Давным давно была Война...

1950 год:

Розы вновь издевались над ней. Их голоса, полные весёлых насмешек, звенели вокруг, точно щебечущие пташки, взывая, возражая, веселясь. Валентина глянула на заострённое лезвие в руках, а затем быстрым решительным щелчком ножниц заставила их всех замолчать. Их отрубленные головки разместились возле её садоводческих сапог, разбрасывая алые лепестки, как и бутоны, павшие на каменную брусчатку.

Когда она добралась до западной части бунгало и оглянулась, её рот раскрылся в удивлении. Её передний садик походил на бойню соцветий.

Что я творю? Это реально?

Она вновь посмотрела на ножницы, во всяком случае ожидая увидеть кровь, но вместо этого они лишь едва заметно блестели от сока.

Это нереально. Она сунула ножницы в карман и пошла обратно в дом, подавляя желание убежать.

Это нереально, повторила она себе снова. Но тошнота уже подступила.

Она пала на колени в ванной, делая глубокие вдохи и борясь с воспоминаниями, которые лишь стали ярче после окончания войны. Она удерживала себя там неподвижно, напряжённо, как на параде перед её глазами шли солдаты, без конечностей, с беспорядочно размазанной по лицам крови. Они душераздирающе кричали, коль скоро она использовала каждую унцию силы, на которую было способно её маленькое тело, чтобы удерживать их, чтобы всё ещё удерживать.
Постойте, нет – не люди были под её пальцами, а лишь прохладная керамика раковины.

«Держите её», - голос эхом отдался в голове.

Удерживают меня по-прежнему. Ожоги. Расплавленная плоть, шрапнель. Боже мой, шрапнель.

Валю вырвало в таз.

Минуты спустя, выполоскав кислоту изо рта листерином, она вновь взглянула в зеркало над раковиной. Её отражение изнуренно обратилось к ней: «Привет, Валь, выглядишь усталой».

«Это да, я уставшая. И одинокая, - тихо отозвалась она. – Я не буду рыдать сегодня. Сегодня будет хороший день».

Девушка из зеркала смотрела с таким выражением, будто не верила ни единой части её заявления. Но её взгляд не был осуждающим, просто отстранённым.

«Вот и ладно».

Валентина прошла на свою небольшую кухоньку, повязала любимый фартук, ощутимо пахнущий крахмалом, и принялась доставать посуду, которая была необходима для сегодняшнего вечернего ужина.

Было тихо. Каждый день – пуст.

Она попыталась проглотить комок в горле, дабы расслабиться, чтобы не разрыдаться. Её шея заныла от напряжения, с коим её тонкие пальцы крошили сыр в большую форму для выпечки фирмы «Pyrex». Она включила духовку и посмотрела на сверкающую хромовую отделку. На неё взирало её же искажённое отражение.

Я не буду плакать сегодня.

Но было слишком поздно. Слёзы уже струились по щекам, будто рассыпаясь в её агрессивной капитуляции. Она рыдала, вдыхала, а затем кричала, колотя кулаками по поверхности плитки.

В доме было необычайно тепло, когда Майкл тихонько толкнул входную дверь своего бунгало. Он повесил фетровую шляпу на шляпную стойку и встретился с взглядом своих зелёных глаз в овальном зеркале. Он чуть стянул волосы на лоб, сделал несколько глубоких вдохов и провёл ладонями по голове, пытаясь привести в порядок своенравные пряди.

На кухне было пусто, бар – без изменений. Дома его возвращения не ждали ни прохладительные напитки, ни ароматный ужин, ни игривая жена. Со всей очевидностью подобное ушло в небытие с тех пор, как Валентина в последний раз встретила его с улыбкой и с недавно смешанным «Манхэттеном». Он приоткрыл окно над раковиной, и с улицы повеяло запахом свежесрезанных роз.

Он окинул взглядом позабытую форму для выпечки на стойке, полную какой-то неаппетитно выглядевшей бурды, и немытую посуду наряду с мерной колбой в раковине. Какие-то овощи лежали рядом с пакетиком желатина «Джелло», который был высыпан в пустую форму и также забыт. Майкл поморщился. Он почувствовал исходящее от духовки тепло и потянул тяжёлую дверцу на себя, чтобы увидеть её свободной и чертовски раскалённой. Он вздохнул и крутанул вентиль на положение «выключен».

