Чёрно-белый секс Гестапо. Часть седьмая

- Анн сильно расстроилась, когда ты ушла.

- Что? – переспросила я. Я уже не раз пропускала мимо ушей слова Гюнтера, отвлекаясь на столик, где сидел Грегор.

- Анн расстроилась, когда ты ушла, - повторил молодой роттенфюрер.

- Надеюсь, она меня поймёт когда-нибудь, - пробормотала я и добавила какую-то чушь про любовь.

- Безусловно.

- Позаботься о ней как следует, - улыбнулась я Гюнтеру и встала из-за стола: Грегор уже шёл в нашу сторону.

- Милый, я хочу домой, - прошептала я, обнимая его.

- Почему, дорогая?

- Мои нервы на пределе, - еле слышно выдохнула я.

- Потерпи хотя бы час. Поешь, выпей, расслабься. Тебе ничего здесь не грозит.

Он так крепко меня обнял и прижал к себе, что я просто отказывалась в это верить.

- Всего час, может быть, два. Даже если кто-то и покусится на тебя, я этому помешаю.

Я отстранилась и поражённо взглянула в глаза штандартенфюреру.

- А ты думала, я ради развлечения твоё поведение терплю.

Он щёлкнул меня по носу и пошёл прочь.

- Грегор, подожди, - окликнула его я, но он поманил меня рукой, и мне пришлось подойти.

- Присаживайся, - улыбнулся штандартенфюрер, а затем обратился к остальным присутствующим, - моя Кати горит желанием присоединиться к СС. Мне, право, так жаль, что мы не можем принять женщину на службу.

Он присел на стул рядом со мной, и я со всей силы наступила ему на ногу каблуком.

Хоть бы обсудил со мной сначала!

- Неужели столь юная и миловидная девушка жестока настолько, насколько жесток ты, Грегор? – ехидно прокомментировал один из незнакомых мужчин. Любимый просто фыркнул.

- На чём же основано ваше желание? – поинтересовался оберфюрер Хелльстром. – Обычно к службе стремятся женщины другого типа.

- Я просто хочу видеть этот мир совершенным, - сказала я первое пришедшее в голову.

- Высокие цели, фройлен, - приподнял бокал с шампанским ещё один из присутствующих мужчин. Он не был форме, но одет в аккуратный, с иголочки, чёрный костюм; достаточно длинные чёрные волосы идеально зачёсаны назад. Он говорил со странным акцентом.

- Кати, - подал голос Грегор, - позволь представить тебе: герр Даниэль Симочилли, один из наших итальянских союзников.

- Рада знакомству, - лучезарно улыбнулась я.

- Я думаю, нашему штандартенфюреру не помешала бы помощь с бумажной волокитой, - рассмеялся оберфюрер Хелльстром. – Ты просто легендарен своей, кхм, практической деятельностью, о которой я не стал бы говорить за столом и при даме.

Затем он обратился ко мне.

- Как насчёт должности личного секретаря?

- Это большая честь...

- Бросьте. Никакой чести – возиться с бумагами, но, зная Грегора, я скажу, что вам вряд ли грозит появление нормальной семьи, я вообще удивлён вашему появлению в его жизни: этот человек предан службе...

- Генрих, - одёрнул его штандартенфюрер, - думаю, ты и так ясно выразился.

- Помолчи, будь добр. Я бы предложил место во вспомогательных подразделениях СС, но вряд ли такая аристократка будет подгонять грязных женщин на стройку или работать связисткой. Думаю, подле вашего возлюбленного вам будет комфортно.

Я как можно более искренно поблагодарила его.

- Никогда больше на такое не соглашусь, - простонала я, когда мы вышли из ресторана. Грегор приобнял меня за талию и неспешно повёл меня в сторону своего дома. Тут, вроде, недалеко.

- Придётся, - усмехнулся он и, закурив сигарету, протянул её мне.

Я с удовольствием затянулась и отдала её.

- Ты портишь меня.

- Не говори, как маленькая девочка, - хмыкнул штандартенфюрер.

- Прости, я... измотана. Психологически.

- Я говорил, что тебя никто не тронет.

- Это не умаляет моего страха.

- Как же мне тебя убедить, - усмехнулся Грегор.

Я застонала.

- Ты привыкнешь. Не мучатся же тебе всю оставшуюся жизнь.

- Всю жизнь?

- Я не сомневаюсь в победе Рейха. Чего и тебе не советую. Мы построим прекрасный мир.

Эта уверенность в его голосе заслуживала уважения.

Я вздохнула, пытаясь успокоить чувства, скопившиеся во время ужина, но буквально через минуту неудачных попыток разрыдалась, как девчонка.

- Ты чего? – удивлённо спросил штандартенфюрер, останавливаясь и обнимая меня.

Я уткнулась носом в чёрный китель и немного притихла.

- Как же мне тебя убедить...

- Не надо меня убеждать, - пробормотала я, шмыгая носом.

- Давай догадаюсь, тебя надо утешить? – саркастично фыркнул Грегор.

