Незнакомец внутри. Глава 5

В 03:07 утра в день назначенного отправления Валеры в Москву я сидел на дне пустой холодной фарфоровой ванной, опёршись подбородком о колени, вонзив зубы в нижнюю губу, в его тонкой, местами дырявой футболке и паре его толстых шерстяных носков.

Валерка стоял рядом, обхватив себя бледными руками, глаза потемнели и ввалились, а от тонкого слоя пота он блестел и пах, как будто только что проснулся.

Его волосы, ставшие на два тона темнее из-за того, что он их не мыл, были в полном беспорядке, и я никак не мог выбросить из головы картинку короны из шипов.

Я не отрывал взгляда от двух костюмов, всё ещё висевших в пакетах для одежды на крючке на обратной стороне двери.

Он собирался уехать на три дня.

И мы скрылись ото всех в ванной.

Это будет час, когда нам придётся покончить с оправданиями для... нас самих.
Мы два дня пытались обсуждать это... но время подходило, в нас обоих нарастала паника. И вот время настало.

- Что я буду делать? – прошептал я, уставившись на пластиковые пакеты.

Мне хотелось, чтобы они меньше походили на мешки для трупов: безжизненные вытянутые костюмы в них как будто издевались надо мной.

- Ждать, - ответил он тихим безжизненным голосом.

Кран подтекал, и звук эхом отдавался от кафеля, отсчитывая секунды.

- Я попытаюсь вернуться раньше. Я вернусь раньше. Буду дома на день раньше, - проговорил он, нажимая ладонями на глаза. Его рубашка немного приподнялась, открывая моему взгляду острые бедренные кости и натянутую белую кожу.

Восемь недель назад я бы сказал любому, если бы это был не Валера, что не надо быть смешным, велел бы ехать заниматься своей важной работой, а сам занимался бы своей работой, друзьями и смотрел телевизионные реалити-шоу.

Но всё происходило сейчас, и это был Валерка, поэтому я не мог.

- Ты не можешь закончить за один день? Пожалуйста, попытайся закончить за один? Я переживу один день, я смогу...

- Ты не можешь просто поехать со мной? – спросил он, голос холодный, испытывающий меня снова.

- Нет, я не могу, - ответил я, отворачиваясь от его пристального взгляда.

Я бы сейчас же бросил работу.

Я бы сейчас же отказался от воздуха, лишь бы быть с ним.

Но проблема в том, что мы оба понимали – это ненормально.

Если я брошу работу, ради того чтобы уехать за своим парнем в Москву, что ж. Я так не мог поступить. И мне было страшно, что таким образом я только подхлестну наши отношения. Я не хотел, чтобы друзья смотрели на меня обеспокоенными глазами и говорили, как сильно я изменился. Или ещё хуже - говорили, во что я превратился. Эгоистичное, всему потакающее дерьмо. Я хотел сохранить это в секрете. Возможно, поэтому в какой-то степени я чувствовал стыд, или скорее, я знал, что мне должно быть стыдно... но я не мог заставить себя беспокоиться об этом.

И это был первый раз, когда нам всё пришлось скрыть.

Валерик знал это, даже когда снова и снова просил меня поехать с ним – он понимал, что мы делаем.

Я протянул палец и три раза подряд провёл по контуру прямоугольной кафельной плитки, зная, что это была лишь петля, и каждый раз я возвращался в исходную точку.

- Что с нами не так? – прошептал я, после того, как прошло несколько минут.

- Я не знаю.

Я повернулся к нему, чтобы видеть его лицо, и мы умоляюще смотрели друг на друга, не понимая, какого чёрта с нами происходит.

Это неважно.

Я вытянул руки, и он залез в ванную, завис надо мной, опёршись руками о края ванной, чтобы не упасть.

- Эй, - произнёс он, и я наклонил голову, чтобы быть ещё ближе, пока мы вместе.

Его колени стояли по обеим сторонам от меня, так что я изогнулся под ним, и его теннисные туфли скрипнули по сверкающему фарфору, когда он передвинулся.

