Ten Black Roses. Finale of bloody fairy-tale

Тарелка разбилась о голову Валеры, и он без сознания упал на пол. Я закричал, пытаясь поймать его, но он был слишком тяжёлым и потянул меня за собою на пол. Отпрянув, я заметил, как ярко-алая кровь окрасила его светлые кудри, и слёзы гнева и бессилия брызнули из моих глаз.

- Почему ты это сделала? – потребовал я ответа, удерживая голову Валерки в своих руках, его кровь пачкала мои пальцы.

- Я сыта по горло вами и вашим недовольством по поводу моего образа жизни, - она тяжело дышала, глядя на двух людей, которые когда-то были её любимыми детьми. – Я пригласила вас, неблагодарные дети, в свой дом, и как вы мне за это отплатили? Хотите бросить меня, когда вы мне больше всего нужны? – с каждым словом её голос становился громче, и я чувствовал, что мои нервы тоже были на пределе.

- Валерик, - прошептал я ему, – пожалуйста, пожалуйста, очнись! Ты нужен мне! – я гладил его по волосам, и слёзы текли по моим щекам. Мать, возможно, убила его...

- Если он умрёт, как Ил, то вы оба заслужили этого, - сказала холодно мать.

- Что с тобой?! – закричал я, глядя на неё. – Ты же ударила собственного сына! Ты разбила тарелки о его голову!

- Он предал меня, теперь он не мой сын.

- Меня это не волнует. Ты любила его. Неужели ты не любишь его? Разве не волнуешься о нём?

Между нами повисла напряжённая тишина – я продолжал сидеть на полу, держа на коленях голову Валерика, а она стояла надо мной. Мне всегда казалось, что в жизни меня так и воспринимали: я был где-то внизу, а остальные сверху говорили мне о том, какой я бесполезный и ненужный. Я привык к этому; принял это, как судьбу и жизнь, в которую я должен играть долгие годы. Но что-то во мне взбушевалось сейчас, что-то воспротивилось, и я встал, аккуратно положив голову Валеры на грязный пол.

- Это не твоё дело, Исмаэль, - сказала мать мрачно, глядя мне прямо в глаза. – Теперь, я должна наказать тебя за непослушание. Я не хочу этого, но ты меня вынуждаешь. Ты заставляешь меня это сделать.

- Я никогда не заставлял тебя что-то делать.

- Ты не прав. Ты заставил Ила умереть, ты убил собственного отца, и ты причина того, что, возможно, уже мёртвый Валера лежит на полу.

Я зажал руками уши, и закрыл глаза. – Не перекладывай свою вину на меня! – закричал я. – Просто заткнись! Это не моя вина!

- Твоя, Исмаэль, - пробормотала она, шагая ко мне. – И я знаю, как ты можешь это исправить. Ты испортил мою последнюю дозу, и ты мне поможешь получить новую, - она понизила голос, как будто пыталась убедить не только меня, но и себя. – Многие матери продают своих сыновей, не только я. Ты мне должен очень много, это из-за тебя всё пошло не так.

Многие матери продают своих сыновей?

О.

Мой.

Бог.

У меня перехватило дыхание, и я уверен, что и сердце остановилось. Глядя на женщину, о которой я мечтал всю свою жизнь, я понял, что жестоко ошибался на её счёт. Я слишком поздно понял, что не могу доверять ей. Я слишком поздно понял, что она хочет сделать.

Внезапно, она схватила мою руку, но я выдернул её.

- Иди сюда, дорогой, - сказала она сладко.

- Нет, - сказал я нет так резко, как хотел. Мой голос дрогнул, и руки задрожали. – Нет.

- Тебе нечего бояться... - опасно проговорила она.

Рванув ко мне, сучья матерь схватила меня за руку. Я с силой вырвался из её хватки и побежал на кухню. Я вспомнил пистолеты Валерки, которые были в наших сумках. Как бы я сейчас хотел добраться до них. Моя мама собиралась обменять меня на дозу героина. Мысль о моём будущем, сковала моё тело страхом. Добежав до кухни, я едва мог дышать. Моё сердце громыхало в груди, и я слышал быстрые шаги матери, идущей за мной.