Сегодняшний вечер будет нелёгким. Как, впрочем, и большинство других.

Он провёл пальцами по волосам, забивая на свои прежние усилия, и снял пиджак. Кинул его на спинку стула, стянув подтяжки и позволяя им раскачиваться на уровне бёдер. Развернувшись к бару, он налил себе три четверти виски «Лагавулин» в крепкий стакан, чуть расплескав. Он несколько мгновений простоял с выпивкой в руке, ни на чём особо не фокусируясь, видя оставленные позади годы, и что сейчас. Одна лишь неизбежность.

Он выпил виски и решил не тянуть кота за хвост. Идя в спальню, он прошёл мимо обрамлённых фотографий своей сестры, родители, отца Вали - пожарного, мёртвого вот уже шесть лет. Он остановился у двери в спальню и приоткрыл её ровно настолько, чтобы разглядеть фигуру Валентины в сумрачном интерьере комнаты. Она лежала, свернувшись калачиком у подножия кровати, её шелковистые волосы скрывали лицо, а тоненькие пальчики сжимали платок, лишь её синие вышитые инициалы выглядывали наружу.

Чувство вины в его груди, словно удав, выжимало дыхание из своей добычи. Каждый вдох приводил лишь к тому, что смертельная ловушка сжималась крепче. Он толкнул дверь и подошёл к ней, готовясь к буре.

Он наклонился и провёл рукой по её лбу. Её глаза чуть дрогнули и затем приоткрылись.

- О. – Она резко села, а её растрёпанные волосы волной прокатились за ней. Господи, как же она была красива. Чтобы она ни делала, в безумии или нет, но всегда шла в резонанс с ним. Она оставила клеймо на его сердце много лет назад.

- Привет, любимая. Ты заснула?

Взгляд её огромных карих глаз, покрасневших по радужке, взлетел к модным часам, висевшим на запястье, и её лицо мрачно вспыхнуло в панике.

- О нет, неужели уже столько времени? – Она вскочила на ноги и вылетела за дверь, потерев руками лицо, когда затормозила на кухне, видя на стойке не поставленную в духовку посудину. Стоя позади неё, Майкл увидел, как её лицо вытянулось в поражении.

- Я так понимаю, сегодня был не слишком хороший день? – тихо произнёс Майкл. Он заметил обезглавленные кусты роз на своём пути. Он задался вопросом, скрепя сердце, что же думают соседи о его эксцентричной жене. Вероятно, что ему следовало бы поручить её чьим-то заботам.

Что было совершенно точно исключено.

Её голос казался мягким.

- Мой отец говорил, что если не можешь сказать ничего хорошего, то лучше держать рот на замке. – Майклу подумалось, что она имеет в виду его, но, к сожалению, наиболее вероятно, что она толковала о цветах. Девушка обернулась, чтобы взглянуть на него.

- Ты опоздал. Где ты был?

Майкл потёр затылок, размышляя, куда сегодня всё повернёт. И нет никакого значения, что он скажет. Он мог проявить нежное понимание или же дать строгий супружеский выговор из-за нерадивого отношения к ужину. Более вероятно, что начал бы он за здравие, а закончил за упокой. Чтобы он ни сказал – всё неправильно.

- Я был в клубе с Андре. Не переживай насчёт ужина, я поел, - начал он, ослабляя и стягивая галстук.

- Ты... ты уже поел? – Их взгляды встретились. Зелёный против карего. Трава и шоколад.

Валентина целенаправленно подошла к нему и глубоко втянула воздух через нос.

- От тебя пахнет «Shalimar».

- Валюш, ты прыскаешься «Shalimar».

- Это до Рождества, пока ты не подарил мне «Miss Dior Cherie».

- А ты ими пользуешься? – Она не делала этого. Духи пылились в её косметичке.

- Иногда, - прошептала она.

- Иногда. Например, так же как ты готовишь ужин вовремя? Иногда. – Его тон был раздражённым, и он уже пожалел об этом, но тогда он думал о Марибель. Её тёплом ротике, о том, как ласково приветствовало его её тело. Просто пройди через это, приказал он себе.

Огонь вспыхнул в глазах Валентины, шоколад стал сталью.

- Ты едва ешь здесь теперь. Честно говоря, Майкл, я не знаю, почему вообще обеспокоиваюсь этим.

- Валюшка, любовь моя, ты и не обеспокаиваешься.