- Это не может быть иначе, - сказал он, перенося весь вес на левую руку, и я почувствовал, как его холодные пальцы коснулись кожи на внутренней стороне моего бедра. – И это не могло быть иначе.

Он наклонил голову и положил лицо мне на плечо. Затем передёрнув плечами, одним пальцем скользнул внутрь меня.

Я смотрел на завитки на его шее, которая была так близко к моему подбородку, и наблюдал за тем, как неловко изогнув локоть, он медленно двигал пальцем вперёд и назад, успокаивая меня, помогая пережить эту минуту. Я уткнулся в него подбородком, закрыл глаза и закричал.

Он много раз повторял мне, что я должен держаться, но когда я днём открыл глаза, его не было, как и костюмов на обратной стороне двери.

Я выскочил из ванной, забыв о ноющих, онемевших мышцах и про жар, который пронзил мою лодыжку, когда я неудачно на неё приземлился.

Я рванул дверь, но он уже ушёл.

Предполагалось, что я отправлюсь с ним в аэропорт, но он просто... просто... позволил мне проспать это. Он успокоил меня, заставил уснуть, оставив меня в спокойствии и неведении, и сейчас я его за это ненавидел.

Потому что если твоя жизнь зависит от другого человека, едва ли будет справедливым, если он просто... уйдёт.

Хотя позже он скажет, что лежал без сна, сдерживая тошноту, и мог выйти из двери, только если не видит моих глаз.

Воля Валеры всегда останется сильнее моей.

Но в любом случае, я хотел провести с ним эти последние минуты, я нуждался в них, я рассчитывал на них, я не планировал потерять ещё три часа...

Я стоял в его футболке и нелепых носках в центре нашей комнаты в полном бардаке, и не знал, что делать.

Я как будто оказался под водой и не знал, в каком направлении двигаться, не в состоянии прорваться на поверхность.

Я стоял абсолютно неподвижно в тишине, тяжёлые руки безвольно болтались по бокам, а вокруг были разбросаны газеты и пустые бутылки из-под спиртного, монетки и грязная одежда, как будто я был центром циклона.

Моё тело согнулось, ладони коснулись пыльного пола, а потом и лоб... и ирония всей этой ситуации в том, что я, так или иначе, пропустил эти три дня работы.

А потом открылась дверь.

Я врос в пол, а голова мотнулась в его направлении. Он стоял, замерев на пороге.

Я едва обратил внимание на то, что он был одет, как брокер с Уолл-Стрит на Рождество: длинное чёрное шерстяное пальто, воротник поднят, волосы сверкают и немного растрёпаны ветром... но глаза, как всегда, выдавали его.

Валерка увидел меня, щёки приобрели землистый оттенок, взгляд обезумел, челюсти сжались, а руки сомкнулись в кулаки.

Валера сбросил с плеча сумку, и я вздрогнул от невероятного облегчения, тёплый воздух трепал мою грудь, и молния счастья пронзила меня от пальцев до моей улыбки.

Я как будто очнулся от кошмара, когда испытываешь ужас, вокруг темно, и ты потеешь, веришь, что эта реальность ужасна, а потом просыпаешься. И постепенно приходит осознание того, что ужас кончился. Я поёжился, когда он направился ко мне, вытянул к нему свои руки, наши пальцы сомкнулись, а потом и наши тела.

- Я больше не смогу так делать. Я больше не уйду, - говорил он, а я целовал его лицо, и он схватил меня в тиски, прямо под мышками. – Ты в порядке?

- Я... не уходи больше, - выдохнул я между поцелуями, спускаясь ниже, вспоминая знакомый изгиб шеи и то, как он всегда немного слишком крепко держал меня.

Валерка поднял меня за подбородок и крепко поцеловал, рот полуоткрыт, как, будто вдыхая себя в моё тело, прежде чем мы упали на пустую кровать.

Другой рукой он пробегал от верха моего бедра, царапая и скользя вниз, остановившись, чтобы сорвать носки, и я с радостью помог ему, сбрасывая их.
Следующей была отброшена футболка, поэтому я, обнажённый, ровно лежал на спине, улыбаясь и сотрясаясь, и боль ушла так далеко, что я засомневался, существовала ли она вообще.

