Чёрный список

Список имён, список, который я знал наизусть. Я проговаривал его каждый день на пороге ночи, в сумерках, иногда по алфавиту, иногда хронологически, или классифицировал ещё как-то. Имена превратились для меня в настоящую молитву, и перестали быть просто пустыми звуками.

Единственная фара моего байка освещала тёмную дорогу, пока я мчался вдоль белой прерывающейся линии магистрали, продолжая повторять про себя имена. Непрерывный рёв мотора звенел в ушах. Деревья, росшие плотной оградой на другой стороне дороги постепенно утопали в темноте надвигающейся ночи. Дорога пролегала через практически пустынную местность, поэтому за сотни миль моего путешествия я не встретил ни одной машины.

Так много имён. Так много жизней. Ветер трепал мои волосы, и я в который раз порадовался, что всё-таки надел очки, которые теперь защищали мои глаза от комаров, число которых заметно увеличилось с наступлением ночи. Монотонное гудение байка слилось воедино с моим непрерывным речитативом. Я был в дороге уже не один день.

Для себя отметил, что в пути, вот как сейчас, проходиться по списку было легче. Легче с каждой пролетающей милей. Как будто я оставлял их позади, сжигал мосты, возвращаясь к истокам, к той сущности, которая уже царила во мне однажды. Я уже подошёл к концу своего списка, когда съехал на хорошо скрытую, не заасфальтированную дорогу. Точно, как её описывал Александр. Я ехал домой. В дом, который я ещё ни разу не видел. И сейчас меня больше всего мучил вопрос: сможет ли он стать для меня настоящим домом или так и останется домом моей семьи.

Заезжая на длинную подъездную дорожку, я заметил, что во всех окнах сиял приветствующий свет. Ещё один поразительный дом: современный и модный, со стеклянными стенами в некоторых местах, расположенный среди могучих многолетних сосен. Тени деревьев темнели моментально с наступлением ночи, и чем зловещее выглядели деревья, тем приветливее и уютнее казался дом.
Мотор сделал ещё пару оборотов и байк остановился. Я выдернул ключи из замка зажигания и установил его на подножку.

Сняв очки, я прицепил их на дорожную сумку, лежащую на багажнике байка. Стянув перчатки, палец за пальцем, швырнул их туда же. Сорок восемь часов без остановки. Нет, я не устал – для меня это непозволительная роскошь, но измотан морально был полностью. Измотан своей жизнью, и тем, к чему она меня привела. Сегодня, например, сюда. Возвращение блудного сына.

Мать и отец стояли на пороге, пока я поднимался по лестнице. Мама, не задумываясь, обняла меня, излучая любовь и приветствие. – Так рада, что ты приехал, - прошептала она. Я обнял её в ответ, наклоняя голову, чтобы почувствовать прикосновение её волос на своём лице. Она была такой твёрдой, несгибаемой в моих объятиях, что я не мог сказать о своих жертвах. Я закрыл глаза и вспомнил, что последний раз я прикасался к ней четырнадцать лет назад. Следующую фразу, которая крутилась у меня на уме, мама произнесла в слух. - Так много времени прошло.

Прошло действительного много времени с тех пор, как я прекратил любой вид связи с кем бы то ни было. Я скитался по Западной и Восточной Европе так долго, так много раз я колесил от границы к границе, что уже и счёт потерял. Постоянно путешествовал и нигде не оседал – я был закоренелым кочевником. Я существовал подобно листу, подхваченному течением вод - так же свободно и абсолютно бесцельно. Я охотился только тогда, когда жажда становилась невыносимой, и очень аккуратно подходил к выбору своих жертв, последняя из которых была около месяца назад. Теперь я решил посвятить своё существование вегетарианству.

Мать отстранилась и прикоснулась ладонями к моим щекам, без сомнения заметив, насколько черны были мои глаза и круги под ними. – Ты давно не охотился, – это был не вопрос.

