Знаешь ли ты?

Валера неподвижно сидел на диване, абсолютно ничего не чувствуя. С тех пор как он ушёл, Русик не был в состоянии делать что-либо, кроме как сидеть в оцепенении. Он уставился в экран телевизора пустым взглядом, сидя рядом с Гру, смотревшим свою игру. Его новый бойфренд не обращал внимания на хоккейный матч регулярного чемпионата НХЛ, который так часто похищал его внимание ночью. Нет, он беспокоился о своём парне и его состоянии, в котором он, казалось, застрял после отъезда братца.

Он имел только призрачное представление о его переживаниях. Он сам был брошенным предыдущим любовником и знал, что такое боль. Но единственное, чего он не понимал, так это почему Русик отказался от желания жить, делать что-нибудь. То, что Валерка позволил брательнику иметь такую власть над собой, было выше его понимания.

Гру никогда не говорил с Валерой о нём после того дня. Понимая, что ему было больно настолько, что он даже не мог произнести его имя, он пустил ситуацию на самотёк. Он не был слеп к незначительным изменениям на следующий день, день его ухода, но Валерка ещё был прежним.

Первый месяц был кошмаром, и Гру надеялся, что ему больше не придётся переживать подобное. Первую неделю Русик не ел и едва ли покидал комнату. Он не мог пробиться к Валере. Он просто закрылся в себе. По истечении этих мучительных недель он медленно начал оживать, пыталась хоть как-то продолжать жизнь без Исмаэля, единственной истинной любви его жизни.

А ещё через несколько месяцев Валерик вернулся к рутине. Он не желал беспокоить своего бойфренда и друзей, поэтому прятал боль глубоко в себе, но, по-видимому, не очень хорошо. Парень делал свои повседневные дела, заботился о любовнике, как обычно, но он почти не разговаривал, а если и говорил, то это были односложные ответы. Валера никогда не делал ничего больше, чем чтение в своей комнате или вот такие редкие вылазки к Гру.

Валерке нравилось состояние оцепенения, только так он мог выжить. Если он позволит эмоциям просочиться сквозь его тщательно выстроенные стены, то просто рухнет под тяжестью агонии.

Валера никогда не думал, что родной брат сможет иметь над ним такую власть. Русик никогда не хотел, чтобы кто-то становился его стимулом пробуждения по утрам. Но, казалось, что так должно было быть. Исмаэль пленил его с самого раннего детства. Его мир изменился навсегда. Он был любовью всей его жизни, именно поэтому Валерка и существовал... Но Исми больше не хотел братика. Русик чувствовал такую боль, какую не пожелал бы даже злейшим врагам.

Боль понимания того, что он больше не любит его, боль, которую он раньше никогда не чувствовал. Хуже, чем боль от несостоявшейся спортивной карьеры, хуже, чем бесчисленное количество его грязных падений и гораздо хуже, чем ощущение яда изнасиловавших его подонков, растекающийся по венам.

Глядя вниз, Валера погладил шрам на коленке от ужасного падения на соревнованиях по бегу с барьерами. Он остался единственным напоминанием обо всём, о существовании некогда чемпиона по лёгкой атлетике. Русик уничтожил всё: каждый спортивный трофей и каждую фотографию, каждую безделушку, типа игрушек-талисманов. Никаких следов его спортивной карьеры или его самого. Он сдержал своё слово. Как будто бы он никогда не существовал.

Но мог ли Валера действительно забыть о брате? Также стереть из памяти все воспоминания о нём, как Русик сделал со своим спортивным прошлым. Братишка был его душой. О такой чистой, безграничной и страстной любви пишут только в книжках. За такую любовь можно отдать всё, можно отдать даже собственную жизнь. Или, как думал Валерка, отказаться от человечности, он был готов сделать это ради Исмаэля, чтобы жить с ним, пусть десять лет, но рядом с ним... Вечность... И, если быть честным с собой, то Русик по-прежнему мечтал быть рядом с ним, несмотря на то, что братец не любил его.

Кожа на ладонях была на несколько градусов холоднее, чем температура его тела, и от этого у Валерика исходила целая волна воспоминаний о времени, проведённым вместе. Он не думал, что сможет не вспоминать о его прикосновениях, чувствуя прохладную поверхность.

Холодная гладкая кожа рук Исмаэля была для него Раем. Его прикосновения всегда заставляли его кожу гореть, а кровь мчаться по венам быстрее. Валера хотел вернуть это чувство, прекрасно зная, что это никогда не случится.