- Исмаэль, - прошипела она, схватив меня за волосы и дёргая назад. Я закричал, жгучая, сильная боль ударила в мою голову. Волосы выскользнули из её рук. Она схватила меня за руку и потянула обратно в гостиную.

- Хватит! – мои руки хватались за всё, что было рядом, а ногтями я пытался поцарапать её лицо. С криком, она отпустила меня, поднося руки к лицу. Я оцарапал кожу её щёк, и по ним сейчас текла кровь. Я никогда ни у кого не видел такого безумного взгляда. Кровь ручьями бежала по её коже, а порезы на лице рваными и длинными.

- Ах ты, сука! – вскрикнула она. – Как ты посмел это сделать? Я - твоя мать.

Я попытался побежать обратно в кухню, но упал, ударившись об пол. Я закричал от боли, ударив локти и почувствовал боль в голове, от того, что она вырвала мне большой клок волос. Я бросился к лестнице, намереваясь подняться по ней и найти два пистолета. Это было моим единственным спасением.

Когда я поднялся по лестнице, мои пальцы были так слабы, что я еле хватался за перекладину. Мои ноги подгибались, и я думал, что упаду. А тут ещё и мама. Как только я взбежал на чердак, она схватила меня за ногу, таща назад.

- Я знала, что приняла правильное решение, когда решила продать тебя, - зарычала она.

Мне с трудом удалось дотянуться до сумки, которая была около двери на чердак, прежде чем я упал со всей высоты на кухонный пол, больно ударившись спиной и в шоке распахнув глаза.

Мать смотрела на меня сверху вниз с едва уловимой улыбкой на губах. – Никогда не пытайся перехитрить мать, Исмаэль. Я умнее, чем ты, и всегда было так.

Мой рот открывался и закрывался, как у рыбы, пока я пытался глотнуть воздуха. Весь воздух был выбит из моих лёгких с такой силой, что я думал, что что-то упало на меня. Я почувствовал холодный металл пистолета в руке... мне оставалось надеяться, что он заряжен.

Наклонившись, мать схватила меня за волосы, и сильно дёрнула, отчего я закричал.

- Заткнись, - прошипела она, ударив меня по щеке свободной рукой. Моя голова повернулась, и я изо всех сил старался сдержать слёзы, они сейчас были бы совсем не кстати. Мать смотрела мне в глаза. Её глаза были безумны от ломки, и я знал, что она сделает всё возможное, чтобы достать очередную дозу. Ей нужен героин больше, чем собственные дети. Я даже не уверен, понимает ли она кто я.

- Отпусти меня, мам... Позволь мне уйти.

- Нет, - выплюнула она. – Я твоя мать и имею право делать с тобой, что захочу.

Внезапно я вырвался из её хватки и направил пистолет на лоб. Страх вспыхнул в её глазах. Я мог видеть его. И я даже не жалел или не ненавидел её.

Мать.

Моя мать.

Это была та женщина, что вынашивала меня девять месяцев, а затем родила. Это была та женщина, по которой я плакал ночью, после того, как отец избивал меня, так что всё тело болело. Какой глупостью было тосковать по ней. – Что ты можешь сказать в своё оправдание? – грозно потребовал я, мой голос лишился какой-либо жалости.

- Что? – удалось вымолвить ей, слёзы уже появились в её глазах. – Я не понимаю.

- Не говори так, мам. Ты точно знаешь, что я имею в виду. Подумай обо всём том, что ты сделала. Ты ушла от меня и Валеры и оставила нас в том доме. Ты ушла от человека, который бил всех нас, к тому, кто захлебнулся в собственной рвоте. Ты чёртова наркоманка, которая собирается продать своего сына в рабство, и чуть не убила Валерку!

- О, Боже, пожалуйста, не говори этого, Исми! – заплакала она. – Я обещаю, что не сделаю этого никогда. Я люблю тебя!

- Назови мне хоть одну причину, почему я должен поверить тебе.