Я накрыл её руки своими и улыбнулся, тронутый материнской заботой. Годы назад я, скорее всего, отмахнулся бы от любого её сопереживания, как от ненужного вмешательства в мою личную жизнь, сейчас же я принял это как знак её любви и привязанности, что на самом деле таковым и являлось.

- Давно, – я не мог показаться на пороге дома отца с ярко-красными глазами. Я уважал его слишком сильно, чтобы выставлять на показ свои жизненные позиции.

Посмотрев за маму, взглядом я встретился с золотистыми глазами отца. Он был моим создателем и отцом во всех существующих для меня смыслах. Мать отступила назад, в то время как батя, наоборот, сделал шаг на встречу. Внутри бушевало чувство, будто я стоял на краю бездонной пропасти, но подошёл он и обнял меня, крепко, по-отцовски, словно отталкивая дальше от этого края. Меня начало трясти от переизбытка не выраженных когда-то эмоций: безысходности, грусти, стыда, облегчения от его приветливости, любви и благодарности за его чистые, спокойные мысли и всепоглощающего чувства потери. Я закрыл глаза и уткнулся в его плечо, готовый практически расплакаться от ощущений блаженства, которое приносили его объятия. Я обязан этому человеку жизнью и не только, а чем я ему отплатил?! И всё же, до сих пор, как только я что-то просил у него, он предоставлял мне это с лёгкостью, не препятствуя ни в чём. Я не заслуживал присутствия отца в своей жизни, но раньше мне не пришлось осознать это, так ясно, как я понял это теперь.

- Могу я остаться тут ненадолго? – прошептал я, не поднимая головы.
Руки отца сжались ещё крепче, и я почувствовал, как он взъерошил мои волосы. – Конечно, мы же твоя семья.
Мама положила руку мне на спину. – Ты принадлежишь нам.

Я сглотнул, пытаясь держать чувства под контролем. Я не знал, верить мне в происходящее или нет. Надломленный стон вырвался из меня, прежде чем я стал себя контролировать. Единственную вещь я знал наверняка: продолжать жить так, как жил прежде, я больше не мог.

- Ты просто не представляешь, что значат для меня эти слова, - выдохнул я. Я был одержим убийствами и жестокостью. Раньше я всегда оправдывал своё существование и поведение тем, что я выбирал лишь злодеев, отрицательных героев так сказать, и теперь я готов отметить, что роль бога мне не удалась, готов отметить, что мир раскрашен не только чёрными и белыми тонами. Я готов отречься.

- Сынок, - прошептал батя, его руки всё ещё крепко держали меня. В его мыслях я увидел момент своего превращения и наши первые проведённые вместе годы. Время, когда мы путешествовали, знакомясь друг с другом ближе. За последние семьдесят лет я несколько раз возвращался к нему и его образу жизни, но каждый раз, спустя месяцы или годы, я снова сбегал, бросался в бой с несправедливостью жизни, как будто она меня касалась. Больше я притворяться не намерен.

- Спасибо, - тихо ответил я, не отстраняясь от отца. Моё сердце готово было разорваться на части от облегчения и благодарности. Я очутился на распутье в своей жизни, и сейчас, как никогда, нуждался в терпении и мудрости папа, чтобы найти хоть какой-то смысл в том беспорядке, в который превратилась моя реальность. Если бы и он отвернулся от меня, я бы остался совсем один, и эта мысль ужасала меня.

Отец ослабил объятия, и я тоже отстранился. Мать взяла меня за руку и, улыбаясь, провела в дом. – Мы приготовили для тебя комнату. Где бы мы ни жили, везде для тебя была готова комната.

Я замялся, но папа положил мне руку на плечо. Его мысли были как всегда чисты и беспристрастны: «Иди. Мы поговорим позже».

- Спасибо, - поблагодарил я снова, позволяя матери вести меня.

