Ты самый лучший... садист

- Плохой мальчик... - голос Грея доносился до меня через небольшое отверстие. – Сейчас ты должен думать только обо мне, ты, маленький потаскун.

Дерьмо.
Мои руки затряслись, когда верхняя часть ящика распахнулась, свет упал на приближающееся ко мне лицо Грея.

- Подними голову, - приказал он, и я повиновался, аккуратно просовывая голову в образовавшуюся круглую дыру, на вид достаточно широкую. Моё тело всё ещё находилось внутри. - Язык, - без каких-либо эмоций произнёс он.

Я высунул язык, мои кулаки сжались, когда он сжал прищепку и пришпилил её мне на язык.
Затем встал и отошёл, оставляя меня ненадолго одного. На самом деле, наказание не было страшным. Вначале я подумал, что он проткнёт мой язык иглой. К счастью, я ошибался. Я попытался оглядеться, желая увидеть, что ещё он приготовил для меня, но эта дыра ограничивала мою подвижность. Всё что я видел – пол.
Я стоял на коленях в ящике, упираясь кулаками в дно.

- Тихо! – заорал Грей, когда я закричал... снова... Моё лицо было мокрым от слёз, которые я не мог сдержать. – Это всё, сладкий...

Я был подвешен в нескольких футах над полом, ноги, закованные в чёрные кожаные наручники, позвякивающие при малейшем движении, рефлекторно дёргались. Грудь опутывали замысловатые узлы, соединяя верёвки, сходящиеся на спине и подвешенные к огромному металлическому крюку над головой. Руки тоже стягивали верёвки, они были заведены за спину и приподняты над позвоночником, ещё одна верёвка тянулась от ошейника к крюку на потолке, поддерживая шею, чтобы та не болталась, причиняя боль. Меня подвесили в воздухе на уровне глаз Грея стоящего передо мной: ноги разведены, лицо опущено вниз.

- Это всё, - он поцеловал мои дрожащие губы. – Не плачь, зверушка. Я наигрался с тобой сзади.

Он швырнул последнюю игрушку в большую пластиковую коробку и кивнул Дилану.

- Продезинфицируй все эти игрушки, Дилан, - улыбнулся он. – На сегодня мы с ними закончили.

- Да, Грей, - он поднял ящик и удалился из подвала.

Я старался успокоиться, но сейчас мне это никак не удавалось. Меня колотило, слёзы никак не желали останавливаться, и я задыхался от острой боли. Ненавижу, когда меня насилуют.

- Шшш... Шшш... Шшш... - Грей покрывал моё лицо поцелуями, а желал лишь одного – отвернуться, отдёрнуть голову, но не стал этого делать. - Я знаю, это было достаточно тяжело... но ты держался молодцом, зверушка. Ты выносливый, - хвалил он.

Рыдание рвалось из груди против воли, и Грею это нравилось. Он любил унижать мужчин, но более всего он любил унижать меня. Один Бог знает, почему. Почему всех этих больных садистов так тянет ко мне?

- Ох-ох-ох-ох-ох, - он играл с моими слезами, выводя сердечко на моей щеке, пока я старался дышать ровнее. – Давай, я покормлю тебя, зверушка. Ты сразу почувствуешь себя лучше.

Он ушёл из подвала, оставляя меня висеть, руки ломило нещадно, грудь болела из-за тугих верёвок, удерживающих меня на весу, ноги безвольно разведены.
Но всё, о чём я мог думать – как сильно я хочу домой. К Исми.
Было абсолютно темно и невозможно сказать, сколько времени. Вероятно, уже поздно. Вскоре я должен выйти отсюда. Один раз, во время этих игрищ, я спросил его, который час, и будь я проклят, если когда–нибудь ещё сделаю это. Ему нравилось верить, что я ловлю кайф в эти часы рядом с ним, и единственное моё желание – остаться подольше.

Уже скоро он спускался по ступеням подвала с тарелкой креветок, простых креветок – холодных и приваренных, как он любил.

– Это лёгкая, прекрасная пища, то, что надо твоему желудку, Валер, – он улыбнулся, очищая несколько креветок.

Я теперь лучше контролировал своё дыхание, так что постарался забыть о боли, когда Грей поднёс к моим губам креветку.