Несмотря на мою решимость снаружи, внутри я весь дрожал. Всё то, что я знал о мире, было совершенно неверно. До этого я смотрел на мир сквозь розовые очки. Я верил в сказки и думал, что добро побеждает зло. Возможно, если бы всё это не случилось, я продолжал бы верить... Может быть, Валера не лежал бы без сознания, и я бы не указывал заряженным пистолетом на мать.

- Приведи мне причину! – закричал я, чувствуя, что нахожусь на грани срыва.

- Я... - начала мать. – Я не знаю, что ты хочешь от меня услышать.

- Извинись.

- Что?

- Извинись передо мной и Валерой, - сказал я. – Искренне проси прощения за всё, что ты сделала.

Настала долгая пауза, и наши глаза встретились. Её тёмно-карие глаза с трудом смотрели в мои. Я заметил изменения в её взгляде, но я не понимал, что это значит.

- Нет.

Я замер, не совсем уверенный в том, что услышал. – Что?

Она подошла ко мне. – Я не прошу прощения за то, что я сделала или не сделала. Всё, что произошло с вами, было вашей чёртовой ошибкой. Ты и Валерка оказались достаточно тупыми, чтобы верить каждой лжи, которой мы вас с отцом кормили. Вы оба были настолько тупыми, чтобы найти себе приключения на задницы, и теперь вы сдохнете в тюрьме, когда копы поймают вас, - внезапно она сделала выпад в попытке вырвать из моих рук пистолет.

Краем глаза я видел, что тело Валеры пошевелилось. Он открыл глаза и медленно сел. Истинное облегчение росло во мне – его травма оказалась не серьёзной. Вероятно, у него было лишь лёгкое сотрясение.

Затем мать снова дёрнула меня за волосы, и я качнулся, залепив ей кулаком прямиком в лицо. Она ахнула и натолкнулась спиной на стойку, вцепившись в столешницу. Задыхаясь, я сжал ладонями пистолет, снова нацеливая на неё и оттягивая затвор.

- Ты не выстрелишь в меня, - сказала она, повторяя недавние слова Ила. – В тебе ни доли храбрости, - её правая рука переместилась к ящику под стойкой, и я знал, что она пытается достать. Но я не мог быстро реагировать, поскольку мой разум был затуманен, пока не увидел блеск металла, когда сука-матерь взяла в руки нож.

Мать подняла нож и в последний раз двинулась ко мне, крича в триумфе, потому что думала, что победа не за горами.

Она ошибалась.

Я отошёл назад, и моя цель немного изменилась.

Я спустил курок револьвера.

Громкий выстрел был первым звуком, дошедшим до моего разума. Затем запах пороха. Тело матери дёрнулось, когда пуля проникла в её шею, разрывая плоть и кость позвоночника. Кровь хлынула из яремной вены, глаза расширились. Она упала передо мной, и, не думая, я снова выстрелил в свою мать, на сей раз - в лоб.

Боже, как много крови.

Я только что убил собственную мать. Я только что выстрелил ей в шею и голову.

Её ноги слегка дёргались – остатки жизни покидали её тело.

Тошнота подступала к горлу.

Наклонившись вправо, меня вырвало на кухонный пол, руки затряслись, пот бисером высыпал на моём теле.

Она даже не кричала.

- Пошли, Исми, - тихо произнёс Валера на ухо, его руки сжали мои плечи. – Нужно уходить.

Медленно я взглянул на него, чувствуя, будто оказался в ужасном ночном кошмаре. Кровотечение из раны Валерки уже остановилось, что означало, что сильных повреждений не было. Он мягко смотрел на меня, когда старался поставить меня на ноги.

- Исми, - пробормотал он, поставив меня.

Стена, сдерживающая мои эмоции, резко превратилась в пыль, и я рухнул на его грудь, рыдая. Его тёплые руки обнимали меня, когда я сжимал его рубашку пальцами. Как же я был рад, что он здесь. Как тогда, когда я осознал, насколько в нём нуждаюсь. Если бы он умер, не знаю, чтобы я делал... Возможно, пустил бы себе пулю в висок.

