Но она и не пыталась остановить меня.

За сорок лет - мне право возродиться,
Дышать допьяну осенью хмельной,
Лететь домой, как раненая птица.
Ну рассмешили! Надо же – домой!

Который дом? Дорожные мотели?
Дом – там, где ждут (хотя бы иногда).
Дом – там, где сэндвич, чистые постели,
А остальное – просто ерунда.

Опять за руль... Запятнанные фото,
Клубит туман, мелькает полоса...
И снова брат стоит у эшафота,
Слышны друзей ушедших голоса.

Мотора рёв нежнее колыбели,
Глаза слезит предутренняя мгла.
Да я не сплю! Ну что Вы в самом деле,
И не язвлю (чуток и не со зла!).

Дрожит рука, затылок взялся дыбом,
Я не могу! Не дамся! До конца!
Да отвяжитесь... Снова снится дыба,
Протяжный стон, глаза на пол лица.

И мой эскорт... Замученные души...
Мне виски пить – что нюхать аспирин...
Себя простить? Лапшу себе на уши...
Простите - в сад... Всё выдержу один...

Я не смеюсь, я просто усмехаюсь,
Сей монолог – он просто ни к чему.
Я грешен был. Грешу – и не раскаюсь,
И не отдам свой жребий никому!