– Лизни, – улыбнулся он.

Я лизнул белую креветку, ощущая вкус её сладкого сока, но не стал кусать её, пока Грей не позволит. Сегодня он весь день тестировал меня, чтобы удостовериться, что я помню его правила. Думаю, я неплохо справлялся.

– Хороший мальчик, – Грей говорил со мной, словно с собачкой. – Ешь.

Осторожно взяв креветку в рот, я принялся молча жевать её, радуясь любому поощрению, особенно в свете того, через что я прошёл за последний час.

– Вкусно? – спросил он, и я кивнул. Еда здесь всегда была отменная, так же как и боль.

Я проглотил креветку, не осмеливаясь заговорить, пока он не поднёс к моим губам ещё одну со словами. – Ешь.
Вернулся Дилан с большим ведром воды, на поверхности которой плавала широкая жёлтая губка. Он обошёл меня, и до моих ушей донёсся плеск.
Тело тут же напряглось, взгляд скользнул в сторону, когда я попытался понять, что там происходит.

– Расслабься, любовь моя, – Грей поднёс к моим губам очередную креветку. – Ешь.

Я зажал её между зубами, и Грей добавил: – Вода просто замечательная и горячая. Дилан собирается помыть тебя немного, и всё.
Я вздрогнул, а Грей рассмеялся над моим выражением лица.

– Ох, моя зверушка не любит, когда его тело моет другой мужчина, – Грей поцеловал меня в щёку, и я ощутил, как влажную губку отжали на мою поясницу, расслабляющий поток тёплой воды заструился по коже спины и ягодицам, и это было настолько охрененно, что я не смог сдержать стона.

– Ты моя дрянная зверушка, да? – пропел он, пока губка скользила вверх вниз по задней стороне моих ног.

Глаза широко распахнулись, и я отрицательно затряс головой.

– Ты хочешь, чтобы всё для тебя делал я и только я, правда? – он сунул мне ещё одну креветку и добавил. – Ешь, я же не могу кормить и мыть тебя одновременно, так?

Я замотал головой, молясь про себя, чтобы он не вспылил.

– И тебе хочется быть аккуратным и чистым, так? – спросил он, и я кивнул.
– Тогда не вздрагивай и позволь Дилану помыть тебя, – добавил он. – Поверь, он не получает никакого удовольствия от этого. Он просто следует приказам, как и ты. Ешь.

Иногда я мечтаю всадить в него пулю,
Ударить в лицо или скинуть с балкона.
Но он так похож на узлы своих улиц,
На дым сигарет и гудки телефона.

Иногда он, как детский, дурацкий комикс,
Где герой – не герой, а лихой придурок.
А бывает, во мне просыпается совесть:
Я тяну из его тонких пальцев окурок.

Иногда он безумием просто дышит,
И не целится даже, в упор стреляя.
Но мне так наплевать на табак и крыши...
Не в затяжку – курение убивает.

Иногда он спасает мне день и совесть,
Не пытаясь заглядывать сильно в душу.
И тогда я ломаюсь. Свыкаюсь, то есть.
Без вопросов "а что ты там делал, в душе?"

Иногда, прикрывая придурку спину,
Забываю про вечный синдром одиночки.
Но бывает, боюсь, что во тьме и сгину.
Не пошёл бы ты, Серый. Не смайл, а точка.

Иногда... Иногда. Собираюсь с духом,
Запираюсь в сортире. Срываюсь сквозь зубы.
Ну и сука ты, Серый, с ухмылкой до уха.
Как наркотик, гуляющий в местных клубах.

Иногда, нет, всегда – да убить тебя мало.
Бесконечно беспечный курильщик пушек.
Ладно, похуй. Скитаться во тьме достало.
Если хочешь, давай, загляни в мою душу.


P.S. Заебал ты, Серый. В левом боку застряла очередная пуля. Шальная, как и ты. Пройдёт немного времени, я встану и надеру тебе задницу, невнимательный охуенный ушлёпок. А пока моё тело лежит мёртвым грузом у тебя на руках. И кто знает, в какую минуту во мне проснётся моё чудовище. Ну, так скажи, какого хуя тебе совсем не страшно?