- Всё в порядке, Исми, - проворковал он. – Я знаю, потребовалось очень много храбрости, чтобы сделать это. Ты будешь скучать по матери...

Я отодвинулся. – Скучать? Ты, правда, думаешь, что я буду скучать по этой суке? – потребовал я.

Он открыл рот, но затем быстро его закрыл, будто не знал, что сказать.

- Я не из-за неё плачу, - произнёс я, смягчая голос. – Я плакал из-за нас. Это снова произошло, Валерик. В этой квартире ещё два трупа, - я медленно отходил от него, напряжённо думая. – Мы вечно собираемся бежать от этого? Мы вечно будем бежать от своих грехов? Задолбало, я так устал! Пожалуйста, мы ведь можем поехать в Мексику или даже Канаду, если ты захочешь? Давай просто пересечём океан. Затем мы сможем перестать бегать, перестать волноваться о том, что полицейские найдут нас. Давай уедем прямо сейчас, - поднимая глаза, я уставился на человека, который всегда был спутником моей жизни

- Пожалуйста, Валера, - прошептал я.

- О Исми, - пробормотал он, заключая моё лицо в свои ладони, - конечно. Мы уедем сейчас же.

Впервые за такое долгое время искренняя улыбка осветила моё лицо.

Мы оставили мать и Ила лежать в своей крови и рвоте. Глаза матери всё ещё были распахнуты от шока, пуля, убившая её, застряла где-то в черепе. Я не чувствовал раскаяния или боли, или даже печали. Только освобождение. Освобождение, означающее конец времени, проведённого с ними, и мы с Валерой, наконец, уезжали в Мексику.

Когда мы сделали шаг за порог, я сделал глубокий вдох. Сжав тёплую руку Валерика в своей, мы спустились по лестнице, незамеченными выскользнули наружу. Пока мы не пересекли Атлантику, мы должны быть осторожны.

- Исмаэль, - мягко произнёс Валера, когда мы стояли на тротуаре.

Я посмотрел на его усмехающееся лицо. – Да?

- Выбирай тачку.

Теперь не знаю, что со мной?
Мои слова сроднимы бреду,
Я знаю "сложной простотой"
Призвать смогу тебя к ответу.

Тебя позором заклеймю,
В сердцах скажу: "Люблю другого!"
Но от чего же не пойму -
Тебя опять сейчас целую?

Зачем ищу знакомый взгляд?
И силуэт среди прохожих,
Я знаю, что не виноват,
Но лишь не знаю, что поможет?!

Как мне забыть безумный мир,
Что душу отобрал частями,
В котором голод лучший пир,
А время мерится не днями.

В котором миг длинней, чем век,
Любовь – герань или капуста,
В котором странный человек
Срывает с веток мои чувства.

В котором радуга пестрит,
Порой одним лишь чёрным цветом,
Нет боли в нём и нет обид
И на вопрос ответов нету!

Не знаю, как преодолеть?
Как образ твой из мыслей вырвать?!
Как прозу говорить, не петь
Идти спокойно, а не прыгать?

Не знаю, как себе помочь?
Сижу в палате я, в больнице,
Но снова вижу утром ночь,
На людях маски, а не лица.

Их голос краткий, громкий крик
Хотя, возможно это шёпот,
А может я уже привык
В согласие видеть дерзкий ропот.

А может не было тебя?!
Такого порочно-совершенного,
Быть может ласков был грубя?
И гений Ты, а Я блаженный?

Сейчас не знаю, что есть быль,
Что правда есть, а что лишь грёзы.
На небе звёзды или пыль?
А по щекам вода иль слёзы?

Пусть даже не реален ты!
Пусть ты иллюзия, желание,
Но нет, не доросли мечты
Больного, смутного сознания.

А может ты таким был?
Но почему я не заметил?
И жизнь моя рекой текла,
Так может раньше я и бредил?

Теперь я знаю, я другой,
Как ты раздавленный простором,
Давай мой враг, мой друг родной
Люби, клеймя меня позором.