От раздумий о нём его раны снова начали кровоточить, а сердце болезненно сжиматься с такой силой, которую мог принести только его уход. Это было похоже на ощущение ветра, проходящего сквозь открытую рану. Боль ужалила с такой силой, что он едва смог дышать. Валерка хватал ртом воздух, надеясь, что Гру не слышит его.

Русик не позволял себе думать о нём часто, потому что не хотел затеряться в мыслях о нём. Это было недопустимо. Потеря Исмаэля была слишком болезненной, и он знал, что время не излечит его раны. Так что думать о нём сейчас было похоже на тысячу ударов и так уже разбитого сердца.

Не желая, чтобы бойфренд видел агонию на его лице, Валера пожелал ему спокойной ночи и пошёл наверх. Гру смотрел вслед парня с грустью в глазах, желая забрать всю его боль. Но он знал, что не мог сделать ничего, чтобы исцелить его.

Валерка направился в ванную, приготовив одежду на работу, ещё одна ночь, наполненная криками и кошмарами. Он был расстроен, зная, что бойфренд переживал за него, и терпеть не мог, когда Гру просыпался на крик от его кошмаров каждую ночь, обнимая и успокаивая, пока Валеркины рыдания не стихнут. Но мужчина не мог контролировать свои сны. Видеть его в них снова и снова было настоящей пыткой, которой он не мог избежать.

Глядя на себя в зеркало, он не узнавал незнакомца, смотревшего на него. Это была измученная и истерзанная версия прежнего Валеры. В нём больше не было жизни: кожа стала прозрачно-белой, глаза пустыми и впалыми из-за отсутствия сна, а тело хрупким из-за недоедания. Дело было не в том, что он не хотел есть, а в том, что он не мог.

Его отсутствие сказалось на каждом аспекте его жизни: успеваемость снизилась, большинство из его друзей даже не разговаривали с ним, а отец даже пригрозил увезти его подальше отсюда.

Русик не мог заставить себя беспокоиться ни о чём из этого списка. Без Исмаэля ничто не имело значения. Жить не хотелось, если его не будет рядом, чтобы разделить с ним каждое мгновение. Конечно, Валера сам никогда не лишит себя жизни, но это не значило, что ему будет хорошо без него на этой земле.

Валерка распахнул дверь и, сделав пять шагов в комнату, застыл. Он уставился на свою кровать — там на его подушке лежали цветы и конверт. Был только один человек, который мог пробраться в его комнату, оставшись незамеченным. Исмаэль.

Сердце громко забилось, а дыхание спёрло. Русик чувствовал, как слёзы начинают жечь глаза.
«Что он здесь делает?» — подумал он, ведь брат сказал, что никогда не вернётся сюда.

Валера заставил себя сделать ещё пару шагов, приближаясь к кровати. Казалось, что всё вокруг него двигалось в замедленной съемке. Он поднял три цветка — кровоточащее сердце, цветок миндаля и розу. Так не похожи между собой, но так изящны. Прекрасны, без всяких сомнений. Стебли были аккуратно срезаны, цвета яркие и ни один лепесток не был присохшим. Только такие Исмаэль и мог оставить.

Он позволил слезам свободно течь по лицу, не решаясь вытереть их. Боль в его сердце стала терпимой, как будто оно знало, что он вернулся, чтобы исцелить раны. Даже если Русик не был нужен ему, он всё равно хотел его. Валерку переполняло счастье, чувство, которого он не знал со дня его ухода.

Он взял конверт, который был подписан просто «Валере» спереди. Его идеальный почерк он узнает везде.

Дрожащими руками Русик открыл его и вытянул содержимое. Развернув листок бумаги, он начал читать. Слова согревали его, как тёплое одеяло.

«Мой дорогой Валера!

Я уверен, что тебе интересно, почему я написал это письмо. Знаю, что пообещал никогда не возвращаться, что всё будет, словно меня никогда не существовало, но я больше не могу просто оставаться в стороне. У меня нет оправдания тому, что я оставил это бремя на тебя, но мне нужно выразить своё сожаление, скорбь и боль, которые я чувствую. Эти чувства проходят сквозь меня каждый день моей жалкой жизни. Это письмо — моя попытка попросить у тебя прощение.

Словами не описать, как много ты значишь для меня, мой Валерик. Только твоя любовь есть смысл моего существования, она дала мне надежду. Надежду, которой у меня не было до твоего появления в моей жизни. Тот факт, что такое великолепное существо смогло полюбить меня, был выше моего понимания. Я всегда поражался, что ты нашёл во мне. Я монстр, не заслуживающий такого счастья, которое чувствовал рядом с тобой. Но я всё равно принял это, потому что я — самое эгоистичное существо.