Лишь только мы начали подниматься по деревянной лестнице с хромовым оформлением, мама повернулась ко мне.

- Твои братья и сёстры хотели поприветствовать тебя, но Лиза сказала, что тебе нужно время.

Я кивнул, когда мы свернули в коридор. – Пожалуйста, поблагодари их, но... – мне даже предложение было трудно договорить. Сейчас я был не в той форме, чтобы по достоинству оценить их доброту и приветливость. Я любил их, но чувствовал, что их любви не достоин, а если я увижу все чувства, отражённые в их глазах, мне станет ещё хуже, и я закроюсь в себе ещё больше. Сейчас я отчаянно желал лишь немного тишины и покоя.

Комната в конце коридора была просторной, с огромным окном во всю стену, выходящим на луг с речкой, которая терялась в темноте с наступлением ночи. Обстановка была, как всегда, в духе минимализма: чёрный кожаный диван, стол, стерео с небольшой коллекцией дисков и телевизор.

– Надеюсь, тебе понравится, – беспокойство коснулось её взгляда. Она увидела что-то сломленное во мне, чего не замечала раньше, и это её настораживало.

- О большем я и желать не мог, – Меня бы и заброшенный подвал устроил.

- Внизу рояль. Может, ты захочешь поиграть?.. – она улыбнулась с надеждой в глазах. Мама всегда чувствовала себя наиболее полноценно, когда вся семья была вместе. Она являлась сердцем семьи Русик, и видеть нас всех вместе было её единственной радостью.

- Мама, не уверен, что смогу сейчас. Может, позже, - сказал я, чувствуя ком, нарастающий в горле. Ненавидел разочаровывать её, но я больше не мог пытать себя радушием моей семьи. Вся эта ситуация вымотала меня донельзя, и идея побыть в этой тихой комнате в одиночестве непреодолимо манила меня.

- Конечно, - сказала она, целуя в щёку. – У тебя столько времени, сколько тебе будет нужно, – остановившись на пороге, она взглянула мне в глаза, чтобы я понял, что она говорит искренне. – Добро пожаловать домой, Валера. От всего сердца - добро пожаловать, – щёлкнув дверным замком, она вышла из комнаты.
Я взъерошил волосы рукой и огляделся. Справа была ванная. Шагнув к оконным дверцам, сквозь которые был виден луг, я открыл их настежь, чтобы вдохнуть чистый, насыщенный разнообразными запахами окружающего леса воздух. На востоке висел месяц. Внизу, прямо подо мной, из дома вышла Тина и побежала по лугу неимоверно большими шагами. Саша следовал за ней, шепча на ухо и умудряясь массировать её бёдра: «Может, уединиться надо не только Валерке. Может, нам тоже нужно побыть наедине», - прошептал он многозначительно. Она одобрительно погладила его по груди и побежала снова.

Он обернулся и посмотрел на дом. Его глаза безошибочно встретились с моими.

– Брат, - прошептал он, зная, что я услышу. Кулаком он ударил легонько туда, где находилось его сердце, и затем указал на меня, выражая тем самым свою любовь. Я улыбнулся и ответил тем же самым жестом.

- Сашка, - крикнула Тина, упёревшись руками в бока, стоя за несколько десятков метров впереди.

Он улыбнулся и сказал: «Позже увидимся». Подбежав к Тине, он поднял её на руки и закружил в воздухе, прежде чем поставить обратно. Перескочив реку одним прыжком, они растворились в лесной глуши. Но я всё ещё слышал, как их смех эхом разносился вокруг.

Даже их взаимная близость и родство давили на меня. Я считал себя аутсайдером так долго и так уверенно. И не знал, смогу ли я когда-нибудь стать настоящей частью семьи Русик. Я пробовал раньше и не раз, и ни одна из попыток не стала удачной. Всё дело было во мне. Постоянно. Но даже не эта мысль заставляла мою душу корчиться от боли. По-настоящему мучил меня один единственный вопрос: а заслуживаю ли я быть частью этой семьи? Одиночество, отчаяние и стыд, с которыми я боролся годами, накрыли меня с головой. Я лёг на диван и накрыл глаза руками. Я отключил разум, перестал дышать, слушать, думать.