И затем он увидел, как сталь стала плавиться в боли, когда Валя схватила тяжёлую кристаллическую пепельницу с обеденного стола. Майкл извернулся, когда предмет пролетел мимо. Может, ему и не стоило провоцировать её, но раньше, пройдя через этот... переполох... раньше он мог видеть Марибель. Пепельница разбилась о стену, когда Валентина в отчаянии осмотрелась, пытаясь найти, чем бы ещё зашвырнуть в него. Ложки из столового набора пролетели у его уха, потом в ход пошли тарелка, нож, вилка и салфетка, которая только жалко затрепыхалась, ложась у её ног. Она посмотрела на него взглядом, в котором отражалось нечто похожее на недоумение. И тогда, являя собой образ детской истерики, она схватилась за спинку обеденного стула и опрокинула его. Стальная конструкция грохнулась на линолеум пред ней. Её лицо было сердитым, а щёки порозовевшими. Она покачнулась, и Майкл знал, что в следующее мгновение она рухнет на пол.

Он сделал два больших шага вперёд, согнувшись, чтобы поймать её, когда она оседала. Он испустил вдох, в котором скопился задержанный воздух. Хорошо, что это не заняло много времени, и она отступила довольно легко. Слава Богу.

Это была она, сияя, как ангел под подвесной лампой. Её накрученные локоны идеально ниспадали, спокойно обрамляя её лицо. Майкл упивался ею, когда сократил расстояние меж ними и зарылся носом в её волосах. «Shalimar», «Lux» и крем «Lustre». Божественно. Его сердце пропустило удар, когда её глаза встретились с его, невероятно завораживающие, полные восторга и обольщения с хитринкой. Никакого усталого осуждения, лишь теплота и желание.

- Не думал, что ты будешь здесь сегодня вечером, - признался он, вытягивая из её пальчиков сигарету «Lucky Strike» и гася её в пустом стакане у её локтя. Она надулась на него из-за этого, но не сказать, что полностью. В её взгляде всё ещё сверкала улыбка.

- А как иначе, любимый. Я ждала тебя. – Он пробежался пальчиками по её руке, наслаждаясь текстурой шелковистой синей блузы, скользя по её плечу под ней. Её губы были матово-красными, а на слегка веснушчатом лице было заинтересованное выражение.

- Твоя жена вновь доставила тебе хлопот?

Он кивнул, не отводя взгляда.

- Я не знаю, что делать, ей становится только хуже. – Майкл замолчал, прежде чем продолжить. – И она подозревает.

- О нас?

- О нас, - подтвердил он, а затем его губы нашли её. На вкус она походила на смесь дыма и виски, горячая и опьяняющая. Он забылся в поцелуе, углубляя его, когда она положила руки ему на бёдра и притянула ближе к себе.

Она задыхалась, когда чуть отпрянула от него и сказала:

- Разведись.

Майкл застонал в её волосы.

- Ты же знаешь, я не могу. Не буду. Ей плохо. Она не справится без меня.

Марибель прижалась к груди Майкла и посмотрела на него умоляющими карими глазами.

- Разве у неё нет семьи? Братьев, сестёр?

- У неё никого нет. Только я. И я дал обет, Мари. И не жалею об этом. – Он коснулся её челюсти большим пальцем. – Я сказал тебе, что это всё, что я могу дать. Ты сказала, что этого достаточно.

Он искал взглядом её прелестное лицо, рот, распухший от поцелуев, чуть выгнутую немного выше другой бровь. Её густые ресницы были опущены, образуя тень в форме полумесяца на её щеках. Пряча глаза, прятала чувства.

- Этого достаточно, Майкл. Я не подниму более этого вопроса.

- Ты же знаешь, я люблю тебя. С того самого дня, как мы встретились. Тебя и никого больше. – Он надеялся, что она почувствует его искренность.

- Никого больше?

Он покачал головой.

- Только тебя.

Андре передал Майклу бокал бренди с содовой и откинулся на бар в своём офисе. Мисс Стэнли только выпроводила клиента, и Андре пошевелил бровями с намёком Майклу, показывая бессловесно на аппетитные формы их секретарши. Майкл лишь усмехнулся.

Андре закурил и предложил затянуться Майклу. Тот отказался.

- Да не будь тряпкой, Майки. Мой врач рекомендовал этот бренди. – Андре выпустил кольца дыма к потолку. – Это так успокаивает.