Я усмехнулась и шлёпнула его по плечу.

- Дурак.

И тут мои ноги меня предали, точнее, нет – меня предали туфли. Моя лодыжка неестественно вывернулась и, потеряв равновесие и опору, я упала на мостовую.

- Чёрт! – взвизгнула я, а штандартенфюрер бессовестно и громко рассмеялся.

Не выдержав, я сняла туфлю и бросила в него, а затем проделала то же самое со второй.

- Идиот! – вскрикнула я и, самостоятельно поднявшись, побрела вперёд пешком.

- Кати! – не переставая хихикать, позвал Грегор.

- Пошёл к чёрту!

- Хоть туфли надень.

- Сам надевай!

- Ладно.

Я сделала два шага, как меня снова повалили на землю и насильно надели на меня туфли.

- Вот теперь иди, - весело заявил штандартенфюрер, возвращая меня в вертикальное положение.

Зайдя в дом, я сбросила туфли и села прямо на пол, со стоном растирая уставшие ноги.

- Обязательно было идти пешком?

- Я предпочитаю не садиться нетрезвым за руль.

Я вздохнула и закатила глаза: он выпил всего пару бокалов вина.

- Пойдём в кровать, - протянул мне руку Грегор. – Здесь так пусто...

- Почему ты тогда отправил Элизабет в Америку? Не уверен в победе Рейха?

- Пусть держится подальше от этой бойни, - вздохнул он и лёгким движением подхватил меня на руки. – Когда мы победим – сможет вернуться.

Его слова звучат уже не так уверенно, как раньше. Голос усталый, плечи поникшие.

- Что с тобой?

- Просто устал, - тихо ответил штандартенфюрер, кладя меня на кровать. – Я приму ванну, можешь ложиться спать, если хочешь.

- Я не смогу уснуть.

- Тогда дождись меня, - он поцеловал меня в лоб и, прихватив свою пижаму, ушёл.

Минут пять я просто валялась на кровати, но потом я вдруг поняла, что может меня успокоить.

На цыпочках я спустилась на кухню и начала шарить по шкафам.

Странно, того, что мне нужно я не нашла.

Я заглянула в холодильник. Вот оно!

Хотя странно: обычно люди держат алкоголь в баре. Или Грегор не любит тёплую водку.

Я взяла стакан и наполнила его почти полностью.

«Ну, и дрянь», - всё, что я могла подумать, сделав два глотка.

Я опустошила стакан, когда на кухню зашёл Грегор.

- Пытаешься успокоить нервы, - хмыкнул он. – Мне это знакомо.

- Неужели, - буркнула я, находясь уже под властью алкоголя. – Я думала у тебя нервы вообще железные или что-то в этом роде.

- Я учился убивать с пятнадцати лет, если не раньше.

Я поражённо взглянула на него. Неужели его с детства приучали к этой выдержке, этому душевному льду?

- Мой отец был простым надсмотрщиком в одном из лагерей смерти, наш дом был рядом с ним. Думаю, тебе знаком Аушвиц. Я имею в виду, что он находится в Польше, - добавил он, наткнувшись на мой мрачный взгляд. – Моя семья жила неподалёку от лагеря, поблизости от семей других служащих лагеря. Я не знал, чем занимается отец, хоть странное учреждение за забором с высокими трубами вызывало много вопросов. Мама никогда не отвечала, а отца я практически не видел. Когда мне исполнилось тринадцать, папа взял меня с собой. Сначала я был в ужасе: эти люди... они уже не были людьми, они стали... крысами, животными, насекомыми. Ты бы видела их грязные некрасивые лица. Отец с гордостью рассказывал мне, чем занимается, а я думал: «Лишь бы поскорее уйти отсюда». Ночью после этой экскурсии меня мучили кошмары...

Грегор вздохнул и продолжил:

- Однажды Роза заболела, и мама послала меня к отцу, чтобы тот отвёз её к врачу. Я почти бежал по лагерю, ища его. Несколько раз меня пытались остановить, но я лишь спрашивал, где мой отец. Он и ещё несколько мужчин пытались утихомирить шайку восставших цыган.

Штандартенфюрер на несколько секунд замолчал.

- Это отребье... Они втроём набросились на него. И лишили меня отца, - на миг его лицо замерло без выражения, но потом губы изогнулись в усмешке. – Я выхватил пистолет у растерявшегося рядового и убил всех троих.

- В четырнадцать лет?

- Мне тогда было уже пятнадцать, но не суть, - он грустно взглянул на меня. – Они заставили меня стать таким. Я бы никогда не стал таким, если бы не... Ты ведь слышала, что сказал Йозеф Геббельс.

«Личный посол Люцифера в Третьем Рейхе».

Грегор закрыл глаза и покачал головой; я заметила влажные следы у уголков его глаз.

- Я всё ещё ожидаю, что ты попытаешься убить меня, но ты... Ты ведь знаешь, Кати, знаешь, что это я отправил твоих родителей на смерть. Неужели ты не хочешь отомстить?