Тот день, когда я оставил тебя, был самым мучительным в моей жизни, даже более болезненным, чем наш первый урок любви. Ранив тебя, я совершил самый ужасный поступок в своей жизни. Боль, которую я чувствовал каждый день, могла затмить только боль при мысли о потери тебя тогда в топях Псковщины, тот день будет преследовать меня вечно.

Я не смог просто пережить те страдания и боль, что я принёс тебе. Быть без тебя — это слишком много, чтобы вытерпеть. Без тебя моя жизнь не имеет смысла, у меня нет цели. Моё сердце болит, желая быть с тобой каждую секунду дня, хоть на мгновение. Каждая частичка моего сердца разрушена настолько, что может пройти сквозь ушко иглы.

Я солгал, когда говорил, что больше не люблю тебя. Это худшая ложь, которую я когда-либо произносил. Чистое кощунство. Это самый ужасный момент в моей жизни. Выражение боли на твоём лице и понимание, что это из-за меня, почти сломили меня. То, что ты так легко мне поверил, что сомневался в моей любви, шокировало меня. Я не думал, что у тебя так мало веры в мои чувства к тебе. Это больнее всего.

Мне нужно, чтобы ты знал, что моя любовь к тебе не угасала ни на минуту. Это огонь, который никогда не погаснет. Даже если я умру, моя любовь останется со мной, она никогда не умрёт. Я любил тебя тогда и люблю сейчас. Всегда буду любить. Никогда не сомневайся в моей любви. Больнее всего было убедить тебя в обратном. Это боль, которую я никогда не забуду и вина, которую никогда не смогу искупить.

Моя любовь к тебе настолько сильна, что я сходил с ума, оставляя тебя. Инцидент в твой день рождения стал переломным моментом. Мысль о возможности потерять тебя была душераздирающей, но потерять тебя по своей вине — это то, что я не смогу пережить. Я не могу потерять тебя, потому что мой мир не безопасен для нашей любви. Я не мог быть причиной твоей возможной гибели.

Я сказал тебе, что мог вынести страдания от нахождения вдалеке от тебя, пока это значит, что ты в безопасности. Моя любовь к тебе была и остаётся настолько сильной, что я ушёл, чтобы дать тебе шанс на нормальную жизнь. Независимо от того, сколько боли это принесло мне, я должен был оставить тебя. Ты достоин нормальной жизни, без меня и сложностей, которые я приношу. Ты заслуживаешь всё, что только можно взять от жизни. Всё, что Я не мог дать тебе.

Я надеялся, что ты забудешь обо мне и пойдёшь дальше. Может быть, найдёшь любящего мужчину и создашь счастливую семью. Мне больно осознавать, что я никогда не мог дать этого тебе. Я так сильно хотел бы подарить тебе семью, которую ты заслуживаешь. Но это не в моих силах. И как бы я ни хотел, чтобы ты забыл обо мне, эгоистичная часть меня надеется, что ты не сделал этого.

Я думал, что был достаточно сильным, чтобы держаться от тебя подальше и дать возможность жить нормальной жизнью, но теперь понимаю, что просто не способен на это. Я не могу жить без тебя рядом со мной. Я скучаю, как цветок по солнцу в разгар зимы. Моё сердце твердеет, я как будто заморожен.

Я молюсь, чтобы ты не пошёл дальше, потому что тогда есть кусочек надежды, что ты можешь любить меня. Я с удовольствием буду молить тебя о прощении остаток своих дней, если ты дашь мне второй шанс. Знаю, что не заслуживаю этого, и не буду винить, если ты прогонишь меня, но клянусь, что потрачу вечность, доказывая, что я достоин твоей любви, если ты дашь мне шанс.

Ты всё для меня. Ты моя жизнь, моё сердце, моя причина существования. Я не верю, что существо вроде меня может иметь душу, но теперь я знаю, что у меня есть она. Это ты. Ты — моя душа. Ты суть всего хорошего и чистого во мне. И без своей души, без тебя, моя жизнь не имеет никакого смысла. Я просто брожу в темноте. Я ничто.

Надежда не покидает меня дни и ночи. Надежда, что ты, твоё сердце сможете дать мне ещё один шанс. Я так долго ждал возможности почувствовать тебя в своих объятиях. Возможности смотреть на твоё красивое лицо. Не проходило и дня, чтобы я не скучал по ощущению тебя в своих руках, прикосновению кожи, ощущению твоих губ и твоих поцелуев. Ты всегда был моей лучшей частью.