Так я пролежал три дня, поднимаясь только на закате. Я собирался с силами на некоторое время и читал свою молитву из имён, прежде чем снова уйти в забытье. Пару раз я отвлекался, когда входила мать, но глаза я не открывал, и секунды спустя она на носочках выходила обратно. Её забота грела душу, но я не был готов её принять. Я был болен. Болезнь поразила моё сердце полностью, пробравшись в самую глубь, и я не был уверен, что от неё есть лекарство.
Большую часть своей жизни я провёл, питаясь кровью отбросов общества, бесчувственных насильников, убийц, наркодилеров, тех, кто эксплуатировал детей в своих целях. Забирая каждую жизнь, я знал, что спас своим действием других. Я мог читать мысли этих моральных уродов и чувствовал, как делаю мир чище. Я думал, что вершу правосудие. А оказалось, что привношу только больше жестокости, и этот мир совсем не такой, каким кажется. Такое чувство, что на глаза была натянута какая-то тряпка, скинув которую, я увидел, каким эгоистичным, обманывающим самого себя монстром я был.

Я услышал мысли Лизы, обращённые ко мне, прежде чем она успела подняться по лестнице. Она шла с миссией от мамы, и эта целеустремлённость полностью пропитала её мысли. Умно со стороны матери послать ко мне единственного вампира, который сможет предугадать те слова, которые переубедят меня.

«Валера, Валерка». Дверь в комнату отворилась. «Выходи. Выходи, где бы ты ни был». Я вздохнул. Её мысли просто кричали, что быстро она не сдастся. Нехотя, я поднялся.

Она прислонилась к косяку, одетая в джинсы и рубашку с длинными рукавами.

- Не кажется, что настало время присоединиться к миру.

Я потёр глаза и скулы. – Привет.

Она пересекла комнату и села рядом на диван. – Мама сказала, чтобы я уговорила тебя пойти со мной на охоту. Это её приказ.
Она заметила, как меня передёрнуло при слове «охота». – В лесу, - тихо добавила она.
Я кивнул. Жажда становилась просто невыносимой, а со временем станет только хуже, если я не утолю её хоть чем-нибудь.
Лиза обняла меня рукой за плечи и прислонилась своей головой к моей. – Я рада, что ты дома, – а в мыслях добавила: «Я скучала по тебе больше всех, Железный Дровосек», перефразировав слова из «Волшебника из страны Оз».

- Я себя и чувствую сейчас как тот Дровосек. Снаружи весь непробиваемый, а внутри - пустота.

Она мило улыбнулась, погладив рукой по спине.

– Когда-нибудь ты будешь счастлив и будешь чувствовать себя полноценно, - я покачал головой, постучав по груди.

– Сердца нет, - она внимательно посмотрела мне в глаза и положила руку на грудь.

– Оно там, - прошептала она. – Просто ты его почему-то не используешь. Но ты научишься, Валер, научишься, - я с любопытством посмотрел на неё.

– Ты видишь это в будущем? - она отодвинулась и покачала головой. – Это я знаю наверняка, - она встала и протянула мне руку. – Пошли.

Внизу нас ждал Исмаэль. – Не против, если я присоединюсь?

Свои мысли он контролировал, но ничего не помешало мне самому догадаться, что он хочет пойти ради Лизы, на всякий случай, если со мной возникнут проблемы.

- Конечно. Вместе веселее, - сказал я с сарказмом. Отлично, так приятно, когда тебе все «верят». Исмаэль уловил моё настроение, но не сказал ни слова, пока мы шли к выходу.

- Куда идём? – спросил я, осматривая лес вокруг.