Здесь были мы – переродившиеся из больных и серых в смеющихся, здоровых, спасённых в мгновение ока.

Настоящее чудо.

Валера быстро сел, возбуждение и благоговейное облегчение почти скрыли постоянную боль в его глазах, а затем он упал вперёд, ухватившись за кованое железное изголовье.

Я распахнул его пальто и дёрнулся к ремню, но сдался и просто перешёл на молнию, пока он держал надо мной равновесие. Я добрался, обхватил его руками, и он зашипел и задрожал надо мной. Валерка закинул голову к потолку, без сомнения, чтобы не смотреть на мою антисанитарию, а я широко раскинул ноги, расставив их по бокам от него, а затем прижался губами к рукаву его плотного царапающего пальто.

Толчок был сильным и безрассудным, как и было нам нужно. Он держался надо мной, упираясь о железное изголовье, а я скользнул руками под его пальто, крепко обхватывая его, поворачивая лицо и зарываясь им в его грудь, закрытую слоями ткани.

Я нуждался в нём, до мозга его костей, нуждался.

Наше громкое дыхание слилось в унисон, вдыхая и выдыхая и крича в одно и то же время. Он матерился тихо, но грубо, непристойно, но романтично, шёпотом, как, будто сегодня всё было сильнее, чем когда-либо. От эйфории всё двигалось передо мной, как в замедленной съёмке.

Было ощущение, что все молитвы, когда-либо произносимые нами, были услышаны.
Здесь было всё, что нам нужно.

На полсекунды Валера замер и не шевелился, а потом резко оставил меня, и на моём животе оказались три длинные струи.

После, он упал на меня, задыхаясь словами о Москве, о том, как умирал от любви, а я пальцами и губами покрывал каждую чёрточку его лица, пока он не замолчал и не уснул.

Стоя в душе, я улыбался сам себе: он дома, он здесь, никакой надвигающейся опасности, что он скоро уйдёт.

Как будто кто-то поднял с моей груди камень, или снял пелену с глаз, или даровал мне помилование.

Я удивлялся тому, насколько хорошо, правильно и ровно я себя чувствовал, я мог бы пробежать марафон, или написать книгу, или сытно поесть.

Я вышел из ванной, чистый и свежевымытый, завернулся в пушистое жёлтое полотенце и окликнул Валерку.

Он стоял перед нашим большим окном, сбросив своё пальто, костюм, оставшись в одних чёрных в полоску брюках, которые были на два размера больше, благодаря Ларе, которая всегда выдавала желаемое за действительное.

Я смутно осознавал, что звонит телефон, но не мог заставить себя ответить. Вместо этого я улыбнулся его босым ногам и острым плечам, впервые замечая, как ярко было в комнате, и какими живыми и энергичными были звуки города внизу.

Я как будто вступил в цветное изображение, прожив в чёрно-белом... и это напомнило мне о волнении и надежде.

- Эй, - позвал я, телефон продолжал звонить, незамеченный нами.

- Мася, - произнёс Валера, глядя на меня через плечо, на лице ленивая изогнутая улыбка. – А на улице уже весна.

Не горюй у креста обо мне.
У подножия райского сада.
Я тебе, ты поверь, буду рад,
Как росток плодородной земле.

Не рыдай над могилой моей.
Посмотри. Соловей. Ты же слышишь,
Всё кругом в этот миг стало тише,
Тише ветра тенистых аллей.

Не тоскуй и не плачь по ночам,
Я кружусь над тобой листопадом
И журчаньем ручьёв буду рядом,
Предаваться заветным мечтам.

Не печалься, смотря на свечу
И вдохнув ароматы черешни.
Мир такой же сейчас, как и прежде:
Рад и звёздам, и солнца лучу.

Не грусти, посмотрев на Луну,
Я от боли твоей здесь застыл...
Не горюй у креста, слышишь, милый?
Я же в памяти, в сердце, живу...