Моя любовь к тебе непоколебима и никогда не умрёт. У тебя всегда было моё сердце, Валер. Я оставил его с тобой в тот день, и оно никогда не будет принадлежать кому-то другому. Я оставляю решение за тобой. Если ты считаешь нужным позволить мне вернуться в твою жизнь, оставь окно открытым ночью. Если же ответ «нет», то закрой его. Я не буду винить тебя за твоё решение. Я знаю, что сделал тебе больно. С этим знанием я живу каждый день. И ты никогда не будешь знать, как мне жаль. Я жду твоего прощения... просто надеюсь. Я люблю тебя, Валера Русик, навечно.

Твой Исмаэль».

Исмаэль ждал под окнами спальни Валеры на втором этаже. Он мог слышать, как тело брата сотрясалось от рыданий. Валеркина агония разрывала его, и он чуть не заплакал сам. Он не знал, сможет ли он простить его и, конечно, не стал бы его винить, если бы братик не смог. Но Исмаэль понял за те несколько месяцев, что его уход был самой большой ошибкой в его жизни. Он больше не мог жить без него, как человек без воздуха. Братишка был его воздухом, причиной того, что он жил каждый день.

Он не посмел войти в комнату братца, не зная, хочет ли он вообще его видеть, но он просто должен дать ему знать о своих чувствах, поэтому оставил письмо. Он только надеялся, что брат примет его обратно.

Вместе с письмом он оставил три цветка — розу, цветок миндаля и кровоточащее сердце. Он не знал, сможет ли Валерка понять их смысл, но для Исмаэля они просто кричали. Роза — в знак его вечной и запретной любви к единственному брату, цветок миндаля — как надежда на будущее, и кровоточащее сердце в знак сожаления о содеянном. Глубокого сожаления за всю причинённую боль.

Исмаэль никогда не испытывал такой боли раньше. Как только он потерял его из виду в тот день, то просто рухнул на землю, его тело содрогалось от сухих рыданий. Он никогда не чувствовал чего-то столь мучительного и знал, что эта боль никуда не уйдёт. Она останется с ним навсегда. И она только усилилась, дни превратились в недели, а недели в месяцы.

Он почти ни с кем не встречался, скрываясь в своей квартире, больше похожей на лачугу. Оставив семью, после того, как покинул Валеру, он не возвращался и не отвечал на телефонные звонки. Жизнь казалась ему бессмысленной без Валерки рядом.

Каждый день с его ухода он вёл внутреннею войну, сражаясь сам с собой. Думал — возвращаться к любимому или нет. Рациональная сторона говорила, что брату будет лучше так, но эгоистичная сторона убеждала вернуться к братику. Мысль о возвращении к Валере была так заманчива. Но он не мог поступить с ним так. Он должен быть достаточно сильным, чтобы держаться в стороне, храня его в безопасности.

Каждый день он вёл борьбу с самим собой. Он знал, что без братишки его жизнь уже не будет прежней никогда, и он не хотел видеть, во что превратится. Русик был его спасением, его домом, и он уже не был в силах держаться в стороне.

Исмаэль присел на корточки на сырой земле под домом, гадая, откроет ли он ему окно. Хоть он прекрасно понимал, что не заслуживает прощения.

Он подошёл ближе к свету в окне, готовый ждать всю ночь, если потребуется, но вдруг застыл на месте. Он смотрел на второй этаж дома брата, где была комната Валерика.

Увиденное было маяком для него, он звал его домой к любви всей его жизни. Он простил его. Он даёт ему ещё один шанс. Это самое прекрасное, что он когда-либо видел.

Открытое окно.

Прости мне эти краски сентября,
Ударившие резко по глазам.
Беспомощные листья догорят,
Отвергнутые ветром к небесам.

Прости меня за утро в холодах,
Запрятанное в складках простынёй.
За шрамы на истоптанных ногах,
Добытые на поисках огней.

Прости меня за то, что я любил,
За то, что понимал твою печаль.
За то, что до последних рваных жил
Мечтал. Я за двоих всегда мечтал.

Прости. Тебя так трудно уберечь.
От страхов, от безумия в чертах.
От гения, что мог тебя поджечь,
И пепла не оставив на руках.

Прости меня за лезвие войны,
Отрезавшее нас от наших дней.
За то, что я давно и безвозвратно мёртв,
Как прочие безумные сыны.
За то, что ты (живя) ещё мертвей.