- Я просто не потребляю то, что привлекательно для тебя. – Майкл сделал глоток. – Как Сьюзи?

- Потрясающе. Андре-младшенький завладел всем её временем. Но, разрази меня гром, если я не женился на самой привлекательной девушке во всём христианском мире. Беременность ни на йоту не испортила её фигуры.

- Ты везунчик.

- А что, так и есть. – Андре осушил свой бокал за один присест и улыбнулся своей большой самодовольной улыбкой. – Она упоминала о барбекю четвёртого. У вас с Валей как, планы есть?

Майкл промолчал. Будут ли они там, зависит от психического состояния Валентины в этот день.

Андре немного знал о проблемах Майкла дома, но не всё, а самую малость. Майкл прекрасно понимал, что очевидно, что Валя его расстраивает, но он старался объяснять причину витиевато. Его жена была не совсем в себе, но это определённо не то, о чём ты будешь говорить со своим деловым партнёром.

- Ну, будь на связи, Майк. Я скажу Сьюзи, что вы, возможно, оба будете. – Андре на секунду замолк. – Как дела с Марибель?

Майкл изогнул губы в самодовольной улыбке.

- Просто невероятно. На самом деле вчера вечером виделся с ней.

- Вот оно что, это объясняет это дерьмо с твоими утренними усмешками. Но, эй, парень, не хочу нудить, но... будь осторожен; последнее, что тебе нужно, так это незаконнорождённый Майк-младший.

Майкл чуть чокнулся с партнёром бокалом.

- Нет причин беспокоиться.

Андре заговорщически улыбнулся.

- Вот это я понимаю, мужской ответ. Хотел бы я с ней встретиться однажды.

- Всё может быть, - неопределённо ответил Майкл, но на самом деле всё его естество кричало об обратном. Этого никогда не случится.

Также как и бастард не родится по неосторожности.

Марибель не могла иметь детей. Но это, казалось, особо её не беспокоило. Когда они говорили об этом, её смех пузырился у рта, точно пенистое шампанское, лёгкое и воздушное, и её сдержанный ответ удивил его.

– Не могу я иметь детей. – Она с нежностью погладила живот и пояснила: - Всё это у меня отняла война, любимый.

«Мы все чем-то жертвуем», - сказала она.

Чертовски верно.

- И ты не хотела бы стать матерью? – спросил он.

- Конечно, хотела бы. И в один прекрасный день я стану. Я подумываю об усыновлении. В детских домах полно детей, которым нужна семья. – И снова верно. Но женщине вроде Мари не позволят взять ребёнка. Но он не упомянул об этом.

Впервые он встретил Марибель в 1946 году, вскоре после того как вернулся из Европы, куда его закинуло с тринадцатой танковой дивизией. Он никогда не забудет, как впервые увидел её, стоящую возле бара, потягивающую коктейль и размахивай сигаретой в держателе и что-то рассказывающую. Её тёмные волосы были зачёсаны назад и перекинуты через плечо, оголённое в вечернем платье без рукавов и сияющее, словно отполированная слоновая кость. Когда на мгновение её взгляд упал на него, понимающая улыбка заиграла на её затемнённых губах. И от этой многозначительности он стал точно выброшенная на береговую линию рыба. Это было так, словно он ощущал, что стоит в нескольких дюймах от неё, но никак не может двинуться. Словно он карабкался и барахтался без воздуха в какой-то вакуумной реальности.

- Привет. – Это было больше похоже на выдох, чем на слово, тем временем как его голодные глаза вкушали её хрупкое гладкое лицо.

Его внезапная близость, по всей вероятности, чуть испугала её.

- Я сожалею, мы встречались?

- Может быть, и нет, - ответил он. – Но как смотрите на то, если мы исправим это?

Так что это не составило особого труда. Он разделял её общество в течение всего оставшегося вечера, а затем снова через парочку недель на подобном мероприятии. Она часто захаживала в клуб на ужин возле его дома, и они начали встречаться там время от времени, но весьма часто.

Она с самого начала знала, что он женат, но редко спрашивала о его жене или о домашних хлопотах. Он же также избегал расспросов о её жизни. Он не хотел знать. Они были вместе, и всё остальное неважно.