- На восток, - решила Лиза.

Исмаэль взглянул на меня со стороны, осматривая с ног до головы. – Ну, думаю, ты стал намного медленнее с тех пор, как мы бегали последний раз наперегонки?
Я ухмыльнулся. – Мечтай.

- О, простите, – ленивая улыбка коснулась его губ. – Звучит, как вызов.

- Вызов? Ты предлагаешь пари?

- Ну, я не прочь посмотреть, на что годен твой байк несколько дней.

- А если выиграю я?

- Если ты выиграешь, - сказал он, делая ударение на «если», - отдаю свою коллекцию дисков на твоё растерзание.

Я приподнял бровь. – Неужели твои вкусы в музыке улучшились?

- А вот это, может, ты и не узнаешь никогда.

- Ну, тогда попытайся не отставать, - сказал я, срываясь с места.

Я услышал обиженные мысли Лизы позади. «Я всё равно когда-нибудь покатаюсь на этом байке».

Я запрокинул голову и рассмеялся. Ей было известно заранее, что я выиграю. Хотя Исмаэль и не собирался сдаваться так легко. Он нагонял меня время от времени, пока мы неслись сквозь лес. Деревья мелькали так быстро, что я едва успевал замечать их очертания.

Полчаса спустя, я остановился на берегу реки. Вскоре добежал и Исмаэль, продираясь сквозь кусты. Он остановился на расстоянии и медленно подошёл, улыбаясь.

- И что ты улыбаешься? – его проигрыш был очевиден.

- Надеюсь, тебе нравится "Keith Urban", - протянул он.

- Зашибись, - я закатил глаза.

Лиза пробежала мимо нас на полной скорости и грациозно перемахнула через реку.

– Давай все за мной! – крикнула она, не останавливаясь.

Исмаэль и я поспешили за ней. Мне нравилось наблюдать, как она бежит. Её маленькие ножки едва касались земли. Она летела по лесу с грациозностью бегущего оленя. Мы пробегали милю за милей, и на сердце становилось всё легче и легче. Я забыл, как сильно я скучал по ним, и одиночество, которое я испытывал, стало рассеиваться.

Немного позже мы уже оказались у реки Серого Волка. Исмаэль опустил голову и принюхался. – Медведь или лось? – спросил он.

Затем мы взглянули друг на друга и одновременно сказали: «Медведь». Чтобы не спорить дальше, Исмаэль вскинул кулак, предлагая сыграть в «Камень, ножницы, бумага» и, тем самым, распределить жертв. От Сашки нахватался.
Лиза потянула его за рубашку. – Забыл что ли? – спросила она, стуча указательным пальцем по виску. – Он тебя раскусит. Пойдём, всё равно у меня сегодня настроение за травоядными погоняться.

Прошло довольно много времени с тех пор, как я последний раз охотился на медведя. Я уже и забыл, как добраться до яремной вены и не набить полный рот меха. Я сделал последний глоток густой тёплой крови медведя, перевернулся на спину, подложив под голову быстро остывающую бездыханную тушу, и вытащил несколько волосков шерсти изо рта. Совсем не то, что охотиться на людей. Наверное, никогда даже немного сходства не обнаружится. Кровь животных сбивает жажду, приглушает её, но утолить до конца никогда не сможет. Но, всё же, этот медведь поплатился жизнью во благо моего существования. Я перевернулся на бок так, чтобы достать до плеча медведя. – Спасибо, - прошептал я. Я делал так с любой своей жертвой, которая умирала ради того, чтобы я продолжал жить.

Будет ли мне достаточно этого? Смогу ли я, в конце концов, преодолеть себя, отказаться от соблазна человеческой крови и жить, как живёт моя семья? Ответа на этот вопрос у меня не было, и это пугало меня.
Какой-то запах коснулся моего обоняния. Я встал на ноги, и порыв ветра полностью окутал меня им.
Люди. Двое. Разбили лагерь в миле вверх по тропе. Я закрыл глаза, чтобы определить точнее. Азиаты.
Открыв глаза, я увидел перед собой обеспокоенных Лизу и Исмаэля.