Я покачала головой и налила себе ещё водки.

- Мне уже плевать. Мне плевать на них, на себя, на судьбу «своего народа»... Я ведь не такая как они.

Грегор подошёл и дотронулся до моей щеки.

- Пойдём спать, ни к чему нам эти разговоры на ночь.

Всю ночь мне снились бывшие когда-то близкими мне люди, протягивающие тощие руки из-за чугунных решёток.

А на утро я проснулась одна. С жуткой головной болью и тошнотой.

Кое-как встав с кровати, я доползла до ванной и, упав на колени перед унитазом, рассталась со скудным содержимым желудка.

Приняв душ и закутавшись в тонкий халат (я спала в нижнем белье стараниями Грегора), я спустилась на кухню. На столе лежала записка, написанная косым почерком штандартенфюрера.

«Выпей немного кефира и возвращайся в постель. Ты, должно быть, устала после того, что натворила ночью».

Что я натворила ночью? Вроде, только напилась. Или нет?

Чёрт! Посвятив пару минут отчитыванию самой себя, я последовала указаниям Грегора и проснулась только к обеду, но желания есть не было, и я до вечера провалялась в кровати.

Я была неописуемо рада, когда пришёл Грегор. Он вошёл в спальню и бросил на кровать небольшой чемодан.

- У меня к тебе два вопроса, - сразу же сказала я.

- Я тебя внимательно слушаю, - устало ответил штандартенфюрер, присаживая на край постели рядом со мной. Он наклонился и кратко поцеловал меня в лоб.

- Что я такого натворила ночью, и что в том чемодане?

Грегор вздохнул.

- До какого момента ты помнишь вчерашний вечер.

- Я нашла бутылку водки, потом пришёл ты и рассказал о своём детстве.

Плечи мужчины заметно поникли: жалеет, наверное, о своей откровенности.

- Я начала раздеваться и тащить тебя в постель? – неохотно озвучила я свои догадки.

- Да нет, - рассеяно ответил Грегор. – Начала вести разговоры о политике, после чего уже я потащил тебя в постель.

Я застонала, залезая под одеяло.

- Я не хотела...

- Ну, если учитывать, что ты в какой-то мере пересказала политику фюрера, то ничего страшного, и я тебя прощаю.

- Политику фюрера? – я удивлённо выглянула из-под одеяла.

- Забудь, - улыбнулся штандартенфюрер. – У меня для тебя кое-что есть.

Он указал рукой на чемодан, который он кинул на кровать.

Я с опасением вылезла из постели и, присев на край кровати, взяла на колени чемодан.

- Что там?

- Новая жизнь, - улыбнулся Грегор, - завтра приступишь к своим обязанностям.

Кажется, я догадываюсь, что находится внутри.

Я щёлкнула замочками и открыла крышку. Да, я была права.

Внутри лежала светло-серая форма.

- Примерь, - ехидно посоветовал штандартенфюрер.

Я вздохнула и последовала его просьбе.

Серая прямая юбка до колен; строгий, точно сидящий по фигуре серый китель, надетый поверх белой, глухо застёгнутой блузки, на нагрудном кармане, чуть ниже клапана располагался национальный орёл, а на левом рукаве, значительно ниже локтя была узкая повязка с надписью «Stabs Helferin».

- Мне нравится, - почти промурлыкал Грегор, пока я шокировано разглядывала себя в зеркале.

- Это странно, - прошептала я.

Никогда не думала, что надену на себя эту форму.

- Будешь помогать мне, писать отчёты, отвечать на звонки. Правда, придётся всё время ездить и ходить со мной.

- Куда?

- На допросы...

- То есть пытки.

- Не всегда. Иногда попадаются весьма сговорчивые... подопечные.

- А куда ещё? – с опаской поинтересовалась я.

- На следующей неделе поедешь со мной в Бухенвальд. Далековато, конечно, но служба есть служба. Да, Катрин? – он снова хищно растянул моё имя.

- Да, штандартенфюрер, - мрачно пробормотала я, расстёгивая китель.

Я не могу отделаться от чувства, что он решил свести меня с ума.

Я не померкну: верь мне в этом,
Рука болит – из сердца кровь,
Души последние слезинки
Ушли со мной из жизни вон.

Ты брось раскаяния и слёзы
Они, конечно, ни о чём.
Ты растворилась и те розы
Уже завяли под крестом.

Я не забыл эти мгновения:
Прикосновения любви
И словно праздник настроение
Ты улыбнулась из мечты.

Круговорот: мосты и звёзды,
Пылает вечностью огонь.
Я опустел: какие прозы,
Всю жизнь я жертвовал собой.

Мне сладок был тот мир мучений
Его обман и пустяки,
Но ты вернула мне спасение,
Отправив в мёртвые тиски.

Ты в плен поймать меня успела,
Сомкнув со мной уста в уста,
И жизнь тогда моя пропела
Всего лишь: до ре ми фа со ля...