Их страсть возросла с небывалой силой и затмила всё иное. Майкл отодвинул Валю на второй план, отдаваясь со всей ненасытностью своей любовнице. Ненасытной даже после стольких страстных встреч.

Он не мог остановиться.

И она не могла.

В её глазах отражалось совершенство, в её теле было его спасение.

И сейчас, возвратившись в свой кабинет, Майкл уставился на портрет Валентины, который стоял в фоторамке на его столе. Фотография их счастливых времён. Она оглядывалась на камеру через плечо, и её небольшая вуаль чуть откинулась на поля шляпки. Её улыбка была широкой, но взгляд - грустным. У Вали всегда был печальный взгляд.

Они поженились в бурные сорок вторые, когда США готовились к войне, и некоторое время наслаждались друг другом, прежде чем его забрали на фронт. Его родители устроили неброскую свадьбу в «Чёрных садах», а их «медовый месяц» прошёл в отеле «Парк майских соцветий» в центре Сиэтла. Он улыбнулся, вспоминая, как Валя, только вышедшая за него, запуталась в подоле своей ночной рубашки и споткнулась, упав прямо ему в объятия.

- Спасибо, что спас меня, - прошептала она ему.

- Всегда, Валюша. Я всегда буду спасать тебя.

Именно так он тогда и думал. Он осушил бокал и попытался сосредоточиться на работе.

Когда Эшли толкнула дверь в бунгало Майкла, Валентина была там, неистово сматывая шнур пылесоса, а её волосы были дико взъерошены и свисали на лицо. Платье было чистеньким и аккуратным, но это казалось показным, так как оно висело на её слишком исхудавшем теле. Эшли не составляло труда разглядеть, что под тканью девушка едва не разваливается.

- Ох, Эшли, - порывисто воскликнула Валя. – Я так рада, что ты зашла. – Эшли вдруг оказалась в стискивающих до боли объятиях Валентины, наряду со слезами которая стала изливать то, что «правильно и нет, но по большей части правильно». Эшли осторожно расцепила маниакальную хватку Вали и утихомирила её.

- Валюша, дорогая, всё будет хорошо. Давай всё по порядку, да? Начнём с того, что ты любезно позволишь мне войти, а затем предложишь мне водку «Коллинз»?

Эшли стянула перчатки и шляпку от солнца и положила их на столик в прихожей. Отошедшая Валя с охотой кивнула ей в сторону гостиной. Эшли посмотрела на неё и распознала, сколько та делает усилий, чтобы попридержать слова, чтобы просто дышать. Эшли села на один из стульев и расправила юбку своего платья от Диор. Время для проекта Валентина, подумала она, изучая бледное встревоженное лицо своей подруги.

Эшли с Валей были ближайшими соседями и лучшими подругами, когда росли в пригороде Сиэтла – в Мэйпел Лиф. Когда же Валя вышла замуж за старшего брата Эшли, Майкла, они стали нечто большим, они стали семьёй. Валя всегда была со странностями, но у Эшли, которая сама была немного не от мира сего, никогда не было много единомышленников, и она была одной из тех немногих, кто действительно мог помочь Валюше, когда та, казалось, соскальзывала с пути.

В детстве это проявлялась не так сильно. В детстве, юности у неё случались лишь периоды длительного затишья, разрушающей меланхолии и самоизоляции. Валя изо всех сил пыталась наладить контакт с одноклассниками, но её не воспринимали, игнорировали, и в итоге она сочла это за лучшее. Так что Эшли и Майкл были её единственными настоящими друзьями.

А затем пришла ужасная война, и Вале с тех пор становилось только хуже. Ей, наверное, не следовало идти в медсестринский армейский корпус США, но тогда Валентина имела весомый аргумент против того, чтобы остаться в Штатах.

- Я не могу, Эшли. Не могу сидеть тут, изо дня в день ожидая весточку. Я не могу оставаться одна. Вы с Майклом не можете оставить меня тут. Пожалуйста. Я могу приносить пользу. Я могу приносить пользу! – И Валя смогла её приносить. Она была нежной, точно оленёнок, врачебный такт сочетался с мягкостью, что было самым истинным и тёплым из всего того, что повидала Эшли. Она лучше всех могла общаться с теми, кого захватили в свои сети лихорадка и страх. Её голос был болеутоляющим, её присутствие – успокоительным. Раненые наводняли сооружённые временные госпитали, снаряды сыпались кругом, а Валя была полностью поглощена своим делом.