- Что? – спросил я, прежде чем уловил направление их мыслей. Они оба примчались сразу же, как только поняли, что рядом люди, переживая, смогу ли я держать себя в руках.

Я тряхнул головой, немного расстраиваясь за то, что они так слабо в меня верили. Связь, которую я почувствовал с ними до этого, внезапно прервалась. Я оттолкнул их и двинулся в сторону дома. Не хотел, чтобы они видели выражение моего лица, которое ясно давало понять, что я сам ещё слабо верю в свои силы.
Солнце уже садилось, когда мы достигли западного края леса. Я остановился на краю луга, утопающего в золотистых бликах, в то время как со всех сторон уже стали подбираться тени макушек деревьев.

- Я побуду тут немного, прежде чем пойти домой.

Исмаэль и Лиза обернулись, обеспокоено наблюдая за мной. «Ты уверен?»
Я практически засмеялся - ситуация начинала попахивать абсурдом.

– Да ладно вам, всё со мной в порядке будет. Я не собираюсь убивать каждого встречного человека.

Исмаэль приподнял руку.

– Брат, я не имел ввиду...

- Пошли, – Лиза потянула его за руку, – с ним всё будет в порядке.

- Спасибо за голос в мою пользу, – я наблюдал, как они двигались по лугу.

«Скоро придёт отец», - проинформировала Лиза, когда они уже потерялись из виду за деревьями.

Я прошёл к центру луга и сел в обычную позу для медитации. Скрестив ноги и положив запястья на колени, я глубоко вздохнул и попытался очистить свой разум. Молиться я не умел, но память у меня была хорошая. Я проговаривал каждое имя, закрыв глаза и вспоминая каждый образ, стоящий за этим именем.

Я почувствовал присутствие бати примерно на середине списка. Он наблюдал за мной из тени деревьев, предоставляя возможность закончить. Как только я завершил и наклонил голову, он подошёл ко мне и сел, повторяя мою позицию.

«Имена тех, кого ты убил?»

- Так хоть какая-то их часть продолжает жить. Я убил их. Не мне ли следует нести такую ответственность?

«Церковь утверждает, что самобичевание без изменения поведения бесполезно».

- Поэтому я здесь, - прошептал я. – Больше я не хочу быть ангелом мести. Я не подхожу для такого назначения.

«Ангелы – существа одинокие».

Я засмеялся в голос. – Мне можешь не рассказывать.

«Ты нёс это бремя по собственному желанию».

- Я считал, что делаю благое дело.

«Так что же изменилось?»

- Я... – я закрыл глаза руками. Чувство стыда грозило накрыть меня с головой.
– Я понял, что мои мотивы яйца выеденного не стоят.

- Как?

- Я убил в порыве ярости, - прошипел я. Воспоминания нахлынули на меня. А я гордился своей так называемой целеустремлённостью. Было бы смешно, если б не было так грустно. Я представлял себя вершителем правосудия, а теперь я был уверен, что ничем не лучше тех убийц, на которых я охотился. В какой-то момент это перестало быть справедливостью, а стало уже личным способом расправы.

- Расскажи, что произошло.

Я каждый раз прокручивал тот вечер снова и снова.

- Я был в Дюссельдорфе в прошлом месяце. Я услышал троих. Они насиловали и избивали молоденькую девчонку. Их мысли были безжалостны, злы, полны похоти и жестокости. Я ворвался в комнату через окно и свернул двоим шеи мгновенно. Третьего я поднёс к своим губам и... – я встал и отошёл на несколько шагов вперёд. Волна отвращения к самому себе прокатилась сквозь моё тело. Я просто не мог усидеть на месте. Я стоял, наблюдая за последними угасающими лучами солнца. Облака над головой приобрели розовые и лиловые оттенки - цвета увядания.