Возможно, она видела слишком много смертей, прошла сквозь неописуемые ужасы.
А в 1945 году она сопровождала раненых на борту медицинского судна, когда то атаковали немецкие бомбардировщики. Корабль затонул, а Валентина возвратилась домой с паутинкой швов на животе и бёдрах. Шрапнель.

Она вернулась домой со шрамами на душе и на теле.

Когда же стала известна новость о лагерях смерти, Валя невыносимо страдала.

- Я так много потеряла, но далеко не столько, как некоторые, - рыдала она на груди Эшли. – Как люди могут быть такими жестокими, Эшли? – У Эшли же не было ответа.

Её бедное нежное сердце растоптал сапог нацистского режима, и Эшли задавалась вопросом, сможет ли оно стать прежним.

И вот сейчас она, спустя четыре года, по-прежнему не найдя ответа, сидела здесь. Шоковая терапия, рекомендованная семейным врачом, лишь ухудшила положение дел. Майкл прекратил лечение спустя пару сессий, почувствовав отвращение в отдаляющемся взгляде Валентины. Ничего не пробовали с тех пор, и Валя, очевидно, скатывалась по спирали вниз.

- М-м-м, Валюша, этот напиток идеален. А теперь расскажи мне, что стряслось?

У неё были тёмные круги под усталыми глазами, её попытка нанести румянец с утра выглядела жалко.

- Я всё ещё не здесь, Эшли.

Всё ещё не здесь? Это что-то новенькое.

- Что ты имеешь в виду?

- Я имею в виду... Я не знаю, где я. Но я не здесь. Я упускаю вещи, время. И я упускаю Майкла. – В её голосе сквозила паника.

О Боже мой.

- Он со мной. Но он отдаляется. Думаю, он нашёл... кого-то... ещё. Он всё время в клубе или с Андре. Он играет в гольф до захода солнца, обедает вне дома. А когда он тут, я... я... я неприятна ему. – Её глаза были опушены, а тело излучало стыд. – Он собирается отставить меня.

Воистину о Боже мой.

- Валентина-а-а, мой брат любит тебя. И ты знаешь это.

Она лишь медленно покачала головой.

- Больше нет, - пробормотала она куда-то в колени и подняла голову, смотря на Эшли полными слёз глазами. – Я должна стать лучше. Пожалуйста, помоги мне.

Эшли восприняла просьбу Вали. Она знала, что может помочь. Иногда что-то незначительное играло для Валентины огромную роль. Ей просто был нужен тот, кто удержит её обоснованиями, тот, кто заполнит её тихие дни чем-то реальным.

- Я как раз думала вчера, какая тоскливая и скучная у меня вторая половина дня. Что если я буду делать круг и заезжать ежедневно ненадолго к тебе? Но тогда ты должна согласиться на то, что я поколдую с одной из цветовых палитр «Avon» на тебе.

Валя кивнула.

- Ты уверена? Я знаю, что многого прошу...

- Нет, что ты, Валюша. Мы с тобой просто составим компанию друг другу – а то тут большую часть времени тихо, точно в могиле. А так мы развлечёмся, что скажешь? Начнём сегодня? У меня и сейчас в машине есть свой набор от «Avon». – «Avon» – секретное оружие Эшли.

- Ага, давай, но прежде чем мы приступим, я должна кое-что спросить. – Её лицо помрачнело, в глазах появилась нерешительность. – Мне нужно знать, кто она?

Тишина.

- Выяснишь для меня?

О Боже мой.

- Валюша, я не думаю, что...

- Ты ошибаешься, - прервала Валя, покачивая головой. – Пообещай мне.

Валентина потянула Эшли за руку и плотно схватилась за неё, точно утопающий за соломинку. Эшли вздохнула. Втягиваться в дела измен своего брата – идея плохая.

- Если я пообещаю, как тебе это поможет?

Глаза Вали сверкнули так, что дыхание Эшли сбилось где-то в горле.

- Мне надо знать, - вот и всё, что сказала в ответ Валя, её голос был жестоким и злобным. Жутким.

Валентина не может быть опасной, уговаривала себя Эшли. Она заманила пауков в баночку и выпустила их на волю, ради Бога! Она неспособна причинить боль, но сейчас она сидела и смотрела так, будто желала выбить из кого-то жизнь голыми руками.

О Боже мой.