Он ждал.

- Он оказался мальчишкой, - прошептал я, – не старше двенадцати лет. Все они.
Меня потряхивало от переизбытка эмоций, пробегающих по венам. Я повернулся, чтобы посмотреть на отца, который сидел, не двигаясь, положив руки на колени. Его золотистые глаза наблюдали за мной.

- Он посмотрел на меня своими детскими глазками, и я остановился. Он трясся от страха. Я позволил ему выскользнуть из моей хватки. Он шарахнулся от меня и схватил свой нож. Девушка застонала, когда он подошёл к ней. Так небрежно, словно решил подобрать какой-то мусор, он наклонился к ней и перерезал горло, – я снова отвернулся. Я не мог вынести осуждающее выражение лица отца. – Сначала протащив её до двери, прикрываясь ею, чтобы защититься от меня.

«Он был убийцей».

- Он был ребёнком, папа, ребёнком! – взревел я, поворачиваясь к нему. – Я убил его и выпил каждую каплю его крови, потому что я был зол на него! Он оскорбил моё собственное представление о правильном, и я убил его за это.

«А с другими жертвами было по-другому?»

- В этот раз я убил в гневе. Я жил, представляя себя каким-то великим судьёй, защитником общества. А кто общество защитит от меня?

Мысли отца метались. Он не принимал жестокости ни в каком её виде, но всё же он любил меня. «Подумай, сколько жизней ты спас, поступив таким образом? Как много отцов и матерей, дочерей и сыновей живы, благодаря тому, что ты убил их возможных убийц? Может, стоит спросить Лизу?»

Я снова сел рядом с ним, опустив голову на руки, которыми обнял колени. – Я больше, чем просто убийца. Когда его тело выпало из моих рук, я осознал, что самый ужасный на свете вор. Я украл у него последний шанс на искупление. Вот, кем я был всё это время. Я не спасал их жертв - я наказывал преступников. Я ловил в самые страшные моменты их жизни и убивал, лишая любого шанса спасти свои души.

«Спасти?»

- Людям свойственно меняться. Грешники могут быть спасены. Искупление возможно всегда, даже если факты говорят об обратном, – я посмотрел на отца, пока он всматривался в темноту окружающую нас. – Я считал так, потому что я знал их мысли, я читал их сердца и мог судить их.

«Благое назначение».

- Но больше играть в судью, будь это целый суд присяжных, или исполнителя наказания я не могу.

«А никто и не просит тебя об этом».

- Я знаю, – следующие слова мне пришлось прошептать. Я боялся этого больше всего. – Это всегда было моим оправданием желания человеческой крови? Неужели я настолько слаб?

Ответа не мог дать мне даже он. Меня заживо съедали чувства вины и стыда.

- Есть вещи, которые даже Бог простить не сможет, - пробормотал я тихо.

Он встал, и я почувствовал его руку на своём плече.

- Если ты пришёл сюда за прощением, то начать должен именно с себя.

Вглядись в свой ад в моих глазах,
Ты знаешь, нет пути назад,
И отступления нет.
И сгинет рай на небесах,

Рокочет гром на сапогах,
И легионов злая тьма растопчет свет!
Защиты нет, и нет конца,
Ведь ад пришёл на небеса,

И спали ангелы с лица
Под взором мрака!
Мы наступаем напролом,
Оскалом бездны рвём и жжём,

Погибель миру мы несём,
И очищение тьмой!
Да, вот они, — стоят за мной,
Тьмы демонов бессчетный рой

Сражение с самой судьбой
Принять готовы!
А ты? Готов ли сгинуть ты,
В провале смерти и мечты,

В инферно бездне?
Ведь легионов строен шаг,
И рухнет рай твой прямо в ад,
Не удержав тяжёлый взмах

Тобою проклятых солдат,
Их чёрной мести!